Текст книги "Загадка женственности"

Автор книги: Бетти Фридан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

6. Функциональное замерзание, феминный протест и Маргарет Мид

Пер. Н. Цыркун

Вместо того чтобы способствовать разрушению вековых предрассудков, ограничивавших сферу женской жизнедеятельности, американская общественная наука придала им академический блеск. Какими-то неисповедимыми путями бытия в психологии, антропологии и социологии, приданные стать инструментами освобождения женщин, пропадают невостребованными, оставляя эту проблему за пределом своей применимости.

В течение последних десятилетий разогретые фрейдисткими идеями психоаналитики, антропологи, социологи и другие специалисты, изучающие человеческое поведение, регулярно встречались на семинарах и конференциях, которые организовывались в многочисленных университетских центрах. Казалось бы, такой квадратно-гнездовой способ изучения должен дать великолепные плоды, но вопреки ожиданиям он породил весьма странные гибриды. Как только психоаналитики взялись за пересмотр фрейдовских понятий, например «орального» или «анального» типа личности в свете выявленных новейшей наукой сведений о культурных процессах, происходивших в Вене в эпоху Фрейда, антропологи устремились к Южным морям, чтобы выявить среди аборигенов «оральные» и «анальные» типы. Вооруженные психоэтническим инструментарием для полевых исследований, антропологи практически всегда находили то, что искали. Не пытаясь уточнить или скорректировать натяжки и перегибы фрейдовской теории, Маргарет Мид и другие пионеры культурной антропологии усугубили ее грехи, вогнав собственные наблюдения в ее прокрустово ложе. Однако но само по себе не произвело бы такого сакраментального практического эффекта, если бы американский ученый мир не постигло всеобщее помешательство, известное под названием функционализма.

Функционализм, впитавший соки культурной антропологии и социологии, пышным цветом расцвел на почве такой прикладной области, как обучение правилам семейной жизни. Вознамерившись придать социальным наукам большую научную строгость, функциональный подход привил им заимствованную из биологии идею изучения «институтов», как если бы они являлись костями скелета или мускулами, то есть, в соответствующей терминологии, «структурами» и «функциями» социального организма. Принимая во внимание исключительно функции того или иного института в обществе, функционалисты надеялись, что таким образом избавятся от «ненаучности», свойственной ценностным суждениям. Однако на практике функционализм стал больше походить не на строгую науку, а на словесную эквилибристику. Типовое суждение «функция состоит в том, чтобы…» приобрело в результате вид «функция должна состоять в том, чтобы…». Социологи не узнавали в обличье функционализма своих заблуждений, так же как психологи не узнавали своих в оболочке фрейдизма. Абсолютизируя и сакрализируя общее понятие «роль женщины», функционалисты заморозили американку, превратили ее в спящую красавицу, ожидающую прекрасного принца за чертой магического круга, отделившего ее от кипящей рядом жизни.

Социологи обоего пола, во имя функционализма заточившие женщину в неприступную башню, стали вместе с тем участниками того процесса, который я назвала бы «феминным протестом». Если существует такое явление, как «маскулинный протест» – а функционалисты унаследовали от психоаналитиков взгляд на женщину как на существо, завидующее мужчине и желающее быть мужчиной, отрицающее свою женскую суть и становящееся на этом пути «святее папы», – то современным вариантом этого явления выступает «феминный протест», осуществляемый и мужчинами, и женщинами: отрицание подлинной природы женщины в ее настоящем виде и желание видеть женщину более женственной, чем она есть в реальности. В крайней своей форме «феминный протест» – это средство защиты женщин от опасностей истинного равноправия полов. Однако чего ради социолог, принимая на себя божественные функции манипулятивной власти, берется уберечь женщин от мук, сопряженных с достижением зрелости?

Протекционизм нередко и в прошлом приглушал стук дверей в большой мир, захлопывающихся перед лицом женщины; затушевывал безобразие предрассудка, даже выступающего в ипостаси науки. Если старомодный дед ворчал на свою Нору, изучавшую математику, чтобы стать физиком, и приговаривал, что, мол, место женщины в доме, то Нора смеялась ему в ответ, напоминая, что на дворе двадцатый иск; зато теперь ей уже не до смеха, когда популярный профессор-социолог, книга Маргарет Мид или новейшее двухтомное издание о женской сексуальности убеждают ее в том же самом. Сложный, туманный язык функционалистов, фрейдовский психоанализ и культурная антропология с успехом камуфлируют факт, что в основе их теорий покоится та же ветхая догма, которой придерживался ее дедушка. Нора улыбнулась бы, читая послание королевы Виктории, датированное 1870 годом: «Мы глубоко озабочены увеличением числа тех, кто устно или письменно склоняется к безумию порочного движения за женские права со всеми сопутствующими ему ужасами, к которым склонен бедный слабый пол, забывая о самой сути женских чувств и природы. Это обстоятельство приводит нас в негодование, с которым мы бессильны справиться. Господь создал мужчин и женщин разными – так пусть же каждый из них пребудет самим собой». Но строки из книги «Современный брак» не вызовут у Норы улыбки: «Мужской и женский пол взаимно дополняют друг друга… Ни один из них не является высшим или низшим. Тот и другой должны рассматриваться в границах их функций. Вместе они образуют функциональное единство. Один без другого не полон. Они дополняют друг друга… Если же мужчины и женщины начинают заниматься одним и тем же видом деятельности или выполнять единые функции, взаимодополняющие отношения могут разрушиться».

Эта книга была опубликована в 1942 году. Студентки изучали ее десятилетиями. Включенные в курс социологии трактаты «Брак и семейная жизнь» или «Адаптация к условиям жизни» дают рекомендации такого, например, рода: «Нельзя отрицать, что мы живем в реальном мире, мире настоящего и ближайшего будущего, который несет на себе печать прошлого; в мире, где сильны традиции былого, где нравы и обычаи оказывают более радикальное воздействие, чем наука; в мире, где большинство мужчин и женщин вступают в брак, а большинство замужних женщин – домохозяйки. Рассуждения на тему о том, что было бы, если бы традиции и нравы коренным образом изменились, или же о том, какова будет жизнь в 2000 году, любопытны как умственная гимнастика, но они ни в коей мере не помогут молодежи адаптироваться к неизбежному и сделать счастливее свою семейную жизнь».

Разумеется, упоминаемая здесь адаптация к неизбежному игнорирует стремительность, с какой нынче меняются условия жизни, а заодно и тот факт, что девушки, которые сегодня начнут адаптироваться в соответствии с указанными рекомендациями, в 2000 году будут еще в расцвете сил. Функционализм исключает из рассмотрения какие-либо различия между мужчинами и женщинами, кроме тех, которые некогда были раз и навсегда установлены. И если девушка (вроде нашей Норы) пожелает сделать карьеру, функционалист подымет предупреждающий перст: «Впервые в истории юные американки массовым порядком задаются вопросом: должна ли я добровольно обречь себя на незамужнюю жизнь, предпочитая ей профессиональную карьеру? А может быть, устроить себе праздник, а потом выйти замуж и принять все обязанности по дому и долг материнства? Или попытаться совместить брак и карьеру?.. Подавляющее большинство замужних женщин – домохозяйки… Нет ничего плохого в том, что молодая женщина находит адекватный путь самовыражения через карьеру, а не в замужестве. Однако ступающие на эту дорогу девушки не всегда учитывают, что далеко не всякая профессия предоставляет возможность для самовыражения. Кроме того, часто забывают и о том, что лишь немногие женщины (как, впрочем, и мужчины) располагают тем содержанием, которое нуждается в выражении».

Ознакомившись со всей этой аргументацией, Нора остается с бодрящим ощущением, что, выбирая карьеру, она обрекает себя на незамужнее существование. Если у нее еще сохраняются иллюзии насчет возможного совмещения карьеры и брака, функционалист их развеет: «Кто из нас способен… успешно совмещать две профессии? Очень немногие. Это удается лишь исключительным личностям, но отнюдь не малым сим. А совмещение супружества и домашней работы с профессиональной деятельностью трудно вдвойне, поскольку эти занятия требуют совершенно разных способностей. Для успеха в личной жизни необходимо самоотречение, для успеха в профессии – полная поглощенность ею. Первое требует умения уступать, второе – духа состязательности. Гораздо больше шансов обрести счастье там, где муж и жена взаимно дополняют друг друга, а не дублируют несвойственные им функции».

И если Нора продолжает все-таки испытывать сомнения по поводу того, стоит ли ей жертвовать профессиональными амбициями, она получит такой рациональный совет: «Хорошая домохозяйка обязана обладать знаниями в области воспитания детей, украшения жилища, кулинарии, диетологии, пищеварения, психологии, физиологии, общественных отношений, моды, сантехники, ведения дома.; гигиены и во многих других областях.:. Она не однобокий специалист, а многогранный эрудит;.. Молодая женщина, решившаяся посвятить себя домашнему хозяйству, именно его сделав своей профессией, не будет страдать от комплекса неполноценности… Не зря говорят, что мужчины делают хорошую карьеру, когда женщины обеспечивают им надежный тыл. Женщины освобождаются от необходимости зарабатывать на жизнь и благодаря этому могут посвятить себя «крайне важному делу – ведению домашнего хозяйства, в то время как муж добывает хлеб насущный. А добытчик и хранительница очага вместе создают уникальный и взаимодополняющий союз».

Процитированное выше руководство по устройству семейной жизни – не самое утонченное из научных трудов на эту тему. Нетрудно обнаружить, что аргументация тут не вполне убедительна. Но вообще доктрина функционализма поголовно заразила американских социологов, включая тех, кто формально не причислял себя к ее сторонникам. В колледжах повсеместно читают курс по Талкотгу Парсонсу «Анализ ролей обоих полов в социальной структуре Соединенных Штатов», не предусматривающий для женщин никаких иных ролей, кроме роли домохозяйки с присущими ей свойствами «домашности», «привлекательности» и «хорошего партнерства».

«Не будет натяжкой сказать, что только в крайне исключительных случаях взрослый человек может уважать себя и быть уважаемым другими, если не «зарабатывает на хлеб» в рамках общественно признанной социальной роли… В том случае, если речь идет о женщине, ситуация в корне меняется… Основа жизненного статуса женщины – это роль жены своего мужа, матери его детей».

Парсонс, авторитетнейший социолог, ведущий теоретик-функционалист, точно указывает на источники напряжений в этой «сегрегации сексуальных ролей». Он полагает, что «домашний» характер роли женщины «умаляет ее значимость до того уровня, где она едва ли приближается к полноценному для деятельного индивида занятию»; что «привлекательность» «неизбежно ассоциируется с молодым возрастом» и в результате «возникает серьезная напряженность в связи с адаптацией к старению»; что «хорошее партнерство», предполагающее развитие разнообразных умений и участие в общественной жизни общины, «страдает от ощущения недостаточно узаконенного статуса… и успешно осуществляется только теми, кто обладает незаурядной инициативностью и высоким интеллектом, позволяющими хорошо адаптироваться в этом направлении». Парсонс отмечает: «Понятно, что у зрелой женщины ее роль вызывает ощущение неблагополучия, которое проявляется в широко распространившемся невротическом поведении». Но тут же он предупреждает: «Возможно, это толкнет женщину на следование мужской ролевой модели, и она станет искать профессию в области, где она могла бы соперничать с мужчинами своего круга. Но, несмотря на заметный прогресс эмансипации, традиционно домашний образ жизни женщины пока практически не изменился. Однако вполне очевидно, что увеличение масштаба перемен в этой сфере повлечет за собой глубокие изменения в структуре семьи».

Подлинное равноправие мужчины и женщины нарушает функциональный баланс; желаемое равновесие можно сохранить лишь в том случае, если жена и мать занимается только домом или по крайней мере, имея какое-то занятие за его стенами, не стремится сделать карьеру, которая профессионально уравняла бы ее с супругом. Таким образом, Парсонс считает сегрегацию по половому признаку «функциональной», то есть обеспечивающей стабильное существование (социальной системы, которая и является для специалиста предметом особой заботы: «Абсолютное Равенство возможностей явно несовместимо с духом партнерства, без которого семья немыслима… Женщины, работающие вне дома, как правило, занимают менее престижные должности, нежели мужчины их класса. В соответствии с их природой общество отводит им лишь роль «обрамления» мужского мира… Эта функция обусловливает ее местоположение в структуре семьи».

Даже такой выдающийся социолог, как Мирра Комаровски, сделавшая блестящий анализ того, как девушки учатся «играть роль женщины», не избежала налета функционализма: она тоже как само собой разумеющееся принимает в качестве точки отсчета приспособление к существующему порядку вещей. Ограничивать область функционирования индивида в том или ином социальном институте, игнорируя альтернативные возможности, – значит оправдывать все виды неравенства и несправедливости истеблишмента. Неудивительно, что социологи начинают видеть свое назначение и том, чтобы помочь индивиду при адаптации к своей роли и существующей системе.

«Социальный порядок обеспечивается только благодаря тому, что огромное большинство так или иначе приспособилось к своему месту в обществе и выполняет те функции, которые общество возлагает на своих членов… Различия в воспитании людей разных полов… обусловливаются, очевидно, соответствующими ролевыми функциями, которые им предстоит выполнять, став взрослыми. Будущая домохозяйка готовится именно к этой роли, а мальчик, готовясь к своей, занимается сезонной или почасовой работой, культивирует в себе независимость, умение руководить, напористость и привычку к состязательности». В словах М. Комаровски явственно сквозит понимание опасности, которую таит в себе «традиционное воспитание» девочек: оно не закладывает и них «стремления к независимости, поиску собственных внутренних резервов, к самоутверждению в той степени, в какой этого требует жизнь». Тем не менее она спешит с предостережением: «Но если родители, хотя и обоснованно (sic!), считают некоторые слагаемые женской ролевой функции слишком малозначительными, пренебрегая этими сторонами воспитания, они рискуют поставить будущую женщину вне принятых в обществе норм… Шаги, которые родители обязаны сделать, чтобы подготовить дочерей к существованию в нынешних социально-экономических условиях и в семье, неизбежно воспитают в них некоторые притязания и привычки, которые будут мешать исполнению ими чисто женских ролей в том виде, в каком это требуется временем. Сам факт получения образования, благодаря которому женщина становится мозговым центром семьи и вообще своего окружения, подготавливает конфликт ее индивидуальных интересов с рутинными домашними обязанностями… Культивирование в женщине такого рода интересов и развитие ее способностей противоречат современному пониманию женственности».

И дальше М. Комаровски приводит пример. Девушка мечтала стать социологом. У нее был жених, военный, не хотевший, чтобы жена работала. И она надеялась на то, что ей не удастся найти хорошую работу по специальности. «Неинтересная работа, думала она, поможет ей безболезненно пойти навстречу желаниям будущего супруга. И вот, не считаясь с собственными интересами, она поступила на какую-то заурядную службу. Правильно ли она сделала? Приговор вынесет время. Тут будет взаимодействовать множество факторов: вернется ли с боевого задания ее жених, состоится ли брак, сможет ли муж содержать семью без ее помощи, не вернутся ли к ней девичьи мечты о социологии, не пожалеет ли она о сделанном выборе… В данный момент наиболее приспособлена к жизни та девушка, которая достаточно успешно заканчивает школу, но без особого блеска… которая проявляет определенные способности, но не в новых для женщины областях, твердо стоящая на ногах и умеющая себя прокормить, но не притязающая на уровень доходов, которого достигают мужчины, способная хорошо выполнять свои обязанности, но не отдающаяся своей профессиональной деятельности без остатка».

Таким образом, ради соответствия принятому в обществе пониманию женственности (к которому, по-видимому, сама Мирра Комаровски не испытывает пиетета) она склоняется к той же инфантилизации американки, отмечая только, что одним из непредвиденных обстоятельств этого явления становится болезненность перехода от роли дочери к роли супруги. «Важно отметить, – пишет она, – что чем инфантильнее женщина, чем меньше способна принимать самостоятельные решения, чем зависимей в поведении от родителей и чем более привязана к ним, тем труднее ей впоследствии приспособиться к условиям существования в роли домохозяйки. Возможно, правда, что укорененное в ней в результатом такого воспитания чувство тотальной зависимости она перенесет на мужа, с готовностью приняв на себя роль жены и матери патриархального типа».

М. Комаровски Приводит многочисленные примеры, показывающие, что девушки-студентки инфантильнее, зависимее от взрослых и больше к ним привязаны, чем юноши. Однако в ее сочинениях мы не находим свидетельств того, что при рождении новой семьи гораздо больше проблем возникает со стороны родителей жены, а не мужа. А ведь имея на руках такого рода данные, социолог-функционалист чувствовал бы себя гораздо увереннее, рассуждая о большей степени инфантильности девушек, чем юношей!

Функциональный подход оказался для американских социологов чрезвычайно удобным. Они, разумеется, честно описывали факты «как они есть», но не испытывали при ном неловкости за то, что факты не складываются в стройную теоретическую систему, как и за то, что им не приходится искать скрытую в толще этих фактов истину. Они были избавлены от необходимости формулировать вопросы и отпеты, которые неизбежно привнесли бы в их сочинения противоречивость (а таковая ныне в академических кругах, да п во всей Америке, не в чести). Они как бы имели дело с вечным настоящим и строили свои размышления на отрицании возможности будущего, которое отличалось бы от прошлого. И конечно, такого рода построения могли быть актуальными лишь до той поры, пока это «будущее» не изменилось самым радикальным образом. Ч. П. Сноу заметил как-то, что все ученые, как и сама наука, ориентированы на будущее. Под знаменем функционализма ученые оказались настолько ориентированными на настоящее, что совсем забыли про будущее. Их концепции гальванизировали старые предрассудки и препятствовали переменам.

Социологи и сами вынуждены были признать, что функционализм завел их в тупик и ничего, в сущности, не добавил к нашему знанию. Кингсли Дэвис в своем президентском обращении на сессии Американской социологической ассоциации в 1959 году, которое он озаглавил «Миф о функциональном анализе как методе социологии и антропологии», подвел такой итог: «Вот уже свыше тридцати лет метод функционального анализа дебатируется в социологических и антропологических кругах… Если в прошлом он представлял собой некую научно-стратегическую ценность, то теперь он становится скорее тормозом, чем двигателем научного прогресса… Он пасует перед изменениями в общественной жизни, ибо, по определению, его предметом является статичное общество».

К сожалению, именно исследования в области женских проблем сильнее всех испытали влияние функционализма. В эпоху величайших сдвигов в традиционном женском образе жизни, когда образование, естественные науки и гуманитарные дисциплины должны были бы помочь женщинам преодолеть трудности приспособления к новым условиям жизни, функционализм воздвиг на этом пути преграды, пытаясь превратить «то, что есть», и «то, что было», в «то, что должно быть». Во имя догм функционализма или же из личных научных амбиций сторонники «феминного протеста», по сути дела, захлопнули перед женщинами двери в будущее. В заботах об адаптации была забыта та истина, что речь-то все время шла о приспособлении женщин к неполноценному существованию. Отвергнув фрейдовский постулат «анатомия – это судьба», функционалисты нашли опору в другом ограничивающем притязания женщин определении: женщина – это то, что говорит о ней общество. При этом надо учесть, что полем исследования большинства функционалистов-антропологов были примитивные общества, в которых судьбу женщин определяла анатомия.

Самой влиятельной фигурой, оказавшей наибольшее воздействие на умы и судьбы современных женщин, стала сторонница функционализма и «феминного протеста» Маргарет Мид. Ее многочисленные книги и статьи сыграли огромную роль в жизни и моего поколения, и предыдущего, и того, что шло за нами. Она стала символом американской женщины-мыслительницы. За три с лишним десятилетия она написала тысячи страниц, начиная с исследования «Взросление на Самоа» и кончая статьями в «Нью-Йорк тайме мэгэзин» и «Редбук». Преподавательская деятельность в университетах и средних школах, где девушки самых разных специальностей слушали ее курсы по антропологии, социологии, психологии, воспитанию детей и семейной жизни, популярные статьи в женских журналах и воскресных приложениях, которые читали женщины и девушки всех возрастов, сделали ее незыблемым авторитетом во всех слоях американского общества.

Ее влияние носило парадоксальный характер. Разгадка тайны женственности, видимо, востребовала от Маргарет Мид ее знания бесконечного разнообразия моделей сексуальных отношений и пластичности человеческой натуры, знания, основанного на исследованиях различий пола и темперамента, которые она обнаружила в трех примитивных обществах– арапешей, где мужчины и женщины были «феминны» (имеется в виду материнский тип поведения и сексуальная пассивность); мундугуморов, где мужчины и женщины одинаково агрессивны и активны в половой жизни, то есть «маскулинны»; и чамбули, где женщины выступают доминирующими безличными партнерами, а мужчины – менее ответственными и эмоционально зависимыми лицами. «Традиционно относимые к феминным свойства темперамента, такие, как пассивность, чуткость, готовность нянчиться с детьми, в одном племени могут оказаться присущими маскулинному типу поведения, а в другом считаться ненормальными как для женщин, так и для мужчин. Таким образом, основа для связывания этих поведенческих черт с половой принадлежностью размывается, – пишет М. Мид. – Судя по результатам наблюдений, можно заключить, что многие, если не сказать – все, личностные качества, которые мы обозначали как феминные или маскулинные, так же слабо связаны с полом, как одежда, манеры, прически, то есть являются внешними и легко изменяемыми признаками, которые общество в тот или иной момент соотносит с определенным полом».

Казалось бы, от этих выводов, сделанных на основе антропологических наблюдений, Маргарет Мид остался один шаг к новому пониманию женщины, которая наконец полностью осознала бы свою роль в обществе, к логическому отказу от господствующего в обществе искусственного деления по половому признаку в пользу признания главными индивидуальных способностей. И близкие к такому пониманию вещей высказывания не раз проскальзывали в ее сочинениях. Вот, например: «Там, где писательская деятельность считается обычной профессией, которой с равным успехом занимаются представители обоих полов, индивиды, обладающие необходимыми способностями, уже не могут быть отлучены от этого занятия из-за принадлежности к тому или иному полу, да и сами могут не подвергать сомнению собственное соответствие представлениям, связанным с тем или иным полом. Именно здесь можно найти основополагающие принципы проекта построения общества, которое учитывало бы не искусственные, а реальные различия его членов. Нужно признать, что за поверхностным делением людей по признакам расы и пола скрываются одинаковые потенциальные возможности, передающиеся из поколения в поколение, но пропадавшие втуне, потому что общество не предусматривало условий для их реализации. Точно так же, как общество позволяет ныне всем своим членам, невзирая на пол, заниматься искусствами, оно должно дать дорогу разнообразным проявлениям темперамента лиц обоего пола. Следует отказаться от вечных попыток заставлять мальчиков драться, а девочек – проявлять послушание или же поощрять к драке всех подряд. Ни один ребенок не должен принуждаться к следованию какой-либо модели поведения; необходимо существование множества таких моделей, и каждый индивид должен иметь возможность выбрать для себя ту из них, которая более всего отвечает его наклонностям».

Однако, несмотря на такие заявления, Маргарет Мид не проявила на этом пути последовательности. Напротив, чем дальше, тем настойчивее восславляет она женщину в ее традиционной роли, обусловленной биологической природой и половой функцией. Подчас она упускает из виду даже собственное утверждение о пластичности человеческой личности и ищет поддержки во фрейдизме с его биологическим детерминизмом и радикальной установкой «анатомия – это судьба». А потом вновь возвращается к рассуждениям в духе функционализма: хотя потенции женщины велики и разнообразны, все же лучше придерживаться сексуально-биологических ограничений, наложенных культурой. Нередко соображения того и другого рода соседствуют в сочинениях Мид на одной и той же странице и сопровождаются предостережением об опасностях, которые подстерегают женщину при попытках реализовать свой человеческий потенциал в обществе, где господствуют мужчины. «Различие полов, – пишет она, – важнейшая из основ, на которых строится разнообразие человеческих культур, обеспечивающих достоинство человека и стабильность его существования… Одно и то же качество может приписываться то одному полу, то другому. Вчера считалось, что особенно уязвимы мальчики и именно они требуют чрезвычайной заботы, а сегодня мы слышим то же самое о девочках… Одни полагают, что женщины слишком хрупкие существа для труда на открытом воздухе, другие утверждают, что они обладают большей выносливостью… В некоторых религиях, включая европейские, женщинам отводят в религиозной иерархии подчиненную роль, в других выстраивают символические отношения со сверхъестественным миром на символическом присвоении мужчинами женских биологических функций… Имеем ли мы дело с житейскими мелочами или жизненно важными вещами, с пустяками, украшающими быт, или понятиями, определяющими место человека во вселенной, – везде мы находим великое разнообразие способов ролевого поведения, определяемого половой принадлежностью.

Нам неизвестна ни одна культура, которая бы со всей определенностью заявляла о каких-либо различиях между мужчинами и женщинами, кроме того способа, каким они осуществляют функцию продолжения рода. Во всех других отношениях все они – люди, обладающие разными способностями, ни одна из которых не может быть приписана исключительно одному полу.

Так что же это за норма, которую мы не осмеливаемся оспаривать, ибо она впитана нами с молоком матери? Возможно, она просто удобна обществу и настолько оправдала свою целесообразность, что было бы глупой расточительностью отказаться от нее? Считается, например, что благодаря этой норме, в условиях разделения родительских функций, легче производить на свет и выкармливать детей, учить их ходить, одеваться и вести себя соответственно полу, специализируясь в разных сферах деятельности».

А вот еще цитата. «Зададимся вопросом: какие потенциальные возможности таит в себе половое различие? Каким образом созидательные амбиции мальчиков стимулирует испытанный ими в детстве шок при известии, что им не дано родить ребенка? А каков механизм ограничения амбиций девочек, который якобы срабатывает в связи с тем, что их половая принадлежность не столь рано и очевидно проявляется, как у мальчиков, а потому они стремятся к получению некой компенсации, но эта тенденция увядает еще до наступления половой зрелости? В обоих случаях речь идет о компенсаторных механизмах; а есть ли здесь какие-либо потенции позитивного свойства?»

Приведенные выше пассажи из книги «Мужчина и женщина», ставшей краеугольным камнем мистификации женственности, свидетельствуют о фрейдистской ориентации Маргарет Мид, которую она пытается слегка закамуфлировать, формулируя свои постулаты в вопросительной форме. Дело в том, что, положив в основу подхода к исследованию культуры и личности половые различия и утверждая, что движущей силой личности является сексуальность (как говорил Фрейд), более того, будучи в качестве антрополога осведомленной в том, что не существует единого для всех культур понимания половых различий, за исключением одного– прокреативной функции, она неизбежно пришла к тому, что именно это биологическое отличие – репродуктивная роль – заняло главенствующее место в ее понимании женской индивидуальности.

Маргарет Мид не скрывала, что после 1931 года в ее интеллектуальный багаж вошла фрейдистская терминология, пользуясь которой она проводила свои полевые исследования. Формулируя результаты наблюдений на фрейдистском языке, она сравнивала «созидательные продуктивные качества на которых строится здание цивилизации», с пенисом, а женскую творческую способность уподобляла «пассивной восприимчивости» вагины.

«Размышляя о мужчинах и женщинах, – писала она, – я начала бы с их различия в процессе репродукции. Каким образом отражается распределение ролей в продолжении рода на различиях функций, способностей, восприимчивости, уязвимости обоих полов? Каким образом сказывается тот фактор, что участие мужчины в репродуктивном акте одномоментно, а у женщины оно занимает девять месяцев вынашивания, а потом еще несколько месяцев кормления грудью? Какова самостоятельная значимость каждого из полов самого по себе, а не в качестве дефективного варианта другого?

В современном мире, где все носят одежду, скрывающую тело, а отдельные его части символически обозначаются с помощью вещей-знаков – трости, зонтика или сумочки, – непосредственное представление о человеческом теле теряется. Но в среде примитивных народов, где женщины носят травяную юбочку, мужчины прикрываются кусочком дубленой кожи, а дети бегают голышом, язык тела оказывается важнейшим средством коммуникации. В нашем же обществе изобретаются специальные терапевтические средства, заглушающие травмирующие воспоминания о том, как человеческое тело и функционирование его органов формировали индивидуальное мировосприятие».