Текст книги "Райская сделка"

Автор книги: Бетина Крэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

Через некоторое время они спустились вниз с усталыми лицами. За ними следовал Чарли, который жаловался, что он чувствует себя так, как будто с него содрали кожу. Но выглядел он уже вполне приемлемо. Вскоре он уже купался в комплиментах Кейт и Уитни и находил некоторую выгоду от того, что одет в «джентльменское» платье. Когда они направились обедать, он заметил, как Маделайн поспешно отвернула голову, избегая его взгляда, и понял, что она смотрела на него. К тому времени когда Гарнер и Уитни стали обсуждать, как им увидеться с Блэком, голова Чарли уже была занята другими проблемами.

На следующее утро Чарли и Гарнер стояли напротив тюрьмы и смотрели, как Уитни и Кейт, которые несли большие корзины, источавшие соблазнительные ароматы, миновали замерших часовых у входа и проникли внутрь старой тюрьмы.

– Мне не следовало позволять ей идти в эту проклятую дыру, – с досадой сказал Гарнер, стукнув кулаком по ладони.

– Уит чертовски ловкая торговка, майор. – Чарли нахмурился, подавляя собственные опасения. – У нее выдержка настоящего коммерсанта. Она даже во сне может сыграть несчастную плачущую женщину и что угодно выторговать. – После внушительной паузы он пробормотал: – А если это не сработает, мы всегда можем заставить этого типа совершить сделку на пальцах.

Но они могли не беспокоиться. Оказавшись внутри тюрьмы, Кейт беспрестанно сморкалась в платок, главным образом из-за пронизывавшего все помещение едкого запаха аммиака, а Уитни побледнела – от ужаса. Она артистически разрыдалась, поведав сквозь слезы грозному суперинтенданту, что ее отец – это единственная поддержка, которая есть у нее с тетей.

– Мы знаем, что у вас очень много работы, – выдавила она со слабой улыбкой, – и я убеждала тетушку Кейт, что вы и так заботитесь о нем, как это делал бы на вашем месте каждый честный служащий. Но она все время плачет и печалится о нем… боится, что у вас так много обязанностей, что мой отец для вас только лишняя обуза. И настояла, чтобы мы принесли еду и побольше выпивки, а еще мыло, бритву и рубашку.

Соблазнительный запах пива, яблок и только что испеченных сдобных булок пронизывал всю комнату и терзал толстого суперинтенданта. Он посмотрел на полные слез глаза Уитни и не устоял против мольбы женщин.

– Мы не станем досаждать вам просьбами увидеться с ним, сэр. – Уитни обняла Кейт, которая зарыдала еще громче. – Мы только просим, чтобы вы сказали ему, что мы тоскуем о нем и страдаем вместе с ним. И что вы разрешили нам приносить ему каждый день по корзине с едой.

– Каждый день? – Суперинтендант судорожно сглотнул и жадно проглотил слюну.

Рыдания Кейт стали отчаянными, и тюремщик вежливо предложил им присесть и согласился допустить небольшое отклонение от правил.

– Что ж, может, мы позволим вам увидеться с ним… только на короткое время.

– О, сэр… неужели?

Блэка заставили умыться и повели наверх, в более сухую камеру, не объяснив причин. Он ворчал, колол своих

тюремщиков насмешками, прикрыв глаза от яркого света лампы в ожидании новых мучений или уговоров. И вдруг перед ним словно возникло райское видение. – Уитни… его маленькая Уитни! Его исхудавшее тело затряслось, когда она показалась на пороге камеры со слезами, струившимися по ее милому личику. Она бросилась к нему, и он не сразу поверил, что это настоящая Уитни, пока крепко не прижал ее к груди. Наконец Дэниелс слегка отстранил от себя дочь, чтобы поглядеть на нее, и красивый дамский наряд вызвал слезы у него на глазах. Затем он отодвинул ее от себя, опасаясь, что может испортить ее одежду.

– Значит, он хорошо к тебе относится? – Блэк закашлялся, когда она кивнула, прижалась к нему и положила голову на его грязную рубашку. Облегчение и радость пронзили его, когда он понял, что интуиция насчет отношения майора к Уитни не подвела его. – Этот твой Железный майор, Уит… Ты заключила хорошую сделку?

– Да, папа, – прошептала она, – это настоящая брачная сделка. И знаешь, папа, мы с ним вместе стараемся тебе помочь. Он ищет для тебя самого хорошего адвоката в Филадельфии и дал мне возможность принести тебе хорошую еду и приличную одежду. Мы хотим выручить тебя из этой истории, папа, я и мой Железный майор.

Отныне Блэк Дэниелс превратился в привилегированного узника, которого разместили на верхнем, более сухом этаже, разрешили пользование лампой и прогулки. Уитни и Кейт ежедневно приносили по огромной корзине, в которую предусмотрительно клали по два экземпляра всего: две рубашки, две пары обуви, два пирога, две бутылки виски. Прошло немало времени, прежде чем эти приношения вызвали подозрения у часовых, охранявших вход в тюрьму. Здоровье и внешний вид Блэка улучшались с каждым днем, а вместе с тем и настроение Уитни.

Теперь необходимо было добиться расположения влиятельного человека, объяснил Гарнер Уитни, Кейт и Чарли Данберу. Вряд ли возможно полностью снять с Блэка обвинение, но нужно найти способ смягчить его. Поскольку времени до суда оставалось немного, Гарнер предложил сосредоточить внимание на тех, кто имел непосредственное влияние на приговор суда: на прокуроре, судьях и на нескольких офицерах.

Уитни спросила, чего может желать прокурор. Гарнер задумался.

– Думаю, все они хотят стать судьями.

– В таком случае о чем мечтает судья?

– Чтобы его назначили судьей на очередной срок, а может, даже избрали в конгресс, – сказал Гарнер, цитируя возмущенные высказывания Эзры относительно отвратительного состояния юрисдикции. – А чтобы этого достичь, они стараются предстать в глазах публики честными и неподкупными гражданами своей страны, которым приходится много и самоотверженно работать, через посредство газет. Они вынуждены произносить речи, здороваться и разговаривать с простыми людьми – чтобы об этом печатали отчеты в газетах.

Газеты! Все возвращало их к газетам и к тому не поддающемуся точному определению явлению, которое Гарнер называл «общественным мнением». Казалось, все члены правительства или смертельно его боятся, или охотятся за ним, как назойливый деревенский ухажер за девушкой.

– Святой Габриэль! – тяжело вздохнула Уитни. – Тогда что же нужно этим газетам?

Гарнер задумчиво потер подбородок:

– Продавать как можно больше своих газет, я думаю. А для этого им нужно публиковать такие истории, которые заинтересуют людей. И им нужно, чтобы им верили. – Он увидел в глазах Уитни знакомый блеск, она быстро встала:

– Отлично, тогда у меня есть то, что нужно газетам!

Филадельфийская «Дженерал эдвертайзер» печатала статьи различных корреспондентов, подвергающие критике военное разрешение правительством политической проблемы, которая поначалу представлялась местной и экономической проблемой. И когда редакцию посетила красивая бездомная девушка в домотканой одежде, чей отец томился в тюрьме, они с удовольствием выслушали ее и поместили в очередном номере хватающую за живое историю о чудовищных трудностях, с которыми столкнулись жители приграничной полосы во время бесцеремонной военной оккупации. Две другие газеты подхватили намек и напечатали статьи о бездушной федеральной силе, все уничтожающей на своем пути, которая преследовала преподобного Джона Корбли, жену и детей которого не так давно зарезали у него на глазах, и о грабеже и воровстве, которым подвергались жители западных графств со стороны «арбузной армии» Вашингтона.

В квартале от редакции Гарнер нервно расхаживал вместе с Чарли по улице, ожидая возвращения Уитни с первого из подобных посещений редакции. Он потрясенно смотрел, как Уитни провожает на улицу достойный седовласый джентльмен, горестно покачивая головой и вытирая платком покрасневшие от слез глаза. Гарнер обернулся к Чарли с округлившимися от удивления глазами, а тот лишь усмехнулся:

– Уит любого может убедить, что дважды два равно пяти!

Но недостаточно было завоевать загадочное чудовище под названием «общественное мнение». Им нужно было добиться более действенного и конкретного мнения в пользу Блэка Дэниелса. Гарнер составил список членов конгресса и тех людей в юриспруденции, которые были известны своим сочувственным отношением к западным проблемам и чье влияние было достаточно сильным, чтобы сказаться на судьбе Блэка.

Сначала он попытался добиться приема в соответствии с принятой процедурой доступа к чиновникам. Однако никого из них ему не удалось «застать» на месте. Как их плащи и шляпы оказались на вешалке без своих владельцев, было поистине загадкой. Для него и его чувства справедливости это было возмутительнейшим фактом.

– Черт побери! Как я могу торго… убедить их, если мне не удается даже увидеться с ними? – возмущался он, расхаживая по гостиной под встревоженными взглядами Уитни, Кейт и Чарли.

– Я могу ввести тебя в приемную, чтобы ты с ними встретился. – В гостиную вошел Байрон, раскрасневшийся от холода.

Он только что вернулся с деловой встречи и, раздеваясь в холле, услышал сетования Гарнера. В последние дни он снова и снова будто слышал страстные слова Кейт: «Он любит Уитни, а она – его!» и «Если ему придется свидетельствовать против ее отца, это его убьет».

В гостиной повисла напряженная тишина, пока Гарнер, угадавший в тоне отца укор в своей неудаче, настороженно смотрел на него.

– Мне не нужны ни ваша помощь… ни вмешательство.

– Черт побери! – вспыхнул Байрон. – Ты не разбираешься в политике… в том, как делаются такие дела. А я каждый день встречаюсь с этими господами…

Взгляд Кейт тревожно перебегал с отца на сына, читая в предложении Байрона трудно давшийся ему шаг к примирению с Гарнером. За эти дни она узнала совершенно другого Байрона Таунсенда, чьи скрытые взгляды становились все мягче, а случайные прикосновения все более жадными. Она следила за тем, как он посматривает на Гарнера, когда тот рядом с Уитни, и понимала, что под защитной скорлупой его надменного презрения просыпаются давно подавляемые чувства. Ей захотелось защитить эти нежные ростки развивающихся эмоций и помочь им.

– Гарнер, как вы можете так разговаривать с отцом? – Застав обоих врасплох, Кейт встала между ними. – Он предлагает помочь и вам, и Блэкстону, а вы своим упрямством мешаете принять помощь, которая может спасти Блэка.

– А с какой целью он ее предлагает? – Гарнер ощетинился, удивленный вмешательством Кейт. – Он никогда ничего не делает, чтобы не получить что-то взамен.

– Может быть, он делает это просто потому, что вы его сын, – осторожно предположила Кейт, – и потому, что ему не все равно, что будет с вами и с Уитни.

– А по-моему, он боится, что драгоценное имя его семьи вываляют в грязи, – выдвинул обвинение Гарнер, надвигаясь на Байрона с горящими глазами.

Кейт попятилась, ужаснувшись глубине вражды Гарнера и пропасти, разделявшей отца и сына. Она взглянула на застывшее лицо Байрона и ясно увидела смятение и боль за надменным выражением. Почему же другие этого не видят?

– В конце концов, какое имеют значение причины, по которым он предлагает свою помощь? – Кейт задохнулась, потому что вдруг к горлу подступили слезы. – Разве недостаточно просто его желания помочь Блэкстону?

Гарнер увидел, как вперед с напряженным и бледным, встревоженным лицом шагнула Уитни. Он сразу вспомнил о доверии между ними, вспомнил, что обещал ей всеми силами помогать ее отцу. Что с ним произошло? Только дурак может в такой момент отказаться от помощи, даже если ее предлагает такой холодный и расчетливый человек, как его отец. Он успокоился и взглянул на Кейт с ощущением, как будто только что отступил от самого края страшной пропасти.

– Как вы заметили, – сказал он, имея в виду доводы Кейт, – нам безразличны ваши мотивы. – Гарнер перевел строгий взгляд на Байрона: – Мы охотно принимаем вашу помощь, сэр.

– Но не с благодарностью. – Байрон оторвал взгляд от сына и устремил его на Кейт. – Это мне ясно.

Кейт быстро повернулась и выбежала из гостиной, а Байрон извинился и, когда Уитни подошла обнять Гарнера, вышел следом за Кейт. Остановившись в коридоре, Байрон переживал в душе волнение, вызванное ее неожиданной защитой. Никто и никогда его не защищал. Он быстро прошел через столовую в кухню, высматривая ее, затем бросился по лестнице к ее комнате.

Кейт сидела в кресле у окна, закрыв лицо руками. Тремя стремительными шагами Байрон приблизился и притянул к себе ее вздрогнувшее от испуга тело.

– Почему вы это сделали, Кейт? – спросил он голосом, который проник ей в самое сердце.

– Какое имеют значение мотивы, которые мною руководили?

– Для меня – самое важное!

Кейт посмотрела на его встревоженное лицо и осмелилась признаться:

– Я наблюдала за вами… и поняла, что вы хотите помочь сыну. Вы жесткий человек, Байрон, но вы не железный. Он действительно вам небезразличен. Я хотела, чтобы у вас была возможность примириться.

– Господи! – В данный момент это была искренняя мольба. – За всю мою жизнь никого не интересовало, что я чувствую и чего хочу. Господи, Кейт, вы избавляете меня от ада в душе! – Байрон застонал, тесно прижав ее к себе и заглядывая в глубину ее глаз. – Ноя хочу вас, Кейт Моррисон, хочу так, как только может мужчина желать женщину. Не отвергайте меня.

Он медленно приблизил свои губы к ее, и через мгновение ответное движение губ Кейт словно что-то взорвало в нем. Они слились в поцелуе, испытывая то, чего ни один из них ранее не испытывал. Он порывисто обнимал ее, гладил стройное тело, и она тоже дала полную волю своим чувствам. Через несколько мгновений Байрон поднял голову и вспомнил, как неудачно была прервана их первая подобная встреча. Бережно опустив обессилевшую от страсти Кейт на кровать, он поспешил к полуотворенной двери и задвинул щеколду.

Уитни медленно отделилась от стены коридора с округлившимися в изумлении глазами. Она поднялась узнать, как себя чувствует Кейт, и увидела… У нее подгибались колени, когда она вошла в комнату, отведенную ей с Гарнером. Уитни никак не могла прогнать видение распущенного корсажа Кейт, ее сияющих глаз и припухших от поцелуев губ… Тетушка Кейт с… с Байроном! Целует его и обнимает… как настоящая Далила! Значит, в приличной тетушке Кейт прячется частица Далилы? Она нервно захихикала, а затем громко расхохоталась. Если уж в сдержанной, элегантной и утонченной тетушке Кейт прячется Далила, значит, что-то от этой Далилы кроется в каждой женщине.

Глава 24

Наутро во временном пристанище Таунсендов в результате совещания был организован тройственный союз, объединивший искушенного политика (Байрона), поборника справедливости (Гарнера) и обладателя грубой физической силы (Чарли). Союзники предприняли несколько вылазок в политические круги, устанавливая контакты с влиятельными людьми, в числе которых были и судьи, и сенаторы и даже помощники министров. Гарнер с изумлением наблюдал, как перед уверенным и властным Байроном открываются двери кабинетов, куда сам он так и не смог достучаться.

Обнадеженный поддержкой отца, Гарнер внимательно присматривался к умению Байрона мгновенно найти нужный подход к разным властительным чиновникам. По-видимому, его отец знал или легко догадывался о том, что представляет наибольший интерес для данного человека, и пользовался этим без лишней застенчивости. При этом о деньгах не просто никогда не говорилось, они даже не подразумевались во время заключения таинственных подковерных сделок. Невольно в глаза бросалось невероятное сходство тактики отца и Уитни. Гарнер стал понимать, что в высших эшелонах власти, как и среди обыкновенных людей, все сводится к взаимному обмену услугами, в которых были заинтересованы участники сделки.

Однако бывали случаи, когда никакие предложения, доводы или негодующие протесты не давали нужных результатов, их всего лишь вежливо выслушивали и выпроваживали вон. Когда подобное произошло в первый раз, Чарли со злостью оглянулся на захлопнувшуюся за ними дверь кабинета, решительно одернул сюртук и проворчал:

– Вижу, с этим типом не обойдешься без сделки на пальцах! Байрон внимательно посмотрел на внешне простодушного деревенского парня, проявившего такую проницательность.

– Сделку на пальцах? Кажется, я знаю, что это такое, Данбер. В ответ на настороженный взгляд Чарли он подмигнул и весело расхохотался.

– Что еще за сделка на пальцах? – ничего не понимая, накинулся на них Гарнер.

– Ну, это такая сделка, – пояснил медленно Чарли, – когда вы получаете что вам нужно, а ваш противник радуется, что сохранил себе пальцы.

В недавно основанной столице нации, успевшей превратиться в котел, где в ожесточенной борьбе за власть бурлили политические скандалы и интриги, «действия Таунсендов» казались малозначительными. Но в некоторых кругах быстро заметили их результаты. В обществе стали циркулировать более благоприятные для участников «водочного бунта» мнения и выводы, распространявшиеся как через официальную прессу, так и благодаря менее бросающимся в глаза личным контактам. Никто не мог понять источников этой кампании по формированию общественного мнения, и вскоре под подозрение попали множество важных участников политической жизни, в том числе государственный секретарь Рэндольф, а также представитель законодательного собрания, делегат от пенсильванских производителей виски Альберт Галлатэн. С каждым днем обвинители, назначенные заниматься делом Блэкстона Дэниелса, испытывали на себе все более сильное давление. И поскольку они рассчитывали заработать себе политический капитал на этом процессе, такое очевидное давление пришлось им не по вкусу и только укрепило их в решимости жестоко расправиться с предводителем этого сброда из приграничных областей.

Когда до суда оставалось всего несколько дней, пригласили Гарнера Таунсенда. Он прибыл в сопровождении военных, которые проводили его в кабинет главного обвинителя, министра Эверхарта, где уже находился Оливер Гаспар. Этот выскочка красовался в военном мундире и встретил Гарнера масленой улыбкой, отчего тот сразу насторожился.

– Рад, что мы снова с вами встретились, майор Таунсенд, – заворковал полковник, бросив заговорщицкий взгляд на строгое лицо обвинителя. – Много воды утекло с нашей последней встречи в Питсбурге. Кажется, за ваши выдающиеся заслуги вас удостоили особой благодарности.

– Как и вас, полковник Гаспар. – Прокурор Эверхарт сухо улыбнулся. – Мне выпала большая честь – записать показания двух таких заслуженных людей по этому трудному делу.

– Показания нас обоих? – удивленно переспросил Гарнер.

– Я буду свидетелем обвинения, – пояснил Гаспар. Гарнер еще не знал, что и его заклятый враг удостоен особой благодарности. Видимо, он приписал себе участие в операции по захвату в плен Блэка Дэниелса, чтобы заработать эту награду, о которой мечтал также страстно, как в свое время и сам Гарнер. Ну и подлец! Когда прокурор предложил Гарнеру сесть, он подавил желание немедленно покинуть этот кабинет и, решив воспользоваться случаем, чтобы как можно больше узнать, опустился в кожаное кресло рядом с Гаспаром.

– Весьма удивлен, полковник, тем, что вы будете выступать свидетелем, точно так же, как и тем, что Блэка Дэниелса обвиняют в измене. Я отлично помню, что арестовал его по обвинению в незаконном производстве виски и в уклонении от уплаты налогов, – спокойно заметил Гарнер, внимательно наблюдая за взглядами, которыми обменялись Гаспар и прокурор.

– В этом деле нас с самого начала преследуют большие трудности, – пояснил Эверхарт. – Прежде всего виски, которое было изъято у преступников в качестве улик, загадочным образом… пропало. Такая же судьба постигла и ваше письменное донесение и остальные документы еще в Питсбурге. Поэтому мы испытали огромное облегчение, когда полковник Гаспар вызвался привести доказательства измены этого человека.

Гарнер лихорадочно размышлял. Пропали улики против Блэка Дэниелса и Чарли Данбера? Так вот почему Чарли выпустили из тюрьмы! И, не имея законных улик, обвинение в отчаянии ухватилось за предложение алчного Гаспара сфабриковать обвинение в измене!

– Вероятно, вы читали в газетах последние статьи, – продолжал Эверхарт. – Мой долг предостеречь вас, что давление на суд оказывается и другими путями. В ход пущены влиятельные силы, которые пытаются помешать проведению суда. Не сомневаюсь, они попытаются отговорить и вас.

Гарнер расправил плечи и прямо посмотрел в глаза прокурора:

– Лично я сомневаюсь, чтобы они стали беспокоиться из-за меня. Мне нечего сказать суду. Я арестовал Блэка Дэниелса за производство и хранение виски, за которое не уплачены налоги, только и всего. Мне неизвестно ни одного факта, который помог бы осудить его как изменника.

Ему доставило некоторое удовольствие видеть, как еще больше вытянулось и посерело лицо прокурора, а жирное лицо Гаспара покраснело, как помидор.

– Пренебрегать законом, открыто выступать против налоговых органов законного правительства, подталкивать людей сопротивляться законным властям и не платить установленные налоги… – Похожий на жабу Гаспар съехал на кончик кресла и яростно размахивал руками. – Он виновен, в этом нет ни малейших сомнений, и ваш долг – помочь обществу избавиться от этой коварной угрозы безопасности нации!

– Мой долг – говорить правду. – Гарнер встретил яростный взгляд Гаспара с холодным спокойствием. – Если я вообще буду говорить.

– Если вы… – Эверхарт вскочил на ноги со смертельно бледным лицом. Он бросил на Гаспара уничтожающий взгляд, и тучный низенький полковник с трудом выкарабкался из кресла. – Но вы будете говорить! Вы вызваны свидетелем, это ваш долг солдата!

– Обвиняемый является моим тестем. – Гарнер с достоинством встал и устремил ледяной взгляд сначала на прокурора, затем на полковника. – Вы не могли об этом не знать, полковник, поскольку присутствовали на моей свадьбе. Блэк Дэниелс – отец моей жены, и я не стану давать против него показания.

Гаспар стал задыхаться от приступа бешенства.

– Черт побери, Таунсенд! Вы будете давать показания! Мы не можем оказаться в дураках. Им нужен вожак повстанцев, и мы нашли им такового! Дэниелс виновен, и мы добьемся того, чтобы его повесили за это…

– Чтобы заработать еще одну благодарность, вы к этому стремитесь, Гаспар? Идите вы к черту!

Гарнер повернулся к двери и столкнулся с Эверхартом, который загородил ему путь.

– О нет, Таунсенд, вы будете давать показания, – прошипел Гаспар, следуя за ним, – потому что в противном случае вы сами окажетесь подсудимым. И по тому же самому обвинению – по обвинению в измене. Да любое жюри согласится, что вы намеренно воздержались от показаний, желая спасти от повешен ни отца своей жены! Вы станете офицером, который предал свой долг и свою страну по личным причинам. – Каждое слово впивалось в мозг Гарнера. – И будете дергаться на веревке рядом со своим предателем-тестем!

Гарнер задрожал от ярости. Они могут это сделать! Обвинят его, чтобы спасти свою карьеру и обеспечить себе пребывание в коридорах власти. И повесят рядом и отца, и мужа Уитни.

Рысьи карие глазки Гаспара впились в лицо ненавистного ему аристократа Гарнера. «Мы поймали его! – мысленно торжествовал Гаспар. – Загнали всемогущего майора Таунсенда в угол!»

– С другой стороны, Таунсенд, если вы станете помогать нам, кто знает, какие награды найдутся для храбрых офицеров, которые привели к суду руководителя «водочного бунта»?

Глаза Гарнера блеснули гневом, но он продолжал хранить молчание.

– Так что вы будете выступать свидетелем, майор, – холодно улыбнулся Гаспар и обратился к Эверхарту: – Майор Таунсенд всегда был законопослушным аристократом. Думаю, мы должны обеспечить ему безопасность. Не предоставить ли ему охрану из числа солдат до окончания суда?

Эверхарт кивнул.

Как только Гарнер появился в дверях гостиной, Уитни сразу поняла, что случилась какая-то неприятность. Но он упорно отказывался рассказывать и удалился в маленькую гостиную на втором этаже, чтобы немного побыть одному. И только когда Уитни с Кейт собрались в тюрьму навестить Блэка, они увидели у дверей дома стоявших на посту солдат и поняли, что произошло нечто ужасное.

Возвратившись домой, они застали солдат на прежнем месте, и Уитни окончательно осознала, что в их жизнь вмешалась новая зловещая сила. Она застала Гарнера расхаживающим по гостиной в мрачном настроении.

– Что случилось, Гарнер? – Она устремила на мужа взволнованный взгляд.

– Сегодня утром меня вызвали в контору к прокурору. Они хотят повесить Блэка.

В его тоне прозвучала такая безнадежность, что у Уитни подогнулись колени.

– Ну что ж, мы ведь этого ожидали, верно? – произнесла она, сопротивляясь охватывающему ее ужасу, но его следующая фраза заставила ее дрогнуть.

– И они думают это сделать с помощью моих показаний.

– Твоих… – Уитни покачнулась, словно от удара. – Но ты сказал, что не будешь давать показания, если сможешь. Ты сказал… – Кровь стала медленно отливать от ее лица, голова закружилась. – Эти солдаты… снаружи… – Она начала все понимать.

– Для моей… защиты. – Гарнер горько усмехнулся, и у нее замерло сердце.

Наконец они столкнулись лицом к лицу с реальностью, которую старались не замечать: Гарнеру придется выступать свидетелем, и на основании его показаний против ее отца может быть вынесен смертный приговор.

– Гарнер! – Уитни схватила его за рукав и пристально всматривалась в его застывшее лицо. Дважды она пыталась заговорить, но только на третий раз из ее губ вырвалась отчаянная мольба: – Гарнер, умоляю… не давай показаний против папы!

– Господи, Уитни… – От ее отчаянного голоса у него защемило сердце. – Неужели ты думаешь, что я стал бы выступать свидетелем, если бы у меня не было иного выхода? Но это мой долг солдата, будь он проклят! Я приносил присягу и обязан давать показания. Но клянусь тебе, у меня нет ничего, что могло бы доказать его измену.

– Тогда зачем они заставляют тебя свидетельствовать? Солдаты… Они тебя принуждают, да?

Гарнер схватил Уитни за плечи трясущимися руками:

– Мне придется выступить в суде, Уитни! И обещаю тебе, что не сделаю ничего, что могло бы навредить Блэку. Прошу тебя, Уитни, верь мне!

В его голосе звучала неподдельная мука, потемневшее от переживаний лицо не вызывало сомнений в искренности его чувств. Уитни дрожала под его руками, стараясь преодолеть душевную боль и растерянность. Что ей сделать, чтобы удержать его от выступления в суде? Что ему хочется настолько, чтобы помешать ему выступить против ее отца?

Она всматривалась в черные зрачки его серо-голубых глаз и прочла в его душе отчаянное желание, чтобы она поверила и доверилась ему. Он хочет ее, хочет, чтобы она его любила, хочет, чтобы она жила с ним в качестве его жены. Но достаточно ли глубоко это желание, чтобы заставить его отвернуться от своего драгоценного чувства долга? Ее пронизывало отчаяние. Он говорил, что однажды уже сделал это. Если ставка будет достаточно высокой или страшной, она может поторговаться…

Но в эти мгновения решимости, когда Уитни погрузилась в глубину его страдающих глаз, она столкнулась с его бесконечной любовью, с непоколебимой верой в нее и нежным человеком, который сохранил ее старую одежду и прокушенную ею пуговицу, потому что не мог заставить себя уничтожить хоть что-то, принадлежавшее ей. От этого осознания у нее замерло сердце, тогда как его любовь пронизывала ее, касаясь самых затаенных струн души, вызывая волнение женщины, которой она стала. Она была Далилой, но у нее всегда был выбор. Она начинала понимать, что некоторые вещи не могут быть предметом сделки. Торговать любовью означало потерять ее, что бы при этом ни достигалось.

– О, Гарнер, что же нам делать?!

Горячие слезы обожгли ей щеки, она обняла мужа и прильнула к его груди.

– Доверься мне. – Глаза Гарнера тоже наполнились слезами, когда он крепко привлек ее к себе, чувствуя, что к нему возвращается жизнь. – Я люблю тебя, моя чудесная, моя милая Уиски. Доверься же мне.

Ночью, когда Уитни наконец заснула, Гарнер встал и пробрался наверх в гостиную, как привидение, не находящее себе покоя. Байрон услышал ритмичное поскрипывание половиц и пошел выяснить, в чем дело. К вечеру он, как и все в доме, уже знал о результатах визита Гарнера к прокурору и видел зловещие фигуры солдат, стороживших парадный вход и заднюю дверь.

– Вам нет нужды беспокоиться, – с горечью сказал Гарнер, почувствовав на своей спине пытливый взгляд отца. – Я выполню свой долг… как и подобает Таунсенду.

Сердце Байрона дрогнуло, когда он понял, что сын по-прежнему ему не доверяет.

– А я – свой, – проговорил подавленный Байрон. – У нас еще есть несколько дней. Я позабочусь о том, что мы затеяли.

Гарнер обернулся. Их взгляды, испытующий и неуверенный, встретились, и в это краткое мгновение зрительного контакта Гарнер почувствовал поддержку отца. Он немного успокоился и молча кивнул в знак благодарности, тяжело ступая, Байрон возвратился к себе.

* * *

Когда в первый день они прибыли в помещение суда, им пришлось пробиваться сквозь шумную возбужденную толпу, заполнявшую вестибюль и коридоры, и только благодаря повелительной настойчивости Байрона и тому, что имя Гарнера значилось в списке свидетелей, им удалось попасть в зал суда. Одетый в новый военный мундир, он проводил на место Уитни, а Байрон сопровождал Кейт и Маделайн. По понятным причинам Чарли предпочел остаться в коридоре у распахнутых настежь дверей зала.

Просторный зал суда с трех сторон был обнесен галереей с лавками на поднимающихся уступами ярусах. На помосте находились длинная скамья для судей и место для свидетелей, а ниже располагались столы, заваленные папками с документами. Сгрудившиеся в кружки юристы в черных мантиях что-то горячо обсуждали, в том числе и прокурор Эверхарт, который заметил Гарнера и кивнул ему. Гарнер отвел взгляд и поискал в толпе адвоката Бартоломью Хейса, друга Хенредона Паркера, которого он нанял защищать Блэка. Хейс издали кивнул ему и ободряюще улыбнулся Уитни.

Но вот ввели Блэка, одетого в опрятную коричневую куртку и брюки, принесенные Гарнером, в поисках Уитни и Кейт он обвел взглядом галерею. По просьбе Кейт Байрон прошептал Гарнеру, что у Кейт есть нечто, что она хотела бы передать Блэку. Под вопросительным взглядом Гарнера Кейт разжала пальцы, и он увидел на ее ладони алый потертый значок в форме сердца, обшитый потрепанной золотой нитью и прикрепленный к выцветшей ленточке. Байрон изумленно уставился на значок.

– Знак Воинской заслуги? – удалось ему выговорить, и он посмотрел сначала на Кейт, а потом на Уитни, которая сурово кивнула. – Бог ты мой!

Гарнер не отводил взгляда от легендарного знака, учрежденного самим генералом Джорджем Вашингтоном, который присваивался военным за исключительную храбрость во время Войны за независимость. Это была единственная награда, учрежденная Соединенными Штатами. И этой чести удостоился Блэк Дэниелс.