Текст книги "Райская сделка"
Автор книги: Бетина Крэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)
– Хотите знать, что именно произошло в Рэпчер-Вэлли? Хотите знать, насколько постыдно и бесчестно он себя вел? Так вот знайте – он выполнил свой долг – уничтожил незаконные винокурни и арестовал самого главного винокура в долине, даже после того как обменялся со мной клятвой верности.
– Уитни! Не надо!
Гарнер бросился к ней, но она увернулась и по-прежнему смело стояла перед побагровевшим Байроном.
– Он вылил на землю виски Дэниелсов, в изготовлении которого я сама принимала участие! – выкрикнула Уитни, изливая всю правду до конца. – И он арестовал моего отца. Его долг и честь требовали от него, чтобы он арестовал моего отца, и он это сделал. Он выполнил свой долг ради вас и ради вашей чванливой гордости Таунсендов! И когда его проклятая награда не пришла…
– Черт побери, Уитни! – вспыхнул Гарнер, схватил ее за руку и потащил из кабинета, несмотря на ее сопротивление.
– Нет… Отпусти меня…
– Черт побери, ни слова больше! – Доведенный до отчаяния, Гарнер извернулся, схватил и перекинул Уитни себе через плечо, после чего вылетел с ней в коридор. Эзра и Маделайн испуганно отпрянули и ошеломленно смотрели, как он тащит наверх сопротивляющуюся и громко протестующую Уитни.
В наступившей тишине раздался ворчливый кашель Эзры, который наполовину вкатил кресло в кабинет, где с горечью воззрился на своего сына.
– Она права, Байрон! – зарычал старик – Ты законченный дурак! Да и как же тебе не быть им? Ведь тебя учил настоящий мастер!
С минуту они сверлили друг друга глазами, затем Эзра завертел колеса кресла назад, раздраженно рявкнув внучке:
– Да помоги же мне отсюда выбраться!
После ухода Эзры Байрон медленно подошел к окну и мрачно уставился в сад, задетый за живое очередным проявлением презрения со стороны отца. С самого детства… что бы он ни сделал, чего бы ни достиг… никогда отец не был им доволен!
И только сейчас, когда весь кипел от злости, Байрон неожиданно сообразил, что и сам он ничуть не лучше относится к Гарнеру – с тем же презрением и насмешкой.
Он невольно поморщился от боли и вспомнил, как отчаянно и смело бросилась Уитни на защиту Гарнера. Как только эта девчонка осмелилась защищать от него его собственного сына? Она так внезапно и неистово обрушилась на Байрона со своими обвинениями, что от растерянности он даже не понял их смысла. Как разъяренная львица, она защищала Гарнера и его честь. Байрон почувствовал в сердце щемящую пустоту при мысли, что его никто и никогда не защищал. Ни его холодная и замкнутая мать, ни требовательный отец, Эзра. И уж конечно, не смела его защищать хрупкая и робкая девушка, которую он взял в жены по требованию своей семьи.
При всем своем богатстве он почувствовал себя удивительно несчастным и уязвленным. Впервые за двадцать лет.
Гарнер весь кипел от негодования, когда добрался с почти успокоившейся Уитни до второго этажа. Какой-то инстинкт заставил его отнести жену в свою комнату. Он подошел к кровати, опустил ее и придержал за плечи, когда она покачнулась.
– Ради Бога, ты думаешь, что ты делаешь? – Он навис на ней, еле удерживаясь от желания как следует встряхнуть ее, чего она, несомненно, заслуживала.
– Я сказала правду, только правду. – Голова у нее перестала кружиться, и она снова разозлилась. – Давно уже стоило все рассказать. Он говорит тебе такие вещи… Так что ему досталось по заслугам!
– Ты не имела права говорить ему…
– Нет, имела! – Оттолкнув его, Уитни встала на ноги. – Он говорил возмутительные, безобразные вещи о моей замужестве и о моем муже. Гарнер, как ты мог стоять и выслушивать все это, зная, что все это неправда? Ведь он тебе как будто отец…
– Он и есть мой отец, и я сам справлюсь с ним…
– Святые великомученики! Да у вас не семья, а стая шакалов, которые только и знают, что лаются между собой и тычут друг другу свои проклятые проценты! Семья – это люди, которые вместе радуются и поддерживают друг друга в трудную минуту. Настоящая семья желает для своих родственников только хорошего, они верят и помогают друг другу. Люди в Рэпчер-Вэлли – дядюшка Харви, и тетушка Сара, и даже Робби Дедхем – все они моя семья, как будто мы все одной крови. И они больше заботились о тебе и были тебе настоящей семьей, чем твои чопорные, эгоистичные Таунсенды. Твой отец, Маделайн – да они совершенно о тебе не заботятся, не доверяют тебе и не поддерживают тебя в том, что ты делаешь, чего хочешь добиться, и они наверняка не любят тебя…
– А ты, конечно, любишь?
– Да, я люблю! – закричала она, отчаявшись разрушить непроницаемую стену гордыни Таунсендов. – Я люблю тебя. У меня есть тысячи причин ненавидеть тебя, Гарнер Таунсенд, а я люблю тебя и каждой клеточкой тела хочу быть с тобой. И для меня не имеет никакого значения, что ты меня не любишь!
Гарнер покачнулся, настолько его потряс открывшийся перед ним контраст между его семьей и людьми, с которыми свела его судьба в Рэпчер-Вэлли: холодность и враждебность Таунсендов – и открытая доброжелательность жителей деревни; глубоко презрительное и высокомерное отношение Таунсендов к другим – и великодушная приветливость обитателей долины. Они радушно приняли Железного майора в свою необычную семью, хотя у них были все основания не доверять ему.
И тут его поразила новая мысль. Его собственная семья, чья кровь текла в его венах, с постоянным презрением и ненавистью относилась к нему из-за несчастной истории, в которую он попал по молодости и неопытности, из-за истории, о которой с тех пор все давным-давно забыли. Но его отважная маленькая Уитни, у которой действительно были все причины ненавидеть его, беззаветно защищает его, любит его! Он обвинял ее во всех грехах, оскорблял и унижал, лишил ее возможности заниматься любимым делом, а потом увез и заставил жить с «шакалами», которые то и дело потрясают друг перед другом своими процентами. И все-таки она его любит!
Да разве такое возможно?!
С ужасом и страхом смотрела Уитни на его лицо, искаженное странным выражением. Что она такого сказала? Что любит его… Сказала, что любит его… Выкрикнула ему эти слова. Да, ей изменила выдержка, это важное качество опытного коммерсанта. Она опрометчиво выложила свое последнее предложение в самой важной сделке за свою жизнь и теперь понятия не имеет, принято оно или отвергнуто.
– Ну… – Голос ее дрогнул. – Я только хотела сказать, что считаю тебя трудолюбивым, непреклонным и обязательным… Не я одна, в Рэпчер-Вэлли о тебе все так думают. – Сердце у нее больно сжалось, когда он устремил на нее настойчивый, пристальный взгляд. – И ты честный… Ты всегда был со мной честным. И благородный – если ты дал слово, ты готов выполнить его или умереть, я знаю. Ты сильный и волевой, умеешь собой владеть, как бы тебя ни провоцировали, и… воспитанный, скромный и очень совестливый… Я знаю, ты не стал бы со мной спать, если бы я сама, как Далила, не забралась к тебе в постель.
– Правда? Ты действительно так думаешь обо мне? – Гарнер словно ожил и просветлел, бросился к ней и заключил в объятия. – Ну а теперь, Уитни Дэниелс, я скажу тебе, как все было на самом деле в Рэпчер-Вэлли. С самого первого дня, когда я так неожиданно выяснил, что схватил не какого-то парня, а девушку… тебя, представляешь?.. я думал только о тебе и о твоем нежном и сильном теле. Я просто не мог думать ни о чем другом. Целые недели я слонялся по долине в состоянии ослепляющей, всепоглощающей страсти и хотел то задушить тебя, то прямо на месте накинуться на тебя. При каждой нашей встрече ты насмехалась надо мной и унижала меня, а я только и думал о том, как бы с тобой переспать, как бы обнять тебя и почувствовать рядом твое нежное, теплое тело.
Он еще сильнее прижал ее к себе, вытесняя у нее из головы все остальные мысли.
– Ты даже не подозреваешь, сколько раз ты была на грани того, чтобы оказаться распростертой подо мной. В твоей собственной постели, в лесу, у стены того проклятого амбара, прямо в центре моего лагеря… Так что твоя невинность постоянно подвергалась опасности. Тебе просто повезло, что я на это не отважился, пока ты не явилась ко мне, чтобы подкупить.
Уитни едва могла дышать, так тесно он прижимал ее к себе.
– Но я не… Я только хотела достойно…
– Достойной сделки со мной – теперь я это понимаю. Мне это разъяснил Данбер. Но понимаешь, мне хотелось предполагать в тебе самое худшее. Даже при том, что жаждал тебя всем своим телом. Я был надменным, напыщенным, самоуверенным, воздержанным, старательным, нравственным… обманщиком! Я забыл свой долг и честь. Я знал, что ты как-то замешана в этом деле с виски, и ничего не предпринимал. Я знал, что не должен ни целовать тебя, ни касаться тебя, но все равно это делал. Я хотел тебя больше, чем почестей и одобрения моей проклятой семьи. Черт побери! Вот такой я человек… вовсе не образец мужского долга и нравственных принципов! Я женился на тебе, потому что меня принудили к этому, а не из чувства долга. Я арестовал Блэка Дэниелса, потому что мне пришлось это сделать, а не из высокого патриотического долга. И я привез тебя с собой в Бостон, потому что и подумать не мог, чтобы расстаться с твоим восхитительным, желанным телом, а не из соображений святого долга супружества! Я действительно такой – жадный, безумный, грубый и вожделеющий… Черт побери! Как я тебя хочу! – зарычал он, страстно прижимаясь к ней возбужденным телом. – Ну скажи, – его глаза сверкали вызовом, – ты и теперь еще любишь меня?
Глава 20
По взволнованному и напряженному лицу Гарнера Уитни поняла, насколько для него важен ее ответ. Он рискнул открыть ей свою боль, разочарование и упрямую надежду, которые скрывал в глубине своего сердца, и ей стало больно за него.
Закусив губы, она кивнула.
Он закрыл глаза, и через мгновение его тело расслабилось.
– Господи… Уитни, только не говори этого, если на самом деле не чувствуешь. Скажи, что хочешь быть моей женой, скажи, что хочешь, чтобы я тебя любил, и даже что тебе нужны мои деньги.
– Я хочу, чтобы ты любил меня, – сквозь слезы проговорила она, – и хочу быть твоей женой. Но я действительно люблю тебя, Гарнер Таунсенд. Жадного, безумного, вожделеющего – такого, какой ты есть. Великодушного, нежного и щепетильно честного и порядочного. Красивого, желанного и сильного. Я точно знаю, какой ты человек. – Уитни обвила его шею руками и встала на цыпочки, чтобы крепче к нему прижаться. – Я действительно тебя люблю.
Одно неуловимое мгновение неуверенности и сомнения – и Гарнер изо всех сил стиснул ее в объятиях, пронизанный невероятной радостью. Он приник к ее губам, наслаждаясь нежностью ответного поцелуя. Она его любит! Он подхватил ее на руки и в восторге закружил, счастливый от одного сознания, что наконец избавлен от постоянных сомнений – она его любит!
– Шнурки… мой корсаж – Она с трудом оторвалась от его губ, чтобы выговорить эти слова, но он вновь ее поцеловал и начал расшнуровывать ее корсаж.
– Мои пуговицы, – напомнил он осипшим от страсти голосом и немного откинулся назад, чтобы Уитни могла достать пуговицы, в то же время не отрываясь от его рта.
Дрожа от любви и страсти, они помогли друг другу раздеться и вскоре оказались в постели. Обжигающими руками Гарнер ласкал ее податливое изгибающееся тело, возбуждая в ней готовность принять его. И когда почувствовал это, овладел ею с невероятной пылкостью и нежностью, рожденной теперь уже уверенностью в себе,
– Повтори еще раз, – попросил он, притягивая к себе взгляд Уитни.
– Я люблю тебя, – выдохнула она, и от его счастливой улыбки у нее сжалось сердце. Его поцелуи стали безумными и властными, и она отвечала ему с не меньшей страстью.
– Еще раз, – попросил Гарнер, горячими губами касаясь ее нежного горла.
– Я люблю тебя. – Она задыхалась от желания, торжествуя от силы его влечения к ней. – Люблю тебя, люблю, люблю… – Он стал целовать ее соски, и тело ее пронзила спираль наслаждения, и она выгнулась навстречу ему. – Люби меня, Гарнер… прошу тебя, люби меня…
Он вслушивался в ее слова и понимал неоднозначность ее мольбы. Он знал, чего она хочет, как будто это было его собственное невыразимо отчаянное желание. Она просила его любить ее и имела в виду не только слияние их тел. Она хотела того же, чего и он; определенность этого потрясла его. Гарнер сознавал, что только он мог ей это дать. Он приподнялся, всматриваясь в ее сияющие изумрудные глаза, словно впитывая в себя все ее существо.
– Я люблю тебя, моя маленькая горячая Уиски. – Он погладил ее щеку и просунул руку под спутанные волосы, чтобы приподнять ее голову. – Ты… ты мое сердце.
Уитни замерла. Напряженность его лица говорила о сдерживаемом затаенном желании, о желании любить и быть любимым. В ней вспыхнула радость, которая затмевала все, кроме осознания того, что он ее любит!
– Я – твое сердце? – Она слегка отстранила его, чтобы заглянуть ему в лицо. – Я опозорила тебя, ворвалась в твою семью, не знаю, как следует распоряжаться твоими деньгами… и ты все равно любишь меня?
– Да!
– Ты вынужден был жениться на мне и торговаться, чтобы заманить меня в постель. Кроме тревог, я ничего не принесла ни тебе, ни твоему дому, ни твоей семье… и ты все равно любишь меня?
Он кивнул и лукаво усмехнулся:
– Неужели в это так трудно поверить? Ты ведь только что заявила, что любишь жадного, непорядочного и надменного типа, который вожделел тебя с первого же взгляда. Почему же ты думаешь, что я не способен полюбить упрямую, дерзкую, коварную девушку, которая воспользовалась моим необузданным желанием к ней?
У нее глаза округлились, когда он так охарактеризовал их любовь, и он со смехом прижал ее к себе.
– Да… Наверное, я бываю очень упрямой, – призналась она, губами касаясь его груди.
– Решительной. – Он слегка улыбнулся.
– Но я не хотела быть наглой и дерзкой.
– Просто правдивой. – Он улыбнулся еще шире.
– И вовсе не хотела вмешиваться…
– Только помочь, – закончил он за нее с широкой улыбкой, такой она еще не видела. И почувствовал, что Уитни кивнула.
Неожиданно Гарнер все понял. Это его любовь преображала все ее недостатки в добродетели. Судьба, ведомая непостижимой мудростью любви, соединила восхитительные недостатки Уитни с его слабостями, чтобы придать ему силы и поддержать. И по какому-то сказочному совпадению, казалось, она так же думала о нем. Он повернул к себе ее лицо, возвращая ей восхищенный взгляд.
– Ты нужна мне, Уитни. Господи, как мне нужны твое тепло и радость. С тобой я впервые осознаю себя живым, не раздираемым сомнениями. Я так тебя люблю…
С бесконечной нежностью он нагнулся и поцеловал ее. Когда он поднял голову, она лежала не шевелясь, прислушиваясь к тихим голосам в самой глубине своего сердца. Он коснулся ее щеки, и она снова вернулась к нему.
– Покажи мне… – потребовала она со страстью. – Покажи, как ты меня любишь.
Она обняла его спину и обвила ногами его тело, притягивая к себе, к своему горячему от желания телу. Захваченный потоком ее взрывной чувственной радости, он приник к ее рту.
Их тела соединились, и вскоре они с восторгом и упоением уже поднимались по восходящей спирали наслаждения. И с горячим сиянием столкнувшихся звезд они прорвали границы земного существования и достигли высшего наслаждения от соединения. Они еще долго парили, не ощущая своего веса, омытые роскошными волнами глубочайшего спокойствия и удовлетворения.
– Гарнер… – Уитни потерлась щекой о его руку. – Он действительно это сделает, как ты думаешь?
– Кто и что? – пробормотал Гарнер, поднимая на нее сонный взгляд.
– Твой отец. Он может помешать тебе стать главой компании?
Последовала долгая пауза, во время которой он окончательно проснулся и обдумал ее вопрос.
– Одному ему этого не сделать. Он должен заручиться поддержкой Маделайн и Эзры. Тогда у него будет шестьдесят процентов.
Он замолчал и только сейчас осознал, насколько все это потеряло для него значение. Карьерные вопросы его жизни были вытеснены любовью. Удивительно теплое чувство охватило его, и он обнял Уитни. Впервые он понял, что перспектива со временем стать таким же сухим и властным дельцом, какими были все прежние Таунсенды, пойти по их стопам и ограничить свою жизнь их узкими и жесткими рамками, ему уже не угрожает. Он понял, что может прожить более достойную и радостную жизнь. И этим новым, светлым взглядом он обязан очаровательной маленькой Далиле, которая лежит в его объятиях.
Шестьдесят процентов! Они нужны Гарнеру, и он их заслуживает. И поскольку он может лишиться возможности возглавлять компанию Таунсендов из-за нее, то она и должна вернуть ему эту возможность. С этим решением в душе Уитни уютно прижалась к теплому боку Гарнера и погрузилась в сладкий сон.
Солнце уже зашло, когда Гарнер моргнул, перевернулся на живот и еще крепче сжал веки, отказываясь откликаться на нежный настойчивый зов Уитни встать и переодеться к ужину. Он решительно не желал выбираться из теплой постели ради каких-то приличий. Уитни стояла в одной рубашке, ожидая, когда он встанет, и наконец в ее глазах зажегся коварный огонек. Она сняла рубашку и медленно стянула с него одеяло.
Гарнеру потребовались все силы, чтобы лежать тихо, когда она коснулась его своим прохладным гладким телом и, судя по всему, уселась рядом и нагнулась к его спине.
– О Господи, Уитни! Ты хочешь меня укусить? – Он весь сжался от страха. Она нашла особое местечко на его спине, поближе к правому боку.
– М-м-м… – Уитни еще раз легко куснула его. Гарнер дернулся и изогнулся, вцепившись в простыни. Ее смех, чуть хрипловатый и коварный, подготовил его к третьему укусу, который так его возбудил.
Он почувствовал, что совершенно проснулся, попытался перевернуться, но Уитни прижала его к кровати и начала нежно покусывать его спину вверх до шеи. Гарнер прикрыл глаза от удовольствия.
– Если… – проговорил он сквозь стиснутые зубы, извиваясь и напрягаясь от все большего возбуждения, – если ты решила это сделать… тогда прошу тебя оставлять следы укусов только в местах, где их не увидит мой камердинер.
Лицо Уитни опять осветилось разрушительной улыбкой Далилы.
– Может, тебе стоит сделать камердинером Бенсона? Уж он-то точно ничего не заметит. – Она уже покусывала мочки его ушей и мурлыкала.
– Бенсон. Что ж… я об этом подумаю, – проговорил Гарнер, делая вид, что сдается, но быстро перевернулся, схватил ее за руки и притянул на постель. В следующее мгновение она уже лежала под ним, отчаянно пытаясь вырваться. – Но сначала… Мне нужно свести с вами счеты, милая барышня. У вас есть привычка вонзать в меня зубки, а я уже предупреждал, что когда-нибудь вам придется за это поплатиться. – Он развел в стороны ее руки и прижал их к кровати. – И этот час настал!
– Нет… Гарнер! – Уитни начала вырываться, глаза ее стали огромными, когда он обнажил зубы и угрожающе зарычал. – Нет… правда… Ой!
Он приблизил зубы к ее оголенному плечу, затем слегка стиснул их в сочном местечке. Уитни беспомощно пыталась вырваться, и глаза ее округлились еще больше, когда она увидела, куда он нацелился дальше.
– Не надо, Гарнер… Ой! О!
Он покусывал ее, начав с грудей, затем двинулся к внутренней стороне предплечий, к нежному изгибу талии и плоскому животу, разжигая в ней страсть и не обращая внимания на ее мольбы. Он покусывал ее бедра и сзади под коленями, затем, последний раз куснув ее чуть ниже золотистой поросли в развилке бедер, он улегся на ее мягкое податливое тело. От желания у нее стиснуло горло, и она смогла только простонать.
– Вот тебе наказание за твой укус, – с деланной суровостью проворчал Гарнер, и Уитни распахнула глаза:
– Ты хочешь сказать… каждый раз?
– Каждый раз.
– А что еще?
– Гм-м… Вот это.
Оба закрыли глаза, и спустя мгновение Уитни почувствовала у себя на губах его губы и проговорила:
– Насчет Бенсона…
– М-м?
– Он тебе пригодится.
– Тоже придумала, когда… О! Уитни!
* * *
Через день после ссоры Байрона с Гарнером Уитни постучала в кабинет Эзры и улыбнулась, услышав скрипучий голос старика, приглашающий войти. Она вошла и осторожно прикрыла за собой дверь, предостерегающе приложив палец к губам. Этот жест говорил о том, что рядом рыскает Эджуотер. Затем Уитни извлекла из складок юбки бутылку любимого рома Эзры, рома Таунсендов. Он довольно усмехнулся.
– Вот это напиток, – сказал дед Гарнера позднее, наслаждаясь последним глотком, затем посмотрел на Уитни. Увидев, что она решительно закрывает бутылку пробкой, он недовольно фыркнул. Похоже, эта женщина становилась такой же жадной, как и его ближайшие родственники.
– А как вам понравится, если вы сможете пробовать его… каждый день? Если будете опять делать ром? – поинтересовалась Уитни.
Эзра выпрямился в своем кресле, остро вглядываясь в ее улыбающееся лицо.
– Ты хочешь сказать… чтобы я работал на винокурне? – Сердце старика забилось, как у школьника, и он пристально посмотрел ей в глаза. – А тебе это зачем?
Уитни выпрямилась и скромно наклонила голову.
– Мне нужны ваши десять процентов. – Она увидела удивление Эзры и добавила: – Для Гарнера.
– Для этого щенка, – презрительно проворчал Эзра и отвел взгляд в сторону. – Так я и знал.
– Не все ваши десять процентов, а десять процентов ваших голосующих акций, – пояснила Уитни, проницательно оценив его реакцию. – Вы знаете, он будет очень хорошим руководителем. Не нужно судить о нем по… – Уитни перевела дух и заставила себя выговорить, – по тому, как он меня хочет.
– Почему это нельзя? – Эзра повернулся к ней, и его глаза хитро блеснули. – Хороший бизнесмен должен иметь некоторые желания… и время от времени удовлетворять их. Значит, мои голосующие акции для того, чтобы завод снова… – Ему не пришлось долго размышлять. По лицу его расползлась усмешка. – Пожалуй, брак с тобой был самым разумным поступком щенка за всю его жизнь!
В январе почти ежедневно шел мокрый снег с порывами пронизывающего холодом ветра. И когда однажды днем выглянуло солнце, Гарнер так обрадовался, что рано ушел из конторы и отправился с Уитни гулять. К вечеру они возвратились домой и велели Эджуотеру подать горячего чая и печенья, чтобы согреться, как вдруг в центральном холле поднялся шум. Эджуотер поспешил выяснить причину суматохи.
На безупречно чистом мраморном полу холла стояла бесформенная фигура в огромном овечьем тулупе, в фетровой шляпе с обвисшими полями и в тяжелых башмаках, с которых отваливались комья грязи. Человека удерживал за руку лакей, который ответил на стук в дверь. Эджуотер сурово сжал тонкие губы и поспешил помочь лакею изгнать это наглое создание из Таунсенд-хауса.
– Скажите вашему соломенному чучелу, чтобы он меня отпустил, – произнес высокий женский голос. – Это возмутительно! Я пришла повидать свою племянницу, Уитни Дэниелс. Я знаю, что ее привезли сюда против ее желания, и не уйду, пока не поговорю с ней.
– Господи милостивый, да это женщина! – произнес Эджуотер, с безопасной дистанции вглядываясь в странное существо.
– Вот именно. – Глаза женщины метали молнии из-под мокрых полей шляпы. – Я Кэтрин Моррисон, тетка Уитни, и требую, чтобы мне дали с ней увидеться! – пронзительно закричала она.
– Что здесь происходит, Эджуотер? – спросила появившаяся на лестнице Маделайн.
И в ту же самую минуту распахнулись наружные двери и вместе с порывом ледяного ветра в холл влетел разъяренный Байрон Таунсенд в плаще, чье приближение не было замечено из-за разгоравшегося скандала.
– Черт побери, Эджуотер! – зарычал он, срывая с головы шляпу с низкой тульей. – Самое малое, что вы можете делать, это обеспечить, чтобы за дверью присматривали… – Тут его взгляд упал на Кэтрин Моррисон, и Байрон умолк. Он сощурил глаза, с негодованием и удивлением разглядывая ее грубую одежду. – А это еще что такое?
– Я… Да отпустите же меня! – Кейт вырвалась из рук лакея и повернулась лицом к надменному педанту, который только что отнес ее к неодушевленным предметам. – Я Кэтрин Моррисон.
– Это Кэтрин Моррисон, сэр. – Эджуотер фыркнул, давая понять, что лично он уже составил о ней мнение.
– А кто такая Кэтрин Моррисон? – властно спросил Байрон у дворецкого, не обращая внимания на Кейт. – И самое главное, что она здесь делает, почему осмелилась запачкать своими башмаками мой холл?
Кейт возмущенно сдернула с себя шляпу и открыла раскрасневшееся лицо со сверкающими глазами, обрамленное густыми темными волосами.
– Очевидно, она имеет какое-то отношение к некоей Уитни Дэниелс, сэр, – сказал Эджуотер, позволив себе проявить остроумие. – И настаивает на встрече с ней.
– Боже милостивый! – Байрон обернулся к Кейт с презрительной усмешкой. – Так я и знал. Теперь наш дом буквально заполонят эти наглые типы с границы!
Только ради своей любимой племянницы Кейт Моррисон отважилась на далекое путешествие, во время которого ее гордая и утонченная натура подверглась многочисленным испытаниям. Три долгих недели ей приходилось страдать от жестокого холода, ночевать где придется, подчас в обществе весьма подозрительных людей, отбиваться от грязных предложений, с которыми не стеснялись приставать к ней мужчины, видя, что она путешествует в одиночестве. И все для того, чтобы теперь, когда она наконец добралась до цели, ее опять оскорбляли – терпению измученной Кейт пришел конец.
– Самодовольный и грубый хам! – Со сверкающими от гнева глазами она двинулась на Байрона, и тот растерянно попятился. Кейт намеренно топнула ногой, отчего от ее башмака отвалился на драгоценный пол еще один ком грязи. – Я, одинокая женщина, провела в пути несколько недель, почти без сна и еды, едва не замерзла, на каждом шагу подвергалась опасности! Вы понятия не имеете о приличных манерах! – в ярости кричала она, надвигаясь на него. – Но я не убоюсь вас и, клянусь Господом, увижусь со своей племянницей и узнаю, что с ней сделало это отвратительное чудовище! И не смейте вставать на моем пути, надменный грубиян! – Она положила руки на бедра и громко закричала: – Уитни!
– Послушайте, женщина! – загремел Байрон, пораженный силой ее легких. – Как вы смеете врываться в мой дом, оскорблять меня и…
– Сделайте же что-нибудь, Эджуотер! – Маделайн сбежала с лестницы и подтолкнула остолбеневшего дворецкого. – Эджуотер!
Уитни и Гарнер стояли в гостиной перед камином, ожидая чая, но когда громкие голоса в холле сменились возбужденными криками, она прислушалась и насторожилась.
– Гарнер, это похоже на… – Она тут же выбежала из гостиной, а следом за ней поспешил и Гарнер.
В холле Эджуотер, Ноулен и Маделайн кричали и размахивали руками, требуя, чтобы кто-нибудь хоть что-то сделал. За ними у дверей стоял Байрон Таунсенд, все еще в плаще и в перчатках, весь багровый от злости, и грозно кричал. А чуть ли не нос к носу с ним стояла… тетушка Кейт! Уитни не поверила своим глазам:
– Тетя Кейт?
– Уитни? – Кейт быстро обернулась, еще не остывшим взглядом обежав одетую в дамское платье Уитни, и тоже недоверчиво сморгнула. – Это ты?!
Она смотрела во все глаза на модное платье, на изящно подобранные локоны, ниспадающие на шею Уитни, на цветущее лицо своей любимой племянницы и от избытка чувств больше ничего не могла выговорить.
Покачнувшись, она шагнула вперед и протянула руки. Уитни бросилась к ней и радостно обняла. Снова и снова они кружили и разглядывали друг друга, смеялись, обнимались, плакали и снова смеялись, совершенно забыв о враждебных взглядах окружающих. Через некоторое время Кейт удалось слегка отстранить племянницу, полюбоваться на нее и погладить по волосам.
– Дай мне посмотреть на тебя. Ах, Уитни, я места себе не находила из-за тревоги…
– У меня все отлично, тетя Кейт, правда. Как ты сюда добралась? – Она посмотрела Кейт за спину, словно ожидала еще кого-то увидеть.
– Какую-то часть дороги я ехала на повозке, а потом, когда она развалилась, верхом…
– Вы ехали… одна? – Озабоченный и настороженный Гарнер подошел к ним, понимая, что мешает их встрече, но не в силах удержаться от вопроса. – Весь путь… проделали одна?!
Кейт поспешно вытерла мокрые от слез щеки и с вызовом ответила:
– Да, одна. Если вы помните, майор, теперь я совсем одинока. Я пришла посмотреть, как тут моя Уитни.
Гарнер видел, как едва заметно дрожит подбородок Кейт, и по углубившимся морщинкам вокруг ее сияющих от радости глаз ясно прочитал все трудности и лишения, которые она перенесла ради встречи с любимой племянницей. Он понял, что его и эту отважную женщину связывает нечто общее: оба любят Уитни, и смягчился.
– Добро пожаловать, миссис Моррисон.
От Кейт не укрылось его первоначальное замешательство, быстро сменившееся радушной улыбкой.
– Благодарю вас, майор.
– Ну, нечего тут стоять, Эджуотер! – Уитни повернула сияющее улыбкой лицо к возмущенному дворецкому. —
Возьмите у нее шубу. А потом принесите нам горячего чаю. Тетя едва не замерзла!
Дворецкий нерешительно помедлил, но, поймав угрожающий взгляд Гарнера, подошел к Кейт. Она сняла огромную шубу, и все недоверчиво уставились на ее хорошо сложенную фигуру в практичном дорожном платье из шерсти со стеганым корсажем. Кейт почувствовала на себе их взгляды и расправила складки юбки.
– Прошу… прошу извинить за такой вид. – Она подняла голову и обращалась только к Уитни и Гарнеру. – Добравшись до города, я сразу направилась в гостиницу, но поскольку я приехала одна, мне отказали в комнате, пока я не представлю рекомендаций. – Она заставила себя обратиться к Гарнеру: – Боюсь, сэр, мне придется попросить вас об одолжении дать мне рекомендации, если не возражаете.
Уитни обняла тетку за талию.
– Конечно, он поможет… – Она посмотрела на Гарнера, увидела его серьезное лицо и только теперь подумала, что, возможно, он не так уж рад приезду Кейт.
– В этом нет необходимости, – спокойно сказал Гарнер, намеренно бросив взгляд на свое ошеломленно молчавшее семейство. – У нас достаточно много комнат. Милости просим остановиться у нас, миссис Моррисон.
– О! – Кейт покраснела, стараясь не показать удивления, которое вызвало в ней «это чудовище». – Благодарю вас, но я не могу. Это было бы для вас слишком хлопотно…
– В самом деле. – Байрон подошел ближе, держа шляпу в затянутых в перчатки руках. – Я уверен, что родственникам твоей жены будет гораздо удобнее остановиться где-нибудь в другом месте. К тому же у нас возникает досадная проблема с комнатами. – Он устремил на Гарнера ядовитый взгляд. – Полагаю, твои сорок процентов комнат в этом доме уже заняты.
Гарнер едва удержался, чтобы не накричать на отца.
– Зато у нас есть несколько комнат для гостей. Но миссис Моррисон может показаться более удобной моя спальня. Как вам известно, я уже некоторое время ею не пользуюсь.
– Это невероятно… Невыносимо! – Байрон весь побагровел. Он с возмущением уставился на Кейт, встретил яростные огоньки в ее поразительно красивых глазах и с трудом удержался, чтобы не пройтись взглядом по се точеной фигуре. – Ты не можешь всерьез предлагать этой особе свою комнату!
