Текст книги "Райская сделка"
Автор книги: Бетина Крэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)
Когда они достигли Нью-Йорка, он нанял экипаж, стремясь поскорее и с большими удобствами преодолеть оставшееся до Бостона расстояние. Теперь они останавливались только пообедать и переменить лошадей. Но после этих остановок Бенсон, уютно пристроившись в углу закрытого от дождя и ветра экипажа, быстро засыпал, и Гарнер опять оставался с Уитни наедине, не считая молчаливого кучера. С каждым часом он все больше мрачнел, а физические мучения становились почти невыносимыми. Он изо всех сил стискивал челюсти, заставляя себя сдерживаться каждый раз, когда она машинально проводила языком по полным розовым губкам или меняла положение своего гибкого соблазнительного тела.
Уитни же виделось свое в его мрачном настроении, она считала, что он страшится встретиться с семьей, поскольку ему предстоит дать объяснение вынужденной женитьбе. И наконец ей пришло в голову расспросить об этих Таунсендах, среди которых, возможно, ей придется провести всю свою жизнь.
– Наша семья состоит из моего отца, кузины Маделайн, деда и меня… а теперь и тебя, – с тяжелым вздохом добавил он.
Ей удалось внешне не отреагировать на этот многозначительный вздох.
– Значит, у тебя нет ни родных братьев, ни сестер?
– Был один брат, который умер младенцем. Несколько лет назад умер мой дядя, а вскоре скончалась и его жена, и их дочь Маделайн осталась сиротой.
Уитни вспомнила, как ей было тяжело, когда она потеряла мать, и сразу почувствовала сочувствие к маленькой Маделайн.
– А чем они занимаются, ваши Таунсенды, помимо того, что очень богаты?
Гарнер перевел хмурый взгляд на окошко, где сквозь тучи прорывались лучи холодного осеннего солнца.
– Мы владеем крупной компанией по производству и торговле… ромом.
– Ромом? – Она выпрямилась, мозг ее заработал. – Ты хочешь сказать, что Таунсенды занимаются производством рома? Но ведь ром относится кочень крепким спиртным напиткам… а это значит, что вы…
– Да, да, винокуры, – раздраженно проворчал он, уголком глаза посматривая, как она пытается усвоить эту неожиданную для нее новость.
На самом деле новость была до того поразительной, что она умолкла. Гарнер Таунсенд – винокур, из семьи винокуров… точно так же, как она сама! Она со всех сторон рассматривала эту мысль, и наконец на сердце у нее потеплело. Возможно, именно этим и объясняется ее непреодолимое влечение к Гарнеру: ее натура интуитивно распознала в нем винокура и отозвалась на это открытие самым естественным образом. Уже по вкусу его поцелуев ей следовало догадаться о том, что он тоже винокур. В них чувствовалась опьяняющая сила виски… то есть рома.
И члены его семьи тоже винокуры! Это же замечательно! Теперь она уже не так боялась встречи с незнакомыми людьми, представляющими семью Гарнера. Семья бостонских винокуров… Что ж, это звучит не так страшно, как семья бостонских аристократов, даже если это одна и та же семья. И Уитни с облегчением вздохнула.
Сержант Лексоулт вернулся в лагерь на окраине Питсбурга с мрачным видом.
– Ну, повидали мы ее отца, – натужно просипел он, усаживаясь у дымящегося костра на бревно рядом с лейтенантом. Солдаты бывшего отряда майора Таунсенда быстро собрались вокруг, чтобы послушать новости о своих пленниках. – И похоже, его там бьют.
– Чего там похоже! Он выглядит как кусок сырого мяса, – сердито добавил Дэн Уоллес. – Не надо было передавать его им.
Среди мужчин раздались возмущенные возгласы.
– У нас не было выбора, – смущенно вставил лейтенант Брукс. – Это сделано по приказу полковника Гаспара. Мы ничего не могли поделать.
– Точно так же, как ничего не можем поделать, когда не получаем положенных нам денег, да? – язвительно спросил Ральф Кинджери.
– И продуктов! – возмущенно добавил Дэн Уоллес. – Нам что, просто сидеть здесь и погибать от голода и холода? Черта с два они от меня дождутся! Меня обязаны кормить!
– Лучше бы нам остаться в долине, – жалобно заныл худой Нед. – Там мы по крайней мере нормально питались.
– Черт, мы все голодаем! – прогремел Лексоулт и, встав, повернулся лицом к солдатам. Через мгновение его глаза хитро сощурились. – В самом деле, мы сидим здесь, охраняем улики против отца миссис Таунсенд… и тем временем умираем от голода и жажды. Ребята, у нас же есть выход! В городе полным-полно солдат, которые получают деньги и которые так же умирают от жажды, как и мы. Вот что, ребята, – взмахом руки он пригласил их подойти поближе и понизил голос, – продадим-ка мы им часть виски старины Блэка, будет на что купить себе еду, а заодно избавимся от доказательств его вины.
– Нет, нет, – возразил лейтенант, вставая на ноги. – Трогать улики… это неправильно.
– А избивать старика Блэка – правильно? – сердито нахмурясь, спросил Дэн Уоллес.
Все единодушно его поддержали, обозлившись при мысли, что четыре полные бочки превосходного виски Дэниелса будут использованы в качестве улик против его производителя. По их мнению, в этом было что-то явно несправедливое. С хитростью изголодавшихся людей они дружно уговорили лейтенанта Брукса закрыть глаза, пока бочки не будут опустошены «какими-то неизвестными негодяями». И, желая решительно подчеркнуть свое возмущение отношением властей, которые их использовали, после чего пренебрежительно забыли о них, они подкупили часового, который передал БлэкуДэниелсу и Чарли Данберу бутылку нелегального, контрабандного «доказательства».
Экипаж с грохотом катил по темным и тихим улицам Бостона, замощенным булыжником, направляясь к фешенебельному району Бикон-Хилл. Свет редких фонарей проникал сквозь окно кареты, золотистыми вспышками освещая спящую Уитни. Гарнер тревожно поглядывал на нее, размышляя, правильно ли поступил, приказав больше не останавливаться в дороге, в результате чего они прибыли домой глухой ночью.
Коляска миновала Бикон-стрит, затем роскошный особняк Хэнкоков и вскоре замедлила ход перед внушительным каменным строением в георгианском стиле, отделенным от улицы круговой дорожкой для подъезда экипажей, откуда можно было сразу подняться к пышному парадному портику с широкими ступенями на две стороны. Гарнер спустился с коляски и послал к боковому входу разбудить прислугу.
Вскоре за толстыми белыми дверями послышались суета и голоса, и они распахнулись. Гарнер внес крепко спящую Уитни мимо седого человека в ночной рубашке и колпаке, который кутался в наспех наброшенный халат и держал в руке канделябр с зажженными свечами.
– Мастер Гарнер. Сэр… – Дворецкий испуганно таращил глаза на помятый мундир Гарнера, на его отросшую щетину… и на его ношу.
– У нас гости?
– Н-нет, сэр.
– Отлично. Пошлите разжечь огонь в Голубой комнате напротив моей, – тихо приказал Гарнер. – И проследите, чтобы парня, который спит в карете, устроили на ночь в помещении для слуг.
Дворецкий вздрогнул и поспешил за ним, освещая ему дорогу. Гарнер поднялся с Уитни по изогнутой лестнице и там по коридору до резной двери. Дворецкий, Эджуотер, проскользнул мимо, распахнул для него дверь, и он вошел в пышно обставленную спальню и опустил Уитни на большую кровать. Дворецкий стоял рядом, совершенно озадаченный, в то время как его хозяин стал снимать с молодой женщины какую-то жуткую фетровую куртку и грубые поношенные башмаки, затем бережно стянул парчовое покрывало, вытащил пуховое одеяло и аккуратно подоткнул вокруг ее тела.
– Завтра утром… – Гарнер повернулся к перепуганному дворецкому, – не беспокойте миссис Таунсенд до половины двенадцатого. Пошлите ей полный поднос еды и сделайте для нее ванну с горячей водой. То же самое понадобится и мне в половине десятого. – Он снял одну свечку с канделябра и зажег свечи на мраморной каминной доске. Затем повернулся и увидел, что Эджуотер не сводит глаз со спящей Уитни.
– Вы сказали, «миссис Таунсенд», сэр? – Клочковатые брови дворецкого недоверчиво подскочили.
– Да, миссис Таунсенд, – властным тоном подтвердил Гарнер.
Степенный дворецкий коротко кивнул и поспешил вон, чтобы отдать распоряжения. Гарнер с облегчением вздохнул. Кажется, он благополучно преодолел первое из препятствий, которое должно было ему встретиться при столь позднем возвращении домой.
Наутро, в половине восьмого, Эджуотер, облаченный в крахмальную сорочку и черный костюм, встретил в верхнем коридоре заспанного слугу и забрал у него поднос с завтраком, предназначенный для хозяина, Байрона Таунсенда. Обычно это было занятием более низкого по статусу слуги – принести поднос, раздвинуть шторы и разбудить хозяина, но сегодня утром чопорный дворецкий взял его на себя. Войдя в роскошную спальню, он поставил поднос на лакированный столик у камина, украшенного резьбой по мрамору, затем раздул огонь и подкинул еще одно полено в камин.
– Половина восьмого, сэр. – Он тихо склонился у массивной кровати, затем неслышной походкой удалился, чтобы раздвинуть шторы и открыть ставни.
Байрон Таунсенд пошевелился, уселся в кровати и, сгоняя остатки сна, крупными ладонями с длинными пальцами потер лицо, провел по седеющим вискам и откинул назад темные волосы. Он спустил с кровати ноги и с удивлением уставился на Эджуотера.
– Прибыли какие-то бумаги? – спросил он, надевая домашние туфли из мягкой козлиной кожи.
– Нет, сэр, не бумаги… а мастер Гарнер. – Эджуотер не поворачивался, делая вид, что с трудом раздвигает тяжелые портьеры.
– Домой? Ты хочешь сказать, после того как я ушел спать?
– Он и его партия прибыли очень поздно, сэр. – Эджуотер намеренно подчеркнул слово «очень», перенося внимание на поднос и наполняя ароматным кофе изящную фарфоровую чашку.
– Его партия? – Байрон протянул было руку за халатом, но сначала решил взять поданную дворецким чашку, всматриваясь в его лицо с неодобрительно поджатыми губами. – Он привез с собой каких-то людей?
– Вряд ли я сказал бы «людей», сэр. Один военный, хотя, думаю, не офицер. И разумеется, еще его жена. Это все, сэр? – Эджуотер коротко поклонился и сделал вид, что хочет удалиться.
– Его… кто? – Густой бас Байрона заставил дворецкого остановиться.
– Его жена, сэр. – Эджуотер повернулся с поднятым подбородком и небрежной усмешкой. – Во всяком случае, он назвал эту женщину миссис Таунсенд, когда раздевал ее, сэр.
– Что он делал? Разде… – Байрон поперхнулся, покраснел и нахмурился под ледяным взглядом дворецкого. – Он женился? Когда это произошло? И кто она, черт возьми? Кого он мог найти себе в жены в этих проклятых заброшенных местах в самом скопище мятежников? Господи милостивый… Он отправился туда, чтобы покончить с этим идиотским «водочным бунтом», а не для того, чтобы увиваться за девчонками и… – Он замолчал и замер, с потрясенным видом осмысливая неожиданную новость. – Женился? – Его возмущение росло с каждым словом. – Да как он посмел?! Без разрешения? Жена! Где они, черт побери?!
Оттолкнув Эджуотера и сунув ему в руку чашку с пролившимся на блюдце кофе, забыв о халате, в одной длинной ночной сорочке Байрон выбежал в широкий коридор и устремился к комнате Гарнера. Здесь он остановился и оглушительно загрохотал кулаком в тяжелую полированную дверь красного дерева.
– Гарнер Адамс Таунсенд! Я требую, чтобы ты открыл дверь! Немедленно!
Задыхаясь от гнева, он немного подождал, затем ворвался внутрь и осмотрел комнату и кровать в поисках сына и его новоявленной жены. В сером полумраке на кровати виднелась темная фигура Гарнера. Кроме него, там никого не было.
– И где же, черт возьми, твоя жена?
– Она в комнате напротив, сэр, – услужливо подсказал из коридора Эджуотер. – В Голубой комнате, сэр.
Уставившись на широкую обнаженную грудь Гарнера, Байрон зарычал от бессильной злобы:
– Черт побери! Как ты посмел сделать такое?!
Он круто повернулся и пересек коридор, весь кипя от бешенства. Стукнув три раза в дверь, Байрон снова чертыхнулся и на этот раз воспользовался ручкой, бормоча:
– Сорок процентов дома принадлежат мне…
Он остановился посредине комнаты, увидев на кровати застывшую в нерешительности Уитни. У нее светлые волосы… какие густые… Только это он и разглядел, когда она, смущенная, села, протирая глаза. Байрон шагнул ближе, пытаясь заглянуть под тяжелый балдахин, свешивающийся над кроватью. С поразительно красивого лица на него смотрели светлые глаза.
– Кто вы такая? – повелительно спросил он.
– А вы кто такой? – Уитни вызывающе подняла подбородок, уязвленная этим грубым тоном, и растерянно оглядывалась.
Где это она? В какой-то большой комнате… в роскошной кровати под балдахином. Опустив глаза, она увидела, что на ней по-прежнему ее рубашка и юбка, и ощутила на себе и штаны. Как она оказалась…
– Что вы себе позволяете, таким образом врываясь в комнату моей жены? – В комнату влетел босой Гарнер, на ходу застегивая бриджи.
– Хочу собственными глазами увидеть последствия твоего идиотского поступка. – Байрон оторвал взгляд от Уитни и вперил его в Гарнера. – Женился! Черт-те где, на самой границе! Боже милостивый!
– Да, женился, – Гарнер приблизился, – официально и должным образом.
– Полагаю, с этим браком что-то не так, иначе ты не проник бы в дом под покровом ночи, – едко заметил Байрон, интуитивно попав в точку.
– Я просто не желал и дальше ночевать на постоялых дворах. – Выдвинутый подбородок Гарнера удивительно соответствовал упрямому выражению лица старшего Таунсенда. – Предпочел поскорее добраться до дома.
– Кто она? – Байрон кивком указал на Уитни, которая спустилась с высокой кровати и оказалась в более ярком освещении. Окинув оценивающим взглядом ее юбку из грубой ткани и рубашку мужского покроя, он утвердился в своих подозрениях. – А главное, из какой она семьи?
Гарнер перехватил растерянный взгляд Уитни, и его голос стал резким, когда он повернулся к отцу.
– Уходите! – Он надвинулся на Байрона, вытесняя его в коридор. – Мы потом это обсудим… не здесь… и не сейчас.
Уитни последовала за ними к дверям, глядя на Гарнера и на мужчину, столь разительно похожего на него, что он мог быть только его отцом! Гарнер был выше отца на два-три дюйма, но у обоих были широкого размаха плечи и прямые носы с тонкими, вздрагивающими ноздрями, темно-каштановые вьющиеся волосы, светлые глаза и одинаково очерченные мужественные лица. И когда взгляд Уитни упал на распахнутый ворот ночной рубашки старика, она с удивлением увидела на его груди знакомые темные завитки волос вперемежку с седыми.
– … не мог найти время для письма или как-то иначе с вами связаться, – смущенно оправдывался Гарнер в коридоре.
– Тогда нужно было подождать… Не спешить с этими проклятыми обетами… Мог бы хоть на этот раз взять себя в руки!
– Черт возьми, что здесь происходит? – раздался из коридора чей-то низкий голос.
Из какой-то комнаты в коридор выкатил в кресле на колесиках облаченный в ночную рубашку худой старик с всклокоченной со сна седой шевелюрой и угодил прямо в середину свары. На его узком хищном лице с ястребиным носом поблескивали выцветшие серые глаза.
– Какого черта вы затеяли ссору в такую рань? Неужели человек не может спокойно дожить остаток своих лет?
– Гарнер вернулся, – сказал Байрон, быстро обернулся к старику и перекосился от боли, когда тот ударил его по голени подножкой своего кресла. – Черт возьми, вы когда-нибудь научитесь управлять этой проклятой машиной? Сколько раз я вам говорил…
– Я и сам вижу, что он дома, недоумок.
– Боже милостивый! – перекрыл их сварливые голоса тонкий девический голос. Распахнулась еще одна дверь, и в коридоре показалась очередная фигура в белом. – Да можно ли
спать при таком адском шуме? Как вы додумались устроить этот скандал как раз перед моей комнатой, хотя отлично знаете, что я сплю до одиннадцати?
В самый центр орущих друг на друга людей ворвалась девушка в тонкой рубашке из муслина и с копной темных волос. Она бесцеремонно оттолкнула в одну сторону коляску со стариком, в другую – Байрона Таунсенда и остановилась перед Гарнером, уперев руки в талию и не обращая внимания, что ее рубашка сползла, обнажив одно плечо.
– Кузен Гарнер… Вижу, вы вернулись домой из своего военного похода, – заметила она, неодобрительно взглянув на обнаженную грудь Гарнера, затем увидела Уитни и сощурила глаза.
– Возвращайся в постель, Маделайн, – приказал девушке Байрон, указывая на комнату, из которой она выбежала. – Это тебя не касается.
– Кто это? – Маделайн упрямо тряхнула темными волосами и скрестила руки на груди, отказываясь повиноваться.
– Вот именно, – поддержал ее старик в кресле, вытягивая шею, чтобы из-за Маделайн разглядеть ощетинившуюся Уитни, застывшую в дверном проеме. – Кто она, черт возьми? Ты что, застал его с этой развратной девчонкой…
– Не сомневаюсь, что это наглая охотница за деньгами, перед которой он не смог устоять. – Отец Гарнера повернулся к Уитни с угрожающим блеском в глазах. – Гарнер уверяет, что женился на ней на границе и притащил домой… под покровом ночи.
– Женился?! Женился на ней? – одновременно с недоверием вскричали старик и девушка.
– Она моя жена. – С побелевшими от гнева губами Гарнер грозно шагнул к отцу. – И мой брак – это мое дело. Он не имеет к вам никакого отношения.
– Господи, Гарнер, как же нас может не касаться то, что ты женился на какой-то шлюхе из глухих лесов! – Байрон устремил на Уитни горящий ненавистью и презрением взгляд. – По меньшей мере это унижение для всей нашей семьи… Подумать только! Взять в жены дикарку из леса, тайно…
– Я женился отнюдь не тайно! – Гарнер чувствовал ужас Уитни, и его голос сорвался от гнева. – Нас соединил узами законного брака зять моего старшего офицера, полковника Гаспара… и при этом присутствовала вся ее семья в полном составе.
– Значит, это была неприлично поспешная свадьба, – ехидно вставила Маделайн и окинула Уитни с головы до ног презрительным и злобным взглядом.
– Разумеется, неприличная! – поддержал ее Байрон, рыская по Уитни светлыми глазами, такими же, как у Гарнера.
«Неприличная»! Уитни вздрогнула, как от укола. Три пары глаз с враждебным и пренебрежительным выражением уставились на нее. Так эти рычащие от злобы аристократы и есть знаменитые Таунсенды – семья Гарнера?!
– Неприличная? – с трудом выговорила она, приходя в себя от унижения, и щеки ее загорелись от негодования. Она обвела подчеркнуто уничижительным взглядом людей, заполнивших коридор. – Что ж, поскольку здесь зашла речь о приличиях, должна привлечь ваше внимание к тому, что среди вас я единственная, кто полностью… прилично… одет!
Байрон откинулся назад и с удивлением уставился на свою ночную рубашку. Губы Маделайн беззвучно зашевелились, а сама она покраснела и стянула руками ворот рубашки. Эзра опустил взгляд и посмотрел на свои худые, покрытые темными волосами голые ноги и с отвращением присвистнул. Все мгновенно разбежались и разъехались по своим комнатам, оглушительно хлопнув дверями.
Глава 15
По тому, как Гарнер густо покраснел, Уитни поняла, что он взволнован не меньше ее самой. Их взгляды встретились и на несколько секунд задержались, пока рядом кто-то не сдвинулся с места.
– Эджуотер, – Гарнер повернул голову, – пожалуйста, подайте мне и моей жене завтрак и сделайте ванну. – Затем он схватил Уитни за руку и втолкнул ее в комнату, твердо закрыв дверь перед носом дворецкого.
Полыхающий огонь в ее глазах, сердито раскрасневшееся лицо, ниспадающие в беспорядке шелковистые волосы… теперь, когда они оказались наедине в сумраке ее спальни, ему стоило больших трудов выпустить ее руку.
– Значит, это и есть ваша семья, – сказала она, испытывая к нему странное сочувствие.
– Да. – По его лицу пробежала кислая улыбка. – Они… Понимаете, они очень удивлены, что я так скоро вернулся домой… и…
– И женатым, – закончила Уитни за него.
– Для меня их реакция не такая уж неожиданная. Я объяснюсь с ними позднее. Атем временем, – он властно повел рукой по уютной и элегантной спальне, – это будет ваша комната. Позавтракайте, вымойтесь и приведите себя в презентабельный вид. Я пришлю за вами, когда буду готов представить вас моей семье.
Он неуверенно постоял, как будто хотел сказать что-то еще, но круто повернулся, прошлепал по полу босыми ногами и вышел. Только оказавшись надежно отделенным от нее двумя дверями, он понял, что готов был извиниться перед Уитни за непростительное поведение своей семьи. Никогда в жизни не приходилось ему думать о Таунсендах как о посторонних и потому освобожденных от соблюдения правил вежливости, принятых в обществе. И если они проявляли резкость, а порой даже невоспитанность по отношению к людям, впрочем, включая и друг друга, это казалось не таким уж важным в свете занимающих их более серьезных проблем.
Но сейчас он впервые увидел своего отца, деда и кузину со стороны, чужими глазами. У него возникло чувство смущения и даже стыда при виде высокомерия, которое они выказали по отношению к человеку, которого даже не знали… к такой незаурядной личности, какой была Уитни Дэниелс.
А по другую сторону коридора Уитни стояла на том же месте, где он ее оставил, сверля мрачным взглядом массивную резную дверь с начищенными медными ручками и петлями. Он сказал: «Вымойтесь и приведите себя в презентабельный вид». Как он смеет командовать?! Она со злостью потянула вверх рубашку, и ее обдало смешанными запахами пота, лошадей и дыма от костра. Брезгливо сморщив нос, она тут же отдернула руки. Все равно, он мог бы попросить об этом более вежливо! Вспомнив его сварливых родственников, она подумала, что вряд ли они могли воспитать его утонченным джентльменом.
Что ж, яблочко от яблони недалеко падает, и Железный майор является достойным отпрыском своей железной семейки. Только перспектива снова предстать перед его родственниками и нежелание, чтобы ее опять обдали презрением, заставили Уитни подавить возмущение командным тоном Гарнера и осмотреть погруженную в сумрак комнату в поисках умывальника и своего кожаного мешка с одеждой. Она взяла с умывальника китайский фарфоровый кувшин, расписанный изящным рисунком из ивовых листьев, поражаясь, как это люди могут пользоваться для умывания таким красивым сосудом.
Нет, он не просто красивый, а исключительно изысканный, даже роскошный. Да, тетушка Кейт именно так и назвала бы этот кувшин – роскошный. Ее вдруг охватила острая тоска по дому, по отцу и тетушке, но в этот момент ей пришлось ответить на стук в дверь.
В дверях появилась невысокая женщина средних лет со строгим и властным лицом, в безупречно выглаженном форменном, белом с серым платье; в одной руке она держала накрытый поднос, а другой придерживала ручку двери. Оробев, Уитни отступила назад, женщина решительно вошла, поставила поднос на столик около камина, кинула взгляд на кувшин в руках Уитни и направилась к окну раздвинуть тяжелые парчовые шторы и раскрыть ставни, впустив потоки солнечного света.
– Как мне… Где мне взять воды?
– Сейчас принесут, мэм.
Женщина присела в реверансе и вышла.
Уитни проводила ее взглядом, затем стала рассматривать просторную комнату с высоким потолком, теперь залитую утренним светом. Огромная кровать под парчовым балдахином была застелена шелковым покрывалом, вышитым золотой нитью. Вся мебель, легкая и изящная, была из отполированного до блеска красного дерева: стол и стулья с гнутыми ножками, высокий комод, гардероб, умывальник с мраморным верхом. Перед камином, который украшали белая мраморная полка с резьбой и искусно вышитый экран, лежал пушистый ковер в голубых тонах, устилая натертый пол из кленового дерева.
Вот он какой – роскошный дом Гарнера Таунсенда. Уитни поставила кувшин на умывальник и решила узнать происхождение изумительного запаха, исходившего от накрытого салфеткой подноса. Два серебряных сосуда, фарфоровая чашка с узором и серебряные нож и ложки, как у тети Кейт, только более изящные. Она осторожно взяла чашку и с благоговением осмотрела ее, потом налила в нее кофе. Отпив глоток, она удовлетворенно вздохнула и намазала бисквит маслом. Что ж, кажется, Гарнер не собирается морить ее голодом.
Не успела она закончить завтрак, как вернулась суровая служанка и приказала войти двум парням, которые разожгли в камине огонь и установили перед ним огромную медную бадью. Она сообщила Уитни, что ее «прислали» помочь ей вымыться, на что Уитни возмущенно заметила, что она не какая-нибудь калека, поэтому помощь посторонних ей не требуется. Но, увидев стальной взгляд женщины, прибегла к торговле и заключила сделку: служанке было разрешено помочь ей вымыть голову, затем она должна была удалиться, предоставив ей возможность самостоятельно закончить мытье.
Вскоре Уитни уже сидела с вымытыми и благоухающими ароматом роз волосами в ванной, установленной перед пылающим камином и наполненной такой горячей водой, что от нее даже пар поднимался. Полная ванна горячей воды… и душистое мыло! Уитни с блаженством пошевелила пальцами ног над водой. Вот бы здесь оказалась тетя Кейт! Как бы она наслаждалась купанием; она всегда говорила о подобных привилегиях богатых домов с мечтательной завистью. Теперь Уитни ее понимала: при таком купании тело полностью расслабляется.
Через полчаса служанка, которая наконец сказала, что ее зовут Мерси, возвратилась и нашла Уитни уже одетой в чистую рубашку и юбку, которую она натянула поверх своих любимых штанов из оленьей кожи. Мерси принесла щетку для волос и черепаховый гребень и занялась ее прической. Она забрала пышные волосы Уитни наверх, опустив по бокам завитые локоны. Уитни протестовала и ерзала, но Мерси была неумолима и настояла на своем. И когда Мерси предложила ей ручное зеркало, чтобы Уитни могла полюбоваться новой прической, та только ахнула и прикусила губы, чтобы не выдать своего ужаса. Мерси гордо заявила, что это только что завезенная с континента и самая модная прическа и что все бостонские леди только о ней и говорят. Уитни молча кивнула, и Мерси ретировалась, явно задетая тем, что ее искусство не оценили по достоинству.
С зеркалом в руке расстроенная Уитни опустилась на узкую скамью в ногах кровати. Мало того что ей предстояло встретиться с чопорной семьей, так еще с такой глупой прической, что она стала похожа на бигля с висящими ушами!
Зажав ручку зеркала в коленях, Уитни распустила дурацкие пряди, спускающиеся вдоль лица, и принялась старательно расчесывать волосы, время от времени останавливаясь, чтобы передохнуть. И когда через несколько часов появился Эджуотер, чтобы проводить Уитни в утреннюю гостиную, волосы ее сияли медным блеском.
Скрывая волнение, Уитни ладонями разгладила свою домотканую юбку, поправила пояс и последовала за неприступно молчавшим дворецким. Он повел ее через широкий верхний коридор к просторной изгибающейся лестнице, затем по обширному нижнему холлу, выложенному плиткой. Они проходили мимо массивных полированных дверей, сверкающих канделябров из меди и хрусталя, толстых турецких ковров и картин в золоченых рамах. Все вокруг подавляло Уитни непривычной роскошью.
В нижнем коридоре, отделанном дубовыми панелями, дворецкий указал ей на открытые двери и покинул ее. С бьющимся сердцем и ледяными руками она приблизилась к двери, за которой слышались сердитые голоса. Несвойственная Дэниелсам робость заставила ее замедлить шаги, а затем она и вовсе замерла, услышав, о чем там идет разговор.
– … сорок процентов этого дома принадлежит мне, – говорил Гарнер сердитым густым голосом, которым частенько разговаривал с ней. – А также сорок процентов компании Таунсендов и сорок процентов дохода от торговли товаром. Сорок процентов! Так что это мой дом, и моя жена будет здесь жить, одобряете вы это или нет.
– Ты ее нам навязываешь?! – произнес визгливый женский голос. Это кузина, рассеянно подумала Уитни. – Да кто она такая?! Какая-то безродная девчонка! Подумай, кузен Гарнер, ведь она жила среди дикарей!
– Она не дикарка, а моя жена! – отрезал Гарнер. – Да, она не привыкла… к нашему образу жизни, но со временем привыкнет.
– Она выглядит как горничная, хуже – как судомойка! – возмущенно заявила кузина. – Да моя горничная лучше одевается. Я не желаю, чтобы меня видели рядом с ней, не желаю!
– Она одета так, как принято одеваться на границе, – угрюмо возразил Гарнер. – Ее внешний вид можно улучшить при помощи небольших расходов.
– Не сомневаюсь, именно из-за этого она и вышла за тебя замуж – из-за денег! – сделал выпад Байрон Таунсенд голосом, очень похожим на голос Гарнера, только не таким звучным. – Но имей в виду: в этом доме она ничего не получит!
– Ты вынужден был жениться на ней, верно? – вмешался скрипучий голос, который наверняка принадлежал деду Гарнера. – Наверное, застали с девчонкой в постели и заставили поступить с ней честно?
В комнате воцарилась мертвенная тишина, а сердце Уитни, казалось, сжалось в комок. Что ж, дед Гарнера жестко и сжато описал их союз: пойман в постели и вынужден жениться. Обесчестил юную девушку и загладил вину законным браком. Но как же банально и жалко прозвучало это в его устах! Как будто и не было того восхитительного и равноправного наслаждения от их близости, не было тех дней и ночей, когда оба страдали, пытаясь побороть охватившую их страсть, предшествующих той ночи, когда они совершили этот сладостный грех!
– Я так и знал! – взорвался отец Гарнера. – Ты снова опозорился, черт побери! У тебя нет ни малейшей выдержки, ни достоинства, ни чести! Маделайн, выйди немедленно!
– Не выйду! У меня десять процентов…
– Пусть девушка останется, Байрон, – с мрачной усмешкой возразил старик. – Она уже достаточно взрослая, чтобы узнать, к чему ведет распущенное вожделение.
– Ничего подобного не было! – виновато вспыхнул Гарнер.
– Тебе представилась почетная возможность сражаться на стороне Вашингтона, тебе поручили подавить мятеж этих подлых изменников, но вместо того, чтобы выполнить свой долг, ты валялся в сточной канаве с этой грязной шлюхой! Как еще это можно назвать… если не отвратительным, унизительным, скотским вожделением!
Каждое слово отца Гарнера ранило Уитни. Она грязная шлюха, которая валялась в сточной канаве! И одета хуже горничной. Она с яростью уставилась на свою домотканую юбку, словно ожидая, что та загорится. Оскорбление было тем более сильным, что ей и самой не нравился этот глупый наряд. С внезапным порывом она распустила шнуровку на корсаже юбки и, стащив ее вниз, перешагнула через нее. Она провела рукой по своим штанам, и в ней вспыхнула гордость Дэниелсов. Да как они смеют?! Она Дэниелс… и, слава Богу, гордится этим!
Расправив плечи и гордо подняв голову, Уитни вошла в гостиную, где грызлись и рычали эти гордецы Таунсенды. Дэниелс бесстрашно вошла в логово льва!
Все четверо раздраженно кричали, не слушая друг друга. Гарнер случайно заметил, как она появилась и застыла на пороге комнаты: обутые в грубые башмаки ноги широко расставлены, ее знаменитые штаны плотно обтягивают женственные бедра, кулаки уперты в талию, пышные густые волосы спадают на плечи, а зеленые глаза мечут молнии. Ее смелая поза и неукротимый характер, сформированный трудной жизнью на границе, вызывали восхищение. Глядя на нее, Гарнер выпрямился, и Байрон умолк на половине тирады и тоже обернулся к Уитни.
