Текст книги "Место для большего (ЛП)"

Автор книги: Бет Эманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

24

Броди

– Какого черта? – Вайпер подъехал ко мне, пока красные джерси из «Лавины Колорадо» собрались все вместе, празднуя шайбу.

Не глядя на него, я поднял шлем, сдвигая его на макушку. Фанаты «Колорадо» ликовали и стучали по стеклу, некоторые даже показывали средний палец, и я положил свою клюшку на сетку. Пришлось привлечь все силы, чтобы не ответить им тем же. Я посмотрел на тренера Коллинза, который нервно ходил вдоль скамейки, со скрещенными на груди руками, и пристально смотрел на меня.

Успокойся, Коллинз. Это один гол.

– Ты играешь как мешок с дерьмом. Соберись! – прорычал Вайпер, когда понял, что я не собираюсь отвечать ему. Теперь я и его хотел послать. Я глотнул «Гаторейда» и опустил шлем.

Еще четыре раза игроки «Лавины» собирались вместе поздравить друг друга.

Еще четыре раза Коллинз сверлил меня взглядом.

После игры, опустив голову и старательно игнорируя кривляющихся фанатов, я уехал со льда.

– Пошел, ты, Мерфи!

– Не похож ты на самого ценного игрока!

Мы проиграли 5:2 и все по моей вине. Высказывание "выигрывает команда, проигрывает команда" я превратил в бред. Все, все из-за меня! Моя работа – блокировать маленькую шайбу от пересечения линии и звука сирены, но сегодня я провалился.

Я облажался пять раз.

Ненавижу эту чертову сирену, особенно, когда она звучит из-за шайбы в мои ворота. Этот мигающий красный луч и раздражающий гудок, сигнализируют о неудаче. Я слышал его чаще, чем за все вместе игры в этом сезоне.

Подумаешь!

Это всего одна игра.

Одна игра, которая будет не так важна в конце сезона.

Я лгу сам себе.

Эта игра важна. Они все важны! Смогу ли я сосчитать, сколько раз команда не попадала в плей-офф из-за одной игры. Иногда одна чертова шайба во всем сезоне играет решающую роль между катанием на льду в плей-офф и просмотром игры по телевизору.

Когда я добрался до раздевалки, Коллинз уже был там, ожидая меня возле моего шкафчика.

– Ты как? – пробормотал он, когда я вошел.

– Я в порядке, – солгал я, не желая рассказывать тренеру, что мой мир рухнул по всем фронтам за последние несколько дней.

Он кивнул и осмотрел оживленную раздевалку:

– Просто не в форме или что-то еще?

– Да! – рявкнул я, глядя прямо ему в глаза. – Тяжелый вечер был. Простите.

– Хочешь дать интервью?

– Нет. Не сегодня.

Он похлопал меня по плечу и ушел.

Последнее, в чем я нуждался – кучка кровожадных спортивных репортеров, муссирующих снова и снова один и тот же вопрос, въедливо уточняющих, почему я столько пропустил, да и кто же знает ответ на этот чертов вопрос?

Я стянул джерси через голову и начал снимать щитки. Лиу взглянул на меня краем глаза, прежде чем включил в раздевалке телевизор и начал переключать каналы на интервью после игры. Не секрет, что сегодня я играл плохо. И не секрет, что я взбешен из-за этого на себя. Обычно, после игры я был весельчаком, но сегодня ни с кем не хотел разговаривать.

Ну, кроме одного человека, но я все еще не был готов говорить с ней.

Я сел на скамью и вздохнул, наклонившись вперед и обхватив голову руками, я уперся локтями о колени. Достаточно того, что я слышал интервью, смотреть на экран я не хотел. Журналисты начали сыпать вопросами обо мне.

– Тренер, вы переживаете за сегодняшнюю игру Мерфи?

– Нет, – ответил он. – Что есть, то есть. Все мы люди. Это его первая неудачная игра в сезоне. У всех в сезоне есть парочка таких.

– Тренер, тренер! – выкрикнул другой журналист. – Этот год для Мерфи решающий. Вы думаете, это сказывается на его способностях?

Тренер громко выдохнул в микрофон:

– Да, это решающий год. Сказывается ли это на нем? Кто знает? У меня нет ответа. Я уверен, что его тяготит понимание того, что каждое твое движение оценивают и сканируют, но он крепкий. Он справится.

– Тренер Коллинз, источники, приближенные к Мерфи, говорят, что здесь причастны некоторые личные отношения, которые могли сказаться на его сегодняшней игре. Вы что-нибудь знаете об этом?

Я резко повернул голову в сторону телевизора.

Чертовы стервятники.

Я почувствовал, как все парни в комнате уставился на меня.

– Послушайте. Знаете, что? Он не докладывает мне о таких вещах и не должен. Он здесь работает и делает это отлично. Сегодня у него была тяжелая игра? Да. Вернется он в форму завтра? Да. Связываю ли я с этим личную жизнь? Нет. Если это так, меня это не касается, и не касается кого-либо еще. На сегодня все! – он оттолкнул от лица микрофон и поднялся из-за стола, не скрывая раздражения. Он выходил из себя, как все обычные люди, но никогда на камеру и определенно не во время интервью.

Коллинз промчался через раздевалку, не глядя ни на кого, особенно на меня.

– Это было грубо, – сказал Вайпер, сидевший рядом со мной, пот стекал по его вискам. – Ты как?

– Нормально, – я швырнул коньки в сумку.

– Не похоже.

– Ладно, я не в порядке.

– Хочешь о чем-нибудь поговорить? – осторожно спросил он.

Я сел и уставился в никуда:

– Я не хочу никаких советов, – предупредил я.

– Ладно. Выкладывай.

– Он вернулся, ее бывший. Как оказалось, еще несколько недель назад, но она мне не сказала, – выдохнул я.

– Интересно.

– Это все? Интересно? – я уставился на него.

– Тебе не нужен совет, – он пожал плечами. – Поэтому я слушаю.

– Если бы я попросил совета, какой бы он был?

– Простой. Надрать ему задницу. Она твоя женщина, борись за нее.

– Именно так я и сделал. Думаю, я сломал ему челюсть.

Он повернул голову, уставившись на меня, и похлопал по плечу:

– Отлично! Наш парень! Так почему она не рассказала тебе?

– Не знаю. Думаю, не хотела меня злить.

– Погоди! – он встал и забросил свои коньки в сумку. – Какого черта ты говоришь, что не знаешь, почему она солгала? Ты спрашивал ее?

– Я уехал. Был в ярости. С тех пор не разговаривал с ней.

Он открыл рот и нахмурился.

– Ты что, идиот? А если есть веская причина, почему она не рассказала тебе? Что, если ты, упертый осел, пока сидишь и перевариваешь все это здесь, мудак там успокаивает ее и восстанавливает ее разбитое сердце?

– Я сказал, что позвоню, когда мы вернемся.

– Тупица, у нас выездная серия! Сколько, как ты думаешь, ему потребуется времени найти обратную дорогу? Надеюсь, не в буквальном смысле?

– Она не станет делать этого. Не с ним, – я покачал головой, отмахиваясь от него.

А с чего бы нет? Ты не разговариваешь с ней. У нее разбито сердце. Она будет искать своего рода жилетку для утешения.

Меня затошнило.

Вайпер был прав... и признать это я мог не часто.

***

После дерьмовой игры я вернулся в номер отеля и перед душем проверил телефон. Четыре пропущенных сообщения: три от мамы, отвечать которой я был не в состоянии, и одно от Шей.

Я не долго думал отвечать сестре или нет, даже если волновался. Мама и папа уже поговорили с ней? Она знает? Если не знает, могу ли я вести себя так, словно ничего не произошло? Я не хотел разбивать ей сердце.

– Привет, малышка, – я старался говорить, как можно радостнее, отвечая ей.

– Броди! – выкрикнула она. – Какого черта происходит между мамой и папой?

Я вздохну:

– Они рассказали тебе, да?

– Да. Они позвонили утром и заверили, что хотят, чтобы я услышала это от них, а не от тебя.

– Как мило с их стороны, – саркастически ответил я, растягиваясь на гостиничной кровати.

– Что с ними случилось? Они ничего мне не рассказывают, – ее голос был тихим, грустным. Он отображал мои чувства.

– Они не знают. Мне они тоже не много рассказали, – я потер виски пальцами. – Хотя я ненадолго там задержался. Я как бы убежал.

– Мама рассказала. Она больше расстроена из-за этого, – с некоторым сомнением ответила она.

– Они сказали тебе, как долго знали об этом?

– Да! – прокричала она. – Чертов год! Какого хера? Какое-то дерьмо, Броди. Мы должны что-то сделать.

– Шей, а что мы можем? – я понимал ее переживания. Она отреагировала так же, как и я в тот вечер, когда намеревался помирить их.

– Не знаю, – всхлипнула она. – Запереть их в комнате, пока не решат все бросить?

– К сожалению, в жизни не все так происходит.

– Я в ярости, Броди, и мне больно, и я запуталась и... злюсь.

Я глубоко вдохнул и медленно выдохнул:

– Я тоже злюсь, малышка. Я просто не знаю, кто бы не злился.

25

Кейси

Мое утро началось, как и в предыдущие, с отправки сообщения Броди, которое, скорее всего, останется без ответа.

К: ТВОЕ МОЛЧАНИЕ УБИВАЕТ МЕНЯ! Я ТАК СИЛЬНО ПО ТЕБЕ СКУЧАЮ, Я СТРАДАЮ. ПОЖАЛУЙСТА, ПЕРЕЗВОНИ. ЦЕЛУЮ.

Три дня без телефонного звонка и смс от него стали пыткой. Каждый раз, как только мой телефон издавал звук, сердце подскакивало к горлу. Я даже начала молиться, чтобы зазвонил домашний телефон, хотя не думаю, что у него есть номер. Внутри разверзлась такая боль, что даже телефонный звонок не унял бы ее. Я писала ему несколько раз просто сказать, что люблю его, и ни разу не получила ответа.

Моя стажировка заканчивалась, и я была уверена в отказе Морин. Очевидно, она ворчливая со всеми стажерами, просто у нее такая натура. Дарла заверила, что, если бы меня наняли в больницу, и она увидела бы во мне коллегу, а не стажера, с ней было бы приятно работать.

Какая разница.

Скорее Вайпер женится на монашке, чем меня возьмут на работу в больницу. Хотя, я буду скучать по Дарле. Мы стали ближе, и я знала, что мы все также будем видеться.

– Смотри, сколько ты уже сделала! – с гордостью произнесла Дарла.

– Знаю! Я почти настоящая медсестра, да?

– Ты и так настоящая медсестра. Это твоя сущность.

– Ну да, но думаю, я приняла решение, – я села рядом с ней за стол. – Думаю написать заявление в родильное отделение.

Она склонила голову и подняла брови:

– Правда?

– Да, – я пожала плечами. – Я много думала о подруге в Италии, о ее беременности и поняла, что это мое призвание. Помогать беременным женщинам, или тем, что рожают, этим я хочу заниматься. И не начинай о том, что придется возиться с крошечными детьми. Они словно кусочки рая.

Дарла засунула палец в рот и притворилась, будто ее тошнит.

– Да, пожалуйста. Все эти ноющие, жалующиеся женщины, которые ведут себя так, будто они первые, кто рожает на планете. Нет, спасибо. Я посижу со своими полуночными алкоголиками, сломанными конечностями, и Бог знает, чем еще.

– Ну, тогда будем частенько встречаться и обмениваться историями, – я улыбнулась ей.

– Определенно, – она ухмыльнулась мне. – Может, мы однажды сходим на двойное свидание.

– О-о-о-у. Двойное? И кто этот счастливчик?

Она уставилась на меня, и дьявольская улыбка расплылась на ее лице.

– Можно сказать, что у него гигантская змея.

Открытие нахлынуло на меня, и я округлила рот.

– Вайпер? Я думала, ты сказала, что он на один раз?

– Так предполагалось, – она пожала плечами. – Но он написал мне, а я не смогла отказаться. Этот парень может кору с дерева слизать.

– Хорошо, хорошо. Я поняла, – я зажмурилась и подняла руки в защитном жесте, не желая знать больше. – Как бы то ни было, я рада за тебя. И я с удовольствием сходила бы на двойное свидание, учитывая...

– Вы будете вместе, – тихо сказала Дарла, обнимая меня. – Он просто злиться. Он переживет. Вы справитесь. Хочешь, Вайпер попросит, чтобы он позвонил тебе?

– Конечно, – рассмеялась я. – Может Вайпер передаст ему записку во время классного часа, чтобы встретился со мной в лаборатории после занятий. Я ценю твою помощь, но – нет. Я заварила эту кашу, мне ее и расхлебывать.

– Говоря о неприятностях... – я посмотрела на нее, когда она кивнула на коридор. Я заметила направляющегося к нам Зака.

– Привет, девчонки, – махнул он. – Кейси, я могу поговорить с тобой?

Я кивнула и вежливо улыбнулась:

– Конечно, – я повернулась к Дарле и прошептала: – Скоро вернусь. Прикрой меня, пожалуйста.

– Сделаю, – ответила она, и я последовала за Заком в комнату ожидания.

Мы сели друг напротив друга на колючие зеленые больничные кресла с деревянными подлокотниками. Было неудобно, но уединенно. Он наклонился вперед и оперся локтями о колени, его подбородок покоился на сцепленных руках. Его щеки были разукрашены желтыми и фиолетовыми синяками.

– Ты как? – спросила я и наклонилась, рассматривая его лицо.

– Нормально. Сделал рентген. Перелома нет, слава богу.

– Я... эм... мне жаль, – пробормотала я, не уверенная уместны ли в этом случае извинения. Я даже не уверена, заслужил ли он извинения.

– Не нужно. Пожалуйста, не извиняйся. Так еще сложнее, – он вздохнул прежде, чем начал снова говорить. – Послушай, Кейси. Я не знаю, что сказать кроме «прости». Я проигрывал ту ночь снова и снова и не смог объяснить, почему поступил так.

– Давай по порядку: зачем ты напился? – я пристально смотрела на него в поисках ответа.

– Честно? – он посмотрел на меня. – Не знаю. Что-то во встрече с девочками, проведенной в парке, всколыхнуло меня. Я сидел и жалел себя, и в этот момент позвонил мой друг Бретт. Я опомнился, когда мы сидели в баре, и я пил ром с колой, будто до этого был в пустыне.

Я изучала его, а он смотрел на свои руки, очевидно, стыдясь себя.

– И что это значит? Для твоей программы трезвости? – в беспокойстве спросила я.

– Я продолжаю отмечаться каждый день. Только сейчас буду чаще навещать поручителя, вместо встреч пару раз в неделю буду ходить каждый день. Я не переживаю об этом. Я переживаю о вреде, нанесенном... тебе.

– Да, это дерьмовая часть, но это не полностью твоя вина, – я глубоко вдохнула. – Если бы я рассказала Броди о твоем возвращении и нашем разговоре, он бы не так отреагировал.

– Ты не виновата в том, что я напился и приехал без приглашения, – он покачал головой.

– Так и есть. Что сделано, то сделано, ничего уже не вернешь. Теперь мне нужно как-то наладить с ним отношения.

– Именно об этом я и хотел поговорить, – не спеша проговорил он. Он посмотрел на меня и внутри все рухнуло.

– Впервые, когда я увидел тебя здесь, на работе, я думал, что на то была причина, почему мы оказались в одной больнице в одно и то же время. То есть, были ли шансы? В округе много больниц, но из всех отделений, куда тебя могли распределить, из всех смен у нас двоих... мы оказались в одной палате в одно и то же время.

– Я бы назвала это везением, но для меня это было ужасно. – Мне не хотелось быть полной стервой, но я предпочитала быть честной.

– Понимаю. Мне показалось это вторым шансом наверстать то, что я пропустил за пять лет.

Я уже начала закатывать глаза, как он взял меня за руку.

– Дослушай. Но время было потеряно, и один разъяренный хоккеист напомнил мне – это я выбросил тебя и девочек. Я ничего не упускал.

Когда это Броди сказал это ему?! Уф! Это чертова поездка!

– Это правда. Ты именно так поступил. – Ответила я.

– Я вот к чему. Я часто перекручивал все в своей голове, чтобы чувствовать себя жертвой своего недуга. Но это не так. И решения, которые я принял во время зависимости, были лишь моими решениями. Я должен отвечать за них, что и собираюсь делать, начиная прямо с этой минуты. – Он опустил мою руку. – Жизнь состоит из выбора. Мы каждый день его делаем. От таких незначительных вещей, как «что нас съесть на завтрак», до серьезных – «оставить ли сегодня свою семью». Тогда я сделал плохой выбор. Я говорил себе, что ухожу, чтобы защитить вас и, в каком-то смысле, я так и думал. Но, по большей части, я ушел потому, что был эгоистом.

– К чему ты клонишь? – мои глаза были полны слез. Мне было тошно от пересказа нашего прошлого во время каждой нашей встречи. Я хотела быть снова счастливой.

– Я принял другое решение, и я молюсь Богу, что оно, наконец, верное. Я всю свою жизнь был эгоистичным по отношению к тебе, и хоть раз поступлю иначе. Я снова уйду. Но в этот раз на самом деле ради тебя и девочек.

Мои мысли разбежались в тысячу разных направлений.

Он снова уходит?! Мы только достигли момента, когда я могу находиться с ним в одной комнате и при этом не хотеть убить его. Я думала о том, как сказать Люси и Пайпер, что их настоящий отец вернулся и хочет видеться с ними. И теперь он хочет уйти?

– Я не понимаю, – я пристально смотрела на него.

– Эгоистично, но я бы отдал все, чтобы у нас с тобой появился второй шанс, увы, я заметил – твоя жизнь была намного лучше до моего появления. Мое присутствие – дополнительный стресс для тебя, поэтому я исчезну. Девочки не знают кто я – они ничего не потеряют. И ты кажешься влюбленной в Броди, он, очевидно, очень привязан к тебе и защищает моих дочерей. Я, правда, не знаю, кто мог бы подойти лучше для них и для тебя.

Я опустила голову и потёрла глаза, отчаянно пытаясь переварить все, что он сказал. Мой отец ушел, когда мне было десять, и с тех пор я не видела и ничего не слышала о нем. Когда я была в старшей школе, я часто думала насколько отличалась бы моя жизнь, появись он, и естественно я хотела лучшей жизни для Люси и Пайпер, чем была у меня. Если это означает, что я должна попросить их биологического отца остаться, значит так и будет.

– Кейси? – тихо спросил он спустя минуту.

Я подняла голову и глубоко вдохнула:

– Я не хочу, чтобы ты уходил.

Он нахмурился и склонил голову на бок.

– Не хочешь?

– Нет. Не хочу. Даже не представляла, что скажу это, но мы однажды потеряли тебя, Зак. Я не хочу потерять тебя снова. Ты через многое прошел, и ты прав, ты принимал дерьмовые решения. Но за эти недели ты открылся мне больше, чем за все годы, что мы были знакомы.

Смущенная улыбка появилась на его лице, и он опустил голову, суетясь с телефоном.

– Ты прав в одном, – продолжила я. – В романтическом плане между нами ничего нет. Мое сердце принадлежит Броди, и будущее я вижу с ним.

– Я понимаю, – кивнул он.

– Я из шкуры вылезу, чтобы вернуть его, но придет время, мы представим тебя Люси и Пайпер. Как я уже говорила несколько недель назад: мое доверие к тебе разбито. На восстановление уйдет очень много времени. И никакого алкоголя. Точка. Это необходимое условие.

– Как скажешь. Ты – главная. Даю слово в отношении алкоголя: больше никогда не притронусь, – он улыбнулся, и его плечи расслабились.

В его позе читалось облегчение, и я завидовала ему. Я могла ощутить облегчение лишь с одним человеком, но он не желает меня знать.

26

Броди

Дизель прижался своим холодным носом к моей щеке, пробуждая меня ото сна.

– Доброе утро, дружок. Хочешь погулять? – спросил я, открывая глаза.

Я поднял подушку и накрылся ею, пытаясь скрыться от солнечного света.

Вчера мы поздно вернулись с выездной серии, я пришел домой и сразу отрубился. Мой мозг и тело истощились. Я играл, как кусок дерьма, и постоянно думал о Кейси, но не мог заставить себя позвонить ей. Не сейчас.

Не она одна пыталась дозвониться до меня. Мама звонила столько раз, что я был удивлен, как она до сих пор не обратилась в службу розыска.

Мой телефон зазвонил еще раз, и я понял, что больше не могу его игнорировать.

– Привет, мам, – решительно ответил я.

– Броди! Как ты? – спросила она с облегчением.

– Нормально.

– Хорошо, – она изо всех сил старалась не подавать виду. – Я волновалась за тебя. Ты не отвечал на звонки.

– Знаю, – я глубоко вдохнул и выждал секунду. – Мам, послушай. Я должен извиниться за то, как убежал из дома в ту ночь.

– Прекрати сейчас же. Я знаю, что ты собираешься сказать, и не хочу, чтобы ты это говорил. Ты не должен извиняться.

– Нет, должен, – возразил я.

– Нет. Броди, к жизни нет инструкции. Нет правил или того, как ты должен справляться с ситуацией, – спокойно сказала она. – Ты узнал неприятные новости, они расстроили тебя. Тебе разрешено реагировать. Я не ждала, что ты обрадуешься, узнав о нашем разводе.

– Знаю, мам, но я не должен был вылетать из дома и так вести себя.

– Все в порядке. Правда, – заверила она.

– Окей, как ты сама, мам? На самом деле, – я хотел узнать ее мнение насчет происходящего без присутствия папы.

Она замолчала на мгновение, и я подумал, что разозли ее.

– Я в порядке, Броди, – ее голос был бодрым, каким я и ожидал его услышать. – Я на самом деле, в порядке. Это к лучшему, поверь.

– Серьезно? – воскликнул я. – Я просто не понимаю! Тридцать лет, мам!

– Я знаю сколько лет была замужем. Просто все меняется. В этом никто не виноват. Мы просто должны научиться принимать удары.

Она была значительно веселее, чем я, хотя она знала это в течение целого года. Очевидно, она привыкла.

– Папа рядом?

– Эм, да. Думаю, он в мастерской. Подожди, я позову его.

Спустя несколько секунд я услышал в телефоне скрежет, словно кто-то прижал его к рубашке, приглушенный разговор, а затем голос отца.

– Алло?

– Привет, пап.

– Привет, сын. Как ты?

– Дерьмово. Ты как?

– Держусь, – ответил он практически без эмоций, каким я всегда его помнил. Не знаю, почему я решил, что он станет другим.

– Я хотел извиниться за то, как ушел той ночью. Беседа с тобой и мамой была шокирующей, но я не должен был так реагировать, – я глубоко вдохнул и проглотил свою гордость. – Мне не стоило обвинять тебя в измене маме и назвать плохим отцом. Это было не разумно, и я прошу прощения.

– Не важно, сын. Не переживай. – Я услышал легкое постукивание на заднем фоне от папиного радио. Мастерская – лучшее, что с ним случалось. Он проводил там час за часом.

– Я бы чувствовал себя лучше, если бы ты назвал меня придурком или как-то так.

– Ладно. Не важно, придурок, – рассмеялся папа. – Правда, не стоит так зацикливаться.

С той ночи остался не отвеченным вопрос, и я не знаю почему, но он просто сорвался с моих губ:

– Так что произошло, пап? Когда это все началось?

Тяжелый вздох заполнил телефонный эфир.

– Честно, я не знаю. Прошлым летом однажды ночью, она приготовила мое любимое блюдо: сэндвичи со свининой-барбекю. Мы откусила по два раза, и она сказала, что хочет развода.

Что?!

– Погоди! Это было не обоюдное решение? – я был шокирован тем, что он только что сказал.

– Более чем, Броди. Я люблю твою маму. Люблю так же сильно, как в день нашей свадьбы, даже сильнее.

– Так какого черта? Почему ты не борешься за нее?

– Она приняла решение, Броди. Я могу злиться и отталкивать ее, или могу смириться и остаться с ней друзьями.

– Поэтому ты просто сдаешься? – я снова разозлился. Если он все еще любил ее, ему нужно встать в стойку и бороться.

– Я не воспринимаю это как поражение, сын. Я смотрю на это как... она несчастлива. Я так сильно ее люблю, потому отпускаю и желаю ей счастья.

Я промолчал, с минуту переваривая то, что сказал папа. Все эти годы я считал отца простым, холодным мужчиной. Он и был простым, но он был совсем не холодным. Оказалось, он был так влюблен в маму, даже спустя тридцать лет, что был готов ради нее пожертвовать своим счастьем. Отныне я никогда не смогу смотреть на отца так, как прежде. Он был самым бескорыстным, скромным человеком, которого я когда-либо повстречал в своей жизни, и я никогда не ощущал такого родства с ним, как в эту минуту.

Я повесил трубку, все еще испытывая раздражение и неловкость, но это движение в никуда и продолжать было бессмысленно. Я больше не хотел думать о ситуации мамы с папой. Единственная проблема была в том, что, если я не думал об этом, то думал о Кейси.

Прошло шесть дней с тех пор, как я слышал ее голос. Шесть дней с тех пор как я уехал и оставил ее рыдающей на траве. Шесть дней с тех пор, как я был готов убить кого-то голыми руками.

И тут как по часам мой телефон запищал. Кейси писала мне каждое утро в одно и то же время, и игнорировать ее сообщения становилось все сложнее и сложнее.

К. ТЫ РАССТАЕШЬСЯ СО МНОЙ?

Все сжалось в груди от мысли, как дерьмово она себя чувствовала, отправляя это сообщение. Я был зол, и мне нужно было немного времени, но, видит Бог, я не хотел заставлять ее испытывать подобное. Я должен был ей что-то ответить.

Б: МЫ СКОРО ПОГОВОРИМ. Я СКУЧАЮ.

Не так много, но это все, что я мог написать в этот момент. Я столько хотел сказать ей, но не хотел делиться этим через сообщения.

Я выбрался из постели и набросил бейсболку на голову.

– Давай, Ди. Пошли.

Дизель поднял голову и спрыгнул с постели, бегом направляясь к двери, когда услышал звон металлического поводка.

Последняя неделя в легкую стала самой ужасной в моей жизни. Сперва я думал, что что-то не так с результатами обследования мамы. Выяснил, что все в порядке с этим, но меньше, чем через час узнал о разводе родителей. Вы думаете, что в двадцать семь я мог бы принять их расставание рационально, но мой мир рухнул. Спустя пару часов я узнал, что человек, к которому, как я считал, могу отправиться за утешением, несколько недель лгал мне. Я просто не знал, что делать. Все вышло из-под контроля, и мое единственное постоянство в мире – хоккей – пострадал из-за этого. Мы проиграли три из пяти игр в выездной сессии, и я знал, что товарищи по команде спросят у меня ответа. Коллинз два раза спрашивал меня, что происходит, о чем ему стоит знать, но я продолжал врать. Сегодня была домашняя игра, и я был настроен и полон решимости играть как прежде.

Я поторопил Дизеля, чтобы успеть позавтракать самому и отправиться на стадион для ранней тренировки. Тренировка отвлечет меня, и, надеюсь, у Коллинза я получу дополнительные баллы.

Одно короткое сообщение, которое я хотел отправить, и я отключился...

***

Спустя несколько часов я закончил легкую тренировку перед игрой и чувствовал себя бодрым, несмотря на тяжелое утро. Флюиды воодушевления, исходящие из толпы, когда мы выехали на лед, стали спусковым толчком моему и так бушующему адреналину. Вероятно, он будет нам на руку в игре с «Ванкуверскими Кануками», одними из самых серьезных противников. Они были в Тихоокеанском Дивизионе, а мы в Центральном, так что это не соперничество внутри дивизиона, а, скорее, соревнование в профессионализме. По какой-то причине больше крови проливалось на лед, когда мы играли с этой командой, а не с другой иной во всей лиге. В каждом движении мы видели повод для драки, и я не надеялся, что эта игра будет отличаться от предыдущих.

Первый период был волнительным, так, что нервы тряслись. Счет балансировал то в нашу, то в их пользу. Сначала Вайпер добыл для нас очко, затем они забросили мне. Потом Большой Майк вытянул нас вперед, и они почти сразу же отыгрались.

Мы раскатывались по льду в перерыве после первого периода, и меня подрезал Эдгар Шепард, один из самых крупных мудаков во всем профессиональном хоккее. Он возвышался надо мной на пару дюймов и сверкал своей лысой макушкой. Огромный шрам рассекал его лицо от одной щеки до другой, как напоминание, о том, как его полоснули много лет назад коньком. У него был грязный рот и никаких навыков на льду – жуткая комбинация. Мы поддевали друг друга и раньше, так что его треп меня не удивлял.

– Прости, Мерфи. Я подрезал тебя? – заржал он, преграждая мне путь, так, что я едва не упал на задницу.

– Отвали, Шепард! – выплюнул я, объезжая его.

После коротких наставлений от Коллинза, к нам вернулась решимость. Я занял свое место на льду и начал расчищать линию вратарской защиты. Она всегда была слишком скользкой после Замбони (прим. пер.: машина для заливки льда) во время перерыва.

Игроки обеих команд раскатывались и занимали свои места, когда Шепард подкатил к моей сетке.

– Что с тобой, Мерфи? Ты несколько дней играешь как дерьмо. Стареешь?

Я проигнорировал его, сосредоточившись на том, чтобы не подпускать его к себе. Игра вскоре начнется и, очевидно, он пытался меня взгреть, чтобы получить преимущество.

Второй период был жестким, быстрым и напряженным. Было три драки, и Вайпер просидел на скамейке штрафников почти все время. Несмотря на все проделки, счет не изменился. Все те же 2:2.

Мы выехали на лед перед началом третьего периода, и я закатил глаза, когда Шепард снова подкатил ко мне. Он остановился в трех футах и улыбнулся, не говоря ни слова.

– Чего ты хочешь? – рявкнул я, все еще не желая смотреть на него.

– Дженсен? Это фамилия Кейси?

Мою кожу покалывало от адреналина, когда я повернул голову в его сторону. Я стиснул челюсть и поднял шлем, чтобы посмотреть ему прямо в глаза.

– Я не понимаю, какого хера ты задумал, Шепард, но только что ты перевел все на совершенно иной уровень. Отъебись.

Его глаза округлились, но он продолжал улыбаться мне, наслаждаясь моим гневом.

– Ого! Я нашел слабую точку? Расслабься, Мерфи, я задал простой вопрос, на всякий случай, если захочу ее подцепить. Знаешь, раз вы оба расстались и все...

Дыши. Он просто пытается забраться тебе под кожу.

Я рассмеялся, пытаясь выглядеть так, будто меня забавляли его угрозы.

– Независимо от того, расстались мы или нет, она слишком хороша для такой тупицы, как ты. Я бы пожелал удачи, но даже это не поможет.

– Как печально, – он подъехал ближе и наклонился. – Я слышал эта маленькая дырочка стоит таких проблем.

Я. Слетел. С. Катушек.

Я бросил перчатки на лед и набросился на него, вцепившись в воротник его джерси и толкая назад. Он жестко рухну на спину, его шлем стукнулся об лед. Я забрался на него и начал колотить так сильно, как позволяли щитки.

Правая. Левая. Правая. Левая.

Я сбился со счета.

Кровь брызгами украсила лед рядом с его лицом, он обхватил руками мое горло, пытаясь оттолкнуть.

– Вы двое! Достаточно! – мне казалось будто дюжина рук обхватила меня, оттаскивая от него. Два судьи и большинство членов моей команды окружили нас, когда я поднялся. Моя грудь тяжело вздымалась. Фанаты стучали по стеклу, его команда подъехала к нему, крича на меня, но я был настолько пьян желанием снова врезать ему, что даже не слышал их слов. Он поднялся на ноги при помощи Пекарски, их центрового, и вытер рот, размазывая кровь по щеке. Он посмотрел на меня и снова улыбнулся, теперь без переднего зуба.

– Вы оба! Вон со льда! – прокричал судья.

Вайпер подъехал ко мне.

– Какого черта ты вытворяешь?!

– Отвали! – рявкнул я, направляясь к выходу.

– Чувак, ты только что получил дисциплинарный штраф! Теперь ты отстранен до конца игры, и, возможно, на следующую тоже. Ты чем, блин, думаешь?!

– Отвали от меня! – я толкнул его в грудь, устав от его крика мне на ухо.

Я подъехал к скамье, мимо Коллинза, чье красное лицо было обращено ко льду, а на его челюсти играли желваки.

– Луи, выходи! – гаркнул он, а я направился к раздевалке, откуда наблюдал за игрой в одиночестве.

Моя команда проиграла 4:2, но я проиграл намного больше.