Текст книги "Филиппа"
Автор книги: Бертрис Смолл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Филиппа вздохнула и очнулась от раздумий, только когда барка ударилась о причал Болтон-Хауса.
Появившийся тут же лакей помог ей выйти на берег.
– Милорд ожидает вас в зале, мистрис Филиппа, – сообщил он, провожая ее по саду. Следом шла Люси.
Они вошли в дом. Лакей взял у девушек плащи, и Филиппа поспешила в зал.
– Дядюшка! – позвала она, входя в просторное помещение. Здесь было тепло, уютно, и день уже казался не таким унылым. Она протянула Томасу руки.
– Дорогая моя! – приветствовал лорд Кембридж, целуя ее в обе щеки. – Заходи скорее. Я хочу тебя кое с кем познакомить.
Он подхватил ее под руку и повел к камину, у которого стоял высокий незнакомый джентльмен.
– Мистрис Филиппа Мередит, представляю Криспина Сент-Клера, графа Уиттона. Милорд, это моя молодая родственница Филиппа, о которой мы с вами говорили.
– Милорд, – прошептала Филиппа, опустив глаза и умирая от желания как следует рассмотреть его. У нее просто не было времени решить, красив ли он.
А вот граф уже все разглядел и посчитал, что девушка даже прелестнее, чем показалась вначале.
Он медленно поднес руку Филиппы к губам и поцеловал, едва прикоснувшись к нежной коже.
– Мистрис Мередит…
При звуках низкого, хрипловатого голоса по спине Филиппы пробежал легкий озноб. Чуть приподняв ресницы, она украдкой посмотрела на него и, поскольку он так и не выпустил ее руки, тихо попросила:
– Могу я получить назад свои пальцы?
– Не уверен, хочу ли я их возвращать, – возразил граф.
– Так-так, дорогие, вижу, вы прекрасно поладили без меня. Оставляю вас познакомиться поближе, – объявил лорд Кембридж и, повернувшись, направился к двери. Похоже, все получится! Он это носом чует!
Филиппа растерянно вскинула голову и натолкнулась на взгляд графа.
– Вот как! – воскликнул Криспин. – Значит, у вас зеленовато-карие глаза! А я все гадал, какого они цвета. Ваши волосы видны издали, и я сначала подумал, что глаза у вас карие, как у всех рыжих.
– И у моей матери, – кивнула Филиппа. – Но у меня глаза отцовские.
– И очень красивые, – заверил граф.
– Спасибо, – прошептала она, вспыхнув от смущения. И тут граф неожиданно сообразил, что, хотя Филиппа и собиралась выйти замуж за Джайлза, за ней по-настоящему не ухаживал ни один мужчина. Так и не выпустив ее руки, он повел девушку к широкому, служившему одновременно скамьей, подоконнику.
– Итак, мистрис Филиппа, – начал он, – ситуация довольно щекотливая. Почему те, кто хочет нам добра, не могут понять, что ставят нас в неловкое положение?
– Вам нужен Мелвил, – откровенно заметила она.
– Совершенно верно. Мои стада несколько последних лет паслись на тамошних пастбищах. Мне они необходимы. Но только ради этого я не стал бы жениться. Не стоит забывать о счастье, как моем, так и женщины, с которой придется пройти весь жизненный путь, – спокойно ответил он. – Но, ради Бога, мистрис Мередит, взгляните на меня, как хотели с той самой минуты, как вошли в комнату. Я же не король, который не выносит взглядов в упор! Знаете, сколько мне лет? Тридцать. Я здоров и крепок умом и телом. Он выпустил ее руку и встал.
– Хорошенько взгляните на графа Уиттона, мистрис.
Филиппа подняла голову. Перед ней стоял высокий худощавый человек. Красивым его не назовешь, впрочем, как и уродом. Нос слишком длинный и узкий, подбородок заостренный, а рот – чересчур велик. Зато глаза – большие, серые, опушенные густыми ресницами. И волосы хороши – густые, каштановые. Одет элегантно, но просто, в синюю бархатную куртку со спинкой в складку и широкими, опушенными мехом рукавами. На груди поверх колета из синей парчи лежала тонкая золотая цепь. Одежда настоящего джентльмена, причем не обязательно придворного. И все же его манеры были слишком уверенными, и по какой-то причине это ее раздражало.
– Почему вы нависли надо мной, милорд? – вырвалось у нее. Легкая улыбка коснулась его губ, но тут же улетучилась.
– Просто вы очень миниатюрны. Ваша матушка так же деликатно сложена, мистрис Мередит?
– Да. Родила семерых, шестеро из которых живы, и вот-вот даст жизнь восьмому. Я тоже вполне способна подарить мужу наследника, милорд.
– Некоторые женщины, предпочитающие двор усадьбе мужа, не очень хотят иметь детей, – заметил он.
– Я самая старшая у матери, милорд, и могу заверить вас, что люблю детей. И если брак между нами будет заключен, хочу, чтобы вы знали: я готова исполнить свой долг.
– А кто будет растить наших отпрысков, мистрис? – допытывался граф.
– Я служу королеве, милорд, и должна время от времени появляться при дворе. Иначе потеряю должность.
– Но если вы будете замужем, – возразил он, – то уже не сможете быть фрейлиной. Неужели не думали об этом? И найдется ли для вас другое место в хозяйстве королевы?
Такое ей в голову не приходило. И граф прав: замужняя женщина теряет должность фрейлины. Ни одна из девушек, с которыми выросла Филиппа, выйдя замуж, не вернулась ко двору.
– Я не… – начала она, неожиданно для себя всхлипнув. Граф неуклюже погладил ее по плечу, пытаясь утешить.
– Стань вы моей женой, Филиппа Мередит, я не запретил бы вам жить при дворе, но вам придется бывать и в Брайарвуде, чтобы следить за воспитанием детей. Многие аристократы бросают своих отпрысков на попечение слуг, но я не из таких. Мы можем приезжать ко двору осенью, чтобы поохотиться, а потом – еще раз, на рождественские праздники. Остаток зимы будем проводить в Оксфорде, а весну – в столице, прежде чем уехать на лето домой. Находясь при дворе, вы будете служить королеве, но, возможно, впервые в жизни захотите насладиться придворными развлечениями.
– В ваших устах это звучит соблазнительно, милорд, – кивнула девушка.
– Наверное, – согласился он. Оба снова сели.
– Мое замужество было бы большой удачей для нашей семьи, – начала Филиппа. – И вы, наверное, сочтете меня очень глупой, но я должна получше узнать человека, прежде чем идти с ним к алтарю.
– Почему же? Я полностью с вами согласен, ибо сам считаю, что должен узнать женщину, до того как произнести священные обеты. Все же, думаю, мистрис Мередит, начало было хорошим.
– А я считаю, что при сложившихся обстоятельствах вы вполне можете называть меня Филиппой.
– В честь кого вас назвали? – полюбопытствовал граф. – Уверен, что это фамильное имя.
– В честь бабушки со стороны матери, Филиппы Невилл, хотя я ее и не знала. Она умерла вместе с моим дедушкой Болтоном и их сыном, когда маме было всего три года.
– Невилл – известный на севере род, – отметил граф.
– Да, но они происходили из менее выдающейся ветви семьи, – поспешно пояснила Филиппа, не желая, чтобы он подумал, будто она хочет казаться знатнее, чем есть на самом деле.
– Вы чистосердечный человек, Филиппа. И не пытаетесь приукрасить свое происхождение. Это качество я высоко ценю как в мужчинах, так и в женщинах.
– И женщины могут быть благородны, милорд, – сухо заметила она.
Ей приходилось нелегко. Оба они так официальны и вежливы, что оторопь берет. Интересно, он может быть другим? В конце концов, ему уже тридцать. И все же немало придворных его возраста и старше обладали чувством юмора. Взять хотя бы короля!
– О чем вы думаете, Филиппа? – спросил он.
– Что мы оба держимся натянуто, – призналась она.
– Вы всегда отвечаете так правдиво? – усмехнулся он, чувствуя холод ее маленькой ручки. – Впрочем, вы правы, все это очень сложно. Мы совершенно не знаем друг друга, а нам предлагают пожениться.
Он потер ее ладошку между своими, пытаясь согреть.
– Я очень давно не ухаживал за женщиной и, полагаю, потерял сноровку, хотя, честно говоря, никогда не владел этим искусством.
– Поэтому и не женились? – поинтересовалась она. Граф кивнул:
– У меня и времени не было, поскольку самым главным в жизни я считал службу королю. Надеюсь, вы понимаете меня, потому что сами преданы монарху так же свято, как ваш отец.
– Расскажите о вашей семье, – попросила она.
– Мои родители на небесах. Старшие сестры обе вышли замуж и уверены, будто до сих пор могут меня воспитывать и знают, что для меня лучше.
Теперь настала очередь Филиппы рассмеяться.
– Отношения в семье – дело странное, милорд. Вы любите родных, но временами больше всего хотите, чтобы они помолчали и куда-нибудь испарились, оставив вас в покое и одиночестве.
Граф снова усмехнулся:
– Для столь юной девушки вы мудры не по годам.
– Я не молода! В конце апреля мне исполнится шестнадцать!
– Неужели? В таком случае следует как можно быстрее принять решение, пока никто не сказал, что вы чересчур для меня стары, – поддразнил он.
– О, значит, у вас все-таки есть чувство юмора! – воскликнула Филиппа. – Я ужасно боялась, что вы окажетесь дряхлым занудой, милорд. Слава Богу, что это не так!
Граф Уиттон, не выдержав, расхохотался:
– Лорд Кембридж пообещал, что с вами никогда не будет скучно, и, судя по тому, что я сегодня услышал, он нисколько не преувеличил. Итак, мы встретились и поговорили. Продолжим ли мы наши встречи, или вы предпочитаете расстаться навсегда?
– Я должна выйти замуж. Вам нужно жениться, – резонно заметила девушка. – Если вы не против, милорд, поухаживать за мной, то я согласна. Но необходимо подождать официального обручения.
– Разумеется, – согласился он. – И я хочу попросить разрешения королевы показать вам свой дом в Оксфордшире и приглашаю лорда Кембриджа и вашу сестру. Кроме того, вы, наверное, пожелаете увидеть ваше новое имение.
Он снова поднес к губам ее руку и поцеловал.
– А теперь я возвращаю вам ваши хорошенькие пальчики. Филиппа зарделась.
– Вы надолго приехали в Лондон, сэр?
– Ровно настолько, чтобы поговорить с королевой. А потом вернусь в Брайарвуд приготовить дом к вашему приезду. Я хочу, чтобы все было в наилучшем виде. Зима подходит к концу, и разумнее путешествовать сейчас, пока дороги не развезло. Брайарвуд прекрасен даже в это время.
– Если мы решим пожениться, милорд, хорошо бы справить свадьбу после визита их величеств во Францию, в начале лета. И хотя я уверена, что наши король и королева – самые яркие звезды на тверди небесной, все же неплохо бы когда-нибудь рассказать нашим детям о том, что я видела также французских монархов.
– Да, разумеется, если все пойдет, как мы ожидаем, вы можете служить госпоже во время визита во Францию, но я непременно поеду с вами, Филиппа. Вы молоды и, несмотря на приобретенный при дворе лоск, невинны. Не желаю, чтобы вас соблазнил какой-нибудь красавчик придворный. Они лукавы и коварны, эти французы. Я поеду с вами и уберегу от беды.
– Я не нуждаюсь в защите, милорд, поскольку вполне способна постоять за себя! – негодующе объявила Филиппа.
– Вы когда-нибудь встречались с французами? – осведомился граф.
– Н-нет, – пробормотала девушка. – Но думаю, они не изворотливее английских придворных.
– О, тут вы ошибаетесь. Они куда хитрее англичан, и не успеете оглянуться и сообразить, что происходит, как сумеют освободить вас от платья и уложить на спину. Французские придворные, как мужчины, так и женщины, – настоящие мастера обольщения. Я не могу допустить, чтобы будущая графиня Уиттон оказалась скомпрометированной каким бы то ни было образом. Вы должны доверять моему опыту в подобных вещах.
– Вы считаете меня дурочкой?! – рассердилась она.
– Значит, вам не терпится поддаться соблазну? Если так, буду счастлив услужить вам, – процедил граф, зловеще прищурясь.
Филиппа сжалась.
– О нет, милорд! Я просто не хочу казаться ребенком. Обещаю вам быть крайне осторожной.
– Да. Тем более что я всегда буду рядом, девочка моя, и если все узнают, что вы станете моей женой, никто не посмеет играть с вашей добродетелью, – объявил граф.
– Словно я допущу нечто подобное! – резко бросила Филиппа. – Полагаете, что, живя при дворе три года, я позволила себя скомпрометировать, милорд? Стыдитесь!
– Утверждаете, что не разрешили себя поцеловать ни одному придворному? – рассердился граф.
– Конечно, не…
Филиппа осеклась. Сэр Роджер Майлдмей. Но как объяснить это графу Уиттону?!
– До прошлой весны ни разу, – призналась она.
Я берегла себя для Джайлза, а он меня отверг. Сесилия заявила, что мне в моем возрасте полагается хотя бы научиться целоваться, вот и даровала другу эту привилегию.
– Значит, вы позволили гневу завладеть собой, – спокойно констатировал граф. – Чувства никогда не должны брать верх над разумом, Филиппа. Подобное поведение может привести к фатальной ошибке. Кто же был этот… друг?
– Сэр, я не люблю сплетен! И потом, это был всего лишь сэр Роджер! И вполне невинный поцелуй! Он не допускал других вольностей. Сэр Роджер действительно мой друг. Но Сесилия сказала, что именно ему подарила свой первый поцелуй и что из всех придворных он лучше всех целуется.
Граф не знал, то ли смеяться, то ли читать нотации. Очевидно, королева порядком распустила фрейлин, хотя, если вспомнить о состоянии здоровья бедняжки, чудо еще, что не разразились более громкие скандалы.
– Пока мы не обвенчаемся, если вообще обвенчаемся, вы прекратите свои опыты с поцелуями. Если вам так уж не терпится целоваться, готов предложить свои услуги.
– Почему это вдруг? – надулась Филиппа. – Какой вред от невинных поцелуев?
– Ваши колебания возбуждают мое любопытство, и я не могу не раздумывать, почему вы противитесь.
– Повторяю, вы делаете из меня дурочку. Нельзя же вызвать человека на дуэль из-за каких-то поцелуев, да еще в прошлом году, до того как мы познакомились.
– Вызвать на дуэль? – изумился граф. – Но зачем?!
– Разве вы не считаете, что мое поведение опозорило вас и следует смыть пятно с фамильной чести? – наивно спросила она.
– Нет, Филиппа, не хочу я убивать молодого человека за стремление утешить несчастную девушку несколькими поцелуями, да еще задолго до того, как я познакомился с ней. Простите, но вы меня не так поняли.
– Вот как? – пробормотала Филиппа, чувствуя себя ужасно глупо. – В таком случае почему же вы настаиваете на совместной поездке во Францию?
– Если вы собираетесь стать моей женой, Филиппа, я не могу оставить вас одну в таком длительном путешествии. Так попросту не делается. Я должен сопровождать вас как будущий муж.
– Мы можем обручиться и после возвращения из Франции!
– Если помолвка не состоится до поездки, думаю, ее вообще не будет. По вашим словам, в апреле вам будет шестнадцать. В начале августа мне исполнится тридцать один год. Нам некогда больше ждать. Мне как можно скорее необходим наследник. Я готов позволить вам ехать во Францию вместе с остальным двором, но я должен быть рядом. И сразу же по возвращении мы поженимся. Если вы не согласны на мои условия, думаю, ни к чему продолжать наше знакомство.
Глава 8
– Просто не поверишь, чего только он мне не наговорил! – заявила лорду Кембриджу возмущенная Филиппа. Слова графа так потрясли ее, что она опрометью выбежала из зала. И сейчас, захлебываясь, принялась излагать содержание беседы.
– Но я согласен с ним, дорогая, – спокойно пожал плечами Томас.
– Он ведет себя так, словно не доверяет мне, дядюшка! Я не могу выйти замуж за подобного человека, – еще больше рассердилась Филиппа.
– Даже знай тебя Криспин достаточно, чтобы доверять, все равно не позволил бы тебе поехать во Францию без сопровождения. А теперь возвращайся в зал и исправь положение.
– Дядя! – запротестовала она, хмурясь.
– Филиппа, это идеальный для тебя брак. Если, разумеется, ты не оттолкнула графа своим ребяческим поведением. Мы немедленно возвращаемся в зал! – строго оборвал ее Томас. Филиппа удивленно вскинула брови. Лорд Кембридж никогда еще не говорил с ней таким тоном.
– А с мамой ты тоже так разговаривал? – возмутилась она.
– Не приходилось. Она не давала мне повода. А теперь – в зал!
И, мягко подтолкнув к выходу, он повел ее по коридору в зал, где стоявший у окна граф Уиттон мрачно рассматривал реку. Заслышав шаги, он обернулся.
– Филиппа пришла извиниться за свое поведение, – пояснил лорд Кембридж. – И с радостью соглашается на поездку во Францию в вашем обществе. Филиппа?
– О, будь по-вашему, – неохотно пробормотала девушка. – Прошу прощения, милорд.
– Ну вот, – почти промурлыкал Томас. – Теперь вы снова сможете быть друзьями. И поскольку вы оба – люди гордые и независимые, пора бы научиться искусству компромисса, не так ли?
– Согласен, – кивнул граф, глядя на Филиппу.
– Извините, что оставила вас так внезапно, – выдавила Филиппа, – но меня расстроило ваше недоверие, сэр. Никто и никогда не сомневался в моей чистоте.
– Включая и меня. Я просто беспокоюсь за ваше доброе имя, Филиппа. И счастлив, что мы останемся друзьями. И что вы согласны принять мою помощь для поездки во Францию.
– Разумеется, – кивнула она.
– Превосходно! Превосходно! – воскликнул лорд Кембридж, широко улыбаясь. – А теперь, дорогие, я умираю от голода, а вы были так заняты спором, что даже не заметили накрытого стола. Филиппа, ты останешься на ночь. На улице льет как из ведра, и я не желаю подвергать тебя опасности, отсылая во дворец в такую погоду. Утром будет видно.
Ужин, как всегда, был обильным и вкусным. Повар лорда Кембриджа был истинным мастером своего дела. Сначала подали тонко нарезанные ломтики семги, отваренной с укропом. За ней последовали свежие устрицы и большие креветки, тушенные в вине и сервированные с лимоном. Далее на столе оказались жирная утка, плавающая в подливке из густого красного вина, пирог с кроликом, блюдо отбивных и еще одно – с ветчиной. При виде серебряного блюда с аппетитными артишоками глаза Филиппы широко распахнулись.
– Дядюшка! Где ты их достал?! Я думала, король держит их исключительно для себя. Ты ведь знаешь, как он обожает артишоки.
Лорд Кембридж лукаво усмехнулся:
– Видишь ли, дорогая, у меня свои методы, как ты хорошо знаешь. Кроме того, я тоже обожаю артишоки.
– Но для них сейчас не сезон, – заметил граф, накладывая себе артишоков.
– И тем не менее мне удалось их получить, – усмехнулся Томас, отрывая кусок от теплого каравая и щедро намазывая его маслом, прежде чем откусить.
– На кухне дяди Томаса всегда творятся настоящие чудеса, где бы он ни жил, – заметила Филиппа.
– Значит, у вас не один дом? – спросил граф.
– Здесь, в Гринвиче и, конечно, в Оттерли, – ответила за Томаса Филиппа. – И все дома совершенно одинаковы снаружи и внутри, поскольку дядя не любит перемен. Я права, дядюшка?
– Без сомнения. Мне проще жить, когда, где бы я ни оказался, обстановка всегда знакомая.
– Только обивка разная, – вставила Филиппа, улыбаясь.
– Небольшое разнообразие не помешает, – сухо заметил лорд Кембридж.
Обед завершился тарталетками из зимней груши и миской взбитых девонских сливок. Кубки не пустовали, и в комнате становилось все уютнее, хотя за окном лил ледяной дождь – первый знак скорого наступления весны.
– Филиппа прекрасно играет в шахматы, дорогой Криспин, – объявил лорд Кембридж. – Я сам ее учил. Ну а старым костям давно пора на покой. Пойду спать.
Встав из-за высокого стола, он удалился.
– Не слишком он тактичен, – проворчала Филиппа.
– Зато очень надеется, что мы больше не поссоримся, – заметил граф.
– В детстве мной командовала мама, – улыбнулась она. – Последние несколько лет я чувствовала себя хозяйкой собственной судьбы, хотя это не совсем верно. Теперь мне предстоит обрести мужа и хозяина. И с этим еще придется свыкнуться. Вы понимаете, что я имею в виду, милорд?
Он кивнул, подумав, что взять жену – все равно что укротить дикую кобылицу, по крайней мере если речь идет о Филиппе.
– Я попытаюсь не быть с вами слишком строгим, – пообещал он, вставая. – Пойдемте, мисс, сыграем партию в шахматы. Я люблю эту игру.
Девушка вынула из буфета доску и фигуры, аккуратно расставила все на маленьком ломберном столике, который попросила поднести к камину.
– Белые или черные, милорд? – спросила она, садясь.
– Черные. Мне всегда нравилось быть черным королем.
– А мне – белой королевой, – поспешно отпарировала она, двигая первую пешку.
Он рассмеялся и, внимательно изучив доску, сделал ход.
Они быстро обнаружили, что силы почти равны. Филиппа играла хладнокровно и умно, совсем не как другие женщины, руководствуясь эмоциями и рыдая при потере каждой фигуры. Подолгу обдумывала ход и, к удивлению Криспина, объявила шах. Они почти не разговаривали, и победа далась графу нелегко, но он все же поставил мат ее королю. Филиппа весело хлопнула в ладоши.
– А! Наконец я нашла достойного противника! В следующий раз буду не столь неосмотрительна!
– Значит, воображаете, что способны меня побить? – усмехнулся граф.
– Возможно, – уклончиво ответила Филиппа, только сейчас вспомнив, что мужчины не любят превосходства женщин. О, когда она научится придерживать свой глупый язык!
– Только возможно? – весело подшучивал он, не понимая, почему она внезапно стала такой серьезной.
– На свете нет ничего постоянного, милорд! – выпалила Филиппа.
Он снова рассмеялся.
– Уверены, что можете меня победить, но решили пощадить мое мужское самолюбие? Это так? Не трудитесь. Лучше докажите делом, что играете лучше меня.
Он сам не верил тому, что говорил, но уж очень нравилось дразнить ее, наблюдая при этом смену чувств на прелестном личике.
Филиппа молча расставила фигуры и, сосредоточившись, начала теснить противника куда быстрее, чем тот мог себе представить. Объявив шах королю, она подняла глаза, в которых не было ни тени веселья.
– Вы были правы, милорд. Я действительно пыталась вас пощадить. Нельзя жить при дворе столько времени и оставаться безмозглой дурочкой. Ни король, ни королева, ни их окружение не потерпят рядом с собой плохого шахматиста. И хотя я неизменно осторожна с его величеством, давая ему выиграть, все же играю достаточно жестко, чтобы он поверил, будто в самом деле взял надо мной верх. Это его восхищает, тем более что я побила его шурина, герцога Суффолка, и других его фаворитов. Мало того, я дважды выиграла у кардинала.
Граф Уиттон медленно кивнул.
– Лорд Кембридж говорил мне, что вы настоящая придворная дама. Ваше искусство меня поражает.
– Но та ли я девушка, которую вы хотели бы видеть своей женой, милорд? В отличие от других представительниц женского пола притворщица из меня никакая. Сегодня вы видели меня в истинном свете. Нрав у меня нелегкий. Питаю страсть к красивым вещам. Но я не хихикающая тщеславная глупышка.
– Но будете ли вы повиноваться мне как своему мужу? – спросил он.
– Скорее всего нет! – вырвалось у нее так быстро, что он улыбнулся.
– Вы честны, Филиппа. Я считаю честность одной из величайших добродетелей наряду с верностью и благородством, – кивнул Криспин. – Что же, если уж очень ослушаетесь, я всегда могу вас побить. Кроме того, есть другие, более приятные способы подчинить непокорную жену воле мужа.
– Вы флиртуете со мной, милорд? – простодушно спросила она, прижимая ладони к горящим щекам.
– Совершенно верно. Мне нравится, как вы краснеете. И то обстоятельство, что я все еще способен смутить вас, дает мне некоторые преимущества.
– Вы говорите так, милорд, словно между нами уже все решено, – с некоторым раздражением ответила она.
Его высокомерие тревожило ее.
– А вы можете найти лучшую партию, чем граф Уиттон? – серьезно осведомился он. – А вот я скорее всего смогу отыскать невесту из более знатной семьи, но, как верно отметил лорд Кембридж, здоровых детей от нее не дождешься. Если вы похожи на мать, значит, докажете свою состоятельность. Да, между нами все решено, и вы станете моей женой.
– Я еще ни на что не согласилась! – вскричала она, вскакивая так поспешно, что ломберный столик пошатнулся и несколько фигур упали на пол.
– Но согласишься, – уверил он. – Согласишься стать моей женой.
– Тебе нужны земли, а не я! – бросила она.
– Вначале все так и было. Но не теперь. Впервые увидев тебя во дворце, я все понял.
– Не смей утверждать, что любишь меня! – взорвалась Филиппа.
– Не люблю, потому что едва знаю. Возможно, со временем мы и полюбим друг друга. Очень немногие браки заключаются по любви. Ты далеко не дура, как сама неоднократно мне говорила. И знаешь, что браки среди людей нашего круга совершаются по многим причинам. Земля. Богатство. Положение. Наследники. Зато мы будем уважать друг друга, Филиппа. У нас родятся дети. И если очень повезет, придет любовь. Но из тебя выйдет достойная жена, а я сделаю тебя графиней Уиттон и обещаю быть хорошим мужем. Ты ведь не находишь меня непривлекательным, а мое общество неприятным?
– Нет, – признала она. – Ты не красавец, но и не урод. А кроме того, Бог дал тебе ум… остроумие, что я ценю куда выше красивого лица. Но боюсь, что ты высокомерен.
– Это верно, но все же, думаю, начали мы не так уж плохо, – кивнул граф и, притянув ее к себе, обнял. – Я хочу, чтобы брачный контракт составили как можно скорее, – прошептал он, приподнимая ее подбородок. – Вдруг понял, что не хочу долго ждать.
Он застал ее врасплох, и Филиппа почувствовала, что снова краснеет. Хуже того, сердце заколотилось так тревожно, что казалось, выскочит из груди. Близость их тел смущала ее. Хорошо, что ее юбки не давали ему прижаться к ней теснее. И тут она поняла, что он вот-вот ее поцелует. Глаза Филиппы сами собой закрылись. Влажные губы чуть раздвинулись. Филиппа тихо вздохнула, ощутив прикосновение его рта. Неизведанное до сих пор наслаждение кружило голову. С Роджером Майлдмеем она не испытывала ничего подобного. Потрясение было велико, но тут он отстранился, и она едва не вскрикнула от разочарования, словно что-то потеряв.
– Ну вот, – прошептал он. – Договор между нами скреплен.
– Но я этого не сказала, – снова возразила она.
– Скажешь, – пообещал он, отпуская ее.
Филиппа покачнулась и едва не упала, но быстро пришла в себя.
– Мне пора спать. Нужно подняться пораньше, чтобы успеть во дворец к первой мессе. Королева всегда требует этого от фрейлин. Доброй ночи, милорд.
Сделав реверанс, она почти выбежала из зала.
Граф посмотрел ей вслед, покачивая головой, и, подойдя к буфету, налил себе густого красного вина, после чего уселся перед огнем. Он не мог думать ни о чем, кроме как о прошедшем вечере. Неужели он совершенно потерял голову, если задумал жениться на столь юной девушке? Может, двадцатилетняя невеста больше подойдет ему? Но нет! Он хотел именно Филиппу Мередит! И не собирался ждать еще несколько месяцев или целый год, чтобы жениться на ней! Она признавалась, что целовала другого, и все же прикосновение ее губ свело его с ума. Она не обладала опытом куртизанки, наоборот: в ней чувствовалась некая очаровательная невинность. Он позволит ей ехать во Францию, но она, хотя еще не знает об этом, отправится туда в качестве его жены. Завтра он попросит аудиенции у кардинала и предложит свои услуги на грандиозной встрече между королями Генрихом и Франциском. Криспин понимал, что его величеству потребуются искусные дипломаты. Кардинал тоже знал об этом, но не имел ни терпения, ни времени, чтобы заниматься всеми мельчайшими деталями, которые требовалось уладить до отъезда: куда поставить шатры каждого короля, много ли лошадей должен иметь эскорт, сколько и какие именно вина и продукты следует везти, какое количество придворных каждый король сможет взять с собой. А кроме того, не стоит забывать о королевах. О них необходимо позаботиться точно таким же образом. Ничего нельзя пускать на самотек. Оба короля преисполнены амбиций и сознания собственной важности. Каждый считает себя первым среди повелителей мира. Их нужно ублажать, стоять перед ними навытяжку. Все это требует огромной выдержки и тонких расчетов. И не только до начала встречи, но и во время и после нее, поскольку и Генрих Тюдор, и Франциск Первый постараются доказать свое превосходство и более важную роль на этой встрече.
Филиппа встала очень рано и отбыла во дворец еще до того, как мужчины проснулись. Она не хотела ни видеть их, ни говорить с ними до тех пор, пока не сможет спокойно поразмыслить о том, что произошло за эти несколько коротких часов знакомства с графом. Спала она плохо. Все мысли были о Криспине Сент-Клере. Она сразу поняла, что человек он упрямый и с сильным характером. Старается во всем настоять на своем. Как и она.
Ах, как жаль, что отец умер так рано! Она выросла среди женщин. Эдмунд Болтон был человеком спокойным и молчаливым и, достойно управляя Фрайарсгейтом, дома редко раскрывал рот. За него это делали Мейбл и Розамунда. А дядюшка Томас не вмешивался в воспитание детей. И хотя мать вышла замуж за Логана, еще когда Филиппа была дома, отчим не оспаривал главенства жены во Фрайарсгейте, и Филиппа редко ездила с ними в Клевенз-Карн, поскольку считалась наследницей Фрайарсгейта.
Она не привыкла к мужчинам, отдающим приказания и объясняющим, что и как делать. Впрочем, это не совсем так. Он просто предъявляет права хозяина дома. Своего дома. Почему же она брыкается, как необъезженная кобылка, на которую впервые надели узду? Для такой девушки, как она, это великолепная партия. А когда он ее поцеловал…
Филиппу даже в жар бросило от воспоминаний, и она улыбнулась про себя. О, как приятны его поцелуи! Ей почти захотелось, чтобы он снова ее поцеловал, и… наверное, не один раз. Интересно, что подумал о ней Криспин Сент-Клер?
Этим утром граф вошел в зал и обнаружил, что там никого нет. Понятно, что лорд Кембридж не появится до полудня. Но где Филиппа? Неужели успела вернуться во дворец?
Он остановил проходившего мимо слугу:
– Где молодая госпожа?
– Вернулась в Ричмонд, милорд. Села в барку еще затемно. Принести вам завтрак, милорд?
Граф кивнул. Он надеялся поговорить с ней до отъезда. Неужели она сбежала? Или действительно хотела успеть к ранней мессе? И на самом ли деле королева бы рассердилась, обнаружив ее отсутствие?
Он позавтракал и целую вечность маялся от скуки, пока вниз не спустился лорд Кембридж, разодетый, как на праздник, и, очевидно, собравшийся ехать во дворец. Граф отметил, что барка Болтона успела вернуться и покачивается у причала.
– Дорогой мой, вы давно встали? – спросил Томас гостя, принимая у слуги кубок с разбавленным водой вином.
– Несколько часов назад.
– Успели повидать мою дорогую девочку до ее возвращения во дворец?
– Когда я спустился, ее уже давно не было. Слуга сказал мне, что она упорхнула затемно.
– Ах, малышка! Так преданно исполняет свой долг! – пробормотал лорд Кембридж.
– Я хочу, чтобы брачный контракт был составлен как можно скорее, – начал граф. – Через несколько месяцев Филиппе придется сопровождать ее величество во Францию, и я решил, что будет лучше, если мы поедем туда как муж и жена. Сегодня утром я отправлюсь к Вулзи, чтобы предложить свои услуги на время встречи монархов. Король возьмет с собой только избранных, так что я должен поступить на службу к кардиналу, хоть и на короткое время.