Текст книги "Бонни и Клайд"

Автор книги: Берт Хиршфелд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

7

Черный седан ехал по проселку, подскакивая на кочках. Он то появлялся, то исчезал за зелеными холмами и коричневыми полями. Шины были старыми, заляпанными грязью, а кузов покрыт толстым слоем пыли. Это свидетельствовало о том, что машина проехала много миль по немощеным проселочным дорогам. Впереди показалось большое шоссе, водитель подозрительно прищурился, присмотрелся. Наконец его лицо с тяжелым подбородком расплылось в улыбке.

– Скоро приедем, Бланш. Совсем скоро.

На лице женщины, сидевшей рядом, еще сохранились следы девической прелести. Она коротко произнесла «угу» и снова углубилась в потрепанный киножурнал. Она читала, время от времени поправляя выбившуюся каштановую кудряшку из-под новой коричневой соломенной шляпки, напоминавшей шлем.

Человек за рулем усмехнулся и покачал головой. Он был в отличном настроении. А чего печалиться? Скоро он увидит своего брата Клайда, и они снова отлично проведут время. Вдвоем! Он быстро и виновато покосился на сидевшую рядом женщину. Вернее, втроем! Бланш – его жена, и лучше об этом не забывать.

Он протянул руку и толкнул пальцем маленькую пушистую куколку, свисавшую на шнурке с зеркальца заднего обозрения, и она заплясала и закружилась, а человек рассмеялся.

К Баку Барроу быстро приходило хорошее настроение. Это был крупный, сильный, склонный к полноте мужчина, с уже намечавшимся вторым подбородком. Мысль о предстоящей встрече с Клайдом наполняла его ликованием. У братьев Барроу было сильно развито чувство локтя, ощущение, что они одной крови, что они принадлежат друг другу, и как бы далеко не забрасывала их жизнь, они неразрывно связаны кровными узами.

Бак издал короткий смешок и запел:

 
Когда я гляжу на большую и пеструю птицу.
Чье имя записано в книге святой.
Я больше не в силах на ближних сердиться,
И в душу приходит покой…
 

В этом гимне было нечто, трогавшее Бака до глубины души, вызывавшее воспоминания детства, наполнявшее его благоговейным трепетом перед тайной жизни и смерти, заставлявшее чувствовать себя бессмертным. Он продолжил пение.

– Бак! – сказала Бланш, не отрываясь от журнала. Она читала статью с фотографиями о Руби Килер, о том, как она работала над своими танцами, о том, что ее эпизоды в фильмах отличались безупречностью. Бланш очень уважала это качество, особенно в женщине – ведь так трудно добиться совершенства, даже если постоянно к этому стремишься. Она подняла голову, посмотрела на своего нового мужа, и улыбнулась. Она была ревностной прихожанкой и обладала истинно христианским умением прощать недостатки ближних. – Бак! – повторила она с легким упреком.

Он наклонился и потрепал ее по колену.

– Что, моя дорогая женушка? – спросил он.

– Я хочу с тобой поговорить.

Он энергично закивал головой, но без энтузиазма. За их недолгую совместную жизнь, он уже успел убедиться, что Бланш была женщиной настойчивой и, четко разграничивая добро и зло, собиралась шагать со своим супругом по прямым и честным дорогам, избегая кривых тропок и окольных путей. Ну и ладно, сосредоточенно думал Бак. И пожалуйста. Но Клайд его брат. Его родная кровь. И они ехали просто в гости. С дружеским визитом! Всего-навсего!

– Ну ничего, – сказала Бланш с кокетливыми интонациями в голосе. – Конечно, в молодости ты наделал глупостей, мой дружок, но затем ты честно вернул долг обществу. Ты поступил абсолютно верно. Но теперь ты снова намерен связаться с преступными элементами.

– Преступные элементы! – фыркнул Бак и нахмурился. – Это же мой родной брат! Что ты, Бланш, он не преступнее тебя!

– Я слышала другое!

Бак наклонился, чтобы похлопать ее по колену, но она отодвинулась, и Бак вместо колена жены погладил гитару, лежавшую между ними.

– Слухи – чепуха, солнышко, – сказал он. – Нужны факты! Господи, мы с Клайдом росли бок о бок, спали рядышком. – Он засмеялся вспоминая детство. – Ну и мальчишка был Клайд. Такой шустрый, такой выдумщик! Господи…

– Не надо всуе упоминать Господа, Бак, милый, – запротестовала Бланш.

– Прости, солнышко.

Минуту спустя Бланш снова заговорила, пристально глядя перед собой на набегавшую дорогу.

– Все дело в том, Бак, что твой брат – самый настоящий мошенник.

Бак набрал полные легкие воздуха. Намечался конфликт. Он любил Бланш, очень даже любил, но он также любил и Клайда, причем они знали друг друга куда дольше. Неужели Бланш этого не понимает?

– Перестань плохо говорить о Клайде, Бланш, – сказал он с упреком, словно говоря с ребенком. – Мы просто проведем у них несколько недель – тихо, мирно, по-семейному, а потом вернемся в Даллас и я подыщу себе работу. – Помявшись, он добавил с нарастающей решимостью. – Ты только пойми одно: я не буду работать в церкви твоего папочки. Это решено, раз и навсегда. Нет, нет и нет.

Бланш поглядела на него и сказала:

– Как скажешь, милый.

Когда он снова протянул к ней руку, она уже не убрала колено. Она взяла журнал и принялась читать статью о молодой актрисе Джоан Кроуфорд, которая, если верить автору, должна была в самом скором времени стать звездой.

Бак снова положил руку на руль и громко запел:

 
Когда я гляжу на большую и пеструю птицу,
Чье имя записано в книге святой…
 

Черный седан остановился перед одним из домиков мотеля. Бак выключил мотор.

– Ты уверен, что это здесь? – не без раздражения в голосе осведомилась Бланш, надеясь, что произошло какое-то недоразумение.

– Ну да. Клайд не ошибается.

– Но здесь так тихо.

Бак ухмыльнулся и весело подмигнул.

– Ненадолго, радость моя.

Он нажал на клаксон, изобразив военный сигнал. Потом еще раз. Резкие звуки прорезали застывший воздух.

Дверь домика распахнулась, и в проеме показался Клайд. Издав радостный вопль, он кинулся к машине. Бак вылез из машины навстречу брату. Они стиснули друг друга в объятиях и от избытка чувств так заколотили друг друга по спинам, что Бланш болезненно поморщилась.

– Бак! – весело восклицал Клайд.

– Клайд, сукин ты сын! – вторил ему Бак.

Бланш пыталась пропустить эти слова мимо ушей. Она твердо вознамерилась отучить Бака от дурного лексикона. В самое ближайшее время. Она с кислой миной наблюдала, как братья устроили воображаемый боксерский поединок, имитируя апперкоты, отражая невидимые удары, в замедленном темпе нанося друг другу прямые в челюсть, быстро и легко постукивая соперника по плечам. Мужчины – те же мальчишки, думала Бланш, им обязательно надо устраивать кутерьму.

Боксерский матч закончился. Соперники, тяжело дыша и посмеиваясь, приняли обычные позы.

– Как мама? – спросил Клайд.

– Отлично, отлично… – ответил Бак.

– А сестра?

– Тоже отлично. Обе тебе кланяются.

Они стояли на расстоянии шага друг от друга. Клайд похлопал Бака по животу со словами:

– Эх, отращиваешь! Вот они тюремные харчи.

– Нет, все не так, брат, – весело заржал Бак. – Это семейная жизнь. Знаешь, как говорят, помадой завлекают, а пирогами сажают на цепь. – Бак первый же шумно расхохотался шутке, а Клайд тут же к нему присоединился.

– Таких, как ты, Бак, шутников, я в жизни не встречал, – сказал Клайд, отсмеявшись.

На это Бак ткнул его кулаком в живот и сказал:

– А теперь мне пора познакомить тебя с моей женой. Эй, милая, вылезай, поздоровайся с моим младшим братишкой.

Бланш медленно выбралась из машины, заслоняя глаза от солнца журналом. Она искоса оглядела Клайда, и рот ее искривило подобие улыбки.

– Здравствуйте, – прошелестела она.

Клайд протянул руку и крепко стиснул пальчики Бланш.

– Здравствуйте. Рад познакомиться.

Бланш быстро высвободила руку. В проеме двери показалась Бонни. Она бросила взгляд на прибывших, потом вышла на улицу, и забранная сеткой дверь захлопнулась за ней. Все головы повернулись в ее сторону, и на какое-то мгновение получилась немая сцена.

Нарушил эту живую картину Бак. Раскинув руки, он двинулся к Бонни, громко выражая радость от знакомства.

– Так это ты, значит, Бонни? – Он крепко, но нежно стиснул ее в объятьях, потом отступил на шаг.

– Говорят, ты неплохо заботишься о нашем малыше. Рад познакомиться, сестренка. – Он еще раз стиснул ее в объятьях, и Бонни их покорно снесла. – Ну, а теперь, – сказал Бак, отпуская ее, – я хочу, чтобы ты познакомилась с Бланш.

Бонни сухо посмотрела на Бланш и сказала:

– Привет.

Бланш отозвалась с такой же сухостью:

– Привет.

Возникла неловкая пауза, которую никто не знал, как заполнить. Запахло враждой. Лед растопил К. У. Выскочив на улицу в одном нижнем белье, он представлял собой нелепое зрелище: волосы взъерошены, глаза опухли ото сна, а на лице – полное непонимание того, как он нелепо выглядел.

– Здравствуйте, люди, – начал было К. У.

Бланш поглядела на него, опустила глаза и попятилась.

– Люди пусть знают, – сказал Клайд, – что это не кто иной, как К. У. Мосс. А ты, К. У., познакомься с моим братом Баком и его женой Бланш.

Обменявшись рукопожатием с Баком, К. У. подошел к Бланш, не подозревая о том, какое кошмарное впечатление произвел на нее своим обликом. Он взял ее за руку и сказал:

– Здравствуйте, миссис Барроу. А можно, я буду называть вас Бланш? Очень рад познакомиться. Бланш закатила глаза, мечтая поскорей избавиться от этого невообразимого существа. – Вы, небось, порядком попотели, когда разыскивали нас в этой глуши? Но денек выдался хороший. Ой, это у вас свежий номер «Мира кино»? Тут часом ничего нет про Мирну Лой, никаких там фотографий, а? Она моя самая любимая киноактриса.

Бланш коротко качала головой и потихоньку отступала по направлению к Баку, чувствуя, как паника сковывает ей руки и ноги. Что за странный тип в нижнем белье! Что за физиономия! Он вселял в нее неуверенность. Он ее пугал. Она нервно ухватилась за руку мужа и крепко стиснула ее. К. У. не обратил на ее смятение никакого внимания. Его физиономия, его круглые глазки излучали дружелюбие. Но Бонни ничего не упустила в этой сцене и решила, что слишком многое в Бланш Барроу ее не устраивает. Решительно не устраивает.

– Эй! – крикнул Бак. – А ну-ка давайте все сфотографируемся. Сейчас я принесу свой «Кодак».

– Отличная мысль, Бак, – похвалил брата Клайд.

Бак бегом кинулся к машине и вскоре вернулся со складной камерой. Он тотчас же стал устанавливать ее.

– Фотографии будут что надо! – похвастался он.

Клайд закурил сигару, с удовольствием выпуская клубы дыма.

– Эй, К. У.! – крикнул он. – Пойди надень штаны, мы будем сейчас фотографироваться.

К. У. поспешил в дом, а Бак осведомился:

– Вы не слыхали о ковбое, который был уверен, что «Вестерн Юнион» не телеграфная компания, а фирма нижнего белья для ковбоев?

Бак первый же заржал своей шутке, Клайд поспешил присоединиться и весело ткнул его в живот кулаком.

– Ну, Бак, ты даешь, – проговорил он сквозь смех.

Бак схватил Клайда за руку и оттащил туда, где стояла Бланш. Он положил руку Клайда ей на плечо и пододвинул их друг к другу.

– Так, – сказал Бак. – Сначала я сниму свою молодую жену и дорогого брата.

Бланш весело хихикнула, слишком даже весело, как решила Бонни.

– Бак, не смей меня фотографировать прямо сейчас. Мы ехали весь день, и я просто ужасно выгляжу.

– Ты выглядишь прекрасно, солнышко, – уверил супругу Бак.

– Ты правда так считаешь?

– Ну да. Скажи, Клайд, разве она не выглядит прекрасно?

– Совершенно верно, Бланш.

Бак щелкнул затвором.

– Неужели ты действительно меня сфотографировал? – осведомилась Бланш с тем девическим гневом, от которого, впрочем, ее внешность не улучшилась. – Бак, я прямо не знаю…

Бак рассмеялся, подошел к Бонни и подвел ее к Бланш и Клайду. Потом он отступил к камере и заглянул в видоискатель.

– А ну-ка, шире улыбочки!

Только Клайд широко улыбнулся в камеру. Бланш и Бонни сохраняли напряженные выражения. Клайд вынул револьвер и принял позу Джима Кегни.

– Эй, Бак, – крикнул он, – а ну-ка щелкни меня вот так.

– Сделано, – крикнул Бак, щелкая затвором. – А теперь ты, Клайд, щелкни меня с супругой.

Клайд навел камеру на Бака, обнявшего за плечи Бланш. – А теперь я хочу сфотографировать Бонни, – сказал он.

Бонни улыбнулась, вынула сигару изо рта Клайда и приняла ухарскую позу с сигарой у себя во рту.

– Ну как я?

Бак расхохотался. Клайд тоже. Но Бланш холодно молчала.

– Ты просто потрясающе выглядишь, – крикнул Бонни К. У., появившись в джинсах и куртке.

Клайд передал камеру К. У.

– Сфотографируй-ка девочек, – сказал он ему.

– Верно, – отозвался Бак. – А нам с братишкой пора потолковать.

– Только вы недолго, – крикнула ему вслед Бланш. – Ты же знаешь, как я не люблю оставаться одна без своего солнышка.

Мужчины вошли в дом, и Бак прикрыл за собой дверь. Там было темно и очень конспиративно. Свет пробивался лишь сквозь щели задернутых штор. Братья обменялись легкими боксерскими ударами, поплясывая на цыпочках как заправские мастера ринга, потом Бак сказал:

– Клайд, так как же…

– Это ты или он? – спросил Бак, глядя в сторону.

– То есть? – переспросил Клайд.

– Ну тот, которого ты застрелил… Ты был вынужден, да? У тебя просто не было другого выхода? – В его голосе не было ни тревоги, ни волнения. Он просто сообщил Клайду, что хотел бы от него услышать.

Клайд чуть нагнул голову. Он хотел доставить старшему брату удовольствие, защитить его от неприятных чувств. Махнув рукой, словно отгоняя беду, Клайд сказал:

– Ты же знаешь меня, Бак. Он поставил меня в безвыходное положение. Он был обречен. Из-за собственной глупости.

– Значит, ты просто не мог иначе, – упорствовал Бак. – Да?

– Ну да, – согласился Клайд. – Не мог иначе.

Обрадованный ответом Клайда, Бак дал Клайду легкого тумака, затем конфиденциальным тоном сказал:

– Бланш, конечно же, говорить об этом незачем.

– Как скажешь, брат. Кстати, когда в тот раз ты удрал из тюрьмы, это она уговорила тебя вернуться?

Бак не мог скрыть смущения. Он-то надеялся, что Клайд не знает об этом эпизоде из его биографии.

– Ну да, – пробормотал он, – а до тебя, значит, это дошло?

– Да, но я ничего не расскажу Бонни.

– Спасибо.

– Ну а как тебе, кстати, Бонни?

– Просто прелесть.

– Бланш тоже.

– Угу. Она дочь проповедника, но это все ерунда. Она молодец, и я ее очень люблю.

– Ясно. Вы поженились?

– Поженились.

Возникла продолжительная пауза, они некоторое время глядели друг на друга, затем отвели взгляды, каждый углубясь в себя, словно созерцая свои собственные затруднения, свои собственные смутные мысли, которые отказывались материализоваться в слова. У обоих существовали проблемы, которые лучше было оставлять при себе, погребенными. Каждый нес свои беды, как рыцарь латы. Молчание продолжалось, напряжение нарастало, делалось невыносимым. Наконец Бак, враг тишины и покоя, нарушил паузу: хлопнув в ладоши, он испустил индейский военный клич.

– У-у-и-и-и-и! – завопил он.

– У-у-у-у-и-и-и-и! – отозвался Клайд.

– У-у-у-у-и-и-и-и!

Снова наступило молчание, и снова нарушил его Бак.

– Дружище! – сказал он, вкладывая в слова бездну чувств. – Братишка! Мы отлично проведем время.

– Обязательно.

– Повеселимся на славу!

– На славу!

Бак, поколебавшись, спросил:

– А что мы будем делать?

– Значит, вот какая штука. Лучше отправиться в Миссури. Там меня никто искать не будет. Мы где-нибудь пристроимся и отдохнем. Годится?

– Без приключений? – спросил Бак, поднимая глаза.

– Без приключений, – повторил Клайд. – Мне неохота обратно в тюрьму.

– Послушай, – сказал Бак, к которому снова вернулось отличное настроение, – я слышал, в тюрьме ты отрубил себе пальцы…

– Было дело. Я сделал это, чтобы избавиться от работы, представляешь себе: нас заставляли дробить молотом камни день и ночь. Ну а неделю спустя меня освободили. Я вышел из этой чертовой тюрьмы на костылях…

Клайд подошел к двери, распахнул ее и сказал:

– Мир прекрасен, – рассмеялся и выскочил на улицу.

8

День выдался отличный, солнечный. Клайд с Баком пришли к выводу, что жизнь удивительна, и решили больше никогда не расставаться друг с другом. По крайней мере в ближайшее время.

С утра пораньше они отправились в путь, в Джоплин, штат Миссури. В первой машине ехали Бак с Клайдом, в пятидесяти футах за ними следовала вторая машина. В ней был К. У., Бланш и Бонни. Хотя машин на шоссе было мало, Клайд вел машину осторожно.

– Еще не хватало, чтобы какой-нибудь полицейский прицепился к нам из-за превышения скорости. Верно, брат? – обратился он к Баку.

Тот расхохотался и хлопнул себя по колену.

– Нам с тобой неприятности с законом ни к чему, – согласился он. – Зачем нам лишние хлопоты?

Дорога стала живописнее – пошли приятные холмы, долины, а Бак не переставая потчевал брата анекдотами. Клайд всегда был прекрасным, благодарнейшим слушателем – он не пропускал ни одного слова рассказчика, а когда нужно, громко смеялся.

– И значит, доктор отводит его в сторону, – вещал Бак, – и говорит: «Ваша мать не встает с постели и слабеет с каждым днем. Советую вам убедить ее принимать немножко бренди. Это поднимет ее тонус, улучшит настроение». – «Видите ли, док, – отвечает фермер, – моя мать трезвенница и не берет в рот ни капли спиртного». – «Знаете что, – говорит доктор, – а вы не давайте ей парного молока, но разбавляйте наполовину бренди и ничего ей не говорите». Фермер так и поступил. Он брал молоко, разбавлял бренди и давал матери. Она пила сначала понемножку, потом больше и больше. И вот однажды он принес целую кварту. Она выпила ее залпом, посмотрела на сына и сказала: «Сынок, что бы ни случилось, ни за что не продавай эту корову».

На секунду в машине воцарилось молчание. Бак ждал реакции младшего брата, и она последовала. Клайд громко рассмеялся. Он отпустил руль и машина, резко вильнув, выскочила на полосу встречного движения. Не переставая смеяться, Клайд вовремя выровнял ее. По его щекам потекли слезы.

– Не продавай корову!.. – говорил он сквозь смех. – Ну ты даешь, Бак…

Бак похлопал брата по спине и сказал:

– А вот еще одна история. Один коммивояжер…

Во второй машине обстановка была совершенно противоположной. Там царило мертвое молчание на грани враждебности. За рулем сидела Бонни. Крепко сжимая руль, она подала вперед, сигарета агрессивно дымилась меж плотно сжатых губ. Она смотрела на дорогу так, словно это был лютый враг, которого надо было любой ценой победить.

Бланш тоже сидела спереди, но как можно дальше от Бонни, прижавшись к дверце. Глаза ее слезились от дыма, нос подрагивал и она посылала безмолвные сигналы спутнице, чтобы та затушила сигарету. Но все было напрасно. Наконец Бланш признала себя побежденной и, опустив окно, обиженно уставилась в него, очищая легкие свежим ароматным воздухом.

На заднем сиденье устроился К. У., закинув колени выше головы, уставясь в пространство, не обращая внимания на двух женщин и не подозревая, какие между ними возникли трения. К. У. был, как всегда, доволен жизнью. Наконец в глубинах его мозга родилась мысль, пробежала по извилинам и материализовалась в слова. Его ротик радостно дернулся:

– Я никогда не был в Джоплине, – сообщил он.

– Помолчи, К. У., – оборвала его Бонни.

К. У. замолчал, а круглое лицо его как бы даже удлинилось. Какое право она имеет так с ним говорить! И вообще, он ничего такого не сказал. Но вскоре К. У. перестал дуться и снова погрузился в то глубокое уединение, в котором пребывал большую часть времени.

В Джоплин они прибыли днем, и Клайд без труда отыскал нужный адрес. Он поставил машину у обочины, Бонни сделала то же самое.

– Ну, Бак, – сказал он. – Ты знаешь, что делать.

– Конечно, брат, – отвечал Бак.

– Я обо всем договорился по телефону, так что ты просто скажи все, как я тебе объяснил.

Из машины были видны дом в тени деревьев, выходивший фасадом на улицу, и аллея, которая заканчивалась гаражом на две машины. Над гаражом было жилое помещение. У въезда стоял щегольского вида человек в новой соломенной шляпе, в белой рубашке и с галстуком бабочкой. Он играл цепочкой с ключами.

– Похоже, это он и есть, – сказал Клайд. – Агент по сдаче квартир.

Бак кивнул головой, вылез из машины и пошел к человеку.

– Привет, – сказал он, подойдя. – Вы, случайно, не из «Джексон риелти компани»?

– Именно оттуда. А вы, случайно, не мистер Хейс?

– Он самый, – сказал Бак, протягивая руку.

– Рад познакомиться, мистер Хейс, – агент пожал ему руку, отчего связка ключей закачалась. – Все готово, как мы и договаривались. – Он прокашлялся и скромно напомнил: – По телефону, если я не ошибаюсь, речь шла о плате за месяц вперед.

– Так точно. – Бак вынул бумажник и отсчитал деньги. – Прошу, мистер Уикс.

Агент двинулся по аллее к гаражу со словами:

– Я покажу вам жилое помещение.

– Это совершенно ни к чему, – возразил Бак, забирая ключи. Вам вовсе не стоит так себя утруждать.

– Что вы, что вы. Если понадобится мое содействие, звоните. Надеюсь, квартира вам понравится. Не стесняйтесь, дайте знать, если что…

– Кстати, есть тут поблизости какой-нибудь магазин, где продают еду?

– Ну да. А как же? Магазин Смитти, например, на Мариан-стрит. Звоните четыре три-три-семь.

Клайд пристально наблюдал за диалогом и вышел, только когда агент сел в свою машину и уехал.

Он посмотрел по сторонам, потом дал знак Бонни и начал выгружать багаж.

Бак вошел в дом, неся на руках Бланш, как подобает настоящему молодожену. Остальные вошли следом с чемоданами в руках.

– Все очень даже неплохо, – сказал Клайд.

– Еще бы, – поддакнул К. У. – Отлично!

– Ладно, давайте устраиваться, – оборвала их Бонни и двинулась в спальню, а они за ней.

Бланш больше интересовала кухня. Держа мужа за руку, она медленно обошла ее.

– Ой, Бак, – по-детски восклицала она. – Как здесь чисто! И погляди какой холодильник, настоящий «Фриджидер». Она распахнула его дверцу, и радостное выражение мигом сделалось брезгливым, когда она увидела на верхней полке пучок увядшего сельдерея. Она снова захлопнула дверцу – пусть Бонни сама его чистит. Продолжая изучать кухню, она вдруг воскликнула:

– Ой, Бак, какая красивая плита!

Бак успел между тем отделиться от супруги и громко говорил по телефону:

– Девушка… Я хочу позвонить в магазин Смитти на Мариан-стрит… Ах какой номер! Четыре три-три-семь…

– Посмотри на столик, милый – покрыт линолеумом, как это умно…

– Хочу сделать заказ… большой заказ, – говорил Бак в трубку. – Можно доставить сейчас? Отлично. Как там у вас, есть свиные отбивные? Отлично. Фунтов восемь… Четыре фунта красной фасоли, банку кофе… яиц – пару десятков… молока, восемь бутылок «Доктора Пеппера» и еще хрустящие хлопья…

Закончив распаковываться, они собрались в гостиной, Бак удобно устроился в мягком кресле, снял туфли и погрузился в газету. Бланш расхаживала по комнате, разглядывая то одно, то другое, щупала подушки, трогала занавески, морщилась, видя пыль в углах.

На другом конце гостиной Клайд корпел над револьверами, разбирая, протирая, смазывая, снова собирая. К. У. углубился в глянцевый журнал о кино, Бонни сидела и глядела в пространство, желая всей душой, чтобы что-нибудь поскорее произошло и поломало всю эту скукотищу.

– Очень миленько, – промурлыкала Бланш.

Никто ей не ответил.

Бланш подошла сзади к мужу, поглядела на его редеющие кудри и спросила:

– Правда, здесь хорошо, милый?

Он что-то машинально пробормотал.

– Ой, да тебе надо постричься, – воскликнула девически-высоким голосом Бланш. – А то ты выглядишь, как неизвестно кто. – Она провела рукой по его шевелюре.

Бак зашевелился, как бы протестуя, но добродушно рассмеялся:

– Пусти, Бланш, дай спокойно почитать…

– Ты прямо как старик, – недовольно сказала она.

– Уткнул нос в газету и не обращаешь внимания на свою женушку…

– Ну ладно тебе, Бланш… Перестань…

У Бонни лопнуло терпение. Она поднялась, цепенея от злости, и взглянула на Клайда. Короткий кивок головы и гримаса отвращения дали ему знать, что она хочет немедленно переговорить с ним наедине. Он поплелся за ней в спальню и прикрыл за собой дверь.

Бонни быстро подошла к нему, взъерошила волосы и с напускной свирепостью в голосе стала причитать:

– Ой, когда же ты подстрижешься! Ой, ну что у тебя за вид! Ой, ну что же это такое! Кошмар…

– Тише ты, Бонни, – шикнул на нее Клайд, нервно поглядывая на дверь. – Они в соседней комнате!

Бонни отпрянула от него и фыркнула:

– Правильно! Всегда кто-то торчит в этой комнате, в соседней комнате и во всех остальных комнатах. Мы никогда не остаемся наедине друг с другом.

Клайд попытался скрыть охватившее его раздражение:

– Зачем ты так говоришь о моем брате?

– Я вовсе ничего не говорю о твоем брате, – возразила Бонни, имитируя Бланш. – Если бы дело было только в нем, я бы не сказала ни слова. Зато эта Бланш…

– Послушай, она жена Бака и…

Резкий звонок заставил его замолчать. Он напрягся, а рука скользнула к револьверу за поясом. Выругавшись, он распахнул дверь гостиной. Бак, Бланш и К. У. стояли и нервно смотрели в его сторону, словно ожидая подсказки.

– Кого это черти принесли? – осведомился Клайд.

– Спокойно, – сказала Бонни, проходя мимо него в гостиную. – Это, наверное, заказ из магазина. Сидите, отдыхайте, – проговорила она с преувеличенным южным акцентом, – а маленькая Бонни все сделает. – Она спустилась по лестнице к входной двери и спросила: – Кто там?

– Заказ из магазина, мэм, – услышала она голос.

Она открыла дверь и на пороге увидела худощавого юношу. В каждой руке у него было по увесистому пакету. Она улыбнулась ему своей самой лучезарной улыбкой.

– Как я рада. А то мы уже помираем с голоду. Сколько я должна?

– Шесть долларов сорок три цента, мэм.

Она отсчитала деньги, передала юноше и протянула руку за пакетами.

– Пакеты тяжелые, мэм, – предупредил тот. – Давайте я подниму их вам наверх.

– Спасибо, не надо, – коротко ответила Бонни. – Я сама.

Он пожал плечами, передал ей пакеты и проводил ее взглядом, когда она стала карабкаться наверх со своей ношей. На его юном лице появилось озадаченное выражение. Странные люди… Уму непостижимо, чего от них только можно ожидать.

Прошло два часа. Они хорошо поели, и еда помогла им расслабиться, восстановила утраченные силы. Все расположились в гостиной в креслах, только Бланш хлопотала на кухне, готовя ужин.

Бонни что-то деловито писала в клеенчатой черной тетрадке, какими пользуются школьники. Потом она подняла глаза и спросила:

– Никто не хочет послушать стихи?

– Вот значит, чем ты занималась? – удивился Клайд. – Ты что, стихи писала?

– Я понятия не имел, что ты умеешь писать стихи, – сказал К. У., вставая в знак почтения.

Бонни прокашлялась и возвестила:

– Это баллада о самоубийце Салли. – Она помолчала, чтобы привлечь побольше внимания и начала:

 
У каждой из нас есть причины
В этих стенах торчать,
Но правы мы или не правы,
Непросто об этом молчать.
Порой наши лучшие годы
Мы тратим на подлеца…
 

– Ты все это сама написала? – удивленно воскликнул Бак.

– Ты будешь слушать или нет? – спросила Бонни и лицо ее напряглось.

– Ну, конечно, – сказал Бак.

Она поглядела на Клайда, который горделиво улыбался, и, углубившись в тетрадь, продолжила чтение.

 
Порой наши лучшие годы
Мы тратим на подлеца…
Как трудно пройти сквозь невзгоды
И не потерять лица.
Я слышала много историй,
Живя в этом доме печали.
Одну никогда не забуду —
О самоубийце Салли.
Салли была красоткой,
Хоть и не на всякий вкус…
 

Бак не удержался и, рассмеявшись, сказал:

– Ну да, я ее знал, она была косая, беззубая и с заячьей губой.

Бонни метнула на него взгляд, и он тотчас же застыл. Она же продолжала.

 
Салли была красоткой,
Хоть и не на всякий вкус.
Ей приходилось кротко
Нести обязательств груз…
 

Медленно, очень медленно и тихо Клайд встал с кресла. Слушая внимательно, радуясь каждому слову в отдельности и таланту Бонни в целом, он бесшумно переставлял ноги, стараясь не развеять атмосферы.

На улице тоже происходило движение столь же тихое, столь же желающее заявить о себе. По крайней мере, до поры до времени. Две полицейские машины остановились недалеко от их дома так, чтобы их не было видно. Лейтенант дал указание высадившимся из машины полицейским, а водителю первой машины велел поставить ее так, чтобы заблокировать выезд на улицу.

Лейтенант распорядился, чтобы перед штурмом его люди заняли позиции в укрытии. Полицейские поспешили выполнить приказ. Лица их были мрачны и полны решимости, в руках поблескивали револьверы. Лейтенант проверил, как подготовился отряд, и остался недоволен. Он велел двоим приблизиться к гаражу, а одному занять такую позицию, чтобы он видел без помех входную дверь.

Тем временем в доме Бонни читала свою балладу, а Клайд, вслушиваясь в строки, подошел к окну и выглянул. Он заметил странное движение – где-то мелькнула синяя полицейская форма, где-то сверкнул револьвер, где-то блеснул значок. Он недоуменно заморгал – как же так, они ведь так старались остаться незамеченными…

 
О том, что пришлось ей изведать,
Она мне говорила всю ночь.
Об этом хочу вам поведать,
Коль скоро вы слушать не прочь.
 

Клайд выругался.

– Послушай, Клайд Барроу, – начала Бонни.

– Полиция! – оборвал ее Клайд.

Слова пронзили тишину, повисли в воздухе, звенели в ушах у собравшихся эхом, которое побуждало к действию.

В руках у них вдруг оказались револьверы, с губ срывались ругательства. Из окон со звоном брызнули стекла.

– Мы им так не дадимся, – бормотал Клайд, нажимая спуск.

Время остановилось. Слышались выстрелы, крики команды, вопли боли и страха.

На кухне Бланш зажала уши руками и испустила долгий, пронзительный вопль. Он вырывался из ее разинутого рта целую вечность – и в нем слились отчаяние, ужас, зов помощи. Но на помощь ей никто не спешил.

Клайд прицелился в синюю рубашку, показавшуюся на аллее, и выстрелил дважды. Человек в синем упал на спину. Он был убит наповал. Еще один полицейский побежал по аллее и был сражен пулей К. У. Бонни открыла огонь по кустам и увидела, как оттуда выпал человек.

– Надо смываться! – кричал Клайд.

– Они загородили проезд, – вопила в ответ Бонни.

– Надо попытаться, – возразил Клайд.

– Я пойду вперед, – сказал Бак.

Он ринулся к выходу, остальные за ним. Оказавшись на улице, Бак кинулся к гаражу, стреляя на ходу. Остальные не отставали.

– Все в машину! – кричал Бак.

Он выскочил из гаража, присел, стреляя по всему, что шевелилось. Показался полицейский, но не успел он прицелиться, как Бак выстрелил от бедра, тот упал и затих. Стреляя на ходу, Бак побежал по аллее к полицейской машине, загораживавшей проход. Непостижимым образом ни одна пуля не задела его. Он запустил руку в окно, снял машину с ручного тормоза и начал толкать ее изо всех сил. Тяжелый автомобиль медленно покатился вниз по аллее и освободил проезд.

Тем временем Бланш, не переставая истошно вопить, выскочила из квартиры и ринулась, куда глаза глядят. Шквал огня не опалил ее. Отчаянно стараясь выбраться из этого водоворота грохота и смерти, она двинулась к окаймленной деревьями улице.

В гараже в машине сидели – Бонни за рулем, рядом с ней Клайд, на заднем сиденье К. У. Оба из последних сил вели неистовый огонь.