Текст книги "Учебник для детектива"

Автор книги: Берри Джедедайя

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Глава 6
О ниточках, зацепках и тому подобных ключах к разгадке

Следуйте за этими ниточками туда, куда они ведут, иначе вы запутаетесь в них.

«У меня вполне достаточно данных, чтобы идти дальше, – писал Сайварт в своем первом рапорте по „Делу о старейшем убитом человеке“. – И именно это заставляет меня нервничать».

В тот вечер, когда случилось ограбление со взломом, одна из уборщиц музея заметила старинный паровой грузовик с открытым кузовом красного цвета, прятавшийся в тени деревьев позади корпуса, укрывавшего «Чудеса древнего мира». За свои тридцать семь лет службы в музее, как рассказала она Сайварту в ходе опроса свидетелей, ей довелось столкнуться тут со множеством самых странных явлений – например, с тем, как некоторые герцоги и генералы, изображенные на портретах, поворачивают головы, наблюдая, как она моет пол. Видела также, как мраморная статуя нимфы дрыгает в лунном свете своей точеной правой ножкой. А однажды с козетки в будуаре восемнадцатого века поднялся сонный мальчик лет двенадцати и спросил у нее, отчего это вокруг так темно и куда подевались его родители, а еще не найдется ли у нее бутерброда, а то уж очень хочется есть. Но никогда в жизни эта уборщица не видела ничего подобного этому странному паровому грузовику, дымящему как паровоз, а своими огромными размерами скорее походившему на чудовище из сказок-страшилок.

Подобные механизмы всегда достаточно заметны, так что их нетрудно потом выявить. Парк развлечений Калигари, именовавшийся теперь «Дальше некуда», был закрыт на ночь; вокруг не было ничего необычного, стоял лишь запах прогорклого поп-корна. Я обнаружил этот грузовик – он был припаркован возле одного из павильонов парка, рядом с дощатым тротуаром, – и пощупал большим пальцем его дымовую трубу; она была еще теплая.

Я решил заглянуть внутрь, но кто-то направлялся сюда со стороны причалов и доков, и мне пришлось уносить ноги. У входа в парк болталось на ветру полотнище одного из шатров, и я завернулся в него, надеясь, что никто не заметит моей шляпы. И в конце концов все же решился рискнуть и выглянуть оттуда.

И увидел высокого человека с очень странным образчиком гончарного искусства в руках. Он, весь корявый и щербатый, выглядел так, словно его наспех слепили из глины. Глаза у этого малого были ярко-зеленые. Он заглянул в кабину грузовика, и от его дыхания стекло затуманилось. Потом он тяжело вздохнул и пошел дальше.

Я быстро выбрался наружу с намерением поскорее убраться подальше и чуть не столкнулся с каким-то типом. И знаете, что самое странное, клерк? Он был очень похож на малого, только что встретившегося и уже куда-то ушедшего. Получается, что паскудники такого рода ходят парами.

Он позвал своего братца, и они вдвоем задали мне очень профессиональную трепку. После чего потащили меня на пирс, и это была совсем не романтическая прогулка. Там была пришвартована старая ржавая посудина контрабандистов, «Уандерли». От нее несло так, как будто ее только что подняли с отстойных глубин гавани.

На вахте стоял приземистый тощий человечек в мятом сером костюме. «Человек с тысячей и одним голосом» гораздо более привлекательно выглядит на афишах парка развлечений – на них его лицо каким-то хитрым способом подсвечено зеленым. А во плоти он скорее похож на заурядного бухгалтера, забредшего после трудового дня не в ту часть города. Он качал головой и имел очень грустный вид – все происходящее его, казалось, страшно огорчало. Мне тоже было грустно, о чем я ему и поведал, не слишком стесняясь в выражениях.

Мы немного поговорили. У него был высокий и довольно приятный голос, похожий на детский. Он объяснил мне, что мумия «Старейшего убитого человека» на протяжении многих лет служила наиболее привлекательным для посетителей объектом в их передвижном луна-парке, и они уже долгое время ее разыскивают.

– Я просто вернул ее домой, – заявил он.

– Тогда в чем состоит предназначение этого суденышка? – спросил я.

– Оно буквально создано для вас, – улыбнулся в ответ Енох Хоффман. После чего двое его подручных швырнули меня в грузовой трюм.

История о том, как детективу удалось совершить побег – как он нашел на борту похищенное мертвое тело, как угнал чью-то шлюпку и подогнал ее ночью к берегу – на следующее утро появилась во всех газетах. Представители Агентства в тот же день вернули «Старейшего убитого человека» в музей при огромном стечении народа и в шуме сплошных вопросов и треске ламп-вспышек.

Но если настоящая мумия не в музее, то где же она? И чье мертвое тело занимает ее место?

При содействии нескольких школьников Анвин перетащил Мура в помещение запасного фонда. Там хранились экспонаты, предназначенные к вывозу из музея или прибывшие из других музеев. Они могли бы оказаться в центре внимания на выставках и в галереях, однако здесь валялись подобно всякому нераспроданному хламу, оставшемуся после аукциона. Картины были свалены в кучу возле стены, в углах собирали пыль древние саркофаги, мраморные статуи валялись в обрывках упаковочного тряпья. Дети уложили Эдвина Мура в старый, обтрепанный шезлонг, и он вытянулся там, прикрыв руками лицо, весь дрожа и что-то бормоча.

– Он рыцарь? – спросил один из школьников.

– Да нет, он артист, – пояснил другой.

– Он мумия, – заявил третий.

Анвин выпроводил их обратно в зал и пристроил к тем, кто сгруппировался позади экскурсовода, даже и не заметившего их отсутствия. Дети помахали ему руками на прощание, и Анвин ответил им тем же. Когда они ушли, он проследовал по коридору и заглянул за угол. Человека со светлой бородкой он не заметил.

Мур воззвал к нему со своего ложа страданий, попросив воды. Анвин порылся в стоявших в запаснике ящиках и обнаружил в одном чашу, изваянную из темной глины с черными крестообразными узорами. Древность какая-то, надо полагать, причем бесценная, хотя пить из нее затруднительно, но сойдет. Он наполнил чашу из фонтанчика с питьевой водой, функционирующего в зале, и вернулся в запасник, держа ее обеими руками.

Мур отпил воды, пролив немного себе на пиджак. Потом откинулся назад и тяжко вздохнул, но тут же снова начал дрожать.

– Мне нет смысла что-то скрывать, – признался он. – Я все это так тщательно упаковал и увязал, а оно взяло и развязалось…

– Вы все же встречались с Сайвартом, – попытался обратиться к интересующему его вопросу Анвин.

– Да, о да. – Мур отнял руки от лица – оно было совершенно белым, таким же белым, как его волосы. – Но мне совсем не следовало заводить с ним разговоры. Отсюда он ушел в большом возбуждении. Мне даже показалось, что он готов перекусить свою сигару пополам. А вы! Кто вы-то такой?!

Анвин хотел было предъявить ему свой жетон, но тут же передумал.

– Меня зовут Чарлз Анвин. Я служу в Агентстве клерком. Мой детектив пропал без вести, и я пытаюсь его разыскать. Мистер Мур, вы должны сказать мне, куда он направился.

– Разве должен? Я и так уже слишком много вспомнил, и теперь они непременно явятся за мной. – Он сделал жест в сторону чаши с водой, и Анвин поднес ее к его губам. Он отпил, немного покашлял и продолжил: – Даже в Агентстве вовсе не считают, что все тайны следует расследовать, мистер Анвин.

Анвин отставил чашу в сторону.

– Я вовсе не пытаюсь что-то расследовать, – словно оправдываясь, заметил он.

Взгляд Мура уже принял вполне осмысленное выражение, а лицо обрело нормальный цвет. Он посмотрел на Анвина так, словно увидел впервые.

– Если вы клерк Сайварта, тогда сами должны знать, куда его занесло. Он был совершенно сбит с толку, увидев эту золотую коронку. Ему была нужна дополнительная информация, самая достоверная, какую только можно раздобыть. – И тихо добавил: – Сколько бы она ни стоила.

Некоторые места, упоминавшиеся в рапортах Сайварта, были для Анвина все равно что неведомые земли, но он достаточно часто видел эти названия, а потому уверился в их существовании. Однако было бы неразумно считать, что он может добраться до них на велосипеде. Для него во всем мире существовало только два города. Первый состоял из семи кварталов, что отделяли его квартирку от здания Агентства. Второй был побольше, с менее определенными границами, более опасный; он вторгался в мысли Анвина только в виде названий в рапортах по очередному делу и иногда возникал в его кошмарных снах. В одном из темных закоулков этого второго города располагалась некая распивочная, этакое неформальное место встреч, где частенько появлялись самые предприимчивые, самые хитроумные, самые отчаянные. Сайварт отправлялся туда только в тех случаях, когда все его прежние предположения оказывались несостоятельными, когда все ниточки ведущегося следствия заводили в тупик. И поскольку это заведение редко имело прямое отношение к расследуемому делу, Анвин обычно исключал ее название из всех файлов.

– Имеется в виду пивнушка «Вздремни часок», – пояснил он.

Мур кивнул.

– Если вы настаиваете на том, чтобы выследить его, мистер Анвин, тогда, я полагаю, вам нужно действовать очень быстро. Боюсь, установленный мной взрыватель замедленного действия уже начал отсчет времени; при этом я не знаю, когда бомба взорвется. – Он решительно поднялся с шезлонга, однако было видно, что он с трудом держится на ногах и у него, судя по всему, кружится голова.

– А какую это женщину вы упоминали? – спросил Анвин. – Ту, которая, как вы говорили, обратила ваше внимание на коронку.

Мур скорчил гримасу и ответил:

– А я вам было поверил, когда вы заявили, что и не пытаетесь что-либо расследовать.

Анвин стиснул зубы. Он начал совершенно не раздумывая задавать свои вопросы. Он решил, что после всего услышанного от Мура ему следует отложить «Руководство по раскрытию преступлений» в сторонку и забыть о нем навсегда.

– Пройдемте-ка вон туда, – предложил Мур. – Там есть запасный выход – так будет безопаснее.

Проход представлял собой, по сути, лаз высотой Анвину по пояс. Он был загроможден пустыми ящиками, так что им пришлось потрудиться, убирая их с дороги. Преодолев его, они выбрались в парк. Деревья здесь, во дворе музея, роли густо, и тропинка была вся засыпана дубовыми листьями, оранжевыми и красными. Анвин пригнулся, чтобы пробраться сквозь заросли, а выйдя из них, открыл зонтик.

– Скажите-ка мне вот что, – возобновил разговор Анвин. – Соответствует ли все рассказанное тут вами действительности? Действительно ли это вы написали «Руководство по раскрытию преступлений»?

– Да, – немного смутившись, ответил Мур. – Так что можете мне поверить – это все сущий вздор. Им бы следовало поручить его написание какому-нибудь детективу. Они же почему-то подрядили на это дело меня, а что я в нем вообще понимаю?!

– Так вы не были детективом?

– Я был клерком, – ответил Мур и закрыл дверь прежде, чем Анвин успел задать ему следующий вопрос.

Ожесточенно скрипя педалями, он направился через весь город на южную окраину, установив перед собой раскрытый зонтик. Упрямо нагнув голову, он лавировал в потоке интенсивного дорожного движения, не обращая внимания на злобные окрики водителей и настырное блеяние автомобильных клаксонов.

Он проехал мимо узкой зеленой двери своего многоквартирного дома, потом миновал черное от копоти, мрачное здание Центрального вокзала. Проезжая мимо него, он заметил Невилла, парнишку, работавшего в буфете, – тот стоял под навесом, укрываясь от дождя, и курил.

Проехав еще один квартал, Анвин резко свернул на восток, чтобы оказаться подальше от здания Агентства. Ему не хотелось нарываться на вполне вероятную встречу с детективом Скридом или со своей не в меру смышленой ассистенткой. Нет, пока что лучше избегать подобных ситуаций. Когда он достиг района, где по обеим сторонам улиц были только кованые ворота всевозможных складов и фабрик, шум уличного движения несколько стих; со всех крыш потоками стекала дождевая вода. У Анвина уже дрожали руки и ноги, но не от усталости или холода – причиной этого было лицо мертвеца, виденное им сквозь стекло гроба в музее. Ему казалось, что мумия все еще подсмеивается над ним, демонстрируя свою золотую коронку. Эта сиявшая во мраке серебряным светом ниточка, ведущая к раскрытию тайны, оказалась ложной. И не только Анвин принял ее за настоящую, но и Сайварт в этой связи сделал неправильный вывод. Однако что именно соединяет эта ложная нить?

Добравшись до кварталов, окружавших старый порт, Анвин замедлил ход, чтобы сориентироваться в лабиринте извилистых улочек. Деловая суматоха здесь не прекращалась, несмотря на дождь: сделки заключались под навесами и тентами и прямо через прилавки продуктовых магазинов. Он чувствовал, что за ним следят, и не один человек, а несколько. Неужели в его внешности просматривались некие вторичные признаки сотрудника Агентства? Невидимая стигмата, безошибочно различаемая здешним народом?

Он жал и жал на педали, но не так сильно, как утром, сжимая ручку зонтика. Ливень перешел в редкий моросящий дождь. Продвигаясь сквозь лабиринт старых улиц, образовавшихся еще до того, как город был окружен стенами, он проезжал мимо деревянных зданий складов и старых рыночных площадей, заваленных разными отходами производства. Разнообразные механизмы – об их предназначении он не имел ни малейшего представления – ржавели на мостовой, все в красных подтеках.

Толпы вокруг поредели. Из труб к облакам поднимались узловатые клубы дыма. Над улицей, провиснув и истекая водой, болтались бельевые веревки. Несколько окон светились желтоватым на фоне непроглядного мрака, окутавшего город. Анвин прибавил ходу. Врезавшееся в память описание этого района, сделанное Сайвартом, служило ему путеводителем. Наконец он добрался до кладбища на Всесвятском холме – неухоженного участка земли площадью шесть акров, заросшего высокой травой, сорняками и старыми деревьями, опутанными диким виноградом, между которыми вились, огибая развалившиеся склепы, неизвестно куда уводящие тропинки.

Пивная «Вздремни часок» располагалась в подвале приземистой постройки из крошащегося серого камня, используемой в качестве покойницкой. У Анвина в глубине души теплилась надежда, что на самом деле этого заведения вообще не существует, однако выщербленные ступени, ведущие с тротуара в непритязательного вида погребок, выглядели достаточно реальными. Он примкнул велосипед цепью к ограде кладбища, прямо под навесом крыши.

Уже находясь на верхней ступеньке, он услышал стук билльярдных шаров и звон стаканов. У него еще была возможность вернуться домой, если бы он захотел. Проспать до конца этого дня, дождаться следующего в надежде, что к тому времени все уже как-то наладится. Но тут оконце, расположенное вровень с тротуаром, со скрипом открылось и из него выглянул некий субъект. Сморщив нос, он, видимо, пытался уяснить, чем от Анвина пахнет. Его покрасневшие и широко раскрытые карие глаза смотрели с явной подозрительностью.

– Входите или выходите? – спросил субъект.

Отступать было поздно. Анвин спустился по ступенькам, на ходу складывая зонтик. Под последней ступенькой проходила узкая дренажная канавка, по которой медленно стекала дождевая вода, и в образованной ею небольшой луже плавали сигаретные окурки. Анвин толкнул дверь острием зонтика, перешагнул через лужу и вошел в распивочную.

Столы освещались свечами, а вот бар, располагавшийся в той стороне, что ближе к кладбищу, имел преимущество: в стене за ним, у самого потолка, имелась пара подслеповатых окошек, сквозь которые внутрь просачивался тусклый свет, играя на бутылках со спиртным изумрудными отблесками. Ими были заставлены все полки высокого узкого буфета с распахнутой дверцей.

Да это вовсе и не буфет, вдруг содрогнулся от своей догадки Анвин. Это же гроб!

Возле входа сидели двое мужчин, положив шляпы на стол между собой, и беседовали, низко склонившись друг к другу над коптящей свечой. У противоположной стены, под электрической лампой с зеленым стеклянным абажуром, стоял бильярд. Двое очень высоких мужчин, одетых в одинаковые черные костюмы, разыгрывали на нем партию. Играли они не торопясь, чрезвычайно тщательно примеряясь, прежде чем нанести удар по шару.

Сайварта здесь не было. Анвин присел у стойки бара и поставил портфель перед собой. Мужчина, окликнувший его в окно, закрыл и запер створку, сделал вид, что отряхивает руки, и соскочил с бочки, на которую взбирался, чтобы достать до окна. Двигаясь к Анвину, он провел рукой по поверхности стола, стряхнув лежавшую там газету.

– Репортеры утверждают, что кто-то в Агентстве ведет двойную игру, – заговорщически подмигнул он Анвину. – Внутреннее дело, как они говорят. Сыщики считают, что это один из своих, – это у них версия номер один.

На лоб ему упал черный завиток, изобразив перевернутый знак вопроса. Этого человека звали Эдгар Златари, он выполнял на кладбище функции гробовщика и могильщика. Когда на его услуги не было спроса, он подавал напитки тем, кто еще не преставился. Он всегда все обо всех знал – настоящий кладезь весьма ценной информации.

– Новые лица, как известно, всегда приносят с собой новые заботы, – продолжал Златари. – А как насчет вас? Имеете вы проблемы? Или, может, это они имеют вас?

Анвин не знал, что на это ответить.

– Вы что, язык нынче проглотили? Или забыли его на подушке? Вы чем вообще занимаетесь, приятель? – Златари бросил подозрительный взгляд на портфель, и Анвин опустил его себе на колени. – Ну ладно, скрытный вы наш. Что вам подать?

– Мне? – переспросил Анвин.

Бармен оглянулся по сторонам и закатил глаза. От него разило виски и сырой землей.

– Хороший вопрос! Со смеху умереть можно!

Двое, сидевшие за столом, захихикали, а пара у бильярдного стола невозмутимо продолжала свою партию. Улыбка исчезла с лица Златари.

– Выпейте что-нибудь. Чего вам нацедить?

Весь гроб был заставлен бутылками – выбор был более чем велик. Что бы ответил Сайварт? Он ведь, кажется, сотни раз упоминал о том, что не прочь выпить. Но Анвин всегда вычеркивал из его рапортов упоминания о спиртном, и теперь понимал, что не может вспомнить ни одного из его излюбленных напитков. Вместо этого на память пришла кодовая фраза, придуманная Эмили и сейчас совершенно бесполезная: «А в вине он скрыт вдвойне».

– Овощной напиток, газированный, – наконец выдавил он.

Златари несколько раз моргнул, словно никогда не слышал ни о чем подобном. Потом пожал плечами и переместился в глубь бара. На стене, за кассовым аппаратом, висела потрепанная бархатная занавеска. Златари резким движением сдвинул ее в сторону, и Анвин увидел, что за ней располагается маленькая кухонька. Там из радио доносилась мелодия, показавшаяся ему знакомой – медленная тема, исполняемая валторнами, – а ее чуть перекрывал негромкий голос певицы, улетающий ввысь вместе со звуками аккомпанемента. Он был уверен в том, что где-то уже слышал эту мелодию, и почти вспомнил, где именно, но тут Златари задернул за собой занавеску.

Анвин повернулся на своем табурете. Глядя в зеркало, он заметил двух мужчин, сидевших у стола позади него. Один из них, возбужденно похлопав себя по шляпе, сказал:

– Мне знакома эта история!

Второй наклонился к нему, чтобы лучше слышать, хотя его собеседник, собиравшийся рассказать некую историю, говорил настолько громко, что было слышно всем присутствующим.

– Я тут намедни виделся с Боунсом Кили, – сообщил он. – И мы просто о делах говорили, понимаешь? А потом он вдруг заговорил об этом деле. Вот я и говорю ему: «Ты что, хочешь обсудить это дело? Потому что если хочешь поговорить об этом деле, тогда нам не стоит говорить о делах, потому что есть дела, а есть это дело».

Другой понимающе усмехнулся.

– Ну вот я его и спрашиваю: «Ты в каком нынче деле участвуешь, Боунс, если тебе вдруг захотелось поговорить об этом деле?»

– Ха-ха!

– А Боунс смотрит так серьезно, вроде как даже брови нахмурил, вот так…

– Ха!

– …и смотрит на меня, прищуривается и отвечает таким низким голосом: «Я участвую в кровавом деле».

Второй никак на это не прореагировал.

– Ну я и говорю ему… – Тут рассказчик еще больше повысил голос, видимо, заканчивая свою историю: – Я говорю: «В кровавом деле? В кровавом? Боунс, да других дел и нету, только кровавые дела и есть!»

Оба мужчины в унисон рассмеялись, хлопая ладонями по своим шляпам, а свеча на столе заморгала и чуть не погасла, и от этого их тени заплясали на неровной каменной стене.

Пока продолжалось это повествование, двое у бильярдного стола закончили игру и отложили свои кии. Одинаковые лица, губы бледно-серые, глаза ярко-зеленые. Анвин подумал, не братья ли это Рук, Джаспер и Исайя, двойняшки-убийцы, что помогали Еноху Хоффману в похищении «Старейшего убитого человека», а также в бесчисленных других преступлениях все те годы, что тот царствовал в уголовном мире. «Самое худшее, что может произойти, – частенько отмечал Сайварт, – и еще одно самое худшее».

А эти двое уже приближались, шли плечом к плечу, с каждым шагом склоняясь друг к другу все ближе. Поговаривали, что братья Рук родились сросшимися, как сиамские близнецы, но впоследствии их разделили; после этой операции у них остались изуродованные ноги: левая у Джаспера и правая – у Исайи. И каждый теперь носил разные размеры обуви: размер поменьше был у ноги, претерпевшей хирургическое вмешательство. Это был единственный признак, по которому их можно отличить их друг от друга.

Близнецы остановились перед столом, закрыв от Анвина тех, кто там сидел. Он чувствовал жар, исходивший от этих двоих и даже сушивший ему шею. Такое ощущение, что они только что вылезли из раскаленной бойлерной.

– Мой брат, – произнес один из них вполне ровным тоном, – просил посоветовать вам немедленно убираться подальше и побыстрее. А поскольку я всегда прислушиваюсь к советам брата, я и говорю вам: валите отсюда.

– Ага, а кто это нас об этом просит? – спросил тот, что рассказывал историю.

– Вообще-то, если по правде, – пояснил другой близнец голосом, похожим на голос брата, но тоном пониже, – то мой брат не просит, он вам настоятельно советует.

– Да я знать не знаю вашего брата, – сказал тот, что рассказывал историю. – Так что не думаю, что приму его совет.

В наступившей за этим тишине Анвину показалось, что даже мертвые в своих могилах, что располагались сразу за стеной, на которой висело зеркало, ждут, что произойдет дальше.

Один из близнецов смочил слюной кончики большого и указательного пальцев и наклонился над столом, сжал пальцами пламя свечи, и она, зашипев, погасла. Из сгустившегося мрака донесся приглушенный вопль, а двое мужчин уже шли к выходу – тот, что рассказывал историю, висел между ними, и его ноги безжизненно болтались в нескольких дюймах от земли. Выйдя за порог, они уложили его лицом прямо в лужу, натекшую из дренажной канавы. Он лежал бесформенной массой посреди плавающих окурков, даже и не пытаясь подняться.

Братья вернулись к бильярдному столу. Один начал натирать мелом свой кий, второй же, проанализировав положение шаров на столе, забил в лузу один шар, затем еще один.

Тот, что остался сидеть за столом, моргал, видимо, еще не приспособившись к царящему внутри полумраку. Потом надел шляпу и вышел из пивнушки. Минутку поколебавшись и оглянувшись назад, он поднял своего приятеля из лужи и потащил его вверх по ступеням.

Из-за занавеса появился Златари, бормоча что-то, и пошел притворить дверь. Вернувшись назад за стойку, он откупорил бутылку, прихваченную из кухни, и подвинул ее в сторону Анвина.

Те двое, что гоняли шары, закончив свою игру, теперь усаживались за ближайший к бильярдной столик. Один из них кивнул Златари, и тот, подняв руку, сказал:

– Да-да, Джаспер, одну минуточку.

Прошло восемь лет с тех пор, как имена Джаспера и Исайи Руков впервые появились в рапортах Сайварта. Как и Хоффман, эти близнецы ушли в подполье сразу после событий, связанных с «Делом человека, укравшего двенадцатое ноября». Подчас Анвина вдруг посещала надежда увидеть их возвращение, однако лишь виртуальное, на бумаге, а вовсе не облеченное в плоть и кровь.

– Ну, – обратился к нему Златари, – вам нынче здорово повезло. Мы как раз собирались сыграть в покер, и нам нужен четвертый.

Анвин, протестующе подняв руку, выразил свое несогласие:

– Спасибо, нет. Я плохо играю в карты.

Исайа прошептал что-то на ухо Джасперу – он, если верить рапортам Сайварта, всегда выступал в качестве советчика, тогда как Джаспер обычно был выразителем его мыслей. Вот и на этот раз он обратился к Анвину:

– Мой брат посоветовал мне предложить вам присоединиться к нам.

Анвин прекрасно понимал, что выбора у него нет. Он забрал свою бутылку и, проследовав за Златари к столу, сел справа от могильщика. Братья Рук глядели на него не мигая. Их вытянутые физиономии, словно слепленные из пятнистой глины, вполне могли показаться безжизненными масками, если бы не бегающие зеленые глазки, алчно взирающие на все вокруг, – они как бы вбирали свет и безвозвратно поглощали его.

Златари раздал карты, а Анвин счел нужным заметить:

– Боюсь, у меня с собой мало денег.

– Мне от денег никакого проку не будет, – сказал Исайя, а Джаспер пояснил:

– Чтобы было понятно, мой брат вовсе не имел в виду, что мы будем играть «на просто так», как это выражение обычно интерпретируется. Он лишь хотел сказать, что мы не играем на деньги, то есть ваши деньги за этим столом не имеют никакого значения.

Златари присвистнул и покачал головой.

– Вы не пугайтесь этих ребят, скрытный вы наш. Так в их преставлении выглядит обаяние истинного джентльмена. Я же традиционно щедр. Банк предоставит вам кое-что для начала. И как он уже сказал, мы здесь играем не на деньги. Мы играем на вопросы.

– Или, точнее, на право их задавать, – добавил Джаспер. – Только один вопрос за одну партию, и задать его может только тот, у кого на руках выигрышная комбинация.

Анвин, безусловно, кое-что знал о покере. Он помнил, что некоторые комбинации карт считаются выше других, хотя вряд ли мог бы с уверенностью сказать, какая именно бьет какую. Значит, ему придется ориентироваться на выражение лиц игроков, обычно, как он знал, вполне бесстрастное, собственно, что и является одним из отличительных признаков настоящего игрока в покер.

– Ставка – один вопрос, – сказал Златари.

Анвин положил белую фишку в центр стола, где уже лежали фишки его противников, и заглянул в свои карты. Четыре из пяти были «картинки». Когда подошла его очередь, он поднял ставку еще на один вопрос, хотя и притворился при этом, что колеблется. После чего поменял свою единственную не «картинку» на другую и получил вместо нее еще одну «картинку», короля. В итоге получилась отличная комбинация «картинок». Что может быть лучше? Помня о необходимости сохранять на лице бесстрастное выражение, он все же нахмурился, глядя в свои карты.

Затем последовала череда ходов, новых ставок, «коллов», «рейзов» и пасов, в результате чего в игре остались только Анвин и Исайа. Последний положил свои карты на стол, и Джаспер заявил за него:

– Две пары.

Анвин открыл свои карты, надеясь, что кто-то объявит их ценность вместо него.

– Три короля! – торжественно объявил Златари. – Наш скрытный выиграл, так что может пока сохранять свое имечко в тайне.

Анвин постарался не выдать своей радости, подгребая к себе кучу выигранных фишек.

– Могу я теперь задать вопрос?

– Конечно, – заверил его Златари. Он, казалось, обрадовался проигрышу братьев Рук.

– Но вы уже его задали, – заметил Исайя. – Так что у вас минус один вопрос.

Сказав это, он моргнул, впервые за все время, как они начали играть.

– А разве вам не следовало объяснить мне правила еще до начала игры? – спросил Анвин.

– Нас самих этим законам никто никогда не учил, – ответствовал ему Исайя. – А вы только что задали еще один вопрос, хотя выиграли право только на один.

– Это был чисто риторический вопрос, – возразил Анвин, но тем не менее отложил в сторону две фишки.

– Черт возьми, – усмехнулся Златари, – с этим новичком нам бы надо играть честно. – И объяснил Анвину, как ведутся «торги» и какие тут ставки: два вопроса равны одной справке; две справки равны одному разъяснению; два разъяснения за одну группу связанных вопросов; две группы вопросов за один сквозной допрос, и так далее.

При следующей раздаче Анвин получил карты, на его взгляд, не такие хорошие, как в прошлый раз, и он довольно быстро спасовал, уверив себя в том, что потом ему придет что-нибудь получше. Но впоследствии карты приходили еще более скверные, и остальные игроки адресовали свои вопросы друг другу, не обращая внимания на него. Он внимательно слушал их ответы, но от этого ему было мало проку, поскольку он едва понимал вопросы. Он слышал имена, совершенно неизвестные ему, упоминания о «работенке», а не о «работе», и прочую болтовню, звучавшую скорее как кодированные сообщения, чем нормальная речь.

Златари задал свой вопрос:

– Если взять под колпак зануд с богатеньких предместий, выиграешь желтой грязи или станешь лишь более информированным?

– Покопаешься в дерьме – глядишь, наткнешься на чей-то след, – последовал ответ Исайи.

К концу следующего круга Джаспер собрал достаточно фишек, чтобы заработать право на одно разъяснение, за коим он и обратился к Златари:

– Скажи-ка, когда ты в последний раз встречался с Сайвартом.

Златари поерзал на стуле и поскреб затылок грязными ногтями.

– Ну, кажись, с неделю назад. Было уже темно, когда он сюда заявился, и вел себя так, как никогда раньше. Нервный был какой-то, беспокойный. Ни о чем меня не спрашивал, просто сел в углу и стал книжку читать. Я и не знал, что он читать умеет. Так и сидел там, пока свечка не догорела. А потом ушел.

Братья Рук явно не удовлетворились этими сведениями. По всей вероятности, «разъяснение» подразумевало гораздо более углубленное раскрытие темы и требовало более обстоятельного ответа. Златари вздохнул и продолжил:

– Он сказал, что, возможно, на некоторое время исчезнет, не будет тут появляться. И добавил еще, что Клео снова появилась в городе и ему надо ее разыскать.

Говоря это, Златари бросил взгляд на Анвина, словно желая узнать, имеет ли это для того какое-то значение. Анвин же не сводил глаз со своих фишек.

Клео – это, видимо, не кто иная, как Клеопатра Гринвуд, дама, уже довольно давно внушавшая Анвину опасения (и даже отвращение). Он содрогался при одной только мысли о том, что ее имя может снова всплыть в одном из рапортов Сайварта. Впервые она появилась в городе вместе с передвижным луна-парком Калигари, и в течение многих лет являлась одним из самых ценных информаторов Сайварта. Однако формулировать какие-либо соображения относительно мотивов или целей такого ее поведения означало рисковать тем, что через месяц окажешься перед необходимостью переделывать весь файл заново, убирая все предыдущие записи. Тайны, тянувшиеся за ней, множились многократно и превращались в нечто совсем иное – нечто, в чем нетрудно погрязнуть с головой. «Я ошибался на ее счет» – сколько раз Анвину попадалось на глаза это шокирующее признание, и он тут же бросался исправлять все, что было сказано о ней раньше!