Текст книги "Пять лет повиновения"

Автор книги: Бернис Рубенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Глава 7

Миссис Воттс замечала явные перемены в сыне и не была уверена в том, что ей это нравится. За последние несколько дней она не услышала от него ни слова протеста, даже прежней раздражительности не было в голосе. Он выполнял свои обязанности без упреков, с достоинством. И хотя, казалось бы, эти изменения были к лучшему, в его манерах появилось что-то нервировавшее ее. Ее не интересовали причины внезапной покорности – это его дело, – происходившее с ним ее не волновало. Миссис Воттс заботило только то, что могло ухудшить условия ее существования. Она никогда не любила своего сына. Он появился не вовремя и некстати. Из-за него ей пришлось выйти замуж, и она так никогда и не смогла простить ему того безрадостного для обеих сторон союза, в который ей пришлось вступить. Но все же, когда Брайан только родился, она верила, что они втроем смогут как-то устроить свою жизнь. Она никогда не питала иллюзий по поводу своей жизни в роли жены и матери. Одновременно оба эти титула она носила всего два коротких месяца. Как-то вечером, когда она кормила сына, мистер Воттс, которого явно не очень радовало обретенное им семейное счастье, собрал чемоданы и ушел. Он оставил записку на ночном столике на случай, если она решит искать его. Когда миссис Воттс, закончив кормление, позвала дражайшую половину, ответа не последовало. Она предположила три варианта. Первый – он не ответил, потому что злился на нее. Второй – он улизнул в ближайший паб пропустить с дружками кружечку пива. И наконец, третий – он просто умер. По правде говоря, она предпочла бы третий. Вышла в прихожую. Заметила, что пальто, как и его хозяин, бесследно исчезло с вешалки. И это, к сожалению, больше походило на второй вариант – побег за пивом. Она несла ребенка в детскую кроватку, стоявшую рядом с ее кроватью, когда заметила записку, и в то же мгновение инстинктивно поняла, что ее замужество кончилось. Читать было страшновато, но она прочла: «Я ушел навсегда. Выносить это больше не могу». Миссис Воттс была не столь самонадеянна, чтобы предположить, будто «это», что он не в силах больше выносить, относится к ней. Без всяких сомнений, «это» был Брайан. Бросила ребенка в кроватку. Малыш, подчиняясь какому-то неведомому, волшебному инстинкту самосохранения, не издал ни единого звука протеста, иначе она заставила бы его замолчать навсегда. Она захлебывалась от негодования. Еще несколько минут назад она видела себя респектабельной вдовой, живущей на страховку, предусмотрительно оформленную по ее настоянию в день свадьбы. Теперь в статусе миссис Воттс не осталось и толики благородства. Она была униженной и брошенной. Сидела в тишине и с отвращением смотрела на испуганный комок в кроватке. Брайан поймал ее взгляд и в ответ одарил ее и весь мир своей первой в жизни улыбкой: он умолял о жизни. Ее сердце смягчилось, смягчилось настолько, что рука не смогла подняться на этот жалкий сверточек. Это было первое и последнее проявление материнской нежности к нему. Потом она постоянно мучилась с ним: страдала от противных мокрых пеленок, резавшихся зубов, нескончаемых детских болезней. Чувство горечи и недовольства жило вместе с ними все его детство и юность. Она готова была отделаться от него любым способом.

Так продолжалось до тех пор, пока его независимость не стала угрожать ей. Тогда-то она и решила оставить его для себя. Он разрушил ее жизнь. И теперь, нравится ему или нет, он заплатит за все: сначала будет жить рядом с ней, а потом станет ее сиделкой и слугой. Были моменты, когда казалось, что он вот-вот покинет ее. Армия была самым опасным ее соперником, но вовремя случавшиеся с нею непритворные приступы оставили Брайана в ее руках. После окончания войны она устроила его на работу ассистентом-продавцом в художественный магазин. Магазин находился недалеко от дома, и, значит, он по-прежнему готовил ей ланч. Брайан ничего не смыслил в маркетинге, но давно увлекался рисованием. Он так и служил там до пенсии ассистентом-продавцом. За это время многие молодые, пришедшие в магазин позже, обошли его по службе. По ее мнению, он зарабатывал достаточно для них двоих, и потому только он сам был причиной своей злости и недовольства. Дважды безоблачная старость миссис Воттс оказывалась под угрозой появления невестки, но каждый раз ее удачно и как будто невпопад рассказанные истории о неприглядных недостатках сына спасали положение. Последней претенденткой на роль невестки была властная леди Ален; ее не остановили рассказы об эгоизме и жестокости Брайана. Но сопротивление железной леди было сломлено раз и навсегда сообщением миссис Воттс о гомосексуальных наклонностях сына, хотя она даже не знала самого этого слова. Читала в каких-то книгах, что некоторые мужчины развлекаются с другими мужчинами. Она ни секунды не верила в вероятность существования этих грязных отношений, но это здорово сработало. Непробиваемая Ален была готова мириться со многими недостатками и терпеть лишения ради создания настоящей семьи, но, услышав эту новость, она сразу оставила все попытки и исчезла навсегда.

С той поры Брайан время от времени слабо протестовал. Постепенно его выпады участились и набрали силу. Теперь он редко улыбался, а ей никогда – спасшее его когда-то от смерти оружие давно было забыто и вышло из употребления. Все последние годы он выполнял свои обязанности с раздражением и молчаливым отвращением. Но это не трогало миссис Воттс. Так устроены все мужчины, и поведение сына ее ничуть не удивляло. Однако за последние дни все изменилось. Она уже несколько раз замечала беспричинную улыбку на его лице – это было плохим знаком. Миссис Воттс предпочитала мрачное, непримиримое сражение подозрительному фальшивому миру. Улыбка означала, что он что-то замышляет, и страшнее всего, что в скрываемых от нее планах ей наверняка не было места. Она зорко следила за ним из своего угла, притворяясь, что читает книгу. Брайан что-то писал на большом листе чертежной бумаги, облизывая губы и улыбаясь. Неожиданно она почувствовала, что больше не может выносить неизвестность и его полную отстраненность. Прокричала ему, что хочет чая, хотя вовсе не хотела этого. Он тут же встал и прикрыл секретный лист промокательной бумагой. Теперь она была точно уверена, что он скрывает от нее что-то и ей необходимо раскрыть очередной заговор. Услышала, как он открыл кран на кухне, и собиралась было броситься к его столу. Нужно было успеть добежать до стола и вернуться, чтобы он застал ее с книжкой на обычном месте. Вовремя вспомнила, что бегун она теперь никудышный, к тому же ее пугала реальная опасность впопыхах переломать свои хрупкие старые кости. Это значило дать ему серьезный повод избавиться от нее. Иногда, в самые черные моменты, он угрожал ей этим:

– Дом на Закате ждет тебя.

Устрашающая перспектива. Она слышала об этом доме для престарелых от соседки сверху, которая определила туда свою мать. Теперь старая вдова снизу собиралась туда же. Миссис Воттс оставалась последней на вычищенных от старья этажах, позоря молодой дом своей дряхлостью и недержанием. Она не хотела отправляться в Дом на Закате. Нет. Она не желала сидеть взаперти в курятнике с дюжиной вонючих старух, не контролирующих себя, и ждать редких посетителей, не чаявших поскорее сбежать из этого смрада. Временами ее посещали мечты о доме для господ преклонного возраста «Петунья» – это было фешенебельное место, она читала о нем в воскресной газете. Живо представила себе, как там все устроено – почти как в шикарном отеле: толстые ковры, устилающие каждый сантиметр пола, своя ванная в двух шагах от кровати. Еду приносят по твоему звонку, и цветной телевизор к твоим услугам. Ей бы там понравилось. Ради того чтобы оказаться в такой роскоши, она готова уйти с пути сына. Но «Петунья» – заведение для богатых и поэтому навсегда останется только несбыточной мечтой.

– Поторопись с чаем, – прокричала она от безысходности и плюнула с отвращением на потертый ковер.

Брайан вернулся с чайным подносом в руках. Поставил его на стол и тут же проверил, не сдвинут ли секретный лист под промокательной бумагой. От него веяло глубокой враждебностью и воинственностью, и миссис Воттс была рада, что решила пока не вмешиваться в его дела. Он опять улыбался. Надолго ли хватит ее терпения, чтобы выносить эту пытку? Она вздохнула, вспомнив о «Петунье», и все-таки не смогла утерпеть:

– Чему ты улыбаешься?

– А ты все должна знать?

Его слова, казалось, обещали новую ссору и перепалку, но, говоря это, он продолжал улыбаться. Было ясно, что он не выдаст себя.

– Ты что-то замышляешь против меня. Ты пишешь письмо в Дом на Закате. Ты запрашиваешь сведения о свободных местах.

Он поднял свой лист и показал ей. С ее места ничего нельзя было прочесть. Однако написанное не было похоже на письмо.

– Разве это похоже на письмо? – спросил он, все еще улыбаясь.

Как она сожалела сейчас, что не придушила его давным-давно в детской кроватке.

– Это список вещей, которые я должна взять с собой. – Ей было необходимо переломить слишком благодушную обстановку. – Мне не понадобится много в Доме на Закате. Они выдают там даже ночные сорочки. Из простой белой фланели. И простые тапочки, и желтое простое мыло. Я слышала об этом. Но я не пойду, я не собираюсь, – уже кричала она. – Я вызову полицию!

Он наконец перестал улыбаться. Это немного успокоило ее.

– Кто сказал тебе о Доме на Закате?

– Но ведь никакого другого нет. – Она продолжала ворчать. Но после некоторой паузы прибавила: – Кроме дома «Петунья».

Она посмотрела на него – хитрая улыбка пробежала по его лицу. Эта улыбка была адресована ей.

– Тебе, правда, придется ограбить банк, – подытожила она и улыбнулась такой же хитрой улыбкой. Она понимала сейчас, что где-то глубоко, под толстой неподатливой кожей, они очень похожи и на самом деле крепко связаны друг с другом, и вместе противостоят армии молодых соседей, осаждавшей их сверху и снизу.

Брайан налил ей чаю.

– Я подумал, не устроиться ли мне на почасовую работу. Мне сказали, что детской библиотеке требуется сотрудник на послеобеденные часы. Три раза в неделю.

– Но нам вполне хватает и того, что есть, – защищалась она.

– Мне хотелось бы выходить куда-то ненадолго. Ты могла бы оставаться одна несколько часов.

Сейчас она была не в силах больше препираться, потом еще будет время выказать ему свое возмущение.

– А что я получу с этого? – спросила она дружелюбно.

– Мое счастье.

Он и сам был удивлен, что произносит вслух такие мысли. Мать была застигнута врасплох таким ответом, поскольку его счастье никогда не было предметом ее размышлений и забот. Она старалась увязать это новое обстоятельство со своей жизнью, но не находила ничего общего между ними.

– Ну, ты хотя бы будешь приносить мне шоколадки?

– Тогда все в порядке?

– Ты уверен, что это работа?

– Я буду зарабатывать и смогу даже немного откладывать.

– Для чего?

Он снова улыбнулся, на этот раз самому себе.

– Никогда не знаешь точно, для чего.

Он был рад, что так ловко устроился с часами работы, ему не терпелось вернуться к своему меню, которое и было основой его будущего благосостояния. Он сел за стол и опять стал просматривать услуги, перечисленные в списке.

Пока еще цены не были проставлены, но все услуги шли по нарастанию приятного возбуждения от разыгравшегося, лишенного практического опыта воображения. Итак, держать руку мисс Хоукинс – услуга первая и, очевидно, самая дешевая. Брайан прикинул, что за это удовольствие можно попросить не более двух пенсов, но и не менее: нельзя же недооценивать себя. Следующий пункт предполагал уже удовольствия для двух рук, что по логике должно было автоматически удваивать стоимость услуги, но он побаивался такого стремительного набора оборотов. Ведь дальше в меню должны были появиться более привлекательные пункты, так что стоимость самых дорогих и соблазнительных услуг, завершавших список, выросла бы до астрономической. Напротив двух рук написал – три пенса. Он надеялся, что мисс Хоукинс и сама уловит в этом искусственное занижение цены. Эти два блюда художник украсил лепестками желтых роз. Зеленый листочек, завершавший снизу эту композицию, означал переход к следующей группе более искусных услуг, предоставляемых по более высоким ценам. Удовольствия этой категории меню предназначались для частей тела, чаще всего скрытых от посторонних глаз. Далее по списку следовали: поглаживание локтя, шеи, щиколотки и коленей.

Эти пункты он украсил нераскрывшимися розовыми бутонами, намекая на их буйное цветение в следующем разделе. Эта третья и завершающая категория услуг, по его замыслу, должна была стать самой многообещающей, поэтому ее будут обрамлять коричневые стебли роз с колючими шипами. Он еще не вполне определился с названиями пунктов: требовались время и вся его изобретательность, чтобы найти нужные слова и подходящие образы, и только потом можно было определиться с ценой.

Пока что Брайан сооружал рамку из шипов. Шипы символизировали боль, но боль, подслащенную кое-где разбросанными буйно цветущими желтыми розами. На каждом из лепестков поблескивала капелька росы. Непонятно почему, но эта маленькая росинка казалась ему очень удачно найденным и уместным дополнением к общей композиции. Пока мистер Воттс был занят подготовкой своего меню удовольствий, миссис Воттс одолевали бесконечные сомнения и подозрения по поводу его новой работы. Все, что ее ожидало, – это новые неудобства и одиночество. Единственным плюсом его продолжительного отсутствия будет возможность хорошенько порыться в его бумагах и раскрыть его коварные планы относительно ее дальнейшей судьбы. Несмотря на все заверения сына, угроза Дома на Закате все еще висела над ней страшной тенью.

– Когда ты собираешься начать работать? – Ей не терпелось поскорее приступить к расследованию.

– В следующую пятницу.

Вполне обнадеживающе.

– Наверное, начну с часа или что-то вроде того.

Он собирался встретиться с мисс Хоукинс, как договорились, и предложить ей список услуг. Скорее всего она возьмет меню домой, для того чтобы внимательно изучить его. Ему не хотелось присутствовать при чтении предлагаемых услуг и быть свидетелем ее первой реакции – это наверняка смутит его. Следующую встречу можно назначить на вечер понедельника. Будет неплохо, если она позовет его к себе домой, ведь все пункты, кроме первой категории, определенно не для прогулок на открытом воздухе. Брайан надеялся, что к пятнице список услуг будет готов для ознакомления. Его работу осложняло постоянное присутствие матери: под ее неусыпным оком было трудно сосредоточиться и раскрепоститься, к тому же ее подслушивание и подглядывание превращало его зарождавшийся бизнес в список непристойностей. Он решил всегда держать меню при себе, никогда не оставлять его дома и не делать копий. Скорее всего оригинал он отдаст мисс Хоукинс, и она будет его хранить. Если ей захочется, сделает рамку и повесит над камином, чтобы предлагаемые удовольствия всегда были перед глазами.

Он чувствовал, что мать внимательно следит за ним и его непонятная, счастливая улыбка ей не нравится. Ее внезапный крик, полный злорадного триумфа, ничуть не удивил его.

– Я мокрая!!!

Устало он подошел к креслу и помог ей добраться до ванной. Взял на кухне тряпку и занялся полом. Иногда ему казалось, что она это делает нарочно. Пока вытирал лужу, отвернувшись от невыносимого запаха, опять подумал о том, что всегда приходило в голову во время этого занятия: сколько все это может продолжаться и когда же он сможет пристойно отправить ее в дом престарелых? Пристойным в его понимании было бы состояние полной амнезии, когда она не могла бы определить, где и как живет. Поэтому ему скорее всего придется ждать ее полного слабоумия. Он хотел, чтобы ее физическое тело было здорово до тех пор, пока она жива, а разум превратился бы в разум невинного младенца, не способного испытывать боль унижения. Он ждал времени, когда она не будет узнавать его. Это случится однажды утром. Он принесет ей чашку утреннего чая, а она просто не вспомнит его имени. Как часто мечтал он об этом! И тогда он без зазрения совести оденет ее с бесконечной нежностью и заботой и отвезет в Дом на Закате. И она никогда не узнает, кто выкинул ее из дому.

Он станет навещать ее каждую неделю, и его не будет обижать то, что мать не узнает сына. Но он не мог решиться проделать это, пока она была полна сил и в твердой памяти. Каждый день он прислушивался к ней, надеясь заметить хотя бы первые, незначительные признаки появления нелогичной, бессвязной болтовни. Да, он слышал, нельзя надеяться на непременное наступление старческого слабоумия. Некоторые люди, дожившие до девяноста лет, вовсе не хотели умирать и, уходя, проклинали презренный мир, который все еще должен был им жизнь. Сейчас Брайан слышал, как она медленно двигалась в ванной, натягивая чулки. Его раздражала ее невероятная осторожность, и он начинал сомневаться, положено ли ей вообще продолжать никчемное существование. Эти мысли были очень болезненны и совершенно бесполезны. Он быстро отнес тряпку на кухню и бросил под струю холодной воды. В следующий раз, говорил себе Брайан, в следующий раз он выяснит все по поводу содержания постояльцев, больных энурезом, в роскошном доме престарелых «Петунья». Послышались шаги матери, и он помог ей опять устроиться в кресле.

– Не делай этого больше.

Он каждый раз повторял одно и то же после очередной лужи, хотя понимал всю бессмысленность увещеваний. Самое отвратительное заключалось в том, что мать не контролировала себя.

– Но ты ведь не отправишь меня, нет? – Она побаивалась немного, но ни намека на проявление дряхлости и маразма. Наоборот, спрашивая это каждый раз, она показывала, что точно осведомлена обо всех его потаенных мыслях и желаниях.

– Конечно же нет, – ответил он, как всегда. Но это «нет» относилось только к сегодняшнему дню и не предполагало долгосрочного обещания навеки.

– Интересно, сколько стоит содержание в «Петунье»?

– Я думал, ты хочешь жить дома.

– Но жить в «Петунье» – это не значит быть выкинутой из дому. Это как будто постоянно жить в шикарном отеле.

– Откуда ты знаешь? Ты же никогда не жила в гостинице.

– Я видела по телевизору.

– Ты не будешь скучать по мне?

– Но ты ведь будешь навещать меня. А я разрешу тебе понежиться в моей роскошной личной ванне.

– Да… Забудь об этом. Это слишком дорого.

– Но ты же получил работу.

Он не сразу ответил. Ему нужно было время, чтобы переварить только что услышанное. И заодно запомнить навсегда, что ей первой в голову пришла эта идея. Раньше он не задумывался, как следует распорядиться доходами, пусть небольшими, от продажи своих не совсем пристойных услуг. Этого хватило бы, наверное, на покупку лишней рубашки или плитки шоколада для матери. Вот, пожалуй, и все, на что он рассчитывал. Но мать, не осведомленная в истинном, грязном характере будущего занятия сына, подталкивала его к мысли превратить это в бизнес. В самом деле, ведь мисс Хоукинс не единственная на свете! Их, ищущих дам, огромное множество, только надо правильно расставить капканы. Стоит чаще посещать людные места. Он подготовит несколько экземпляров меню, каждый со своим основным мотивом в оформлении, и раскинет свои невидимые сети, не выдавая себя. Даже по предварительным, весьма ориентировочным прикидкам, имея примерно шесть платежеспособных клиенток, он смог бы держать мать в «Петунье» до конца ее дней. И он навсегда запомнит, что именно она первая заронила в его сознание эту идею. Можно было только изумляться ясности и изворотливости ее ума, не дряхлевшего в давно увядшем теле.

– Ну, ни на что нельзя полагаться.

Брайан решил разузнать о ценах в «Петунье». Может быть, комнаты без ванной значительно дешевле. Он почти не надеялся на это. И потом, в первую очередь всегда следовало учитывать потребности и возможности несчастного тела матери независимо от того, где она находилась. Мысли о будущем бизнесе возбуждали Брайана. Очевидно, придется тяжело и изнурительно работать, и он должен будет воспользоваться своими скрытыми ресурсами. И наверное, тогда он добьется наконец уважения, в котором всю жизнь ему отказывалось. И все это он будет делать и ради своей матери тоже. Осознание того, что он приносит себя в жертву ради матери, смывало с будущего занятия налет греховности и порочности. Это оказывалось лишь выполнением его сыновнего долга, и не более того. Он думал о мисс Хоукинс с нежностью. Ни одна из его будущих клиенток не должна знать о существовании других. Он разделит время между ними соответственно их аппетитам и кошелькам. Мисс Хоукинс будет всегда занимать особенное место в его сердце, как первый и преданный покупатель. Он едва мог дождаться пятницы, чтобы открыть свой магазин.

Пока было много работы. Его бизнес требовал предельной осторожности и скрупулезности. Надо было найти клиенток и каждую обработать. Недалеко от дома, в городском собрании, находилась библиотека граммофонных записей. Одинокие женщины наверняка любили музыку, так же как книги и кошек. Это было неплохим местом для охоты.

– Я пойду немного прогуляюсь.

– Куда?

– В парк или еще куда-нибудь. Подышу свежим воздухом.

Она надеялась, что он оставит свои листы на столе, но он свернул их и забрал.

– Я ненадолго, – сказал он и вышел, прежде чем она успела что-либо ответить.

Она закипала от гнева и топала ногами, как истеричный ребенок.

– Ты что-то замышляешь против меня! – прокричала она ему вслед. В его отсутствие она собиралась выпустить свой гнев наружу, и наверняка Брайана будет ждать жуткий беспорядок.