Текст книги "Три дня"
Автор книги: Бернхард Шлинк
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
7
Когда Йорг протянул ему руку для прощания, Андреас поднялся с места и остался стоять.
– Мне кажется, что я лучше бы…
– Ради бога, только не расходитесь все сразу! – Кристиана вскочила и замахала руками, словно готова была усадить его на место, удержав за плечи, и не дать подняться остальным. – Еще только десять часов, слишком рано ложиться спать. Я так рада, Андреас, что ты наконец-то познакомился с нашими старыми друзьями, а они с тобой! Я понимаю, что у тебя позади трудный день, но все же посиди еще немножко с нами!
«Ни дать ни взять офицер, удерживающий солдат-дезертиров! – подумал Хеннер. – Отчего эта боязнь упустить нас всех?»
Ингеборг продолжала распекать мужа:
– Как ты мог так разговаривать с Йоргом? Разве ты не видишь, что он совсем выдохся? После двадцати с лишним лет человек только-только вышел из тюрьмы, ты же, нет чтобы дать ему прийти в себя, напротив, ведешь себя так, точно хочешь его совсем доконать. – Она огляделась вокруг, словно ища поддержки.
Карин попыталась уладить ссору:
– На мой взгляд, Ульрих вовсе не пытался его доконать. Хотя мне тоже кажется, что сейчас для Йорга лучше, если мы оставим в покое его прошлое и поможем ему с надеждой взглянуть на будущее. Что он собирается делать, Кристиана?
Ульрих не дал Кристиане ответить.
– Оставить в покое? Чего-чего, а покоя у него в последние годы и без нас было предостаточно! Ему сейчас лет пятьдесят пять или под шестьдесят, как и всем нам, а его жизнь была… Как бы это получше сказать? Ограбления банков, душегубство, революция и тюрьма – вот из чего состояла та жизнь, которую он себе выбрал. И теперь я не смей спросить его, как и что было? Зачем еще нужны встречи старых друзей, как не затем, чтобы вспомнить старые времена и рассказать друг другу, что с тех пор произошло в нашей жизни!
– Ты сам не хуже меня знаешь, что нынешняя встреча – это не обычная встреча старых друзей. Мы собрались, чтобы помочь Йоргу устроиться в новой жизни. И для того, чтобы показать ему: эта жизнь и люди рады его возвращению.
– Знаешь, Карин, у тебя это часть профессиональных навыков. А у меня нет никакой миссии, я приехал не для того, чтобы проводить с ним психотерапевтические сеансы. Я готов предложить Йоргу работу. Я готов также помочь ему найти работу в другом городе. Это я сделаю для каждого из старых друзей, а значит, и для него тоже. А то, что он убил четверых человек… Если это еще не причина прекратить дружбу, то тем более не причина носиться с ним как с хрустальной вазой. Подумаешь, какие нежности!
– Психотерапевтические сеансы? Сдается мне, что у меня просто память немного получше, чем у тебя. Никакого насилия в отношении человеческой личности, а в случае крайней необходимости никогда не использовать для метания жесткие снаряды, только мягкие, такие как помидоры и яйца. Но в борьбе народов против империализма и колониализма, конечно, в ход идут ружья и бомбы, а мы, живущие в метрополиях империализма и капитализма, обязаны проявлять свою солидарность с освободительной борьбой, а солидарность означает участие в этой борьбе. Ты забыл уже, что все мы так говорили? Не только Йорг, но и они тоже, – Карин обвела рукой собравшийся кружок, – а также и ты. Да, действительно, ты дальше слов не пошел, так что можешь не объяснять мне разницу между разговорами и пальбой из пистолета. Но не пошел бы ты дальше слов, если бы рос без матери? Если бы тебе так трудно давалось общение с другими людьми? Если бы тебе от природы не было дано такой хорошей практической хватки?
– То есть террористы – это наши заблудшие братья и сестры? – Ульрих потряс головой и скривил лицо в гримасе, выражавшей не просто неприязнь, но отвращение. – И вы тоже в это верите? – Он оглядел собравшийся кружок.
Молчание прервала Ильза:
– Я не говорила тогда о борьбе. Я вообще ничего не говорила. Я варила с девушками кофе, печатала на восковке листовки и размножала их на ротаторе. Ты – нет, Карин. И ты, Кристиана, – тоже нет. И за это я восхищалась вами и завидовала. Йоргом и остальными, которые боролись, я тем более восхищалась. Ну да! Эта борьба была бред. Но ведь и все остальное тогда было бред. Холодная война, и тайные службы, и гонка вооружений, и горячие войны в Азии и Африке. Как вспомню, кажется, сплошная дичь! – Она засмеялась. – Это не значит, что теперь все стало хорошо. Террористические акты, и мятежи, и войны, которые с тех пор происходили, – по-моему, для таких дел надо быть сумасшедшими. Для Йорга это теперь позади. Разве не это главное?
– Я знаю, Карин, что ты говоришь так от доброго сердца. Но ты не права, что Йорг был обделен любовью…
Не договорив начатого, Кристиана остановилась и прислушалась. На дорожке заскрипел гравий, послышались приближающиеся шаги, кто-то отворил входную дверь, пересек вестибюль, отворил дверь салона.
– Я увидел свет из-под двери и подумал… Я – Марко.
Кристиана поднялась, поздоровалась с ним за руку, представила его друзьям, представила друзей ему и удалилась на кухню жарить на его долю сосиски. Все это она проделала быстро, отстранение и деловито. У друзей, узнавших после представления имя Марко Хана, но не имевших понятия ни о том, кто он такой, ни что связывает его с Йоргом, это вызвало некоторую досаду, хотя в то же время все были рады смене обстановки. Они встали из-за стола, открыли двери и окна в сад, собрали ненужную посуду, выбросили окурки из пепельниц, сходили за новыми бутылками вина и воды, заменили сгоревшие свечи.
– «Прохладой дышит вечер»,[11]11
«Прохладой дышит вечер» – название популярного романа современной немецкой писательницы Ингрид Нолль (на рус. яз.: М.: Слово, 2003) и снятого по нему фильма (2000, реж. Райнер Кауфман; в российском прокате – «Холодное дыхание вечера»).
[Закрыть] – процитировал муж Карин, а Маргарета вышла на порог и, бросив взгляд на небо и гнущиеся от ветра макушки деревьев, предсказала грозу.
Ильза подошла, встала рядом и, сама не зная почему, обняла ее за плечи. Маргарета засмеялась добрым смехом, тоже обняла Ильзу и притянула ее к себе.
И тут вдруг Андреас сообразил, кто такой Марко:
– Довольно вы натворили бед. Если хотя бы слово об этих выходных попадет в прессу, я на вас подам в суд такой иск, после которого вы уже никогда не оправитесь. – Войдя в раж от собственных слов, он отвернулся от Марко, который собирался ему что-то сказать в ответ, и обратился к изумленному Хеннеру: – Я знаю, что у вас есть немалые возможности. Но что касается встречи в этом доме, относится также и к вам: чтобы в прессу ни слова! Если вы вздумаете написать о первых днях Йорга на свободе, о том, что он сделает и скажет, то наживете себе крупные неприятности и вам это дорого будет стоить.
– Вы правы, – сказал Эберхард Маргарете, – погода действительно меняется.
Марко схватил Андреаса за локоть:
– Мы не допустим, чтобы ты и сестрица заперли его в четырех стенах. Не для того он вышел из тюрьмы! Не для того он вопреки всему выстоял. Борьба продолжается, и Йорг займет в ней свое заслуженное место. Нам и так уж пришлось долго ждать его возвращения.
– Не трогайте меня! – И, повторяя эти слова во второй раз, Андреас их уже выкрикнул: – Не трогайте меня!
– Не поможете ли вы мне унести мебель с террасы, пока не начался дождь? – Это опять Карин попыталась успокоить разбушевавшиеся страсти.
Но хотя оба противника и откликнулись на ее призыв, начав складывать столы и стулья и заносить их в дом, это не положило конец их схватке. Андреас толковал о помиловании и о том, какие обязательства оно налагает на условно освобожденного и какие отсюда для него вытекают опасности. Марко же твердил о борьбе, которую нужно продолжать до победного конца и которая составляет смысл жизни Йорга. В конце концов Карин отправила Андреаса в одну сторону, а Марко в другую искать шезлонги, оставленные в разных концах сада.
Потом начал накрапывать дождь. Карин выглянула за дверь в поисках обоих спорщиков, но затем, сказав себе, что они как-нибудь и сами отыщут дорогу, ушла в дом. Она с удовольствием легла бы с мужем в постель, пристроившись щекой на его руке и положив ладонь ему на грудь, и так уснула бы под шум дождя за раскрытым окном. Однако она не могла позорно бежать, махнув рукой на свою миссию нести людям примирение и утешение. «Ульрих был прав, когда говорил о моей миссии», – подумала она. И тут же вспомнила Кристиану, которая с детских лет взяла на себя еще более трудную миссию. Ей было всего девять лет, когда они с Йоргом остались одни после смерти матери, и с тех пор она, будучи всего на три года старше брата, заменила ему любящую мать, которая лаской и таской, поощряя и остерегая, воспитывала его как добрая наставница и утешительница. Карин досадовала на себя за упоминание о том, что Йорг рос без матери; этим она обидела Кристиану. Она решила попросить у Кристианы прощения и таким образом, возможно, снять ее напряженность и вызвать на беседу.
И тут она и все, кто был в доме, услышали крик.
8
Ульрих и его жена тотчас же поняли, что кричала их дочь. Они вопросительно поглядели друг на друга: откуда шел крик? Глядя на растерянных родителей, остальные тоже насторожились: дочки давно что-то не было видно.
– Когда она ушла?
– Откуда был крик?
– Из парка?
– Из дома?
И вдруг все услышали визг в вестибюле. Ульрих рванулся за дверь, следом за ним ринулась его жена и все остальные. На галерее стояла дочь, совершенно голая, и Йорг, одетый в белую ночную рубашку.
– Тряпка несчастная! Траханье – это борьба! Разве это не ваш лозунг? Бороться – значит трахаться? Ну, чего ты пялишься на мою грудь, если сам ничего не можешь? Ты не мужик! Ты шут гороховый! Ты и в террористах, поди, был шут гороховый, и посадили тебя только потому, что ты все время пялишься женщинам на грудь. Ты – убожество! Шут гороховый и убожество! – Она вложила в свой крик все возмущение, все отвращение и презрение, на какие только была способна.
Однако в ее выкриках звучало скорее отчаяние, чем отвращение, и, высказав все, она разрыдалась.
– Не пялился я на вашу грудь. Мне ничего от вас не надо. Оставьте меня в покое, пожалуйста! Оставьте меня в покое!
«Ну и картинка!» – подумал Хеннер. Вестибюль дома был тускло освещен несколькими свечами, по стенам двигались пляшущие тени, лица Дорле и Йорга были едва различимы в полумраке, зато тем отчетливее проступали ее нагота и его ночная рубашка. Оба умолкли. Они стояли устремленные навстречу друг другу, однако устремленные враждебно. Все происходило как в театре, где разыгрывается какая-то загадочная, нелепая немая сцена, на которую, вытянув шеи, смотрит весь зрительный зал.
Кристиана набросилась на Ульриха:
– Да убери же ты свою дочь! Что она к нему пристала!
– А ты не командуй! – огрызнулся тот, но все-таки побежал наверх, на ходу снимая пиджак, набросил его на плечи дочери и повел ее к одной из дверей, расположенных по бокам галереи.
Йорг озирался вокруг, словно человек, пробудившийся ото сна. Он проводил удаляющуюся пару удивленным взглядом, как будто никогда раньше не видел ни этого мужчину в одной рубашке, ни девушку в накинутом на плечи пиджаке. Он оглядел смущенных гостей и шаркающей походкой, которая так поразила сегодня утром Кристиану, удалился в дверь на другом конце галереи. Сцена опустела.
По выражению лиц Кристианы и Ингеборги можно было ожидать, что они сейчас кинутся наверх, чтобы посмотреть, как там их брат и дочь. У Карин было такое чувство, что после случившегося начнется невесть что, поэтому она обняла обеих женщин за плечи и повела их обратно к столу.
– Этот вечер всем принес слишком много переживаний. Всем, и уж тем более Йоргу и девочке. К утру все понемногу уляжется.
– Мы немедленно уезжаем.
– Дай ей выспаться. Может быть, она и не захочет уезжать. Может быть, она не захочет оставить все как есть, а захочет это по возможности уладить. Она – сильная девочка.
Марко подумал, что девчонка она зажигательная, и ткнул в бок Андреаса:
– Чего это на Йорга нашло? Почему он выпихнул ее из койки? Никак решил заделаться в мусульмане и стать мучеником: на земле только мольба и молитвы, а женщины после, на небесах, где девственниц будет без счета? – Он покачал головой. – Он вроде бы никогда…
Андреас отвернулся, не говоря ни слова. Но у подножия лестницы встретил спускающегося вниз Йорга. Он переменил ночную рубашку на джинсы и майку.
– Ситуация вышла некрасивая, и я не хотел бы, чтобы вечер завершился на этом.
Ему стоило заметного усилия взглянуть в лицо Андреасу; его взгляд то и дело уходил в сторону, но он каждый раз заставлял себя взглянуть ему прямо в глаза. Затем Йорг направился к Хеннеру и мужу Карин, которые беседовали в сторонке, и снова повторил только что сказанное. Андреас последовал за ним, подошел и Марко, который слышал последние слова, и теперь они все обратились к нему лицом в ожидании продолжения. Когда они поняли, что у него заготовлена одна эта фраза, он и сам догадался, что этого маловато.
– Я знаю… Я предстал в некрасивом виде. Кристиана по случаю моей первой ночи на свободе сшила мне на заказ ночную рубашку, потому что мне нравится спать в ночной рубашке, а готовой теперь нигде не купишь. Вот я ее и надел. Я не ожидал, что вы все увидите меня в этом наряде. – Тут он понял, что и этого объяснения недостаточно. – Мы с ней… У нас с ней вышло недоразумение, просто недоразумение, и ничего более. – Теперь сказанного будет достаточно. Он признал, что показал себя не в лучшем виде, признался, что произошло недоразумение, так что он исполнил все, что требовалось, и остальные должны будут оставить его в покое. Он посмотрел на них. – Я выпью еще бокал красного вина.
9
Ульрих подсел на стул возле лежащей на кровати дочери. Она натянула одеяло до самого подбородка и отвернула лицо. Ульриху не было видно, как она плачет, он только слышал этот плач. Он положил ладонь на одеяло, почувствовал ее плечо и постарался придать своей руке утешительную, успокоительную весомость. Когда слезы иссякли, он еще немножко подождал и затем сказал:
– Ты не должна чувствовать себя униженной. Просто тебе попался не тот человек.
Она обернулась к нему заплаканным лицом:
– Он ударил меня. Не сильно, но ударил. Поэтому я закричала.
– Он просто не выдержал. Он не хотел обидеть тебя, хотел только избавиться от твоего присутствия.
– Но почему? Ему было бы со мной хорошо!
Он кивнул. Ну да. Его дочь подумала, что осчастливит Йорга! Не то чтобы это было ее главной целью, она не бросалась ему на шею ради того, чтобы его осчастливить. Или потому, что внезапно в него влюбилась. Она хотела переспать со знаменитым террористом, чтобы потом можно было похвастаться, что вот, мол, я спала со знаменитым террористом. Но она не стала бы этого делать, если бы не сказала себе, что ему от этого будет хорошо после стольких-то лет тюрьмы!
Он вспомнил, как сам коллекционировал знаменитостей. Начиная с Дучке.[12]12
Дучке – лидер западногерманского студенческого движения 1960-х годов Руди Дучке (Альфред Вили Рудольф Дучке, 1940–1979). Один из основателей леворадикального Социалистического союза немецких студентов (ССНС), представитель антиавторитарного марксизма, инициатор и активный участник практически всех крупных акций протеста (против ущемляющих демократические свободы «чрезвычайных законов», против войны во Вьетнаме) в Западном Берлине в конце 1960-х, пользовался колоссальным авторитетом и был фактическим лидером внепарламентской оппозиции. После покушения на его жизнь 11 апреля 1968 года Дучке надолго вышел из строя. Впоследствии стал одним из основоположников экосоциализма, вошел в партию зеленых. Его, как и других левых интеллектуалов, обвиняли в том, что он был идейным вдохновителем будущих террористов РАФ. Примечательно, однако, что в 2008 году в Берлине появилась улица Руди Дучке (Rudi-Dutschke-Strasse).
[Закрыть] Это было еще в школе, он прогулял уроки, поехал в Берлин и не успокоился, пока не встретился с Дучке и не обменялся с ним парой слов о борьбе учащихся. Остальные считали его тогда отчаянным леваком, и он не мешал им так думать, а иногда и сам попадался на удочку собственной славы. Хотя, вообще-то, он знал, что просто хотел личной встречи с ними: с Дучке, Маркузе,[13]13
Маркузе – немецкий и американский философ Герберт Маркузе (1898–1979). Один из представителей неомарксизма, стоявший у истоков так называемой Франкфуртской школы (течение в социальной философии, названное по месту нахождения Института социальных исследований при Франкфуртском университете). В воззрениях Маркузе соединились марксизм, экзистенциализм (Маркузе – ученик Мартина Хайдеггера) и фрейдизм. Современное общество, по его мысли, одномерно: это неототалитарная система, существующая за счет гипнотического воздействия средств массовой информации, которые внедряют в каждое индивидуальное сознание ложные ценности и культ потребления. В 1960-х годах Маркузе выдвинул идею о том, что рабочий класс утратил революционную роль, которая перешла к радикальным слоям студенчества и интеллигенции. Концепции Маркузе во многом определили идеологию леворадикальных движений.
[Закрыть] Хабермасом,[14]14
Хабермас – немецкий философ и социолог Юрген Хабермас (р. 1929). Один из крупнейших теоретиков второго поколения Франкфуртской школы. Осмысляя структурную трансформацию, переживаемую обществом, Хабермас в начале 1960-х годов выдвинул понятие, которое сделалось ключевым для целого поколения революционной студенческой молодежи. Это понятие – публичность, общественность (Offentlichkeit): демократия в опасности там, где «публичность» находится под контролем монополистов общественного мнения, когда она безвольно идет вслед за «наукой и техникой как идеологией». В дни студенческих выступлений 1968 года Хабермас отмежевался от радикального крыла студенчества, обвинив его руководителей в «левом фашизме». Впоследствии Хабермас занимал позиции умеренного социал-демократа.
[Закрыть] Мичерлихом[15]15
Мичерлих – немецкий врач, психоаналитик и писатель Александр Мичерлих (1908–1982). Будучи студентом Мюнхенского университета, прервал учебу в знак протеста против усилившихся в университете антисемитских настроений. В 1937 году был арестован гестапо; через восемь месяцев вышел на свободу и продолжил учебу на медицинском факультете. В 1946 году возглавил комиссию по расследованию дела врачей-нацистов, присутствовал на Нюрнбергском процессе против врачей. Чтобы обработать полученный опыт с философских позиций, ему потребовалось 20 лет. В 1967 году в свет вышла написанная им в соавторстве с женой Маргаретой Мичерлих и вызвавшая широкий резонанс книга «Неспособность скорбеть. Основы коллективного поведения». Авторы утверждали, что Германия не разобралась с нацистским наследием, не выразила ясного отношения к холокосту, прячась за половинчатыми формулировками и прагматичными объяснениями. С 1960 по 1976 год Мичерлих возглавлял созданный им Институт Зигмунда Фрейда во Франкфурте-на-Майне. Мичерлих стоял также у истоков основанной в 1961 году правозащитной организации «Гуманистический союз». Александра Мичерлиха называют просветителем и «педагогической совестью» немцев (Ю. Хабермас).
[Закрыть] и, наконец, с Сартром.[16]16
Сартр – французский философ, писатель и общественный деятель Жан Поль Сартр (1905–1980). Одно из центральных понятий философии Сартра – свобода как свобода выбора. Современного индивида Сартр понимал как отчужденное существо: его индивидуальность подчинена различным социальным институтам и, следовательно, лишена самого важного – способности творить свою историю. В годы Второй мировой войны Сартр поддерживал движение Сопротивления, после войны был членом компартии Франции (1952–1956), выступал за мир во всем мире – против колониализма и расизма, против войны во Вьетнаме и вторжения американских войск на Кубу, против подавления венгерского восстания 1956 года и ввода советских войск в Прагу в 1968 году; был идейным вдохновителем и участником майской революции во Франции 1968 года. Сартр выступал в защиту отбывающих тюремный срок террористов «Фракции Красной армии», пытался смягчить участь осужденных членов «группы Баадера – Майнхоф», чем вызвал бурю негодования в ФРГ. В конце 1974 года он навестил в тюрьме одного из основателей РАФ Андреаса Баадера.
[Закрыть] Встреча с Сартром была его главной гордостью; он снова просто отправился в путь, на этот раз не поездом, а на машине, и два дня проторчал под окнами Сартра, пока на третий ему не удалось с ним заговорить, посидеть вместе несколько минут в кафе и попить эспрессо. Потом к столику подошла какая-то женщина, и он ушел. Он до сих пор не мог себе простить, что не узнал тогда Симону де Бовуар[17]17
Симона де Бовуар (1908–1986) – французская писательница, философ, идеолог феминистского движения. Подруга и единомышленник Жана Поля Сартра.
[Закрыть] и не показал себя перед ними несколькими изящными замечаниями как обаятельный собеседник. Тогда он свободно говорил по-французски.
«Чего только не заложено в этих генах!» – подумал он с удивлением. Он никогда не рассказывал дочери о своем увлечении знаменитостями, так что она не могла заразиться от него коллекционерской страстью, эту страсть она могла только унаследовать. Неожиданно в его памяти всплыла картинка, как она крест-накрест вдевает шнурки на спортивных ботинках: кладя на левом башмаке правую половинку шнурка поверх левой, а на правом башмаке левую поверх правой, так что шнуровка на башмаках получается зеркально симметричной. Он тоже зашнуровывал башмаки точно так же, как она, и никогда не учил ее этому и даже не показывал при ней, что надо так делать.
– Не откроешь мне окно, папочка? Пожалуйста!
Он встал, открыл обе створки, впустил в комнату прохладный, влажный воздух с шумом дождя и снова вернулся на свое место.
Дочь посмотрела на него так, словно хотела по выражению лица прочитать ответ на невысказанный вопрос. Затем неожиданно выпалила:
– Давай уедем завтра пораньше! Можно? Чтобы уже ни с кем не встречаться.
– Давай подождем до завтра, а там посмотрим по настроению.
– Но если я не захочу ни с кем встречаться, вы меня не будете заставлять? Обещаешь?
Интересно, когда он в последний раз отказывался исполнить ее просьбу? Он так и не смог припомнить такого случая. Сколько он помнил, его дочь никогда не просила его ни о чем похожем на бегство. Она всегда просила о чем-то таком, что она хотела бы заиметь, – это могло быть платье, украшение, лошадь, путешествие. Для него эти просьбы были выражением ее жажды жизни. Она ненасытно наслаждалась жизнью и всем, что эта жизнь ей предлагала. Ненасытная жажда жизни и жизнерадостный настрой – ведь, кажется, одно с другим связано? Разве его дочь не старалась всегда справляться с вызовами, которые бросала ей жизнь? Он был рад подарить ей лошадь, так как дочка уже в семь лет была отважной наездницей, а поездку в Америку на пару с подружкой подарил, потому что они обе в шестнадцать лет пожелали познакомиться со страной «Грейхаунда».[18]18
«Грейхаунд» (англ. борзая) – название национальной американской компании пассажирских автобусных перевозок. На эмблеме изображена бегущая борзая.
[Закрыть]
– Я всегда восхищался твоей храбростью, – сказал он со смехом. – Я знаю, ты балованная девчонка, но ты не трусиха.
Она его уже не слушала. Она заснула. Исчезла капризная гримаска с надутыми губками; на лице появилось прелестное выражение младенческого покоя. «Ангел мой! – подумал Ульрих. – Мой белокурый кудрявый ангел с полными губками и высокой грудью!» Ульрих никогда не понимал тех отцов, которые испытывают сексуальное влечение к дочерям, не достигшим пубертатного возраста, не понимал он и Гумберта Гумберта,[19]19
Гумберт Гумберт – герой романа Владимира Набокова «Лолита».
[Закрыть] который полюбил в Лолите не женщину, а дитя. Однако он мог понять тех отцов и учителей, которых сражала женственность их дочерей или учениц. И он не просто им сочувствовал, он сам был одним из них. Он постоянно ловил себя на том, что ему стоит огромных усилий слушать, что говорит ему его дочь, вместо того чтобы только смотреть на ее губы, не глядеть как завороженный на ее подрагивающую грудь, когда она спускается с лестницы, или на попку, когда она шла впереди него, поднимаясь по ступенькам. А летом, когда она надевала блузки и майки с широким вырезом, так что видно было не только, как подрагивают на ходу ее груди, но можно было заметить легкое волнение кожи, – смотреть на это было мучением; сладостное чувство гордости, которое он при этом испытывал, было тем не менее мукой.
Что же это Йорг – совсем ослеп, что ли? Или он настолько упертый, что способен разглядеть красоту только в идеологически подкованной революционерке? Или он в тюрьме стал гомиком? Или просто отвык от этого? Отвык? Ульрих был рад, что между его дочерью и Йоргом ничего не состоялось. Ульриху мало было известно о ее сексуальном опыте. Он надеялся, что она встретит на своем пути любовь и счастье и что беды минуют ее. В его представлении, с Йоргом у нее вряд ли могло получиться что-то хорошее. Но хотя он и радовался, что все так сложилось, ему было обидно, что Йорг отказал его дочери. Это было глупо, но еще того глупее было, что ему хотелось отомстить Йоргу. Он это и сам понимал, но ничего не мог с собой поделать. Вдобавок Йорг и Кристиана всегда важничали перед ним, и он с давних пор был на них за это зол. Он только не знал, что делать со своей злостью.
Он прислушался. Дочка тихонько посапывала. В листве деревьев и на песчаных дорожках шуршал дождь. Побулькивали водосточные трубы. Где-то играл саксофон – грустная, медленная мелодия, казалось, доносится издалека. Помогая себе руками, Ульрих поднялся, затворил одну створку окна, другую оставил приоткрытой, на цыпочках подошел к двери, осторожно отворил и затворил ее за собой. Теперь саксофон зазвучал отчетливее, звуки доносились снизу. Мелодия была ему знакома, но он забыл, как она называлась и кто ее играл. В былое время они насвистывали ее вместо пароля, когда надо было вызвать кого-то из дому. Былое время! Чем дольше длилась встреча с тогдашними друзьями, чем яснее Ульрих вспоминал прошлое, чего хотели и чего добивались в то давнее время он и его друзья, тем более чужим казалось ему то, что было прежде.
Подумать только, как ускользает из памяти жизнь! Он попытался вспомнить детство, школу, свой первый брак. В голове всплывали отдельные картины, какие-то события, настроения. Он мог сказать себе: вот как это выглядело тогда, вот что тогда случилось, вот что я тогда почувствовал. Но все это существовало как кинофильм, отдельно от него самого, и он ощущал себя обманутым. Потом он разозлился. «С какой стати я буду копаться в прошлом? Я же никогда этим не занимаюсь. Я практический человек. Моя забота – о том, что происходит сегодня и что будет завтра».
Никуда он завтра отсюда не уедет!
