Текст книги "Шпион"

Автор книги: Бернард Ньюмен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

– Ну, английский язык легкий, это ни хрена не значит, – прокомментировал другой. – Я думаю, он учился на курсах английского.

Я увидел его палец на спусковом крючке. Был ли это чистый страх или на меня внезапно нашло вдохновение?

– Не нажимай этот е…й крючок, ты ох…евшая свинья, или ты, мать твою, будешь жалеть весь остаток твоей сраной жизни. Ты сраный придурок, убери палец с крючка, а ты там засунь свой бл…ский штык прямо в свою е…ную задницу. [29]29
  Я убежденный сторонник реализма, но очень сожалею, что не могу напечатать полностью все слова, которые прозвучали тогда на самом деле.


[Закрыть]

У парня опустилась челюсть, то же самое произошло и с его винтовкой, к моему облегчению.

– Гляди-ка, Билл, так он настоящий англичанин, черт бы меня побрал, – промямлил ошалевший Нобби. – Ни один фриц не умеет так ругаться.

– Нет, такие слова немцы на языковых курсах не учат, – вставил я.

Даже недоверчивый Билл частично был удовлетворен.

– Ну, черт бы меня побрал! Что же теперь с ним делать – ума не приложу!

– Во всяком случае, приведите сюда офицера, – приказал я, снова обретая уверенность.

– Да, это будет лучше всего, Нобби, – сказал Билл. – Оставайся здесь, а я притащу господина Мэйнарда.

– Нет, – возразил я. – Ты оставайся здесь, а Билл притащит господина Мэйнарда. Мне не хотелось оставаться наедине с этим кровожадным Биллом – он мог опять передумать.

– В любом случае, дай сюда свой револьвер, – приказал он. – Здесь не будет грязной работы. Я передал ему свой автоматический пистолет, и он критически его осмотрел. – Ах, это хорошая штука, – прокомментировал он. – За него могут дать тридцать франков – поделим пополам, а, Нобби? Много белого вина, да? Мне не нужна твоя каска. Ее тут теперь не продашь. Даже у всех тыловиков они уже есть.

Он неуклюже поплелся прочь. Нобби начал задавать мне вопросы, и его глаза широко раскрылись от удивления, когда он услышал мои ответы. Прошло почти полчаса, пока не появился Билл, приведя с собой молодого офицера – ему было не больше восемнадцати. Он был очень смущен и не знал, верить мне или нет. И, конечно, я вполне мог понять его удивление. Впрочем, мы быстро договорились о главном – меня нужно было срочно отправить в тыл. Он привел с собой еще несколько солдат, но носилок у них не было. Потому, обняв руками шеи двух крепких “кокни”, я, подпрыгивая на одной ноге, покинул мое последнее поле боя. Нобби и Билл не отводили глаз от меня, когда я уходил. Я слышал, как Билл рассказывал одному из новичков:

– Чтобы мне провалиться! – говорил он. – Он ругается точно как наш хренов главный сержант. Никогда не слышал такого потока ругани с тех пор, как старик Слоггер обнаружил, что в колоде карт было пять тузов.

Сквернословие, конечно, не имеет социальной или коммерческой ценности, но я думаю, что именно оно спасло мне жизнь в этот день!

ГЛАВА VIII

Остаток моей истории можно рассказать быстро. Как только я добрался до «цивилизации», меня тут же отправили в госпиталь в Монтрёй. Там, пока хирург доставал из моего бедра пулю – весьма болезненный процесс, офицер из штаба сэра Дугласа Хейга задавал мне бесчисленные вопросы. На следующий день сэр Дуглас пришел, чтобы лично навестить меня. Так как сама судьба разрешила стоявшую передо мной дилемму, я со всей энергией схватился за открывшуюся передо мной альтернативу. Я подробно описал ему всю ситуацию: положение в немецкой армии, сообщения из Австрии и Болгарии, и, прежде всего – настроения Людендорфа. Я настаивал на продолжении и усилении атак, чтобы закончить войну до наступления зимы – пока немцы не отошли к своим границам, потому что свою родную землю они будут защищать со своим прежним боевым духом.

Хейг доверился мне. Он был молчуном, потому сам говорил мало. Но никто не мог отрицать его знаменитого упорства, из-за которого британская армия один или два раза уже пострадала. Но теперь он был на правильном пути; он должен был продержаться – и ничто не смогло бы свернуть его с пути. Я был в этом уверен: и когда он пожал мне руку, я был по-настоящему счастлив. Войну нужно заканчивать.

Моя история, по случайному совпадению, может бросить свет и на другой странный момент, вызвавший так много критики: почему Хейг в августе 1918 года направил домой срочные требования об отправке мобильных частей, докладывая правительству, что характер войны изменился, и это решение неизбежно. В это время Фош все еще планировал свое грандиозное наступление на весну 1919 года!

Я оставался в госпитале под Монтрёй, потому что там мог бы оказывать консультационную помощь штабным офицерам. Для меня война теперь действительно закончилась. Я сделал свою работу. Мне оставалось только собрать букет наград – включая несколько иностранных медалей, о которых я даже не слышал! Я лежал в постели, и моя нога быстро заживала. Я снова и снова вспоминал прошедшие волнующие дни, яркие моменты веселья и отчаяния в Лансе, дрожь, с которой я впервые оказался на месте Адольфа, лист копирки со сведениями о Вердене, сенсационные минуты встречи с Ханси и ее ребенком, мою драку со Шляйхером.

Просматривая свои мемуары, которые я теперь закончил, я боюсь, что они не показывают мою работу с правильной перспективы. Моя диверсия в Лансе, конечно, была полезной, многие сообщения, которые я направлял из немецкого Генштаба, содержали бесценную информацию. Я не думаю, что какой-либо другой шпион в любой другой стране собрал и отправил столько информации – просто потому, что ни у кого не было таких преимуществ, как у меня. Но военные историки согласятся, что все это – мелочи, в сравнении с задачей, описанной мною сравнительно кратко, потому что она не очень интересна для обычного читателя: мое влияние на Людендорфа стоило сотни пущенных под откос поездов. Целью войны был и остается ум неприятельского командира.

Мой рассказ закончен. О дальнейшей судьбе героев описанных мною выше случаев я уже рассказал.

Я повторюсь: я не стыжусь того, что служил моей стране именно этим способом. Шпионаж позорен не более чем стрельба; значение имеет лишь то, ради чего вы это делаете. В подобных обстоятельствах я снова сделал бы то же самое – за исключением того, что теперь, боюсь, мне не хватило бы того самообладания, которое было тогда.

Пусть читатель сам оценит то непрерывное нервное напряжение, в условиях которого я выполнял свою работу. Хотя я устроился на надежном месте, но одно неосмотрительное слово, возможно, привело бы к подозрению – и к смерти. С тех пор я играл много длинных ролей, но ни одна не была такой длинной, как моя роль немецкого офицера в германском Генштабе, с ноября 1915 по август 1918 года.

К концу сентября я смог возвратиться в Англию. Теперь я уже никому не был нужен. Под непрерывными сокрушительными ударами немецкий фронт рухнул – до конца оставалось лишь несколько дней. Тело мое было здоровым, и рана не принесла никаких осложнений; очень скоро я уже снова начал ходить, пусть пока прихрамывая. Потому я поехал домой чрезвычайно счастливым; я ведь еще не видел Сюзанну. Возможно, у меня немного кружилась голова, может быть, я слишком переоценивал свои заслуги. Возможно, меня нужно было «поправить». Во всяком случае, именно это я и получил.

Я предложил отправиться вместе со всей семьей в продолжительный отпуск, потому написал в Военное министерство запрос о состоянии моего счета. Мне положено было начислять зарплату с октября 1915 года, таким образом, они должны были мне круглую сумму, как я рассчитывал. Но один очень рьяный клерк в Военном министерстве указал, что, хотя я не получал никакого жалования от Военного министерства, но мне все это время платили немцы! Исходя из этого, он предложил возместить мне только разницу между размером штатного жалования в Германии и у нас!

Мне оставалось только смеяться! Мне, похоже, как раз и не хватало именно такого разочарования, чтобы снова вернуться на землю – уже как самый обычный нормальный и трезвый гражданин.