Текст книги "Враг Шарпа (ЛП)"
Автор книги: Бернард Корнуэлл
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)
Глава 30
Шарп, заметив побег Хэйксвилла, выругался, но тут за его спиной раздался голос; обернувшись, он увидел окликающего его с высоты седла генерал-майора Нэрна.
– Шарп! Дорогой мой Шарп!
– Сэр!
Нэрн, слезая с седла, проворчал:
– Майор Шарп! Стоило мне отвернуться, как вы тут устроили полномасштабную войну!
– Похоже на то, – усмехнулся Шарп.
– Вы помешали мне отпраздновать Рождество и заставили тащить эти старые кости в зимние снега! – широко улыбнулся Нэрн. – Думал, вы уже сбежали!
– Мне это приходило в голову, сэр.
– А сэр Огастес говорил, что вы погибли.
– Правда?
Нэрн расхохотался, услышав тон Шарпа.
– Я послал его паковать вещи его прелестной жены. Редкостная красотка, Шарп!
– Да, сэр.
– Знаете, если верить словам вашей жены, она слишком полна! Ваша милейшая жена сообщила мне еще кое-что, но я уверен, что это неправда: вроде бы, эта леди вовсе и не леди! Можете поверить, Шарп?
– Даже и не знаю, сэр.
Нэрн улыбнулся, но ничего не сказал. Посмотрев вслед отступающим французам, он оглянулся по сторонам, отметив, что приведенный им авангард уже берет под охрану руины монастыря и усиливает гарнизон дозорной башни, и топнул ногой.
– Думаю, наши друзья-лягушатники надолго запомнят этот день! Согласны? – он удовлетворенно хлопнул в ладоши. – Атаковать они больше не станут, а через пару часов уже я сам смогу их атаковать, – он взглянул на Шарпа. – Отличная работа, майор! Просто отличная.
– Спасибо, сэр, – Шарп не смотрел на Нэрна, он напряженно глядел на лошадь без всадника и на темную фигуру на снегу. Голос его дрожал.
– Шарп?
– Простите, сэр, – Шарп уже шагал прочь, потом побежал, не отрывая глаз от застывшего тела.
Волосы на фоне чистой белизны снега казались совершенно черными, черными и длинными. Он уже видел их такими – на белизне подушки, когда она, дразня его, откидывала голову назад и рассыпала волосы веером.
Кровь на ее горле походила на разорванное ожерелье из рубинов, половина которого рассыпалась по снегу; глаза невидяще уставились в низкие облака.
Не произнося ни слова, он опустился рядом с ней на колени, чувствуя, как к горлу подкатывает ком, а на глаза наворачиваются слезы, и подхватил своими сильными руками ее стройное тело. Ее голова откинулась назад, и из самого большого рубина, сиявшего на шее, медленно потекла к подбородку тонкая струйка крови. Он подложил руку ей под голову, почувствовал, как холоден снег на ее волосах, и прижался щекой к ее щеке. Он плакал, потому что Тереза была мертва.
Ее руки, замерзшие от долгой скачки, были в снегу, но в груди еще сохранилось тепло. Скоро оно угаснет. Он прижимал ее к себе, как будто мог вернуть в это тело жизнь, и всхлипывал, зарывшись лицом в темные волосы. Она любила его простой и чистой любовью, прощала, понимала. Она любила его.
У него не осталось ее портрета. Она будет медленно уходить из его памяти, как сейчас уходит из ее тела тепло, но это будет длиться годами. Он забудет страстную жажду жизни на ее лице, а ведь эта женщина кипела жизнью, она была неутомимой и волевой. Да, она была убийцей с пограничных гор, но по-детски верила в любовь. Она отдала ему всю себя и, в отличие от него самого, никогда не сомневалась в правильности этого решения. Она верила в него, а теперь она была мертва.
Он плакал, не думая, что кто-то увидит эти слезы, прижимал ее к себе, обнимал крепче, чем когда-либо обнимал при жизни. Они встретились на войне, война не давала им быть вместе, а теперь разлучила навсегда. Это он должен был умереть, промелькнула бестолковая мысль; боль затмила любовь, заполнила собой все вокруг.
– Шарп? – тронул его за плечо Нэрн, но Шарп не видел и не слышал его, укачивая в объятиях мертвое тело. Его левая рука зарылась в ее волосы, вцепилась в них, потому что он не хотел ее терять, не хотел оставаться один. Она была матерью его ребенка, теперь маленькой сиротки. Нэрн услышал вырвавшийся из горла Шарпа стон, почти перешедший в вой, увидел лицо трупа и резко выпрямился. – Боже!
Патрик Харпер присел напротив Шарпа.
– С испанцами должен быть священник, сэр, – ему пришлось повторить это дважды, прежде чем Шарп поднял голову и недоуменно взглянул на него.
– Что?
– Священник, сэр. Ее надо исповедовать.
Казалось, Шарп не понял. Он прижал к себе Терезу, как будто Харпер собирался ее забрать, потом нахмурился:
– После смерти?
Но Харпера никогда не смущали слезы.
– Да, сэр. Так можно, – он положил руку на лицо Терезы и очень нежно закрыл ей глаза. – Мы должны помочь ей отправиться в рай, сэр. Она будет лучшей из усопших, да, сэр, – он говорил с Шарпом, как с ребенком, и тот подчинился.
Пока не пришел священник, Шарп стоял на коленях у мертвого тела, полностью погруженный во вселенную своего горя, бормотал ей какие-то клятвы, где-то глубоко в душе надеясь, что глаза откроются, что она улыбнется своей привычной дразнящей улыбкой, но она не двигалась. Тереза была мертва.
Ее плащ распахнулся; он завернул ее тело в ткань и вдруг нащупал на поясе бугорок, похожий на небольшую опухоль. Развязав ленту, он увидел стрелка, куклу, которая должна была стать подарком для его дочери. Эта вещь никогда не будет ей дорога, подумал он и сломал, смял маленькую фигурку, разодрав ее в клочья и бросив на снег.
Он стоял, не сводя с Терезы глаз, пока коленопреклонный священник бормотал бесполезные латинские слова, тут же тающие над белизной снега. Мертвых губ коснулась облатка, тело перекрестили, а Шарп все всматривался в лицо, столь спокойное, неподвижное и пустое, покинутое жизнью.
– Шарп? – тронул его за локоть Нэрн, указывая на восток.
К ним медленно ехал Дюбретон, а за французским полковником шел сержант Бигар, снова конвоировавший Хэйксвилла. Тот поддерживал полы шинели, прикрывая наготу, и беспомощно дергался в руках громадного француза.
Дюбретон отсалютовал Нэрну и тихонько переговорил с ним, потом повернулся к Шарпу, вставшему у тела Терезы, как будто пытаясь его защитить.
– Майор Шарп?
– Сэр?
– Это сделал он. Мы видели. Я передаю его вам, – произнес Дюбретон простые рубленые фразы.
– Он это сделал?
– Да.
Шарп взглянул на дергающегося желтолицего человека, скорчившегося от страха, потому что Бигар собирался передать его Шарпу. Он понимал, что его ненависть к Хэйксвиллу ничтожно мала по сравнению с болью потери. Палаш лежал всего в нескольких футах, там, где он уронил его, бросившись бежать, но не было никакого желания поднять его, воткнуть в жирное тело опустившегося человека, чье проклятье только что убило мать дочери Шарпа. Шарп хотел, чтобы место ее смерти было свободно от насилия.
– Сержант Харпер?
– Сэр?
– Заберите пленника. Он должен дожить до расстрельной команды.
– Хорошо, сэр.
Ветер гнал снежную порошу волнами, разбивавшимися о сапоги Терезы. Шарп ненавидел это место.
Дюбретон произнес:
– Майор?
– Сэр?
– Теперь все кончено.
– Кончено, сэр?
Дюбретон пожал плечами:
– Мы уходим. Вы победили, майор. Вы победили.
Шарп непонимающе посмотрел на французского полковника.
– Победили, сэр?
– Вы победили.
Победил, чтобы подарок, предназначенный ребенку, превратился в груду щепок и бесформенные клочья на снегу. Победил, чтобы почувствовать боль, сильнее которой не было в его жизни.
На окраине селения майор Дюко наблюдал в подзорную трубу, как Шарп поднимает со снега безжизненное тело и медленно идет в сторону замка. Увидев, что здоровяк-сержант подобрал ставший ненужным палаш, он резко сложил трубу и поклялся отомстить Шарпу, стрелку, сорвавшему планы большой зимней победы. Но месть, повторил Дюко старую испанскую пословицу, это блюдо, которое подают холодным. Он подождет.
Снег у Господних Врат похоронил сломанную куклу.
Рождество кончилось.
Эпилог
Шарп снова был в комнате, где все началось так давно, еще в прошлом году. В прошлом году. Это казалось странным, но 1813 год начался только десять дней назад, и со смерти Терезы прошло всего две недели; скоро придет весна, а вместе с ней и новая кампания.
Огонь горел все в том же камине, возле которого Шарп испытал дикую радость, узнав о повышении в чине. Теперь радости не было и следа.
Веллингтон в поисках поддержки глянул на Хогана, но майор лишь пожал плечами. Генерал постарался, чтобы его слова прозвучали чуть легкомысленно.
– Придется оставить эти проклятые ракеты, Шарп. Вы и сами понимаете.
Шарп поднял глаза от огня.
– Да, милорд, – он и правда понимал: после такого успеха в Адрадосе ракеты никак не отошлешь обратно в Англию. – Простите, милорд.
– Мы найдем им место, – Веллингтон запнулся. – И вам мы тоже найдем место, майор, – на его лице появилась улыбка, редкая гостья. – Вы много на себя взяли, майор. Целый батальон был под вашей командой!
Шарп кивнул:
– Сэр Огастес тоже жаловался, что я слишком много на себя беру, милорд.
Веллингтон проворчал:
– Вы хорошо справились. Что там с ним случилось? Струсил? – голос его вдруг стал резким.
Шарп пожал плечами, потом решил, что честность тут лучше учтивости.
– Да, сэр.
– И каково это – вести в бой батальон? Неплохо?
– Отчасти, сэр.
– А каково генералам, а? Может, когда-нибудь и вы узнаете это, Шарп.
– Сомневаюсь, сэр.
Колючие глаза Веллингтона впились в него. Генерал стоял у огня в грязных сапогах, сжимая мокрые фалды сюртука в руках. – Чем выше взлетаешь, тем меньше значит слава, да?
– Да, сэр.
– Большинству никогда этого не понять. Они считают, я упиваюсь ею, но это работа, Шарп, просто работа, и ничего больше. Как у подметальщика улиц или у палача. Кому-то приходится это делать, иначе мы потонем в дерьме и грехе, – он казался слегка смущенным, как будто сказал слишком много.
– Да, милорд.
Веллингтон махнул рукой в сторону двери:
– Я пришлю за вами, майор Шарп. Мы просто обязаны найти вам занятие. Майор, способный выиграть за меня битву, не должен оставаться без работы.
Шарп двинулся к выходу, Хоган последовал за ним, как бы прикрывая его тыл от генерала, но тот вдруг остановил их.
– Шарп?
– Милорд?
Сейчас Веллингтон выглядел по-настоящему смущенным. Его взгляд метнулся к креслу, потом снова вернулся к Шарпу.
– Будет ли с моей стороны бестактностью заметить, Шарп, что все проходит? [132]132
Аналог русской поговорки «Время лечит». По легенде, у царя Соломона было кольцо с надписью «Все проходит» на внешней стороне. Когда кольцо ему надоело, он решил его выкинуть, но заметил на внутренней стороне надпись «Пройдет и это», усмехнулся и оставил кольцо. И лишь в старости он заметил, что на ребре тоже есть надпись: «Ничего не проходит».
[Закрыть]
– Нет, милорд. Спасибо.
Майор Майкл Хоган, один из самых старых армейских друзей Шарпа, провожал его по улицам Френады.
– Ты уверен, Ричард?
– Да, я полностью уверен.
Пару минут они шли в молчании: Хоган был не в силах помочь безутешному другу, сжигаемому горем изнутри.
– Тогда еще встретимся, чуть попозже.
– Попозже?
– Попозже, – убедительно заявил Хоган. Он решил, что вечером напоит Шарпа допьяна, заставив горе прорваться наружу. Ирландцы знают, как это сделать: надо устроить поминки. Может, для поминок и поздновато, но они с Харпером решили, что это необходимо, и под их двойным нажимом Шарп согласиться. Фредриксон, капитан стрелков, тоже придет. Хогану Фредриксон понравился с первого взгляда: он хохотал над жалобами капитана, что ему не с кем подраться, и был рад узнать, что Шарп упомянул об этом в рапорте. Поминки, порядочные поминки с пьяным смехом и похмельем. Хоган приказал явиться и Гарри Прайсу: вместе они заставят Шарпа напиться, разговорят, помянут Терезу, и к утру неизбывное горе станет печалью, с которой справиться гораздо легче. – Попозже, Ричард, – произнес Хоган, перебираясь через глубокую колею на перекрестке. – Ты слышал, что сэр Огастес потребовал отправить его домой?
– Слышал.
– А что теперь «леди Фартингдейл» придется вернуться в Лиссабон?
– Да, и об этом слышал, – Жозефина написала Шарпу горькое письмо, полное упреков в том, что он нарушил свое слово, открывшись сэру Огастесу, и сожалений о потерянных шансах на благосостояние. Письмо заканчивалось заявлением, что их дружба кончена. Шарп, изорвав письмо в клочки и бросив их в огонь, вспомнил, что Тереза видела его флиртующим с Жозефиной, и заплакал при мысли о боли, которую причинил жене. Своей жене.
Ее похоронили в Касатехаде, в каменном склепе маленькой часовни, где издавна хоронили членов ее семьи. Антония вырастет, говоря по-испански и не зная ни матери, ни отца. Шарп решил в скором времени навестить ее, чтобы последний раз взглянуть на дочь, которая никогда его не вспомнит.
По ночам он часто просыпался и даже готов был радоваться жизни, пока не вспоминал, что Тереза мертва. Тогда радость сразу исчезала.
Иногда он видел на улице стройную женщину с длинными черными волосами, и сердце его начинало бешено колотиться, наполняясь безудержным счастьем, но тяжесть правды снова тянула его в омут печали: она мертва.
Полк Южного Эссекса, добравшийся на север, во Френаду, был построен на пустынной площади. Три ее стороны занимали солдаты, четвертая была пуста, если не считать граба: не молодого деревца, которое немцы украшали на Рождество, а могучего исполина. Перед ним была вырыта могила, рядом с которой стоял раскрытый гроб.
Когда труп положат в гроб, весь батальон пройдет мимо. Будет дана команда «Равнение налево!», и каждый увидит, как наказывают за дезертирство.
Его привел наряд военной полиции. Расстрельная команда безучастно глядела, как его привязывают к дереву, но сам Шарп отвернулся. Солнце клонилось к закату. Он смотрел на укрытые снегом вершины окружающих Френаду гор и ждал рапорта полицейского офицера.
– Мы готовы, сэр.
На небе не было ни облачка: ясный зимний день; день, когда умрет дезертир.
Он не хотел умирать. Он уже не раз обманывал смерть и теперь, спазматически дергая головой, изо всех сил натягивал веревки. Слюна пенилась на губах, когда он, грязно ругаясь и отплевываясь, пытался порвать веревки. Он бросался из стороны в сторону, и четырнадцать мушкетов расстрельной команды двигались вслед за ним.
– Огонь!
Четырнадцать мушкетов ударили в четырнадцать плеч. Хэйксвилла отбросило к стволу, на рубаху брызнула кровь, но он был все еще жив. Повиснув на веревках, он закашлялся, и сквозь кашель пробился торжествующий смешок, совершенно безумный: Хэйксвилл понял, что снова обманул смерть. Он дергался и извивался, пытаясь сбросить веревки; кровь заливала его брюки и землю вокруг. Голубые глаза на желтом лице уставились в небо, и тут он увидел офицера в зеленом мундире стрелка, медленно идущего к нему.
– Ты не можешь меня убить! Ты не можешь меня убить! Ты не можешь меня убить!
По правилам это нужно было сделать с помощью пистолета, но Шарп взвел курок своей винтовки. Он знал, что когда он дернет спусковой крючок, проклятие будет снято. Хэйксвилл висел на веревках, обратив лицо к небу, и визжал, брызгая кровью и слюной.
Ствол винтовки медленно поднялся.
– Ты не можешь меня убить! – визг перешел в причитание, прозвучавшее совсем по-детски, потому что Обадия Хэйксвилл знал, что лжет. – Ты не можешь меня убить...
Пуля прикончила его. Голова в последний раз дернулась: смерть человека, которого нельзя убить, была быстрой. Шарп мечтал об этом двенадцать лет, но ожидаемой радости ему эта смерть не доставила.
За его спиной, почти незаметная на зимнем небе, возникла бледная вечерняя звезда. Легкий ветерок гулял в ветвях граба.
Два мертвых человека ознаменовали эту зиму. Волосы одной раскинулись по снегу у Господних Врат, а теперь и другой, Обадия Хэйксвилл, лег мертвым в гроб. Враг Шарпа.
Историческая справка
Сюжет о частной «армии» дезертиров всех национальностей, сражавшихся на Пиренейском полуострове, легко развивать в любом направлении. Правда, еще легче развивать сюжет о «ракетных войсках». Тем не менее, и то, и другое было на самом деле.
Пот-о-Фе, беглый французский сержант, объявивший себя маршалом, действительно существовал и добывал себе пропитание, терроризируя довольно обширный район Испании. Его армия включала в себя французских, британских, испанских и португальских солдат, а среди преступлений числились похищения людей, изнасилования и убийства. Боюсь, я изобразил этого человека гораздо более приятным, чем он был в жизни. Французский генерал де Марбо [133]133
Французский генерал и военный писатель, кавалерист, в Наполеоновских войнах был ранен 12 раз (в т.ч. 9 раз саблей и 1 – башкирской стрелой). Его «Критические замечания по поводу произведения генерал-лейтенанта Ронья «Соображения об искусстве войны» вызвали у Наполеона такое восхищение, что в своем завещании он оставил Марбо 100 тысяч франков и поручил ему «писать в защиту славы французского оружия и пристыдить клеветников и вероотступников».
[Закрыть]подробно описал, как французы разгромили его, а затем передали представителям Веллингтона дезертиров из армии союзников. Боюсь, Шарп присвоил себе французский успех.
Еще раз исказив историю, я привез ракетные войска в Испанию на несколько месяцев раньше, чем это произошло на самом деле. Веллингтон впервые увидел демонстрацию ракетной системы сэра Уильяма Конгрива в 1810 году, когда под ее прикрытием на португальский берег высадился отряд моряков. Веллингтон был разочарован. Тем не менее, к 1813 году благодаря восторженной поддержке принца-регента ракетные части вошли в состав армии. Описывая принцип их действия, я старался придерживаться инструкции, написанной собственноручно сэром Уильямом Конгривом (включая даже съемные наконечники пик, триумф изобретательской мысли над рационализмом). В состав этой выдающейся системы входил и настоящий шедевр, ракета «Огненный шар», спускавшая на парашюте и применявшаяся для ночных боев. И это в 1813 году! Сами ракетные части формально были созданы 1 января 1814 года, хотя к этому времени они уже давно присутствовали на Пиренейском полуострове. Кроме того, не подлежит сомнению, что система Конгрива еще в 1808 году была продана австрийской армии, где и стала известна под названием Feuerwerkscorps. [134]134
Ракетные полки (нем.).
[Закрыть]Веллингтон по-прежнему не верил в них, хотя и использовал при переправе через Адур [135]135
Река в юго-западной части Франции. В феврале 1814 года Веллингтон переправился через Адур и занял Бордо.
[Закрыть], зато в Северной Европе они прогремели в битве при Лейпциге [136]136
Крупнейшее сражение в череде Наполеоновских войн и в мировой истории до Первой мировой войны, в котором 16-19 октября 1813 года Наполеон потерпел поражение от союзных армий России, Австрии, Пруссии и Швеции. Получило название «Битва народов».
[Закрыть], впечатлив иностранных наблюдателей. Ракетная батарея участвовала также в битве при Ватерлоо: на некоторых картинах над полем боя видны ракетные следы.
Хотя большого успеха ракетные части так и не добились, им удалось вписать себя в историю благодаря одному из противников, против которого они были применены с весьма малой эффективностью (проблема заключалась в малой точности: именно поэтому Шарп принял решение дожидаться момента, когда промахнуться по наступающему врагу уже было невозможно). Ракеты эти применялись в войне 1812 года против Соединенных Штатов [137]137
Война 1812 года между Британией и США входит в число Наполеоновских войн, хотя велась полностью на Американском континенте.
[Закрыть]во время осады форта Макгенри. [138]138
Форт Макгенри защищал вход в гавань Балтимора.
[Закрыть]Об этом сражении была написана поэма [139]139
Автор Фрэнсис Скотт Ки, американский юрист и поэт, свидетель бомбардировки форта Макгенри.
[Закрыть], положенная на музыку старинной застольной песни лондонского «Общества Анакреона». [140]140
«Общество Анакреона» объединяло лондонских музыкантов. Песня «Анакреон в раю» была написана британским историком музыки, композитором, органистом и певцом Джоном Стаффордом Смитом в 1766 году.
[Закрыть]Эти стихи и музыка сейчас, конечно, являются национальным гимном США. Странно подумать, что где бы и когда бы ни исполнялся «Флаг, усыпанный звездами», даже перед бейсбольными и футбольными матчами, былые противники Британии, произнося строчку «Ночью сполох ракет на него бросал свет» [141]141
Пер. М. Наймиллера.
[Закрыть], вспоминают изобретение сэра Уильяма Конгрива. Так британское секретное оружие снискало вечную славу.
Сэр Огастес Фартингдейл украл большую часть своей книги из произведения майора Чемберлена. Теперь и я должен признаться в плагиате. Рождественский ужин Шарпа и тушеный кролик, которого Пот-о-Фе ел в монастыре, списаны из великолепной «Французской провинциальной кухни» Элизабет Дэвид [142]142
Английская писательница, автор кулинарных книг, оказавшая огромное влияние на искусство домашней кулинарии середины XX века. «Французская провинциальная кухня» – ее самая популярная книга (продано около 500 000 экз.)
[Закрыть], книги, доставившей мне больше удовольствия, чем все остальные, вместе взятые. Для читателей, желающих воссоздать рождественский ужин Шарпа (эксперимент, способный щедро вознаградить исследователя!), я даю ссылку на замечательное творение миссис Дэвис: Potage de marron Dauphinois [143]143
Бурая похлебка дофина (фр.).
[Закрыть](суп из каштанов), Perdreau Roti au Four [144]144
Куропатка, зажаренная в духовке.
[Закрыть](жареные куропатки) и Cassoulet de Toulouse a la Menagere [145]145
Домашнее рагу по-тулузски.
[Закрыть], к которому я добавил жареной картошки, чтобы порадовать Шарпа. Я немного видоизменил рецепты блюд, чтобы их можно было приготовить из продуктов, доступных в зимней Испании. Тушеный кролик проходит под именем Le Civet de Lievre de Diane de Chateaumorand. [146]146
Тушеное мясо по рецепту Дианы де Шатомормон.
[Закрыть]Вообще говоря, он не совсем тушеный, но я считаю попытки состязаться в точности названий с Элизабет Дэвид бессмысленными. Огромное ей спасибо.
Если не считать армии дезертиров и использования ракет, весь остальной сюжет «Врага Шарпа» выдуман. Не было никаких Господних Врат, и на Рождество 1812 года нигде не велось боевых действий. 60-й полк, Королевские американские стрелки, существовал, но все остальные части – плод моего воображения. Я хотел написать историю, посвященную последней зиме, перед которой британцы были отброшены в Португалию. Несмотря на разгромное поражение Наполеона в России многим солдатам в это время казалось, что война будет длиться вечно. Но уже через несколько месяцев стратегия Веллингтона переломила ход войны на пиренейском полуострове, и с тех пор британцам больше не приходилось отступать. Шарп и Харпер снова двинутся в поход.
