Текст книги "Ярость стрелка Шарпа"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава третья

Двое высоких мужчин неспешно шагали по крепостному валу. Впечатляющих размеров оборонительное сооружение окружало город со всех сторон, защищая его как от моря, так и от неприятеля. Выходящая к заливу стена была такой ширины, что по ней могли проехать в ряд три кареты. Горожане любили прогуливаться здесь в хорошую погоду, но этим двоим не мешал никто. Трое слуг шли впереди, расчищая им путь, еще по трое охраняли с каждой стороны, и еще несколько следовали сзади, внимательно наблюдая за тем, чтобы никто не потревожил хозяев.

На том, что повыше, была форма испанского адмирала: белый шелковый чулок, красные бриджи, красный же пояс и темно-синий сюртук с красным воротником, отороченным золотыми кружевами. Шел он, прихрамывая, поскольку левую ногу ниже колена заменял изготовленный из эбенового дерева протез. Из того же материала была сделана и палка с золотой рукояткой, помогавшая адмиралу при ходьбе.

Спутником его был отец Сальвадор Монсени – в черной сутане, с серебряным крестом на груди. После Трафальгара они вместе провели месяцы заключения в английской глуши и иногда, при необходимости, переходили на английский. Впрочем, сегодня такой нужды не возникло.

– Так, значит, девчонка рассказала вам все на исповеди? – спросил адмирал.

– Да. Она приходит на исповедь один раз в год, в день своей святой, тринадцатого января.

– И зовут ее Вероника?

– Катерина Вероника Бласкес. Сам Господь привел ее ко мне. В тот день в соборе принимали исповедь еще семь священников, но ее направили ко мне.

– И потом вы убили ее сводника, англичанина и его слуг. Надеюсь, Всевышний простит вас за это, святой отец.

Что касается мнения Господа, тут у отца Монсени никаких сомнений не было.

– Господь хочет видеть Испанию твердой в вере и могучей. Он хочет, чтобы наш флаг развевался над всей Южной Америкой, чтобы в Мадриде восседал католический король и чтобы слава и величие его отражались в нашем народе. Я всего лишь исполняю волю Божью.

– И вам это нравится?

– Да.

– Хорошо.– Адмирал помолчал, остановившись у глядящей в сторону залива пушки.– Мне нужны деньги.

– Вы их получите, господин.

– Деньги,– презрительно процедил маркиз де Карденас. Он родился в семье, где никогда не испытывали недостатка в средствах, и сам преумножил семейное богатство, но денег никогда не бывает много. Адмирал постучал палкой по пушке.– Деньги нужны на подкуп, потому что эти люди лишены как мужества, так и чести. Законники и политиканы. Вот с кем приходится иметь дело. С ничтожествами. Подонками.

Ничтожествами и подонками адмирал называл депутатов кортесов, испанского парламента, заседавшего сейчас в Кадисе и пытавшегося создать для Испании новую конституцию. Некоторые, liberales, хотели, чтобы страна управлялась кортесами, чтобы каждый гражданин мог сам решать свою судьбу, и эти люди говорили о свободе и демократии. Адмирал ненавидел их. Он хотел видеть Испанию прежней, ведомой королем и церковью, твердой в вере, в блеске величия и славы. Он хотел видеть Испанию свободной от чужаков, французов и британцев, и ради достижения этой цели был готов подкупить депутатов и сделать предложение французскому императору. Оставьте Испанию, сказал бы он ему, и мы поможем вам победить британцев в Португалии. Адмирал знал, что французы согласятся на эти условия, потому что положение у Наполеона было отчаянное. Император желал как можно скорее закончить войну в Испании. Со стороны могло показаться, что французы уже победили. Их войска заняли Мадрид и захватили Севилью, вынудив испанское правительство, если его можно так назвать, цепляться за жалкий кусочек суши здесь, в Кадисе. Однако Парижу приходилось держать в стране сотни тысяч солдат, разбросанных по десяткам гарнизонов, и когда эти солдаты выходили за стены крепостей, на них постоянно нападали партизаны. Заключив мир с уступчивым испанским правительством, Бонапарт получил бы значительное подкрепление для своих армий, сражающихся в других частях Европы.

– Сколько вам нужно? – спросил Монсени.

– Я мог бы купить кортесы за десять тысяч долларов,– ответил адмирал. У края длинного мола, защищающего кадисскую бухту от Атлантики, проплыл британский фрегат. Глядя на трепещущий британский флаг, Карденас стиснул зубы. Он уже видел этот флаг раньше, когда корабли Нельсона шли к нему от мыса Трафальгар. Он дышал пороховым дымом и слышал крики умирающих. Картечь раздробила ему левую ногу, но адмирал остался на квартердеке, призывая своих моряков драться, убивать и не сдаваться. Он видел, как орущая орда британцев, страшных, диких, похожих на обезьян дикарей, раскатилась по палубе его корабля. Он видел все это и помнил, как прослезился, когда место сорванного испанского флага занял британский. Только тогда маркиз де Карденас сдал саблю и стал пленником ненавистных англичан. И кто он теперь? Хромой адмирал в побежденной стране, не имеющей собственного военного флота. Вот почему маркиз ненавидел британцев.– Но англичане,– добавил он, не сводя глаз с фрегата,– никогда не заплатят десять тысяч долларов за письма.

– Думаю, они заплатят даже больше, если их припугнуть,– сказал отец Монсени.

– Чем?

– Я опубликую одно письмо. С изменениями, конечно. И пригрожу, что мы опубликуем другие.– Отец Монсени помолчал, ожидая возможных возражений со стороны адмирала, но их не последовало, и он продолжил: – Мне нужен человек, который мог бы внести такие изменения. Сочинитель.

– Сочинитель? – Адмирал нахмурился.– Разве вы сами не можете это сделать?

– Могу. Однако как только письма будут изменены, англичане объявят их подделкой. Мы не сможем предъявить оригиналы, потому что оригиналы докажут правоту англичан. Поэтому нам нужно изготовить новые копии, на английском, написанные англичанином, которые мы выдадим за оригиналы. Вот почему мне нужен человек, владеющий их языком в совершенстве. Я знаю английский хорошо, но недостаточно для столь тонкого дела.– Священник задумчиво погладил распятие на груди.– Новые письма необходимы только для того, чтобы убедить кортесы, и большинство депутатов в них поверят, и все равно внесенные изменения должны выглядеть достоверно и не вызывать подозрений. Грамматика, правописание – все должно соответствовать правилам. Для этого мне и нужен сочинитель.

Адмирал небрежно махнул рукой.

– Я знаю одного такого. Отвратительная личность. Пишет, однако, хорошо и питает страсть к английским книжонкам. Он справится. Но как вы собираетесь опубликовать письма? Куда вы их пошлете?

– В «Эль-Коррео де Кадис».– Отец Монсени назвал единственную газету, которая противостояла liberales.– Я опубликую одно письмо, и из него будет следовать, что англичане планируют захватить Кадис и превратить его во второй Гибралтар. Британцы будут все отрицать, но мы предъявим новое письмо с поддельной подписью.

– Одним отрицанием англичане не удовлетворятся.– Адмирал покачал головой.– Они убедят Регентство закрыть газету! – Регентством назывался совет, управлявший тем, что осталось от Испании, и получавший золото от Британии, а потому заинтересованный в том, чтобы не лишиться расположения и покровительства недавнего врага. Новая конституция означала приход к власти нового Регентства, возглавить которое мог бы адмирал Карденас.

– Регентство будет бессильно, если письмо не подписано,– сухо заметил священник.– Англичане не посмеют признать его подлинность. За нас работу сделают слухи. Через день весь Кадис будет знать, что письмо написал их посланник.

Автором злополучных писем и впрямь был британский посланник в Испании, изливший на бумагу страстные признания в любви. Одно из них даже содержало обещание жениться. Обещание, адресованное девушке, известной под именем Катерина Вероника Бласкес. Это была шлюха, пусть и дорогая, но все-таки шлюха.

– Владельца газеты зовут Нуньес, если не ошибаюсь? – поинтересовался адмирал.

– Да.

– И вы полагаете, он согласится опубликовать письма?

– Положение священника имеет свои преимущества. Тайна исповеди, конечно, священна, но есть ведь еще слухи. Священники разговаривают друг с другом, и мне известно о Нуньесе кое-что такое, что он предпочел бы утаить от мира. Он согласится.

– А если англичане попытаются уничтожить печатный станок?

– Пусть попробуют.– Отец Монсени пожал плечами.– Мне достаточно небольшой суммы, чтобы превратить здание в крепость, а ваши люди помогут ее защитить. Англичанам ничего не останется, как только выкупить письма. Уверен, они заплатят уже после появления первого. И заплатят щедро.

– Какие только глупости не совершают мужчины из-за женщин,– вздохнул адмирал. Он вынул из кармана длинную черную сигару, откусил кончик и повернулся к паре стоявших неподалеку мальчишек, которые, казалось, только и ждали этого момента. Каждый держал в руке толстую пеньковую веревку, один конец которой едва заметно тлел. Адмирал указал пальцем на одного из мальчишек, и тот, дважды хлестнув веревкой по земле, поднес разгоревшийся фитилек к кончику сигары. Прикурив, адмирал сделал жест следовавшим за ним людям, один из которых расплатился за оказанную услугу мелкой монетой.– Лучше всего было бы и получить золото, и сохранить письма.

Британский фрегат проходил вблизи скал у бастиона Сан-Фелипе, и маркиз, провожая его взглядом, от всей души желал англичанам сесть на мель. С каким удовольствием увидел бы он, как качнутся мачты, когда корпус натолкнется на камни, как накренится и пойдет на дно корабль, как будут прыгать матросы в бушующее море. Но ничего этого не случилось, и фрегат уверенно прошел опасное место.

– Было бы еще лучше,– сказал священник,– получить золото и опубликовать письма. Выполнить волю Господа предательством не считается.

Громкое «бум» разнеслось над гладью залива, и собеседники, обернувшись, увидели вдалеке белое облачко дыма. Выстрелила одна из мортир, установленных французами в фортах на полуострове Трокадеро. В душе адмирала шевельнулась надежда, что стреляет она по фрегату, но нет, снаряд упал на городскую набережную, в полумиле к востоку. Дождавшись взрыва, он затянулся.

– Если мы опубликуем письма, кортесы обратятся против британцев. Золото подкрепит их решимость. И тогда мы сделаем предложение французам. Вы готовы разговаривать с ними?

– Готов, господин.

– Я, разумеется, дам вам рекомендательное письмо.– Свои предложения Парижу маркиз уже отправил.

Это оказалось не так уж трудно. О его отношении к англичанам знали многие, и французский агент в Кадисе сам вышел с ним на связь. Ответ императора был прост: проведите через кортесы нужное решение, и испанский король, находящийся во Франции на положении пленника, вернется в страну. Франция заключит мир, и Испания будет свободна. Взамен французы требовали немногого: права провести войска по испанским дорогам, чтобы завершить завоевание Португалии и сбросить в море британскую армию лорда Уэлсли. В подтверждение своих добрых намерений французское командование распорядилось не трогать поместье Карденасов. Теперь Франция ждала, что адмирал сдержит слово, и кортесы выскажутся за разрыв союза с Британией.– К лету, святой отец.

– К лету?

– Да, все закончится к лету. Мы вернем нашего короля. Мы будем свободны.

– Под Богом.

– Под Богом,– согласился адмирал.– Найдите деньги, святой отец, и выставьте англичан дураками.

– Такова воля Всевышнего. И да будет так.

И пусть британцы катятся в ад.

Потом все было легко.

Неторопливые воды Гвадианы уносили лодку в ночь. Скрывшаяся за тонкой дымкой облаков луна посеребрила холмы и осветила широкую и длинную ленту реки, слегка подрагивавшую под тихим ветерком. Шарп лежал на дне лодки, бесчувственный, с разбитой, окровавленной и перевязанной головой, а бригадир сидел на корме с раненой ногой, держа руль, и размышлял, что ему делать. К рассвету они оказались между невысокими холмами без каких-либо признаков присутствия человека. На мелководье, у берега, застыли цапли.

– Сэр, ему нужен врач,– сказал Харпер, и в его голосе бригадир услышал боль отчаяния.– Он умирает, сэр.

– Но он же дышит? – спросил Мун.

– Дышит, сэр, только ему нужен врач.

– Святые угодники! Послушайте, я же не фокусник! Откуда я возьму вам врача в этой глуши! – Нога болела, и реплика прозвучала резче, чем ему хотелось бы. Взгляд Харпера обжег такой откровенной враждебностью, что бригадиру стало страшно. Сэр Барнаби Мун считал себя хорошим офицером, но с трудом находил общий язык с низшими чинами.– Вот доберемся до города,– поспешно добавил он, пытаясь смягчить великана сержанта,– и поищем ему врача.

– Спасибо, сэр. Спасибо.

Только бы найти хоть какой городишко. Все проголодались, да и сломанная нога не давала покоя.

– Гребите! – рявкнул Мун, морщась от пульсирующей боли.– Гребите!

Приказы не помогали. Грести получалось плохо. Солдаты гребли не в такт, весла то и дела сталкивались, и лодка, несмотря на все их старания, почти не двигалась вперед. Не сразу, но бригадир все же понял – их тянет назад прилив. До моря было еще далеко, однако встречная волна замедляла продвижение, а берега оставались пустынными.

– Ваша честь! – крикнул с носа сержант Нулан, и Мун, подняв голову, увидел у излучины еще одну лодку, примерно такого же размера, как и та, что они забрали у маркизы. Лодка шла гораздо быстрее, люди, сидевшие на веслах, работали гораздо слаженнее и увереннее, и у них были мушкеты. Бригадир навалился на румпель, поворачивая свое суденышко к португальскому берегу.

– Гребите! – снова крикнул он и тут же выругался – весла снова столкнулись.– Чтоб вас!

Другая лодка быстро приближалась, пользуясь преимуществом приливной волны, и человек, командовавший ею, поднялся и что-то крикнул. По-английски. На нем была темно-синяя форма морского офицера, а шлюпка принадлежала британскому шлюпу, патрулировавшему устье Гвадианы. Так пришло спасение. Их накормили и доставили на борт военного корабля «Торнсайд», тридцатишестипушечного фрегата.

Ничего этого Шарп не знал. Он ничего не видел и не слышал. Только чувствовал боль.

Потом в черный мир боли вторгся какой-то скрипучий звук, и Шарпу приснилось, что он на «Пуссели», плывет по бесконечному Индийскому океану, и с ним леди Грейс. Он был счастлив в этом полусне-полубреду, но что-то вырвало его из блаженного состояния, и он вспомнил, что ее больше нет, и едва не заплакал. Скрип повторился. Мир покачивался. Боль вернулась с прежней силой. Внезапная вспышка невозможной яркости ослепила его. И снова мрак.

– Кажется, моргнул,– сказал кто-то.

Шарп открыл глаза – ощущение было такое, словно под череп сыпанули ведерко пышущих жаром угольков.

– Господи…– прохрипел он.

– Никак нет, сэр, это всего лишь я, сержант Патрик Харпер.– Ирландец нависал над ним громадным утесом. Выше – деревянный потолок, через щели которого проникали узкие полоски колючего солнечного света. Шарп закрыл глаза.– Вы с нами, сэр? – забеспокоился Харпер.

– Где я?

– Корабль его величества «Торнсайд», сэр. Это фрегат, сэр.

– Господи…– простонал Шарп.

– Да уж Он свою долю молитв получил, сэр.

– Вот,– произнес другой голос. Чья-то рука подсунулась под плечи, приподняла голову, и боль резанула с такой силой, что Шарп зашипел сквозь зубы.– Выпейте-ка вот это.

Жидкость была горькая, и Шарп едва не подавился, но она снова погрузила его в сон. Он проснулся ночью. В коридоре за его крохотной каютой покачивался фонарь, отчего по стенам бегали тени. У него закружилась голова.

Он опять уснул, смутно ощущая качку и слыша стук пробегающих по палубе ног, скрип тысяч деревяшек, шум воды и время от времени звяканье колокола. Проснувшись на рассвете, Шарп обнаружил на голове плотную, тугую повязку. Боль не ушла, но была уже не такой пронзительной, поэтому он спустил ноги с койки. Его качнуло. Какое-то время Шарп сидел на качающемся краю, держа голову руками. Тошнило, в желудке не было ничего, кроме желчи. Сапоги стояли на полу, форма висела на деревянном крючке на двери. Он закрыл глаза. Вспомнил целящегося в него полковника Вандала. И подумал о Джеке Буллене. Бедняга Джек.

Дверь открылась.

– Что это вы, черт возьми, делаете? – бодро поинтересовался Харпер.

– Хочу выйти на палубу.

– Врач говорит, вам нужно отдыхать.

Шарп сказал Харперу, чем, по его мнению, стоило бы заняться врачу.

– Помоги одеться.– Он не стал натягивать сапоги, а лишь влез в трофейные кавалерийские рейтузы, набросил потертую зеленую шинель и, поддерживаемый сержантом, вышел из каюты. Вместе они поднялись по крутому трапу на палубу, где Шарп и остановился, вцепившись пальцами в какой-то гамак.

Прохладный ветер ударил в лицо, и Шарп на мгновение зажмурился от удовольствия. Фрегат бесшумно скользил вдоль низкого, темного берега с тусклыми пятнышками сторожевых башен.

– Я вам стул принесу, сэр,– предложил Харпер.

– Не надо. Где ребята?

– Все на носу, сэр.

– Непорядок, капитан,– прозвучал за спиной знакомый голос, и Шарп, обернувшись, увидел восседающего рядом со штурвалом бригадира Муна. Раненая нога покоилась на пушке.– Даже сапоги не надели.

– Босиком на палубе приятнее. Только вот почему это вы здесь разгуливаете? Я ведь приказал, чтобы вас не выпускали.– Полненький, жизнерадостный мужчина в штатском платье добродушно улыбнулся Шарпу.– Позвольте представиться: Джетро Маккэнн, судовой врач.– Он поднял сжатый кулак.– Сколько пальцев я вам показываю?

– Нисколько.

– А сейчас?

– Два.

– «Ветошь» умеет считать. Вот уж не думал.– Маккэнн покачал головой. «Ветошью» называли стрелков – их темно-зеленые шинели зачастую выглядели не лучше, чем те тряпки, которыми трубочисты прочищают камины.– Ходить можете? – Шарп сделал несколько шагов по качающейся палубе, пока сильный порыв ветра не накренил фрегат, отбросив его на сеть.– Что ж, неплохо. Голова болит?

– Уже меньше,– соврал Шарп.

– Везунчик вы, мистер Шарп. Наверное, в рубашке родились. Пуля вас только зацепила, поэтому вы еще с нами. Тем не менее вмятина получилась изрядная. Пришлось поправлять кость. И я ее поправил.– Маккэнн с гордостью улыбнулся.– Вернул на место.

– Поправили? – спросил Шарп.

– Ну, не так уж это было и трудно,– беззаботно сказал врач.– Не труднее, чем подтесать колышек.– По правде говоря, ему пришлось нелегко, а если откровенно, чертовски тяжело. Полтора часа кропотливой работы под тусклым, раскачивающимся фонарем, в течение которых он ловил пинцетом край вдавившегося куска черепной кости. Инструмент выскальзывал из перепачканных кровью и слизью пальцев, и казалось, что это не закончится никогда или что рано или поздно сталь прорвет мозговую ткань, но в конце концов ему удалось подцепить и вытащить злосчастный кусок.– И вот результат,– продолжал Маккэнн,– вы уже разгуливаете на своих двоих. И еще одна хорошая новость. У вас есть мозги! – Заметив удивление на лице пациента, он энергично закивал.– Да-да! Честное слово! Я видел их собственными глазами, что опровергает широко распространенное, особенно на флоте, мнение, будто у сухопутных солдат сей орган начисто отсутствует. Я напишу об этом в газету! Я прославлюсь! Великое открытие – у солдата обнаружены мозги!

Шарп попытался улыбнуться, притвориться, что ему тоже весело, но вместо улыбки получилась кислая гримаса. Он дотронулся до повязки.

– Боль пройдет?

– О ранах головы мы знаем крайне мало,– ответил Маккэнн.– Пожалуй, только то, что они сильно кровоточат. Что касается моего частного профессионального мнения, то скажу вам так, мистер Шарп: вы либо умрете, либо выздоровеете.

– Приятно слышать.– Шарп опустился на пушку. Вдалеке проплывал берег. По небу бежали облака.– До Лиссабона еще далеко?

– До Лиссабона? Мы идем в Кадис!

– В, Кадис?

– Это наш пункт назначения. Но не беспокойтесь, ждать корабля до Лиссабона вам долго не придется. А, вот и капитан Паллифер.

Капитан был худ, высок, имел узкое лицо и производил впечатление человека мрачного и строгого. Более всего он напоминал чучело и, как заметил Шарп, был тоже бос. Если бы не мундир с почерневшей позолотой, его можно было бы принять за простого матроса. Перебросившись парой слов с бригадиром, капитан прошел по палубе и поздоровался с Шарпом.

– Рад, что вы уже на ногах,– сухо произнес он с девонским акцентом.

– Я тоже, сэр.

– Скоро будем в Кадисе, и там вас осмотрит настоящий врач. Мистер Маккэнн, захотите украсть мой кофе, найдете его на столе в каюте.

– Есть, сэр.– Оскорбительная, на взгляд постороннего, реплика лишь посмешила судового врача, из чего Шарп сделал вывод, что Паллифер вовсе не такой зверь, каким кажется.– Ходить можете, Шарп? – хмуро спросил капитан.

– Да, сэр. Я, похоже, в порядке.

Паллифер дернул головой, предлагая стрелку пройти за ним к корме. Мун проводил Шарпа взглядом, однако ничего не сказал.

– Вчера вечером ужинал с вашим бригадиром,– сказал капитан, когда они остались одни под громадной бизанью, и сделал короткую паузу. Стрелок промолчал.– А сегодня утром поговорил с вашим сержантом. Странно, но как будто услышал о двух разных событиях.

– Как это, сэр?

Паллифер оторвал взгляд от пенистого следа за кормой «Торнсайда» и посмотрел Шарпу в глаза.

– Мун говорит, что во всем виноваты вы.

– Он так говорит?

В первый момент Шарп подумал, что ослышался. Голова раскалывалась от бьющей молотком боли. Он закрыл глаза. Не помогло. Снова открыл.

– Говорит, что вам было приказано взорвать мост, но вы спрятали порох под женские тряпки, чем нарушили правила войны, а потом провозились с порохом, подпустили лягушатников, и в результате он лишился лошади, сломал ногу и оказался без сабли. А сабля, по его словам, была не простая, а беннетовская.

Шарп промолчал. Он просто стоял и смотрел на носящуюся над волнами белую птицу.

– Вы нарушили правила войны,– хмуро продолжал Паллифер,– но, насколько мне известно, на войне есть только одно правило – победить. Так вы подорвали мост или нет?

– Подорвал, сэр.

– Но потеряли отличную беннетовскую саблю,– капитан качнул головой,– и поэтому сегодня утром бригадир позаимствовал у меня перо и бумагу, чтобы написать рапорт на имя лорда Веллингтона. Ничего хорошего о вас там не сказано. Не удивляет, что я говорю вам об этом?

– Я рад, что рассказали.

– Дело в том, Шарп, что вы мне нравитесь. Вы поднялись из клюза. Я тоже начинал снизу. С пятнадцати лет ходил за макрелью. Тридцать годков пролетело. Я не умею ни читать, ни писать и не отличу секстант от задницы, но я – капитан.

– Поднялся из клюза,– повторил Шарп. На флоте так говорили о людях, пробившихся в офицеры из рядовых.– Они не дают вам забыть об этом, верно?

– На флоте все не так уж и плохо. Здесь больше ценят, что ты умеешь делать, а не то, какого ты звания. Но за тридцать лет я научился разбираться в людях, и мне кажется, что ваш сержант говорил правду.

– Так и есть,– горячо подтвердил стрелок.

– Поэтому я и решил вас предупредить. Вот и все. Я бы на вашем месте написал свой рапорт, чтобы немного замутить воду.– Паллифер оглядел паруса и, не найдя, к чему придраться, пожал плечами.– На подходе к Кадису стоит ждать обстрела, но пока что лягушатники так ни разу в нас и не попали.

После полудня южный ветер ослабел, и «Торнсайд» сбросил ход. Постепенно появился Кадис – сияющий белыми башнями город, который, казалось, плывет по океану. К сумеркам паруса едва трепетали, и Паллифер решил подождать до утра.

Какой-то торговый корабль, ловя последние вздохи ветра, медленно вползал в бухту. Капитан долго смотрел на него в подзорную трубу.

– «Санта-Каталина». Мы видели ее год назад возле Азоров. Надеюсь, ей повезет с ветром, иначе до южной части бухты может и не добраться.

– Это так важно? – спросил Шарп.

– Если ляжет в дрейф, чертовы лягушатники забросают ее снарядами.

Капитан не ошибся – с наступлением темноты Шарп услышал приглушенное, напоминающее раскаты далекого грома громыхание тяжелых орудий. Французские мортиры били с материка, и Шарп, стоявший на палубе бака, видел вспышки выстрелов. Подобно молниям, они выхватывали из тьмы милю береговой линии и гасли, оставляя после себя пелену стелющегося под звездами дыма. Какой-то моряк играл грустную мелодию на скрипке; из-за двери каюты, где бригадир обедал с капитаном, просачивался жидкий свет фонаря.

– А вас, сэр, не пригласили? – полюбопытствовал Харпер. Стрелки, как и коннахтские рейнджеры, расположились на баке, вокруг длинноствольной девятифунтовой пушки.

– Пригласили. Только капитан решил, что мне будет удобнее поесть в кают-компании.

– У них там сегодня вареный пудинг,– добавил Харрис.– Хорош.

– У нас было то же самое.

– Я вот думаю, может, стоило записаться на флот,– сказал Харпер.

– Вот как? – удивился Шарп.

– Пудинг да ром.

– Женщин не хватает.

– И то верно.

– Как ваша голова, сэр? – спросил Дэниел Хэгман.

– Пока на месте, Дэн.

– Болит?

– Болит,– признался Шарп.

– Уксус и оберточная бумага,– посоветовал Хэгман.– Верное средство.

– Был у меня дядя,– сообщил Харпер.– Ударился головой.– Все замолчали, ожидая продолжения. Родственников у сержанта имелось бесчисленное количество, и со всеми случались какие-то несчастья.– Боднула коза, а он и упал. Так крови было столько, что на целое озеро бы хватило! Все залило! Тетушка уж подумала, что он откинулся.

Шарп, как и все, ждал.

– И что, откинулся? – спросил он, когда молчание затянулось.

– Упаси бог, нет, конечно! В тот же вечер снова вышел доить коров. Ему хоть бы что, а вот бедняжка коза так и не оправилась. И что мы будем делать в Кадисе, сэр?

Шарп пожал плечами.

– Найдем корабль до Лиссабона. Туда их много ходит.– Он повернулся на звук выстрелов, но ничего уже не увидел. Вспышки растворились в ночи, а снаряды, скорее всего, упали в воду где-то далеко. Берег слился с темнотой, и лишь кое-где на белых стенах города мерцали фонари. Черная вода плескалась о борт фрегата, едва заметно дрожали паруса.

К рассвету ветер посвежел, и «Торнсайд» двинулся на юго-запад, к входу в Кадисский залив. Город приблизился, и Шарп уже видел серые массивные укрепления, над которыми белели дома, приземистые сторожевые башни и колокольни церквей с тянущимися вверх струйками дыма. На сторожевых башнях то и дело вспыхивал яркий свет, и Шарпу понадобилось некоторое время, чтобы понять – это блики солнца, отражающегося от направленных на «Торнсайд» подзорных труб. Перед фрегатом прошмыгнул катер. Какой-то человек жестами показал, что у него на борту есть лоцман, услугами которого предлагалось воспользоваться, но Паллифер, не раз проходивший эти опасные места, от помощи отказался. В сопровождении носящихся над парусами и мачтами чаек «Торнсайд» миновал буруны, указывавшие на близость рифов, и залив вдруг открылся перед ним во всю ширь. С крепостных стен за приближением фрегата наблюдала многочисленная толпа. И только теперь стало ясно, что дым над городом идет не только от печей, но и от горящего в бухте торговца. Горела груженная сахаром и табаком «Санта-Каталина». Французский снаряд угодил как раз в крышку люка между фок-мачтой и грот-мачтой и взорвался в трюме, в нескольких футах под палубой. Команда развернула помпу и вроде бы залила пожар, однако угольки каким-то чудом уцелели в глубине, между мешками, и невидимый огонь распространялся молча, пока не вырвался за грот-мачтой жадным пламенем.

Над всем остальным пространством бухты гулял мягкий ветерок, и все было тихо и мирно, словно никого не встревожила судьба горящего судна. Проходя мимо британского военного флота, капитан Паллифер распорядился дать салют адмиралу. Французские мортиры открыли огонь по «Торнсайду», но снаряды, падая то справа, то слева, не причиняли ему ни малейшего вреда и только взметали фонтаны брызг. Мортиры, установленные на батареях трех вражеских фортов, доставали до набережной Кадиса, расположившегося на полуострове и, словно сжатый кулак, защищавшего бухту. Второй лейтенант «Торнсайда», Теобальд, вышел на палубу с секстантом, но вместо того, чтобы держать его вертикально, как делает человек, когда пытается поймать в зеркальца звезду, взял прибор горизонтально. Некоторое время он стоял над ним, склонившись и что-то бормоча себе ,под нос – вероятно, производя сложные вычисления,– потом подошел к поручням, где стояли Шарп и Харпер.

– От горящего корабля до форта,– объявил Теобальд,– три тысячи шестьсот сорок ярдов.

– Надо же,– удивился Шарп. Если лейтенант не ошибся, получалось, что мортиры стреляли более чем на две мили.

– Насчет сорока ярдов я не вполне уверен,– добавил офицер.

С полуострова Трокадеро пальнула еще одна мортира. Снаряд скрылся за поднявшимся над фортом дымом и немного погодя упал в воду около набережной.

– Еще дальше! – воскликнул Теобальд.– Примерно три семьсот. На тысячу ярдов дальше любой британской мортиры. А какие снаряды! Фута два в поперечине!

– Самые большие французские мортиры, которые я видел,– поделился впечатлениями Шарп,– были двенадцатидюймовые.

– Видит бог, и этого вполне достаточно,– вставил Харпер.

– Эти отливали по особому заказу в Севилье,– сказал Теобальд.– По крайней мере, так пленные рассказывают. Здоровущие же твари. Чтобы забросить снаряд на такое расстояние, нужно двадцать фунтов пороху. Хорошо еще, что им точности не хватает.

– Скажите это тем бедолагам.– Шарп кивнул в сторону «Санта-Каталины», матросы которой уже рассаживались по спасательным лодкам.

– Чистое невезение. Как ваша голова? – осведомился лейтенант.

– Болит.

– Ну, нет ничего такого, что не излечивается женской лаской.

Очередной снаряд упал в нескольких ярдах от правого борта «Торнсайда», обрызгав палубу водой и оставив на ветру серый дымок от курящегося запала. Другой не долетел добрых сто ярдов, после чего орудия замолчали – фрегат ушел слишком далеко.

«Торнсайд» бросил якорь к югу от города, рядом с британскими военными кораблями и кучкой небольших торговых судов. Бригадир Мун, опираясь на костыли, изготовленные для него корабельным плотником, подошел к Шарпу.

– Задержитесь на борту, капитан.

– Есть, сэр.

– Официально нашим военным не разрешается входить в город, поэтому, если мы не найдем корабль, отправляющийся в Лиссабон сегодня или завтра, я договорюсь, чтобы вам подыскали место на Исла-де-Леон.– Он кивнул куда-то в сторону от якорной стоянки.– А я между тем собираюсь засвидетельствовать свое почтение послу.

– Послу?

Мун раздраженно посмотрел на Шарпа.

– Кадис – это все, что осталось от независимой Испании. Остальную часть этой проклятой страны, за исключением нескольких крепостей, заняли французы.

Так что наше посольство находится теперь не в Мадриде или Севилье, а здесь. Распоряжения получите позже.

Распоряжения поступили после полудня, и во исполнение их Шарпу и его стрелкам надлежало отправиться на остров, где и ожидать отправляющегося на север корабля. На берег их доставил баркас. Наклонившись к Шарпу, мичман указал на стоящие на якоре торговые суда и доверительно сообщил: