Текст книги "Песнь небесного меча"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

– Дунхолм, – решительно сказал он.

Я чуть было не улыбнулся.

– Мне знакомо это место.

– Тогда ты знаешь, что эту крепость нельзя взять, – упрямо произнес Эрик.

– Я ее взял.

– Никто больше не сделает того, что сделал ты. До тех пор, пока не рухнет мир. Мы сможем жить в Дунхолме.

– Дунхолм держит Рагнар.

– Тогда я принесу ему клятву верности, – неистово проговорил Эрик. – Я стану его человеком и поклянусь ему своей жизнью.

Минуту я размышлял об этом, взвешивая дикие мечты Эрика и суровую реальность жизни. Дунхолм на высоком утесе, покоящемся в изгибе реки, и в самом деле был почти неприступен. Человек мог умереть в своей постели, если у него был Дунхолм, потому что даже горстка воинов могла успешно защищать каменистую тропу – единственный путь к крепости. Я знал, что Рагнара развеселит история Эрика и Этельфлэд, потому что и сам чувствовал, как меня захватывает неистовство Эрика. Может, его мечты не такие уж и сумасшедшие, как мне казалось?

– Но как ты заберешь туда Этельфлэд втайне от брата? – спросил я.

– С твоей помощью, – ответил он.

И в этом ответе я услышал смех трех норн. В лагере протрубили в рог – я подумал, что это зовут на обещанный Зигфридом пир.

– Я дал клятву верности Альфреду, – решительно сказал я.

– Я не прошу тебя нарушать клятву, – ответил Эрик.

– Нет, просишь! – резко заявил я. – Альфред дал мне поручение. Я выполнил его только наполовину. Вторая половина поручения – вернуть ему дочь!

Большие кулаки Эрика сжимались и разжимались на верхушке палисада.

– Три тысячи фунтов серебра, – сказал он, – и пятьсот фунтов золота. Подумай, сколько на них будет куплено людей.

– Я уже думал об этом.

– Команду испытанных воинов можно нанять за фунт золота, – сказал Эрик.

– Верно.

– И у нас уже достаточно людей, чтобы бросить вызов Уэссексу.

– Вы можете бросить вызов Уэссексу, но не победить его.

– Но мы победим, когда у нас будут золото и люди.

– Верно, – снова признал я.

– Золото приведет сюда еще больше людей, – неумолимо продолжал Эрик, – еще больше кораблей, и этой осенью или следующей весной мы приведем в Уэссекс целую орду. Мы соберем армию, в сравнении с которой армия, побежденная тобой при Этандуне, будет казаться маленьким отрядом. От наших воинов почернеет земля. Мы принесем в Уэссекс копья, топоры и мечи. Мы сожжем ваши города, возьмем в рабство ваших детей, попользуемся вашими женщинами, заберем вашу землю и убьем ваших мужчин. Именно такой услуги хочет от тебя Альфред?

– Таковы планы твоего брата?

– И чтобы это сделать, – продолжал Эрик, не обратив внимания на мой вопрос, потому что знал, – мне уже известен ответ, – Зигфрид должен продать Этельфлэд, вернув ее отцу?

– Да, – признал я.

Если выкуп не будет заплачен, люди, собравшиеся в Бемфлеоте и его окрестностях, исчезнут, как исчезает роса жарким утром. Сюда больше не явятся корабли, и Уэссексу ничего не будет угрожать.

– Твоя клятва, как я ее понимаю, – уважительно проговорил Эрик, – заключается в том, чтобы служить Альфреду Уэссекскому. Ты и вправду служишь ему, господин Утред, позволяя моему брату разбогатеть настолько, чтобы тот мог уничтожить Альфреда?

«Итак, – подумал я, – любовь обратила Эрика против брата. Любовь заставит его рассечь клинком любую клятву, какую он когда-либо приносил. Любовь сильнее самой силы».

Рог протрубил снова, теперь уже более настойчиво. Люди спешили к большому дому.

– Твой брат знает, что ты любишь Этельфлэд? – спросил я.

– Он считает, что моя влюбленность пройдет и я отдам Этельфлэд за серебро. Он думает, что я пользуюсь ею, чтобы получить удовольствие, и это его забавляет.

– А ты ею пользуешься? – резко спросил я, глядя в его честные глаза.

– А тебе какое дело? – с вызовом отозвался он.

– Никакого, – ответил я. – Но тебе же нужна моя помощь.

Эрик поколебался, потом кивнул.

– Я бы это так не назвал, – защищающимся тоном сказал он, – но мы любим друг друга.

«Итак, Этельфлэд выпила горькой воды перед тем, как согрешила, и это было очень умно с ее стороны», – подумал я.

Я улыбнулся, подумав о ней, а потом отправился на пир Зигфрида.

Этельфлэд посадили на почетном месте, справа от Зигфрида, и я сидел рядом с ней. Эрик разместился по левую руку Зигфрида, рядом с Эриком сел Хэстен.

Я заметил, что Этельфлэд ни разу не взглянула на Эрика. Ни один из наблюдавших за ней людей – а множество мужчин в зале интересовались дочерью короля Уэссекса – не мог бы с уверенностью сказать, что она стала его любовницей.

Скандинавы знают, как задавать пиры. Было много еды, вволю эля и развлечений. Там были жонглеры и люди на ходулях, музыканты, акробаты и сумасшедшие, заставлявшие гостей за столами хохотать.

– Мы не должны смеяться над безумцами, – сказала мне Этельфлэд.

Она едва прикоснулась к еде, только слегка поклевала из миски с вареными моллюсками.

– С ними хорошо обращаются, – ответил я. – И у них наверняка лучший кров и еда, чем у животных.

Я наблюдал за тем, как голый сумасшедший судорожно искал свой пах. Он все время оглядывал хохочущих гостей, не в силах понять, откуда раздаются звуки. Женщина со спутанными волосами, подстрекаемая хриплыми криками, снимала свои одежды одну за другой, не сознавая, почему это делает.

Этельфлэд уставилась на стол.

– Есть монастыри, где присматривают за безумными, – сказала она.

– Только не в тех местах, где правят датчане, – ответил я.

Некоторое время Этельфлэд молчала.

Два карлика потащили полностью раздевшуюся женщину к голому мужчине, и зрители рухнули со смехом.

Этельфлэд на мгновение подняла глаза, содрогнулась и снова уставилась на стол.

– Ты говорил с Эриком? – спросила она.

Мы могли без опаски разговаривать по-английски, потому что никто не мог нас подслушать. Даже если бы нас услышали, большая часть сказанного нами осталась бы непонятой.

– Как ты и хотела, – заметил я, поняв, что именно поэтому Этельфлэд настояла на том, чтобы увести отца Виллибальда в дом. – Ты как следует исповедовалась?

– А тебе какое дело?

– Никакого, – ответил я и засмеялся.

Этельфлэд посмотрела на меня с очень смущенной улыбкой и покраснела.

– Итак, ты нам поможешь?

– Помогу сделать что?

Она нахмурилась.

– Эрик не сказал тебе?

– Он сказал, что ты желаешь моей помощи, но какой именно?

– Помоги нам уехать отсюда.

– А что сделает твой отец, если я помогу тебе? – спросил я и не получил ответа. – Я думал, ты ненавидишь датчан.

– Эрик норвежец, – ответила Этельфлэд.

– Датчане, норвежцы, норманны, викинги, язычники – все они враги твоего отца.

Этельфлэд посмотрела на открытое пространство рядом с очагом, где два голых безумца теперь боролись, вместо того чтобы заняться любовью, как, без сомнения, предвкушала аудитория. Мужчина был больше, но тупее, и женщина, под громогласные ободряющие крики, била его по голове пучком подобранного с пола тростника.

– Почему они позволяют им это делать? – спросила Этельфлэд.

– Потому что их это развлекает, – ответил я, – и потому, что у них нет своры одетых в черное клириков, которые рассказали бы им, что правильно, а что нет. И за это, моя госпожа, я их и люблю.

Та снова опустила глаза и тихо проговорила:

– Я не хотела влюбляться в Эрика.

– Но влюбилась.

В ее глазах стояли слезы.

– Я ничего не могла с собой поделать. Я молилась, чтобы этого не произошло, но чем больше молилась, тем больше думала о нем.

– И вот ты его любишь.

– Да.

– Он хороший человек, – заверил я.

– Ты так думаешь? – жадно спросила она.

– Я и вправду так думаю.

– И он собирается стать христианином, – воодушевленно продолжала Этельфлэд. – Он мне это пообещал. Он хочет стать христианином, правда!

Это меня не удивило. Эрик давно показывал, как его зачаровывает христианство, и я сомневался, что Этельфлэд пришлось долго его уговаривать.

– А как же Этельред? – спросил я.

– Я его ненавижу!

Этельфлэд прошипела это так яростно, что Зигфрид повернулся и уставился на нее. Потом пожал плечами, не понимая, что она сказала, и снова стал смотреть на драку голых.

– Ты потеряешь семью, – предупредил я.

– Я обрету семью, – твердо сказала Этельфлэд. – Мы с Эриком станем семьей.

– И будешь жить среди датчан, которых ненавидишь.

– Ты ведь живешь среди христиан, господин Утред, – ответила она с проблеском былого озорства.

Я улыбнулся.

– Ты уверена? Насчет Эрика?

– Да, – с силой ответила она.

Конечно, то говорила любовь.

Я вздохнул.

– Я помогу вам, если смогу.

Этельфлэд положила маленькую руку на мою.

– Спасибо.

Теперь подрались две собаки, и гости криками подбадривали животных. Когда снаружи летний вечер стал переходить в ночь, зажгли свечи и поставили во главе стола.

Подали еще эля и березового вина, и уже хрипло распевали первые пьяные.

– Скоро они начнут драться, – сказал я Этельфлэд.

Так и вышло.

Четверым сломали кости, не успел закончиться пир, а еще одному выдавили глаз, прежде чем его сердитого пьяного противника успели оттащить. Стеапа сидел рядом с Веландом, и хотя они говорили на разных языках, но передавали друг другу оправленный в серебро рог с выпивкой и отпускали пренебрежительные комментарии насчет дерущихся, которые в пьяной ярости валились на пол. Веланд явно хорошо упился, потому что обхватил Стеапу огромной ручищей за плечи и начал петь.

– Ты ревешь, как теленок, которого кастрируют! – заорал Зигфрид Веланду.

Потом потребовал, чтобы привели настоящего певца, и слепому скальду дали кресло возле очага. Тот ударил по струнам арфы и начал петь о могуществе Зигфрида. Он рассказывал о франках, которых убил Зигфрид, о саксах, сраженных его мечом – Внушающим Страх, и о фризских женщинах, которых сделал вдовами облаченный в медвежью шкуру норвежец. В поэме упоминались имена многих людей Зигфрида, перечислялись их геройские подвиги в битвах, и всякий раз, когда назывался очередной человек, тот вставал, а его друзья разражались приветственными криками. Если упомянутый герой был мертв, слушатели трижды ударяли по столу, чтобы мертвец услышал торжественную овацию, находясь в зале Одина. Но самые громогласные крики звучали в честь Зигфрида, который каждый раз поднимал рог с элем, когда упоминалось его имя.

Я оставался трезвым. Это было трудно, потому что меня подбивали не отставать от Зигфрида: против каждого осушенного им рога – мой. Но я знал, что на следующее утро мне предстоит вернуться в Лунден, а значит, нужно было закончить разговор с Эриком этой же ночью. Хотя, по правде говоря, небо на востоке уже светлело, когда я покинул зал.

Этельфлэд в сопровождении наиболее трезвых и самых старших охранников отправилась в постель несколько часов назад. Пьяные громко храпели, растянувшись под скамьями, Зигфрид полулежал на столе, когда я оставил зал. Он открыл один глаз и нахмурился, видя, что я ухожу.

– Так мы договорились? – сонно спросил он.

– Договорились, – подтвердил я.

– Привези деньги, сакс, – прорычал он и снова уснул.

Эрик ждал меня у дома Этельфлэд. Я знал, что он будет там, и мы заняли прежние места на укреплениях, откуда я наблюдал, как серый свет растекается, как пятно, по спокойным водам устья.

– Вон «Покоритель Волн», – сказал Эрик, кивнув на корабли, вытащенные внизу на илистый берег.

Может, он и в состоянии был различить красивое судно, которое сделал сам, но для меня все корабли были лишь темными силуэтами на сером фоне.

– Я дочиста выскоблил корпус, – сказал Эрик, – проконопатил его, и теперь у судна снова быстрый ход.

– Твоей команде можно доверять?

– Все они поклялись мне в верности. Им можно доверять. – Эрик помолчал. Легкий ветерок шевельнул его темные волосы. – Но вот чего они не станут делать, – продолжал он тихо, – так это сражаться с людьми моего брата.

– Возможно, им придется с ними сразиться.

– Они будут защищаться, но не нападут. У них родня среди людей Зигфрида.

Я потянулся, зевнул и подумал о долгом пути в Лунден.

– Итак, твоя проблема в корабле, который перегораживает ручей? – сказал я.

– И на котором команда из людей моего брата.

– Не Хэстена?

– Его людей я убил бы, – горько проговорил Эрик, – тут кровных связей нет.

Я заметил, что и особой привязанности тут тоже нет.

– Итак, ты хочешь, чтобы я уничтожил корабль? – спросил я.

– Я хочу, чтобы ты открыл ручей, – поправил он.

Я уставился на темный заграждающий корабль с надстроенными бортами.

– Почему бы тебе просто не потребовать, чтобы он убрался с твоего пути?

Это казалось мне самым простым и безопасным способом бегства. Команда прикованного корабля привыкла передвигать тяжелое судно, чтобы дать кораблям покинуть ручей, так зачем им останавливать Эрика?

– Ни один корабль не выйдет отсюда, пока не доставят выкуп, – объяснил Эрик.

– Ни один?

– Ни один, – решительно ответил он.

И это имело смысл – что могло помешать какому-нибудь предприимчивому человеку взять три или четыре корабля, отвести их вверх по реке и ждать там в спрятанном в камышах ручье, пока мимо не пройдет флот Альфреда с сокровищем? А потом выскользнуть из ручья – пенящие воду весла, обнаженные мечи, завывающие люди…

Огромные амбиции Зигфрида зависели от выкупа, и он не стал бы им рисковать, отдав каким-то викингам, еще более подлым, чем он сам. Мысль об этом подсказала мне имя человека, вероятно, олицетворявшего подобные страхи Зигфрида.

– Хэстен? – спросил я Эрика.

Тот кивнул.

– Он ловкач.

– Ловкач, – согласился я. – И человек ненадежный. Он нарушил клятву.

– Конечно, с ним поделятся выкупом, – сказал Эрик, отметая тот факт, что выкуп не будет выплачен, если мечта его исполнится. – Но я уверен, что он предпочел бы заполучить все.

– Итак, ни один корабль не поплывет, – сказал я, – пока не поплывете вы. Но сумеешь ли ты забрать Этельфлэд на свое судно без ведома брата?

– Да, – ответил Эрик и вытащил нож из висящих на поясе ножен. – До полнолуния осталось две недели. – Он сделал глубокую зарубку на заостренном конце дубового бревна. – Это – сегодняшний день. – Эрик постучал по свежей зарубке и острым концом ножа сделал еще одну. – Завтрашний рассвет, – сказал он, показав на новую метку.

Эрик продолжал полосовать верхушку палисада, пока не сделал на ней семь зарубок.

– Ты явишься на рассвете через неделю?

Я осторожно кивнул.

– Но стоит мне напасть, – заметил я, – как кто-нибудь подует в рог и разбудит лагерь.

– Мы будем на плаву, готовые отправиться в путь. Никто не доберется до тебя из лагеря, и ты успеешь вернуться в море.

Похоже, его обеспокоили мои сомнения.

– Я заплачу тебе!

Я улыбнулся, услышав это.

Рассвет белил мир, окрашивая длинные низкие пряди облаков бледно-золотыми полосками, а края – сияющим серебром.

– Моя плата – счастье Этельфлэд, – сказал я. – И через неделю после сегодняшнего дня я открою тебе ручей. Вы сможете уплыть вместе, подойти к берегу у Гируума, во весь опор поскакать к Дунхолму и передать мои приветствия Рагнару.

– Ты передашь для него послание? – тревожно спросил Эрик. – Предупредишь, что мы явимся?

Я покачал головой.

– Ты передашь послание за меня, – ответил я.

Тут некий инстинкт заставил меня повернуться – и я увидел, что за нами наблюдает Хэстен.

Тот вместе с двумя товарищами стоял у большого дома и пристегивал мечи, которые принес ему управляющий Зигфрида оттуда, где все оставили оружие перед пиром. В том, чем занимался Хэстен, не было ничего странного, но он казался таким настороженным, что это обострило мои чувства. У меня появилось ужасное подозрение, что тот знает, о чем говорим мы с Эриком.

Хэстен продолжал смотреть на меня. Он стоял совершенно неподвижно; наконец чуть заметно издевательски поклонился и пошел прочь. Я увидел, что один из его спутников – Эйлаф Рыжий.

– Хэстен знает о тебе и Этельфлэд? – спросил я Эрика.

– Конечно, нет. Он просто думает, что я отвечаю за ее охрану.

– Он знает, что Этельфлэд тебе нравится?

– Это всё, что он знает, – настойчиво проговорил Эрик.

Проныра, не стоящий доверия. Хэстен, обязанный мне жизнью. Тот, кто нарушил клятву. Человек, чьи амбиции, вероятно, превосходили даже мечты Зигфрида. Я наблюдал за ним до тех пор, пока Хэстен не вошел в дом, который, как я решил, принадлежит ему.

– Будь поосторожнее с Хэстеном, – предупредил я Эрика. – Думаю, его легко недооценить.

– Он – хорек, – ответил Эрик, отмахнувшись от моих опасений. – Какое послание я должен доставить Рагнару?

– Скажи ему, что его сестра счастлива, и позволь Этельфлэд рассказать новости о ней.

Не было смысла отправлять письменное послание: даже если бы у меня имелись пергамент и чернила, Рагнар не умел читать. Но Этельфлэд знала Тайру, и ее вести о жене Беокки убедят Рагнара, что сбежавшие любовники говорят правду.

– Спустя одну неделю после сегодняшнего дня, – сказал я, – когда нижний край солнца коснется кромки мира, будь наготове.

Эрик подумал одно биение сердца, быстро подсчитывая в уме.

– Будет отлив, – сказал он, – стоячая вода. Мы будем готовы.

«Для безумия, – подумал я, – или для любви».

Безумие. Любовь. Безумие.

Как, должно быть, смеялись три сестры у корней дерева мира!

Я был неразговорчив по дороге домой. Финан радостно болтал о том, что Зигфрид не поскупился на еду, эль и рабынь. Я слушал его вполуха, пока ирландец наконец не понял, в каком я настроении, и из чувства солидарности не замолчал.

Только когда показались знамена на восточных укреплениях Лундена, я жестом попросил Финана поехать вперед вместе со мной, чтобы остальные не могли нас услышать.

– Через шесть дней ты должен подготовить «Морского Орла» к плаванию, – сказал я. – Нам понадобится эль и еда на три дня. – Я не рассчитывал, что мы будем отсутствовать так долго, но на всякий случай лучше было приготовиться. – Вычисти корпус в промежутке между приливом и отливом, – продолжал я, – и позаботься, чтобы к плаванию все до единого были трезвы. Трезвы, с наточенным оружием, готовые к битве.

Финан слегка улыбнулся, но ничего не сказал.

Мы ехали между хижин, разбросанных по краям болот близ Темеза. Многие из живущих здесь людей были рабами, сбежавшими из Восточной Англии, от датских господ. Они добывали пропитание, роясь в городских отбросах, хотя некоторые возделывали крошечные поля ржи, ячменя и овса. Сейчас они как раз собирали скудную жатву, и я слышал звук лезвий, срезающих пригоршни стеблей.

– Никто в Лундене не должен знать, что мы отплываем, – сказал я Финану.

– Они не узнают, – мрачно ответил ирландец.

– Люди должны быть готовы к битве, – повторил я.

– Они будут готовы, еще как!

Некоторое время я ехал молча.

Люди при виде моей кольчуги поспешно давали нам дорогу. Они прикасались к своим лбам или становились на колени в грязь, а потом ползли вперед, когда я бросал им пенни.

Наступил вечер, солнце скрылось за огромным облаком дыма, поднимающимся от огней Лундена, на которых готовилась еда, в воздухе плыла городская вонь – кислая и густая.

– Ты видел корабль, преграждающий ручей у Бемфлеота? – спросил я Финана.

– Краешком глаза, господин.

– Если мы на него нападем, они заметят, как мы приближаемся, из-за надстроенного борта?

– Они будут выше нас почти на человеческий рост, – согласился Финан, тем самым дав понять, что смотрел на корабль не только краешком глаза.

– Поэтому думай, как убрать тот корабль из реки.

– Мы ведь не собираемся это делать, господин, правда? – с хитрым видом спросил Финан.

– Конечно, не собираемся, – ответил я, – но все равно думай.

Потом раздался скрип несмазанных петель, возвестивший, что ближайшие ворота открылись, и мы въехали в полумрак города.

Альфред ждал нас: гонцы уже рассказали ему о нашем возвращении, поэтому я даже не успел поздороваться с Гизелой, как меня призвали в стоящий на холме дворец.

Я отправился туда с отцом Виллибальдом, Стеапой и Финаном.

Король ожидал нас в большом зале, ярко освещенном свечами, по которым Альфред подсчитывал время. Воск оплывал, густо стекая по опоясанным метками свечам, а слуга подрезал фитили, чтобы пламя не мерцало. Альфред писал, но бросил работу, когда мы вошли.

В зале находились также Этельред, а еще брат Ассер, отец Беокка и епископ Эркенвальд.

– Ну? – рявкнул Альфред.

Не гнев, а беспокойство сделало его голос таким резким.

– Она жива, – сказал я. – И невредима. С ней обращаются с уважением, подобающим ее сану, ее очень бдительно охраняют, и ее нам вернут.

– Слава Богу! – сказал Альфред и перекрестился. – Слава Богу, – повторил он, и я подумал, что он сейчас упадет на колени.

Этельред ничего не сказал, просто пристально смотрел на меня змеиными глазами.

– Сколько? – вопросил епископ Эркенвальд.

– Три тысячи фунтов серебра и пятьсот фунтов золота, – ответил я.

После чего объяснил, что первую часть следует выплатить к следующему полнолунию, а остальное следует доставить вниз по реке месяцем позже.

– И госпожу Этельфлэд не выпустят до тех пор, пока не будет выплачена последняя монета, – закончил я.

Епископ Эркенвальд и брат Ассер вздрогнули, услышав о размере выкупа, но Альфред и глазом не моргнул.

– Мы будем платить за собственное уничтожение, – прорычал епископ Эркенвальд.

– Моя дочь дорога мне, – мягко проговорил Альфред.

– С такими деньгами они соберут тысячи человек! – предупредил епископ.

– А без денег? – Альфред повернулся ко мне. – Что ее ждет, если выкуп не будет уплачен?

– Унижение, – ответил я.

По правде говоря, Этельфлэд могла бы обрести счастье с Эриком, если бы выкуп не заплатили, но я не мог об этом сказать. Вместо этого я описал судьбу Этельфлэд так, как ее жадно расписывал Хэстен.

– Ее доставят в каждое селение норманнов и покажут голой издевающейся толпе.

Альфред вздрогнул.

– Потом, – безжалостно продолжал я, – ее изнасилуют те, кто предложит самую высокую цену.

Этельред глядел в пол, церковники молчали.

– На кон поставлена честь Уэссекса, – тихо произнес Альфред.

– Значит, люди должны погибать за честь Уэссекса? – спросил епископ Эркенвальд.

– Да! – Альфред вдруг рассердился. – Страна – это история страны, епископ, собрание всех ее историй. Мы – то, чем сделали нас отцы; их победы дали нам то, что у нас есть, а вы хотите заставить меня оставить потомкам историю унижения? Вы хотите, чтобы люди рассказывали о том, как Уэссекс стал посмешищем воющих варваров? Эта история, епископ, никогда не умрет, и, если ее будут рассказывать, каждый человек, думая об Уэссексе, будет представлять принцессу Уэссекса, которую язычники выставили голой. Всякий раз, думая об Англии, люди будут думать об этом!

«Интересно», – подумал я.

В те дни мы редко употребляли название «Англия». То была лишь мечта, но Альфред в приступе гнева приподнял занавес, скрывающий его планы. И тогда я понял: он хочет, чтобы армия продолжала путь на север – и еще дальше, пока не будет больше Уэссекса, не будет Восточной Англии, не будет Мерсии и Нортумбрии, а будет только Англия.

– Господин король, – непривычно покорно проговорил Эркенвальд, – не знаю, будет ли существовать Уэссекс, если мы заплатим язычникам, чтобы те собрали армию.

– На то, чтобы собрать армию, требуется время, – твердо проговорил Альфред, – и ни одна языческая армия не нападет, пока не кончится жатва. А как только урожай будет собран, мы сможем созвать фирд. У нас будут люди, чтобы противостоять им.

Это было верно, но большинство наших людей будут необученными фермерами, в то время как Зигфрид приведет воющих, голодных норманнов, приученных к мечу.

Альфред повернулся к зятю.

– И я ожидаю, что нас поддержит фирд южной Мерсии.

– Так и будет, господин, – с жаром заверил Этельред.

На его лице больше не было заметно болезни, которая скрутила его тогда, когда я в последний раз видел его в этом зале. На его щеки вернулся румянец, бойкая самоуверенность Этельреда будто вовсе не пострадала.

– Может, это промысел Божий, – сказал Альфред Эркенвальду. – В милосердии своем Он дал нашим врагам шанс собраться тысячами, чтобы мы могли одолеть их в одной великой битве. – Голос его окреп при этой мысли. – Господь на моей стороне, – твердо сказал Альфред, – и я не боюсь!

– Таково слово Бога! – набожно сказал брат Ассер, крестясь.

– Аминь, – проговорил Этельред. – И еще раз аминь. Мы победим их, господин!

– Но прежде чем вы одержите эту великую победу, – обратился я к Этельреду, испытывая злорадное удовлетворение при мысли о том, что сейчас скажу, – тебе придется исполнить свой долг. Ты должен будешь доставить выкуп лично.

– Клянусь Богом, я этого не сделаю! – негодующе сказал Этельред, но перехватил взгляд Альфреда и осел в кресле.

И ты должен будешь опуститься перед Альфредом на колени, – сказал я, повернув нож в его ране.

Даже Альфред ужаснулся.

– Зигфрид настаивает на этом условии? – спросил он.

– Настаивает, господин, – ответил я, – хотя я и спорил с ним. Я умолял, господин, возражал и молил, но тот не сдался.

Этельред молча смотрел на меня; на его лице читался ужас.

– Тогда быть посему, – сказал Альфред. – Иногда Господь Бог ждет от нас больше, чем мы в силах вынести, но ради славы Его мы должны вытерпеть все.

– Аминь, – истово сказал я.

Я заслужил скептический взгляд, который бросил на меня король.

Они говорили столько, сколько потребовалось одной из свечей Альфреда, чтобы сгореть на две отметки, показав, что прошло два часа. И все это было пустой болтовней – разговорами о том, как собрать деньги, как перевезти их в Лунден и как потом доставить в Бемфлеот. Я вносил свои предложения, Альфред делал пометки на пергаменте, и все это было напрасной тратой времени и сил, потому что если я преуспею в своих намерениях, то выкуп выплачен не будет, Этельфлэд не вернется, а трон Альфреда будет в безопасности.

И я собирался сделать все от меня зависящее, чтоб добиться этого. Всего через одну неделю.