Текст книги "Терминаторы"

Автор книги: Беркли Мазер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Мне удалось заметить несколько тел, валявшихся вокруг, но камни скрывали общую картину. Уилбур, как мне удалось рассмотреть, рухнул ничком, неподалеку торчали ноги инспектора, и рядом был ещё третий, вероятно, клиент. Мне стало интересно, куда девался сикх, но ненадолго – один из бандитов вскоре вытащил его за ноги из-за камня. Как и все остальные, он был мертв.

Бандиты сняли с трупов все, что только можно: одежду, обувь, рюкзаки, а затем просто бросили под неусыпный надзор караула стервятников, круживших в воздухе на распластанных крыльях. Когда все стихнет и кампы уйдут, немые стражи гор спикируют на добычу, да и другие хищники не преминут присоединиться. Нехорошо бросать их под открытым небом, но что поделаешь? Захоронить трупы в этой каменистой земле нам просто не по силам, к тому же опасность ещё не миновала: кампы, возвращаясь в горы, наверняка не поленятся проследить за небом, и любая перемена в поведении птиц послужит им сигналом.

Нет, нужно убираться отсюда, да поскорее.

В ту же ночь мы пересекли границу с Индией – не слишком трудная задача для того нелегкого времени, поскольку ни одна из этих стран не способна охранять каждый ярд их общей границы, из-за чего они сосредоточили свои усилия всего на нескольких дорогах, дополнив их удивительно действенным контролем за воздушным пространством. Обе стороны были настроены дружественно, а индийское правительство, впрочем как до них и британское, вербовало на военную службу и охрану границы отряды гуркхских стрелков из Непала. Это никоим образом не отражалось на обоюдной бдительности, ведь Индия смотрит на Непал с запада, к востоку от него находится Тибет, а Тибет сегодня – это Китай.

Мы въехали в Барилли на изрядно потрепанном почтовом фургоне, затем долго тащились поездом до Ферозипура, примостившись в третьем классе на деревянной скамейке в фут шириной. И все потому, что мы с Сафаразом были выряжены в причудливую смесь различных одеяний, ставшую общепринятой вдоль индо-пакистанской границы. По большей части в ней присутствовали элементы мусульманского происхождения, но с индусским оттенком – одежда бедняков, у которых нет желания обострять отношения ни с одной из сторон. Таковы добрых девяносто процентов населения этих мест. Остальные десять составляла охрана да мелкие чиновники, рассредоточенные по пограничным пунктам, а уж их в доброте упрекнуть было трудно.

Мы постарались избежать встречи с ними, предприняв долгую ночную прогулку по пояс в воде оросительного канала и поднырнув под ржавой колючей проволокой, обозначавшей собственно границу. Проволока как напоказ была натянута на массивных фарфоровых изоляторах, а на державших её столбах висели грозные предупреждения на урду и английском о смертельной опасности, с красным черепом и костями на каждой табличке. Но каждый местный знал, что ток отключили ещё в последнюю войну шестьдесят восьмого года, когда обе стороны уничтожили электростанции противника.

– Когда я был мальчишкой, – вспоминал Сафараз, – любой мог добраться из Афганистана до Цейлона, ни разу не предъявив документов. Никому не приходилось за день пересекать две разных границы. Это хорошо контрабандистов, и только.

Затем мы отправились в Лахор, сначала пешком, потом на арбе, запряженной волами и, наконец, на крыше почтового фургона, мотор которого давным-давно переделали под газогенератор.

Магазин Йева Шалома, где можно купить все, начиная с поменявшего с десяток хозяев верблюжьего седла до пожарной машины последней модели, разместился на базаре Анакали. Его фасад занимал не больше восьми футов, но стоило вам миновать на входе старика-кашмирца, занятого починкой молельных ковриков, а следом ещё более древнего бухарского еврея-ростовщика и двух праздно развалившихся в полумраке у стены борцов-белуджей, занятых в основном созерцанием собственных пупов, как вы оказывались в небольшом внутреннем дворике среди кип рассортированной рухляди, собранной со всех закоулков Азии, потрясенные какофонией запахов от розового масла до самого настоящего навоза, который тщательно сортировали, а затем продавали садовникам, выращивавшим розы, за что те расплачивались розовым маслом. Затем душистый товар для парфюмерной промышленности отправляли крупными партиями морем в Грас, что на юге Франции. Этот бизнес приносил около семи миллионов долларов в год и являлся одним из многочисленных можно сказать побочных занятий Йева.

Надеюсь теперь у меня нет нужды распространяться о многочисленных талантах моего друга. Он очень разносторонняя личность. Ведь всякий, кто может пробежать взглядом по сотням тюков с ослиным навозом и найти тот единственный с примесью буйволиного, который тяжелее, но грозит розам заболеванием мильдью, и одновременно рассматривать предложения на поставку оросительного оборудования, просто обязан ими обладать.

Никто не объявлял о нашем прибытии, но хозяин нас встретил. Долго я никак не мог решить этой загадки, а на самом деле у старого хрена из Бухары была под рукой потайная кнопка звонка, память как у компьютера и простейший код. Один звонок возвещал о посетителях, которых по его мнению Йев мог приветствовать лично, два для тех, на которых ему, возможно, захочется сначала бросить оценивающий взгляд из окна, а три соответствовало "извините, но мистер Шалом уехал из города и нам ничего не известно о дате его возвращения". Если ты не подходил ни под одну из этих категорий, звонок безмолствовал. Одно движение бровей, и пара борцов – белуджей неторопливо покидала свое место и занимала позицию у двери. Они никогда не раскрывали ртов, но лишний раз объяснять не приходилось. Возможно, причиной тому был их шестифутовый рост и соответствующее телосложение.

Ни одного посетителя не обходили вниманием, а клиенты Йева разнились от высших правительственных чиновников до замызганных бродяг вроде нас.

Он приветствовал нас братским жестом. Вам, вероятно, известно, что я имею в виду – мелкий торговец с лондонской окраины, бедный погонщик верблюдов в Кайбер Паса и богатый нефтепромышленник из Далласа пользуются им только в особых случаях. Ну, а если вам все ещё непонятно, о чем речь, то не стоит ломать голову. В действительности я скорее был заблудшим братом, а Йев – не только самой примечательной личностью в этих краях, неукоснительно соблюдавшей дух и букву кодекса чести, самым крупным торговцем в Азии, но и единственным человеком, которому я мог без колебаний доверить свою жизнь, жену, кошелек или секретную информацию.

– Тебя здесь кто-то дожидается, Идвал Риз, – сказал он.

– Я знаю. Извини, что превращаю твой дом в караван-сарай, но он сам выбрал это место.

– Муссоны, пожары, наводнения и голод знакомы всем, – сухо улыбнулся он.

– Неужели все так плохо?

– Не в этом дело. Я имел в виду неизбежность. Такие события время от времени случаются, и никто не в силах помешать их приходу, но мудрый человек сделает необходимые приготовления. Так что давай будем считать его неким предвестником. Никогда бы не подумал, что он вот так, спокойно появится у меня, когда за ним развернулась такая охота. Послушайся старика, скажи ему "нет".

– По какому поводу?

Он развел руки и пожал плечами.

– В ответ на его предложение.

– В чем оно состоит?

– Ты считаешь, он доверяет мне свои секреты?

– Если тебе действительно захочется что-то узнать, в этом не будет необходимости.

– Мне это не интересно, но все равно спасибо за комплимент.

– При чем здесь комплименты, – парировал я, – просто констатация фактов.

В действительности это было и тем и другим одновременно. Он все прекрасно понимал. Я затронул тему, являвшуюся предметом его маленького тщеславия, ведь в прозорливости и информированности соперничать с ним не мог никто. Йев Шалом ухмыльнулся, как стареющий эльф, лицо его сморщилось, послышался низкий, грудной смех и в такт ему задрожали пейсы. Сафараз за моей спиной попытался составить ему компанию, но Йев немедленно смолк.

– Разве твой патан со времени нашей последней встречи стал понимать по-английски? – раздраженно бросил он.

– Ни единого слова, – заверил я. – Ему просто нравится участие в самом процессе.

Это было правдой. Сафараз владел родным пушту, арабским и урду, но английский, за исключением нескольких ругательств, ему не давался. Но это не мешало патану стремиться произвести впечатление, что он понимает его не хуже выпускника Оксфорда.

– Скажи патану, пусть отправляется на мужскую половину, переоденется, помоется и поест, – сказал Йев, а как только я повернулся к слуге, добавил на пушту: – Еще передай ему, что если он собирается по пути пялить глаза на женщин, мои белуджи отрежут ему погремушку и бросят его братьям – диким котам.

Сафараз удалился, сопя от удовольствия, поскольку это предупреждение стало скорее данью уважения его мужским достоинствам и было ближе грубому сердцу патана, чем цветастые формулы гостеприимства, произнесенные менее проницательным человеком.

Йев взял меня за локоть и провел через арку в другой дворик, ещё более захламленный, чем первый, потом по каменной лестнице в большую мастерскую, в которой ремесленники шили вручную лучшие седла для игры в поло, какие только можно было найти на субконтиненте, где зародилась эта игра. За ней шла ковровая мастерская, изделия которой можно было встретить на Пятой авеню и Бонд-стрит чаще, чем оригиналы из Персии, служившие здесь образцами. Потом мы миновали склад, заваленный восточным антиквариатом, цена которого на любом рынке мира могла составить гигантскую сумму; здесь же была сложена самая удивительная рухлядь – от кресла цирюльника на грубо обтесанной подставке или лат монгольского воина до кипы изъеденных молью солдатских рубах времен Киплинга. Не стоило даже гадать по поводу разнообразия товаров – у него было все.

Я приблизительно представлял общую схему расположения строений, хотя до точного знания географии его владений мне было далеко. Этого не знал никто, кроме Йева и его сына Соломона. Они занимали всю северную часть базара Анакали и, скорее всего, не меньше двух соседних городских кварталов. Их окружало множество магазинов, харчевен, сикхских храмов, мечетей, караван-сараев и борделей, примыкавших к массивной каменной стене футов тридцати в высоту, которая окружала империю Шалома. Ее строительство начал ещё прадед, впоследствии её расширяли и укрепляли его наследники, сделав самой несокрушимой твердыней, какой только может стать любое укрепление, если не иметь в виду тактику современных военных действий. Кроме входа, которым я воспользовался, с внешним миром его владения соединяли ещё трое ворот, известные только узкому кругу людей. Я входил в число этих счастливцев, но пользовался такой возможностью только в случае крайней необходимости.

После пятнадцати минут энергичной ходьбы мы неожиданно оказались в самом центре лабиринта. Только что над нами был сводчатый потолок склада верблюжьих седел, и вот уже мы оказались во дворе, в центре которого в кольце карликовых пальм журчал фонтан, от которого веяло прохладой. Тишину нарушал только плеск воды да щебетание экзотических птиц в большом вольере.

Стояла полная луна, и натянутая над головой крупноячеистая камуфляжная сеть отбрасывала причудливые тени. Она не мешала доступу воздуха и света, но не позволяла ничего разглядеть даже с низколетящего самолета. Мы оказались в самом центре владений. Прямо перед нами был дом Йева, справа от него перед небольшой семейной синагогой – жилище Соломона, фасадом выходившее на дом для гостей и квартиры для слуг.

Хозяин провел меня в апартаменты на верхнем этаже – спальня, гостиная и ванная, как могли бы сказать в Англии, но здесь эти привычные термины не годились. Все стены, пол и даже потолок были одеты в мрамор, для каждой комнаты разный: в первой – розовый из Сивалика, затем небесно-голубой из Удайпура, а ванная сияла изумрудными оттенками молодой листвы. Особая полировка мягко, без слепящих бликов отражала свет, проникавший с улицы через широкие балконы.

– Твой друг расположился по соседству, – заметил Йев, но сначала прими ванну, переоденься, поешь и тогда сможешь разговаривать с ним на равных, Идвал Риз.

Это был первый комментарий по поводу моего вида. Даже если бы я появился перед ним в шотландском килте и цилиндре, Шалом никогда бы не позволил себе прямое замечание по этому поводу.

Я кивнул и сел прямо на пол, чтобы не запачкать королевских размеров кровать или обтянутые дамасским шелком стулья.

– Ты прав, – поддакнул я. – Ты всегда прав, Йев, но, возможно, на этот раз я не послушаюсь твоего совета. Все дело в том, что я уже получил с него задаток.

– Верни обратно, – возразил Шалом. – Ты прекрасно знаешь, что я всегда возьму твою расписку под пять процентов годовых.

– Конечно, – согласился я, – но ещё я знаю, что ты её потом порвешь. Мы ведь ещё не дошли до этого, верно? Я никогда не беру в долг у друзей, а только рассчитываю на их гостеприимство.

– Ты просто устал, иначе я бы не слышал этих глупостей. "Друзья" и "расчеты" в одной фразе не имеют никакого смысла, Идвал Риз. Если я ссужу Соломону денег, разве он станет моим должником?

– Нет, это будет просто чудо. Вытащить у старика кругленькую сумму? Бог мой, ведь это все равно, что ощипать курицу, несущую золотые яйца!

Позади нас появился сияющий Соломон и протянул мне руку.

– Как поживаешь, дружище?

Попробуйте, если сможете, нарисовать в своем воображении эту сцену. Йев – невысокий аккуратист, с аристократическими замашками на манер Хайле Селассие, лишенный пышности, но само воплощение достоинства – настоящий ортодокс в безукоризненном кафтане и с ермолкой на голове. Его сын розовощекий толстяк, вроде заурядного боксера-тяжеловеса, ставшего мелким импрессарио, каковым он собственно и был, пока Йев не вытащил его сюда из лондонского Ист Энда.

В свое время отец отправил Йева учиться в Англию; школа, затем Оксфорд обеспечили ему приличное образование. Лея, мать Соломона, была девушкой своеобразной: привлекательной и изящной, но с довольно твердым характером. По правде говоря, когда Йеву пришла пора возвращаться в Лахор, он даже не догадывался о её беременности, а она не сочла нужным поставить его в известность. Тридцать лет спустя, оказавшись в Лондоне, он попытался найти Лею, но к тому времени её уже лет десять не было в живых, а маленькая еврейская булочная, где она работала, уступила место огромному билдингу с офисами множества компаний.

К счастью, ему удалось встретить кое-кого из общих знакомых. При первой же встрече Соломон на сочном кокни послал его куда подальше, но Йев упорствовал и в конце концов увез с собой блудного сына. Теперь их отношения перешли в любовь и уважение. Хотя вообще-то эти качества у евреев в крови, но двух других людей, столь непохожих, как эти, мне ещё встречать не приходилось.

Он едва не вывернул мне запястье и одновременно похлопал по плечу свободной рукой, а с его губ слетали самые оскорбительные слова, на которые только способен кокни, когда испытывает к тебе привязанность и считает своим приятелем.

– О, Боже! – грохотал Соломон. – Ты выглядишь как сводник из аденского борделя после ночных бдений на угольном пирсе. От тебя несет, как от козла. На кого ты сейчас работаешь? На желтых или на красных?

Йев не одобрил подобную развязность и резко его одернул, велев заказать мне ужин и распорядиться по поводу новой одежды.

– Нет проблем, – отозвался Соломон. – Европейскую или местную? Мы можем найти тебе все, что угодно, за исключением бекона и сутаны ирландского священника.

Я выбрал плов из баранины и свободную пенджабскую рубаху с брюками, а когда полчаса спустя выбрался из горячей ванны, меня ждала ещё и бутылка шотландского виски. Но никакого удовольствия мне это не доставило, потому что в комнате к тому времени уже появился Гаффер.

Глава вторая.

– Ты не выходил на связь, – упрекнул он.

– Мне удалось остаться в живых, а твои люди мертвы, – я налил себе изрядную порцию виски, сел на пол, скрестив ноги перед медным подносом с едой, и приступил к трапезе, словно это занятие целиком поглотило мои мысли. Получилось немного по-детски, но если теперь ему приспичит начать расспросы, у меня появится некоторое преимущество. К тому же я был очень голоден.

– Что случилось? – спросил он после затянувшейся паузы.

– Возможно, тебе уже все известно, но раз уж ты поднял эту тему, то я потерял связь.

– Я имел в виду сроки. Предполагалось, что ты ещё позавчера встретишься с Уэйнрайтом.

Я перемешал рис с бараньей подливкой, обильно полил соусом "чили" и отправил в рот. Никто не смог бы поддерживать беседу в таком положении, так что ему придется целую минуту ждать и злиться, пока я прожую, проглочу, запью водой и начну готовить себе следующую порцию, а ведь только такое отношение к еде считается в этих краях проявлением вежливости.

– Послушай, Риз, – сердито буркнул он. – Пошли к черту эту дурацкую восточную учтивость. Скажи, что произошло?

– Это допрос?

– Ты прекрасно знаешь, что так оно и есть.

– Тогда продолжай в том же духе.

Я не стал извиняться. С Генри Джорджем Гаффни дело можно было вести только так. Уступи ему инициативу, и он тут же сядет тебе на шею.

– Извини, – хмыкнул Гаффер. – Расскажи все с самого начала... последнее слово комом застряло у него в глотке, – пожалуйста.

– Я встретил Уэйнрайта в калькуттском отеле "Грейт Истерн" двадцать пятого числа прошлого месяца после письменного приглашения, полученного от него двумя днями раньше. Он предлагал мне работу.

– В чем она заключалась?

– Как я понял, он действовал в твоих интересах. Мне стоит вдаваться в подробности?

Он кивнул, и стало ясно, что старик хочет проверить не только Уэйнрайта, но и мою роль в этом деле.

– Мне нужно было связаться в инспектором Пирлалом Надкарни из индийской спецслужбы и обеспечить ему вместе с ещё несколькими лицами переход границы с Непалом.

– Он называл остальных?

– Нет.

– Продолжай.

– Уэйнрайт подчеркнул, что с нами будет официальное лицо от правительства Индии, поэтому все должно происходить в строжайшем секрете. Никаких контактов с властями по обе стороны границы. На случай провала мы должны были изображать заблудившихся сотрудников Бомбейского музея, занимающихся сбором редких растений. Всем остальным предстояло заниматься Надкарни.

– Он не намекал тебе, в чем причина такого маскарада?

– Ни в коей мере. Только сказал, что нужно поменять одного из нашей компании на какого-то типа по ту сторону границы.

– В чем же заключалась твоя роль?

– Предполагалось использовать мое знание тех мест и языка.

– В самом деле?

– Ты ведь сам это знаешь, иначе зачем стал бы меня нанимать?

Небольшая победа. Одна из тех, которая приносит удовлетворение уже от одного созерцания его раздражения. Во время допроса он терпеть не мог выпускать из рук инициативу.

– Продолжай, – буркнул он.

– Как было условлено, я встретился с Надкарни.

– Где?

– В дешевой ночлежке под названием "Сарош-отель" на окраине Барильи, двадцать девятого.

– Инкогнито?

– Мы с моим патаном были одеты как пенджабские мусульмане, а Надкарни играл роль мусульманина европеизированного.

– К чему этот маскарад?

– Он говорил на южном хинди, как уроженец большого города, а его урду был просто ужасен, так что приходилось выдавать его за преподавателя университета.

– Он посвятил тебя в детали операции?

– Не тогда. Надкарни просто подтвердил информацию, полученную от Уэйнрайта. Мы перебрасываем одного человека через границу, а другого забираем обратно. Он ещё раз подчеркнул необходимость соблюдать строжайшую тайну.

– Ты не просил его вдаваться в детали?

– Естественно, нет. Очевидно, на этой стадии ему хотелось только обрисовать суть дела. Однако я захотел уточнить место нашего рандеву. Он показал мне его на карте – точку на горной тропе в нескольких милях по ту сторону границы.

– Кто выбрал место?

– Понятия не имею. Хотя мне оно совсем не понравилось.

– Нельзя ли конкретнее?

– Слишком неопределенно. Мы должны были попасть туда под покровом темноты, а в таких условиях трудно сориентироваться на местности точнее пары миль.

– Ты высказывал ему свои сомнения?

– Да. Он даже согласился, но от нас ничего не зависело. Все было согласовано заранее.

– Хорошо, продолжай.

– Надкарни проинструктировал меня о нашей следующей встрече тем же вечером после захода солнца в одном бунгало неподалеку от границы с Непалом. Там мы с патаном встретили всех остальных: американца по имени Уилбур, араба, чье имя я так и не узнал, проводника – сикха и двух агентов в штатском.

– Приходилось тебе встречать кого-нибудь из них раньше?

– Только Уилбура.

– Что тебе о нем известно?

– Это человек ЦРУ.

– Он тебе сам сказал об этом?

– Не было нужды. Мне просто уже приходилось работать с ним раньше.

– Где?

– Извини, но это тебя не касается. Меня наняли на конкретное дело, гонорар плюс подписка о неразглашении – тебе и без меня все прекрасно известно.

– Ладно, что же случилось потом?

– Надкарни отослал агентов назад, а остальная компания тронулась в путь, но проводник сбился с пути.

– Если ты такой всезнайка, зачем тебе понадобился проводник?

– Я имею общее представление о тех местах, но не более, и я с самого начала высказал свои сомнения Надкарни и Уэйнрайту.

– Кто его нанял?

– Точно сказать не могу, вероятно, Надкарни. Дела с самого начала пошли ни к черту. Араб, которого, видимо, должны были оставить по ту сторону границы, меньше всех горел желанием участвовать в этом мероприятии и едва шевелил ногами, задерживая всю группу. Он даже пытался купить себе свободу.

– Как именно?

– Принялся обхаживать Надкарни и предложил ему двадцать пять тысяч долларов за возможность побега.

– Как тот отреагировал?

– Никак. Надкарни плохо говорит по-арабски, так что клиенту пришлось общаться со мной. Я сразу его отшил, тогда он повысил ставку до восьмидесяти пяти тысяч.

– И что за этим последовало?

– Не так много. Нам пришлось вернуться туда, где по мнению сикха проходила тропа, но на нас напали и перебили почти всех наших спутников.

– А тебе удалось смыться?

– Да, вместе с патаном Сафаразом.

– Вам везет.

– Не совсем. Я обязан жизнью чутью Сафараза. Очевидно, ему удалось что-то заметить буквально за долю секунды до нападения. Он сразу же бросился в реку и увлек меня за собой.

– Значит, он мог ожидать чего-то подобного?

– Патаны всегда настороже. В тех краях, где он вырос, люди делятся на две категории: одни обладают отличной реакцией, а другие мертвы. Если ты не принадлежишь к первой, то автоматически попадаешь во вторую.

– Ты ему полностью доверяешь?

Все это время он старался вывести меня из себя, но я уже был знаком с манерами старого пройдохи и не попался на удочку. Чтобы иметь с ним дело, нужно обладать темпераментом пожилого, флегматичного копа с безупречной репутацией, попавшего под перекрестный допрос защиты на судебном заседании. Одна вспышка ярости – и он как опытный дзюдоист использует её против тебя.

– Абсолютно, – мрачно буркнул я.

– Остальные были захвачены врасплох?

– Боюсь, что так.

– Включая араба?

– Несомненно. За это могу поручиться. На следующее утро мы нашли Надкарни, Уилбура, араба и проводника мертвыми.

– Что исключает предательство с их стороны.

– Согласен.

Ему, вероятно, хотелось вызвать мое возмущение, сделав упор на "них", но я снова не отреагировал. Мой гость закурил, а я вернулся к плову.

– Тебе удалось разглядеть нападавших? – спросил он после затянувшейся паузы.

– Да, это тибетские кампы.

– Очень проницательно с твоей стороны – в такой темноте и все такое.

– На следующее утро света было достаточно. Нам с Сафаразом удалось довольно близко подобраться к ним по противоположному берегу реки. Они явно поняли, что кому-то удалось уйти, и всю ночь искали нас вниз и вверх по течению, но не удосужились посмотреть у себя под носом. Потом поиски прекратили, раздели трупы и ушли в горы.

– Что это на твой взгляд – обычный бандитизм или тщательно спланированная операция?

– Несомненно последнее. Кампы промышляют разбоем, но у них есть свои излюбленные места: караванные тропы и так далее. Эти люди охотились за нами, а не за добычей.

– Я вижу, это им удалось. Что же ты стал делать дальше?

– Насколько мог, следовал инструкциям Уэйнрайта: доставить сюда человека, которого мы должны были встретить по ту сторону границы, ведь Надкарни как индийский полицейский не мог пересекать границу Пакистана. Вот мы здесь и оказались, правда в неполном составе.

Он неторопливо кивнул, задумчиво взглянул сквозь сигаретный дым на потолок, потом рука его потянулась во внутренний карман изрядно перепачканной грубой хлопчатобумажной куртки, и передо мной упала толстая пачка банкнот. Я поблагодарил его и спрятал деньги, не пересчитывая. Гонорар минус задаток, который я получил от Уэйнрайта во время первой встречи. К тому же это служило знаком окончания официального допроса, и все, что может за этим последовать, останется сугубо между нами.

– Кто может стоять за этим, Риз?

– Очевидно тот, кто назначал рандеву.

– Это был Уэйнрайт.

– Я от него не в восторге, но в это трудно поверить. В любом случае это твой человек. Вот сам с ним и разбирайся.

– Не могу. Он у них в руках.

– Кто эти "они"?

– Давай пока будем называть их "они", но с большой буквы.

– Значит, его прижали, и он заговорил. При определенных обстоятельствах и ты, и я могли поступить так же.

Он рассеянно кивнул, потом наконец заметил:

– Ты хочешь сказать, что я не гожусь в герои и не могу требовать того же от своих людей. На первого же типа, который подойдет ко мне с раскаленными щипцами в одной руке и удавкой в другой, сразу обрушится поток моих откровений. Вопрос здравого смысла. Нет, причина не в этом. Если бы Уэйнрайта схватили по эту сторону границы и переправили туда, можно было ожидать чего-нибудь подобного. Но это не так. Мне кажется, он исчез уже после засады.

– Из твоих слов можно заключить, что он предатель.

– В других обстоятельствах, – он пожал плечами, – я скорее поставил на то, что солнце взойдет на западе, чем... – мой собеседник умолк и поджал губы, словно приходя к какому-то решению. – Ну, вот... Хочешь познакомиться с обстановкой?

– Нет, – твердо возразил я.

Контракт, насколько это было в моих силах, выполнен и больше не имел ко мне никакого отношения. А если Гаффер, настоящий инквизитор по части вытягивания информации, предлагает познакомить меня с подробностями, это может означать только одно – продолжение моего участия в деле.

– Никаких обязательств, – увещевал он, – можешь отказаться в любой момент, и я не буду на тебя давить. Мне просто хотелось бы выслушать твое мнение. Давай, Риз, ты единственный человек, у кого я могу просить помощи. Мне кажется, ты это знаешь.

Но я совсем не разделял его уверенность. Мне трудно было представить, что он вообще мог просить помощи у кого бы то ни было. Услышать от него подобное признание просто интересно, и, если говорить честно, я был заинтригован. У меня давно не осталось иллюзий по поводу природы шпионажа или таинственных субъектов, зарабатывавших этим ремеслом на жизнь, но Уэйнрайт в нашем деле был одним из немногих честных людей. Я сказал Гафферу, что мне он не нравился. Это не совсем так. Если говорить точнее это он меня недолюбливал. Уэйнрайт считал, что во время совместной работы над предыдущим делом я не поленился ещё и настучать на него. На самом деле это не имело ничего общего с действительностью. Просто старый ублюдок оказался ещё и интриганом. Ему не составило труда переиначить на свой лад какое-то положение моего отчета и познакомить со своими домыслами Уэйнрайта, а тот мне этого никогда не простил.

Теперь же виновник этой заварухи потянулся за бутылкой и щедро наполнил мой бокал, а затем плеснул несколько капель на дно своего. Перехватив мой взгляд, он криво ухмыльнулся.

– Все нормально... Я не намереваюсь накачать тебя до беспамятства, просто мне нельзя пить. Проклятая язва.

– Перейдем к делу, – предложил я. – Сегодня вечером я собираюсь вернуться в Индию, а без паспорта придется немного прогуляться.

– Тебе говорит что-нибудь фамилия Поляновский? – поинтересовался он, и я нетерпеливо кивнул.

Неуместный вопрос. Фамилия эта попала на первые полосы всех известных газет. Он был первым секретарем советского посольства в Дели. На одном из внутренних рейсов в Калькутту доисторический "Дуглас" местной авиакомпании захватили террористы и посадили на заброшенной посадочной полосе где-то у северо – восточной границы. Самолет взорвали, а экипажу вместе с пассажирами разрешили добираться до благ цивилизации в пешем порядке. Вернулись все – за исключением Поляновского, которого бандиты увели с собой. Он-то и стал предметом торга. Сначала за его освобождение потребовали отпустить двенадцать сидевших по разным тюрьмам политзаключенных – китайцев. Переговоры ещё продолжались, но по общему мнению индийское правительство, слишком озабоченное сохранением дружеских отношений с великими державами, готово было уступить всем требованиям.

– Ладно, – продолжал Гаффер, – значит, ты в курсе. А кто по-твоему выкрал Поляновского?

– Как сообщали, это были маоисты, действовавшие без ведома китайского руководства.

– Эти люди пока ещё не готовы к подобным фокусам, – покачал головой он. – В наши дни для захвата самолета одного желания и пары томиков председателя Мао явно недостаточно.

– Они могли нанять кого угодно.

– Нынешние расценки на захват самолета колеблются в районе двух миллионов долларов. Думаешь, китайцы, отчаянно нуждающиеся в иностранной валюте, готовы расстаться с такой суммой ради двенадцати никому не нужных бездельников?

– Тогда кто?

– Сами русские.

– Похищать своего же? С какой стати?

Он стал похож на самодовольного фокусника на детском утреннике, триумфально извлекающего из маленькой шляпы громадного кролика.

– Он собирался сбежать к американцам.

– Проще было самим уладить это дело, не прибегая к таким сложным трюкам, – возразил я.

– Может подскажешь, как?

– Вызвать в Москву. Самое очевидное решение.

– Его отозвали ещё за две недели до похищения, – сообщил Гаффер. – Он оправдывал промедление болезнью желудка. Но хитрость заключалась не только в этом. Ему начали что-то подмешивать в пищу. Поляновский догадался и под каким-то благовидным предлогом питался только лично купленными на базаре консервами. Долго так продолжаться не могло, рано или поздно до него бы добрались.

– И что он предпринял?

– Вошел в контакт с янки, попросил ускорить события и получил добро. Его должны были отправить из Калькутты рейсом "Пан Америкен", и предложили ночью перелезть через ограду посольства, где будет ждать машина. Затем аэропорт, ночной рейс в Калькутту, – но самолет захватили.