Текст книги "Господство"

Автор книги: Бентли Литтл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)

Дверь отворилась, и в кухню шумно вошла мать Дженин, Она сняла рабочие перчатки, задев при этом оконную раму, и начала свое обычное:

– И зачем это… – Но, увидев Диона, остановилась на половине фразы и улыбнулась: – Привет.

– Это Дион, – сказала мать Фелиция. – Приятель Пенелопы.

– Дион? – Улыбка матери Дженин стала шире. Она потянулась, взяла его за руку и нежно пожала. – Очень счастлива познакомиться с вами. Очень. Я… тетя Пенелопы, меня зовут Дженин.

– Добрый день, – сказал он.

Увидев, что матери обменялись открытыми взглядами и одобрительными улыбками, Пенелопа покраснела, но глаза не отвела. Она была смущена, но одновременно и горда. Еще ни разу она не приглашала мальчика к себе домой, и ей было приятно, что первым, кого она выбрала, оказался Дион – хорошо воспитанный молодой человек, приятной наружности и с приятными манерами, уважительный, и что матери его явно одобрили.

– Не хотите пройти посмотреть винный завод? – спросила мать Дженин. – Я бы с удовольствием…

– Нам надо заниматься, – поспешно произнесла Пенелопа.

– Мы можем позаниматься и после, – предложил Дион.

– Нам нужно заниматься, – повторила она твердо.

Он кивнул.

– Хорошо, – согласился он. – Хорошо. – Он протянул пустой стакан матери Фелиции. – Спасибо.

Некоторое время стояла тишина. Дион сознавал, что все на него смотрят, и испытывал от этого неловкость. Он переминался с ноги на ногу, не зная, что сказать, пока его не выручила Пенелопа, предложив пойти в сад.

– Мы будем заниматься в саду? – спросил Дион.

Она засмеялась.

– Я покажу тебе. Пошли.

Он попрощался с двумя женщинами и последовал за Пенелопой. Ничего особенного, кажется, не случилось, но у него было такое чувство, что он прошел своего рода испытание. Он шел за Пенелопой и никак не мог понять, понравились ему ее мать и тетка или нет.

Они прошли через библиотеку, Пенелопа отодвинула большую раздвижную стеклянную дверь и вышла наружу.

Глава 16

Френк Дуглас был барменом. Причем очень давно – тридцать три года из своих пятидесяти шести. И хотя диплома психолога у него, ну конечно, не было, находясь за стойкой, он довольно хорошо научился распознавать людей. Каждого индивидуально и толпу в целом. Он разливал выпивку, вытирал бокалы, вел поверхностную беседу с кем-нибудь из разговорчивых постоянных клиентов, но одновременно измерял, оценивал, прикидывал. И так все время. Он был похож на радиолокационную антенну, зондирующую окружающее пространство.

А вот эта публика была странной и непонятной.

Он налил себе минеральной воды и выпил залпом половину бокала. В последнее время вечерние посетители вообще стали какими-то непонятными. Его бар «Пионер» обычно привлекал уравновешенных клиентов, тех, кто хотел пропустить после работы и пообщаться вечером друг с другом. В большинстве своем это были солидные любители пива из рабочих. В последние несколько недель состав клиентов постепенно начал меняться. Нет, даже не состав. Потому что люди оставались теми же. Они носили ту же одежду, ездили в тех же автомобилях, приходили и уходили в то же время, что и прежде. Но они изменились как-то внутренне, и одновременно изменилась обстановка в баре. Ведь как было прежде – здесь был настоящий дискуссионный клуб. Подробно обсуждались все спортивные события уик-энда, разного рода домашние дела, покупки. Теперь все это куда-то ушло. Разговоры стали спокойными, менее открытыми, более личными, даже можно сказать интимными. И чаще всего беседовали двое, обычно мужчина и женщина.

И самое главное, большинство клиентов пили не пиво, а вино.

Много вина.

Френк допил минеральную воду, сполоснул бокал и прошелся взглядом по кабинкам в задней части бара. Когда-то постоянно пустовавшие, они стали теперь весьма популярными и всегда были заняты. Люди сидели там в полумраке очень близко друг к другу.

Это было самое странное. Большинство из них знали друг друга многие годы, они были друзьями или хорошими знакомыми. Это были приятели по бару, они приходили сюда пообщаться друг с другом, а любовные дела устраивали где-то в других местах. Теперь же внезапно каждый из них нашел женщину. Они вели себя так, как старшеклассники в период течки.

Вот этого-то Френк и не мог понять.

По знаку кровельщика Джоша Олдриджа он достал из холодильника еще одну бутылку вина и поставил перед ним на салфетку.

И еще в одном он никак не мог разобраться: у него было такое ощущение, что под внешним спокойствием скрывается едва сдерживаемый шторм. Это было странное чувство, необъяснимое чувство, и оно не проходило, с каких бы разумных позиций он ни пытался его оценить. В баре стоял слабый гул, все разговаривали тихо, пары ласкали друг друга в кабинках, но, несмотря на это, у него было такое впечатление, что достаточно очень легкого возмущения, чтобы возбудить их всех, чтобы на поверхность немедленно вырвалась жестокость, скрывающаяся до поры до времени под внешним лоском.

Где только ему не доводилось служить барменом, в каких только городах и весях. Он смешивал напитки в дискотеках и панк-клубах, в барах для ковбоев и рокеров. Уж кто-кто, а он почуять опасность умел. И хотя сегодня вечером его клиенты были вежливыми, вели себя вполне прилично и, казалось, искали только общения друг с другом, он чувствовал, что они ищут чего-то большего. Чего-то порочного, связанного с насилием.

И это его пугало.

Глава 17

На скалистой вершине располагались здания совсем не такие, как на винном заводе Аданем. Другие. Величественные сооружения с высокими дорическими[20]20
  Дорическая колонна – колонна, отличающаяся отсутствием базы и простой формой верхней части – капители.


[Закрыть] колоннами, которые поддерживали тяжелые антаблементы,[21]21
  Антаблемент – верхняя часть сооружения, обычно лежащая на колоннах.


[Закрыть] декорированные причудливо резанными фризами.[22]22
  Фриз – кайма, бордюр, обычно украшенный орнаментом.


[Закрыть] Три здания стояли вплотную друг к другу – в середине большое, а с обеих сторон к нему примыкали два поменьше. Перед средним зданием стояла очередь – одни мужчины, – длинная очередь, которая, причудливо извиваясь, спускалась вниз по голому склону. Каждый держал в руках корзину – а большинство по две – с фруктами и плодами недавних смертоносных развлечений.

Он не хотел иметь с этими людьми ничего общего. Хотелось есть, и очень, но эти фрукты и прочее содержимое корзин ему не были нужны. Пища, которую он жаждал, находилась далеко внизу под храмами, в долине.

Храмы. Вот что это были за здания.

Он повернулся и, не обращая внимания на очередь, побежал вниз с горы. Не бежал, а летел. У него была сила и ловкость, которые казались ему естественными, но в то же время он сознавал, что они сверхчеловеческие. Он пролетал большие расстояния над неровной поверхностью, и ноги сами собой обретали точку опоры. Он бежал, перепрыгивая с камня на камень.

И вот он уже у подножия горы и торопится к деревьям, за которыми луг. Он ощущал сладкий запах вина и мускусный аромат женщин.

Он опоздал. Праздник уже начался. Два бочонка с вином были наполовину пусты. По траве в беспорядке разбросаны бокалы, некоторые разбиты. Людей здесь собралось примерно сотня, они смеялись, выкрикивали что-то, пели. Они все были пьяны и большинство совершенно голые. На мягкой траве совокуплялись пары – мужчины с женщинами, женщины с женщинами, мужчины с мужчинами.

Он выбежал в центр луга.

– Я здесь! – объявил он. Его громкий, гулкий голос эхом отдавался позади в горах.

Его окружили люди. Он вдруг понял, что этот праздник затеян в его честь. Ему сунули в руки огромный кубок с вином, и он мгновенно его осушил. Кубок был немедленно заменен другим, потом еще и еще, пока он не выпил десятый. И все равно жажда не погасла.

Он почувствовал себя обновленным, готовым удовлетворить наконец и голод.

Он пробуждался, его окутала густая смесь запахов – аромата вина, тяжелого мускусного благоухания женщин и мужского пота.

Он вгляделся в лица людей, стоящих перед ним. Ему сейчас нужны были двое.

Глаза выхватили из толпы две фигуры в широких балахонах – мать с юной дочерью. Он кивнул, и они обе скинули свое убранство. Женщина была полногрудая, а вся промежность покрыта густыми волосами. У дочери в этом месте пробивался легкий пушок, а грудь только начала созревать. Он сбросил с себя одежду одним легким движением, как будто вышел из нее. При виде его громадного органа две женщины застыли с расширенными глазами, трепеща от желания.

Первой он взял женщину. Наклонил к бревну и вошел в нее сзади. Остальные участники празднества весело наблюдали за действом. Она вскрикнула, дрожа от экстаза и радости, а его движения становились все более лихорадочными и грубыми. Окружающие обливали их вином, и женщина начала дергаться и взбрыкивать. Чувствуя приближение оргазма, он схватил ее голову и начал бить ею о бревно.

Она перестала дышать задолго до того, как он кончил, только кровь продолжала капать из ее разбитой головы.

А после на колени ему села дочь, и он насадил ее на свой кол, буквально разорвав пополам. Удовлетворение пришло к нему как раз в момент ее смерти, и он, издав торжествующий крик, вскочил на ноги. И тут вокруг него началась бойня. Визги удовольствия и экстаза смешивались и переплетались с криками боли, и эти звуки были для него, как самая прекрасная музыка. Он вдыхал в себя ароматы крови, секса и смерти и гордо смотрел вниз на изувеченные тела матери и дочери. Они были мертвы, но жизненная сила еще полностью их не покинула, и ноги их все еще трепыхались, как будто в экстазе.

* * *

Голова Диона вздрогнула на подушке, и он внезапно проснулся. Перед ним все еще стояла картина: юная девушка и ее мать дергались, покрытые спермой и кровью. Его затошнило от отвращения и страха. Он закрыл глаза, глубоко вздохнул и снова открыл. В комнате было почти совсем темно, ночные тени в углах были более пугающими, чем обычно. Он весь был потный.

И еще он был возбужден.

* * *

– Ну как прошел первый сеанс? Удалось забраться к ней под юбку и накормить сосиской?

Дион, не отвечая, захлопнул свой шкафчик.

Кевин усмехнулся:

– Ну давай же, чего ты. Уж мне-то рассказать можно.

– Мне бы хотелось, чтобы ты не говорил о Пенелопе в таком тоне.

– Слышишь? – Кевин схватил за рукав проходящего мимо парня. – Оказывается, у них любовь.

Дион перехватил его руку.

– Эй, приятель, ведь я серьезно.

Улыбка исчезла с лица Кевина.

– Извини. Я просто пошутил.

– Ладно, оставим это.

– Но почему такая серьезность?

Дион пожал плечами, рассеянно перебирая книги.

– Не знаю.

– А все же?

– Сейчас будет звонок, – сказал Дион, меняя тему.

Они пошли.

– Поедешь с нами в пятницу? – спросил Кевин. – Мы собираемся на озеро Берриесса.

– Извини. Возможно, у меня как раз в это время будет свидание.

– Возможно? То есть ты хочешь сказать, что еще не знаешь? Ты что, ей ничего не сказал?

– Нет, – признался Дион.

– Ну, Дион, не будь же таким слабаком. Возьми и пригласи ее. Какие еще тебе нужны авансы, черт побери? Ты что, ждешь, что она сама явится к тебе и объявит, что без ума от любви, и только тогда ты пригласишь ее на обыкновенное свидание? Это несерьезно. Не обижайся, но если лесбиянка Пенелопа приглашает тебя на свой чертов винный завод и знакомит со своей мамой, ясно, что ты ей нравишься. Насколько мне известно, ты единственный парень в округе, которому удалось проникнуть за эти ворота.

Дион вскинул брови.

– Лесбиянка?

Кевин поднял вверх руки, с выражением оскорбленной невинности на лице.

– Это не я выдумал. За что купил, за то и продаю.

Они свернули к западному крылу.

– Значит, теперь ход за тобой. Понял? – сказал Кевин.

– Посмотрим.

– Что значит «посмотрим»? Едешь ты с нами в пятницу или нет?

– Надеюсь, что нет.

– Надеешься?

– Надеюсь.

– Я хочу слышать ясный ответ. Да или нет?

– Хорошо. Я с вами не поеду. Я пойду на свидание.

– Вот так всегда бывает, – воскликнул Кевин с притворной жалостью. – Находит парень девушку и сразу же забывает приятелей…

Дион засмеялся.

– Я могу устроить тебе встречу с ее подругой Веллой.

– Нет уж, лучше я куплю себе резиновую девушку, в ней больше жизни.

Толпа вокруг них поредела, все спешили в классы.

– Полагаю, пора и нам, – сказал Кевин. – Встретимся на мифологии.

– Я там обязательно буду.

Кевин засмеялся.

– Еще бы тебе не быть.

* * *

Дион и Пенелопа медленно шли по двору винного завода, залитого лучами осеннего солнца. Пенелопа рассказывала о винограде, о технике его выращивания, о гибридах. Дион внимательно слушал, рассматривая образцы, которые она демонстрировала. Вблизи виноград, из которого изготовляли вино, выглядел не так, как он предполагал. Он увидел сухие лозы, причудливо изогнутые, почти лишенные листьев. Даже сами плоды винограда не соответствовали его представлениям. Грозди должны были быть полные и обильные, окаймленные листьями, а здесь какие-то мелкие, невзрачные ягодки.

Они продолжали идти. Сбор винограда был на пару дней приостановлен – виноград должен окончательно дозреть, – и поэтому они сейчас здесь находились одни. Дорожка была узкая, а почва неровная и сухая, при движении тыльные стороны кистей их рук то и дело случайно сталкивались. И в эти мгновения Дион чувствовал нечто вроде уколов – по телу будто прокатывалась волна предчувствия чего-то восхитительного. Ему отчаянно хотелось пробить брешь в стене, разделявшей их, углубиться за ее пределы хотя бы на несколько дюймов. То есть просто взять ее за руку. Это казалось таким естественным и правильным, что он предполагал с ее стороны взаимность, но опасался что-нибудь испортить, поскольку опыта в таких вещах у него не было никакого. Ее лицо ничего определенного ему не говорило, а полагаться на интуицию Дион не отваживался. Ему не нужен был намек или обещание, ему нужна была уверенность, что она чувствует то же самое, что и он.

Они остановились в конце ряда. Дион прислонился к длинной поливальной трубе, вытер со лба пот и оглянулся.

– А там что? За стеной. – Он показал на каменный забор, который шел вдоль всего поля, исчезая позади дома и заводских строений.

– Не знаю, – ответила она быстро.

– Не знаешь?

Она покачала головой.

– Да ладно тебе, скажи. Мне можно. – Он проказливо улыбнулся. – Я не стану выдавать фамильные секреты твоей семьи.

Пенелопа в ответ не улыбнулась.

– Мне запрещено туда ходить.

– Запрещено? Почему?

Она повернулась к нему.

– Хочешь посмотреть, как мы делаем вино?

– Хм, конечно, – проговорил он угрюмо.

– Тогда пошли. – Не ожидая ответа, она пошла назад по тому же ряду, беззаботно помахивая руками. При этом движения ее казались заученными и какими-то слишком совершенными.

Дион посмотрел на забор. Что за территория находится за ним, если вопрос об этом вызвал такую реакцию? Она явно чего-то боится и не хочет ему рассказать, но это только раздразнило его любопытство. Он обязательно спросит ее об этом когда-нибудь, когда узнает ее немного получше, когда она не будет такой напряженной.

– Пошли! – оглянулась она и побежала.

Он бросился за ней. Они бежали, смеясь, довольно долго, почти до самого конца ряда. Дион остановился первым.

– Сдаюсь, – проговорил он, тяжело дыша. Затем наклонился и положил руки на колени. – Ух!

– Пробежек по утрам ты, конечно, не делаешь?

– Но зато хожу пешком в школу и обратно.

– Целых три квартала!

– Почему три? Больше шести.

Пенелопа засмеялась.

– Вот это достижение! Еще один Арнольд Шварценеггер.

Дион выпрямился, пытаясь выровнять дыхание. Он улыбнулся ей в знак того, что принимает шутку, но все же почувствовал себя немного уязвленным. Она, конечно, не хотела его обидеть, ее тон был абсолютно невинным, но Дион тут же дал себе клятву начать ежедневные пробежки и тренировки.

Она посмотрела на него.

– Готов?

Он кивнул.

– Тогда пошли.

Они двинулись вместе по дорожке и через шикарные двери из тонированного стекла вошли в главное здание. Не таким представлял себе Дион винный завод. Он думал, что там от пола до потолка все будет заставлено дубовыми бочками, что там полумрак, что слабый свет исходит только от незачехленных лампочек, свисающих с потолка. Именно такие винные заводы показывали в кино. Но они попали в стерильное белое длинное помещение, в передней части которого располагался небольшой кабинет со стеклянными стенами. Пол был выложен плитками на манер шахматной доски, а вдоль северной стены размещались ряды сияющих емкостей из нержавеющей стали. Рядом с одним из резервуаров лежал свернутый шланг, а в центре пола был устроен дренажный водосток.

Пенелопа кивнула женщине средних лет, сидящей за компьютером.

– Я только покажу моему приятелю, – объяснила она.

Женщина улыбнулась.

– Проходите.

Они вошли в открытую дверь.

– У нас сейчас что-то вроде экскурсии, – сказала Пенелопа и показала на ряд резервуаров. – Здесь происходит брожение. Обычно на винных заводах для этого используют деревянные бочки, но в наши дни это не является таким уж эффективным методом. У нас процесс брожения осуществляется здесь, а потом некоторые сорта для окончательного созревания мы переливаем в деревянные емкости.

– Зачем? – спросил Дион.

– Потому что дерево придает вину привкус. Красное дерево придает легкий, едва уловимый привкус; от дуба эффект получается более крепкий. Процесс брожения и созревания белых и розовых сортов вин проходит полностью здесь. А вот некоторые красные сорта созревают в дубовых бочках.

– Как профессионально ты говоришь, – улыбнулся Дион. – Настоящий эксперт.

– А чего же ты хочешь? Я здесь выросла.

– Догадываюсь. – Он оглядел помещение. – Тебе приходилось здесь работать?

– Не часто. Кое-что я иногда делаю, но они не хотят, чтобы я работала. А я не особенно и стремлюсь.

– А мама когда-нибудь давала тебе попробовать вино? Во Франции его пьют даже маленькие дети. Они употребляют его с любой едой. Сама-то ты пробовала?

– Нет, – кратко ответила Пенелопа. – Я не пью.

Дион этому был рад.

– Пошли, я покажу тебе давильный цех.

Пенелопа провела его вдоль рядов резервуаров и толкнула белую дверь в дальнем конце. Они прошли через другую точно такую же комнату, наполненную большими закрытыми металлическими резервуарами, где Пенелопа поздоровалась с двумя рабочими, а затем вошли в давильный цех.

Давильный цех тоже был современный, хотя и не столь стерильный. По размерам он был, как небольшой бакалейный магазин. Воздух здесь был пропитан запахом винограда, а на приподнятом деревянном полу виднелись пурпурные пятна. Все помещение было заставлено машинами различных типов и размеров. У противоположной стены стояли два устройства, похожие на электрические генераторы.

– Как видишь, старинным способом мы виноград не давим, то есть босыми ногами в бочку не становимся. Здесь смонтировано несколько прессов различных типов. Совладелицы завода купили их в порядке эксперимента, чтобы сравнить технологию. Прессы все действующие, и в разгар сезона их все используют. А большей частью работает вот этот. – Она похлопала ладонью по длинному металлическому цилиндру, подвешенному на массивной раме. – Пресс воздушного действия. Принцип работы у него отличается от всех остальных. Виноградное сусло здесь получается лучше всего.

– Сусло?

– Так называют виноградный сок, из которого потом получается вино.

– Понятно.

Они начали обходить цех, и Пенелопа открывала каждый пресс и объясняла, как он работает. После этого она повела его в огромную сырую комнату, похожую на пещеру, в которой почти до потолка громоздились сотни деревянных бочек. Вот оно. Именно таким он и представлял себе винный завод.

– Вот здесь созревает вино. После этого продукт разливается в бутылки и отправляется потребителям. Я покажу тебе наши аппараты розлива, но это в другом здании. Близко, совсем рядом. Бочки, на которые ты смотришь, расположены по годам. У нас здесь, в этом хранилище, содержится вино четырехлетней, пятилетней и шестилетней выдержки. Дегустирует вино, то есть определяет, когда оно готово, моя… тетя Шейла.

Дион втянул ноздрями воздух. Пахло брожением и виноградом.

Он вспомнил маму.

А что, если они с Пенелопой в конце концов поженятся? И мама получит неограниченный доступ к алкоголю?

Ему не хотелось даже думать об этом.

– Это у нас ведь ознакомительная экскурсия, не технологическая. Если ты хочешь вникнуть в процесс изготовления вина более глубоко, если хочешь проследить его шаг за шагом, я не сомневаюсь, что смогу уговорить какую-нибудь из моих теток все рассказать.

Он покачал головой и улыбнулся.

– Не надо. Вполне достаточно и этого. Ты сама прекрасный гид, даже удивительно. Тебе не приходило в голову начать работать профессионально?

– Очень смешно.

Они двинулись обратно тем же путем, что шли сюда, но из давильного цеха вышли через боковую дверь, которая вела в холл.

– А что здесь? – спросил Дион, показывая на дверь.

– Здесь? Это лаборатория. Но мы туда не пойдем. Это территория матери Шейлы, а она у нас очень щепетильная. Даже я никогда туда не входила.

– Секретное производство?

– Хм, там колдуют над сортами, создают новые вина. Очень серьезная работа.

Они вышли наружу и зажмурились от яркого послеполуденного солнца.

– И куда же продают ваше вино? – спросил Дион. – Я сам не видел, но Кевин сказал мне, что ваше вино в магазинах не продается, а вы выполняете только заказы по почте.

Ее лицо напряглось.

– А он не говорил, что это «Лесбиянское вино»?

– Нет, – соврал Дион.

– Кевин Харт? И он ни разу нигде не упоминал слово «лесбиянское», ни в каком контексте, связанном с нашим вином?

Дион улыбнулся.

– Да, я вспомнил, он вроде бы что-то такое говорил.

Она покачала головой.

– Мы производим то, что называется «специальными сортами» вин. Кевин прав, большей частью их продают по почтовым заказам, но это потому, что большинство наших клиентов живут за пределами штата. Или даже за границей.

– А что это за «специальные сорта» вин?

– Это вина, которые пользуются спросом главным образом у коллекционеров или знатоков. Как, например, книги, которые издают ограниченным тиражом. Большинство маленьких фирм, таких как наша, не способны конкурировать на массовом рынке с крупными, давно зарекомендовавшими себя фирмами, так что мы создали для себя свою собственную нишу. Мы производим сорта вин, которые большим заводам производить экономически невыгодно. Специальные фирмы, такие как наша, обычно специализируются на винах из малоизвестных, экзотических сортов винограда или новых гибридов.

Некоторые используют древние или диковинные методы отжима, брожения и дистилляции.

– Ты говоришь прямо как по писаному.

Она засмеялась.

– Почти угадал. Я цитирую нашу рекламную брошюру.

– А на чем конкретно специализируетесь вы?

– В основном мы производим греческие сорта, вина, которые пили в Древней Греции, во времена Сократа и Гомера. В Древней Греции вино играло важную роль в религиозной и общественной жизни, но потом от классической техники его изготовления отказались в пользу европейского метода. Это искусство было почти утрачено. Машины, которые ты видел, современные, но они работают по технологии, которая повторяет те процессы. – Пенелопа застенчиво улыбнулась. – Это тоже из нашей брошюры.

– Теперь я понимаю, почему здесь такая архитектура, – сказал Дион. – И также понятно, почему ты записалась на курс мифологии.

– Не совсем так, – возразила она. – Честно говоря, мне это и в голову не приходило. Но сейчас, когда ты сказал, я вдруг поняла, что это действительно оказало влияние.

Они медленно пересекли лужайку по направлению к дому. Дион взглянул вверх и увидел мать Пенелопы и двух ее теток, они смотрели в окно. Встретившись с ним глазами, они заулыбались и замахали руками, он ответил им тем же, но почему-то по всему его телу пробежали мурашки. Он не мог избавиться от мысли, что за ними подглядывали.

– Уже поздно. Мне надо возвращаться.

– Так рано? – разочарованно протянула Пенелопа.

– Я обещал маме, что приду к ужину.

«А ждет ли она меня?» – подумал он. Он звонил маме на работу из школы, объяснил, что поедет к Пенелопе, и сказал, что будет дома к ужину. Он надеялся, что она вернется домой раньше него, приготовит ужин и будет ждать, но внутренний голос не уставал повторять, что ничего подобного, не приедет она домой раньше, наоборот, закатится поздно. Во всяком случае, сейчас ее дома не будет. Это уж точно.

– Ты все время упоминаешь свою маму, – произнесла Пенелопа. – А что, твой отец с вами не живет?

Дион покачал головой.

– Твои родители разведены?

– Нет. – Он посмотрел на нее и, увидев, что она ждет объяснений, сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду. – Я не знаю, кто мой отец, – признался он, глядя в сторону.

– Но разве…

– Моя мама тоже не знает.

– О…

Она замолкла. Он хотел сказать что-то еще, как-то объяснить, чуть ли не извиниться, сказать, что это не его вина, сказать, чтобы она не осуждала его за это, но не сказал ничего. Просто стоял и молчал, пытаясь прочесть что-нибудь на ее лице, но так ничего не прочел. Молчание угнетало, и он почувствовал, что надо все же что-то сказать.

– Моя мама потаскуха, – вырвалось у него.

И он тут же пожалел. Это утверждение не совсем точно выражало его чувства по отношению к матери, и вот сейчас, будучи произнесенным, вырвавшимся за пределы его сознания, оно выглядело слишком грубым, слишком жестоким. Он, конечно, хотел отмежеваться от своей матери, показать Пенелопе, что не разделяет ее взглядов на жизнь. Но ему не понравился холодный, осуждающий тон собственного голоса. Кажется, Пенелопе это тоже не понравилось.

– И ты осмеливаешься говорить такое о своей матери? – возбужденно проговорила она, повернувшись к нему.

Ему хотелось взять слова обратно, хотелось объяснить, что он имел в виду. Но вместо этого только вяло произнес:

– Не знаю…

– Ты что же, совсем не уважаешь своих родителей?

Он молчал.

– Извини, – грустно вздохнула она. – Я вовсе не хотела на тебя бросаться. Но все же думаю, – даже не зная всех обстоятельств, – что ты не должен всю вину взваливать на свою маму. Если тебе было плохо, то, наверное, и ей тоже. Она, конечно, делала все, что могла. Ведь это очень трудно воспитывать ребенка одной, без мужа. Я вот никогда не осуждаю своих матерей за… – Ее голос осекся.

– За что?

– За отца. – Она отвернулась.

Не проронив ни слова, они продолжали шагать по траве. Дион заговорил первым.

– А что с твоим отцом?

Она не ответила.

– Пенелопа, – мягко окликнул он.

– Моего отца, – сказала она, – загрызли волки.

Дион, пораженный, уставился на нее, не зная, что сказать. Затем глубоко вздохнул и еле слышно выдавил:

– Извини.

Пенелопа слабо кивнула и ускорила шаг.

– Я тоже извиняюсь. Давай просто забудем об этом.

Диона одолевали сомнения, стоит ли продолжать разговор. Она сказала, что не хочет об этом говорить, но он чувствовал, что хочет. Он сам ко всему, что касалось отца, относился чрезвычайно болезненно, с особой чувствительностью. Особенно когда о нем спрашивали посторонние. Но ей, наверное, в тысячу раз хуже.

– Ну ты его хотя бы помнишь?

Она замедлила шаг, затем остановилась и повернула к нему лицо.

– Когда он умер, я была совсем маленькой. У меня есть несколько его фотографий, и мне много рассказывали о нем матери. Так что, мне кажется, я его знаю. Но чтобы помнить? Heт я его не помню. Отец существует только в моем воображении. – Она посмотрела на часы. – Уже почти пять тридцать.

– Да. Мне надо идти.

Пенелопа облизнула губы.

– Но мы остаемся друзьями?

Он кивнул.

– Конечно, остаемся друзьями.

– И для тебя это не имеет значения?

– А для тебя? Я имею в виду, насчет меня.

– Нет, – вырвалось у нее. – Конечно, нет.

– И для меня, разумеется, тоже.

Пенелопа посмотрела на дом, затем робко встретилась с ним глазами.

– Мама разрешила мне взять машину и отвезти тебя.

– Это хорошо, – сказал Дион.

Это было действительно хорошо. Он ничего не имел против матери Пенелопы, но, когда она подвозила его в прошлый раз, он чувствовал себя исключительно скованно. Пенелопа сидела на заднем сиденье, прямо за ним, и ему все время казалось, будто он находится в машине с ее мамой один на один. Она говорила без остановки, задавала вопросы, большинство из которых были почти личными. Или по крайней мере просто странными. В ее улыбке был легкий налет сексуальности. В ее глазах, когда она испытующе всматривалась в него, было что-то похожее не то на обещание, не то на угрозу. Своими суетливыми манерами она напоминала ему его собственную маму, и это только добавляло напряжения. Видимо, первоначальное впечатление о ней было ошибочным. Он был тогда несказанно рад, когда машина наконец затормозила перед его домом.

Пенелопе, разумеется, он ничего не сказал. И на этот раз, когда он снова увидел ее, она опять показалась ему типичной домашней хозяйкой, похожей на мышку.

Он был рад, что поедет не с ней.

– Пошли, я возьму ключи, а ты попрощаешься, – сказала Пенелопа.

– Хорошо.

Он вошел в дом вслед за ней.

* * *

Оказалось, что Пенелопа прекрасно водит машину, аккуратно и осторожно. Она правильно держала руль – так, как рекомендовали инструкторы, – и тормозила сразу же, завидев желтый свет. Дион обнаружил, что улыбается, наблюдая ее тщательную сосредоточенность.

Она, наверное, заметила это краем глаза.

– Чего это ты усмехаешься?

– Да так просто.

– Тебе смешно, как я управляю машиной?

– Конечно, нет.

Она включила сигнал левого поворота.

– Мне не очень часто приходится ездить.

Он засмеялся.

– Вот уж никогда бы не подумал.

Машина остановилась у его дома. Она заглушила мотор и включила стоп-сигналы.

– Да, позанимались мы с тобой сегодня здорово, – сказал Дион, беря свои книги, которые лежали на сиденье между ними.

– Что верно, то верно, – призналась она.

Он посмотрел на нее. Ему очень хотелось к ней прикоснуться, ну в конце концов хотя бы пожать на прощание руку, но он боялся.

– Может быть, зайдешь?

– О нет! – Она покачала головой, как будто это предложение ее шокировало. – Я не могу. Мне надо сразу возвращаться назад. – Она стала смущенно разглядывать рулевое колесо. – Кроме того, моим матерям не понравится, если я зайду к тебе.

– Матерям?

– Что?

– Матерям. Ты сказала «моим матерям».

– Я так сказала?

– Да. И раньше тоже так говорила.

Девушка покраснела.

– Ну это просто я так о них думаю. Я понимаю, это кажется странным и непонятным, но они все так заботятся обо мне. Они являются совладелицами завода и делят между собой служебные обязанности. То же самое и насчет семейных обязанностей. Это… – Она встряхнула головой и вздохнула. – Нет. Не совсем так. Буду с тобой откровенной. Я никогда никому не говорила об этом прежде, но тебе скажу правду: я не знаю, кто из них моя мама.

Он недоверчиво и удивленно посмотрел на нее.

– Ты шутишь.

– Нет. Это правда. Я считаю своей мамой Фелицию, потому что она мне нравится больше всех, кроме того, для школы и всего общества у меня должна быть одна мама. Но они все называют себя моими матерями, и я не знаю, которая из них настоящая.

– А ты спрашивала?

Пенелопа неопределенно покачала головой.