Текст книги "Господство"

Автор книги: Бентли Литтл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

Глава 2

Эйприл проснулась. Она лежала на траве, в левую грудь больно впился камень, во рту чувствовался привкус крови. У нее болело все, что могло, но именно это обстоятельство моментально заставило ее затуманенное сознание вспомнить вчерашние события.

Дион.

Она быстро села. Слишком быстро. Острая вспышка боли в голове отбросила ее назад, на спину. Она закрыла глаза, ожидая, пока боль успокоится, и, когда остались лишь слабые ее признаки, медленно открыла их.

Вокруг был тот же самый луг, а на нем сотни людей, но Дион и остальные менады ушли. Она с трудом вспомнила, когда они уходили – довольно рано, празднество еще продолжалось вовсю, – вспомнила, что хотела пойти вместе с ними, но, кажется, не могла сообразить, куда они идут и зачем, и поэтому осталась здесь.

Рядом с ней на земле валялись полусъеденные останки козла. Она посмотрела на распоротую грудь животного, на окровавленные внутренние органы и сразу же почувствовала теплое пульсирование между ногами. Она наклонилась, захватила кусочек печени и засунула его туда.

Вина.

Ей надо промочить горло.

Оглянувшись вокруг, Эйприл увидела на треть наполненную бутылку, крепко прижатую к груди спящей женщины. Она подошла, легла рядом с ней, поцеловала ее в губы и осторожно высвободила бутылку, которая пристроилась между ее огромными грудями. Затем прикончила вино и возвратила бутылку на место.

Потом она села, потом встала. Головная боль уже почти полностью прошла. Эйприл оглядела луг. Ее взгляд упал на алтарь в противоположном конце, и она сразу же вспомнила, как кричал ее сын, когда менады смазывали его кровью. Она могла ему помочь. Могла спасти. Это нужно было сделать. Как она могла позволить им совершить такое со своим сыном?

А как можно было не позволить?

Ее разум, если он еще у нее остался, и инстинкты были не в ладах друг с другом. И по этому вопросу тоже. Нет, не в разуме тут дело, а скорее в воспитании.

И воспитание здесь тоже ни при чем.

Ее сексуальные желания и материнский инстинкт вступили в конфликт.

Вот это больше похоже на истину.

Но куда же ушел Дион?

Теперь уже Дионис.

Ей все еще трудно было осознать, что сын стал ее богом. Она принужденно улыбнулась. А как Пресвятой Марии Богородице? Ей, наверное, было еще труднее?

Кто-то рядом застонал, затем завопил.

– Моя нога! Что случилось с моей ногой!

Эйприл повернула голову на голос. На траве сидел человек с очевидным синдромом похмелья и тупо смотрел на окровавленный обрубок, который совсем недавно был его правой ногой. Она улыбнулась, подошла к нему, толкнула и, когда он повалился на спину, села на его лицо. И его язык немедленно заработал.

Она посмотрела на останки его ноги и взвизгнула от восторга. Первый раз в жизни она почувствовала себя полностью, то есть абсолютно раскованной, абсолютно свободной от всяких оков.

Счастливой.

Правда, ценой всему этому был сын, но ей сейчас было не до того.

Глава 3

Все снова стало таким, как должно быть.

Времена изменились, мир стал иным, но он здесь, женское начало здесь, вино здесь и те, кто ему поклоняется, тоже здесь.

Женщины и виноград.

Дионис шагал через холмы, сухая трава приятно похрустывала под его босыми ногами. Где-то там для него пели менады. Он слышал их пение даже на большом расстоянии. Это была победная песня, гимн его вожделению, его силе, его щедрости, его величию. Они возродили его прошлой ночью и устроили празднество, которое не прекращалось до утра.

И вот снова все, как и должно быть.

Но сам он не такой, каким был прежде. У него теперь другое прошлое, другая история, другая жизнь позади… «Было это все у меня или не было?» Он встряхнул головой. Все так перепуталось, что даже не хочется об этом думать. Лучше снова выпить и продолжить праздновать свое возвращение. Лучше продолжить убивать мужчин и брать женщин. Обязательно грубо, жестоко.

Но все это веселье, это радостное настроение, все эти новые ощущения, которые он должен был испытывать от удовлетворения своих желаний, казались ему временными. Он был не в себе, ему было как-то неудобно, неприятно, как будто новая физическая оболочка каким-то образом задела его мысли и чувства, повлияла на них. Он соединился с этим другим и попал в ловушку. Внутри этого тела ему слишком тесно, он завяз в нем, как животное в капкане. У него никогда не было свободы Аполлона или сестры его Артемиды, быстроногой богини охоты, покровительницы лесов, воплощения красоты, или Гестии, богини домашнего очага, он никогда не был эфемерным, как другие боги, он всегда был связан с человеческой плотью, и это ему нравилось. Именно способность радоваться земным удовольствиям отличала его от других богов, и он не променял бы ее ни на что другое.

А вот сейчас тем не менее все было по-другому.

Он не был самим собой.

Самим собой он не был, но и этим другим не был тоже.

Дионис остановился и глубоко вдохнул. Воздух весь был пропитан запахом винограда. Этот благоухающий аромат опьянял, что внушало спокойствие и расслабляло. Он подошел к гребню холма и посмотрел вниз. «Вот они, мои владения». Повсюду в долине были видны пожары, на дорогах валялись разбитые машины, по городу в поисках развлечений рыскали банды обезумевших приверженцев новой веры. На фоне пения менад он слышал звон разбитого стекла, смех, крики удовольствия, ужаса, боли.

Чудесно проснуться утром снова живым и начать прекрасный день. У него не было никаких причин чем-то тяготиться или грустно размышлять насчет каких-то неудобств, связанных с воскрешением.

Справа от него был овраг, и, повинуясь внезапному капризу, Дионис отступил несколько шагов от края, принял стойку и прыгнул. Он перелетел овраг и, смеясь, с ликованием помчался дальше, вверх по горному склону. Отклонившись чуть влево, он обогнул дерево, перемахнул через несколько небольших скал и приземлился на вершине горы.

Дионис упал на спину, затем встал, отряхнулся и приказал затянуться ссадинам, которые образовались при падении. Перед ним был лошадиный загон, соединенный с конюшней, – они каким-то чудом притулились на горном склоне, – и вид старого деревянного забора всколыхнул его память, которая, несмотря на усиленные старания, еще оставалась где-то там, в глубине, под грузом наслоений прошедших веков.

Чего-то в его новом мире не хватало. Он не осознавал этого раньше, не было времени, но загон и конюшня…

За забором трусцой бегала пара коней – до низкого здания позади конюшни и обратно.

Кентавры.

Он улыбнулся. Да, это именно то, что он не мог вспомнить. Кентавры. Он прошел вперед. Ему здесь не хватало этих похотливых, грубых существ. Он скучал по ним. Иногда они были надоедливы, это правда, но зато знали, как получать удовольствия, и всегда были рады любому празднеству. Кроме всего прочего, им здесь понравится. Прохладная погода, полно вина. Это место прямо для них.

Он оглянулся.

Он будет рад иметь в своих владениях кентавров.

Дионис вошел в загон и прошелся вдоль конюшни. Небольшой табун коней испуганно отшатнулся к противоположному забору. Он выбрал подходящую молодую кобылу, подозвал к себе и повернул задом.

– Хорошая девочка, – повторял он, хватая ее за холку. – Хорошая девочка.

Лошадь брыкалась и дергалась, пытаясь освободиться, но он держал ее крепко.

И вскоре она застонала от боли.

Глава 4

Все время, пока они проезжали по пустынным улицам города, Кевин сидел напряженный и молчал, боясь пропустить внезапное появление какой-нибудь банды озверевших мародеров. То в одном месте, то в другом он видел людей у гаражей и автомобильных навесов, загружающих вещи в мини-фургоны. Несомненно, они тоже пытались бежать. Он даже видел одного человека, который как ни в чем не бывало подстригал свой газон. Как будто ничего не случилось. Неужели в городе еще остались люди, пребывающие в неведении по поводу того, что произошло прошлой ночью? Это казалось невозможным.

Каких-либо свидетельств того, что где-то поблизости находятся погромщики, пока видно не было. Не было также видно и их жертв. На мостовой и на тротуарах валялись разбитые бутылки, разорванные части одежды, перевернутые автомобили и мотоциклы, иногда мертвые собаки и кошки, но человеческие тела встречались очень редко.

Это ему показалось хорошим предзнаменованием.

Кевин взглянул на Пенелопу. Она угрюмо смотрела вперед, на дорогу. «Может быть, стоит предложить ей остановиться и скооперироваться с кем-нибудь из этих людей, которые тоже уезжают?» – подумал он.

Но потом решил, что она все равно не согласится. Пенелопа видела что-то, когда ходила искать машину, что-то такое, о чем не хочет сейчас говорить, но что основательно на нее подействовало. Он чувствовал, что сейчас связываться с посторонними она ни в коем случае не захочет, как бы безобидно они ни выглядели.

Кевин вспомнил тот кошмар, который сам наблюдал прошлой ночью на Эш-стрит, и поежился.

Он точно знал, что она сейчас чувствует.

Машина выехала на Третью улицу. Центр города представлял собой сплошные руины. Разрушения здесь были более бессмысленными и беспорядочными, чем все, что он когда-либо видел в фильмах о катастрофах, – это был отвратительный беспорядок, совсем непохожий на эстетически приятный и точно рассчитанный, какой обычно изображали в фильмах. Старое здание, где располагался «Фотомагазин Фила», было сожжено до основания, и по соседству все тоже сгорело. Одежда, электрические приборы, продукты из других магазинов, расположенных рядом, – все это было разбросано по проезжей части так, что даже нельзя было проехать. Пенелопа замедлила ход, осторожно маневрируя, объезжая громоздкие предметы, она старалась выбраться из завалов.

Впереди Кевин увидел «Макдоналдс». Он был практически сровнен с землей. А к арочному рекламному знаку, который и сейчас еще сверкал желто-золотым светом, сверху были приделаны два проблесковых маячка от полицейской машины. Что же это напоминает?

Соски.

Торговая марка известной закусочной была превращена в пару чудовищных женских грудей.

Кевин уставился, не мигая, на виднеющийся впереди знак «Макдоналдса». Такой целенаправленный вандализм пугал его больше, чем хаотические разрушения вокруг, и он внезапно понял, что до сего момента не верил до конца рассказу Пенелопы. Кое-что он, конечно, принял, определенную часть – прошлой ночью он достаточно насмотрелся ужасов, чтобы согласиться с тем, что она описывала. Без всякого сомнения, многое так и происходило. Но полностью осознать тот факт, что Дион был превращен в мифического бога, Кевин был не в состоянии.

Только сейчас эта марка «Макдоналдса» с приделанными сосками огромной груди каким-то образом помогла ему расставить все на свои места. Он сам не знал почему. Этот акт вандализма определенно был ничем не хуже остального кошмара, который он видел. Кевин предположил, что именно сочетание этого солидного символа фирмы, великолепного образца нормальной американской жизни, с распущенной похотью, дикой гиперсексуальностью и пьяной жестокостью заставило его наконец осознать, как далеко все здесь зашло.

И заставило понять, что Пенелопа, очевидно, говорит правду.

Кевин задумался: «Интересно, где сейчас Дион?»

Он попытался представить, как выглядит его друг.

Слишком большой эмоциональной подавленности, связанной с превращением Диона, он тем не менее еще не ощущал. Кевин полагал, что это потому, что все случилось слишком быстро и у него не было времени подумать об этом как следует. Единственное, что он знал, – это то, что будет скучать по Диону. Хотя они были знакомы только с начала учебного года, Дион стал его лучшим другом. Это была тяжелая потеря.

Кевин уже понял, что с этой потерей придется примириться.

А того монстра, в которого Дион превратился, нужно уничтожить.

После «Макдоналдса» улица стала немного чище, и Пенелопа прибавила ходу. Кевин посмотрел в окно и увидел пожилую женщину на четвереньках, которая лакала из лужи на тротуаре некую жидкость, похожую на вино. Это должно было случиться, не так ли? Это было неотвратимо. Все подобные истории всегда кончаются именно так. Если победило и восторжествовало дерьмо, то никакого другого исхода ситуации и быть не может.

Его поразило, что мысль о том, что он больше никогда не увидит Диона, скорее удивляла, нежели огорчала его. Но в его сознании Дион уже умер, его место занял этот… бог, и, значит, грустить не о чем.

Было даже забавно, как быстро он все это принял.

Они повернули на Монтичелло. Скоро шоссе. Кевин выпрямился на своем сиденье. Сейчас они будут проезжать мимо… его дома. Он посмотрел на Пенелопу. Стоит ли просить ее остановиться?

Стоит.

Он откашлялся.

– Здесь мой дом. Вон там, по той улице.

Пенелопа повернула к нему голову. Ее губы все еще были стянуты в тонкую линию, но сквозь боль в ее в глазах уже проглядывало смущение, симпатия и понимание.

– Ты хочешь… чтобы мы остановились? – Ее голос был тихим и неуверенным.

– Я должен проверить, – сказал он. – Я должен знать.

Пенелопа кивнула и затормозила на углу Оук-авеню.

– Теперь куда? Налево или направо?

– Направо.

Она свернула на нужную улицу, и Кевин показал на третий дом слева. Девушка поставила машину у тротуара, а он сидел, не шелохнувшись, с колотящимся сердцем. Газон был усеян пустыми винными бутылками. На ветке дерева висели разорванные и окровавленные трусы.

Тишина на улице казалась зловещей.

Автомобиля у дома не было, входные двери раскрыты, причем внутренняя сломана и сброшена с петель. Кевин напряженно вглядывался, стараясь через темный дверной проем что-то увидеть в слабо освещенном помещении дома. Поджилки дрогнули.

С трудом сдерживая рвоту, он повернулся к Пенелопе.

– Подожди меня здесь.

– Нет. Я пойду с…

– Подожди здесь, – приказал он. – Сиди в машине, запри все двери, и пусть работает мотор. Если я не появлюсь через пять минут или если ты увидишь или услышишь что-нибудь странное, сразу же отваливай. Меня не жди.

Ее губы сжались, будто она собралась с ним спорить, но затем, взглянув ему в глаза, она согласно кивнула.

– Хорошо. – Выражение ее лица смягчилось. – Я подожду здесь.

Кевин открыл дверь машины и вышел. Сзади Пенелопа защелкнула замок. Он нервничал и очень боялся. Ему хотелось добежать до дома как можно скорее и громко позвать: «Мама! Папа!» – но он заставил себя идти медленно, острожно переставляя ноги, приближаясь к цели шаг за шагом. Окно в гостиной было разбито, это он увидел, когда подошел ближе, и, поднимаясь на крыльцо, уже приготовил себя к самому худшему.

Внутри было темно. И тихо. В застоялом воздухе пахло чем-то тяжелым, кисло-сладким, чем-то, о чем ему не хотелось думать. Гостиная являла собой жалкое зрелище. Все лампы были разбиты, столы у стулья сломаны, диван перевернут, но тел нигде видно не было. Где же родители? Он осторожно пересек гостиную и повернул за угол в столовую.

Ничего.

Тихо ступая, он добрался до кухни. Холодильник был открыт, его содержимое было разбросано по полу – салат плавал в луже молока, тут же валялись каша из йогурта, растерзанные хот-доги и остатки спагетти. Он крепко сжал кулаки, чтобы не дрожали руки. В общем-то пока все было не столько пугающим, сколько огорчительным. Он надеялся, что родители живы и, возможно, невредимы, но если это так, то ему лучше с ними не встречаться.

Он вышел из кухни в холл и чуть не споткнулся о… голову девушки-подростка.

Крик, непроизвольно вырвавшийся из его груди, был жутким, мучительным и таким сильным, что у него заболело горло. Не в силах остановиться, он продолжал кричать, пока наверху не отворилась дверь спальни и не появились вначале мать, а за ней и отец. Абсолютно голые, пьяные и измазанные засохшей кровью, они начали спускаться.

Оба широко и похотливо ему улыбались.

Молодой человек помчался вон из дома, натыкаясь на мебель, спотыкаясь об обломки. Спрыгнул с крыльца веранды и бросился что есть силы через двор. Пенелопа уже завела машину и открыла дверцу. Он прыгнул на сиденье рядом с ней, и они быстро отъехали. Он посмотрел в заднее стекло, но родителей не было видно.

Затем повернулся вперед. Сердце бешено колотилось, руки дрожали, лицо дергалось.

У самой Пенелопы лицо было каменным.

– Что случилось?

Он глубоко вздохнул.

– Мои родители.

– Живы или мертвы?

– Живы.

Пенелопа кивнула. Больше он не сказал ничего.

Они свернули налево, на следующую улицу, затем снова налево, пока не выехали на Монтичелло.

– Допустим, мы получим откуда-нибудь помощь, допустим, позовем полицию, или Национальную гвардию, или кого угодно, но что они смогут сделать? – спросил Кевин. – Как смогут остановить все это?

Пенелопа покачала головой.

– Не знаю.

– Может быть, вообще ничего нельзя сделать. Может быть, они…

– Черт возьми, мы с тобой всего лишь школьники, хотя и выпускники! Откуда нам знать, как справиться со всем этим? Это их работа. Они будут знать, что делать. Что-нибудь придумают.

– Я не… я только не хочу, чтобы что-то случилось с моими родителями, – с трудом выдавил Кевин.

– Я знаю, – мягко ответила Пенелопа.

– Да, они пьяные, и сумасшедшие, и все такое. Но я не хочу, чтобы полиция их убивала.

– Я понимаю тебя и то, что ты чувствуешь.

Конечно, она знала. Ей ли не знать. Она сама была точно в таком же положении. Да нет же, хуже. Много хуже. Ее матери – ее матери, – они не только вовлечены во все это, но и являются причиной всего этого кошмара. Если кого-то и надо убить, расстрелять, разбомбить, так это их.

Пенелопе должно быть гораздо тяжелее, чем ему.

– Извини, – сказал он.

Она попыталась улыбнуться.

– Тебе не за что извиняться.

Улица Монтичелло перешла в шоссе, и Пенелопа повела машину на юг. Шоссе оказалось в лучшем состоянии, чем улицы, груды мусора и осколков находились на большем расстоянии друг от друга, и она решила, что можно увеличить скорость до 60 миль в час.

Их никто не обогнал, и ни единой машины не попалось навстречу. Кевин счел это ненормальным. Всего за одну ночь долина, казалось, опустела, нормальные люди покинули ее, остались только жертвы погромов и их насильники, а между ними метались он и Пенелопа.

Шоссе огибало небольшой холм; Пенелопа выехала из-за поворота и резко затормозила. Машину занесло, и, прежде чем остановиться, она несколько раз меняла направление. Шоссе перед ними было заблокировано – огромный завал, состоящий из нагроможденных друг на друга легковых машин, разбитых, опрокинутых грузовиков и… горящих тел.

Кевин, которого во время этих маневров бросило к лобовому стеклу, так и остался в этом положении, прилипнув к нему в немом ужасе. Тела, растерзанные во время безумств прошлой ночи, были расчленены: руки, ноги, головы, торсы. Горело пять костров, и вокруг них танцевали голые насильники, все с одинаково неподвижными взглядами на восторженных лицах.

Кто-то постучал в стекло Пенелопы, и она вскрикнула.

Кевин немедленно очнулся от ее крика. В окно смотрела пожилая женщина с измазанным кровью лицом, кажется, у нее было что-то поранено. Она по-идиотски засмеялась, а затем, глубоко вдохнув тяжелый, пахнущий тлением дым, произнесла:

– Ноуз хит! Контакт хай![32]32
  Сленг наркоманов. Ноуз хит – дым марихуаны, вдыхаемый через нос с горящего конца сигареты. Контакт хай – наркотическая эйфория при вдыхании дыма чужой сигареты с марихуаной.


[Закрыть]

– Поворачиваем! – тихо проговорил Кевин. – Надо убираться отсюда, пока остальные не заметили.

Пенелопа кивнула и дала задний ход. Когда они отъехали на несколько метров, старуха принялась вопить, показывая на них, и из ближайшего круга, от костра, где тлели отрезанные человеческие ноги, вырвались несколько голых погромщиков и пустились в погоню за машиной.

Сердце Кевина бешено колотилось, он смотрел на преследующих их мужчин и женщин. Они бежали неестественно быстро – груди тряслись, возбужденные члены ударялись о ноги. Тупое выражение их лиц сменилось мрачной сосредоточенностью, и ему вдруг показалось, что их сейчас настигнут. Выволокут из машины, и разорвут на части, и каждую часть бросят в соответствующий костер, а пьяные погромщики будут танцевать вокруг.

Разворачиваясь, Пенелопа ударила по тормозам, вывернула руль, и они быстро помчались по шоссе в обратном направлении, оставив преследователей в темной дымке позади.

Кевин закашлялся. Дым от костров из человеческих тел проник в машину. Его тошнило. Он зажал ноздри, пытаясь дышать только ртом, но все время чувствовал в горле этот жуткий смрад и начал задыхаться.

Пенелопа потянулась и включила кондиционер.

– Боже мой, как это все ужасно, – сказала она.

Но Кевин заметил, что она чувствовала себя лучше, чем он, казалось, это зловоние на нее не действовало вовсе.

Он вобрал в себя прохладный отфильтрованный воздух, и тошнота прошла.

Машина замедлила ход, только когда они достигли того места, откуда выехали на шоссе.

– Что теперь? – спросила Пенелопа.

– Не знаю, – ответил он. – Может, нам попытаться поехать на север, но я могу спорить, что оба выезда из долины заблокированы.

– Значит, мы в ловушке? И выбраться отсюда не можем?

– А как насчет других дорог? – предложил Кевин. – Может, попробовать проскочить через Лесную долину и потом вкруговую до Валлехо? Или через Карнерос до Сономы?

– Мы можем попытаться, – сказала она. – Но в любом случае зря тратить время нам не следует.

– Ну а если там ничего не получится, что тогда?

Она пожала плечами.

– Пойдем пешком? Не знаю. Решим что-нибудь, когда дойдет дело.

Они оба оказались правы. С другой стороны, сразу же у Калистоги, шоссе перегораживала еще одна огромная свалка машин. Обе дороги на Соному и другие объездные пути, по которым они пытались проехать, были превращены в строго охраняемые посты.

– Эти люди ненормальные, это несомненно, – сказал Кевин после того, как они чудом избежали засады по дороге на озеро Берриесса, – но организованы они хорошо.

– Это Дион, – отозвалась Пенелопа. – Он не хочет, чтобы я уезжала.

На затылке у Кевина волосы стали дыбом.

После этого, направляясь снова к шоссе, они надолго замолкли и лишь внимательно высматривали по сторонам преследователей. «Интересно, как сейчас выглядит Дион? – подумал Кевин. – И вспомнит ли о наших прежних отношениях? Отпустит ли, сохраняя память о прежнем, если нас поймают? Или для него все это сейчас уже давно забытая история? И самое главное, исчез ли Дион полностью, окончательно переродившись в этого… Диониса, или все же нет?

Как это по-дурацки звучит: бог.

Демон, это еще можно понять. Дух старого убийцы. Но мифический бог? Это ужасно нелепо».

Но все было именно так. Он это знал.

Они снова выехали на шоссе, и Пенелопа остановилась у обочины. Выключила зажигание, упала головой на руль и заплакала.

– Эй, – с трудом проговорил Кевин. – Не плачь.

Она начала всхлипывать еще сильнее. Он оставался некоторое время без движения, не решаясь что-нибудь предпринять, затем придвинулся ближе и положил ей на плечо руку.

– Перестань, все будет в порядке.

Пенелопа выпрямилась, откинула с лица волосы и вытерла глаза.

– Извини. Это только… Это невыносимо. Мы ведь уже попробовали все дороги, нигде нет выхода. Мы в клетке и не можем вырваться на волю.

Он медленно отодвинулся.

– Хочешь, я поведу машину некоторое время?

Она кивнула, глубоко вздохнув.

– Ага.

– О'кей. – Он посмотрел назад, вперед, по сторонам, убеждаясь, что никого рядом нет, затем открыл дверь со своей стороны, обежал машину и сел в кресло водителя, а Пенелопа скользнула на его место.

– Я вспомнил, ведь есть еще дороги, – сказал он, закрывая дверь.

– Ты думаешь, из этого будет какой-то толк?

– Нет, но я хочу довести дело до конца.

Она засмеялась, вытирая с глаз слезы. Он включил зажигание и отъехал.

Дорога, петляющая между холмами, что вела через Олений парк к Энгвину, была перекрыта почти у самого начала группой человек в пятьдесят, которые занимались чем-то похожим на уродливое импровизированное родео. Они по очереди садились верхом на животных, издали напоминающих дойных коров. Чтобы заставить животных двигаться, применялись разбитые винные бутылки.

– А что, если попробовать через них проскочить? – предложил Кевин.

Пенелопа собралась ответить, но слова застряли у нее в горле. Девушка страшно побледнела.

Вначале Кевин подумал, что у нее начинается сердечный приступ или эпилептический припадок. Затем услышал звук. Вернее, голос. И по тембру, и по громкости он напоминал громовой раскат. Слов различить он не мог, только звук. Кевин проследил за взглядом Пенелопы, устремленным к вершине горы слева. По склону, стремительно шагая, двигался гигантский человек, высокий, как рекламный щит. Он был голый, его покрытая волосами кожа была измазана кровью и вином, а под мышкой он держал тушу козла. На лице застыла гримаса неестественной радости, однако черты лица его были знакомы.

– Это Дион, – прошептала Пенелопа. – Дионис.

– Ничего себе картинка, – выдохнул Кевин. – В каком же мы с тобой дерьме завязли.

Гору сзади него начала заполнять людская волна. Его фанаты следовали за ним. Некоторые оступались, падали под ноги другим, срывались с крутых склонов, но помощи им никто не оказывал, поток продолжал двигаться, перекатываясь через тех, кому не повезло.

Кевин включил заднюю передачу и медленно поехал, не желая привлекать внимание к машине. От обычных преследователей они еще могли уйти, но как спастись от Диониса?

Он схватит их еще до того, как они доберутся до шоссе.

Во рту у Кевина пересохло, руки не дрожали только потому, что он крепко вцепился в руль. Он уже и так достаточно натерпелся страху и даже не мог вообразить, есть ли что-нибудь страшнее, чем то, что было прошлой ночью на Эш-стрит. Но к такой встрече подготовлен не был. Умом, конечно, Кевин понимал, чего можно ожидать. Пенелопа довольно подробно описала метаморфозу, происшедшую с Дионом, и он представлял, как это должно жутко выглядеть, знал, кем стал Дион, но того абсолютного ужаса, охватившего его сейчас, выразить словами было невозможно. Существо, спускающееся по горному склону, на человека похоже не было, но и на чудовищного монстра из кино тоже. Оно не было похоже ни на одну из страшилок, какие Кевин когда-либо видел или читал. Нет, ему такое никогда даже и не снилось, он и помыслить не мог о чем-нибудь подобном. В этой фигуре чувствовалась осязаемая мощь, сила, которая ощущалась так ясно, что была почти видимой, и эта мощь Диониса искажала восприятие окружающего у Кевина. Все это заставляло его не только переживать страх, но и сбивало с толку.

Дионис достиг подножия горы, поднял козла, оторвал ему голову и бросил ее своим фанатам, а сам припал к струе, хлынувшей из шеи животного. Затем он вскрикнул, и крик радости прокатился по горам, как гул приближающегося землетрясения. Тут Кевин вспомнил, что надо ехать, вдавил педаль газа почти до отказа и резко подал назад.

Проскочив лужу грязи, он переключил скорость и резко повернул к шоссе.

– Он идет?

Пенелопа покачала головой.

– Господи. – Кевин посмотрел в зеркало заднего вида и ничего не увидел, кроме деревьев. – Господи, – повторил он.

Пенелопа молчала. Выехав на шоссе, он направил машину назад, в Напу. Препятствия на дороге к этому времени были ему уже хорошо знакомы, и он их быстро и уверенно объезжал, легко избегая ударов о разного рода обломки.

– У нас скоро кончится горючее. Я не знаю, где можно будет достать еще. Я даже не знаю, работают ли какие-нибудь бензоколонки.

Пенелопа ничего не ответила.

– Я и не представлял, что он такой ужасный. – Голос Кевина был мягче, чем он хотел, и слегка дрожал. – Не знаю, что мы способны противопоставить этому…

– Ничего, – безрадостно отозвалась Пенелопа.

– Я думаю, не позже чем сегодня вечером нам нужно выработать какой-то план. Сегодня нам встретилось немало людей, правда? Не думаю, что они куда-нибудь подевались. Могу поспорить, они сейчас спят. И скорее всего к ночи опять выйдут. Все. Нам нужно отыскать какую-нибудь нору и затаиться. И обязательно найти оружие. Я знаю оружейный магазин на улице Линкольна. Попробуем там.

Оружейный магазин «Стволы Напы» был занят. Даже с улицы можно было видеть тени, мельтешащие за зарешеченными окнами. Перед зданием находились человек десять – пятнадцать. Они сидели на бордюре тротуара в ряд, одетые в лохмотья, импровизированные под тоги, и были вооружены сверх всякой меры.

– Забудем об этом, – сказал Кевин, поймав взгляд Пенелопы, когда они проносились мимо магазина. – Придется обойтись тем, что у нас есть.

Пенелопа наклонилась вперед.

– Ты хочешь возвратиться обратно в школу?

Он покачал головой.

– Там слишком легко попасть в ловушку. Я думаю, мы должны поехать в… – Он подумал с секунду. – К туристским домикам в Кумбсвилл. «Укромный уголок», знаешь такой?

– В этот занюханный отель?

– Там, в этих домиках, легче защищаться. Нам надо добыть что только можно. Давай заедем в «Большой спортивный магазин». Если захотим, можем пошарить и в домах. – Он показал на часы на приборной доске машины. – Если они показывают правильно, то уже третий час. Необходимо успеть до темноты запастись пищей и всем остальным.

Он думал, что его голос звучит спокойно и уверенно, но слово «темнота» возродило в памяти образы прошлой ночи, и внутри у Кевина все затрепетало. В том, что у него хватит сил выдержать еще одну такую ночь, как на Эш-стрит, он сильно сомневался.

– Ты прав, – сказала Пенелопа, и в ее голосе чувствовалась твердость, которая у него, к сожалению, отсутствовала. – Давай сделаем запасы и расположимся на ночь.

Ее уверенность подбодрила Кевина.

– Давай поменяемся. Ты садись за руль, а я отправлюсь на охоту. Жди.

– Зачем мне сидеть здесь в машине? Я могу помогать тебе.

– Я не…

– …хочу, чтобы ты рисковала? Да? А я не хочу, чтобы рисковал ты.

Кевин засмеялся.

– Ладно.

* * *

В четыре тридцать они довольно благополучно устроились в домике номер 12 «Укромного уголка». Найти что-нибудь из огнестрельного оружия им так и не удалось, но Кевин отыскал несколько бейсбольных бит, а из магазина кухонных принадлежностей они прихватили еще несколько больших ножей для резки мяса. Пол в домике был весь уставлен различными банками с аэрозолями и фонариками, которые они нашли в магазине. Молотки и отвертки из школьной кладовой остались в машине.

Пенелопа села на широченную кровать и стала наблюдать, как Кевин заканчивает прибивать к окнам ставни. Она уже помогла ему поставить на дверь еще один запор.

Телефона в комнате не было, но электричество, как и водопровод, работало. Фанаты Диониса все-таки учли не все. Во всяком случае, отключить все удобства не догадались. Даже телевизор, и тот работал.

Поскольку пульта дистанционного управления нигде видно не было, чтобы переключить каналы, ей пришлось встать и пересечь комнату. Она медленно переходила от станции к станции и остановилась только тогда, когда увидела знакомую заставку в виде якоря. Это была программа Си-би-эс из Сан-Франциско.

Она внимательно просмотрела весь блок новостей, ожидая услышать, что губернатор приказал послать сюда войска, что в настоящее время для нормализации ситуации в долине Налы мобилизованы все силы, но о Напе в новостях вообще упомянуто не было.