Текст книги "Господство"

Автор книги: Бентли Литтл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

Разве такое возможно?

Пенелопа совсем упала духом. Они с Кевином планировали поднять тревогу, сообщить властям, но она не думала, что они единственные, кто собирается это сделать. Можно было предположить, что те, кому удалось проскочить заслон, сообщили, что здесь происходит. И что же, никто из живущих в городах поблизости так и не попытался установить контакт с долиной? Родственники, друзья, деловые партнеры? А как насчет торговцев винами? А туристы, которые каждый день прибывали в Напу? Неужели там никто ничего не знает?

Видимо, нет.

А может быть, они все убиты?

Она попыталась об этом не думать.

Может быть, фанаты Диониса уже захватили весь штат?

Но это просто физически невозможно.

По крайней мере еще не сейчас.

Кевин присел на кровать рядом с ней.

– Ничего, а?

Она покачала головой.

– Может, что-нибудь будет в последних новостях?

– Возможно, – произнесла она с сомнением.

Кевин посмотрел в окно. Проследив за его взглядом, в щели между ставнями она увидела кусочек заката. Он встал, включил свет, опустил жалюзи и остановился у кровати.

– Сегодня у нас будет длинная ночь.

Пенелопа кивнула.

– Если мы ее переживем.

Он сел рядом, и они молча стали смотреть телевизор.

Глава 5

Полицейский Мак-Комбер насиловал труп дочки шефа. Закончив наконец, он отвалился в сторону и перевернул ее. Затем утер пот со лба, потянулся за бутылкой, которая стояла рядом, и прикончил содержимое. Он был болен, измотан, возбужден, но именно так он и хотел себя сейчас чувствовать.

Черт побери, он чувствовал себя прекрасно.

Свобода.

Вот что принес ему новый бог. Свободу.

Вот куда он полз все эти годы, хотя и не догадывался. Как полицейский, он должен был поддерживать закон, вселять в людей уверенность, что все идет по правилам, заставлять их соблюдать эти правила, но на самом деле вся эта чепуха его никогда не интересовала. Он пошел сюда, чтобы подняться выше всех этих законов, чтобы не следовать всем этим правилам. Превышение скорости? Подумаешь! Он всегда ездил с любой скоростью. Но если другие пытались делать то же, он выдавал им квитанции. Измордовать кого-то, если есть такое желание? Он – всегда пожалуйста, но других за такие дела он арестовывал.

Но все равно это была не настоящая свобода, а только ее привкус, только проба. Все это только дразнило его аппетит.

А вот это – свобода.

Мак-Комбер потянулся и коснулся холодной груди дочки шефа. Сжал сосок.

Он боялся прихода бога, даже терял силы от страха. Одно только утешение было – вино. Его приход был всем чем угодно, только не ужасом. На самом деле это было самое радостное событие в жизни Мак-Комбера, и чувство освобождения, которое он ощутил, когда сигнал о возрождении бога распространился по всей долине, оказалось сильнее, чище и реальнее, чем что-либо из того, что ему приходилось прежде испытывать.

В этот момент он сам родился заново.

Мак-Комбер схватил дочку шефа за руку и повернул. Затем посмотрел на Гудриджа.

– Будешь следующим?

Шеф покачал пьяной головой и уронил лицо на стол.

Мак-Комбер засмеялся, его смех усилился, когда он увидел кровь, струящуюся из разбитого носа шефа. Она растеклась по столу, заливая бумаги. Уже не нужные никому бумаги. Он швырнул бутылку о стену. Очень было приятно услышать звон. Затем кивнул одному из новобранцев, стоящих в очереди у окна.

– Следующий.

Глава 6

Утром их разбудили звуки пистолетных выстрелов.

Пенелопа вздрогнула, не понимая, почему она спит одетая, в такой странной постели. Затем в памяти мгновенно всплыли последние сорок восемь часов. В полумраке комнаты она попыталась отыскать глазами Кевина. Он скорчился под подоконником и выглядывал в оконную щелку.

Девушка на цыпочках перебежала комнату и присела рядом с ним.

– Что это?

Он покачал головой и приложил палец к губам.

У него на коленях она увидела бейсбольную биту.

Какой он все-таки отважный. Боится, это видно, но все равно готов вступить в бой. По всему ее телу пробежал трепет.

«Может быть, мне следует его вознаградить? Отдаться ему прямо сейчас, здесь, – мелькнула мысль. – Нет! О чем это, черт возьми, я думаю?» – вздохнула она.

Кровь.

Слегка приподнявшись, Пенелопа заглянула в щель между досками. Снаружи, посредине баскетбольной площадки, стоял молодой парень из сельхозрабочих-мигрантов. Его окружала группа женщин с пистолетами, одетых в пестрые лохмотья. Они передавали по кругу бутылку и по очереди стреляли ему под ноги, заставляя танцевать. Было видно, что теперь от его ног почти ничего не осталось, а они все палили. Он нелепо подпрыгивал, и казалось, что он вертится в какой-то жуткой кровавой пляске. Женщины выкрикивали названия различных танцев и громко смеялись.

– Пригнись! – прошептал Кевин и схватил Пенелопу за плечо, пригибая к полу. – Не прикасайся к доскам. Слышишь? Ни в коем случае! Они увидят тебя моментально!

Она кивнула и снова подняла голову. Рабочий упал на колени, а женщины пришли от этого в еще больший экстаз и еще сильнее начали стрелять, отплясывать и вопить. Насилие, видимо, усиливало их опьянение еще больше, чем алкоголь. Но самое страшное было не в этом, а в том, что Пенелопа точно представляла, что они сейчас ощущают.

Она села на пол, спиной к окну. Смотреть больше сил не было.

Сегодня она проснулась среди ночи. Ее мучила жуткая жажда. Хотелось вина. Жутко, до умопомрачения. А кроме того, ноздри ее раздувались, ощущая запах свежей крови. Вместо этого она выпила воды и заставила себя снова уснуть. «Запах крови скорее всего идет из ванной комнаты, – подумала она. – У женщины, которая останавливалась здесь до нас, наверное, была менструация».

«Но как же я могу в таком случае ощущать ее запах?»

Мои ощущения обострились.

Эта была пугающая мысль, и она отбросила ее прочь.

Чем сейчас занимаются матери?

Вернее, мать и тетки.

Единственно полезное, что ей удалось узнать за последнее время, это то, что она наконец получила подтверждение своей догадке – мать Фелиция ее биологическая мать, ее настоящая мать. Несмотря на все, что случилось, Пенелопе это было приятно. В последний раз, когда она видела свою мать, та была в ужасном состоянии – совершенно голая, измазанная кровью, – но у девушки все еще сохранялось такое чувство, что после того, как это кончится (а оно должно кончиться, а как же иначе) – после того, как все остальные ее матери умрут, – они с Фелицией заживут вместе, и все пойдет по-другому. Лучше, чем прежде. У них образуется настоящая семья, крепкая, нормальная, и какие бы трудности им потом ни встретились, какие бы проблемы ни возникли, это будут нормальные трудности, нормальные проблемы.

Снаружи раздался выстрел, короткий вскрик, а затем дикий хохот.

Пенелопа повернулась к Кевину.

– Они убили его, – прошептала она. – Выстрелили ему в голову.

Она закрыла глаза, чувствуя тошноту. Перед глазами возникли окровавленные ноги этого несчастного, он беспомощно сучил ими, пытаясь танцевать на асфальте.

– Они уходят. – Некоторое время Кевин еще оставался, скорчившись, у окна, затем выпрямился и глубоко вздохнул: – Вот сволочи.

– Что бы мы стали делать, если бы они пришли сюда? – спросила Пенелопа все еще шепотом.

Кевин покачал головой.

– Нам оставалось только молиться.

Через полчаса они уже умылись, причесались и позавтракали тем, что у них было. Кевин постоянно следил в окно за ситуацией снаружи, но женщины не возвращались, и никого поблизости не было, если не считать трупа сельхозрабочего.

Пенелопа заставила себя улыбнуться.

– Ну так что же мы сегодня будем делать? Устроим пикник? Пройдемся по магазинам?

– Может быть, снова попробуем как-то отсюда выбраться? – предложил Кевин. – Из этой чертовой долины.

– Мы уже пытались, – сказала она. – Ничего не получилось.

– Но мы не можем просто сидеть здесь и ждать и… и уповать на то, что кто-то придет и спасет нас.

– Мы можем поискать кого-нибудь.

Кевин фыркнул.

– Поискать, конечно, это хорошо. Но кого? – Он помолчал некоторое время, обдумывая, затем его лицо осветил проблеск надежды. Он повернулся к Пенелопе. – Мистер Холбрук. Он должен знать все о таких вещах. Давай найдем его и посмотрим, может ли он нам помочь. Его адрес, наверное, есть в телефонной книге.

Пенелопа молча смотрела на него.

– Он много знает о греческой мифологии, – продолжил Кевин. – Возможно, он что-нибудь придумает, как отсюда выбраться.

Она покачала головой.

– Я не хочу его видеть. Он мне не нравится. Противный какой-то.

– При чем тут противный? Разве ты не понимаешь, что у нас нет выбора? И он не противнее остальных, которых мы с тобой видели.

– Если он еще здесь, – заметила она. – Не исключено, что он стал одним из них. Или уже мертв.

Кевина это предположение не смутило. Он выглядел воодушевленным.

– Мы сейчас обождем еще немного, чтобы удостовериться, что снаружи никого нет, а затем сядем в машину и уедем. – Он открыл ящик стола и достал телефонную книгу. – Собирай вещи. Надо быть готовыми отвалить в любую минуту.

Пенелопа намеревалась поспорить, но затем молча кивнула. Она прошла в ванную комнату и стала наливать воду в пустые бутылки. Наполнив вторую, она остановилась и посмотрела на себя в зеркало, висящее над раковиной.

Холбрук.

Все кажется логично, но мысль о том, что сейчас они поедут искать учителя, вызывала у нее непонятное чувство тревоги. Эта идея ей очень не нравилась. Ей хотелось быть такой же оптимисткой, как и Кевин, но ничего не получалось. Она пыталась убедить себя, что это глупо, что для спасения надо использовать любую возможность, но почему-то все равно встречаться с учителем мифологии мистером Холбруком боялась.

Она смотрела на себя в зеркало испуганными глазами.

Пенелопа отвернулась, взяла еще одну бутылку и начала ее наполнять.

* * *

Выйдя на улицу, оба почувствовали совсем иную эмоциональную атмосферу. В воздухе витало что-то зловещее. Это было неопределенное ощущение вполне осязаемого чьего-то присутствия, и дело было не только в том, что сейчас она воспринимала все слишком обостренно. Она одновременно испытывала и нервозность, и волнение, и тревогу. Внутри нее все бушевало, исступленно кричало, стремясь вырваться наружу, и ей потребовалось огромное мужество, чтобы противостоять воздействию необъяснимых внешних сил. Людей нигде видно не было, но сознание того, что никаких правил поведения больше не существует, что все ограничения сняты, что все разрешено, все возможно, держало их в постоянном напряжении. Она видела это по лицу Кевина и сама переживала это.

Над их головами пролетел с востока на запад, к океану, большой реактивный аэробус. Очень странно было сознавать, что все случившееся здесь, все, что здесь происходит сейчас, людям в самолете неизвестно. Долина Напы промелькнула под ними в течение двух секунд. Они только успели моргнуть, и долина исчезла. Пока Пенелопа с Кевином предпринимают отчаянные попытки спастись из этого ада, в который превратилась Напа, люди там, наверху, в комфортабельном салоне с кондиционированным воздухом, устраиваются поудобнее в своих креслах посмотреть какой-нибудь фильм по видео, а стюардессы подают им бесплатные напитки.

Интересно, как далеко все это распространилось? И сколько пройдет времени, пока оно захватит Соному? Валлехо? Сан-Франциско?

Ей не хотелось об этом думать.

Они загрузили свои пожитки в багажник машины, затем сели сами. Кевин – за руль.

Он взглянул на страницу, которую вырвал из телефонной книги.

– Палмер, – сказал он. – Это означает, что нам придется проехать через центр. – Он повернулся к Пенелопе. – Не беспокойся. Мы это сделаем.

Пенелопа посмотрела через заднее стекло автомобиля на окровавленное тело бедного сельхозрабочего.

– Я надеюсь.

Он завел машину и выехал на дорогу.

– Я надеюсь, что он жив и не превратился в одного из них.

Глава 7

Дом Холбрука ничем особенным не отличался, его даже трудно было бы описать. Строение довольно невзрачное. Правда, на этой улице все дома были такими.

Кевин глазам своим не верил, но это было так. Черт возьми, дом Холбрука еще более дерьмовый, чем его собственный. Он вспомнил о красноречивых лекциях Холбрука перед классом, о проставлении оценок, о наказаниях, и было трудно связать этот откровенно невыдающийся дом с такой уважаемой личностью, какой казался учитель мифологии мистер Холбрук.

Кевин поставил машину у тротуара перед домом и вылез, оставив двигатель работающим, не забыв захватить при этом одну из своих отверток, которые торчали в кармашке на дверце машины.

– Порядок тот же, – объяснил он Пенелопе. – Будь готова рвать когти. Я пойду и проверю. Если что-то будет не так, быстро вернусь назад. Надеюсь, задницы свои спасти мы успеем.

Пенелопа улыбнулась.

– Я вижу, на этот раз ты не хочешь, чтобы я уехала без тебя.

– Черт побери, конечно, нет, – воскликнул он. – Тогда я, наверное, просто слегка спятил.

– Боюсь, не только ты один.

Они оба засмеялись.

– Отлично, – сказал Кевин. – Я…

– Не стойте на улице, ребята. Не надо этого делать. Заходите.

Кевин вскинул голову и увидел Холбрука, стоящего у распахнутых дверей своего дома с дробовиком в руках.

– Давайте же, валите сюда! Скорее! – прохрипел учитель.

Пенелопа в панике посмотрела на Кевина.

– Пошли! Он уже все равно тебя увидел.

Она открыла дверь, вылезла из машины, и они быстро зашагали через газон к Холбруку. Кевин продолжал крепко сжимать в руке отвертку… так, на всякий случай. Холбрук явно боится, он их узнал, а все это свидетельствует о том, что он, наверное, в порядке, но все равно рисковать они не имеют права.

Учитель приложил приклад ружья к плечу, и сердце Кевина ушло в пятки – ловушка! Эта скотина собирается их расстрелять! Но все равно он нашел в себе силы, подойдя к веранде, поднять отвертку.

– Неужели и вы напились, учитель?

Холбрук опустил ружье и грустно улыбнулся:

– Ну что ж, это и есть ответ на мой вопрос. Думаю, теперь все в порядке. – Он посторонился, держа дверь открытой. – Заходите. Быстро.

Пенелопа поднялась по ступенькам и прошла мимо него в дом. Кевин двинулся тоже, но затем, вспомнив, что мотор автомобиля не заглушен, повернулся и побежал назад.

– Эй! – позвал Холбрук. – В чем дело?

– Машина! – крикнул Кевин, не оборачиваясь. Он подбежал к машине, открыл дверь, метнулся на сиденье, выключил зажигание и вытащил ключ. Закрыв за собой дверь, поспешил обратно, где стоял нахмурившийся Холбрук.

Когда Кевин с ним поравнялся, учитель схватил его за руку.

– Зачем ты это сделал? Ведь тебя могли убить.

Кевин вырвал руку.

– На улице никого не было. А машина с работающим двигателем – как красная тряпка для этих психопатов. А кроме того, я не хочу, чтобы нашу машину угнали. – Он посмотрел в глаза Холбруку. – Она нам еще пригодится.

– Входи.

Пенелопа стояла в гостиной, нерешительно осматриваясь по сторонам. Холбрук закрыл дверь, запер ее и задвинул еще на несколько засовов. Кевин пожалел, что Пенелопа не захватила с собой никакого оружия, когда вылезала из машины.

Холбрук положил ружье и прислонился к стене рядом с дверью. Затем повернулся к Пенелопе.

– Женщины Аданем возродили Диониса, не так ли?

Ошеломленный, Кевин уставился на него.

– Как вы… – начал он.

– Они менады.

– Я это знаю, – сказал Кевин. – Но как узнали об этом вы?

Холбрук не обратил на этот вопрос никакого внимания.

– Ты помогала им в этом? – спросил он Пенелопу.

Она отвернулась к Кевину, не отвечая.

– Давай же, – сказал Холбрук. – Я хочу кое-что показать вам обоим. – Он прошел мимо них в небольшой коридорчик позади гостиной, открыл рядом с ванной комнатой что-то похожее на дверцу стенного шкафа и вытащил узкий атташе-кейс. – Пойдемте со мной вниз.

Кевин последовал за учителем, Пенелопа за ним. Он поймал ее взгляд и увидел в нем тревогу. У него у самого было полно всяких нехороших предчувствий по поводу встречи с Холбруком, но тем не менее он без колебаний начал спускаться за учителем по узкой лестнице.

Он привел их в большую комнату, по площади примерно равную половине помещений наверху.

– Вот это да, – проговорил Кевин, оглядываясь. Весь подвал был наполнен старинными вещицами и фотографиями фризов, размером с плакат. Рядом с изображениями греческих развалин и исторических памятников были приколоты графики, таблицы и чертежи. И везде навалены кучи книг и бумаг. У дальней стены находилось нечто, выглядевшее как макет греческой усыпальницы. Она была сработана грубо, по-любительски, ее пилястры были сделаны из серого папье-маше и, кажется, не были закончены.

Холбрук прошел к столу, на котором стоял компьютер. По обе стороны от него громоздились внушительные кипы тетрадей. Он достал одну из тетрадей из-под бумаг, покрывающих стол, выудил ручку, открыл тетрадь на чистой странице, а затем повернулся к Пенелопе.

– Это ведь Дион, не так ли? Дион Семел.

Она кивнула.

– Расскажи мне все, что знаешь, с самого начала, объясни, как это случилось.

Она рассказала.

Кевин слышал это раньше, но во второй раз история показалась ему еще более невероятной и ужасной. Холбрук слушал молча, очень внимательно, временами что-то лихорадочно записывая в тетрадь.

– Очаровательно. – Пенелопа закончила, но учитель все еще продолжал писать. – Значит, боги притаились в генах и хромосомах. То есть в ДНК. – Он покачал головой и улыбнулся каким-то своим мыслям. – Это не что иное, как основы теории Юнга об универсальном архетипе и коллективном сознании. Может быть, именно эта концепция, что Бог находится в нас самих, начала…

– Господи, – прервал его Кевин, – кругом люди умирают сотнями. Мы не можем себе позволить роскошь сидеть здесь и играть в эти маленькие интеллектуальные игры.

– На эти маленькие, как ты их называешь, интеллектуальные игры сейчас вся надежда. – Холб-рук снова повернулся к Пенелопе. – Тебе не удалось запомнить, что они декламировали, когда обмазывали Диона кровью?

Она покачала головой.

– Ни слова.

– Это очень плохо. Если бы ты уловила хоть что-нибудь, нам бы, вероятно, удалось повернуть процесс в обратную сторону. Но поскольку это так… – Его голос осекся.

– А убить его можно? – спросил Кевин.

Пенелопа посмотрела на Кевина.

– Убить? – произнесла она, повысив голос.

Кевин посмотрел в сторону, избегая встречаться с ней взглядом.

– Так можно или нельзя?

Учитель медленно кивнул:

– Я полагаю, да. Правда, на сто процентов в этом не уверен. Думаю, что мы должны быть благодарны судьбе, что первый бог, который возродился, это бог из плоти и крови. Это существенно повышает наши шансы. Ведь Дионис – сезонный бог. Подобно другим богам сельскохозяйственных культур, он живет, подчиняясь смене времен года. Он пробуждается с первым цветением винограда, а потом, как и виноград, вянет, сохнет и, наконец, умирает. А в следующий сезон возрождается опять.

– В таком случае он должен умереть очень скоро, – сказал Кевин. – В этом году сезон, можно сказать, уже закончился. – Он глянул на Пенелопу, ища подтверждения, но она на него не смотрела.

– Может быть, нет.

Холбрук прошел в противоположный конец подвала, где между двумя внушительными стопками книг стоял стакан от напитка «Макдоналдса», наполненный наполовину водой, в которой стояла веточка. Он принес стакан и показал на зеленый отросток сбоку коричневой веточки:

– Посмотрите сюда. Что вы видите?

Кевин пожал плечами:

– Почку?

– Правильно. Это виноград винных сортов. Он цветет. Сейчас, поздней осенью. Знаешь, что это означает?

Кевин покачал головой.

– То, что в результате возрождения Диониса изменились циклы. – Он поставил стакан на стол. – Я не имею представления, насколько широко распространился этот феномен, существует ли он только здесь, в этой долине, или уже повсюду, но винограду полагается сейчас вянуть и возрождаться весной. – Он остановился, вперился на некоторое время невидящим взглядом в пространство, а затем снова принялся что-то писать в тетради. – Надо же, никогда не думал об этом раньше. Дионис и Шива.

– Что?

– Шива – индийский бог разрушения и возрождения. У Шивы с Дионисом есть много общего. Может быть, это один и тот же бог, только имена у него разные.

– Да кому это нужно? – сказал Кевин. – Ведь мы пришли к вам за помощью.

Пенелопа откашлялась. Когда она заговорила, ее голос звучал тише, чем прежде.

– А каким способом он умирает? – спросила она.

Холбрук посмотрел на нее.

– Он бывает разорван на части.

– О Боже!

– А возможно ли как-нибудь ускорить течение сезона? – предположил Кевин. – И раз он умрет, может быть, его фанаты…

– Как ты можешь так об этом говорить? – взорвалась Пенелопа. – Ведь это же Дион. Твой друг.

– Это не Дион, – ответил Кевин. – Дион мертв.

– Нет, он не умер. Он сидит в нем. И пытается выбраться.

Кевин покачал головой, смиряясь.

– К тому же это, наверное, не имеет никакого значения. Даже если мы его убьем, в следующем сезоне он все равно возродится.

– Но ведь он умрет. Вот что главное. Дионис, возможно, и возродится, но Дион нет. Если мы убьем его сейчас, мы убьем Диона.

Холбрук закрыл свою тетрадь.

– Вы правы. Вы оба правы. Диониса, как, впрочем, и всякого бога, убить вообще невозможно. Это можно проделать только с формой, в которую он облечен. В данном случае с телом Диона. Но если в течение тысячелетий он пребывал в спячке, то, видимо, его можно снова погрузить в это состояние.

– Как? – спросил Кевин.

– Пока не знаю. Но все эти столетия Дионис пребывал как бы в оболочке семени, которое ожидало пересадки в благодатную почву. И этой почвой оказался Дион. Если мы уничтожим эту оболочку, пройдут, возможно, века, прежде чем снова найдется подходящая форма.

Кевин сделал глубокий вздох. Он ощутил дрожь в руках и, чтобы успокоиться, сунул их в карманы джинсов.

– А как насчет Бога? Нашего Бога? Чем Он сейчас занимается? Почему Он ничего не предпринимает? Мы что, все время поклонялись неправильному Богу? Мы что, Его просто выдумали?

Мистер Холбрук покачал головой.

– Нет, друг мой. Бог существует. По крайней мере я считаю, что Он существует. Но я также считаю, что мы не можем и не должны рассчитывать на Его помощь. Он никогда не вмешивался в войны, не предотвращал естественные катастрофы. Он не останавливал также и распространение разного рода болезней. Это все наши проблемы. И я думаю, что здесь то же самое. Вот ведь как получается – мы привыкли считать Диониса и всех остальных античных идолов «богами», и, наверное, для нас они действительно таковыми и являются. Но я не думаю, что они боги в подлинном смысле этого слова. И не думаю, что они всемогущи. Даже мифы, – а единственное, на что мы можем опираться, так это на них, – говорят нам, что это не так. Я думаю, эти существа наделены гораздо большей мощью, чем люди, но вряд ли их сила может быть соизмерима с силой подлинного Бога… хм, нашего Бога.

– Значит, они вроде демонов? Монстры?

– Да.

В первый раз с тех пор как они спустились в подвал, все замолчали. Холбрук положил тетрадь на стол. Кевин смотрел на него и думал: «А Пенелопа была права. В этом Холбруке есть что-то жутковатое, что-то таинственное и неопределенное». И хотя Кевин не сомневался, что учитель целиком на их стороне, что он не такой, как они, все равно общаться с ним было как-то неприятно. Ему хотелось, чтобы на его месте был кто-нибудь другой. Из взрослых, но другой. И вообще ему много чего хотелось. Например, чтобы на месте Пенелопы был парень. С ней все в порядке, она отличная девчонка, но все равно он чувствовал бы себя в сто раз лучше, если бы с ним рядом сейчас был парень.

Она бы, наверное, треснула его сейчас по башке, если бы могла прочитать, эти мысли.

Он улыбнулся про себя, а затем посмотрел на Пенелопу. Она в ответ не улыбнулась, но на сей раз не отвернулась, и по взгляду девушки можно было предположить, что с ней все в порядке.

Он снова принялся осматривать подвал. Его взгляд натолкнулся на большую урну, резной мраморный сосуд, на котором были изображены сатиры и нимфы, резвящиеся между дорическими колоннами. Он обернулся к Холбруку, собираясь спросить насчет всех этих фотографий, макета гробницы и всего прочего, но Пенелопа его опередила.

– И для чего это здесь? – Она показала жестом на комнату.

Холбрук вскинул глаза.

– Что?

– Ну, все это… вся эта мифологическая греческая мура.

Мистер Холбрук гордо улыбнулся:

– Я знал, что этот день придет. И готовился.

Кевин фыркнул.

– Да вы просто настоящий Шерлок Холмс.

Пенелопа не обратила внимания на его слова, она повернулась лицом к учителю.

– Вы знали, что это придет? Что заставило вас так думать?

– Фамилия Диона. Семел. Вот почему я спрашивал вас о вашей фамилии, ваших матерях и вашем вине. Семела – принцесса Фив, дочь Кадма. Она погибла от огня, когда Зевс предстал перед ней во всем своем великолепии. Дионис сын Зевса и Семелы.

Пенелопа недоверчиво смотрела на него.

– И что, это единственное, что заставило вас так думать? Фамилия Диона?

– Не только. Ваша фамилия тоже. Аданем. Это «менада», прочитанная наоборот.

Пенелопа молчала. Такое ей просто в голову не приходило.

– Ну и что? – сказал Кевин.

– Все это явилось не вдруг. Подготовка шла столетия. – Холбрук сделал паузу. – Но не дремали и мы.

Кевин бросил беспокойный взгляд на Пенелопу.

– Мы?

Учитель выпрямился.

– Да, мы. Последователи Овидия. – Он гордо посмотрел на них. – Защитники рода человеческого от богов.

Кевин снова взглянул на Пенелопу, но ее глаза были прикованы к Холбруку.

– Наша цивилизация сформировалась в борьбе против вмешательства богов в человеческие дела. В Древней Греции в тот период, когда правили боги, жить было очень и очень неуютно. Они всегда насиловали наших женщин, играли с нами, забавлялись. Им было скучно, ведь они были бессмертны, вот боги и искали, чем бы развлечься. Мы же пытались положить этому конец.

– Бунт против богов, – сказал Кевин.

– Если хотите, да.

– А Овидий? Это тот самый Овидий?

– Да.

– Я считала, что он просто записывал мифы и тем самым сохранил их для потомков.

– Он был римским летописцем богов, но считал все это бессмыслицей. К тому времени уже несколько сотен лет люди протестовали против бесчинства богов, но протест этот, как бы теперь сказали, не был оформлен организационно. У движения не было лидера. А пренебрежительное отношение Овидия к богам, его утверждения, что мифы – это сказки, ничего общего не имеющие с действительно имевшими место событиями, заставили людей объединиться… Они назвали себя его последователями. Овидианцами, если хотите. Сам он в этом движении не участвовал, но дал толчок нашему делу.

Кевин посмотрел на учителя.

– Неужели среди этих богов нет ни одной симпатичной физиономии?

Холбрук подался вперед.

– Они дьяволы. Все без исключения. – Он обвел рукой подвал, показывая картины на стенах. – Существует мнение, что в античные времена жизнь была идиллической, что будто бы это был золотой век, что все люди тогда были вдохновенными поэтами, художниками и учеными, что все они славно трудились и счастливо жили в своих храмах, слушая своих оракулов. Но вы не знаете, какие ужасы боги приготовили для людей! Мы все были рабами. Хозяева – они. И они этим забавлялись. И процветали. Наша цивилизация выросла на противоборстве с ними.

– Значит, это ваши предки их всех уничтожили?

Холбрук покачал головой.

– Мне бы очень хотелось сказать, что да, их убили мои пращуры, но это не так. Они лишь пытались поддерживать в людях неверие в «богов», и именно это отсутствие веры постепенно ослабило небожителей до такой степени, что они были вынуждены прятаться и защищать себя, а потом и вовсе исчезнуть. И в этом деле огромную помощь оказал Овидий. Но самым главным, конечно, было распространение христианства. Оно помогло больше, чем что-либо, – заставило людей окончательно порвать с верой в старых богов.

– Но овидианцы свою деятельность не прекратили, – сказала Пенелопа, не то спрашивая, не то констатируя факт.

– Они знали, что боги вернутся. Не знали как, не знали где, не знали когда, но, поскольку менады и остальные, кто поклонялся богам, выжили, они знали, что эти дьяволы окончательно не умерли.

– Значит, ваш папа и дедушка были последователями Овидия? – спросил Кевин. – То есть вы овидианец далеко не в первом поколении?

– Нет. Я имею в виду, что мой отец действительно был овидианцем, но его отец – нет. Принадлежность обществу овидианцев по наследству не передается. Ими не рождаются. Обычно ими становятся. – Холбрук сел на вращающееся кресло перед компьютером. – Мы поддерживаем связь друг с другом по компьютерной сети. – Он потянулся и включил компьютер.

– Но ведь телефонные линии не работают…

– Да. Сейчас мы связаться не можем. И я не уверен, что они в курсе того, что произошло. У меня здесь большая база данных. Практически все, что касается овидианцев. Я знал, что это должно будет случиться, поэтому все последние недели усиленно работал.

Самодовольное заявление Холбрука «я-знал-что-это-должно-будет-случиться» привело Кевина в сильное раздражение, и он легонько толкнул Пенелопу локтем. Она к нему не повернулась, но кивнула, показывая таким образом, что поняла, почему он ее толкает.

– Меня интересуют остальные боги, – сказал Холбрук, обращаясь к Пенелопе. – Вы не сказали, каким образом они могут быть возрождены. А также как долго этого ждать.

Пенелопа откашлялась.

– Мои матери сказали, что остальные боги… – Она осеклась, краска начала заливать ее лицо. – Они сказали, что остальные боги тоже содержатся в Дионе. И что если я вступлю с ним в половой контакт, то смогу их родить.

– Выходит, что Дионис может стать отцом остальных богов? – Холбрук улыбнулся. – Вот здесь, мы можем сделать перерыв.

– Почему? – спросил Кевин.

– На Олимпе он всегда был кем-то вроде изгоя. Все остальные боги любили симметрию и порядок. Дионис же провозглашал хаос. Скорее всего ему не захочется возрождать всех остальных. – Холбрук нажал несколько клавиш на клавиатуре. – Мать Диона тоже менада, не так ли?

Пенелопа кивнула.

– У нее те же родители, что и у твоих матерей?

– Тот же отец. Матери разные.

Он вскинул брови.

– Отец? Это что-то новое. Имени его, конечно, ты не знаешь.

– Мать говорила мне, но я… я не помню.

– Постарайся.

– Она говорила… – Пенелопа задумалась на секунду. – Харрис, – проговорила она наконец. – Харрис. Сын Эльсмиры. Если это что-то для вас значит.

– Харрис, – повторил Холбрук. – Эльсмира. – Он снова нажал серию клавиш, затем откинулся на спинку кресла и стал ждать. Некоторое время в машине что-то щелкало и пикало, затем на экране появился текст. – Харрис Накос, – прочитал он, просматривая дисплей. – Был найден мертвым в подвале своего дома в Нью-Йорке. Разорван на части. Подвал был затоплен, там также находились тела четырех женщин, прикованных цепями. Они только недавно родили, хотя ни одного из новорожденных обнаружить не удалось. Мать Харриса, Эльсмира, известная менада. Эмигрировала из Греции. По-видимому, нашему обществу о ее существовании было известно, но поскольку она родила сына, а не дочь, внимание было сконцентрировано на менаде Ариадне и ее детях, которые жили в Афинах. – Холбрук оторвал взгляд от экрана. – Если бы все это было известно раньше, мы бы могли убить Харриса. И детей тоже.