Текст книги "Голодная дорога"

Автор книги: Бен Окри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 37 страниц)

Глава 4

Меня подкармливали постепенно – с каши они перешли на более основательную пищу. Мама вложила всю свою любовь, чтобы приготовить мне самые восхитительные лакомства. Я не мог понять, откуда у них взялись деньги на изысканные супы из козлиного мяса и рыбы, перечный суп со свежим ямсом, овощные блюда, жаркое с ароматными перцами и ярко-красными омарами. Я стал почти тенью, очень похудел и был еще слишком слаб, чтобы передвигаться. Ходить было очень больно, ступни ныли, в глазах была резь. Каждую ночь от жидкости, которую закапывали мне в глаза, я спал очень поверхностно. Я спал с открытыми глазами, как кролик, когда ему нужно одурачить врагов. Папа бодрствовал возле меня каждую ночь, иногда его сменяла Мама. Свечи горели до самого рассвета.

Родители еще раз вызывали травника. Он исполнил ритуал и смотрел на меня с глубокой подозрительностью. Он сказал Папе и Маме, чтобы они были добрыми ко мне, не кричали, не били, не наказывали, не ссорились между собой, а также намекнул, что необходима еще одна церемония, которая разорвет мою связь с миром духов. Также он что-то сказал о важности поисков моих знаков, связывающих меня с миром духов, которые, по его убеждению, я прячу в тайных местах. Он говорил с родителями ночью, когда все думали, что я сплю. Я сразу же стал считать травника своим врагом. Он взял свой непомерный гонорар и, когда уходил, забрал с собой свою трепещущую тень.

Таким образом, долгое время родители разговаривали со мной нежно и обращались мягко, словно я только что родился. Когда я ел отборные кушанья, приготовленные Мамой, родители сидели напротив и смотрели на меня, улыбаясь. Мамины глаза стали яркими от радости и, что любопытно, от гордости. Папа наблюдал за мной, словно я был неким редким удивительным зверьком. Они умоляли меня есть больше, чем я хотел. Они покупали мне слабоалкогольные напитки, и Папа разделял со мной свое виски. И если у них встречались трудности, чтобы заработать деньги, если Папа страдал от унижений, таская тяжести, или ему приходилось зажимать себя в кулак, когда он просил деньги взаймы, если Мама уставала ходить по всему городу, расхваливая свои товары на запыленных улицах, они ничем не показывали своих страданий. В какой-то мере мое возвращение оказало большое влияние на всю нашу жизнь. Я чувствовал себя плохо, когда понимал, что умножаю их страдания, поэтому старался угодить им, бегал по их поручениям, мыл посуду, оставался дома, исправно посещал школу. Но они еще больше старались угодить мне и обижались, когда я брался за работу. В течение этого времени Папа подметал комнату, носил воду из колодца, всегда возвращался с работы в приподнятом настроении, был добр и нежен в отношениях с Мамой, часто ее обнимал и, садясь на свой стул, закуривал и пел звучные старинные песни предков.

Казалось, что в нашу жизнь пришел рассвет, все окрасилось новыми цветами счастья, и в этой теплоте отношений наши бедствия превращались во что-то чудесное и осязаемое, как райские плоды. Этот мир был внове для меня, и все казалось заново родившимся. Это были первые дни творения. Я не мог надивиться на пауков, плетущих паутину, на тараканов. Я не мог остановиться, смотря на лица людей и заглядывая им в глаза. Тот факт, что человеческие существа говорят, смеются, плачут, потеют, поют песни без каких-либо особых видимых на то причин, тот факт, что они живы в своих телах и содержат такую необъяснимую вещь, как жизнь в своей плоти, казался мне невероятным. Я наблюдал за детьми, широко открыв рот. Я не мог понять, как мы можем смотреть из наших глаз, из глубины наших внутренних миров на людей, а люди, смотря на нас, не могут проникнуть через наши глаза в наши внутренние миры и достичь наших мыслей. Как прозрачны наши чувства, но и как они недоступны: вот что поражало меня. Даже сама ходьба, то, что человеческие существа передвигаются на двух ногах, не падая, удивляло меня. С глазами, широко открытыми от страха уснуть и больше здесь не проснуться, я смотрел на мир, пытаясь увидеть все, что в нем есть, чтобы вобрать в себя увиденное. Я обнимал тревожную мистерию реальности и становился сильнее.

Все было мне в диковинку. Все словно однажды ушло от меня, а теперь заново родилось и уже навеки. Даже соседи, которые точили на нас зуб, однажды вечером пришли нас навестить. Они принесли с собой сладости, напитки и отрезы новых тканей. Они привели с собой детей, чтобы те поиграли со мной. Они пили и оживленно разговаривали с Мамой и Папой, как будто между нами никогда не было вражды. Все лица были мне отдаленно знакомы. Я чувствовал себя так, словно я долго отсутствовал здесь. За это время имена этих людей стерлись из моей памяти, и теперь я произносил про себя их клички и обычные имена снова и снова, как будто в первый раз. Я играл с детьми медленно и размеренно, нежно к ним прикасаясь.

Наши соседи тепло со мной говорили. Когда они говорили, я наблюдал за их лицами. Мое сердце поднималось за них за всех. Словно странник, я видел страдание на их лицах, годы бедствий и подозрительности, болезненную чувствительность к малейшему неуважению, неуемный пыл ответных реакций, энергию их аппетитов, их беспредельный энтузиазм и неугасимые надежды. Их непоколебимые лица, на которые время надело плотную маску, казались мне очень хрупкими. Им отовсюду грозили опасности. Годы переживаний превратили их глаза в инструменты, смотрящие в мир с особой зоркостью, в которой не было прощения; часто они смотрели на мир даже с корыстью. Тем не менее, оставив свои лишения впереди себя и голод позади себя, они пришли к нам с визитом, поздравляя нашу семью с тем, что я вернулся из мира мертвых.

Глава 5

Папа купил напитки. Мама сервировала стол. Все говорили приглушенно, словно в присутствии покойника. От гостей я узнал многое из того, что случилось в поселении, пока я отсутствовал.

В сезоне дождей, наконец, выдался перерыв. Многие дома затопило, и целым семьям пришлось перебираться жить в другие места. Улицы стали водными потоками. Кладбища настолько пропитались водой, что гробы всплывали, и люди видели, как они проплывали рядом с домами, а один из гробов даже причалил у забора одного местного политика. Электрические провода порвало силой ветра и дождя, то есть, как добавил один человек, силами, отрицающими прогресс. В некоторых колодцах завелись рыбы. Змея проскользнула в один из домов и убила женщину. Люди сказали, что она была послана врагами. Я слышал истории о политиках, ставших членами тайных обществ, пытавшихся остановить дождь, чтобы смог состояться большой съезд, который им все равно пришлось отсрочить. Я услышал, что Мадам Кото вступила в тайное общество. Также я узнал, что в один из дней она поскользнулась на грязной дороге, сильно ушиблась, и ее пришлось нести к влиятельному травнику. Так разговор и перескакивал, от самых заурядных происшествий до самых значительных, от истории о человеке, который бредил под проливным дождем, клянясь, что он видел красных орлов с цветами в клювах, до истории о женщине, о которой говорили, что она снесла большое белое яйцо.

Гости говорили о странных вещах и предзнаменованиях, о слепом старике, который однажды ночью проснулся с криком, что гигантская ящерица преследует его и что она разбила его аккордеон. Они говорили о том, что предсказывает движение гигантских созвездий. Одна звезда уже упала в Атлантический океан. Другая звезда зажглась прямо над нашим районом. Ночью люди видели птиц из золота. Женщины слышали сладкие песни в темноте, эти песни сами шли по пустым улицам. Люди во сне видели ожившие статуи, приносившие дары в наш район; они видели во сне птиц и бабочек, животных-гибридов, антилоп с ожерельями из драгоценностей, нищенок, которые были принцессами, дождь из золотой пыли, землю, гниющую от изобилия, когда голодало большинство людей, рог изобилия длиною в две декады, за которым следовала тьма, чудеса на голодных дорогах, мудрого человека, который возник из ниоткуда, чтобы править и избавить землю от страданий. Они даже говорили о широко распространенных слухах, подтверждаемых на двух континентах, об одном из наших самых важных политиков, который высадился на луне. Слушая гостей, я преисполнился абсолютного благоговения к нашему миру. Жизнь ударила меня, как молния. Когда гости ушли, моя голова чуть не взорвалась от тех событий, о которых они поведали нам приглушенными голосами. Светящаяся аура окружила Маму и Папу той ночью. От них исходило почти радужное излучение. Я был очень утомлен, но не чувствовал покоя. Я хотел снова увидеть мир. Мама запела. Папа сказал:

– Рождение приносит славу.

Той ночью я спал на кровати. Мама и Папа спали на мате. Позже я услышал как они двигаются и шепчутся, двигаются и трясутся словно спеша наполнить этот мир славой.

Секция вторая

Книга шестая

Глава 1

Я стал сильнее и уже отваживался выходить на улицу. Меня осенило, что чем дольше я буду оставаться живым, тем большей свободы я смогу достигнуть. Когда я выходил играть, казалось, в этом мире что-то менялось. Кусты буша и странные растения повсюду начинали дико разрастаться. Дождь пробивал дыры в земле. Улицы становились непроходимыми из-за грязи. Сваленные деревья лежали на дорогах и тропинках. Электрические провода болтались в воздухе. Я пытался бродить, но вода пресекала мои попытки. Дождь уменьшал этот мир. В лесу земля была жирной от грязи, желтых листьев и размокших жертвоприношений. Я бродил по запустению нашего района. Радости в этом было немного. Дождь превратил наши улицы в болото. Когда-то все улицы нашего района были частью реки, и, как всегда, бог дождя отвоевал свел владения.

Идти было некуда, и я был вынужден соглашаться на развлечения, которые мне предлагала улица. Два места на нашей улице, которые я должен был обходить, притягивали меня как магнитом. Я взбирался на дерево, садился на ветку как неуклюжая птица, и наблюдал за обоими домами. Дети играли у бунгало слепого старика. Его стул стоял на веранде, промокший от дождя. Окно было разбито, и комната казалась пустой. Бар Мадам Кото был другим. У ограды стояла вода и все поросло сорняками. Доски, положенные на камни, вели к входу в бар. Вывеска болталась криво. Сквозь пластиковые занавески я мог видеть, что происходит внутри. От столба с улицы на крышу бара были протянуты электрические провода. Только Мадам Кото удостоилась такой привилегии. Несколько машин подъехали к входу и просигналили. Группа женщин вышла из бара со смехом и болтовней. Танцуя под звуки музыки, они бежали по доскам. Мадам Кото, чей живот стал еще больше, вышла и помахала им забинтованной рукой. Машины увезли женщин.

Мадам Кото постояла у двери, осматривая окружающий мир. Белое ожерелье гордо красовалось на ее шее. Вскоре она уставилась в моем направлении. Долго смотрела на меня, и затем, к моему изумлению, пошла в мою сторону. Я попытался слезть с дерева, но шорты у меня сзади зацепились за ветку. Я решил покориться воле Мадам Кото. Выверенными шагами, перекатывая свое грузное тело, без видимых усилий грациозно обходя предательские лужи и ямы, она шагала ко мне. Она была очень массивная. Сам вес ее набедренных повязок придавал ей причудливое величие. Усталость придавала ее лицу новые выразительные черты. Она стояла рядом с деревом, пристально смотря на меня, и сказала:

– Азаро, что ты тут делаешь?

– Ничего.

– Ты воображаешь себя птицей?

– Нет.

– Так почему ты так смотришь на меня?

– Я не смотрю.

– Ну-ка слезай с дерева!

– Нет.

Она пронзила меня взглядом. И затем внезапно сказала:

– Что ты делал в моих снах?

– Ничего.

Она попыталась схватить меня за ногу, но я вовремя убрал ее. Она подпрыгнула, неудачно приземлилась, ушибла ногу и оставила попытки снять меня с дерева. Она сказала:

– Если я еще раз поймаю тебя во сне, я тебя съем.

Затем она побрела обратно к бару. Когда она исчезла за занавесками, вышли женщины, которые уставились на меня и стали делать в мою сторону презрительные жесты. Когда им надоело смотреть на меня, я слез с дерева и пошел домой.

Папа вернулся с работы рано. Он пришел с голой грудью и потный. Он избивал мешок, набитый тряпками, который ударялся о стену. Он посмотрел на меня, пот стекал у него по лицу, и сказал:

– Сын мой, твой отец тренируется.

– Зачем?

– Чтобы стать чемпионом мира.

Он продолжал дубасить эту связку тряпья, так что стены дрожали и с каждым ударом дом сотрясался до самого основания, а сам он неистово пыхтел. Он все бил этот мешок, пока в стену не постучал сосед.

– Что ты хочешь сделать, а? – крикнул он. – Ты хочешь разбить стену? Иди и нанимайся в армию вместо того, чтобы раздражать людей!

Папа прекратил дубасить мешок и стал боксировать с тенью. Каждый особенно мощный удар по воздуху он сопровождал именами реальных и воображаемых врагов и набором брани. Он прыгал кругами, нырял по-утиному, делал короткие выпады, наносил апперкоты, обманные удары и отпрыгивал. Пена от пота проступила на его груди. Наконец он устал, пошел и принял ванну. Когда он вернулся, я стал раскладывать еду. Он запретил мне это делать, и разложил еду сам. Мы поели вместе.

Когда мы закончили есть, я пошел мыть посуду. Папа сел на стул и закурил. Он все еще не мог успокоиться, когда я вернулся. Я молча за ним наблюдал. Он часто посматривал на меня и улыбался. Через какое-то время появился лендлорд. Он даже не постучал. Он ворвался к нам в комнату, оставив дверь распахнутой настежь, и адресовал свои жалобы всему поселению.

– Мне сказали, что ты разрушаешь стены! Если ты сломаешь что-нибудь в моем доме, гром поразит тебя. И лучше бы тебе начать собираться и уезжать отсюда. Я устал от твоих проделок!

Он вылетел как вихрь. Папа продолжал курить. Он не двигался. Когда лендлорд вышел, Папа встал, закрыл дверь и снова сел на стул. До прихода Мамы мы не проронили ни слова.

Глава 2

Мы и не предполагали, насколько серьезно Папа занялся боксом. Он начал тренироваться как умалишенный. Иногда он вставал ночью, подпрыгивал, уклонялся, наносил ответный удар, выпад, свинговал и избивал своих воображаемых соперников. По утрам, прежде чем поесть, прежде чем сунуть в рот жвачку, он отрабатывал бой по всей комнате. Иногда он будил меня топотом ног и глубоким дыханием. Я смотрел на него, не поднимаясь с мата, и видел, как его ноги гиганта прыгают вокруг моей головы, а локти блокируют его лицо. Он боксировал по натянутой веревке для просушки одежды, пока та не оборвалась. Он нападал на мух и бил москитов. Он занимался спаррингом со своей тенью, словно это был его самый злейший враг. Он заставлял меня стоять на кровати и держать для него сложенное полотенце. Он атаковал его со всех сторон. Его движения стали похожи на движения краба, и он разрабатывал самые сложные апперкоты. Чем больше он погружался в бокс, тем больше он ел. Его аппетит стал таким, что Мама попросила его бросить тренировки. Нам не хватает денет на еду, сказала она. Он проигнорировал просьбу. Нам пришлось меньше есть, чтобы Папа мог накачивать свои мускулы. Он не знал об этом.

– Бедность довела его до ручки, – сказала Мама.

Люди стали смотреть на нас как на безумцев. Комната стала слишком мала для Папы, чтобы практиковаться. Между тем, он боксировал со всем, что попадалось ему на глаза. Он сделал из моего мата месиво, поставив его у стены и исколошматив. Он пробил дыры в матрасе. Он выбил дно в одной из маминых корзин. Он перестал слушать кого бы то ни было. Его сумасшедшая идея овладела им безраздельно. Мы не могли этого понять. И когда он перебрался со своим боксом на двор, мы оставили всякие попытки докопаться до того, что происходит в его голове. В нем что-то изменилось. Его глаза стали одновременно холодными, безмятежными, свирепыми и как-то странно сузились. Казалось, что он смотрит на людей так, словно они прозрачные, бесплотные. От ударов по стене заднего двора костяшки его пальцев стали большими и грубыми. Однажды я побрел за ним на задний двор. Он обмотал тряпками свои кулаки и изо всех сил колотил по стене, пока белая тряпка не стала красной от крови. Тогда он остановился.

– Быть мужчиной – очень непростая вещь, – сказал он мне.

Его поединки с тенью, однако, стали привлекать внимание. Когда он дрался со стеной на дворе, женщины то и дело возникали у колодца по самым мелким поводам. Зачерпывать воду без того, чтобы ее использовать, внезапно стало модным среди замужних и незамужних женщин. Он ничего не имел против того, чтобы давать представления перед толпой женщин и детей. Но он был недоволен условиями тренировок на дворе, потому что вода, проливаемая на землю, затрудняла его упражнения для ног. Как-то раз он поскользнулся и упал. Женщины засмеялись. На следующий вечер он уже боксировал в коридоре. А ночью, подумав, что мир уже спит, он возобновил тренировки у границы поселения.

В эти ночи у Папы были лучшие спарринг-партнеры. Он дрался с ветром, с мошками и москитами, которые рождались из миллионов личинок в придорожном болоте. Иногда я просыпался ночью и сразу же понимал, что его нет в комнате. В комнате недоставало его неуемной энергии. Я вставал, на цыпочках выходил из комнаты и шел к границе поселка. Как ночной герой, один, невидимый и всегда в боевой готовности, Папа боксировал по всем окрестностям. Он всегда воевал с несколькими врагами, словно целый мир был против него. Он воевал безостановочно и всегда побивал соперников. Когда они падали на землю, он триумфально поднимал руку. Для меня он стал вскоре королем ночей нашего поселка. Я подолгу наблюдал за ним. Ночь становилась для меня безопаснее. Пока он тренировался, я иногда бродил по дорогам. Когда он был рядом, ночь превращала все знакомое в иной мир, в иную реальность. Местность менялась до неузнаваемости! Дома стояли неподвижно. Нигде не было огней. Лес превращался в массу тьмы, отливающую синевой, более глубокую, чем окружающая ночь. Дома, деревья, буш делали нашу дорогу похожей на горную цепь. В темноте дома сгорбились как спящие чудовища. Отдельные деревья были похожи на гигантов, спящих стоя, с взъерошенными волосами. И дорога больше была не дорогой, а изначальной рекой. Королевской поступью шла она в темноте с величественной степенностью. Когда я бродил по дороге ночью, я впервые понял, что порой могу исчезать. Сначала это испугало меня. Я мог бродить один, видя только что-то вблизи себя, и затем, вступая в темноту, начинал в нее вглядываться и все видеть. Я становился темным призраком. Ветер проходил сквозь меня. Но когда я ударялся ногой о камень или спотыкался, или же какой-то свет падал на меня, я в одно мгновение чудесным образом превращался в человека. Я быстро бежал к ограде, где тренировался Папа, не замечавший моего присутствия.

В эти ночи он казался могучим. Темнота стала его мантией и его другом. Глаза Папы горели ярким светом. Он говорил с ветром, и в его голосе чувствовалась сила; это был голос нового человека. Заканчивая тренировку, он начинал разминать ноги, подпрыгивая и по-особому их волоча, называя себя Черным Тигром. Имя начинало ему соответствовать. Я никогда не видел, чтобы он излучал столько силы, как в часы тренировок. И благодаря этим ночным занятиям его имя стало распространяться. Он стал привлекать к себе какое-то странное внимание. Однажды, наблюдая за ним, я вдруг увидел огонек, который приближался со стороны дороги и остановился неподалеку от нас. Свет этот был сам по себе. Он был слабее, чем огонь от спички, он стоял и смотрел, как Папа боксирует с темнотой. Со временем огоньков становилось все больше. Однажды я насчитал их три. Я сказал:

– Папа, три огонька наблюдают за тобой.

– Что?

Он удивился, услышав мой голос. Я думаю, он впервые понял, что я нахожусь рядом с ним.

– Какие огоньки?

Я показал на них, но он ничего не увидел.

– Это все твои глаза, – ответил он и продолжил свой бокс.

Огоньки смотрели за ним, пока он не закончил. Они не двигались. Ветер не производил на них никакого эффекта. Когда мы уходили, я обернулся. Они все еще стояли на месте.

В одну из ночей Папа тренировался с особой свирепостью, и я увидел, как желтая пара глаз приближается к нам со стороны болота. Глаза остановились недалеко от Папы и следили за его движениями. Папа нырял, отбегал в сторону, от прямых ударов переходил к перекрестным правым, от апперкота к хуку и потом к серии коротких ударов. Я видел, как глаза следовали за ним. Они изучали его, когда он менял ортодоксальную стойку на стойку левши. Я пошел в сторону желтой пары глаз и ничего не обнаружил. Я вернулся обратно к своему месту, и глаза снова возникли. Они так и смотрели за Папой, пока он не завершил тренировку. Мы ушли, я бросил взгляд назад – и глаз опять не стало.

Необычная вещь произошла следующей ночью. Появились огоньки, один за другим, словно у них было собрание, словно они решили сформировать земное созвездие. Затем из болота показались желтые глаза. И когда Папа сделал небольшой перерыв, из темноты вышел огромный человек. Он был слишком большой, чтобы я не мог услышать его шагов. Казалось, что он выступил из ниоткуда, из другого пространства. Я не видел его глаз.

– Кто ты? – спросил он Папу.

Папа смерил его взглядом.

– Мое имя Черный Тигр, – сказал он бесстрашно.

– Хорошо.

– А кто ты? – спросил в ответ Папа.

Человек усмехнулся.

– Меня зовут Желтый Ягуар, – ответил человек.

– Хорошо.

– Так ты будешь драться со мной?

– Да, – ответил Папа.

Человек снова усмехнулся.

– Твое имя становится известным. Но я положу этому конец.

– Ты много говоришь, – сказал Папа, принимая стойку левши.

Меня забеспокоило, что я не могу видеть глаза этого человека. Двое мужчин кругами обходили друг друга. Папа пошел в атаку, и человек замычал. Папа снова ударил его по лицу, и на этот раз закричал Папа.

– Ты как дерево!

– Вот и ты заговорил, – сказал человек и нанес Папе удар по лицу.

Папа упал, перекатился на сторону и приземлился в лужу. Человек подождал его. Я все еще не мог видеть его лица. Папа медленно поднялся с опущенной головой. Внезапно он набросился на человека. Три огонька рассеялись. Затем я заметил, что появилось множество огней разных цветов. Мужчины упали в лужу. Они схватились друг с другом. Папа давил человека всей своей мощью. Человек снова замычал, и Папа крикнул:

– Да ты деревянный!

Человек ответил серией ударов, и я видел, как Папа уворачивается, парирует, отскакивает, ставит локтевые блоки, подпрыгивает и изгибается, не пропуская ни одного удара и не падая на землю. Затем Папа, твердо уперев ноги, испустил долгий звериный крик, крик раненого зверя, и пустился в бешеную атаку. Как градом, он осыпал ударами своего противника. Он исполнил настоящий ураган комбинаций, свингующих кулачных ударов, бешеных хуков, хитрых перекрестных ударов, молниеносных апперкотов. Я видел, как человек подался назад, опустил голову, я видел беспомощность в его руках. Папа прекратил бой только тогда, когда загнал человека в болото. Мой дух поднялся от гордости. И затем темнота, казалось, еще гуще поднявшаяся из болота, накрыла их обоих. Наступила тишина. Я ждал. Я ничего не слышал. Затем через какое-то время я уловил, как ноги шагают по грязи. Вышел Папа и направился ко мне.

– Где человек? – спросил я.

– Я не знаю, – сказал Папа ослабевшим от усталости голосом. – Он исчез в болоте.

Но неожиданно человек появился – весь гром и комок силы – и снова ринулся в битву. Когда он бросился на Папу, две вещи поразили меня в нем: он был с ног до головы испачкан грязью, но его глаза горели желтым светом. Он сошел на Папу как водоворот, как мистраль, как торнадо. Он в пух и прах разбил папину защиту. Он предвосхищал каждое движение Папы. И он стал гонять Папу по всей площадке, нанося ему резкие удары, производя сложные комбинации, делая безжалостные выпады, точные и ослепительные контрудары. Под натиском его атаки Папа стал похож на марионетку. Человек был энергией ярости, неестественной силой природы, штормом. Словно пять щупалец молнии над лесом, он возникал везде одновременно.

– Твои глаза слишком яркие! – закричал Папа.

– Я безумный Ягуар! – похвастался человек и разразился градом устрашающих ударов.

Он продолжал избивать Папу, растирая его в порошок, сокрушая его лавиной нескончаемых ударов. Я увидел, как Папа падает от изнеможения, полностью сбитый с толку. Я заметил у него трусливый взгляд испуганного человека. Кровь стекала по переносице и собиралась в уголках глаз. Папа сносил это жестокое избиение молча, он не показал сопернику спину и не убежал. Он принимал удары. Он вбирал их в себя. Он противостоял им. Он впитывал их в свое тело и дух. Я слышал, как хрустит его шея. Я слышал, как клацают его зубы. Я слышал скрежет костей под ударами кулаков. Папа закричал и начал стонать. Затем он сжался. С кулаками, едва ли готовыми к атаке, он низко нагнулся, словно вставая на четвереньки. Человек возвышался над ним, и его желтые глаза мерцали в темноте. И затем Папа припал к земле. Он двигался, как пойманный дикий зверь. Медленно он сделал несколько движений в одну и в другую сторону, раскачиваясь, выставив руки перед собой как богомол. Затем я увидел, как Папа преображается. Он возвращался к простым вещам: он возвратился к воде, к земле, к дороге, ко всему мягкому. Шатаясь, он пошел. Он был жидким. Он двигался, как большой кот. Соскальзывая назад, он вошел в середину световых арабесок. Я почувствовал, как от него начинает исходить странная энергия силы. Он взял ее от ночи, воздуха, дороги, своих вечных друзей. Человек приблизился к нему, но Папа в танце, пошатываясь, ушел от него в темноту. Огоньки следовали за ним. Когда его спина уперлась в ржавый остов сгоревшего фургона, он остановился. Дальше отступать было некуда. Внезапно, и я сам не знаю почему – это одна из тех загадок Живущих, ответить на которую может только Живущий – внезапно я закричал. Мой голос, зазвучавший через мгновение после того, как я произнес слова, поплыл по ветру. Мой голос звучал слишком тонко и хрупко для тех вещей, которым он должен был помочь.

– Черный Тигр, ВОЗЬМИ СВОЮ СИЛУ! – крикнул я.

И Папа, вняв призыву, ошеломил человека необузданной и отчаянной яростью контратаки. Папа чудесным образом вырос в размерах. И со всем сконцентрированным гневом и безумием человека, у которого есть только одна секунда на размышление, чтобы выбрать между жизнью и смертью, Папа сбросил с себя чары бессилия и ответил такими могучими ударами, как будто решил стереть с лица земли всю расу гигантов. Я не знаю, то ли, наконец, все удары и толчки достигли цели, то ли один удар в итоге попал в правильное место, но внезапно, в разгар бешенства Папы, человек издал пронзительный вопль. Он попятился задом. Сбитый с толку, Папа пошел на него с поднятыми руками. Затем человек встал ровно и прямо, его яркие желтые глаза перекосились. Ветер вздохнул над его головой. Желтые глаза потускнели. Потом они и вовсе закрылись, и сразу стало темно во всей округе, словно задули таинственный фонарь. Затем, подобно дереву, которое еще долго не падает после своей смерти, человек медленно начал крениться на сторону. И когда он ударился оземь с неестественным глухим звуком, случилась странная вещь. Человек словно испарился. Он ушел в землю. В темноту. Пар с примесью желтизны, словно от горящей серы, стал подниматься от мокрой земли. Собравшиеся огоньки разбежались. Ночь стала тихой. И затем из леса донесся смех гиены. Мы смотрели в темноту, пытаясь увидеть человека, но его нигде не было. Папа стоял озадаченный, пошатываясь от изнеможения.

– Что произошло? – спросил я.

– Я не знаю, – прошептал он.

Мы ждали. Ветер завывал над спящим поселком. Ветви трещали. Мы походили по земле, и вскоре я набрел на дыру. Папа наклонился и зажег спичку. Это была не дыра, а глубокий отпечаток тела взрослого человека на земле. Папа был весь в крови и в поту. От ударов рот потерял форму, и губы чудовищно распухли за считанные секунды. Весь его нос был разбит. Кровь стекала на переносицу и собиралась в уголках рта.

Я начал чувствовать холод.

– Так, скажи еще раз, как его звать? – спросил Папа, задувая спичку.

– Желтый Ягуар, – ответил я.

Папа, внезапно что-то вспомнив, схватил меня за руку.

– Желтый Ягуар когда-то был известным боксером в этом районе, – сказал он, в страхе понижая свой голос.

– А что с ним случилось?

– Он умер три года назад.

Холодок пробежал у меня в костях. Я услышал, как ветер сделал глубокий вздох. Папа побил боксера из мира духов. Он дрожал. Затем облокотился на меня, словно ища поддержки. Я чувствовал, как его трясет.

– Что-то холодно, – пожаловался я.

– Пойдем домой, – сказал он поспешно.

Он поднял меня на руки и побежал в наш барак и затем в комнату. Он закрыл дверь. Сел на свой стул. В темноте мы слушали, как Мама посапывает во сне. Папа зажег сигарету. Он курил, и его глаза сверкали. Я чувствовал запах грязи, пота, драки, возбуждения, ужаса и крови. Я чувствовал, что его дух справился с кулаками Желтого Ягуара. Я заранее предчувствовал его второе рождение. Его дыхание пахло серой. Это была тайна. Когда он закончил курить, он вышел и умылся. Возвратившись, он быстро лег в кровать. Я слышал, как он всю ночь ворочался, хрустя суставами. Он не мог уснуть, думая о мертвом боксере. Так же, как и я.