Текст книги "Голодная дорога"

Автор книги: Бен Окри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 37 страниц)

Глава 4

Той ночью я спал под грузовиком. Утром я встал и пошел бродить по улицам города. Дома были большие, везде грохотал транспорт, и люди смотрели на меня. Когда я подошел к рынку и увидел пироги из бобов, спелые фрукты, сушеные рыбины, и в нос мне ударил запах жареного подорожника, я почувствовал голод. Я ходил от стола к столу, смотря на продавцов. Почти все они меня прогоняли. Но у одного столика с едой мужчина со страшным лицом заметил меня и спросил:

– Ты голодный?

Я закивал. Он дал мне кусок хлеба. У него было только четыре пальца и не было большого. Я поблагодарил его и пошел в сторону от рынка, пока не отыскал бочонок, на который можно было сесть и приняться за еду.

Я смотрел, как толпы людей стекаются на рынок. Я наблюдал хаос движения, бурную торговлю, грузчиков, склоненных под тяжестью мешков. Казалось, весь мир находился там. Я видел людей всех форм и размеров, гороподобных женщин с лицами цвета дерева ироко, калек с лицами, словно высеченными из камня, стройных женщин с близнецами на спинах, больших мужчин с выпирающими плечевыми мускулами. Смотря на движущиеся тела и предметы, я почувствовал, как у меня кружится голова. Бродячие собаки, куры, хлопающие крыльями в клетках, гуси с безразличными глазами – все причиняло мне боль, когда я на это смотрел. Я закрыл глаза и когда открыл их снова, то увидел людей, идущих задом наперед, карлика, который учился ходить на двух пальцах, перевернутых мужчин с корзинами рыбы на ногах, женщин с грудями на спине и с детьми на груди, красивых детей с тремя руками. Среди прочих я увидел девочку с глазами на одной стороне лица и с браслетами из голубой меди на шее, которая была прекраснее, чем луговые цветы. Я так испугался, что слез с бочки и попятился назад, когда девочка показала на меня и крикнула:

– Этот мальчик видит нас.

Они повернулись ко мне. Я немедленно отвернулся и поспешил прочь от этого кишащего рынка в сторону улицы. Они преследовали меня: у одного из мужчин вместо ног были красные крылья, а у девочки вокруг шеи оказалась не медь, а рыбья чешуя. Я отчетливо слышал их гнусавый шепот. Они встали рядом со мной, чтобы узнать – действительно ли я их вижу. И когда я отказался на них смотреть, направив свой взгляд на кучки красного перца, сверкавшего на солнце, они обступили меня и загородили путь. Я прошел сквозь них, словно их никогда и не было. Я уставился на крабов, пытавшихся вылезти из корзин, обрамленных цветами. В конце концов они оставили меня. Впервые в жизни я понял, что не только люди приходят на рынки этого мира. Духи и другие существа тоже туда захаживают, покупают и продают, торгуются и прицениваются. Им нравится бродить среди фруктов и плодов земли и моря.

Я пошел в другую часть рынка. Я не смотрел на людей, которые плыли в воздухе, или тех, кто нес с собой свои головы как луковицы. Мне просто стало интересно – откуда все они тут взялись? Я последовал за теми, кто покидал рынок, закончив свои покупки или продажи или просто устав от обозрения всех интересных вещей мира, добытых людьми. Я шел за ними по улицам, узким тропинкам, одиноким путям. Все это время я притворялся, что их не замечаю.

Когда они подошли к широкой просеке, они сказали друг другу свои причудливые «до свидания» и пошли разными путями. На многих из них нельзя было смотреть без ужаса. Другие были очень милые. Многие были довольно отвратительны, но через какое-то время их отвратительность становилась нормальной. Я решил последовать за духом-ребенком с лицом белки, который тащил большой мешок. Его спутники совещались между собой, смеясь безгорловым смехом. У одного была желтая паучья нога, другой был с хвостом небольшого крокодила, а самый интересный из них смотрел на все дельфиньими глазами.

Просека была началом автомагистрали. Ее прорубили строительные компании. Местами земля была красная. Мы миновали гигантское поваленное дерево. Красная жидкость сочилась из его пня, словно дерево было убитым гигантом, чья кровь не могла перестать течь. Духи подошли к краю вырубки, где в земле была глубокая яма. Заглянув в нее, я услышал резкий звук, как будто что-то раскололось, и закрыл глаза в ужасе. Когда я их открыл, то обнаружил себя в совершенно другом месте. Духи исчезли. Я стал кричать. Мой голос эхом отдавался в темном воздухе. Через какое-то время рядом с собой я заметил огромную черепаху. Она подняла вверх свою ленивую голову и уставилась на меня, словно я нарушил ее сон. Она сказала:

– Чего ты кричишь?

– Я потерялся.

– Что это значит?

– Я не знаю, где я.

– Ты в под-дорожье.

– А где это?

– Это живот дороги.

– А у дороги есть живот?

– А у моря есть рот?

– Я не знаю.

– А что ты знаешь?

– Я хочу домой.

– Я не знаю, где твой дом, – ответила черепаха, – поэтому ничем не могу помочь.

Затем она отползла. Я лег на светлую землю и плакал, пока не заснул. Когда я проснулся, я очутился в яме, откуда доставали песок для строительства дороги. Я выполз оттуда и побежал через лес.

Прижимая к себе то, что осталось от моего хлеба, я пошел по улицам. На развилке дорог я попросил воды у торговки едой. Она дала мне воду в голубой чашке. Я доел хлеб и медленно выпил воду.

Рядом со мной стоял мужчина. Я ощутил его по запаху. На нем была рваная грязная рубаха, его волосы были красноватыми, и мухи жужжали вокруг его ушей. Его срамные места высовывались из штанов, а ноги были покрыты язвами. Мухи, летавшие вокруг его лица, создавали ощущенье, что у него четыре глаза.

Я смотрел на него, сгорая от любопытства. Он сделал резкое движение, отгоняя мух, и я заметил, что его глаза вращаются, словно в акробатической попытке увидеть самих себя. Я начал понимать, что он и меня разглядывает, быстро допил воду, завернул остатки хлеба и поспешил прочь. Я не смотрел назад, но был уверен, что он идет следом. Я мог слышать странный диалог мух вокруг его ушей. Я чувствовал запах его безумия.

Когда я пошел быстрее, он тоже ускорил шаги, что-то декламируя. Я прошел через поселок, вышел к фасадам домов и увидел, что он уже меня поджидает. Он сопровождал свое преследование буйным бредом на причудливых языках. Я помчался через дорогу, через рынок, и спрятался за грузовик. Человек шел по пятам моей тени. Я постоянно чувствовал его ужасное присутствие, от которого мне было не избавиться. В отчаянии я перебежал на другую сторону дороги. Гудок чудовищного грузовика перепугал меня, я выронил остатки хлеба и ринулся прочь, с дико колотящимся в груди сердцем. Когда я был в безопасности на другой стороне, я посмотрел назад и снова увидел этого человека на середине улицы. Он поднял мой кусок хлеба и принялся его есть вместе с полиэтиленовой оберткой. Вокруг него сигналили машины. Я продолжил свой бег из страха, что он может вспомнить, что преследовал меня.

Наконец, я вышел на знакомую улицу. Посмотрев на свою тень и удостоверившись, что она на месте, я очнулся от наваждения его безумия. В жарком воздухе, я старался в тревоге понять, что же знакомо для меня в этом районе. В воздухе раздавались сладостные голоса детей. Я вдыхал запах распустившихся роз из помойки. Канава источала ароматы благовоний. Дома были покрыты пылью. И в этом ночном пространстве белые птички перелетали с дерева на дерево. Я стал ждать в надежде заметить что-то еще. И когда уличные пространства стали расти, словно солнечный свет начал исходить из каждого предмета, превращая район в широкую протяженность священных полей, я осознал в потрясении, что именно эта странность мне и знакома. Мое дыхание участилось, и когда лунный свет пролился на улицы, я узнал эти детские голоса, которые слились вокруг меня в мощный голубой хор. Это были далекие голоса моих духов-спутников, звавших меня в мир мечты, прочь из этого мира, где до меня никому нет дела. Они соблазняли меня уйти туда, где я никогда не буду потерян.

Лунный свет их голосов стал слишком призывным и сладостным для меня. Я почувствовал, как меня выносит в другое пространство. Куда бы я ни посмотрел – везде были духи, искренне приглашавшие меня с собой. Запах цветов переполнил меня своей властью. Песни ранили меня безжалостной красотой. Опаленный их гибельными мелодиями, я побрел по дороге и вдруг увидел их всех, духов в полном расцвете сил, на радужных полях, купающихся в экстазе нескончаемой любви. Что-то острое пронзило мой мозг. Я упал без сил на зацветающем асфальте, посреди ревущих грузовиков.

Глава 5

Меня отвели в полицейский участок. Потом доставили в госпиталь, где обработали раны. Когда меня выпустили, ко мне был приставлен полицейский чиновник, пока не найдутся мои родители. Это был увалень с большим лбом и волосатыми ноздрями. Он отвез меня к себе домой на белой машине. Его жена – высокая и худая, – напомнила мне о женщинах с острова. Цвет ее лица был похож на поздний вечер. Она отмыла меня и одела в одежды своего сына. На обед мы поели замечательное тушеное мясо, приправленное травами и овощами. Рис источал слабый аромат корицы, жареный подорожник пах дикими травами. Тушеный цыпленок был вкусным, как чудесное наваждение.

Гостиная, где мы ели, была очень просторная и комфортабельная. Ковры были толстые, на голубых стенах висели дипломы в рамочках. На картине был нарисован Иисус с распростертыми руками и с большим сердцем. Рядом была подпись:

ХРИСТОС –

НЕВИДИМЫЙ ГОСТЬ В КАЖДОМ ДОМЕ

На стенах висели портреты полицейского чиновника, его жены и красивого мальчика с печальными глазами. Мальчик смотрел на меня, пока я ел. Через какое-то время я начал смотреть на все глазами мальчика, и весь дом вокруг меня преобразился. Я уже знал, что мальчик мертвый, поэтому потерял аппетит и больше ничего не ел. После обеда женщина проводила меня в мою комнату. Я испугался – у меня еще никогда не было своей комнаты. Когда она закрыла дверь, я сразу понял, что это комната ее сына. Его игрушки, школьные тетрадки и даже ботинки были аккуратно сложены. На стенах висели его фотографии. Той ночью я не спал. По всему дому раздавались нечеловеческие шаги. Во дворе заорал кот. И потом, в полной темноте, кто-то, с лицом цвета ночи, вошел в комнату и начал трогать фотографии и играть в игрушки. Я не видел никого, но, когда он ушел, услышал легкий звон колокольчиков. Только когда стало светать, я смог немного поспать.

Несколько дней я жил в доме полицейского чиновника. Глаза его жены всегда были большими от нескончаемого плача. Я понял по ночным шепотам, что их сын погиб в дорожной катастрофе. Они обращались со мной хорошо. Она готовила мне прекрасные пироги из бобов и разные блюда из овощей. После бани она собирала в пучок мои волосы и натирала маслом лицо. Она пела для меня, когда подметала гостиную или стирала одежду. Я иногда помогал ей с уборкой. Мы вытирали общий стол и стеклянный шкафчик с хрустальными слониками и черепахами и керамическими тарелками. Еще мы протирали большую маску на стене. Она всегда одевала меня в нарядные одежды сына. Я стал ее бояться только тогда, когда она стала звать меня его именем.

На следующую ночь звуки в доме стали еще страшнее. Я слышал, как кто-то бродит по дому, словно заключенный. Стеклянный шкафчик стал перемещаться. Звенели слабые колокольчики. Под моим окном запели птицы.

Утром полицейский чиновник дал мне карманные деньги, и его жена говорила со мной ласково, готовила мне еду, смотрела как я ем. Днем в доме стояла тишина. Женщины не было. Все двери были закрыты. Я проспал на диване в гостиной и проснулся с чувством, что в доме я не один. Я хотел есть, у меня кружилась голова. Пока я бродил по дому в поисках открытой двери, в меня вошло что-то такое, что мной заинтересовалось. Я так и не смог выгнать из себя это самое нечто. Оно скиталось во мне и говорило вещи, которых я не мог понять. Потом я вдруг почувствовал, что мной полностью овладел какой-то несчастный дух.

Я делал все, чтобы прогнать из себя этого духа. Я брыкался, кричал, колошматил себя. Я бился о стены. Потом я обнаружил себя на полу, и изо рта у меня текла кровь. Что-то начало расти из меня и разговаривать с комнатой. Надо мной стояла женщина. Дух вышел из меня и заговорил с ней, но она его не слышала.

Женщина отнесла меня в мою комнату. Когда я проснулся под вечер, то почувствовал себя больным. Я понятия не имел, кто я такой, и даже мысли мои, казалось, принадлежали кому-то другому. Несчастный дух оставил внутри меня пустые места. Я проспал весь вечер и всю ночь и встал только на следующий день. Два дня я ничего не ел. У меня пропал аппетит. Я не имел ни малейшего желания что-то делать, меня просто несло по белым волнам моей слабости.

В ту ночь, когда я лежал на кровати, дверь в комнату открылась, и в нее вошли полицейский чиновник, его жена и травник. Я притворился спящим. У травника было блестящее мачете. Они говорили про меня шепотом. Потом они ушли.

Рядом с моей кроватью стояла чаша с рисом и курицей. Жадно все съев, я почувствовал себя лучше и начал обдумывать план побега.

Я прислушивался ко всем звукам в доме. По дому бродили голоса. Я слышал, как шепчется воздух, говорят стены, жалуются стулья, скрипят полы, разносят слухи насекомые. Комнату заполнила темнота. В темноте задвигались фигуры. Я увидел, как взволновались какие-то желтые существа, поплыли белые формы, полетели по потолку голубые тени. Но потом я услышал, что в гостиной разговаривают люди, которые внезапно притихли и затаились. Я подождал и затем неслышно прокрался в гостиную.

Глава 6

Там стояла тишина. Низко висящая лампа-молния освещала обеденный стол, ее синеватый свет повсюду отбрасывал тени. Там, куда едва попадал свет, вокруг стола сидели семь фигур. Над ними кругами летал мотылек. Восьмая фигура стояла без движения. В ней я узнал полицейского чиновника. Он присматривал за этим собранием.

Чем дольше я смотрел, тем более прояснялась угрюмая атмосфера. На главном столе стояло восемь стаканов, которые поблескивали, когда на них падал голубоватый свет. На столе я заметил наполовину опустошенную тыквенную бутыль. Рядом с ней стояло белое блюдо с кусками орехов кола и палочками каолина. И рядом с блюдцем стоял образок маленькой богини в перьях.

Запев низким голосом чант, изменивший сам воздух, полицейский чиновник заставил всех встать. Слабый свет позволил мне все же увидеть, что все эти фигуры – полисмены в форме. Они подхватили чант вполголоса. Затем вытянули руки и положили их на стол. Когда все мужчины сели, полицейский чиновник остался стоять.

Жужжали мухи. Полицейский чиновник поднял в воздух фетиш, и изумрудные глаза фигурки, похожие на глаза змеи, замерцали в тусклом свете. Полицейский чиновник что-то сказал, и первая из семи фигур поднялась с места. Ей оказался человек с маленькими глазками и тонкими усиками. Его нос был покрыт капельками пота. Слегка подрагивая, он взял образок. Он страстно принес клятву верности. Вокруг его головы летал мотылек. Под неусыпным взором богини и под страхом смерти он клялся, что был честен в деньгах, которые он собрал, и сейчас возвращает их обратно.

Сидящие полисмены запели устрашающий чант. Когда они остановились, первый мужчина, сильно потея в жаркой комнате, отломил кусочек каолина, послюнил его чуть-чуть и пометил свой лоб. Дрожащим голосом он сказал, что если нарушит свою клятву, то пусть его переедет грузовик. Его речь будто исходила из глубины его живота, и он подкрепил свое заявление, отхлебнув немного из тыквенной бутыли. Мужчина вынул деньги и сложил их на столе. Затем он снова ушел в полутьму и превратился в неподвижную фигуру.

Полицейский чиновник сосчитал деньги с бесконечным терпением. Затем он поблагодарил этого человека, отдал ему его долю, другую положил под блюдо, а остальное взял себе. Этот ритуал повторялся с каждым мужчиной. Все это время над ними летал мотылек. Второй мужчина повторил клятву, проворно выложил деньги и сел. Третий мужчина был огромный – широкоплечий, с большим пузом, пронзительным голосом и вялыми глазами, которые блуждали по комнате. Четвертый был веселый толстяк: он отпустил несколько шуточек, принятых собранием в суровом молчании. Он скрепил свою клятву, помахав красным ножом, и с заметной неохотой вынул свои деньги. Пятый мужчина был маленький и говорил скрипучим голосом. Его клятва была долгой импровизацией на тему его честности. Клянясь бесчисленными богами, произнося имена тайных святилищ, он прокричал, что пусть божества убьют его единственного сына, если он лжет. Полицейский чиновник отклонил эту возможность. Пятый мужчина затем также сел на место.

Шестым был высокий худой мужчина с чувством собственного достоинства. Он не потел, как остальные. Мотылек не летал над ним, когда он поднялся для совершения ритуала, и лампа ярко осветила его, когда он закончил молитву. Когда выросла следующая фигура, рядом со мной раздался громкий звук, и я спрятался. Но ничего не произошло. Я принялся дальше наблюдать за происходящим, заинтересованный тем, что мотылек приземлился на лоб седьмого человека. Страшно потея во время клятвы, он так и не смог отогнать его. В сильном возбуждении он поклялся в своей верности. И когда он, закончив расписываться в своей бесконечной честности, отхлебнул из бутыли, фотография сына с треском упала со стены на пол. Стекло в раме не разбилось. Лампа замерцала, отбросила яркий свет, и я заметил, что мотылек забил крыльями по горячему стеклу. Остальные фигуры молча уставились на седьмого человека. Прежним голосом он продолжил свою клятву и выложил деньги на стол. И затем внезапно, ничем не подкрепив клятву, схватил фуражку и покинул дом.

Церемония продолжилась, словно не случилось ничего странного. Мужчины много пили, горланили, пели песни, бодро плясали. Когда встреча подошла к концу, они забрали свои фуражки, по-братски попрощались, и в пьяном возбуждении вывалились из дома.

Я пошел к себе в комнату и дождался, пока уйдет последний из них. Потом начал ждать тишины. Дождавшись, я прокрался в гостиную.

Полицейский чиновник спал, развалясь на кресле, – его рубашка намокла от пота. В углу его рта скопилось немного пены. Муха села на нижнюю губу, потирая свои тонкие ручки и ножки, питаясь влагой его сна.

В комнате пахло потом и тканью хаки, кровью и перьями, пеплом и страхом. Мотылек совершил добровольное жертвоприношение, и чья-то кровь забрызгала стол. Из кармана рубашки у полицейского чиновника торчали пачки бумажек с записями. Оперенная богиня была прибита гвоздем над дверью прямо напротив картины с Христом и подписи под ней.

Полицейский чиновник храпел. Я прошел мимо него на цыпочках, тихонько открыл входную дверь и вышел в ночь. Я продвигался вперед, но тут мои ноги наткнулись на что-то шерстистое. Остановившись, я вдруг понял, что смотрю прямо в глаза белой собаке. Собака глядела на меня так, словно не только от нее, но и от меня зависело, поднять ли ей лай тревоги. Я сделал дружелюбный жест и вернулся в дом, проскользнув к себе в комнату мимо тела спящего полицейского чиновника.

* * *

Я лежал в кровати и не спал. Я пытался понять все шумы в доме. Я слышал голоса в стене, говорившие, что жертва ожидает своего приношения. Утром полицейский чиновник приказал жене все время держать двери взаперти. Днем она ушла и ее долго не было. Когда она вернулась, я застал ее на кухне. Вскоре она принесла мне бобов на тарелке и жареного подорожника и оставила у моей двери. Я взял их, но есть не стал. От голода у меня начала кружиться голова. Весь день и весь вечер я страдал от мучивших меня проказ моих духов-спутников. Когда я уже не мог терпеть голод, я взял тарелку и уже был готов начать есть, когда вдруг почувствовал, что еда плохо пахнет. Я нашел газеты, завернул в них еду, спрятал сверток и выставил за дверь пустую тарелку.

В ту ночь, в темноте, крепко зажмурив глаза, осаждаемый яростью своего желудка, я вызвал образ своей матери. Когда я увидел ее очень ясно, то заговорил с ней, умоляя ее прийти и спасти меня. После этого я заснул, твердо уверенный, что она меня услышала.

Глава 7

До меня донеслось, как что-то стучит по крыше. Шел дождь. Ветер стучал в окно. В безумии от голода я встал с кровати. Сел на пол, съежившись в темноте, и, когда в дверь постучали, не пошевелился. Дверь открылась, и появившийся гигант сказал: «Иди поешь с нами».

Пьяный от голода я последовал за человеком к обеденному столу. Я сел как замороженный и уставился на мух, жужжащих над едой. Жена чиновника положила мне на тарелку изрядный кусок вырезки, отборные куски козлятины и налила овощной суп. Еда пахла восхитительно и пар из котла наполнял комнату ароматами томатов и ореганных приправ. От голода мир казался мне немного синеватым. Впервые я понял атмосферу этого дома, понял, почему в меня вошел дух. Когда я зажмуривался, я видел призраков, толпившихся вокруг чиновника и его жены. Они были везде в этой комнате. Призраки были высокие, молчаливые, у некоторых из них пробивались жидкие бородки. Инкуб с белыми крыльями парил возле окна. Я снова зажмурился и увидел духа с восемью пальцами и одним мигающим глазом. У другого духа в полицейской униформе была ампутирована нога. Он хватал еду окровавленными руками в тот момент, когда к ней прикасался полицейский чиновник. Призрак в виде пары молочно-белых ног балансировал на голове женщины. Гомункулус, похожий на желтое растение, танцевал на полу. Должно быть, я смотрел на них с изумлением, потому что чиновник вдруг спросил:

– На что ты так смотришь?

Я покачал головой. И тут же я заметил, что в углу, прямо напротив места, где они ели с невинным наслаждением, одиноко сидит призрак их сына. Он потерял обе руки, одна сторона его лица была разбита всмятку, оба глаза лопнули. У него были сизые крылья. Это был самый печальный призрак в доме.

– Ни на что, – ответил я.

Мужчина и женщина посмотрели друг на друга, а затем на меня. Я не мог заставить себя есть, видя, как призраки играют с едой своими окровавленными руками. Я сидел и смотрел на мух.

Закончив есть, они встали из-за стола. Мужчина пошел к креслу, и жена принесла ему большую бутылку «Гинесса», из которой он попивал, доложив ноги на скамеечку. Жена присоединилась к нему. В молчащем доме было слышно только тиканье старых дедовских часов. Призраки собрались вокруг мужчины и женщины и наблюдали за ними в изумлении. Одноглазый дух отпил капельку «Гинесса» в тот момент, когда чиновник подносил горлышко к губам. Чиновник пил степенно. Когда жена встала, чтобы принести себе более легкого напитка, дух с молочно-белыми ногами пошел за ней. Когда мужчина направился в туалет, его сопровождал дух в униформе. А когда они просто сидели, духи стояли перед ними так близко, что их лица почти соприкасались. Духи молчали и ничего не предпринимали.

Часы деда пробили. Я понял, что духи и призраки находились в доме чиновника потому, что он каким-то образом был причастен к их смерти. Я поспешил в свою комнату, запер дверь и лег в темноте, уставившись в потолок. Когда часы перестали звонить, голову мне словно прострелил оранжевый свет, темнота чуть рассеялась, и я увидел в углу комнаты безутешный дух мальчика. Вскоре он вырос, поплыл ко мне и стал смотреть на меня вытекшими глазами. Повиснув надо мной, он шевелил крыльями в воздухе. Я чувствовал, как меня все это гнетет. Я не мог дышать и двигаться. Спать было невозможно, а когда я смог закрыть глаза, случилось что-то ужасное: я почувствовал, как на меня навалилась какая-то низшая форма жизни, которая располагалась в моем теле. Я не мог собраться с силами и тщетно сопротивлялся. Стены дома заговорили о седьмом человеке: как его переехал грузовик, когда он регулировал дорожное движение.

Когда эта сущность окончательно обосновалась во мне, за окном пошел дождь, и я успокоился. Дождь набирал силу, а ветер стучал по гофрированной крыше, задувая воду через щели в оконной раме. Стало холодно. Я повернулся к стене. Когда я понял, что могу двигаться, я сел на кровать. Призрак мертвого мальчика висел под потолком, излучая синий свет. Над домом гремел гром и сверкала молния. Лил уже проливной дождь, и ветер, завывая, стал колотить в окно. Опять блеснула молния. Казалось, что она целилась специально в этот дом. Местность за окном и комната осветились. Скоро я почувствовал запах дыма, который пробивался из-под двери.

Дым заполнял комнату, я стал кашлять и когда выбежал наружу, то едва ли мог что-то видеть из-за густого дыма. Я побежал на кухню, кашляя и протирая глаза, и увидел, что вся она охвачена огнем. Я принялся стучать к ним в дверь. Наконец оттуда вышел чиновник с висящим животом и красными от сна глазами. «На кухне огонь», – закричал я.

Пока мы воевали с огнем водой из ведер, духи стояли и смотрели на нас. Женщина плакала. Мужчина ругался. Дождь усиливался. Вся кухня промокла. Вода просочилась через дверь гостиной и пропитала ковер. Ветер разбил окно, и гусеницы и слизняки вползли в дом. На стенах появились маленькие змеи. За окном гремел гром. По дому бродил призрак мальчика, проходя прямо сквозь своих родителей, не узнавая их и не замечая их бедствий.

После того как мы успешно справились с пожаром и вытерли промокший пол, все разошлись. Я слышал, как всю ночь они ходили и разговаривали. Я тоже не спал. Перед самым рассветом, когда ночь только-только начала менять гнев на милость, раздался настойчивый стук в дверь. Дверь тряслась и стук был такой сильный, что казалось, ветер и гром объединились, чтобы войти наконец в этот дом. Я поспешил из своей комнаты к входной двери, но мужчина оказался там раньше меня. Я все равно подошел ближе. В дверях стояла женщина: волосы растрепанные и мокрые, ноги босые, глаза обезумевшие, шея напряженная. Дождь поливал ее безжалостно, и у ее ног лежали мертвые тараканы. Я увидел, что вокруг ее шеи обвивалась веревка, привязанная к небу. На секунду я подумал, что знаю женщину по какой-то другой жизни, по миру духов. Я оттолкнул чиновника и встал на порог. И затем словно свет ударил мне в голову, а жажда переполнила горло, я закричал:

– Мама!

Поначалу она стояла неподвижно. Казалось, что она не замечает меня и смотрит пустыми глазами. Но после короткого молчания она вдруг бросила на землю все, что принесла с собой, и молча обняла меня. Потом она подняла меня и крепко прижала к своему теплому мокрому телу.