Текст книги "Битва за бездну"

Автор книги: Бен Каунтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

– Что-нибудь обнаружилось? – спросил Рескиил.

– Возможно, – ответил Задкиил, от которого не скрылось нетерпение в голосе сержант-командира. – Когда мы доберемся до Макрейджа, они будут нам не нужны, – добавил он. – Можешь не бояться, что нам придется плыть по волнам Имматериума вслепую.

– Я ничего не боюсь, мой лорд, – решительно выпрямившись, заявил Рескиил.

– Конечно, – спокойно согласился Задкиил. – Кроме, возможно, нашего диверсанта. Не внушают ли тебе сыны Ангрона какой-то особый страх, Рескиил? Или ты никак не можешь забыть, насколько чувствительна ярость наших бывших братьев?

Рескиил бессознательно поднял руку к грубо отремонтированной скуле, но быстро отдернул ее, как будто обжегшись.

– Не по этой ли причине незваный гость до сих пор бродит по нашему кораблю? – насмешливо спросил Задкиил.

– Он окружен, – резко ответил Рескиил. – Стоит ему выйти из укрытия, как я немедленно об этом узнаю и лично насажу его голову на клинок.

Задкиил, не обращая внимания на возмущение сержант-командира, выделил один из символов на стене.

– Вот оно, – прошептал он.

Необходимый ему знак наконец был обнаружен.

Астропат наносила записи своей кровью, и пергаментные листы ее протоколов, пестревшие новыми датами и символами, покрывали пол каюты ковром покрасневших листьев.

– Корона – это Колхида, – заговорил Задкиил, указывая на размазанный символ. – Эти вспомогательные метки показывают, что послание продиктовано повелителем Легиона, – добавил он, обводя пальцем ряд знаков, о значении которых Рескиил даже не догадывался.

Астропаты редко прибегали к роскоши общения при помощи слов или фраз. Вместо этого они пользовались обширным каталогом символов, передавать которые было значительно легче. Каждый символ имел свое значение, но в сочетании с другими знаками толкование приобретало более широкий спектр. У Несущих Слово имелся свой код, в котором корона, похожая на Корону Колхиды, обозначала и родной мир, и лидера Легиона.

– Два глаза, один слепой, – продолжал Задкиил. – Это Орден Кор Фаэрона.

– Он нас о чем-то просит? – спросил Рескиил.

Из множества рисунков, большую часть которых составляли бессодержательные образы и закорючки, рожденные галлюцинациями, Задкиил выделил еще один символ: свернувшуюся змею, абстрактное геометрическое обозначение системы Калта.

– Его шпионы подтвердили, что Ультрамарины собираются в системе Калта, – сказал Задкиил. – Все, кроме нескольких легионеров из отряда почетного караула, о которых мы говорили.

– Значит, мы покончим со всеми ними одним ударом, – уверенно заявил сержант-командир.

– Как и записано, брат, – подтвердил Задкиил, невесело усмехнувшись.

Он закончил исследование записей астропата и стряхнул с перчаток хлопья засохшей крови.

– Все готово, – произнес он, обращаясь к самому себе и предвкушая триумф и похвалы, которые достанутся ему, Задкиилу. – Слово будет исполнено.

«Гневный» продолжал свой путь в варпе, и Цест проводил время в тренировках и медитациях, отчасти чтобы занять свои мысли, а также чтобы восстановить форму после жестокого поединка с Бриннгаром.

Во время дуэли Космический Волк вел себя словно одержимый – Цест чувствовал это в каждом его ударе, в каждом боевом кличе. Но это не было изменением разума под влиянием варп-чудовищ, как в случае с экипажем «Огненного клинка». Нет, это, скорее, не внешнее воздействие, а врожденная черта, словно часть генетического кода, служившая основанием структуры Легиона Лемана Русса, каким-то образом ослабела.

Примитивная свирепость, как назвал для себя это свойство Цест, животная жестокость, которая должна проявляться только в присутствии врагов Космических Волков. Виновен ли варп в том, что эта черта стала доминирующей? Ультрамарин постоянно видел ее примеры даже среди членов экипажа, порой проявлявших настоящую одержимость. В последнее время пришлось удвоить численность вооруженных патрулей, и они постоянно несли потери из-за влияния варпа даже под защитой поля Геллера, окружавшего «Гневный».

На корабле было зарегистрировано семнадцать смертей, приписанных воздействию Имматериума, и это уже после побоища, учиненного в отсеке лэнс-излучателей, который в тот же день закрыли наглухо. Все равно полученные повреждения вывели из строя всю батарею, и на «Гневном» ни у кого не было желания посещать этот залитый кровью ангар. Самоубийства и несчастные случаи стали обычным делом, один рабочий был даже убит, и виновника так и не нашли. Экипаж корабля все сильнее охватывал массовый психоз, наведенный варпом.

«Яростная бездна» ничем не проявляла своего присутствия. Несущие Слово продолжали путь по Эмпирею, не возражая против преследования «Гневного». Затишье тревожило Цеста – оно всегда предвещало беду.

Резкий удар сбоку по голове заставил капитана Ультрамаринов поморщиться от боли и прервать размышления.

– Ты, кажется, чем-то озабочен, – произнес стоявший напротив него в боевой позиции Сафракс.

Ловко вертя в пальцах дубинку, он стал обходить Цеста.

Двое Астартес, одетые в тренировочные брюки и свободные рубашки, сошлись лицом к лицу в одном из спортивных залов корабля для проведения ежедневных занятий с оружием. На данном этапе они использовали боевые дубинки.

Тело Цеста уже и так покрылось синяками и ссадинами от десятков точных ударов его знаменосца. Сафракс был прав: его мысли были далеко отсюда, все еще в яме для поединков, в схватке с Бриннгаром.

– Может, перейдем к следующему этапу? – предложил Сафракс, показывая на пару мечей в зажимах сервитора-оружейника, на корпусе которого, словно на стеллаже, разместились самые разнообразные образцы клинков.

Цест покачал головой и жестом дал понять, что с него хватит.

– На сегодня достаточно, – сказал он, опуская дубинку и протягивая руку за полотенцем, предлагаемым служителем, чтобы вытереть вспотевшие плечи и шею.

– Не нравится мне это, Сафракс, – добавил капитан, передавая оружие сервитору.

– Тебя не удовлетворяет схема тренировок? – уточнил знаменосец.

В отличие от Антига ему был недоступен скрытый смысл высказываний Цеста.

– Нет, брат. Меня тревожит это спокойствие. Мы не наблюдали никаких действий со стороны «Яростной бездны» вот уже две недели или около того, насколько я могу судить о проклятом Эмпирее.

– Разве это повод для беспокойства, а не преимущество? – спросил Сафракс, не прекращая заключительных упражнений для расслабления мышц.

– Нет, я так не думаю. Макрейдж становится все ближе, а мы не можем ничего предпринять, чтобы остановить Несущих Слово. Нам даже неизвестен их план, будь проклят обморок Мхотепа. – Цест остановился и посмотрел в глаза Сафракса. – Моя надежда тает, брат. Я стал склоняться к мысли, что они не пытаются нас уничтожить, потому что им это не нужно, потому что мы больше не представляем серьезной угрозы их миссии.

– Верь в могущество Императора, капитан! Верь в него, и мы победим! – убежденно воскликнул знаменосец.

Цест глубоко вздохнул, ощущая на своих плечах непомерный груз.

– Ты прав, – сказал он Сафраксу.

Знаменосец, безусловно, не обладал проницательностью Антига и его способностью к сопереживанию, зато его здоровый прагматизм был непоколебимой скалой в этом море сомнений.

Цест сбросил пропитавшуюся потом рубашку, накинул на плечи свободную накидку и направился из тренировочного зала в вестибюль, где его поджидали слуги с доспехами.

– Капитан, если я тебе больше не нужен, я продолжу тренировку в одиночестве! – крикнул ему вслед Сафракс.

– Хорошо, брат, – задумчиво ответил Цест. – А я должен кое-что посмотреть.

Бриннгар грузно шлепнулся на скамью в каюте, отведенной ему адмиралом Каминской на борту «Гневного». Он сидел в полном одиночестве в окружении множества пустых бочонков и громогласно рыгал. Кровавые Когти скрылись в своей казарме. Бриннгар пришел сюда после проигранной дуэли с Цестом, ни с кем не разговаривал и не отвечал на утешительные реплики своих боевых братьев. Поведение старого Волка свидетельствовало о желании уединиться. Но не все поняли его намек.

В полутемную комнату вошел Цест, и Бриннгар, прервав свои мрачные раздумья, поднял голову.

– Волчий мед закончился, – пробормотал он, явно опьянев, несмотря на энергичное противодействие преомнора и оолитовой почки.

Этот напиток, привезенный с Фенриса, был сварен с единственной целью – преодолеть сопротивление генной физиологии Астартес и вызвать хотя бы временную интоксикацию.

– Зато теперь он в тебе, дружище, – добродушно усмехнулся Цест, хотя и испытывал мрачные предчувствия.

Бриннгар, ворча, отшвырнул пустую кружку и поднялся. Он был без доспехов, в простой одежде серого цвета, из-под которой выбивалась косматая шерсть. На груди, как обычно, болтались амулеты и обереги, а ниже еще виднелась отметина от зуба меча, хотя рана уже зажила.

– А ты, похоже, оправился, Ультрамарин, – сердито заметил Волк.

Его агрессивность явно ничуть не уменьшилась за несколько прошедших часов.

На самом деле у Цеста, несмотря на тельца Ларрамана, ускоряющие выздоровление, еще болела челюсть и ныл живот, но Ультрамарин кивнул, не желая в этом признаваться.

– Дело сделано, – сказал он. – Ты благородный воин, Бриннгар. Более того, ты мой друг. Я уверен, что ты признаешь результат дуэли.

Космический Волк обвел единственным глазом стол в поисках выпивки. Потом раздраженно фыркнул, и Цесту на мгновение показалось, что он готов снова затеять драку, но Бриннгар расслабился и хрипло вздохнул:

– Да, я признаю решение, но предупреждаю тебя, Лисимах Цест, я не выношу тех, кто заигрывает с варпом. Пусть держится от меня подальше, иначе мой клинок встретится с его проклятым языком. – Он придвинулся вплотную к Ультрамарину, и лишь подрагивание бороды указывало на то, что его губы двигаются. – А если ты снова встанешь у меня на пути, его судьбу будет решать уже не дуэль чести.

Цест помолчал, не отводя глаз от напряженного лица Бриннгара.

– Очень хорошо, – согласился он и добавил: – Бриннгар, ты мне очень нужен в этой битве. И мощь твоих рук, и твоя несокрушимая отвага.

Старый Волк презрительно усмехнулся:

– Но не мой совет, верно?

Цест уже открыл рот, чтобы возразить, но Бриннгар не дал ему заговорить.

– Ладно, ты получишь и то и другое, – сказал он, указывая на дверь когтистой рукой. – А теперь проваливай. Я уверен, где-то здесь есть еще выпивка.

Цест тяжело вздохнул и вышел. Да, Бриннгар будет продолжать сражаться, в этом он был уверен. Но он лишился более важного – его дружбы.

Однако на сожаления по этому поводу времени не было. Ультрамарин направился к капитанскому мостику, но на полпути получил сообщение по вокс-передатчику, запищавшему на его вороте.

– Капитан Цест, – раздался в наушниках голос адмирала Каминской.

– Слушаю вас, адмирал.

– Вас срочно вызывают в изолятор, – сказала она.

– По какой причине, адмирал? – не скрывая раздражения, спросил Цест.

– Лорд Мхотеп пришел в себя.

После ухода Цеста Бриннгар отыскал последний бочонок волчьего меда и стал жадно пить, роняя на бороду пену и капли жидкости. Его ничуть не взволновало восстановление сознания Мхотепа, и Бриннгар снова погрузился в меланхолию. Путешествие в варпе подействовало на Космического Волка сильнее, чем он был готов признать.

Его зрение затуманилось, нос почуял запах холода, а в ушах зазвучал плеск океанских волн.

Бриннгар вытер глаза тыльной стороной ладони и вспомнил, как стоял на зазубренном глетчере в одной набедренной повязке и с кремневым ножом в руке.

Это не было наказанием, вспоминал он, вновь переживая эпизод из своей юности. Это было наградой. К такому испытанию допускались только самые сильные и отважные юноши Фенриса. Оно называлось Испытанием Крови, но Космический Волк так редко о нем говорил, что название ему не требовалось.

Бриннгар лицом к лицу столкнулся с кошмарами фенрисийской зимы и первым делом отыскал длинную кость давно погибшего хищника. Прикрепив к ней нож, он получил копье. А потом на леднике и в тундре терпеливо разыскивал недолговечные следы потенциальной жертвы.

Добыча стоила ему колоссального напряжения сил, поскольку даже самые смирные из всех животных Фенриса были злобными монстрами. После того как плоть была съедена, он набросил на плечи шкуру, и часть убитого зверя навсегда поселилась в его сердце. Без его меха и мяса Бриннгар погиб бы в первую же ночь. Потом он заострил его кости и сделал еще несколько ножей на тот случай, если потеряет свой. Из сухожилий он сплел леску, а маленькая косточка из внутреннего уха служила крючком, когда он удил рыбу в море. Челюстную кость он расколол пополам и носил с собой как дубинку.

Бриннгар отправился в обратный путь к Клыку и, спускаясь с ледника, пользовался короткими проблесками зимнего солнца, чтобы определить направление. Острые льдины крошились под ногами и грозили сбросить на скалы в одну из зияющих впадин. Дубинкой из челюстной кости ему не раз приходилось отгонять покрытых чешуей хищников. Один раз на пути его подстерегла снежная рысь, но он сумел прижать извивающуюся кошку к земле и впился зубами ей в горло, насыщаясь теплой кровью. Путешествие было долгим. Броском костяного ножа ему удалось убить пикирующего ястреба. Он преодолел горный хребет.

Добравшись наконец до ворот Клыка, Бриннгар понял, чему должно было научить испытание. Не способности выживать и бороться и даже не решимости, необходимой для каждого Астартес. Урок Испытания Крови был гораздо труднее.

– Мы все одиноки, – пробормотал Бриннгар, допив последние капли волчьего меда.

Его мысли снова вернулись к Испытанию Крови. Он вспомнил, как на утесе, над тропой, по которой он шел, появился огромный косматый черный волк. Хищник наблюдал за ним долгое время, и Бриннгар понял, что это вульфен – полумистический зверь, рожденный из земли Фенриса, чтобы уничтожать слабых.

Тот же самый вульфен сидел сейчас напротив Бриннгара и смотрел на него своими темными глазами. Космический Волк встретил его взгляд. В зрачках зверя отразилось его лицо.

– И ты одинок, – сказал Бриннгар. – Мы все стадные животные, но это всего лишь видимость. Мы держимся стаи, потому что без стаи не было бы Легиона. Мы одиноки, абсолютно все. С таким же успехом на этом проклятом корабле могло больше не быть ни одной живой души. Только ты и я.

Вульфен ничего не ответил.

– Только ты и я, – хрипло повторил Бриннгар.

Вульфен встряхнулся, как собака, вышедшая из воды. Потом протяжно зарычал и встал на все четыре лапы. Он был ростом с лошадь, и морда находилась на уровне головы Космического Волка.

Нагнув голову, вульфен поднял что-то с пола и бросил к ногам Бриннгара.

Это был болт-пистолет. Рукоять украшали костяные пластинки от ножа, с которым Бриннгар дошел до Клыка после испытания. На торцевой части болтался костяной крючок, привязанный бечевкой из сухожилий. Когти ястреба и зуб снежной рыси украшали корпус оружия замысловатой мозаикой, изображавшей черного волка на фоне белоснежных снегов зимнего Фенриса.

– А, – проворчал боец Волчьей Гвардии, нагибаясь за оружием, – вот к чему все это.

Судьба предстала в виде решетки из пересекающихся нитей потенциальных возможностей и вероятного будущего. Участь не была определена, она состояла из серии последствий, и любое, даже бесконечно малое, действие вызывало определенный резонанс.

Мхотеп мысленно просматривал миллиарды нитей судьбы. В тишине и уединении камеры заключения в его мозгу постоянно возникали непрошеные видения. Вдали выгорали галактики, и их огни распространялись по бескрайнему серебристому небу. Рушились бесконечные слои реальности, в которых кипела жизнь. Представления об истории и человечестве вызывали перед мысленным взором огромные города, поднимавшиеся словно весенняя трава. Затем они разрушались, и на их месте вырастали башни, превосходящие по высоте шпили Просперо. Воспоминания Мхотепа вспыхивали на фоне неба и становились целыми мирами.

Он полностью погрузился в медитативный транс и увидел Дворец Императора и его золотые стены, сверкавшие под солнцем Терры. Но вот все украшения пропали, а фрески и мозаики сменила оружейная сталь. Дворец превратился в крепость, и пушки черными пальцами показывали на врагов, спускавшихся с небес в языках пламени. Яркое видение потускнело от поднятой взрывами земли и кровавых брызг. Братские Легионы поднимались друг против друга, а из темноты по призыву падших мудрецов выскакивали хищные оборотни. Боевые машины взлетали к самому небу и заслоняли слабеющее от дыма солнце. Покрасневшее от крови небо раскалывалось от изрыгаемых ими грома и молний. Потом небеса вздрогнули от хохота, и Император Человечества, взглянув вверх, увидел на багровом горизонте черные тени. Ослепительная вспышка, сравнимая только с взрывающейся звездой, обожгла радужную оболочку глаз Мхотепа. Когда зрение восстановилось, никакого сражения уже не было. Не было и Императора. Осталась только камера и ощущение ускользающей цели, которое быстро испарялось из сознания.

– Здравствуй, Цест, – произнес он, как только избавился от последействия транса и заметил, что в каюте находится капитан Ультрамаринов.

– Я рад видеть, что ты опять с нами, брат, – сказал тот.

До сих пор он стоял у самой двери, но наконец решился подойти к Мхотепу. Сын Магнуса повернулся к Ультрамарину и слегка поклонился.

– Как я вижу, ты еще не намерен предложить мне другое помещение.

Еще до того как Мхотеп очнулся, Цест отдал приказ перевести его в камеру сразу, как только позволит его состояние. Никаких сомнений в его способностях уже ни у кого не было. А это означало, что Мхотеп нарушил эдикт Никеи и связан с варпом. Цест до сих пор не мог решить, должен ли он использовать эту связь, или ее следует разорвать.

– Ты пришел узнать, что я выведал у брата Ултиса, – спокойно продолжал Мхотеп.

Его осведомленность встревожила Цеста.

– Не беспокойся, я не собираюсь вторгаться в твой мозг, – заверил его сын Магнуса, заметив смущение собрата. – Какая еще причина могла привести тебя ко мне?

– Значит, его звали Ултисом?

– Верно, – кивнул Мхотеп и, подобрав край накидки, сел на койку.

Доспехи космодесантника он снял еще до медитации, и они лежали в углу вместе с остальным имуществом, но Цест заметил, что в его ухе все еще поблескивает серьга в виде скарабея, хотя Мхотеп так и не сбросил капюшон.

– Что еще ты узнал? Что собираются сделать Несущие Слово?

– Все начнется с Формаски, – коротко ответил Мхотеп.

Цест поднял на него недоверчивый взгляд:

– Это вторая луна Макрейджа, обычная голая скала. В ней ничего нет.

– Напротив, Ультрамарин, – возразил Мхотеп, – в ней есть все необходимое.

– Я не понимаю, – признался Цест.

Мхотеп поднял голову, и в его глазах сверкнуло багровое пламя.

– Тогда разреши, я тебе покажу.

Цест отпрянул, но Мхотеп, нагнувшись вперед, приложил к голове Ультрамарина открытую ладонь.

15

НАДРУГАТЕЛЬСТВО

ВИДЕНИЯ СМЕРТИ

ИСПОВЕДЬ

Скраал снова преодолевал жаркую темноту, но теперь он поднимался, используя трубопроводы и вентиляционные шахты, любые проходы, где никто не мог заметить его приближения к верхним палубам «Яростной бездны». Наконец он с удивлением увидел, что добрался до того самого места, откуда бежал несколько недель назад, оставив погибшего Антига. Он вернулся в собор.

Скраал обнаружил, что и Антиг тоже все еще здесь.

Его тело расчленили, не снимая доспехов, и темно-голубой керамит почти полностью скрылся под слоем высохшей крови. Скраал узнал Ультрамарина только по значкам его Легиона. То, что лежало перед ним на носилках, охраняемых молчаливыми прислужниками, уже нельзя было назвать трупом. У Антига не было даже головы.

Обитатели диких миров, как было известно Скраалу, порой расчленяли поверженных врагов и приносили своим жестоким богам человеческие жертвы. У Пожирателей Миров тоже имелись воинские традиции, кровавые по большей части, но в них не было ничего общего с религиозными извращениями дикарей. А то, что этим занимались Астартес, тем более такие утонченные лицемеры, как Несущие Слово, поразило Скраала не меньше, чем стрельба «Яростной бездны» по кораблям имперской флотилии.

Да, Галактика меняется, и меняется очень быстро. Слова, сказанные Задкиилом много дней назад, снова прозвучали в голове Пожирателя Миров.

В собор вошли двое Астартес, и Скраал забился поглубже в тень. В одном из них он узнал того воина, с которым сражался здесь же в день бегства. Он удовлетворенно усмехнулся, заметив на лице Несущего Слово, там, где его кулак раздробил скулу и челюсть, металлическую конструкцию.

Воина, назвавшего себя тогда Рескиилом, сопровождал капеллан в темных доспехах. Это был один из лидеров Легиона, в шлеме, похожем на череп, с дыхательным аппаратом, вмонтированным в ворот, и с жезлом, символизирующим его сан.

Рескиил отдал прислужникам молчаливый приказ. Словно инстинктивно понимая своего господина, слуги поспешно поклонились и взялись за ручки носилок. Подняв останки Астартес на плечи, они вслед за капелланом вышли из собора.

Рескиил неторопливо шагнул следом и так внимательно уставился в темноту, что Скраал решил, будто его обнаружили. Однако Несущий Слово вскоре отвернулся и последовал за мрачной процессией.

Пожиратель Миров, опустив цепной топор, стал пробираться за ними. Сохраняя достаточную дистанцию, Скраал прошел за своими врагами по уставленному статуями коридору, который, как он полагал, вел к носу корабля. До сих пор он избегал передней части судна, предпочитая скрываться в служебных помещениях машинного отделения, но более подробное знакомство с противником стоило риска. После недолгого преследования Пожиратель Миров оказался в темном помещении, освещенном только огоньками свечей.

Скраал не спускал глаз с носильщиков и заметил, что, прежде чем войти в следующее помещение, они произнесли молитву перед герметично закрытыми дверями. Слов он, конечно, разобрать не мог, но почтительную интонацию уловил безошибочно.

Темнота окутывала его, словно плащом, и Скраал рискнул пробраться внутрь. За дверями оказался анатомический театр. Центр зала занимал хирургический стол, а вокруг поднимались ряды скамеек, но зрителей не было. Предстоящий ритуал или эксперимент, вероятно, требовал секретности.

Капеллан набросил поверх доспехов отороченный черной каймой балахон и жестом приказал носильщикам пройти к столу. Бессловесные слуги поспешно скользнули вперед и, почти не разгибаясь, начали перекладывать с носилок на стол части тела Антига. При виде этой сцены у неверующего и циничного Пожирателя Миров от ярости перехватило горло, а в сердце заклокотал гнев. Как будто разъятое на части тело Ультрамарина было всего-навсего подлежащим разборке механизмом или кусками мяса, выставленными на прилавке.

От горя и негодования он окаменел, словно вся кровь вытекла из него и вместо нее образовался лед.

Скраал совершил за свою жизнь немало ужасных деяний. Ему приходилось убивать невинных в Схоламградском мешке и при сожжении Этеллионского флота. Совсем недавно, на Бакка Триумвероне, он хладнокровно убивал только ради утоления жажды крови, но это совсем другое. Это рассчитанное и точное ритуальное расчленение Астартес было таким жестоким и разрушительным, что его сущность теперь утрачена навечно. Для Антига не будет ни почестей, ни смерти на поле боя, как подобает достойному воину. Нет, это полное уничтожение, ужасное и бездушное. Подумать только, его боевой брат жестоко посрамлен такими же Астартес, как и он сам… Скраалу пришлось напрячь всю волю, чтобы не выскочить из укрытия и не перебить прислужников, участвующих в отвратительном ритуале.

Капеллан подошел к столу, и по его знаку слуги, раболепно кланяясь, попятились к выходу. Взяв со стола руку Антига, капеллан внимательно ее осмотрел.

– Но здесь недостает головы, – заметил он, возвращая мертвую конечность на стол.

– Ее потребовал Всорик, – пояснил Рескиил.

– Понимаю. И теперь наш всеведущий повелитель желает, чтобы мы использовали останки ради дальнейших благодеяний варпа.

Слова капеллана прозвучали почти вызывающе.

– Ты заговариваешься, Икталон, – одернул его Рескиил. – Не советую тебе забывать, кто на этом корабле хозяин.

– Молчи, подхалим! – огрызнулся Икталон. – Всем известна не только твоя преданность, но и твои амбиции.

Рескиил вздернул подбородок, чтобы ответить, но капеллан не дал ему такой возможности.

– Придержи язык! Подумай о судьбе тех, кто остался на Бакка Триумвероне. А прежде чем говорить о хозяине, вспомни об Ултисе. В этом зале, – капеллан обвел рукой мрачное помещение, – ты полностью подчиняешься мне. Задкиил и его высохший астропат воспользовались своим шансом и заключили договор с Всориком. Теперь моя очередь, и при помощи этих останков я получу предсказания. И прекрати разговоры. Мне нужно сосредоточиться, а ты испытываешь мое терпение, Рескиил.

Второй Несущий Слово, пристыженный этой тирадой, отошел от стола, предоставляя капеллану заняться его работой.

Скраал злорадно ухмыльнулся, но был удивлен разногласиями в рядах Несущих Слово.

– Руки воина, – произнес Икталон, проводя закованными в броню пальцами по ладони Антига. – Сильные и послушные. Но мне этого мало. – Капеллан показал на торс Ультрамарина. – Вскройте.

Один из прислужников вытащил из-под стола лазерный резак и провел лучом по нагруднику Антига. С керамита сорвался золотой орден и со звоном упал на пол. Несущие Слово не обратили на это внимания. Прислужник с резаком удалился, а капеллан, сунув пальцы в разрез и кряхтя от натуги, раскрыл грудную клетку Ультрамарина.

Показались все внутренние органы Астартес. Скраал рассмотрел оба сердца и третье легкое, а также вывернутую костяную пластину, образовавшуюся из ребер.

Капеллан, глубоко запустив руку, вытащил один из органов. На вид это была либо оолитовая почка, либо омофагия. Икталон невозмутимо осмотрел свою находку, отложил в сторону и вытащил пучок кишок. Разложив их на столе, капеллан долго всматривался в петли и изгибы, обагренные кровью.

– На Макрейдже ничего не подозревают, – прошептал он, озвучив результат исследований. Затем, прикоснувшись пальцем к сгустку крови, добавил: – Вот и наш маршрут. Путь перед нами открыт.

– А как насчет Калта? – не подходя к столу, спросил Рескиил.

– Это пока неясно, – ответил Икталон. – Перед Кор Фаэроном нет никаких препятствий, кроме тех, что он создает себе сам. – Капеллан снова пристально взглянул на открытую грудь Антига. – В третьем легком образовался узел вен. Здесь Жиллиман представлен обычным человеком. Не примархом, а человеком, не ведающим о своей судьбе.

Голос Икталона буквально сочился злобой.

Капеллан склонился над столом, всматриваясь в одно из сердец Антига, но вдруг резко выпрямился.

– Мы здесь не одни! – воскликнул он.

Рескиил мгновенно взял на изготовку болтер и рявкнул в вокс-передатчик:

– В анатомический театр, немедленно!

В комнату с оружием наготове ворвались четверо Несущих Слово.

– Рассредоточьтесь и отыщите его! – проревел Рескиил.

Скраал, пятясь, выскочил из зала. Пробежав часть уставленного свечами прохода, он выбил запор служебного люка и нырнул в путаницу проводов и кабелей. Он мчался вперед, надеясь, что корабль спрячет его еще на какое-то время. Он обращался к океану ярости в своей душе, ища в нем успокоения, но ничего не чувствовал. Внутри все оцепенело.

В мозг Цеста вихрем ворвались видения, заслонив собой окружающий его реальный мир. В одно мгновение он перенесся в знакомые места. Внизу вертелась Формаска, двигаясь по привычной, но почему-то видимой орбите. Внезапно стратегически важные точки на всей ее поверхность поразили серебристые торпеды. Появились фонтаны незначительных взрывов, но за ними последовала ударная волна сокрушительной силы. Цест видел, как едва заметные трещины, увеличиваясь с каждой секундой, превращались в зияющие пропасти, пересекавшие поверхность спутника, словно зубастые пасти. Формаска раскалилась и начала пульсировать, как сердце, испытывающее колоссальную перегрузку. А потом она взорвалась.

Осколки волнами разлетелись в разные стороны, и в атмосфере находящегося неподалеку Макрейджа вспыхнули миниатюрные астероиды. Корабли, стоящие на якорях в верхних слоях атмосферы, почти все погибли. Невероятно, но до Цеста донеслись вопли обитателей родного мира, гибнущих под градом раскаленных обломков.

В туче осколков возникла какая-то движущаяся тень, огражденная защитным полем. Это темное пятно ворвалось в атмосферу Макрейджа. Видение дрогнуло и сменилось картиной индустриального района города-улья. По улицам, настигая перепуганных жителей, быстро распространялось облако газа.

Картина опять изменилась, теперь перед мысленным взглядом Цеста появились корабли – огромные суда Великого Крестового Похода. И на них тоже обрушился метеоритный шторм. Цест с ужасом смотрел, как под ударами обломков раскалываются корпуса кораблей и стилизованная буква «U», символ его Легиона, исчезает в пламени. Метеоритная буря прорвалась через атмосферу к поверхности планеты, где собрались его боевые братья. Цест корчился от боли и кричал, однако примарх не слышал его предупреждения.

Но вот перед ним вместо открытого космоса появились металлические конструкции. Цест с невероятной скоростью понесся по переходам и тоннелям корабля мимо генераторного отсека, мимо пышущих жаром плазменных двигателей, пока не оказался на орудийной палубе. Там, среди других боеприпасов, поблескивал безобидный на первый взгляд снаряд ужасающего действия. Непонятно как, но Цест тотчас понял, что это вирусная торпеда, сулящая неминуемую гибель всему Макрейджу.

Убийца мира.

Эти два слова вспыхнули в мозгу Ультрамарина, причиняя невыносимое мучение и побуждая к действиям.

И Цест восстал против ощущения обреченности и безысходного отчаяния, внушенного этими словами. Во всю силу своих легких он прокричал единственное имя, которое могло прогнать этот ужас:

– Жиллиман!

Вокруг него снова сомкнулись стены камеры. Напротив сидел Мхотеп, его лицо сильно осунулось и блестело от пота.

Цест все вспомнил. Он отшатнулся, с трудом вытащил из кобуры болт-пистолет и дрожащей рукой навел оружие на Мхотепа.

– Что ты со мной сделал?! – закричал он и тряхнул головой, желая избавиться от остатков видений.

– Я показал тебе правду, – тяжело дыша, ответил Мхотеп и поднялся, придерживаясь рукой за стену камеры. – Я поделился с тобой своими воспоминаниями, вернее, воспоминаниями Ултиса. Принцип действия тот же самый, что и у омофагии, с той только разницей, что память передается через психическую связь, а не путем биологического поглощения, – пояснил он.

Цест не опустил оружия.

– Это реальность? – спросил он. – Я видел реальные сцены?

Отбросив пистолет, он схватил Мхотепа за горло.