Текст книги "Всюду третий лишний"

Автор книги: Бен Хетч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

4 января 2001 года

Я в Сингапуре. Пятичасовой перелет над Индонезией и Индийским океаном рядом с мужчиной, который с такой быстротой поглощал лапшу, которую давали на гарнир, что капли соевого соуса постоянно летели мне в лицо. Из аэропорта Шанги вертолет доставил меня на Бинкулин-стрит, где я поселился в пансионе «Ли». Я взбодрился, выпив сингапурского слинга в отеле «Рэффлс», и отправился в собор Святого Андрея, огромное сооружение из белого камня, как будто еще и политого сверху сахарной глазурью. У входа китаянка с лицом, сплошь покрытым оспинными рябинками, протянула мне листовку с описанием собора и его истории: место постройки было указано сэром Реффлсом, [57]57
  Реффлс, сэр Томас Стамфорд (1781–1826) – глава британской колониальной администрации, основатель Сингапура.


[Закрыть]в собор дважды ударяла молния, и его приходилось восстанавливать, всякий раз восстановительные работы заканчивались на южном трансепте. [58]58
  Трансепт – поперечный неф или несколько нефов, пересекающих под прямым углом основные продольные нефы в крестообразных по плану зданиях. Неф – продольная часть христианского храма, расчлененного колоннадой или аркой на главный, более широкий и высокий неф и боковые нефы.


[Закрыть]После описания собора следовал порядок службы, а также несколько абзацев из повествования настоятеля собора Тревора о том, сколько людей обрели Бога под этими сводами.

Я присел на заднюю скамью. Какой-то парень, стоя на помосте, мелодично наигрывал на гитаре, а я представил себе реакцию моих домашних на то, как если бы я, вернувшись, с блаженной улыбкой на лице поведал им, что обрел Бога и осознал теперь, что зря не берег своего виноградника и так легкомысленно относился к тому, чтобы поддерживать чистоту души своей, но вот теперь раскрыл свое сердце Иисусу.

На скамье, стоящей передо мной, сидела, обнявшись, парочка – я задумался: что бросило их в объятия друг друга, взаимная любовь, любовь к Богу или любовь Бога разожгла их любовь, подобно тому как луч света, упавший на плоскость призмы, сверкает и переливается в стекле. Это навело меня на мысль о Карлосе, Доминик и обо мне самом; я пытался представить себе всех нас преисполненными верой и любовью, но у меня в кишечнике происходило интенсивное газообразование после лапши с курицей, которой меня накормили в самолете; меня распирали газы, не давая должным образом сосредоточиться, и мне срочно надо было выпустить их наружу.

Ко мне неслышно подошла рябая китаянка и предложила пройти вперед, чтобы сесть поближе к алтарю, поскольку со своего места я ничего не слышал. Я поблагодарил и сказал, что отлично все слышу, и тут гитарист включил проектор, и на экране над его головой засветились выписанные разными цветами слова песни «Странники в ночи».

– Вставайте, пересаживайтесь вперед. Садитесь рядом с кем-либо и знакомьтесь, – сказал гитарист.

Я встал и, протянув рябой китаянке листовку, вышел из храма, надеясь, что, видя мой уход, женщина почувствует угрызения совести за то, что своим обманом отвращает людей от Бога и толкает их к какому-то групповому взаимодействию.

Однако, выйдя из храма, я почувствовал угрызения совести из-за того, что ушел. Пока я шел по Нортбридж, над моей головой несколько раз пролетали летучие мыши, а я рисовал в своем воображении, как буду делать предложение Люси. Я подумал, что если буду предлагать ей руку и сердце, то куплю ее любимую книгу «Джен Эйр», прорежу посредине обложки углубление и вложу в него кольцо. А может быть, я сделаю ей предложение в самый разгар поединка крокодилов. И когда мы, по нашему обычаю, будем обниматься и кататься по кровати, то всегда будем вспоминать это. Завтра я еду поездом в Куала-Лумпур и сегодня купил билет в вагон первого класса.

5 января 2001 года

Сегодня утром я выписался из отеля «Ли» и сейчас в вагоне «Малазийского экспресса» качу на север. Поезд отошел от перрона два часа назад, а через несколько минут мне уже принесли апельсиновый сок, бутылку с водой, чистое полотенце, пожелав при этом доброго пути, а затем в мое купе вошли две стюардессы-малазийки, подали мне меню, закрыли дверь на защелку, опустили шторки на окне и спросили, путешествую ли я в одиночестве. «Бэз дэвуушки?»

– Да, без девушки, – ответил я – Я встречаюсь с ней завтра.

Стюардесса помоложе только что снова вошла в мое купе и взяла со столика колоду карт, которую я все время терзал, пытаясь снять на карте Люси.

– Выиграете?

Девушка села рядом со мной, и я стал учить ее играть в вист и в свои козыри.

– А сколько вам лет?

– Двадцать шесть.

– Ахххх! – протянула она, посмотрев на меня и состроив такую мину, как будто перед ней сидел щенок. – Так вы один?

– Пока один, но не надолго.

– Ахххх! – снова произнесла она.

Послезавтра утром я увижу Люси. Она забронировала для нас номер в пятизвездном отеле в центре Бангкока и вчера прислала мне страницу с их вебсайта. Ей надо будет взять интервью у директора страховой компании, а на другой день она хочет посмотреть на крокодилов.

На тот случай, если меня вдруг охватит желание совершить какой-либо безрассудный поступок, я купил вчера книгу «Джен Эйр» в магазине на Стамфорд-роуд и здорово поработал швейцарским карманным ножом, вырезая углубление на обложке.

Во время остановки поезда в Серембане я пытался дозвониться до отца Люси по международному телефону. С этим возникли проблемы, но я надеялся, что это не дурное предзнаменование. Вы должны набрать коммутатор и назвать номер, и они соединят вас. Единственная проблема состояла в том, что телефонист, который снял трубку на другом конце, не понял ни одного слова из всего, сказанного мною.

– Я хочу позвонить в Англию. Что я должен делать?

– Орррр.

– Я хочу позвонить в Англию. Скажите, какой код?

– Орррр.

– А где оператор? Как позвонить оператору?

– Ах, оператор. Повесьте, пожалуйста, трубку.

Я повесил трубку. Через три минуты телефон зазвонил.

– Как вас зовут?

– Кит Ферли.

– Нет, как зовут вас?

– Так и зовут, Кит Ферли. Я хочу позвонить за границу. Я только что звонил вам.

– Орррр!

– Вы собирались…

– Повесьте, пожалуйста, трубку.

Я повесил трубку. Телефон зазвонил через минуту.

– Как вас зовут?

– Кит Ферли. Я же сказал.

– Ваше имя?

– Кит Ферли. Я же только что сказал.

– Простите, я спрашиваю, кому вы звоните?

– Я звоню Питеру Джонсу.

– Хипперу?

– Да нет же, Питеру.

– Дитеру?

– Да нет же, Питеру. Питеру Джонсу. Отцу моей девушки. Питер Джонс. Номер его телефона в Англии: 0121 345 7765. Это номер в Англии.

– Орррр. Питер, повесьте, пожалуйста, трубку.

Телефон зазвонил через несколько секунд.

– Кто говорит?

– Это я, Кит Ферли. Вы дозвонились?

– Минуточку.

Трубку взял оператор.

– Кто говорит?

– Это я, черт побери, Кит Ферли.

– Очень жаль, но на номере, который вам нужен, включен автоответчик. Повесьте, пожалуйста, трубку.

6 января 2001 года

Вчерашнюю ночь я провел в Куала-Лумпуре, а утром поехал на автобусе в пещеры Бату. Чтобы дойти до храма, необходимо подняться на 272 ступени, и, одолев этот подъем, я едва не упал в обморок. Наверху я увидел ярко раскрашенные изображения богов, скалы из известняка со струящимися по ним ручейками и обезьян, жующих пластиковые мешки.

Сейчас я сижу на террасе отеля «Две сосны» на Камеронском нагорье в Малайзии, куда меня привез КТМ-экспресс. Холодный ветер, дующий с близлежащих гор, высота которых 4500 футов, проникает сквозь шерстяной свитер, а цикады стрекочут так, как будто рядом работает приемник, настроенный на прием морзянки. Вечером в кафе «Хард-рок» я познакомился с двумя молодыми англичанами, выделявшимися среди женоподобных юнцов. Один изучал средства распространения информации в университете Де-Монфорта и намеревался работать в PR-области после окончания учебы. Я неожиданно для себя сказал ему:

– Нет, лучше будь журналистом. Это работа самая лучшая в мире.

Я был уже в сильном подпитии и не мог остановить восхвалений журналисткой деятельности, лившихся из меня потоком: сколько выдающихся людей можно встретить, можно увидеть жизнь со всех сторон – это словоблудие, по всей вероятности, наскучило моим собеседникам.

– Ну, парень, ты даешь. Так ты и вправду придумал эту историю с пантерой?

Они спросили меня, почему же я бросил репортерскую работу, коли она настолько фантастически прекрасна и необычна, а я не мог придумать подходящего объяснения, поскольку подходящего объяснения и не существует.

Меньше чем через двадцать четыре часа я буду с Люси.

8 января 2001 года

Мы с Люси собираемся в Яронгский парк пресмыкающихся, который находится в тридцати милях к востоку от Бангкока. Она в душе, а я сижу у окна в номере пятизвездного отеля и смотрю вниз на город. Небо затянуто дымкой едкого тумана, и даже сюда, на высоту, доносится рев двигателей громадных трейлеров.

Вчера ночью мы ходили смотреть секс-шоу и видели, как женщины вытаскивали из интимных мест бритвенные лезвия. Это была идея Люси смотреть секс-шоу. После этого мы ужинали в тайском ресторане. Отношения между нами какие-то странные, и установились они сразу же, как только она прибыла сюда. Мы исключительно вежливо ведем себя по отношению друг к другу. Вместо бесед мы занимаемся делами, о которых вслух говорить не принято.

– Посмотри на этих старых толстых англичан с прелестными тайскими девушками, – как-то сказал я. – Ведь им вряд ли исполнилось семнадцать.

– Их было не меньше нескольких десятков в самолете. Лысые и страшные. И к гадалке ходить не надо, чтобы сказать, зачем они сюда приехали. Мужчины, – сказала она, посмотрев мне прямо в глаза. Это был самый ясный намек, данный мне, на то, что мне следует быть более контактным.

Вернувшись в отель, мы с интересом начали обсуждать последние события. Громкое исполнение мелодий хит-парада этой недели звучало как увертюра к представлению с крокодильими поединками. Когда стихла музыка, три индуса, низко кланяясь, появились на бетонном пятачке, со всех сторон окруженном болотом, кишащим громадными крокодилами. Старший из них представил публике себя и двух других участников, полил водой бетонную поверхность пятачка, чтобы сделать ее скользкой, а затем, схватив одного крокодила за хвост, вытащил его на пятачок. Сэнди, главный участник представления, взял в руки деревянный выкрашенный красной краской шест и стал гладить им крокодила по голове, заставляя его раскрыть пасть. Когда зубастая пасть громадной рептилии раскрылась, третий участник представления всунул в нее голову.

– Итак, вы видите, что горло Мусы не защищено ничем. Раджу следует проявлять осторожность, поскольку Пиноккио может неожиданно повернуться и откусить ему ноги, – объявил из динамиков сочный мужской голос.

Кроме нас с Люси представление смотрели всего шесть зрителей, поэтому аплодисментов почти не было слышно. Затем Муса, по лицу которого было видно, что трюк вызвал обильный приток адреналина в его кровь, взял из рук Сэнди деревянный шест и ткнул им крокодила в шею, а тот в ответ обратил свою широко разинутую пасть в его сторону. Сэнди скрутил в трубочку банкноту и, зажав ее зубами, положил крокодилу в пасть. Затем он поцеловал морду Пиноккио – из динамиков в этот момент раздался звонкий чмок – и вынул зубами банкноту из разинутой пасти крокодила.

Я все время пытался мысленно сформулировать вопрос, который намеревался задать Люси: «Люси, я хочу кое о чем тебя спросить…», «Люси, я пытался дозвониться до твоего отца и просить у него, как это было принято раньше…»

Радж подошел к крокодилу сзади, поднял его голову и приложил свой подбородок к подбородку Пиноккио. Крокодил махнул хвостом, ударив Сэнди по лодыжке.

– Ой-ой-ой! – раздался голос из динамиков. – Крокодил наносит хвостом удары страшной силы. Утром на ноге у Сэнди будет огромный кровоподтек.

– Люси, – сказал я. – Я хочу сказать тебе кое-что.

– Не могу поверить, что ежедневно с двух до четырех часов пополудни они рискуют своими жизнями всего лишь для восьми зрителей, – произнесла Люси, не глядя на меня.

И вновь Муса сунул голову в крокодилью пасть.

– Когда крокодил захлопывает пасть, величина давления при смыкании челюстей достигает тысячи фунтов на один квадратный дюйм, – прозвучал голос из динамиков. – Если Пиноккио вдруг решит, что наступило время обеда, то, дорогие мальчики и девочки, голова Мусы останется в его пасти.

– Люси, – сказал я.

Она снова не обернулась ко мне и продолжала смотреть на королевскую кобру, которая, грациозно распрямляясь, выползала из корзины. Когда она выпрямилась, Сэнди взял змею за кончик хвоста и, повернув за шею, изогнул ее тело в форме буквы S. Змея начала вырываться, стараясь укусить его.

– Сэнди должен быть предельно осторожен – яд королевской кобры, дорогие мальчики и девочки, настолько сильный, что может убить и слона. Малейшая оплошность, и Сэнди через час будет покойником, – пояснил комментатор.

– Люси, – снова сказал я, и она, повернув голову в мою сторону, пристально и внимательно посмотрела мне в глаза, стараясь найти в них что-то, что, по всей вероятности, уже нашла, потому что в это мгновение я понял, что ей все известно.

Радж загипнотизировал змею, совершая перед ней какие-то магические пасы. Вдруг она бросилась на Раджа, но Сэнди успел ухватить ее за туловище около хвоста, а Раджу, спасаясь от ее зубов, пришлось нырнуть с бетонного пятачка в кишащее крокодилами болото.

– Радж, тебе не следовало подходить так близко, – раздалось из динамиков.

– Я все поняла в тот самый момент, когда увидела тебя. Теперь мы квиты, – сказала Люси и снова отвернулась от меня.

– Но где же Пиноккио, дорогие мальчики и девочки? – донеслось из динамиков.

– Не будем больше говорить об этом, – сказала Люси.

– Радж, бери сковородку и ставь ее на огонь. А Муса стоит рядом и готовится предложить тебе откушать. Скоро наступит время обеда, Пиноккио, ты ведь знаешь это.

– Да нет, это не то, что ты… – начал было я.

– Все, – сказала Люси. – Только, Кит, никогда впредь не проверяй меня таким образом.

30 января 2001 года

На следующий день после свадьбы отца, то есть через две недели после нашего возвращения и через неделю после нашего переезда на другую квартиру в Илинге, я с самого утра лежал на диване в сильном похмелье. Люси неожиданно вернулась домой из похода по магазинам, потому что у нее схватило живот, да так сильно, что она едва не потеряла сознание в супермаркете, когда выбирала провизию для обеда.

Мы оба уже обзавелись своими местами для отдохновения в гостиной, наподобие того, как раньше укладывались на разные стороны кровати. Люси садилась в кресло, а я укладывался на диван. Преимущество дивана заключалось в том, что на нем можно было вытянуться, а преимущества кресла было в его близости к радиатору. Оставшуюся часть дня и вечер мы провели в безделье. Люси немного поспала после обеда, будучи не в силах дочитать статью в журнале «Обсервер лайф»; всем своим видом она старалась показать, насколько ей плохо, а я с увлечением стал смотреть мировой чемпионат по дартингу.

Не знаю почему, но мы пошли в пункт проката видеокассет. Было очень холодно, тротуары были покрыты коркой льда, и мы шли, взявшись за руки и перебирая ногами так медленно и осторожно, что непроизвольно и не сговариваясь подумали о том, что вот так же мы будет ковылять в старости.

– Ну что ж, – сказал я как бы про себя, – вот и отлично.

– Не надо спешить, – сказала Люси, – смотри под ноги и старайся не поскользнуться. Думай о том, что мы скоро будем дома, включим отопление и отогреемся.

Когда мы вернулись домой, я позвал Люси к себе на диван, чтобы полежать обнявшись с ней.

– Может, лучше ты сядешь ко мне? – предложила Люси, и весь вечер мы провели в борьбе за место, куда поставить ноги; я постоянно отдавал ей приказы сделать то, принести это, стараясь, чтобы голос мой звучал так же, как тогда, когда мы жили в любви и покое и когда я был уверен, что Люси не ответит на мои приказания негодующим криком. Она недавно закончила гладить мои вещи, разогрела мне в тостере три лепешки и два раза приносила чай. В такие дни я становился по-мальчишески шаловливым и подобные мелкие заботы со стороны Люси еще больше распаляли меня. Сначала я во всю мочь своего красноречия нахваливал Люси за проявляемые ею усилия, однако, как только она, растрогавшись моими речами, начинала говорить, сколь она добра ко мне, я тут же давал ей новые приказания. И сегодня, покончив с глажением, вся красная от парящего утюга, она подошла к дивану и легла на меня. Мы обнялись. Через минуту она сказала:

– Ты самый счастливый мужчина из всех, живущих в Илинге. Готова поспорить на что угодно, никому, кроме тебя, рубахи не гладят.

Я ответил, что знаю это, а затем добавил:

– Спасибо тебе, стерва.

Люси, рассмеявшись, выскользнула из моих объятий и, бросив на меня недобрый взгляд, сухо произнесла:

– Чтоб больше я этого никогда не слышала.

Это была наша прежняя шутка; и я, помню, пытался убедить ее разрешить мне называть себя стерва, а для этого я постоянно употреблял это слово и вставлял его в разговор в самые, казалось, неподходящие моменты. Мы делали вид, что настолько привыкли к употреблению этого слова в качестве ласкового обращения, что это подчас смущало и озадачивало окружающих. Когда я вдруг фамильярно называл ее стервой, а она отвечала столь весело и беззаботно, все, кто был рядом, с ужасом смотрели на нас, а мы оба испытывали чувство неловкости из-за того, как они воспринимают наши отношения, считая мое обращение ней жестоким.

Люси не долго оставалась сердитой, а я в тот день многократно доказывал ей свою любовь, и не потому, что она проявляла обо мне такую заботу и позволяла называть себя развратницей. Она надела мой белый шерстяной свитер с синими полосками на запястьях, который был ей слишком велик. И была в очках, которые, на мой взгляд, шли ей больше, чем контактные линзы. Я не могу оторвать взгляда от ее лица, когда она в хорошем настроении: настолько оно выразительно. У Люси широченная улыбка; когда она улыбается, лицо ее становится скуластым, а когда смеется, то ее белые волосы откидываются назад.

Позже мы включили видео и смотрели «Казино» Скорцезе. Голова Люси лежала на моем плече, а я, не отрываясь от экрана, играл в игру, не требующую никаких слов, – водил пальцем по краям ее губ в углу рта. Люси, чтобы остановить меня, подвернула губы и крепко сомкнула рот. Тогда я притиснулся к ее округлому плечику, и мы начали шутливо выяснять, чье недомогание более серьезно.

– Глупо спорить, – сказала Люси, выслушав мою очередную шутку, – но ты чувствуешь себя намного лучше, чем я.

– Может быть, это сразу после приема нурофена, – возразил я. – Моя голова до сих пор гудит, так что какое там лучше.

Примерно через час Люси вдруг принялась щекотать меня.

– Нет, ты все-таки признай, что чувствуешь себя лучше, чем я, – уворачиваясь от нее, говорил я.

Она рассмеялась.

– Это цена, которую платишь за то, что тебе бывает хорошо, – сказал я. – Ведь за все надо платить.

В полночь мы перетащили телевизор в спальню, чтобы досмотреть фильм до конца. Закрывая на ночь входную дверь, я почувствовал какую-то странную удовлетворенность; Люси почувствовала то же самое.

– Вот и все, ни звонков, ни гостей, – сказала она.

Я натянул моднейшую пижаму – рождественский подарок Люси, купленный в Таиланде, – Люси надела свою, и мы обнялись, а между разговорами на этой подготовительной стадии, когда мы могли еще контролировать себя, время от времени нежно и бережно обнимали друг друга. В нашем общении была одна фраза, которая больше, чем любая другая, выражала силу нашей любви. Мы никогда не говорили друг другу «Я тебя люблю». Мы говорили: «Прошу тебя, пожалуйста,будь осторожен». В действительности эту фразу следовало понимать, как «Я не смогу жить дальше без тебя».

Пока мы досматривали фильм, я не переставал, подражая Джо Пеши, обзывать Люси кобылой и упрекать ее за недостаточно уважительное отношение ко мне, конкретно выразившееся в том, что пижамная куртка не была, как обычно, положена под мою подушку. Затем мы еще немного пообнимались и покатались по кровати, после чего, откатившись к противоположным спинкам, протянули друг другу руки и сразу лее начали смеяться. Наши головы одновременно пронзала одна и та же мысль – как здорово, что мы живем вместе. И ведь это было не чем иным, как самым настоящим преступлением, что Люси и я, по сути еще дети, могли так надолго расстаться и жить пустой жизнью, не заботясь друг о друге. Это воспринималось как некая легенда из анналов Службы социальной помощи – «Родители отказались от них, и долгое время им пришлось самим добывать пищу и одежду, пока об этом не стало известно окружающим».

Мы пользовались тремя пуховыми одеялами, которые всегда по настоянию Люси были в нашем хозяйстве, поскольку их вес внушал ей спокойствие и чувство защищенности. Одним одеялом она обернула ноги, а его верхний край с небольшим зазором, через который под одеяло проходил прохладный наружный воздух, охватывал ее талию. Я наклонился к ней и предложил сыграть в слова без «С» и «К». Смысл игры состоял в том, чтобы по первому слову, названному противником, предложить устойчивое словосочетание из двух слов, но второе слово не должно начинаться на запрещенные «С» или «К». Суть в том, что надо действовать быстро и суметь загнать противника в капкан. Я думал, что смогу припомнить все ранее придуманные капканы, но не смог.

– Английская.

– Э… соль. А черт, надо было сказать «булавка». Вылетело из головы.

Я задумался, теребя волосы на затылке.

– Завещание, – сказал я.

– Имущества, – сказала она.

– Барашек, – сказал я.

– Жертвенный, – сказала она.

– Выходи за меня замуж, – сказал я.

Наступила долгая пауза.

– Да, – сказала Люси.

И мы оба расплакались.