Текст книги "Второй Эдем"
Автор книги: Бен Элтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)
Цель
– Итак, нам нужен арест, – сказал Коготь.
– Как мы можем арестовать их? Они же сбежали. В смысле, мы ведь ФБР. Расследования не входят в число наших сильных сторон, верно?
– Не умничай тут у меня, Шварц. Мы знаем по крайней мере одну из них. – Джуди показали несколько фотографий женщины, падающей сквозь крышу биокупола в торт, а затем вбегающей в женский туалет.
– Мы взяли эти кадры с видеозаписей охраны.
– Они немного смазаны, – заметил Джуди.
– Я знаю, придурок, зато у нас есть четкий снимок, где она выходит из сортира. – Он достал другую серию фотографий, на которых стройная белокожая женщина в стильном открытом платьице выбегает из туалета.
– Это она же, позаимствовала платье у одной девки в туалете.
– Хитро.
– Небрежность охраны. В подобных ситуациях единственный способ избежать побега подозреваемых – это пристрелить всех присутствующих. Я твержу об этом до посинения, но разве они слушают? Ни хрена подобного.
Джуди изучал фотографии.
– Она их главарь, – продолжил Коготь. – Агент Круз следил за ней, но его раскрыли.
– Да, я слышал, – признался Джуди. – Знаете, кажется, он винит в этом меня.
– Разумеется, он винит тебя, это ведь ты проводил инструктаж.
– Да, а еще я встрял в генофонд его родителей, поэтому они родили полного кретина.
– Заткнись, Шварц, и не уводи разговор в сторону. Девчонка – ирландка. Она работает в дублинском отделении «Природы». У нас она засветилась около года назад, и я всегда надеялся, что, если за ней следить, можно нарыть что-нибудь на Юргена Тора. Но теперь придется ее закрыть. «ДиджиМак» и весь город жаждут крови, так что девка отправится прямо за решетку.
– Вы знаете, что у нас нет разрешения на проведение арестов в Ирландии, сэр? – Джуди часто замечал за некоторыми федеральными агентствами склонность полагать, что поскольку американская полиция работает во всем мире, то все правительства обязаны ей подчиняться.
– Да, я знаю, что у нас нет разрешения на проведение арестов в Ирландии, засранец! – ответил Коготь. – Но у нас есть договор с Европой о выдаче террористов. Гарда, местная полиция, схватит ее там, в Ирландии, и передаст нам, а ты сопроводишь ее обратно в США.
– Почему я? – спросил Джуди.
– Потому что она прелестная девочка, озабоченная спасением планеты, а мы – ФБР, для либеральной прессы – черт с рогами. Если она выйдет из самолета, прикованная к здоровенному волосатому придурку, который будет над ней нависать, мы окажемся душителями свободы, будь она хоть сто раз террористка. Я собирался отправить женщину, но потом подумал: нет, нужен именно Джуди. Господи, ты же такой уродливый и нудный кусок дерьма, люди тебе посочувствуют.
– Благодарю, сэр. Это очень мило с вашей стороны.
Джуди решил пропустить мимо ушей явное оскорбление. Он понимал, что при удачном раскладе он сможет получить желаемое: возможность внедриться в группу «Мать Земля».
Глава 13
Удивительные овощи и другие неожиданности
Ночной город
Дублин вел ночной образ жизни. Нет, он не был ночным в парижском понимании и не превращался с наступлением темноты в экзотический чарующий мир. Дублин, как и большинство городов, стал ночным городом в прямом смысле слова. Дело упиралось в деньги. Если государство могло позволить себе установить в городе орбитальные фильтры, как в жилых кварталах Лос-Анджелеса, или у него хватало денег на строительство биотуннелей, то можно было поддерживать некое подобие традиционной дневной деятельности. Но Дублин никогда не был богат, поэтому жизнь дублинцев начиналась ночью. Переход происходил постепенно. Многие годы люди просто мирились с неудобством, вызванным истощением озонового слоя. Когда солнечные лучи стали практически смертоносными, они приноровились шнырять от одной двери к другой, занимая друг у друга биозонтики, а также изредка, в качестве рождественского подарка, блокировали себе поры.
Однако со временем люди поняли, что в сутках есть добрых восемь или десять часов, когда солнце не светит. Когда можно, ни о чем не беспокоясь, гулять по улице или играть в флуоресцентный мяч в парке (то есть не беспокоясь о солнце, поскольку воздухом по-прежнему приходилось дышать). Поначалу многие западные города бурно протестовали против перехода на ночной образ жизни. Это считалось «привилегией» деревенщин-мутантов из глубинки.
– Мы будем выглядеть как какая-то жалкая нищая страна четвертого мира, – говорили люди, пытаясь льстить себе, что выглядят по-другому.
Однако в конце концов здравый смысл победил, магазины и офисы стали открываться после заката. Вся жизнь перевернулась с ног на голову. Вечер поменялся местами с утром, а на работу люди отправлялись в шесть вечера. Вечерний отдых начинался около четырех утра, а пабы закрывались ближе к полудню.
Разумеется, Европейская Федерация уже много лет обещала установить орбитальную защиту, но так и не собралась. По крайней мере, в городах. Как и всегда, в Европе на первом месте было сельское хозяйство. Сотни миллиардов были потрачены на предохранение от солнечных лучей огромных участков сельской местности. Это делалось для того, чтобы старомодные, одетые в черное старушки могли по-прежнему гнуть спину на крошечных, пропитанных химикатами полях, а их мужья продолжать надираться в местных пабах. Благодаря этому традиционная деревенская жизнь совсем не изменилась. К тому же здесь выращивали и складывали затем в огромные стога наполовину отравленные зерновые культуры, под которыми, за неимением иного прикрытия, можно было спрятаться от солнца.
– А как же мы? – кричали время от времени городские жители. Они бы с радостью задавали этот вопрос почаще, но не могли прорваться сквозь непрекращающиеся демонстрации фермеров. Для европейского правительства стало привычным находиться в состоянии осады, а отчаявшиеся фермеры проводили все свое время, осаждая на огромных уборочных машинах многочисленные здания, построенные для проведения демократических дебатов и террористических атак.
Жители европейских городов осознавали тщетность своих попыток добиться установления биощитов. Европейская администрация постоянно находилась в состоянии кризиса. Каждый раз, когда казна в Брюсселе вроде бы достаточно наполнялась, чтобы можно было думать о защите городов от солнца, разражалась очередная гражданская война. Эти войны с удивительной регулярностью возникали на обширном континенте от Лиссабона до Урала, они могли вспыхнуть в любой момент, и это означало, что вся наличность опять пойдет на солдат, отправлявшихся наблюдать геноцид и решительно заявлявших, что это просто ужасно.
У Европейской Федерации уже более полувека существовали довольно четкие бюджетные приоритеты: во-первых, содержание самого бюрократического аппарата; во-вторых, дотации сельскому хозяйству; в-третьих, наблюдение за очередным геноцидом и решительные заявления о том, насколько он ужасен; в-четвертых, все остальное. К сожалению, деньги на четвертую статью оставались очень редко, поэтому города, желающие получить экологическую защиту, вынуждены были оплачивать ее из собственного бюджета.
Получалось, что некоторая, но только некоторая, часть сельской местности существовала в дневном режиме, а некоторые города, но опять же не все, жили в основном по ночам. В Америке и Юго-Восточной Азии происходило в общем и целом то же самое. В России все было куда более запутанно, так как страна была разделена на множество часовых поясов – буквально на каждой улице свой. Русский человек запросто мог проснуться, подготовиться к полному восьмичасовому рабочему дню, пройти пять минут по улице и прийти секунда в секунду, чтобы успеть расписаться в журнале в конце рабочего дня. Таким образом, люди могли зарабатывать огромное количество сверхурочных часов, фактически проводя двадцать три часа из возможных двадцати четырех в постели.
Актер изучает жизнь
Макс и Натан сидели в баре дублинского отеля «Шелбурн» примерно в три тридцать утра, наблюдая, как офисные служащие забегают взбодриться после рабочего дня. Они ждали свой заказ. Прошло уже около получаса, но это пустяк, если вы заказали «Гиннес». Персонал баров в Дублине искренне полагал, что пинту нечего и пить, если ее не нужно полчаса наливать, а потом еще час отстаивать. Хоть сколько-нибудь опытные в этих делах люди звонили в бар и заказывали пиво перед тем, как выйти из дома, но Макс и Натан еще не постигли этой мудрости.
Они провели в Дублине три дня в поисках Розали, и пока что все было впустую. Макс чувствовал, что втрескался в нее, но занимался поисками еще и для того, чтобы уговорить ее помочь им при подготовке фильма, заказанного Пластиком. Они хотели внедриться в отряд группы «Мать Земля». На самом деле этого хотел только Макс. Он горел от возбуждения при этой мысли. Что касается Натана, то он бы предпочел все выдумать. Он не очень любил изучать жизнь.
– У Шекспира не было опыта жизни в Римской империи, но все же он написал «Юлия Цезаря», – то и дело повторял он. По мнению Натана, если довести теорию необходимости личного опыта до ее логического завершения, то он мог бы писать только о несчастном среднего достатка англичанине, который просрал свою жизнь и потерял единственную женщину, которую любил.
– Вот именно, – сказал Макс. – Британские авторы исключительно об этом и пишут. Я ими восхищаюсь, в их работах есть цельность… они скучные, но в них есть цельность.
Макс полагал, что художники должны пережить то, что собираются изобразить.
– Нужно прочувствовать ситуацию. Житьэтой ситуацией. Если ты обманываешь себя, то будешь обманывать и публику, и поверь мне, она это почувствует.
– Да ладно, Макс, брось, – отмахнулся Натан. – В своей последней работе я описал чувака, который отрезал себе ногу, потому что ее пожирала крыса.
– Значит, ты должен был отрезать себе ногу, – назидательно сказал Макс. – Моя последняя роль – парень, не умеющий противостоять своим желаниям. Душераздирающая драма о человеке, подсевшим на удовольствия. Он только и делал, что ел, пил и трахал красивых женщин. Ничтожество. Его существование пусто и бессмысленно. Думаешь, меня это отпугнуло? Думаешь, я отступил перед лицом разрушительной силы излишеств? Ничего подобного, приятель. Я отправился изучать жизнь! Я шел и – ел, пил и трахал красивых женщин, как идиот, пытающийся довеселиться до смерти. Вот в чем секрет, друг. У меня есть сознание долга. Без сознания долга я был бы просто говнюком.
– Допустим, ну а как насчет «Желтой ленты», где ты играл военнопленного, которого пытали и посадили в одиночную камеру на двадцать лет?
– Я и тут все изучил.
– Правда? – удивился Натан.
– Ну конечно. Я понял, что ужас ситуации того парня заключается в его прошлом,верно? Понимание этого очень важно для актера. Я подумал, парня пытают, так? Ну и что? Многих пытают. Как я могу представить это в новом свете? Как я могу сделать его пытку особенной?И вдруг меня озарило. Я подумал: а что, если этот человек прожил жизнь в роскоши, это сделает его сегодняшние страдания еще более острыми и горькими. Понимаешь, о чем я? Чтобы придать характеру глубину, мне нужно было сопоставить у себя в голове его нынешнее одиночество и пытки с предыдущей жизнью…
– С едой, питьем и сексом с красивыми женщинами? – уточнил Натан.
– Именно. Я почувствовал, что если смогу достоверно все это себе представить, мучения придут сами собой.
Знакомство с «зелеными»
К столику Макса и Натана подошла приятная миниатюрная старушка.
– Мистер Максимус? – спросила она.
– Да, конечно, с удовольствием, – сказал Макс, доставая ручку и бумагу. – Для кого подписать?
Несмотря на маскировку, его все равно всегда узнавали, и он всегда раздавал автографы всем желающим. Конечно, он был добрым парнем и не любил разочаровывать людей, но причина была еще и в том, что обычно за ним ходили человек десять-пятнадцать журналистов, которые только и ждали, чтобы он отказался дать автограф, – прекрасный материал для разоблачительной статьи о том, как он груб и высокомерен и презирает людей, которые сделали его тем, что он есть. Однако на этот раз Максу не стоило беспокоиться.
– Мне не нужен твой вонючий автограф, – сказала старушка. – Вы спрашивали в офисе «Природы» о моей знакомой. Идите за мной.
Они вышли на оживленную темную улицу. В парке напротив гостиницы дети играли в футбол. Яркие, светящиеся наплечники носились за луноподобным мячом. Макс и Натан ждали на тротуаре, а их провожатая подала сигнал. Стоящая через дорогу машина отъехала от бордюра, влилась в поток транспорта и повернула к входу в гостиницу. Это был большой японский лимузин, новая модель, по-настоящему «зеленый» транспорт, зеленее самой травы, как и пристало транспорту «Природы». Его фильтры были настолько огромны, что не пропускали ни единой частички ядовитого газа. На заднее сиденье можно было посадить слона, и никто бы его даже не заметил.
Уже не впервые Натан задумался о том, откуда, черт возьми, эти люди берут деньги. У «Природы» всегда был самый лучший транспорт. У группы «Мать Земля» всегда были лучшие боевые самолеты. В то время как ИРА и баскские сепаратисты изготавливали взрывные устройства из удобрений у себя в гаражах, группа «Мать Земля» покупала самые современные бомбы у британских и немецких торговцев оружием, отваливая огромные деньги.
– Отличная машина, – заметил Натан. – Скольким добровольцам нужно выйти на улицы с кружками, чтобы приобрести такую?
– Залезайте, – сказала женщина, когда швейцар гостиницы открыл для них заднюю дверцу.
Они сели в машину, и Натану пришлось решать вечную гостиничную дилемму: давать чаевые швейцару или не давать. У Макса, разумеется, такой проблемы не существовало. Он был настолько богат и знаменит, что ему и в голову не приходило делать что-то настолько обыденное. У него имелись люди, которые делали это за него. Более того, он был настолько велик и важен, что даже его люди были слишком заняты, чтобы давать чаевые, и у них тоже имелись помощники, которые занимались этими вопросами. Такова странная особенность, объединяющая всех важных, знаменитых и богатых людей: чем больше у тебя есть, тем больше ты получаешь. Настоящие знаменитости никогда не платят за билет на шоу. Они обедают, не оплачивая счета, ведь всем известно, что, просто появившись где-либо, мегазвезда уже оказывает огромную услугу. Наверное, можно стать настолько богатым, что деньги и вовсе будут не нужны.
За пять секунд работы, которую Натан предпочел бы сделать сам, швейцар получил от него чаевые в размере стоимости кружки пива, и они наконец сели в машину. Оказавшись внутри, Натан заметил, что задние стекла затонированы. Макс не обратил на это внимания, потому что, несмотря на ночное время суток, на нем были темные очки. Приятная, но грубая старушка с ними не села, и, когда огромный лимузин тронулся с места, они оказались в нем одни. Они не видели водителя, которого скрывал экран. Макс поднял шторку. Впереди сидели двое.
– Привет, ребята, – сказал Макс. – Куда едем?
Пассажир на переднем сиденье направил на Макса автоматический пистолет.
– Опусти экран. Поднимешь еще хоть раз, и я тебя убью.
Макс выполнил приказ и взглянул на Натана. Тот побелел от испуга. Макс снова поднял экран. Он обменялся с вооруженным пассажиром долгим напряженным взглядом, пока Натан пытался обрести контроль над своим кишечником.
– Ха! Я так и знал, что ты этого не сделаешь, – сказал Макс и снова опустил экран. – С этими ребятами всегда нужно так поступать, – сказал он Натану. – Это вопрос принципа.
Они ехали по меньшей мере три часа. Сначала по довольно ровным трассам, потом, как они поняли, по извилистым сельским дорогам, и наконец, судя по колдобинам, просто по бездорожью. Натан коротал время, рассказывая о жестоком парадоксе своей любви к Флосси.
– Понимаешь, теперь я знаю, что всегда любил ее. Как я мог не знать этого тогда? Наверное, я сделал роковую ошибку гораздо раньше, когда думал, что мы все еще счастливы…
Макс же размышлял над тем, сможет ли он уговорить парня с пистолетом пристрелить Натана, если снова поднимет экран.
Каменный домик
Обоих пленников с завязанными глазами провели в дом, в комнату, наполненную чудесным запахом. Они слышали, как их похитители вышли и закрыли за собой дверь. Они постояли немного в тишине, по-прежнему с повязками на глазах, и, решив, что остались одни, вдохнули потрясающий аромат.
– Хорошо пахнет, – заметил Макс.
– Да, – согласился Натан.
Этот запах пробудил в Натане какое-то воспоминание, перенеся его в далекое детство, сквозь многие годы утомительных, скучных, невероятно дорогих деловых обедов в Сохо, в почти забытое время, когда он еще получал удовольствие от еды. Когда слова «перекусить» и «переговорить» объединяло только схожее звучание. Это было еще до того, как в меню появились «легкие альтернативы», а на пачках с маслом появилось правительственное предупреждение о возможном риске для здоровья. Да, запах перенес его в прошлое. И он же резко вернул его обратно. Натан был голоден, очень голоден.
– Тушеная баранина с овощами, – сказал он вслух. – Тушеная баранина с овощами и картофельными клецками.
– Она самая и уже почти готова, – услышали они мягкий женский голос. Это был голос старой женщины с сильным ирландским акцентом. – Снимайте повязки, ребята.
Макс и Натан сняли повязки и увидели, что находятся в кухне небольшого каменного дома. За деревянным столом сидела старуха. Очень древняя старуха. Макс дал бы ей лет сто пятьдесят. У нее были седые волосы и слишком много кожи на лице, вообще-то ее бы хватило на два лица, подумал Макс, а может, и на три. Но это было не от старости, это была болезнь. Макс почувствовал легкую тошноту при одном только взгляде на нее. Что за ужасный недуг мог привести к таким последствиям? Может, у нее проказа? Что бы это ни было, Макс был уверен, что не хочет заразиться. Он сделал шаг к двери.
Старуха чистила странные коричневые неровные шишки, более странные, чем даже она сама. Они выглядели словно опухоли, срезанные с тела сотрудника атомной станции из страны четвертого мира. Помимо них на куске газеты были разложены такие же странные согнутые оранжевые коряги, длинные, с растущими под разными углами волосами и узловатыми наростами. Ни Натан, ни Макс никогда не видели ничего похожего. Терзающий их голод моментально прошел. Они не хотели опухолей в тушеных овощах, как бы замечательно они ни пахли. Никаких волосатых шишек. Возможно, именно эта еда довела старуху до такого состояния.
– Где мы? – спросил Натан, мечтая оказаться подальше отсюда.
– Ну, знаете, – ответила старуха, – вряд ли мы присылали бы за вами машину с тонированными стеклами, завязывали бы вам глаза и все такое, чтобы сразу по прибытии сообщить, где вы находитесь.
Повисла короткая пауза, затем Макс задал вопрос, который у них обоих вертелся на языке:
– Что это за хрень у вас на столе?
– Картошка и морковь, – ответила женщина.
– Ничего подобного, – возразил Макс. – Я видел и картошку, и морковь, они выглядят совсем по-другому. А это похоже на собачьи яйца. Точнее, на что-то, срезанное с собачьих яиц.
– Я не желаю слышать бранных слов в своем доме, молодой человек, – сказала старуха.
Денежный мешок
Макс несколько опешил. Еще не было случая, чтобы кто-нибудь решился его осадить, так что он не знал, как реагировать. Если ты звезда и живешь в Лос-Анджелесе, тебе никогда не перечат.
Звезду на языке кино называют «денежным мешком». Обычно очень трудно добиться финансирования проекта, если в нем не участвует звезда. В любой индустрии деньги – единственное, что имеет значение. А в индустрии развлечений единственное, что имеет значение, – звезды. Их власть и влияние поразительны и намного превосходят их талант и возможности. И дело не в том, что они бездарны, нет, многие из звезд – отличные актеры. Просто невозможно быть настолько талантливым, чтобы оправдать деньги, которые зарабатывают действительно крупные звезды. Бог не сотворил человеческое существо настолько идеальным. Поэтому звезд оценивают не по таланту, а по тому, сколько они зарабатывают.
– Конечно, парень играет просто как пенек, но представляешь, сколькоон зарабатывает?
Звезда – это не актер. Звезда – это денежный мешок. А Голливуд – деловой город. У каждого здесь есть сценарий для прочтения или портфолио для просмотра. Но никто не станет тобой интересоваться, если ты плохо отзываешься о денежном мешке. Поэтому звезде никогда не перечат.
