Текст книги "Мозаика судеб"

Автор книги: Барбара Виктор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

В то время обстановка во Фрипорте заметно изменилась к лучшему, – по-видимому, сказалось преобладающее влияние людей из среднего класса. Власти смогли справиться с бандами подростков, бедняки расселились в одном районе, где удалось навести и поддерживать относительную чистоту и уменьшить преступность. Большинство коренных жителей остались в городе – одним не хватало средств на переезд, другим – таким, как Сильвио, – не хотелось бросать свой бизнес. Но для Габриэлы родной городок был ненавистен, подобен кошмару – место, где столько бед обрушилось на нее и ее семью! Она не могла забыть тот день, когда агенты ФБР пришли за дядей, тогда ей казалось, что это черный день в ее жизни и самая большая потеря. Потом, поразмыслив, она пришла к выводу, что ошибалась, и возможно, эта беда была всего лишь испытанием, подготовившим ее к тому несчастью, которое обрушилось на них, когда маму разбил паралич.

– Сколько ты еще собираешься жить в Париже? – спросил отец.

Габриэла в этот момент держала трубочку, через которую мать тянула апельсиновый сок, и не сразу ответила.

– Мне здесь не по себе, папа, – наконец начала она. – Здесь все причиняет мне боль. Я храню в себе воспоминания о Дине, когда она была маленькой девочкой и я ухаживала за ней, как она убежала из дому… Наверное, правильнее всего сейчас мне вернуться во Францию.

– Ты делаешь большую ошибку, Габриэла. Всегда кажется, что где-то вдалеке и трава зеленее… И учти, ты не становишься моложе с годами.

Рокко улыбнулся беззубым ртом – он еще не успел этим утром вставить искусственную челюсть.

– У меня такие чудесные петунии в саду – не хочешь взглянуть после завтрака? – предложил он Габриэле.

Она улыбнулась ему в ответ, ласково похлопала по руке и кивнула. Потом обратилась к отцу:

– Дело совсем не в том, что одно место лучше другого, а в том, что жизнь – это прежде всего общение с новыми людьми, возможность испытать себя. Папа, мир – это не Неаполь, где девушки считаются старухами, если к двадцати не вышли замуж.

– В моем доме всегда будет как в Неаполе, – ответил Сильвио. – Прежде всего тебе следует подумать о том, чтобы встретить хорошего итальянского парня…

– Может, она предпочитает жить в Риме?.. – прервал брата Рокко.

Сильвио строго посмотрел на него, потом продолжил:

– Тебе надо вернуть дочь, купить собаку, неплохо бы подстричь волосы. Если у тебя нет времени гулять с собакой, заведи птичку, но главное – прекрати свою беготню с этим фотоаппаратом. Разве это занятие для воспитанной итальянской девушки? – Он наклонился вперед. – Ты нуждаешься в деньгах?

– Ну, зачем ты так, Сильвано? – укоризненно сказал Рокко. – Она хорошая девочка.

– Ты нуждаешься в деньгах? – повторил отец.

– Нет, – ответила Габриэла, – в деньгах я не нуждаюсь.

– Знаешь, Сильвано, – задумчиво сказал Рокко. – Может, действительно выходить замуж для нее сейчас не самый лучший выход. Пусть все остается как есть.

– Нет, это выход, – раздраженно сказал Сильвио.

– Папа, – поколебавшись, начала Габриэла. – Если я нужна здесь для ухода за мамой, то это совсем другое дело.

– Мама здесь ни при чем. Я тоже. Это все ради тебя самой.

Его слова звучали фальшиво. Еще одна ложь, произнесенная им из чувства гордости, но она приняла ее, чувствуя за собой вину. Наступило тягостное молчание.

– Куда Дина отправилась после похорон? – нарушил тишину отец.

– В колледж.

– Даже позвонить не обещала?

Габриэла промолчала.

– Ты на самом деле считаешь, что она не позвонит? – Он возмущенно пожал плечами.

– Папа, – начала Габриэла, – можно я воспользуюсь машиной, чтобы съездить в Коннектикут в этот уик-энд, повидаться с ней?

Сильвио подозрительно взглянул на дочь:

– Когда ты собираешься вернуться в Париж?

Чувствовалось, что этот вопрос волновал его больше всего. Он в это утро снова и снова возвращался к нему.

– Еще не знаю. Все зависит от Дины. Но если я задержусь надолго, у меня возникнут проблемы с работой. Мне обязательно надо появиться в Нью-Йорке, в нашем местном отделении, и переговорить с начальством.

– Хорошо, хорошо, бери машину, – согласился Сильвио и прищелкнул пальцами. – Эй, ты нуждаешься в работе, настоящей хорошей работе? Я могу помочь тебе. Один телефонный звонок, и у тебя будет прекрасная работа.

Габриэла ничего не ответила, удивленно глядя на отца.

– Помнишь Тони Спинозу, парня, у которого только восемь пальцев на руках, – так вот он владеет фотостудией на Мейн-стрит.

Теперь Габриэла перевела взгляд на дядю, который очнулся от задумчивости и снова принялся за кашу.

– Да-да, он пошел в гору. Тони распрощался с пиццерией и теперь обслуживает все свадьбы, семейные и официальные мероприятия на всем южном побережье.

Габриэла, заинтересовавшись, спросила:

– Папа, в самом деле?

– Серьезно. Один мой звонок и у тебя будет работа!

– Папа, – сказала она осторожно, – но это не совсем то, чем я занимаюсь в журнале.

Но Сильвио уже не слушал ее:

– Стоит подумать об этом, более удачного случая не придумаешь. – Он повернулся к Рокко. – Эй, дружище, ты тоже послушай! – сказал Сильвио и с довольным видом взглянул на Габриэлу. – Жена Тони умерла и оставила ему двух сироток. Замечательные детишки, растут без присмотра… – Он вдруг замолк, сложил руки на столе и уставился на них.

Рокко, не дождавшись продолжения, рискнул заметить:

– Может быть, не стоит, Габриэла, спешить говорить «нет» после всего, что произошло, пока ты не наладила отношений со своим ребенком? Может быть, тебе стоит попробовать начать новую жизнь здесь?

Габриэла повернулась к матери. Та напряженно смотрела в лицо дочери, словно хотела что-то сказать или сделать, но не могла.

– Мамочка, ты что-то хочешь? Пойдем наверх, я тебя помою и переодену… – сказала Габриэла, чувствуя, что ее отец и дядя нетерпеливо ждут от нее ответа.

– Неужели мы так плохи, что ты не прислушиваешься к нашим советам? – подал голос Сильвио.

– Нет, – ответила Габриэла, остановившись возле раковины. – Совсем нет, папа. Но сейчас для меня важнее другие вещи, например, Дина и, – она отжала губку, – кухня. После завтрака я схожу к Фиорелло и куплю краску, чтобы хватило на стены и потолок.

Рокко неожиданно расплылся в широкой улыбке, обнажившей его беззубые десны, и радость осветила его бледное болезненное лицо, он так оживился, что начал отбивать ритм тарантеллы.

– Наша куколка, – воскликнул он, прихлопывая в ладони, – будет красить кухню!

Габриэла протерла стол, улыбнулась дяде и спросила отца:

– Как ты думаешь, папа, чем бы можно было оживить здесь все хоть немного?

– Только твоим присутствием! – ответил он с нежностью.

– Мамочка, ну что, пойдем наверх. – Дочь поцеловала Одри в лоб. – Ты, папа, подремлешь, а я займусь кухней.

В этот момент Рокко приложил руки к ушам и прислушался.

– Звонят во все колокола! – воскликнул он.

Одновременно раздавались звонки в дверь и не смолкала телефонная трель. Сильвио обернулся к Габриэле и, выходя из кухни, сказал:

– Ты подойди к телефону, а я открою дверь.

Просьба

– Я понимаю, Габриэла, это слишком – беспокоить тебя подобной просьбой, но у меня больше нет никого, кому бы я могла доверить это дело, – сказала Клер Моллой.

Габриэла слушала Клер, сидя на стуле с прямой спинкой, рядом с лестницей, ведущей на второй этаж, прижимая к уху телефонную трубку.

– Почему ты не можешь сделать это сама?

Клер вздохнула:

– Потому что теперь на меня свалились все заботы по дому и в конторе надо разобраться с его личными бумагами. – Она помолчала. – К тому же я не могу водить машину.

– Разве Гарри не может подвезти тебя?

– Нет, – усталым голосом откликнулась Клер, – он не может. – Она опять сделала паузу. – Когда ты возвращаешься в Париж?

Кажется, что только один вопрос волновал всех в это утро!

– Это неважно, – уклонилась Габриэла от прямого ответа. – Дело в том, что я не считаю себя вправе рыться в вещах Пита в его доме на побережье.

– Ты – единственная, кто может это сделать, Габриэла. Я не могу доверить это дело Дине, а Адриена чужая. Ты же член семьи.

А ведь совсем недавно исключила ее из своих рядов на похоронах, когда распределялись места в церкви на заупокойную службу.

– Послушай, Клер, у меня на руках мама, я затеяла ремонт на кухне, я собираюсь отправиться в Коннектикут в этот уик-энд, чтобы повидаться с Диной.

– Я бы не стала делать этого, – бесстрастно сказала Клер.

– Почему?

– Если бы я была на твоем месте, то проявила бы характер. Особенно после того небольшого спектакля, который она устроила на похоронах.

– Как ты можешь так говорить? Это мой ребенок!

Только Клер могла заявить такое! Ей всегда не хватало мудрости и такта. Клер была типичной представительницей тех женщин, которые не познали радости материнства и для которой родственные связи мало что значили.

– Все равно ехать не стоит, – неуверенно сказала Клер. – Дины не будет в колледже в этот уик-энд. Она отправляется со своим приятелем на какой-то семинар.

– А-а, – растерянно отозвалась Габриэла. Сердце ее в тот момент отчаянно забилось, кровь застучала в висках. Приятель! Человек, который близок с Диной и знает каждый уголок ее тела; с которым она проводит свободное время, которому поверяет все секреты. Габриэла не знала его, никогда не видела. Даже не подозревала о его существовании. Ирония в том, что физическая близость между мужчиной и женщиной куда теснее, чем материнская и дочерняя любовь. Ирония в том, что заложенная от природы кровная близость с течением времени ослабевает, в то время как духовная и телесная близость совершенно чужих друг другу людей сохраняется долго.

– На самом деле, – объяснила Клер, – я думаю, что этот семинар – только повод для того, чтобы хоть немного развеяться после похорон отца.

– Где бы я могла взять ключи от дома на побережье? – неожиданно спросила Габриэла, желая закончить затянувшийся телефонный разговор.

– Там есть запасной, прямо под окном в гараже. Пит всегда оставлял его для рабочих, которые перестраивали дом.

Габриэла встала, оперлась о перила и изогнулась так, чтобы увидеть, что происходит на кухне.

– Вот что бы я сделала на твоем месте, – продолжала объяснения Клер, – проверь, на месте ли ключи, и, если их там нет, позвони Нику Тресса и попроси его привезти их.

– Разумеется, – ответила Габриэла, прислушиваясь к голосам, доносящимся со стороны черного входа.

– Спасибо, Габриэла. Вот еще что – там, в сейфе у Пита, в его кабинете, есть кое-какие документы. Они мне очень нужны…

– Я привезу их, – пообещала Габриэла и повесила трубку.

Она тихо вошла в кухню, остановилась и замерла у холодильника, пока отец не заметил ее.

– Габриэла, – обрадовался Сильвио, увидев дочь. – Поздоровайся с Ником Тресса, сыном Фрэнка Тресса, нашего старого друга, пусть земля ему будет пухом.

Она осталась стоять там, где стояла, глядя на него изучающим взглядом. К своему недоумению, она заметила, что он с усмешкой смотрит на нее.

– Мы уже встречались, – сказал Ник без малейшего смущения. – На похоронах Пита…

– Ты только посмотри! – с таким удивлением воскликнул Сильвио Карлуччи, что тот, кто его не знал, решил бы, что к ним на кухню заглянул незаконный сын папы римского. – Габриэла, что же ты молчала об этом? – Он обратился к брату: – Ну, дела, Рок, мир тесен! Наша Габриэла виделась с сыном Фрэнка Тресса на похоронах Пита!

По-видимому, эта новость заставила его забыть и Тони Спинозу с его восьмипалыми руками, и двух его сирот.

То, что Николас Тресса – мужчина очень привлекательный, Габриэла отметила еще на похоронах. Но в это утро он казался совершенно неотразимым. В брюках цвета хаки, не скрывающих его развитую мускулатуру, белом хлопчатобумажном свитере и легких сандалетах на босу ногу он выглядел свежим и отдохнувшим, как будто прекрасно выспался ночью. Габриэла пересекла кухню и подошла к нему. Усмешка на лице Ника быстро сменилась выражением неуверенности. Габриэле казалось, что между ними возникают какие-то отношения, не похожие на минутное случайное знакомство, но она не могла разобраться, что испытывает при виде Ника, и это смущало и раздражало ее.

– Вы прервали нашу содержательную беседу, – объяснила Габриэла со снисходительной улыбкой. – О чем, я, правда, уже забыла…

Она подошла к матери и обняла ее за плечи.

– Вы не знакомы с моей мамой, мистер Тресса? – спросила она с некоторым вызовом.

Прежде чем гость ответил, Сильвио нетерпеливо поправил:

– Эй, дочка, что это за «мистер»? Это – Ник, просто Ник, Габриэла, можешь называть его по имени. Никаких церемоний!

Тем временем Ник уже приблизился к инвалидной коляске, взял в руки мягкую безвольную кисть Одри.

– Здравствуйте, миссис Карлуччи, – поздоровался он и представился: – Я – Ник Тресса.

Не дождавшись ответа, Ник вопросительно взглянул на Габриэлу.

– Она не может ответить, – тихо сказала Габриэла. – У нее расстройство речи, хотя иногда я могу судить по ее реакции, что она понимает происходящее вокруг.

– Не принимай желаемое за действительное, – сказал Сильвио. – На самом деле никакой надежды нет.

Габриэла возразила, встав на защиту матери:

– Ты не прав, я заметила прогресс, и, без сомнения, нужно надеяться на общее улучшение.

Сильвио подошел и положил руку на плечо гостю:

– К чему тебе слушать о наших проблемах. У тебя и своих хватает, правда, Ник?

Ник излучал обаяние, когда тепло улыбнулся, глядя в глаза Габриэле.

– Вам следует обязательно разговаривать с ней, – заметил он. – Это единственный способ поддерживать с ней контакт.

– Садись, Ник, – прервал Сильвио и предложил: – Выпей чашку кофе.

– Да, пожалуйста, – поддержала приглашение отца Габриэла, подвигая гостю стул.

– Поздоровайся с Рокко, – сказал Сильвио.

– Привет, Рокко. – Ник пожал протянутую руку старика.

– Сколько лет прошло, как твой отец покинул мир?

– Он умер в 1980 году, так что уже почти десять лет.

– Как это случилось?

– Паралич…

– То же, что и с Одри, только она выкарабкалась, – заметил Рокко.

– Фрэнк Тресса был одно время мэром Фрипорта, – с гордостью сказал Сильвио дочери. – Ты тогда была совсем маленькая. Ник, сколько тебе было, когда отец правил городом?

– Дайте подумать. – Ник занялся вычислениями. – Это было в 1958 году, значит, мне было тринадцать.

– Тринадцать?! – почему-то обрадовался Сильвио. – А Габриэла принимала в 1958-м первое причастие, и ей было восемь!

Габриэла развернула коляску к двери, очень надеясь, что отец не будет дальше углубляться в воспоминания о ее детстве.

– Я отвезу маму наверх. – Она бросила на отца многозначительный взгляд.

Сильвио просиял, словно этого пожилого итальянца посетила в его неприглядной кухне красавица принцесса с серебряным подносом, на котором лежал зажаренный цыпленок, аппетитно пахнущий чесноком и специями.

– Прошу меня простить, – обратилась она к Нику, – но мне надо подняться наверх и переодеть маму.

– Прежде всего угости гостя кофе, – настаивал Сильвио, – а я уж сам позабочусь о маме.

– Не стоит беспокоиться, – сказал Ник. – Я и сам могу налить себе кофе.

По его реплике Габриэла поняла, что он не намерен в скором времени покинуть дом.

– Нет, нет, ты сиди, – вскочил Сильвио. – Я каждое утро занимаюсь этим – кормлю Одри, умываю ее, переодеваю, пока Габриэла занимается своим делом во Франции – снимает падающую башню в Париже.

– Эйфелеву, – негромко поправила отца Габриэла. – Падающая в Италии, в Пизе.

– Как твои дела, Ник? – спросил Рокко.

– Работы столько, что я подумываю, не переехать ли мне из дома в контору. – Ник встал, пересек кухню и взял с полки большую кружку. – Я хотел было сбежать из Сэг-Харбора, но не тут-то было. Приглашениям нет конца. Всем вдруг понадобилось перестраивать, ремонтировать и строить дома.

Рокко молча кивал, словно одобряя все, что говорил Сильвио:

– Твой отец гордился бы сыном. Он был бы счастлив, узнав, что ты умеешь вести дела. Теперь, может быть, тебе осталось только добиться должности мэра, правильно, Ник? – Он засмеялся. – Давай-ка, Рок, пойдем, пока не поздно. Мне надо подготовить мадам к приходу Виолетты, тебе – вставить челюсть. Дела не ждут!

– Я не могу долго пробыть у вас, – извинился Ник, взглянув на Габриэлу. – Мне еще надо побывать на стройплощадке на другом конце города, но, может быть, в другой раз…

– Может, может, – опять кивнул Рокко и, опираясь на стол, поднялся. – Кто знает, когда мы еще увидимся. Всякий раз может оказаться последним.

– Что поделать – возраст, – вздохнул Сильвио, поддерживая брата. – Кто знает, где найдешь, а где потеряешь. Вспомните, что случилось с бедным Питом.

– Папа, подожди! – вмешалась Габриэла. – Позвольте мне позаботиться о матери сегодня утром? Ведь вы не часто встречаетесь с Ником. – Она запнулась, произнося его имя.

Отец удивленно взглянул на Габриэлу, потом неожиданно рассмеялся:

– Пусть пока Ник расскажет тебе местные новости. Десять минут – и ты тоже будешь знать, что происходит в городе. Правда, Ник? Это же Фрипорт. – Сильвио похлопал гостя по спине. – Сиди, сиди, я еще загляну на кухню попозже. Надо же, сын Фрэнка Тресса! Кто бы мог подумать? Ты бы посоветовалась с Ником насчет окраски стен, прежде чем отправляться к Фиорелло. Слышишь, Габриэла?

Габриэла на мгновение закрыла глаза:

– Да, я слышу, папа.

Когда она вновь открыла их, Ник по-прежнему был на месте. Странно, но, когда они остались вдвоем, они оба ощутили скованность.

– Я не хотел нарушать покой в вашем доме, – как бы извиняясь, сказал Ник.

– Не о чем беспокоиться, – ответила Габриэла тоном гостеприимной хозяйки, села в кресло и вежливо предложила: – Не хочешь ли присесть? Добавить молока?

– Благодарю! – слишком торжественно ответил Ник, словно речь шла не о чашке кофе, а о чем-то важном.

– Сахар? – предложила Габриэла.

– Нет, спасибо. – Он наконец сел. – Когда твоя мама заболела?

Габриэла откинулась на спинку стула, всем своим видом пытаясь изобразить беззаботность.

– Когда мне было тринадцать, – сказала она и смолкла. Но ей безумно хотелось выговориться. После паузы она продолжила: – Когда мне было тринадцать лет, шесть месяцев и четыре дня. Все случилось в четверг, в час пятнадцать пополудни. – Она вновь запнулась, подумав, что слушать такие подробности никому не интересно.

Ник спокойно отнесся к подобному уточнению.

– Она очень красивая женщина.

– Да, мама выступала на сцене. Она была танцовщицей, – пояснила Габриэла. – Ее называли Ракетой из мюзик-холла. На нее клевали все посетители…

– Не сомневаюсь, – с обезоруживающей улыбкой сказал Ник.

Габриэла сначала решила, что он проявляет интерес к ее семье, чтобы поддержать разговор, но вскоре переменила это мнение. Общаясь с Ником, она не могла избавиться от появившегося после первой же встречи ощущения, что ее тянет к нему с той же самой силой, с какой и отталкивает, и она пока не могла разобраться, какое же чувство сильнее. Скорее всего, в ней на время брало верх то одно чувство, то другое.

– Чем занимался твой отец, когда ушел с поста мэра? – спросила Габриэла, стараясь прогнать эти неуместные мысли.

– Он занялся делами семейной строительной фирмы, тогда-то и познакомился с твоим отцом и дядей, который купили ресторан и хотели его обновить.

– У меня такое чувство, что твой отец был таким подрядчиком, каким мой дядя – хозяином ресторана.

Она внимательно следила за выражением его лица, пытаясь уловить реакцию на эту многозначительную фразу, но Ник, возможно, хорошо владел собой и ничем не выдал своего удивления.

– Ты что-нибудь знаешь о моем дяде? – с некоторым вызовом спросила Габриэла.

Глядя ему в глаза, она поняла, что Нику Тресса все известно о ней и о ее жизни. Пит, Дина, Рокко… Мельчайшие детали тех событий, что происходили с нею.

– Я не сторонник тех, кто считает всех итальянцев – гангстерами. Но в то же время в этом суждении большая доля правды. Точно так же я не могу верить в честность политиков и пишущих о них журналистов. – Он посмотрел на нее с понимающей улыбкой. – Итак, кто хуже? Мой отец – мэр, твой дядя – гангстер или парни, которые пишут о них в своих газетах?

– Ты, вероятно, догадался, что я отвечу?

– Ты имеешь что-то против итальянцев?

– Нет, – резко сказала Габриэла, – гораздо хуже я отношусь к французам. К итальянцам я равнодушна.

К ее удивлению, на лице Ника сначала отразилось изумление, а потом он весело рассмеялся:

– Так вот почему ты живешь в Париже?

– Нет, – уже без всякого вызова, просто объяснила она. – Потому что там моя работа. Я фоторепортер журнала «Парижская хроника». И еще потому, что Париж очень красивый город, где история и культура буквально завораживают. Я имею в виду, что ваша история и культура слишком молоды, чтобы тягаться с европейской. – Она особо подчеркнула слово «ваша». – Нью-Йорк вульгарен с его рекламой и непристойными надписями на домах и вагонах подземки из стекла и стали. А в Париже все, что открывается глазам, каждый уголок, словно дышит историей…

Габриэла заметила, что Ник слушает ее рассеянно, думая о чем-то своем.

– Значит, тебе там хорошо живется? – спросил он.

– Почему ты так решил? – ответила она вопросом на вопрос, смутилась и стала рассматривать свои руки, опустив голову.

– Ты собираешься замуж? – тихо спросил Ник и тут же повторил вопрос: – Собираешься замуж за француза?

– Почему? – Она воспользовалась возможностью продемонстрировать цинизм. – Почему, когда разговор заходит о счастье, все упирается в брак? А ты?

– Нет, – ответил он с непроницаемым видом.

– Что скрывать, у меня есть в Париже друг, но я никогда не выйду за него замуж.

Теперь Ник, казалось, весь превратился в слух, ожидая, что она скажет дальше.

– Это не для меня, и он тоже не собирается жениться, французы не считают необходимым узаконивать свои отношения.

– Может быть, он следует совету Вольтера, что женитьба – это единственное любовное приключение, которое себе может позволить трус.

Габриэла удивленно глянула на Ника.

– Откуда ты знаешь об этом?

– Читал… – Он пожал плечами.

– Мой друг – писатель, – с ноткой гордости, словно речь шла о ее литературных заслугах, сказала Габриэла. – И достаточно известный… – О чем же он пишет?

– По большей части статьи о жизни и обществе для журнала, в котором я работаю. Кроме того, он издал два сборника стихов…

Она неожиданно замолчала, Ник тоже сидел безмолвно. Наступила тишина. Габриэла чувствовала себя обязанной поддерживать этот разговор, хотя ей вдруг захотелось посидеть одной в тишине, подумать о том, как жить дальше, как быть с Диной. Ей было плевать на французского писателя с его статьями и поэтическими сборниками. Неужели Нику не хватает такта тихо уйти и оставить ее в покое? У нее все в голове перепуталось, а тут приходится вести беседу о Вольтере, о памятниках истории и культуры. Но она взяла себя в руки, только тихо вздохнула и заметила:

– Знаешь, во Франции коммерческая сторона книги считается куда менее важным делом, чем ее художественные достоинства, и сочинения моего приятеля были хорошо приняты и высоко оценены. – Габриэла сняла резинку, стягивающую узел на затылке, и ее густые волосы упали на плечи. – Мы много времени посвящаем литературе и музыке, а иногда мы, вместо того чтобы пойти куда-нибудь, читаем Пруста.

– А чем же вы занимаетесь, когда не читаете Пруста? – не то в шутку, не то всерьез спросил Ник.

Она казалась смущенной:

– Ну, обсуждаем прочитанное…

– Замечательно, – сказал Ник. – Хотелось бы пробыть у вас подольше, но, к сожалению, меня ждут люди.

Вдруг Габриэла почувствовала себя обманутой.

– А как же насчет краски?

Он уже встал и собирался уходить, но задержался и поинтересовался с нескрываемой иронией:

– Какой краски?

– Что мне лучше покупать у Фиорелло? Какие краски?

Ник огляделся вокруг и высказал свое мнение:

– Лучше всего глянцевые. Чтобы все блестело. – И больше ничего не добавил.

Сказал даже с некоторой скукой, словно потерял всякий интерес к Габриэле.

– Какой марки? – не отставала она, стоя перед ним и наблюдая за каждым его движением. – Знаете, я еще сама не решила, какой бы мне хотелось видеть нашу кухню. Сегодня утром мне пришло в голову, что неплохо бы здесь все подновить, подкрасить. – Она беспомощно пожала плечами.

– Знаешь что, – предложил Николас Тресса, – давай съездим вместе к Фиорелло. Ты не против?

Вопрос имел гораздо более глубокий смысл, чем просто покупка краски в ближайшем хозяйственном магазине. Смутившись, она откинула назад волосы, прежде чем ответить.

– Мне бы не хотелось отнимать твое, – она чуть не сказала «драгоценное», но успела прикусить язычок, – время…

Опять наступила тишина, нарушаемая лишь ровным гудением холодильника.

– Для тебя время у меня найдется, – тихо ответил Ник.

– Спасибо.

– Когда ты собираешься поехать за краской?

Габриэла пожала плечами:

– Дело в том, что я планировала в этот уик-энд отправиться в Коннектикут, чтобы повидаться с Диной, а ремонтом рассчитывала заняться в понедельник. – Она заговорила торопливо: – Но тут позвонила Клер и сказала, что Дины в эти дни не будет в колледже, что она собирается на какой-то семинар. – Габриэла нервно потерла руки. – Звонила Клер по другому поводу. Она попросила меня съездить на побережье в Ист-Хэмптон и взять из дома Пита кое-какие бумаги. Значит, я могу начать ремонт сегодня, а может, это лучше сделать в субботу. Если будут проблемы с ключами…

Габриэла была взволнована и плохо понимала, что говорит.

– Ты бы не хотела пообедать сегодня со мной? – предложил Ник.

– Да, – ответила она без колебаний.

Они стояли неподвижно, глаза их встретились, легкая улыбка тронула уголки его губ. Габриэла ощущала нежность, исходящую из его глаз.

– Как же насчет краски? – тихо спросила она.

Он взял ее за руку:

– Давай сейчас и съездим…