Текст книги "Домашние Жучки"

Автор книги: Барбара Маккафферти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Глава 6

Долго я сидел в таком положении и пялился на записку. Мне было очень неудобно. Не столько потому, что затекли ноги, сколько из-за того, что голова бедной Филлис была повернута в мою сторону. Ее прическа растрепалась, и волосы почти закрывали лицо, но глаза, широко открытые глаза, казалось, тоже были прикованы к записке.

И взгляд был таким же непонимающим, как и мой.

Что же она пыталась сказать? Рука Филлис дрожала, когда она выводила этот знак, словно силы её стремительно угасали. Я потряс головой, пытаясь избавиться от страшного зрелища. И перешел в Режим Убийства. Режим Убийства – это состояние ума, в практике которого я изрядно поднаторел, работая в луисвильской полиции. Это значит, что вы выключаете эмоции и просто записываете в память все, что проходит перед вашим взором.

Я уже зафиксировал, как лежит тело, так что больше на Филлис можно не смотреть. Большое пятно крови впиталось в изношенный бежевый ковер слева от тела, телефонная трубка допотопного аппарата валяется рядом с рукой.

Сам телефон подтащили к самому краю кофейного столика. Я поднялся и проследовал к месту, где телефон соединялся с розеткой. Он не соединялся. В полуметре от стены провод был перерезан.

Я отметил ещё несколько фактов. Квадратики бумаги для записей лежали не как прежде, аккуратной стопкой, а рассыпались по всему столу. Некоторые потянулись за телефоном к самому краю. Поверхность столика была в нескольких местах запятнана кровью. Пятна эти больше всего походили на отпечатки правой руки Филлис. В крови был и карандаш.

Сопоставив все эти детали, я вполне отчетливо увидел картину последних минут жизни Филлис. После того, как убийца ушел, она подползла к столику, дотянулась до телефона, но, поднеся трубку к уху, поняла, что он мертв.

Надеюсь, она не сообразила, как много общего было у неё в тот момент с этим мертвым аппаратом.

Осознав, что она не сможет самолично сообщить имя преступника, Филлис дотянулась до стопки бумаги. На мягкой поверхности ковра написать ничего не удалось, поэтому она облокотилась на стол. Об этом говорили жуткие кровавые пятна на краю.

Я заморгал и подавил тошноту. Наверное, Филлис потратила весь остаток сил на эту записку, и, падая, увлекла за собой бумагу и карандаш. Но что же означала семерка? Счастливая семерка? Для Филлис она явно не была счастливой.

Однако, времени на размышления у меня не было. Нужно срочно сообщить Верджилу об убийстве, иначе он меня по головке не погладит. Он и так брюзжит из-за того, что я вмешиваюсь в его расследования, а уж если он заподозрит, что я затеял собственное дознание, от меня живого места не останется. Позвонить отсюда было невозможно, поэтому я сел в машину и отправился на поиски ближайших соседей Филлис.

Угадайте, кто оказался ближайшим соседом Филлис? Хозяин свинофермы на пригородном шоссе.

Эти свиньи, наверное, чем-то больны, и их постоянно тошнит. Когда я вышел из машины и глотнул этого запаха, желудок мой мучительно сжался.

Хозяин, который открыл мне дверь, испытал, видимо, то же самое, когда обнаружил на своем крыльце не свинью, а человека. Но я решил, что это с непривычки, ведь сюда, скорее всего, нечасто заглядывают гости. По вполне понятным причинам.

Мы стояли и удивленно пялились друг на друга. Говорят, люди чем-то похожи на своих домашних животных. В данном случае сходство было ужасающее. Толстый, лысый коротышка с маленькими карими глазками, круглыми розовыми щечками и седой щетиной на подбородке, в линялом комбинезоне, туго обтягивающем массивное брюхо, – Хряк, да и только, – босой, в белой футболке, усеянной коричневыми пятнами. Думать о происхождении этих пятен не хотелось. Но я думал против желания.

Хряк таращился на меня ещё несколько мгновений, потом повернул голову и сплюнул. Я не видел, стоит ли у его дверей плевательница, но надеялся, что стоит.

– Здравствуйте, я…

Больше я ничего не успел сказать, Хряк прервал меня – чем бы вы думали? – хрюканьем.

– Да знаю я, кто ты такой. Ты братец Элмо Блевинса, прально? Ты этот, как его… – он косился на меня сквозь прищуренные глазки, пытаясь вспомнить.

Я кивал. К этому привыкаешь в наших местах. Я мог человека отродясь не встречать, и все же он меня знал. По крайней мере, так я думал, пока Хряк не закончил свою мысль:

– …ты преступник!

Я резко перестал кивать.

И к этому привыкаешь в наших местах. Кто-то знает кого-то, кто знает кого-то, кто, в свою очередь, знает кого-то, кто знает тебя. В такую игру мы играли в младших классах: по кругу шепотом пускают историю, и дойдя до последнего игрока, он даже близко не напоминает свою начальную версию. Так и сейчас. Хряк, наверное, краем уха слышал, что я имею какое-то отношение к закону. Просто, благодаря «испорченному телефону», я очутился на другой стороне этого самого закона.

Не удивительно, что он так испугался, увидев меня на пороге.

Я терпеливо улыбнулся.

– Насчет того, что я брат Элмо – Хаскелл Блевинс – вы не ошиблись. Но я частный детектив, – я замолчал, как бы предлагая Хряку представиться самому. Но он продолжал молча щуриться, и я понял, что он не желает вступать ни в какие отношения с человеком, портрет которого в ближайшем будущем поместят в графе «Особо опасен».

Я улыбнулся ещё шире и поспешно проговорил:

– Мне необходимо воспользоваться вашим телефоном. Вы позволите?

Хряк отступил на шаг, словно для того, чтобы иметь возможность оперативно захлопнуть дверь при малейшей опасности. Я так и ждал, что он ответит что-нибудь в духе «Нет, нет и нет, клянусь каждой щетинкой на моем подбородке!». Но он покачал головой и пробубнил:

– Не-а, никакой ты не детектив. Я другое про тебе слыхал, – и взялся за ручку двери.

Я поспешил улыбнуться ещё шире.

– Я раньше работал полицейским. В Луисвиле. Может, вы это слышали.

Хряк качал головой и щурился.

– Не-а, нет. Са-авсем не это. Ничё па-адобного, – он прожевывал окончания и безбожно растягивал гласные. – Слыхал я, чё про тебе грят: что ты недавно из тюряги вышел.

Вот это здорово! Я, конечно, порядком подустал от службы в Луисвиле и рад был удрать оттуда, но все же мне никогда не казалось, что работа в полиции сродни пребыванию в каталажке. От улыбки у меня уже щеки болели.

– Послушайте, я, честное слово, работал в полиции, и сейчас я, честное слово, частный детектив, и мне, честное слово, необходим телефон, чтобы доложить шерифу об… – черт, чуть было не сказал «об убийстве». Тогда бы Хряк наверняка решил, что это я повинен в смерти Филлис. А теперь объезжаю ближайшие дома, уничтожая возможных свидетелей, видевших на шоссе мою машину. Я быстро поправился: – О несчастном случае.

Вместо ответа Хряк снова сплюнул.

До меня запоздало дошло, что когда люди пользуются плевательницей, должно раздаваться металлическое «дзинь». Я же ничего подобного не услышал. Хотя прислушивался. Очень чутко прислушивался.

После чего улыбка моя, должно быть, стала окончательно фальшивой. Может быть, именно поэтому Хряк разрешил мне позвонить, но при одном условии: если я не буду заходить в дом. Шнур у его телефона был, наверное, длиной с милю и дотянулся до крыльца.

Я же, после того как понял, что плевательниц в доме нет, не слишком-то и возражал.

Верджил проявил чудеса тугодумия.

– Что? – переспросил он. – Несчастный случай?

Мне не хотелось озвучивать все подробности, пока Хряк, щурясь и плюясь, пялился на меня из-за москитной сетки.

– Верджил, в доме Филлис Карвер произошел несчастный случай. Приезжай НЕМЕДЛЕННО!

Верджил продолжал тупо повторять:

– Какой такой несчастный случай?

Хряк старательно тянул шею, вслушиваясь. Не объяснять же по телефону, что убийство Филлис вряд ли можно трактовать как трагическую случайность. Содеянное явно носило целенаправленный характер. Я вздохнул и, оттащив телефон от дверей насколько позволил шнур, закричал сдавленным шепотом:

– Верджил, несчастный случай вроде того, который приключился шесть недель назад, на птицеферме, помнишь?

Может быть, я был слишком прямолинеен. Верджил испустил такой вопль, будто это он был жертвой, а вовсе не бедная Филлис.

– О НЕ-Е-ЕТ! О Боже! Боже-боже-боже… Не хочешь же ты сказать, что ее…

– Да, Верджил, да, – произнес я как можно мягче.

Так. Верджил воспринял новость гораздо хуже, чем я предполагал. Я же говорил, к правонарушениям в округе Крейтон он относится как к личному оскорблению. Верджил убежден, что люди преступают закон только ради того, чтобы позлить его.

– О боже-боже-боже! Ой, мамочки, царица небесная! – и прочее, в том же духе. – Ужас, ужас, правда? Кошмар, кошмар, Господи!..

Мне пять раз пришлось повторить имя шерифа, прежде чем удалось вывести его из прострации. Вот как это звучало.

– Верджил. Верджил. Верджил! ВЕРджил! ВЕРДЖИЛ!!!

Ох, зря я это сделал. Фраза, которую он произнес после, заставила меня крепко пожалеть об этом.

– Боже мой, Хаскелл, всюду, где ты появляешься, кто-нибудь умирает!

Ну, это, допустим, небольшое преувеличение. Я здесь целый год нахожусь, а убитых всего двое. Можно подумать, меня пора называть Хаскелл Моровая Язва. Читая мои мысли, Верджил добавил:

– От тебя скоро будут бегать, как от чумы!

Нет, от переизбытка доброты наш шериф не умрет.

– Я тут не при чем. Меня там даже не было. Я эту женщину едва знал… – Хряк по-прежнему глазел на меня, нервно гоняя табачную жвачку по всему рту. Я, кажется, выбрал не самый удобный момент, чтобы доказывать, что не являюсь Поцелуем Смерти в человеческом обличье. – Верджил, ты можешь сейчас приехать?

Я объяснил шерифу, как добраться до дома Филлис – задачка не из легких – и повесил трубку. Глазки-щелочки Хряка глядели с недоверием и подозрительностью, когда я отдавал ему телефон.

– Благодарю за помощь, – сказал я, с трудом растягивая губы в улыбке.

Он даже не моргнул.

– Эй, так ты гришь, Филлис Карвер попала в аварию на дороге? «ауарию», произнес он. – Чёй-то за авария-то? – Хряк даже не считал нужным притворяться, что не подслушивал.

Видимо, у него сложилось плохое мнение о хороших манерах. Мне показалось, что врать дальше бессмысленно. К вечеру весть о смерти Филлис разнесется по всей округе.

– Вообще-то это была не авария, – сказал я. – Филлис уби…

И тут Хряк резко захлопнул дверь перед моим носом.

Я вздохнул и зашагал к машине, стараясь идти походкой не-преступника, поскольку спину мне жег взгляд хозяина. Весьма вероятно, что у Хряка на стене висело ружье – чтобы убивать свинок и нагонять страху на непрошеных гостей.

Я забрался в пикап и рванул к дому Филлис. Хорошо еще, что Хряк не слышал фразу Верджила о том, что люди погибают, где бы я ни появился.

В ожидании криминалистов, я решил ещё раз осмотреть дом. По крайней мере, занятие повеселее, чем сидеть в гостиной и разглядывать тело несчастной Филлис. К тому же, Верджил ни за что не позволит мне совать нос куда не следует. Наклеит повсюду желтой ленты-липучки, а меня выдворит наружу.

Можно подумать, преступление – его любимая игрушка, которой он не хочет ни с кем делиться. Пока я работал детективом, меня пару раз пытались убить, прокалывали шины, собаку мою чуть не отравили, и сам я однажды очутился на больничной койке. И Верджил каждый раз волосы на себе рвет от зависти. Считает, что я забираю себе всю причитающуюся ему славу. Организовать, что ли, парочку покушений на его жизнь, чтобы ему полегчало?

Я обошел комнаты, проверяя шкафы и ящики вдвое тщательнее, чем в первый осмотр. И натянул резиновые перчатки, которые на всякий случай храню в бардачке, чтобы Верджил не обнаружил повсюду моих отпечатков. Через некоторое время я понял, что крадусь на цыпочках, настолько непривычной казалась тишина без трескотни Филлис.

Я весь дом перерыл, прежде чем нашел хоть что-то заслуживающее внимания. Дела у Карверов шли из рук вон плохо. В магазине армейских подержанных вещей можно найти мебель получше. Одежда у Филлис была плохонькая и далеко не новая. У мужа гардероба был посолиднее. Клодзилла могла бы дать Филлис несколько уроков, как жульничать с кредитной карточкой.

В конце концов, мне повезло. В столе у кровати Филлис я нашел небольшую записную книжку в обложке из ледерина. Ледерин – слово красивое, а на деле означает обычный коричневый пластик. Книжка лежала поверх бумаг в нижнем правом ящике. Помня о записке, я пролистал её до страницы номер семь – буква Л. На странице было выведено единственное имя – Рута Липптон. Адрес и телефон.

Я, признаться, не знал, что и думать. Неужели простое совпадение? И возможно ли, чтобы Филлис, дважды раненая, точно вспомнила, что именно и на какой по счету странице записано в её записной книжке? Ох, сомневаюсь. Я, например, если у меня что-нибудь болит, – пусть это будет даже сорванный заусенец, не то что пара пулевых ранений – не смог бы сказать даже с какой буквой начинаются имена моих знакомых. А о том, что эти страницы пронумерованы, я и вовсе понятия не имел.

Я пролистал всю книжку, просто чтобы выяснить, какие ещё имена там есть. Вот Джун и Уинзло Рид, а вот Верджил – на страничке с буквой Ш, Шериф. Честно говоря, в этой книжонке уместилась добрая половина Пиджин-Форка. Я даже себя отыскал на страничке с буквой Б, с номером телефона и адресом конторы.

Если бы записная книжка могла выступать в роли улики, мы с Верджилом автоматически попали бы в список подозреваемых.

Тут меня посетила другая мысль. А что, если эта семерка – начало телефонного номера? Или номера дома? Но тут во мне заговорил скептик. Ну сами подумайте, за каким лешим Филлис стала бы писать номер телефона или дома вместо имени? Оказавшись в душных объятиях смерти, поневоле начнешь стремиться к краткости. Хотя Филлис, наверное, было как никому трудно этого достичь – без привычки-то. Может быть, бедняга просто недооценила, как много усилий потребуется, чтобы написать адрес? Может, ей просто не хватило времени?

Положив записную книжку на место, я продолжил поиски. В тумбочке обнаружилась ещё одна записная книжка. «Встречи» – гласили маленькие золотые буквы на обложке. Сердце мое забилось чаще. Может, здесь отыщется след загадочной семерки? Может, Филлис стала жертвой человека, встреча с которым была у неё назначена на семь часов сегодняшнего вечера? В этой гипотезе, имелись, конечно, дырки. Сейчас, например, ещё и четырех не пробило. Но убийца ведь мог заскочить и раньше назначенного времени. Когда у тебя убийство на уме, поневоле станешь нервничать. Я открыл страницу с сегодняшней датой и сразу успокоился.

Она была пуста.

Как, впрочем, и остальные страницы. Или у Филлис было не так много встреч намечено, или она ничего не записывала.

Я положил книжку на место и переместился в кухню. Там, в ящичке рядом с плитой лежало около сотни продуктовых купонов. Все они были аккуратно скреплены и сложены по алфавиту. Я закрыл ящик, и грусть накатила на меня теплой волной. Столько трудов, и столько купонов, а бедной Филлис так и не довелось ими воспользоваться.

Я попытался снова включиться в Режим Убийства и оставить печаль на потом. В стенном шкафу за холодильником нашлось кое-что поинтереснее продуктовых купонов. И даже поинтереснее записной книжки. На верхней полке, за коробкой из-под фруктового сахара, прятались три маленьких диктофона, их тех, что включаются голосом.

И, что любопытно, у каждого сзади был какой-то липкий след. Быть может, клея.

Два диктофона были пустыми. Но в третьем до сих пор хранилась кассета, наполовину перемотанная. Я включил диктофон и услышал странные звуки. Словно мужчина и женщина на пару страдали от астмы. Однако в следующее мгновение сообразил, что они отнюдь не страдали. Совсем даже наоборот.

Кассета вполне могла служить фонограммой к порнофильму.

Спустя примерно минуту женский голос начал повторять имя. «Орвал». Снова и снова. В промежутках между повизгиваниями. И хихиканьем. И причмокиваньем.

На этом месте я сделал то, что сделал бы любой частный сыщик. Перемотал пленку, прибавил звука и приложил диктофон к самому уху. Филлис говорила, что её мужа зовут Орвал. Но женский голос на записи принадлежал явно не ей. Он был высоким, с придыханием, и совсем не гнусавый.

Когда женщина прекратила называть Орвала по имени, она начала называть его «Жеребчик». В промежутках между повизгиваниями, о которых я уже упоминал. И хихиканьем. И причмокиваньем.

Пока я слушал эту мерзость, грусть моя переросла в настоящую депрессию. Личная жизнь Хаскелла Блевинса приказала долго жить в тот самый день, когда я вернулся в наш городок. Все мало-мальски привлекательные особы быстро понимали, что роль девушки Вождя Краснокожих – это не из их репертуара.

А ещё я не мог припомнить, чтобы Клодзилла награждала меня какими-нибудь кличками, разве что к самому концу нашего брака. Но их трудно было назвать ласковыми.

Услышав хруст колес по гравию, я почти обрадовался, что больше не придется слушать, как развлекается парочка на пленке. В рекордный срок я водворил диктофоны на место и поспешил на улицу.

Верджил как раз открывал дверцу патрульной машины.

Глава 7

Раньше Верджил появлялся на месте преступления в сопровождении сирен, включенных на полную громкость, вероятно, чтобы отыграться на наших барабанных перепонках за причиненный ему моральный ущерб. Казалось, его машина так же злится из-за очередного происшествия, как и он сам.

На сей раз, однако, шериф причалил к крыльцу без обычной помпы, ограничившись троекратным автомобильным гудком. Сопровождавшие его машины тоже воздержались от завываний. Окружной следователь, ребята из криминалистической лаборатории, и оба зама Верджила подкатили к дому Филлис в полной тишине. Можно подумать, они приехали сюда тайком. У меня дух захватило от изумления. Верджил, наверное, воспринял случившееся слишком близко к сердцу. Убийство вызвало в нем отнюдь не гнев. Хуже. Это был стыд.

Верджилу далеко за пятьдесят. Франт с редеющими волосами «соль с перцем» и тугим животиком, он старательно молодился и держал форму. Нервничая, шериф беспрестанно ерошил шевелюру. Благодаря необычной стрижке, – волосы торчали над ушами под неестественным углом, – Верджил мог бы участвовать в конкурсе двойников Эйнштейна. Хотя вряд ли он выиграл бы, поскольку усы у шерифа вовсе не напоминали метелку. Собственно, усов у него и не было. Думаю, Верджил боялся, как бы они не свели на нет вечно кислую мину, которую он старательно надевал на лицо. Шериф хотел, чтобы весь мир знал, как он несчастен.

– Хаскелл, – простонал Верджил траурным голосом.

– Верджил, – ответил я. В наших местах не принято тратить время на лишние разговоры типа приветствий-прощаний. Мы просто называем друг друга по имени, как бы подразумевая: «Ага, я знаю, кто ты такой» – и переходим к делу.

А дела у Верджила были следующие: повелеть одному из близнецов Гантерманов обмотать все вокруг желтой лентой с надписью «Посторонним вход воспрещен», а другому близнецу выпроводить меня за пределы ленты и стеречь во дворе. Сам он исчез внутри дома. Как я вам говорил, так оно и случилось. Если мой частно-детективный бизнес и дальше пойдет с такой бешеной прибылью, подыщу себе работу ясновидящего.

Верджил пробыл внутри ужасно долго. Хотя, может, мне и почудилось, что немудрено, поскольку я вынужден был коротать время в компании близнеца Гантермана. Не скажу точно, Джеб или Фред, но мой Гантерман непрерывно на меня косился. Словно никак не мог решить, свидетель я или подозреваемый.

Когда Верджил наконец возник в дверях, я был почти рад его видеть. Он аккуратно переступил через желтую ленту и направился к нам. Мы устроились в тени большого клена, метрах в пяти от крыльца.

– Ну-с, Джеб, похоже, орудия убийства у нас нет. Преступник, должно быть, забрал его, – скорбно прошептал Верджил. – И насколько я могу судить, отпечатки пальцев тоже уничтожены.

Все это Верджил проговорил, глядя прямо на Джеба Гантермана, но информация к размышлению предназначалась явно для меня. Потому что сообщать её Джебу – все равно что разговаривать с бревном.

Даже сам Джеб удивился, что Верджил к нему обращается. Глаза его расширились, он неуверенно переступил с ноги на ногу. Близнецы – настоящие гиганты, под два метра ростом и килограмм по сто двадцать, так что перенести этот вес с одной ноги на другую – задача не из легких. Наверное, это отняло у Джеба уйму сил, поэтому он так долго не отвечал шерифу.

Из-за размеров Гантерманов стали называть в городе Близнецы-Две-Тонны. Только не в лицо, конечно. Потому что лица у них одинаково зверские. Мясистые подбородки, короткие, как у мопсов, носы, и одинаковые стрижки.

Джеб склонил голову набок, как пес, не понявший команды, и медленно-медленно выдавил:

– А-а, вы хотите сказать, что там нет оружия, и отпечатков нет, тоже? Ох…

После столь фундаментального анализа данных Верджил секунд пять печально взирал на Джеба, потом исторг тяжкий вздох и повернулся ко мне.

– Хаскелл, Хаскелл, Хаскелл. – Нет, правда, именно так он и сказал. Вся мировая скорбь отразилась в его карих глазах.

Я не представлял, что же на это отвечать, и неуверенно пробормотал:

– Верджил. – Хотя шериф повторил мое имя трижды, я решил, что с меня и одного будет вполне достаточно.

– Еще одно убийство, – простонал Верджил. – Еще одно! А прошло-то всего шесть недель. – Он всегда говорил таким голосом, будто произносит надгробную речь, однако, на сей раз эта речь слегка смахивала на обвинительную. – Что, черт подери, приключилось?

Не обращая внимания на прокурорский тон, я скороговоркой поведал о том, как нашел тело Филлис. Рассказал почти все, что знал, – как Филлис наняла меня, как я не мог с ней связаться и чем все кончилось. Упустил я лишь то, что успел осмотреть дом и найти записную книжку и диктофоны. К чему ещё больше расстраивать Верджила? К тому же, уверен, он и сам в состоянии найти улики.

Но, как выяснилось, я впустую сотрясал воздух, ибо Верджил услышал лишь одно.

– Так ты хочешь сказать, что она тоже была твоей клиенткой?

Шериф имел в виду, что жертва «цыплячьего убийства» тоже пригласила меня в качестве детектива. Я растерянно моргнул. Ну скажите на милость, какое это имеет отношение к Филлис?

Но для Верджила связь между этими двумя убийствами была несомненной.

– Господи, они мрут как мухи, правда, Хаскелл? – его загорелое лицо оплетала паутинка мелких морщин, и когда он расстраивался, они становились глубже. Сейчас возле губ пролегли два горных ущелья. – Нехорошо это для твоего бизнеса, – в скорбном голосе Верджила звучало искреннее сочувствие, но не знаю, почудилось ли мне, или правда промелькнули в нем едва заметные нотки удовлетворения. – Не очень-то хорошо это выглядит… Когда твои клиенты помирают один за другим.

Ну вот, опять эти преувеличения.

– Верджил, – я был само терпение, – некоторые из них до сих пор целы и невредимы.

На самом деле, всего двое моих клиентов преждевременно скончались в ходе расследования. Цыплячий магнат и Филлис. И у меня возникло желание оправдаться. Оттого, что я чувствовал вину перед Филлис, а вовсе не потому что этот обалдуй Джеб Гантерман выкатил на меня глаза, словно перед ним Синяя Борода, скрывающийся под маской частного детектива. В общем, я, как полный идиот, начал перечислять имена людей, чудом выживших после обращения в мое агентство.

Так, дайте подумать. Туми, мое первое дело. Я должен был найти, кто украл мешки с собачьим кормом, которые он оставил у дверей своей скобяной лавки. Туми жив и умирать пока не собирается. Как, впрочем, и Сайрус Ласситер. Когда брат его скончался от инфаркта, он попросил меня разыскать приемную дочь брата, чтобы сообщить ей печальную новость. Сам же Сайрус здоровехонек. И, конечно, Корделия Терли, поручившая мне расследовать убийство домашних любимцев её бабули и дедули. Корделия жива-здорова вернулась в Нэшвилл, город её детства. Я мог бы называть ещё многих и многих. Все они ходят на своих двоих. Даже не болеют.

Я мог бы упомянуть Руту и Уинзло, но тогда пришлось бы признаться, что меня уволили, и Верджил непременно подумает: очень своевременно, вероятно, они тем самым спасли себе жизнь.

Я бы долго ещё выкликивал имена, если бы Верджил не прервал меня замогильным вздохом. Он был настоящим мастером этого дела. Не побоюсь сказать, что он наверняка выиграл бы голубую ленточку на конкурсе вздохов.

– Да о чем я толкую-то! Я просто говорю: довольно странно, что только твоих клиентов и убивают в последнее время.

Верджил, несмотря на трагический тон, несомненно, развлекался. Он прекрасно знал, что виновник гибели бройлерного магната ничего общего со мной не имел. Это был отнюдь не серийный убийца, который охотится за моими клиентами. На что же шериф намекает? На то, что все, кому жить надоело, могут просто заскочить ко мне в офис, и дело в шляпе?

– А также я искал утерянные книги из Крейтонской окружной библиотеки, и оба библиотекаря все ещё живут и здравствуют, – с ужасом услышал я свой голос. Ну дурак дураком.

Верджил, похоже, с этим был полностью согласен. Теперь во взгляде его проскользнула жалость. По-моему, ему стало как-то неуютно, потому что он резко переменил тему.

– Я заметил, что дверь в кухне взломана. Думаешь, Филлис зашла в момент ограбления?

Я помешкал с ответом, не хотелось огорчать его, но обойти эту тему никак не удастся.

– Вообще-то, Верджил, дверь с утра взломана. Вот почему Филлис наняла меня.

Глаза его ещё больше погрустнели.

– Филлис ничего не сказала мне насчет взлома, – сказал он с болью.

– Она собиралась, – сказал я. – Филлис говорила, что позвонит тебе, как только вернется из магазина. Будь она жива, ты бы узнал об этом из её уст.

Верджилу от этого не полегчало. Он испустил Вздох Вздохов, и снова переменил тему.

– Ну ладно, а что ты вот об этом думаешь?

Я понял, о чем речь ещё до того, как он протянул мне стерильный пакет для сбора улик, которыми у него всегда набиты карманы. Записка Филлис. Хотел бы я выдать четкий и ясный ответ. Отчеканить по буквам, без запинки и немного язвительным тоном.

Чтобы у старины Верджила челюсть отвисла.

Но ответа у меня не было.

– Я над этим работаю.

Мой невразумительный ответ не слишком расстроил Верджила. Он прищурился на записку и пробормотал:

– Может, она начала записывать телефонный номер, – голос его опять погрустнел. – Одна семерка, конечно, погоды не сделает, да?

Я понял. Почти все номера у нас начинаются с 733, единственное исключение составляют ребята вроде меня. Хотя район, где я живу, считается окраиной Пиджин-Форка и находится всего в семи милях от центра, номер телефона у меня начинается с тех же цифр, что в Дауэсвиле – 843. Дауэсвиль – соседний городок, и мне что до него, что до Пиджин-Форка, почти одинаково. Но обе крошечных телефонных компании сражаются за каждого клиента. Меня отспорил Дауэсвиль, и теперь, чтобы позвонить в Пиджин-Форк, я плачу как за «межгород». Здорово придумано, правда?

Верджил не мог оторвать взгляда от записки.

– А может, она не номер телефона записать пыталась, а адрес? И ей не хватило времени, – Верджил шагал по проторенным мною тропам. Понимаете теперь, почему он так дергается по поводу моего вмешательства в расследования. А вдруг кому-то придет в голову, что шерифу требуется помощь какого-то сопляка из Большого Города, вот позор-то будет. Он и сам прекрасно справляется.

Подозреваю, что Верджила может беспокоить ещё одна умная мысль: вдруг я мечу на его место, а не просто хочу помочь? Почему бы тогда сразу не в террористы? Нет уж, спасибочки, ролью стража порядка я насытился до отвала ещё в Луисвиле. Хватит с меня дерущихся с мужьями жен, хватит тумаков от алкашей, хватит вылавливать по подворотням несовершеннолетних девчонок-проституток, по гроб жизни наелся. Если Верджилу угодно – на здоровье, я ему дорогу перебегать не собираюсь.

У нас не было времени как следует поговорить о записке, потому что по гравию прошуршала черная «хонда» последней модели. Поскольку место стоянки было до отказа забито машинами Верджиловской свиты, водителю авто пришлось стать на приличном расстоянии, рядом с фургоном криминалистической лаборатории. Хозяин хлопнул дверцей и зашагал к нам.

То есть, ноги его двигались в нашем направлении. Глаза, однако, метались, оглядывая толпящийся транспорт, остановились на надписи «Окружной следователь», потом приклеились к машине Верджила. И они делались все шире и шире.

Верджил сунул записку в карман, мы замолчали, наблюдая за новоприбывшим. Высокий, мускулистый, в хлопчатобумажном рабочем комбинезоне, в ковбойской шляпе и довольно дорогих ботинках из крокодиловой кожи, он держал в руках ящик для инструментов. Несмотря на то, что творили его глаза, шел он медленно. Почти неохотно. Поэтому, наверное, Фред, второй близнец Гантерман, и не подумал, что это может быть близкий родственник убитой. А может, мыслительный процесс близнецу в принципе незнаком. Или все его умственные возможности оказались затребованы на оклеивание кустов желтой лентой. В любом случае, когда водитель «хонды» подошел к заместителю шерифа и спросил, что случилось, тот, не моргнув глазом, ответил:

– Филлис Какую-то прикончили.

Ковбой остановился.

И выронил ящик с инструментами.

И испустил душераздирающий вопль.

Конечно, это был Орвал Карвер, Ковбой-Ремонтник и знаменитая Порнозвезда.

У меня сразу же возник вопрос: а много ли мозгов в голове у этого парня? Надо же до такого додуматься! Нарядиться в ковбойский костюм, когда ты женат на женщине с лошадиным лицом.

Наверное, Орвал считал, что ковбоям положено давать волю эмоциям, потому что он минут пять рыдал в голос. Но главные рыдания он исторг, увидев тело бедной Филлис.

Орвал сам изъявил настойчивое желание посмотреть на убитую. Верджил и оба близнеца пытались отговорить его, но Орвал обманным путем прорвал их оборону и очертя голову ринулся в гостиную.

Когда он взглянул на Филлис, мне стало ясно, что это был слишком опрометчивый поступок. Орвал застыл в дверях, олицетворяя собой выражение «громом пораженный». Повисла секундная тишина, а затем вдовец завизжал так, что в доме задребезжали стекла.

От неловкости за него Верджил покраснел ещё больше. Можно подумать, он стал невольным свидетелем постыдных семейных секретов. Схватив плаксу за руку, он силой выволок его из комнаты и потащил на двор, в тень развесистого клена, где стоял я, наблюдая за происходящим.

Вероятно, он надеялся, что если Орвала оторвать от тела Филлис, тот сможет взять себя в руки. Оптимист. В течение следующих пятнадцати минут Верджил обреченно поглядывал на Орвала и чем-то шуршал в кармане. Я знаю, чем он шуршал. Запиской. Наверное, не хотел грубо прерывать рыдания Орвала таким прозаичным вопросом.

Мне неприятно говорить, но, по-моему, будущее наше выглядело довольно удручающе. Мы могли всю ночь стоять и ждать, пока Орвал осушит слезы.