Текст книги "Домашние Жучки"

Автор книги: Барбара Маккафферти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Глава 4

На следующее утро, перед тем, как подняться к себе в офис, я заскочил в аптеку поговорить с Мельбой. Прошли целые сутки после вторжения к Руте, и я посчитал, что фабрика сплетен Пиджин-Форка должна гудеть вовсю.

Мельба, как ни странно, уже сидела за столом и что-то писала в блокноте.

Это настораживало. Чтобы в восемь-тридцать Мельба оказалась на рабочем месте! Глазам своим не верю. Можно случайно подумать, что в ней заговорила совесть.

И совсем уж редкостное зрелище – это Мельба, делающая записи. В последний раз, когда я видел в её руках блокнот, она использовала его вместо опахала.

Был и ещё один дурной знак – её сегодняшний наряд. Она сменила платье Муу-муу на черный вязаный комбинезон с глубочайшим вырезом. На субтильной фотомодели он смотрелся бы, наверное, очень обольстительно. На Мельбе же, хм-м… одеяние выглядело, мягко говоря, устрашающе.

Я остановился в нескольких сантиметрах от обширного бюста Мельбы, и взгляд мой случайно упал в «ложбинку». О Боже! В эту расщелину может запросто свалиться маленький ребенок. И с тех пор о нем ни слуху, ни духу, писали бы потом газеты.

Очень трудно было оторваться от созерцания этой пещеры и посмотреть в лицо Мельбы. Но когда мне это удалось, я обнаружил, что лица моей верной секретарши практически не видно за слоем косметики. Ее круглые щеки стали ярко багровыми от румян, брови превратились в жирных черных гусениц, а веки были так густо накрашены, что требовалось, наверное, немало усилий, чтобы держать их открытыми. Губы Мельба тоже не пощадила. Они были неестественно алыми и блестели сверх всякой меры.

Она, должно быть, заметила, что я как завороженный пялюсь на её губы, и, взбив свой «пучок с начесом», кокетливо спросила:

– Что, нравится? Правда, кажется, что это очень дорогая помада, да?

Да уж, и впрямь кажется.

Мельба удовлетворенно кивнула.

– А вот и нет, – она подалась вперед, отчего края расщелины опасно раздвинулись. Я испытал ощущения, какие, наверное, испытывает очевидец землетрясения, на глазах которого раскалывается земля. Не выдержав, я отвел взгляд. – Никакая это не помада. Обычный вазелин!

– Неужели! – содрогнулся я. Странно, но почему-то я предпочел бы этого не знать.

– Без шуток! – победно улыбнулась она.

Я только подумал, что этого самого Далтона, возлюбленного Мельбы, ждет масса удовольствия, если он зайдет настолько далеко, что попытается её поцеловать. А вдруг он соскользнет в пещеру и пропадет без вести! И тут я понял, что самое время сменить тему.

– Мельба, вы что-нибудь слышали о вторжениях к Руте Липптон или Уинзло Риду?

Мельба покачала головой.

– Не-а… А что, разве их два было? Силы небесные, – сказала она голосом сомнамбулы.

– Мельба! – гаркнул я, дабы привести её в чувство. – Помните, я вчера просил вас поспрашивать и постараться что-нибудь разведать?

– А? – душа Мельбы витала в небесах, далеко от грешной земли.

Взгляд маленьких голубых глазок не отрывался от блокнота. Интересно, что это там пишет Мельба? Я подался вперед и обомлел. В центре странички красовались два кривеньких сердечка, пронзенных одной стрелой, ниже было нацарапано: «Мельба + Далтон».

Так. Нынче от Мельбы толку ждать не приходится.

Я тяжело вздохнул.

– Мельба, мне никто не звонил?

На этот раз она, похоже, даже не услышала. Перевернув страницу, Мельба высунула язык и принялась выводить очередное сердечко. Я сдался. Если мне и просили что-то передать, Мельба все равно не запомнила.

– Хаскелл, я уже похвасталась, что Далтон пригласил меня пообедать? – вдруг окликнула она.

Таким тоном можно сообщить, что вас пригласили в Париж, а не в соседнюю забегаловку.

– Правда? – равнодушно спросил я и неискренне улыбнулся.

– Правда! – кивнула Мельба с воодушевлением, глаза у неё загорелись. Далтон собирается заплатить, и за обед, и за мороженное! – как будто это явление столь же редкое, как комета Галлея. И требует столь же широкой огласки.

Я снова улыбнулся, но уже не так неискренне. Бедняжке, видимо, нечасто доводится ходить на свидания, если её так взбудоражило приглашение просто пообедать вместе.

– Поздравляю, Мельба, очень рад за вас. Вы это заслужили.

Она просияла, а я мгновенно устыдился своих недобрых мыслей. В конце концов, Мельба не плохая женщина, если не считать, что секретарша из неё вышла никудышная. И давайте не забывать, что у неё на руках пятеро детей. И живется ей, наверное, не сладко. Кстати, любопытно, познакомился ли уже пресловутый Далтон с её потомством.

Если ещё нет, то его ожидает сюрприз не меньший, чем навазелиненные губы. Однажды я стал свидетелем милых детских забав Мельбиных отпрысков. Пока двое младших отвлекали меня, лягая по ногам, остальная троица разделали мою машину монтировкой, как Бог черепаху. Когда я наконец вырвался из цепких ручонок, они играли в летающие тарелочки крышками от моих колес и хохотали как ненормальные.

Надеюсь, у Далтона все в порядке с чувством юмора.

Я оставил Мельбу рисовать сердечки, а сам направился в контору, собираясь проверить почту, а потом позвонить Верджилу и договориться о встрече.

Надеюсь, шериф-то ни в кого пока не влюбился.

Не успел я открыть дверь, как на лестнице раздались шаги. Кто-то поднимался следом за мной. Я оглянулся. Наряд посетительницы напоминал одеяние танцовщицы – старомодное зеленое платье с волнистой зеленой тесьмой по воротнику, слишком пышной юбкой и множеством зеленых кружевных оборок.

Увидев меня, Танцовщица затараторила:

– Не знаю, помните ли вы меня, но мы когда-то учились в одной школе, я была классом младше. Филлис Мейхью – мое девичье имя, я, конечно, его не раз уже поменяла, но, может, вы вспомните… Мы ходили вместе на алгебру, я была в девятом классе, а вы в предпоследнем, так что, скорее всего, не вспомните, просто я подумала…

Но я вспомнил. В школе Филлис Мейхью прославилась благодаря своей способности тараторить без умолку. К несчастью, это не единственная запоминающаяся деталь. Бедняжка была обладательницей выдающегося лица. Такие лица даже при большом желании не забываются. И за эти годы она почти не изменилась. Все те же карие глаза, маленькие, близко посаженные, лицо худое и вытянутое, передние зубы торчат, как у кролика. И все та же школьная прическа – реденькие темные волосы забраны в «конский хвост».

Но даже если я не вспомнил бы лица, забыть голос её было невозможно. Филлис говорила так, будто у неё на носу прищепка.

– … теперь моя фамилия Карвер, – трещала она. – В школе у меня была фамилия Мейхью, хотя я, кажется, это уже говорила, но это до того, как я вышла замуж, знаете, ну вот, и сейчас у меня возникла проблема, как раз для вас, а я слышу, вас все нахваливают, как вы здорово разобрались с цыплячьим убийством, и дай, думаю, заскочу, что ли.

Видимо, у Филлис кончился воздух в легких, она на мгновение замолкла, и тут я вставил:

– Чем могу быть полезен? – и придержал дверь, пропуская её в кабинет.

Филлис скользнула внутрь, едва не заехав мне в живот большущей белой кожаной сумкой, которую она с трудом втащила наверх. Я вовремя отпрыгнул, но Филлис этого даже не заметила. С громким стуком она бухнула сумку на пол и упала в мягкое кресло.

– Вы выясните, кто влез ко мне в дом, вот что вы сделаете, прогундосила она, закидывая ногу на ногу. – Взять ничего не взяли, только заднюю дверь изуродовали, не знаю, чем уж они её так, может, отверткой, и произошло это сразу после того, как мой муж, Орвал, ушел утром на работу, потому что я всегда ложусь досыпать после его ухода, поэтому я ничего и не услышала…

Я смотрел на неё во все глаза. Еще один взлом без ограбления?! Третий по счету. Что за чертовщина!

– …просыпаюсь я, значит, в полвосьмого, или около того, иду на кухню, а дверь черного хода вся разворочана, – Филлис все говорила и говорила. – Муж у меня монтер, ну, знаете, чинит все электрическое телевизоры там, радио, и тому подобное – и по утрам уходит часов в семь, ну и сегодня как всегда, тогда-то, видать, все и произошло, правильно? Покуда я спала. Так я что говорю-то, ведь я ничего не слышала, но оно и понятно, я же спала, я и не могла ничего услышать, правильно?

И как она до сих пор не задохнулась? Или эта женщина обладает невиданной силы легкими, или таскает за собой кислородный баллон. То-то я смотрю, сумка больно здоровая и тяжелая.

– …и никого не видела, ну прямо-таки никого, так что не смогла бы их опознать, но я вот подумала, может, вы зайдете, взглянете на все это, да и поймете сразу, кто мог такое сотворить…

Я понял, что пора прервать её, иначе этот мировой потоп захлестнет и меня, и офис, и все остальное.

– А что сказал шериф?

Я приготовился услышать примерно то же, что от Руты и Уинзло, но ошибся. Филлис приняла вид глубоко оскорбленного человека. Она рывком оторвала от пола свою сумищу, плюхнула её на оборчатые колени, видимо, решив пустить в оборону все подручные средства, и принялась качать ногой. Она носила туфли без каблуков из такой же белой, лакированной кожи, как и сумка. Мне показалось, что она хочет протаранить мой стол носком туфли, но то ли сдерживается, то ли промахивается.

– А я шерифа и не вызвала, – вызывающе произнесла она. Маленькие карие глазки возбужденно поблескивали. – Я же говорю, ничего не украли, а значит, шериф просто махнет на это дело рукой, кроме того, вокруг только и разговоров о том, какой вы молодец, ну я и подумала…

Верджил, несомненно, по достоинству оценил бы этот вотум доверия. Я уже говорил, что шериф и мой отец были закадычными друзьями. Верджил стоял рядом со мной у гроба моего отца, и точно так же за год до этого он скорбел у гроба моей мамы, которую сгубил рак. Ближе у меня никого не осталось. И, тем не менее, мой ближайший родственник ясно дал мне понять, что не считает расследование преступлений в радиусе пятидесяти миль вокруг Пиджин-Форка семейным предприятием. Не убедило его даже успешное раскрытие «цыплячьего убийства». Верджил воспринял это исключительно как щелчок по носу.

– Так вы не сообщили шерифу?

Филлис возмущенно тряхнула жиденьким хвостом и принялась с удвоенной скоростью трясти ногой.

– Ну вот, здрасьте-пожалуйста, приехали. Уж не намекаете ли вы, что я какая-то тупица пустоголовая только потому, что не вызвала шерифа? Значит, если женщина домохозяйка, так у неё обязательно куриные мозги, что ли? К тому же, я не просто домохозяйка. Я, между прочим, ещё и работаю. Секретарем. Пишу под диктовку и печатаю на машинке для компании братьев Макафи. Дважды в неделю!

Братья Макафи – хозяева единственного на всю округу гаража с полным сервисом. Честно говоря, не представляю, что там можно для них писать под диктовку или печатать. Может, братья Макафи нанимают Филлис, чтобы она в письменном виде отвечала на жалобы, вежливо посылая клиентов туда, куда солнце не заглядывает?

Ну что же, если это считать работай, то Филлис ждет блестящая карьера.

От возмущения она на мгновение потеряла дар речи, чем я не преминул воспользоваться.

– Послушайте, я не имел в виду ничего такого, – в последнее время я что-то слишком часто оправдываюсь. Сначала перед Рутой из-за лужи, теперь вот перед Филлис. Либо эти дамочки слишком обидчивы, либо Клодзилла была права, утверждая, что я ни черта не смыслю в женской психологии. – Я просто хотел спросить, не хотите ли вы предложить шерифу взглянуть на повреждения и снять отпечатки пальцев, чтобы…

Филлис ещё больше разволновалась.

– Ох, нет-нет! Не хотелось бы беспокоить шерифа из-за такого пустяка. Ничего не пропало, я просто хотела, чтобы вы осмотрели место происшествия и сказали, что думаете по этому поводу. Я чувствую, что вы сможете в этом разобраться. Именно вы, а не шериф!

Так, надо попросить её впредь воздержаться от этих слов: если Верджил услышит…

Филлис подалась вперед и громким шепотом добавила:

– Я слыхала, в городе совершено ещё несколько таких нападений. Вы в курсе?

Некоторое время я молчал, размышляя. Хорошо ли, будучи частным детективом, разглашать тайну клиентов? Но, с другой стороны, ведь Филлис и без меня обо всем узнала, так что на мне никакой вины нет.

– В общем-то, да, зафиксировано ещё два случая.

Филлис, должно быть, не поверила до конца слухам, потому что в глазах у неё появилось испуганное выражение, лошадиное лицо немного побледнело, а качающаяся нога замерла на полпути.

– Правда? – она поддернула сумку поближе к груди. – И к кому ещё залезали воры?

Тут мое терпение кончилось.

– Простите, но это конфиденциальная информация. Я не в праве её выдавать.

Несколько секунд Филлис молча глазела на меня, потом яростно тряхнула волосами.

– Подумаешь, я и так знаю! Уинзло Рид и Рута Липптон, – и впилась в меня взглядом.

На этот раз я ничего не сказал – ни словечка, – но и отрицать не стал. Филлис удовлетворенно кивнула и с удвоенной силой затрясла ногой.

– Знаете, я знакома и с Ридами, и с Липптонами. Мы все в одну церковь ходим – Первую Баптистскую церковь Пиджин-Форка, слыхали о такой? Мой муж, Орвал, в свободное время иногда поет там псалмы. Вот я и подумала, а нет ли какой связи, ну, в смысле, может, преступник сам ходит в ту же церковь, знаете, в смысле, разве не может такого быть, как вы считаете?

Думаю, никто, кроме Филлис, не смог бы использовать столько слов, чтобы выразить одну-единственную мысль. Правда, довольно любопытную мысль. И в самом деле, странно, что все потерпевшие посещают одну церковь. Хотя, Пиджин-Форк – город маленький. Здесь не так-то уж много церквей. Это могло оказаться элементарным совпадением. Но этот факт надо иметь в виду.

У Филлис был такой победный вид, будто она уже раскрыла преступление.

– Ведь такое вполне может быть, как по-вашему? Что преступник ходит в ту же церковь?

– Может, – устало согласился я.

Филлис азартно затрясла головой, конский хвост хлопал её по спине.

– Если подумать, – глаза у неё вспыхнули от восторга, – в этой самой церкви сплошь ханжи да святоши, а как копнешь, на деле-то… ну, сами понимаете, о чем я толкую… недавно я застукала одного мальчишечку, что в хоре поет – в хоре! – знаете, за каким занятием? Рисовал в псалтыре! Вот ей-богу! Чиркает себе карандашом, и хоть бы хны! А о чем это говорит? О том, что в этой церковь не учат истинным христианским ценностям!

Мне лично казалось, что от рисования в псалтыре довольно далеко до преступления, а самое смешное, что все эти прегрешения она приписывает церкви, которую сама же и посещает, но спорить я не стал.

Филлис не скоро вернулась к предмету нашего разговора – взлому, добрых десять минут она распиналась по поводу греховности, царящей в Первой Баптистской церкви. По словам Филлис, церковный хормейстер флиртует почем зря с каждой юбкой, большинство прихожанок тоже флиртуют почем зря, и ей доподлинно известно, что даже сам священник, как вы догадались, флиртует почем зря. Я сидел и сочувственно кивал до тех пор, пока Филлис случайно не вспомнила, ради чего пришла.

– Ну ладно, – сказала она, вцепившись в свою сумку с новой силой. Полагаю, нанять вас – дорогое удовольствие, а я должна признаться, что, ну, как бы это выразиться, у меня денег не пруд пруди, мы с Орвалом не то что некоторые тут, в городе, мы обычные граждане, так что учтите, потому что мы не какие-нибудь там богачи, знаете ли…

Мне опять пришлось прервать её, иначе она ещё несколько дней продолжала бы в том же духе.

– Я беру тридцать долларов в час или двести за день.

Наконец-то я отыскал средство, которое заставит Филлис замолчать. Она спряталась за свою сумку, её лошадиные глаза наполнились тревогой.

– Боже правый, это действительно дорогое удовольствие, – пробормотала она наконец. – Боже правый, да вас, небось, и кредитка не устроит… Я покачал головой.

– Нет, нет, – забормотала она, – конечно, разумеется, но, может быть, вы возьмете небольшую сумму наличными, как бы для начала, скажем, долларов двадцать, больше у меня нет, знаете, и то это деньги отложены на продукты, но ничего, в конце концов, мы с Орвалом можем пару дней поесть макароны…

Я почувствовал себя банкиром, который отбирает у должников заложенный дом. Не успев прикусить язык, я услышал, как говорю:

– А что, если я просто запишу это на ваш счет?

Знаю, знаю. Настоящий частный детектив ни за что не стал бы так поступать. Прежде нужно получить хотя бы часть гонорара. Главным образом потому, что при расследовании могут всплыть факты, не слишком приятные для клиента, и тогда он вряд ли станет платить за то, чтобы о них узнал весь город.

Лицо Филлис просветлело.

– Ой, правда, Хаскелл, миленький, правда, запишите на мой счет, а! Это было бы замечательно, просто чудесно, я так благодарна, и не беспокойтесь, я выплачу все до последнего цента, нет, в самом деле, что ж, в таком случае вам, наверное, нужно осмотреть дом, правда же? Можете поехать за мной, моя машина перед входом, так что, может, нам стоит…

Я спускался за Филлис по ступеням, счастливый от мысли, что мы поедем в разных машинах. Честно говоря, уши мои за последние полчаса изрядно притомились.

Я был почти уверен, что Филлис поедет к Двенадцати Дубам, но с Главной Улицы она свернула в противоположную от Дубов сторону. Ее средство передвижения резко отличались от машин Руты и Уинзло. Филлис сидела за рулем обшарпанной «тойоты», возраст которой исчислялся не одним десятком лет, вокруг дверей и над колесами облезшую зеленую краску основательно подъела ржавчина.

Миль десять мы тряслись по рытвинам и ухабам пригородного шоссе. Мимо промелькнули авторемонтная мастерская Калверта, пожарная каланча и та сама Первая Баптистская церковь. Изредка встречались дома.

Разглядывая их, я понимал, что Пиджин-форкское шоссе № 46 ничем не отличается от любого другого пригородного шоссе в этих краях. Дома-громадины, словно нарочно построены так, чтобы их было удобно сфотографировать для журнала «Ваше жилище». Аккуратные палисадники, все на одно лицо, бассейн на заднем дворе и спутниковая тарелка на крыше. Эти роскошные пижоны порой соседствуют со скромными, кривобокими домишками фермеров, давно тоскующими по свежей краске, с доисторической стиральной машиной на веранде рядом с парадным входом.

Вот за что я люблю пригородные шоссе – они учат смирению.

Я вел машину с открытыми окнами, вдыхая пряный аромат жимолости, но, миновав отметку «9 миль», поспешно поднял стекла. Я знал, что сейчас последует, ведь мне часто приходилось ездить этой дорогой. Шоссе № 46 пролегает рядом с крупнейшей в округе Крейтон свинофермой. Это значит, что вам предстоит проехать мимо самой гигантской в мире навозной ямы, и увидеть столько свиней, сколько вам за всю жизнь не перевидать при всем желании, даже если таковое появится.

Запах проникал даже через плотно закрытые окна. Свинофермы всегда пахнут так, будто каждую из этих свиней только что стошнило. Я, конечно, не удивлюсь, если так оно и есть на самом деле, поскольку бедным животным и самим приходится вдыхать эти миазмы.

Примерно через сто ярдов после свиных загонов, Филлис резко свернула вправо на узкую одностороннюю асфальтовую улицу без названия. Нередкое явление в здешних местах. Здесь таких безымянных улиц полным-полно. Должно быть, считается, что если ты заехал в такую глушь, то наверняка знаешь, куда путь держишь. А если не знаешь, то тебе понадобится Божья помощь, ибо без неё тебе ни в жизнь отсюда не выбраться.

Асфальтовая улица, на которую мы свернули, почти сразу превратилась в узкую дорогу, покрытую пылью. Я не оговорился, назвав её не «дорогой, покрытой гравием», а «дорогой, покрытой пылью». Если на ней когда-то и лежал гравий, то она об этом давно позабыла. Хорошо, что перед свинофермой закрыл окна, потому что от поднятого «тойотой» пылевого облака я почувствовал себя Лоуренсом Аравийским, и с трудом различал впереди машину Филлис.

Однако, заметил, как она снова поворачивает направо – на ещё одну улицу без указателя. И, наконец, через четверть мили, мы оказались на подъездной дорожке и вскоре остановились у небольшого белого дома, который в его лучшие дни можно было запросто спутать с коробкой из-под крекера. По обе стороны от крыльца росли два чахлых кустика, а тень нескольких гигантских кленов, возвышающихся над крышей, явно не пошла на пользу хилым цветочкам под окнами.

А я-то наивно полагал, что мой дом стоит на самом отшибе. Похоже, ближайшими соседями Карверов были белки. Интересно, как они его покупали? Пришли в агентство по торговле недвижимостью и попросили подыскать им хижину, до которой без подробной карты ни один гость не доедет?

Возникал ещё один любопытный вопрос. Как вор отыскал дом в такой глуши? И главное, зачем? Ведь у Карверов явно не ломились закрома, как у Ридов и Липптонов. Или взломщик понадеялся, что хозяева сами заблудятся где-нибудь по дороге, и дадут ему, наконец, без помех довести до конца начатое?

Филлис, разумеется, включилась, как только вышла из машины.

– Ну, вот и приехали, дом милый дом, как говорится, мы с Орвалом живем тут уже пять лет, сдавали комнаты внаем, скопили немного денег, откладывали, знаете, откладывали, и вот сюда переехали, у нас теперь три акра земли, и, знаете…

Она тараторила, и тараторила, и скоро я перестал обращать на неё внимание, как не обращаешь порой внимания на радио в соседней комнате. Вроде слышишь, но не прислушиваешься.

Хотя я и отметил, что Филлис ещё больше разволновалась. Когда она открывала дверь, руки её заметно дрожали. Правда, заглянув внутрь жилища, я понял, почему она так нервничает. Жили они бедно. Ворсистый бежевый ковер на полу был до того вытоптан, что в некоторых местах проглядывала темная ткань основы. Залысины придавали ковру такой вид, будто он переболел чесоткой.

Хотя по сравнению с мебелью состояние ковра можно было назвать удовлетворительным. Из софы, обитой линялой тканью в цветочек, выпирали пружины. Или однажды на неё приземлился великан, или обычные жители нашей планеты усаживались миллион раз, не меньше.

Напротив софы помещались два кресла с подголовниками, покрытые светло-голубым «жатым» бархатом, так его, кажется, называют. Хотя этот бархат жали, наверное, уже после того, как туда положили. Спинки кресел были неестественно откинуты назад. Между ними устроился средневековый черно-белый телевизор.

Перед софой стоял кофейный столик, служивший также и подставкой под телефон. Исцарапанный шпон из клена прожил свои лучшие годы лет тридцать назад. Даже телефон был антикварный – темно-коричневый, с вращающимся диском.

Филлис прятала глаза.

– Не дворец, конечно, мы с Орвалом люди простые, я предупреждала, но я стараюсь создать уют, нет, правда, стараюсь…

В этом сомневаться не приходилось. В комнате царил порядок. Поблекшие подушки на софе были взбитыми и свежими, а на кофейном столике лежала аккуратная стопка бумаги для заметок.

Филлис проследила за моим взглядом.

– Да, я держу бумагу и карандаш рядом с телефоном, это для Орвала, он так сердится, если ему не на чем писать, когда звонит клиент, так что я всегда кладу… – Филлис двинулась на кухню, продолжая молоть языком.

Кухня оказалась не лучше. Бежевый линолеум основательно поблек от многократного мытья. Электроплита прибыла прямиком из эпохи неолита, а посудомоечной машины и вовсе не было – наверное, в те далекие времена её ещё не изобрели. Так же, как и микроволновую печь.

Словом, воровать в доме было нечего. Но замок на двери черного хода действительно взломали с помощью какого-то столярного инструмента.

– …ужас, правда? – продолжала Филлис. – Орвал вряд ли обрадуется, узнав, что теперь ему придется менять косяк, точно вам говорю, о господи, его и так-то невозможно заставить что-то сделать по дому, а тут ещё и это добавится…

Вздохнув, я принялся осматривать дом. Правда, на этот раз я больше убегал от непрерывного жужжания Филлис, чем искал улики.

К несчастью, её гнусавый голос следовал за мной из комнаты в комнату, выдавая комментарии обо всем подряд и не упуская ни единой мелочи. Может, ей все-таки стоит сменить карьеру секретарши у братьев Макафи на работу телеведущей?

– …А это спальня, Хаскелл. Я говорила Имоджин, моей сестре, что хочу покрасить спальню в розовые тона, но Орвал как отрезал: ни за что! – и порешили на голубой, ну, я, конечно, обошла всю округу, пока нашла дешевую краску, но, по-моему, неплохо получилось в результате. А ты что думаешь, Хаскелл?

Я думал о том, что зря не захватил наушники. Кажется, заткнуть этот фонтан невозможно. Так я думал до тех пор, пока не вытащил свой фонарик и не полез на карачках под кровать.

Тут произошло чудо. Филлис замолчала, не договорив начатой фразы.

Лежа под кроватью, я решил поначалу, что у меня заложило уши. От перегрузки.

Если бы я знал, что это поможет, то сразу принял бы эту позу. Правда, под кроватью я ничего не нашел. Полы в доме Филлис, как и у Руты, были паркетными. Но – чистыми. Поэтому невозможно было угадать, побывал ли здесь кто-нибудь до меня.

Я пошарил вокруг, но быстро убедился, что все бесполезно. Даже липучки в изголовье кровати не обнаружилось.

Единственным результатом этих акробатических упражнений было то, что Филлис закрыла рот. Но, поверьте, это стоило затраченных усилий.

Я поднялся на ноги. Когда Филлис заговорила снова, в её голосе слышался затаенный страх.

– Зачем вы это сделали?

– Стандартная процедура, – ответил я. Фраза быстро входила у меня в привычку, и на этот раз, по-моему, я проговорил её с большей уверенностью, чем раньше.

Но на Филлис это не произвело впечатления. Она смотрела на меня, наверное, с минуту, – молча!

Что само по себе поразительно.

Теперь я могу включить Филлис в список людей, считающих, что меня пора упечь в психушку. Она ничего не спрашивала, в отличие от Руты и Уинзло, но мысленно явно примеряла на меня смирительную рубашку.

Может, мне только кажется, но после этого Филлис постаралась поскорее меня выпроводить. Речь её стала лихорадочной, она бормотала:

– Вам ещё долго? А то мне ведь надо ещё в магазин успеть, знаете. Из-за этого нападения у меня весь день кувырком, а я собиралась купить молока, и хлеба, и… м-м, дайте подумать… яиц, и немного…

Пока Филлис озвучивала перечень продуктов, я закончил с осмотром. Много времени не понадобилось – в доме было всего пять комнат, считая ванную. Напоследок я повторил ей то, что уже говорил Руте и Уинзло: мол, поспрашиваю в городе и свяжусь с ней, как только что-нибудь узнаю. Еще я посоветовал заявить все-таки в полицию о взломе.

Она энергично закивала.

– Ну, раз вы говорите, я, конечно, я заявлю, не беспокойтесь, Хаскелл, я непременно позвоню шерифу, да, как только вернусь из магазина. Хотя мне не хотелось бы его дергать попусту, раз ничего не украдено, но раз вы советуете, я позвоню, обязательно…

Не уверен, но мне показалось, что когда я отъехал от дома, Филлис все ещё говорила.

В машине я наслаждался непривычной тишиной. Так тихо бывает только когда внезапно выключают отбойный молоток. По дороге в контору я понял, что надо как можно скорее связаться с Верджилом. Очевидно, что в Пиджин-Форке происходит нечто очень и очень странное. Поверить в то, что грабителей прервали посреди ограбления два раза подряд, ещё кое-как можно, но чтобы три раза! Такой невезухи просто не бывает. Потом, в доме у Филлис и красть-то нечего. Так что остается разрешить только один вопрос. Что на самом деле было нужно этим псевдо-грабителям?

Этим вопросом я хотел озадачить Верджила после того, как заскочу к себе в офис: я все же лелеял слабую надежду, что у Мельбы наступит минутное просветление в любовном угаре, и она сможет сказать, звонил ли мне кто-нибудь.

Стоило мне вставить ключ в дверь, как зазвонил телефон. Я чуть шею не сломал, но успел-таки схватить трубку на четвертом звонке. Как последний дурак, ожидая услышать голос Мельбы.

– Хаскелл? – сказала трубка. – Это Рута. Я, гм, звоню сказать, что подумала и решила, гм, прервать расследование. Дневную плату можете оставить себе. Хорошо?

Я был настолько поражен, что не сразу опомнился.

– Рута, но мне показалось, что вы напуганы, и поскольку ваш муж в отъезде…

Договорить мне не удалось.

– Нет, я тут подумала и решила, что все это ужасно глупо. В смысле, ничего же не украли. В общем, по-моему, я просто раздуваю из мухи слона.

И это говорит женщина, которая вчера чуть не рыдала у меня на плече? Женщина, которая жуть как рассердилась из-за того, что шериф не горит желанием заниматься её делом?.. Та-ак.

– Но, – продолжала Рута, – все равно спасибо.

Что я мог на это ответить?

– Пожалуйста.

Я был настолько ошарашен, что долго держал в руке трубку и тупо слушал гудки. Вот так вот, от ворот поворот. Приехали.

Когда я наконец положил трубку на рычаг, телефон немедленно зазвонил вновь. Я чуть не подпрыгнул от неожиданности. На этот раз послышался голос прохладный и освежающий, как лосьон.

– Хаскелл, это Джун. Я хочу поблагодарить тебя за помощь, но мы с Уинзло решили не продолжать расследование.

Оп-ля. Снова дежа вю. И на сей раз его худший вариант.

– Ну, понимаешь, ничего ведь не пропало, – ворковала Джун. – Словом, мы с Уинзло решили, что просто делаем из мухи слона.

Я молчал, открыв рот. Я сошел с ума, или Рута и Джин на самом деле используют одни и те же выражения, чтобы отказать мне в работе? Неужели простое совпадение? Или это дельце воняет хуже, чем свиноферма на пригородном шоссе?