Текст книги "Мили ниоткуда (Кругосветное путешествие на велосипеде)"

Автор книги: Барбара Сэвидж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА ПЯТАЯ
ШОССЕ 212: БЕСКОНЕЧНАЯ ДОРОГА

От Канадских Скалистых мы двигались по юго-западу Британской Колумбии и в конце июля оказались в Айдахо. Мои родители выросли в Айдахо, и до сих пор здесь живёт много родственников. Сколько себя помню, отец рассказывал охотничьи и рыбацкие истории об Айдахо, массу разного – о пустыне и меньше о гремучих змеях. Он объяснял это так: «В первый же раз, как услышишь гремучку на воле, сразу поймёшь, кто это. Никто не скажет, что это просто трещотка».

Правда, мы с Ларри больше, чем гремучих змей, опасались в Айдахо ковбоев и фермеров – благодаря вестернам. Мы договорились никому не говорить в Айдахо или Вайоминге, что сами из Калифорнии – этой упадочной, кишащей наркоманами, извращенцами и пройдохами управленцами полоске Америки. И мы опасались, что длинные волосы Ларри не останутся не замеченными.

В первый же раз, когда один из бесчисленных двухтонных пикапов с неизменным штативом для ружья в заднем окне обогнал нас, а затем остановился перед нами, я была убеждена, что находившийся в машине мужчина в ковбойской шляпе либо решил сократить численность калифорнийцев за счёт двух путешествующих чудиков, либо по меньшей мере продырявить наши пожитки, прежде чем послать к чёрту. Я умирала от страха, пока мы приближались к грузовику и его могучему, бандитского вида водителю, вышедшему из машины.

– Здесь начинается крутой подъём,– улыбнулся нам ранчмен, когда мы замедлили ход, останавливаясь.– Подъёмник нужен?

– Большое спасибо,– в ответ улыбнулась я,– мы сами должны справиться.

– Приятно встретить любителей приключений. Ну ладно, счастливого пути!

После ещё нескольких встреч с «деревенщиной» Айдахо мы поняли всю нелепость своих предубеждений. Людей совершенно не занимало, откуда мы или почему волосы у Ларри длиннее, чем положено; их больше интересовало, чем мы занимаемся, нежели как выглядим. Где бы мы ни были в Айдахо, везде нам предлагали помощь. В Восточном Айдахо одна женщина, миссис Тербер из Сан-Вэлли, ехавшая в своём новеньком фургоне, заметив нас отдыхающими у дороги, свернула на обочину. Вместе с двумя дочками-подростками она поднесла нам две коробки орехов в сахаре и банку холодного виноградного сока. В Айдахо такие вещи происходили постоянно. Великодушие и добросердечие людей, а также просторы национального парка – Национального Леса (он занимает 60 процентов территории Айдахо) – сделали этот штат самым лучшим из всех остальных в нашем велосипедном путешествии. Движение на дорогах было небольшим (численность населения всего штата меньше, чем в городе Сан-Диего), ни одного знака «СТОЯНКА ЗАПРЕЩЕНА» и множество грунтовых и гравийных дорог, по которым мы обследовали изолированные пустынные районы на севере и в центре штата.

В Айдахо изменились мои представления не только о фермерах и ковбоях, но и о здоровой пище. Совершенно не помню почему, где-то в Северном Айдахо я решила попробовать йогурт – это отвратительное варево из перебродившего молока, которое предпочитает большинство истинных почитателей сыроедения. Я была потрясена тем, что мне это понравилось; спустя неделю у меня возникла потребность в нём.

Появление привычки к йогурту стало первым шагом в полной трансформации моего питания. Довольно скоро я занялась созданием всевозможных полезных и невероятных смесей. Я смешивала йогурт с хлопьями. Нарезала банан на бутерброд с арахисовым маслом, посыпая его сверху семечками и изюмом. Теперь я стала предпочитать фруктовые бары шоколадным, а свежий сок апельсина – прохладительным напиткам и шоколадному молоку. Единственным отрицательным результатом резкой смены диеты стало то, что мне пришлось намного чаще бегать в сортир. Желудок никак не мог решить, что делать со всей этой необычной пищей, которую я поглощала. Первые десять миль после еды в животе что-то толкалось и булькало, а потом срочно требовалось десантироваться. Тем не менее я упорствовала, и через несколько недель желудок перестал сопротивляться.

Поначалу Ларри отвергал моё «необъяснимое пристрастие к несъедобному». Однако постепенно он тоже изменил диету, и на обед кроме консервов мы стали потреблять всякую всячину. Мы жарили овощи, посыпая их сыром и смешивая с семечками; тушили, добавляя в спагетти. Самой удобной едой всё ещё оставались консервы, но потребление более питательной пищи улучшало наше самочувствие и работу желудков. Когда мы добрались до Флориды, то уже не пробавлялись конфетами, фунтовыми кексами, пирожными, мороженым, но и тогда, как и сейчас, мы продолжали изредка баловать себя тем, что на языке наших диетологов именуется «мусорной едой».

Дядя Билл и тётя Мардж, брат моего отца и его жена, были владельцами коттеджа рядом с Каскадным водохранилищем, недалеко от городка Мак-Колл в Центральном Айдахо. Мы прибыли туда 29 июля и планировали остаться на неделю, чтобы наши зады наконец как следует отдохнули.

Где-то в полночь, на второй день нашего пребывания, тётя Марж вторглась в нашу комнату, громогласно требуя, чтобы мы поднимались. Потом я услышала ещё один знакомый голос, который что-то говорил мне, и, открыв глаза, я узнала отца, стоявшего в ногах кровати.

– Просыпайся! Тебе приснился дурной сон! – смеялся он.

Это было совершенно замечательно – увидеть здесь Па с его широкой озорной улыбкой. Он решил под влиянием минуты прилететь из Сан-Диего и провести с нами неделю. Мама осталась дома, чтобы продолжить работу в своём магазине подарков, но в мае они оба собирались прилететь к нам в Испанию.

Первые несколько дней, сидя на крыльце, выходившем к озеру, мы с Ларри потчевали отца своими походными историями, а также занимались приведением в порядок велосипедов. Трижды в день тётя Мардж готовила грандиозный пиршественный стол, и к концу недели я поправилась на десять фунтов. В конце недели прибыло шестнадцать человек моих тёток, дядьёв и племянников, и два дня мы купались, плавали на лодках, катались на водных лыжах, бродили и вели бесконечные разговоры.

Утром в понедельник мы проснулись в наступившей вокруг и внутри нас тишине. Исчезло ощущение праздника и спокойствия. Все разъехались по домам. После завтрака мы сложили свои пожитки, но нами овладела такая тоска, что не было сил взобраться на велосипеды. Вместо этого мы спустились к озеру, уселись на берегу, размышляя о том, не пришло ли и наше время отправляться домой. Мы сидели и смотрели на пустое каноэ в воде, прислушиваясь к эху голосов нашей семьи. Теперь снова мы остались только вдвоём, и этот день казался ужасно длинным от одиночества.

Мы уехали из коттеджа ранним утром следующего дня. Через два часа тоска по дому ушла, мы снова радовались дороге, извивавшейся среди гор, мимо водопадов и лугов, на юго-восток по направлению к Сотутс, Гранд-Тетонс и Йеллоустону.

В конце дня 10 августа мы с Ларри оказались в безлюдной части центрального Айдахо, чуть южнее городка Челлис. Теперь, за три месяца, проведённых в дороге и на стоянках, мы научились многому, вплоть до распознавания надвигающегося дождя по запаху и обнаружения воды по окружающей растительности. В тот день мы особенно вспотели, пропылились и нуждались в помывке; пристально вглядываясь в бесплодный пейзаж, мы высматривали полоску деревьев или кустов, указывающую на наличие ручья.

Я обнаружила речушку в овраге, в пятидесяти ярдах от дороги, где рядом оказалась площадка, достаточная для палатки. Чтобы туда добраться, нам пришлось перелезть через шестифутовую деревянную изгородь, перепрыгнуть через ручей и вскарабкаться вверх на пятнадцать ярдов по склону. Мы перенесли сюда палатку, спальные мешки, матрасы и рулевые сумки. Потом, пока Ларри ставил палатку, я занялась перетаскиванием наших велосипедов и остального груза. Когда в третий раз я двигалась по проторённому маршруту, держа по вьючнику в каждой руке, в паре ярдов от речки меня заставил остановиться странный шум, раздавшийся под ногами. Никто не говорил мне, что это. Па был прав; мне было и так ясно – под ногами гремучая змея.

Знала я это совершенно точно. Но не смогла себя заставить с этим согласиться; вместо этого я решила уверить себя, что рядом со мной скользит безобидный садовый уж. Моё заключение было совершенно безосновательным, но успокаивало, иначе я бы не смогла посмотреть вниз. В шести дюймах от моей правой ноги лежала гремучая змея. Около трёх футов длиной, с частой коричневой чешуёй, тёмным рисунком и скромной клиновидной головой. Пока она меня разглядывала, у меня возникло явственное ощущение, будто по моим ногам заползают змеи.

Наконец я бросилась бежать. Выронив из рук оба вьючника, помчалась к дороге. Добежав до изгороди, я перемахнула через неё в мгновенье ока. Ларри оторвался от своей работы как раз вовремя, чтобы увидеть, как вьючники взлетают в воздух, а я парю над забором. Он подбежал к краю площадки и начал спускаться к ручью, а я отчаянно закричала с дороги:

– Не спускайся там! Там змея!

– Ты и змеи,– засмеялся он.– Мы так давно в пути, что я думал, ты к ним привыкла уже.

– Это гремучка!

– Гремучка, ха? – Секунду Ларри колебался, но потом продолжил спуск. Когда дело касается змей, я теряю всякое чувство меры, и он решил, что бояться нечего. Спустившись, он преспокойно шагнул через речку.

Ларри заметил гремучку – теперь она наполовину спряталась в кустарнике – до того, как она свернулась. Когда раздалось угрожающее шипение, он заорал что-то неразборчивое, схватил и метнул камень. Тот достиг цели, и змея вылетела из-под куста. Потом Ларри отломал ветку и, когда змея свернулась снова, издал очередной пронзительный вопль и занёс ветку. На этот раз он промахнулся. Змея скользнула вправо на несколько футов и приготовилась атаковать. Ларри вновь издал клич и ударил веткой. На четвёртый раз он попал змее по голове. Концом ветки Ларри поднял убитую змею и оттащил прочь от тропинки и палатки.

Потребовалось определённое усилие, чтобы уговорить себя вернуться на тропинку. Ларри дал мне палку, и, прокладывая себе дорогу к палатке, я шарила ею в кустах, а мои ноги выплясывали джигу.

После обеда Ларри отправился фотографировать змею, но её не оказалось там, где он её оставил.

– Когда я увидел, что её нет,– рассказывал он потом,– то на какое-то мгновение подумал, что она ожила, находится как раз позади меня и сейчас набросится. Это было кошмарное ощущение. Но потом я нашёл её неподалёку от того места, где бросил. И она была совершенно мёртвая. Возможно, отползла туда в предсмертных конвульсиях.

После случая со змеёй больше недели я не посещала кусты и деревья вдоль дороги. Приходилось терпеть до приезда в какой-нибудь городок или на бензоколонку, чтобы воспользоваться общественным туалетом. Временами, если туалеты попадались нечасто, казалось, что мочевой пузырь лопнет,– но от визитов в кусты я отказывалась.

Когда мы выехали из Айдахо и оказались в Йеллоустонском национальном парке, случилась удивительная вещь – его занесло снегом. Толпы туристов, наводнявшие парк в пик туристического сезона, исчезли. Двигаться на велосипеде было ужасно холодно. Горы были покрыты снегом, снег засыпал нас на всём пути. Но почти полностью в нашем распоряжении оказались грязевые ванны, гейзеры, горячие ручьи, каньоны, олени, лоси и вся природа. Едва ли можно было желать большего.

По перевалу Силван-Пасс, который находится на высоте восемь тысяч пятьсот тридцать футов, почти час мы добирались до восточного выхода из Йеллоустона. Спустившись с перевала и выехав за пределы Скалистых гор, мы поняли, что нам предстоит длинный и сравнительно монотонный путь к Восточному побережью. Насколько нам было известно, никаких горных цепей вдоль нашего экспериментального маршрута через Вайоминг, Южную Дакоту, Миннесоту, Висконсин, Мичиган, южный Онтарио и Нью-Йорк не было – только равнины и пологие холмы вплоть до Аппалачей. Никто ни словом не обмолвился нам о горах Бигхорн в Вайоминге, а на своих картах мы их проглядели. Первым о них упомянул владелец магазина спортивных товаров в Коди, где мы покупали газ для плиты.

– Так вы направляетесь на восток, да? И каким же перевалом решили идти? – спросил он.

– Перевалом? Каким ещё перевалом? Мы собираемся на восток, а не на запад,– ответил Ларри.

– Надо, ребята, вам кое-что сообщить. Если вы отсюда двинете прямо на восток, то попадёте как раз в горы Бигхорн. Они отсюда приблизительно в восьми милях, а перевалы там одни из самых опасных. Будьте уверены, гораздо хуже, чем в той части Скалистых гор, откуда вы прибыли. Советую вам свернуть на юг и направиться в Грейбулл, спуститься до Уэрленда, а потом через перевал Паудер-Ривер-Пасс попасть в Баффало. Если же попытаетесь пересечь горы в районе Грейбулла, то вам придётся ехать через Грэнит-Пасс в Шеридан по самой худшей из здешних дорог. Паудер-Ривер выше, но эта дорога лучше.

Во всём нашем путешествии перевал Паудер-Ривер – девять тысяч шестьсот шестьдесят шесть футов – оказался самым высоким. От Уэрленда до высшей точки – пятьдесят пять миль, за которые дорога подымается на пятьдесят шесть сотен футов, причём на последних пятнадцати – двадцати милях она представляет собой почти сплошные «американские горки».

Мы начали взбираться по ней днём 24 августа, отменив правку. Три часа мы крутили педали по грейдеру. Подъём шёл медленно и утомительно, было жарко, мы проехали мимо двух заглохших машин. С высшей точки мы промчались в Баффало, а потом отправились через восточный Вайоминг.

Спустя два дня мы достигли Южной Дакоты. От других велосипедистов мы слышали множество историй о Южной Дакоте.

– Ничего, кроме плоской или холмистой прерии,– сообщил один из них.– Вы умрёте от скуки.

– Ни разу не слышал, чтобы у велосипедиста в Южной Дакоте был попутный ветер. В каком бы направлении вы ни ехали – ветер всегда встречный,– сказал другой.

– Южная Дакота? Проверите свою способность не свихнуться, а заодно и прочность брачных уз,– успокаивал ещё один.– Ветер в лицо, и смотреть не на что. Будучи там, прочёл в газете, что, по мнению одного русского учёного, посетившего Южную Дакоту, она похожа на Сибирь! И там тоже полно комаров. Они являются главными «пернатыми» штата.

Мы попали в Южную Дакоту через Белль-Фурше и проехали по шоссе № 212 – живописному маршруту, как его охарактеризовали в городке, четыреста миль напрямик до Миннесоты. Первые двадцать пять миль, от Белль-Фурше до Ньюэлла, было ещё ничего; попалось несколько ферм. Но следующие тридцать пять, от Ньюэлла до Мад-Батт, полностью соответствовали тому, что нам об этом штате рассказывали. Всю дорогу ветер был встречным, нас окружали пологие холмы, скучная монотонность пейзажа не нарушалась ни единым деревом. Я ещё не видела столь пустынной местности. Здесь не было ни посевов, ни скота и повсюду росла низкая желтоватая трава. Насколько можно было увидеть, пустынные холмы накатывались один за другим. С вершины каждого из них я обычно могла насчитать впереди ещё одиннадцать таких же. И так продолжалось весь день – вверх и вниз, вверх-вниз, вверх-вниз; скучно-прескучно, свихнёшься в конце концов.

Было бы чудесно остановиться, дать отдых мышцам, поесть или перекусить, почитать немного, чтобы нарушить утомительное однообразие пустынного ландшафта, но такой воз-можности из-за комаров у нас не было. Они роились над нами при любой остановке и вынуждали придерживаться определённой скорости, так как, если мы ехали медленнее десяти миль в час, они безжалостно набрасывались на нас.

Мы ехали три длинных, полных мучений часа без остановки против сильного ветра по низким, но крутым горкам. Чтобы сохранить скорость и нарушить утомительную монотонность, я попыталась мечтать об островах Южного моря. Но через час я устала и от этого и снова тупо уставилась на пустынную местность вокруг, ленту асфальта, тянувшуюся всё вперёд и вперёд до горизонта, без единого поворота, дерева, кустарника или животного на обочинах. Приехав в Мад-Батт, мы оба после трёх часов, проведённых в прерии, сомневались, сумеем ли, окончательно не свихнувшись, преодолеть ещё триста сорок миль безжизненного ландшафта против встречного ветра и в сопровождении комаров.

Шумный деловой центр в Мад-Батт, Южная Дакота (численность населения – два человека), был представлен одним сельским кафе-магазином с одной стороны шоссе № 212 и помещением добровольческой пожарной станции – с другой; если бы в кафе случился пожар, то Мак-Гилвары, средних лет пара, державшая магазин и жившая в примыкавшем к нему коттедже, думаю, должны были бы рвануть через дорогу, прыгнуть в пожарную машину, подъехать на ней к кафе и потушить огонь. Когда мы с Ларри шагнули через порог магазинчика, то Мак-Гилвары, бросив взгляд на наши вытянувшиеся лица и тяжёлые велосипеды, понимающе закачали головами.

– Последний велосипедист, прикативший сюда, уехал автостопом,– пожала плечами миссис Мак-Гилвар, шлёпая наш чай со льдом на стойку и оправляя своё хлопчатобумажное платье.– Он притащился сюда в полдень несколько месяцев назад и выглядел совершеннейшей развалиной. Эта длинная пустошь от Ньюэлла к нам, похоже, доконала бедного парня. Всё-таки он был очень милый мальчик. Ехал откуда-то с Западного побережья к себе домой на Восточное побережье. По-моему, в Бостон; во всяком случае, в какой-то крупный город. Всю дорогу ему удалось проехать на велосипеде, пока он не попал в Южную Дакоту.

Когда он дотащился сюда, то хотел знать, как далеко тянется местность, по которой он ехал, и я сказала ему, что при его скорости он будет видеть перед собой пустоши ещё дней семь. Я имела в виду, ему понадобится семь дней, чтобы выбраться из Южной Дакоты и попасть в Миннесоту, где много ферм, городов и зелёной травы. Но, когда я сказала ему, что к востоку от Мад-Батт местность ещё более скучная, так как там и холмов-то нет, мне показалось, он закричит.

Из того, что я слыхала, там на востоке настоящее столпотворение – везде народ и дома, и, думаю, людям оттуда трудно на протяжении многих дней не видеть ничего, кроме пологих холмов и равнины. В Южной Дакоте большое здание или дерево можно увидеть, только если вы попадаете в город, а в остальных случаях ничего подобного вокруг нет. Но я к этому привыкла. И мне здесь нравится. Нет, сэр, я бы не хотела жить на крайнем востоке, где кругом люди и всё такое. Мне нужно много места, чтобы чувствовать себя в своей тарелке.

Как бы то ни было, мы с мужем долго беседовали с парнем. Но он рвал и метал. Не хотел снова возвращаться в это «пустынное одиночество», как он говорил. Но он в то же время не хотел занять денег и проголосовать. Сидел и говорил сам с собой часами. Немного спустя сюда завернул перекусить фермер, откуда-то из Уотертауна, ехавший почти до самой границы Миннесоты. Он возвращался на своём пикапе домой из Вайоминга и предложил захватить с собой парня вместе с велосипедом. Ладно, я согласился, а этот мальчишка хмыкнул и что-то долго бормотал про себя, но всё же принял приглашение и уехал. Месяц спустя мы получили от него письмо. Он уже был дома в Бостоне или где там. Писал, что, добравшись до Уотертауна, весь остаток пути до Восточного побережья проделал на велосипеде. После Южной Дакоты не голосовал ни разу. Помнится, говорится там что-то и о нашем штате, вроде как «здесь самый замечательный народ».

– Да, я думаю,– проворчал Ларри, уставясь в окно.

В тот вечер мы с Ларри поставили палатку за магазинчиком, на единственном лоскуте зелёной травы, встреченном за семьдесят пять миль от Ньюэлла до Фейта и на сорок миль далее по дороге. Комаров было так много, что мы обедали в палатке. Мы обессилели от борьбы со встречным ветром, продолжавшейся весь день, и уснули рано.

В два часа ночи начали раздаваться странные звуки. Я проснулась первой и прислушалась. Рип-чомп, чомп, чомп, чомп-рип-чомп, чомп, чомп, чомп, рип, рип-чомп, чомп – раздалось некоторое время, пока земля не задрожала от тяжёлой поступи и не послышалось фырканье. Я выглянула в окно.

Нас окружили шесть бычков, у каждого была пара двухфутовых рогов. Животные щипали траву вокруг палатки. Пока я за ними наблюдала, один из бычков потянулся за чем-то и едва не проткнул палатку рогами.

В этот момент чавканье разбудило Ларри, и мы решили, что лучше отогнать бычков, пока они случайно не влезли в палатку. Мы их шуганули ярдов на пятьдесят, а потом забрались обратно, перебили полдюжины залетевших комаров и уснули.

Десять минут спустя чавканье возобновилось. И снова мы отогнали бычков, и снова они вернулись обратно. Четыре раза мы их прогоняли, и четыре раза они возвращались. На пятый Ларри выскочил наружу без ничего, схватил палку и погнал их гуртом по прерии. Если бы Мак-Гилвары проснулись и выглянули в этот момент из окон своей спальни, то могли бы наблюдать незабываемое зрелище абсолютно голой мужской фигуры, сияющей в лунном свете, которая рысью гонит перед собой группу длиннорогих созданий. Я проследила, как они скрылись вдали. Через какое-то время Ларри вернулся без бычков.

– Бычки для родео! – На лице Ларри появилась гримаса, когда миссис Мак-Гилвар сообщила ему утренние новости.– Вы имеете в виде породу, с которой ковбои бьются на родео?

– Вот именно,– кивнула она.– Бандитское стадо, эти шестеро. К тому же настоящие, призовые. В толк не возьму, какого чёрта они выбрались из загона прошлой ночью. Правда, беспокоиться нечего. Муж поймает их. В этой стране спрятаться негде.

Мистер Мак-Гилвар всё ещё занимался поисками своих бычков, когда мы покидали Мад-Батт, и Ларри был совершенно счастлив.

На второй день в Южной Дакоте мы проехали восемьдесят миль, и все они выглядели абсолютно одинаково. Казалось, что мы не движемся, а стоим на одном месте. Окружение не менялось, скука раздражающе нервировала. Возникло ощущение ловушки. Весь день мы спорили и выражали недовольство по пустякам.

На следующее утро мы договорились предпринять рывок, чтобы вырваться из Южной Дакоты, иначе ещё немного – и у обоих крыша поедет. Мы стартовали из Игл-Батта в семь тридцать. Через сто десять миль спустя четырнадцать часов мы рухнули в пустынном кемпинге недалеко от Фолктона. Так много за один день мы ещё не проходили, но, кроме реки Миссури, которую пересекли в середине дня, никаких изменений в монотонном ландшафте за два дня не произошло. Весь день мы боролись со встречным ветром, и к вечеру у меня разболелось всё тело. Двигаться быстрее, чтобы обогнать комаров, я не могла и так измучилась, что мне было всё равно.

Когда в девять тридцать мы съехали с дороги, наши колени вконец ослабли. Стоять было мучением, а уж сесть на корточки – вообще немыслимо, так что мы ставили палатку просто сидя на земле. Из-за мучительных болей в теле заснуть было невозможно.

Утром я встала с кошмарным осознанием того, что всё ещё нахожусь в Южной Дакоте, а острая боль в коленях так и не прошла. Раньше за ночь боли в ногах всегда проходили, и утром я чувствовала себя прекрасно. Мы питали надежду преодолеть за этот день ещё более ста миль и добраться до Уотертауна, чтобы на следующее утро выбраться за пределы штата. Но при таком состоянии моих коленок рассчитывать на подобную дистанцию не приходилось.

Мы приехали в Фолктон после завтрака и купили себе запас еды на день. Фолктон показался нам оазисом. В отличие от других городков, которые мы проезжали за последние три дня, это было очаровательное местечко с обилием зелени: аккуратные, ухоженные дома, газоны, цветочные клумбы и ни одного комара в городском парке. Мы оставили велосипеды рядом с продуктовым магазином и час гуляли по городу, глядя на траву, стоя в тени деревьев и воображая, что находимся где-то вдали от Южной Дакоты и её пустынных равнин.

Это был наш четвёртый день в Южной Дакоте. 30 августа – день, который нас почти добил. Мы ехали шесть часов, но в итоге продвинулись всего на сорок одну милю из-за завывающего встречного ветра, поджидавшего нас на окраине Фолктона. Ларри ехал впереди, блокируя ветер и проклиная его, целых два часа, которые нам потребовались, чтобы пройти двенадцать миль от Фолктона до такой достопримечательности Южной Дакоты, как дорожный поворот.

На повороте мы остановились и съели свой ленч. В местности отсутствовали деревья или кустарник, которые могли бы защитить от ветра, и мне уже было трудно представить, как бывает, когда не слышишь ветра целый день. Подавленно и безнадёжно вглядывались мы в пустынную местность. Нам предстояло ещё сто двадцать пять миль по дороге № 212 и, похоже, предстояло бороться за каждый метр этого пути. Ларри заговорил о том, чтобы проголосовать до Миннесоты, но, невзирая на то, что нас уже тошнило от встречного ветра и однообразия равнин, мы не могли признать своё поражение.

После поворота угол ветра слегка изменился, но, несмотря на это, легче почти не стало. За следующие два часа нам удалось справиться лишь с четырнадцатью милями. Ларри не приходило в голову, что мы едем слишком быстро, а я думала, что коленки мои отвалятся. Смотреть здесь было не на что, кроме как друг на друга,– так было все последние три дня, и выносить друг друга стало трудно. Стремясь избежать взаимного угнетения, мы стали разъезжаться всё дальше и дальше. Два часа спустя после поворота мы въехали в Целл – первый островок цивилизации после Фолктона – почти копия Мад-Батта, но без пожарной станции. Мы не общались больше часа. Тем не менее оба зашли в единственный в Целле магазинчик-кафе с одной и той же мыслью: как можно быстрее напиться.

Рядом с магазинчиком стояли две деревянные скамейки, по одной с каждой стороны от входной двери. Я плюхнулась на одну из них с тремя своими банками пива, а Ларри – на другую, как можно дальше от меня. С шумом я открыла первую банку и посмотрела налево, прямо на восток, на длинную прямую и ровную ленту шоссе, прорезавшего плоскую безжизненную равнину. Ветром сорвало крышку и унесло неизвестно куда. Сорок минут я пила пиво и смотрела на дорогу, позволяя ветру засыпать меня пылью. Боль из коленей не уходила. Все три банки опустели, и я взобралась обратно на велосипед. Ничего не изменилось.

Почти два часа мы ехали до городка Редфилд. К тому моменту, как я увидела цементные здания Редфилда, мои губы растрескались от ветра и сухости, в горле першило. Мы остановились у киоска с гамбургерами на краю города и сделали заказ, а Ларри попросил ещё две чашки холодной воды, чтобы выпить хоть что-нибудь, пока готовили заказ.

– Извините, но за воду вам придётся заплатить как за прохладительное,– проворчал мужчина за стойкой.

Ларри аннулировал заказ, и мы поехали в поисках городского продуктового магазина.

Редфилд произвёл неприятное впечатление. Люди на тротуарах смотрели в сторону, когда мы проезжали мимо, никто не отвечал на приветствия. Выпив освежающего в магазине, мы сразу направились в кемпинг, находившийся в восьми милях к востоку.

Сразу за Редфилдом Ларри остановился у мотеля «Уилсон», который соседствовал со стоянкой для путешествующих. И впервые за всю первую половину дня обратился ко мне целой фразой:

– Как насчёт того, чтобы прекратить огонь? Может, простишь мои слова о том, что ты – самый медлительный велосипедист в мире, и скажешь, что не думаешь всерьёз, будто тебе всё равно, хоть бы я провалился, и ты не хочешь меня больше видеть, потому что тебе никогда не было вместе со мной хорошо. О'кей?

– Слушай, я знаю, что делать. Уже три дня прошло, как мы мылись в последний раз. Мы оба полностью дошли. Давай зайдём и спросим управляющего, есть ли душ в кемпинге «Фишер Гроув». Ведь если его там нет, то возможно, ещё одну ночь придётся спать с потными, слипшимися руками и ногами. Если управляющий скажет, что никакого душа там нет, может, он разрешит нам вымыться здесь. Думаю, холодный душ поднимет нам дух. Как ты думаешь?

Владелец мотеля уверил нас, что в «Фишер Гроув» душа нет.

– Я обычно не разрешаю тем, кто у нас не останавливается, пользоваться нашими удобствами, но поскольку палаточная стоянка здесь не предусмотрена, а вам, как я вижу, действительно сегодня нужен душ после такого жаркого дня, то сделаю для вас исключение и разрешу воспользоваться нашими ванными за два доллара за обоих. Идёт?

Как Ларри и предсказывал, наш взгляд на жизнь круто изменился к лучшему, когда мы отдышались и вымыли холодной водой свои измученные потные тела.

Территория кемпинга в «Фишер Гроув» была, слава Богу, покрыта настоящими зелёными деревьями, травой и кустарником, и мы предпочли встать там, а не на бесплатной стоянке в прерии. Ветер дул слишком сильно, чтобы ставить палатку, не имея укрытия, а здесь мы могли натянуть её за кустами.

Когда мы приползли в кемпинг, служитель сообщил нам, что в комнатах отдыха есть душевые.

– Очень плохо, что человек из «мотеля Уилсон» не знает об этом.– Я удивлённо пожала плечами.– Он сказал, что никакого душа тут нет, так что пришлось заплатить ему два доллара, чтобы воспользоваться тамошней душевой.

Служитель покачал головой.

– Нет, всё он прекрасно знает. Он с семьёй останавливается здесь каждый год. Просто увидел, что можно за просто так заработать два бакса. Вы же знаете, некоторые так поступают. Но, пожалуй, всё же трудно представить, чтобы кто-то решил подзаработать на паре измученных велосипедистов.

Эта новость была последней каплей за этот день. Всю ночь ветер, прорываясь сквозь кусты и деревья, пытался снести нашу палатку и завывал так громко, что мы не могли уснуть. Было такое ощущение, что палатку рвёт на куски.

– Если ветер не изменится, нам потребуется три или четыре дня, чтобы выбраться из штата,– проворчал Ларри.– Три-четыре дня брести со скоростью шесть миль в час, а вокруг ничего, кроме обжигающего солнца да завыванья ветра.

Всю ночь эта отрезвляющая мысль не давала мне покоя. Но к утру ветер почти стих, а направление его переменилось, так что дул он теперь больше сбоку, а не в лицо. В любом другом месте мы бы сочли такой расклад не лучшим для поездки, но не в Южной Дакоте, где отсутствие мощного встречного ветра можно считать счастьем. Где-то в середине дня ветер снова переменился и дул теперь почти в спину. Мы воспользовались полученным преимуществом и ехали так быстро, как только могли. Двигались до самой темноты, остановившись приблизительно в пятнадцати милях от границы Миннесоты.

Первого сентября попутный ветер подхватил нас на границе Миннесоты и сопровождал половину дороги по штату. Температура – сто градусов, а влажность составляла девяносто восемь процентов, но мы с Ларри были на небесах: мы удрали из Южной Дакоты. Две недели спустя, оставив позади Миннесоту и Висконсин, мы прибыли в Мичиган, где, похоже, практически каждый ждал нас, чтобы пригласить к себе в гости.