Текст книги "Запретное влечение"
Автор книги: Барбара Пирс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Барбара Пирс
Запретное влечение
Посвящается моей прекрасной и остроумной золовке, Дженнифер Фриз
ПРОЛОГ
Элкин, загородный дом лорда и леди Ниппинг
Графство Вилшир
5 августа 1808 года
– Килби!
Стоя на лестничной площадке, на один пролет выше, леди Килби Фитчвульф следила за тем, как ее сводный брат Арчер пнул ногой дверь и исчез в комнате. Звон разбитого стекла заставил Килби сжаться и спрятаться в тени. Каким бы ни был ее предполагаемый грех, брат намерен был найти ее и наказать. Килби чуть не крикнула от удивления, когда он скова оказался и поле ее зрения. Судя по нетвердой походке, Арчер не ограничился двумя бутылками вина, которые он влил в себя за ужином.
– Ты где? – неистовствовал Арчер, и его тело раскачивалось от возмущения.
С момента их последнего столкновения он избавился от сюртука и развязал галстук. Тяжело опираясь на один из столов, Арчер оскалился на закрытые двери, пытаясь догадаться, за какой из них прячется его сестра.
– Упрямая сучка! Как только я до тебя доберусь, я тебе покажу, как убегать!
Он пересек мраморный холл и пнул еще одну дверь.
Килби воспользовалась моментом, чтобы под шумок скрыться. Она побежала босиком по ступенькам наверх. Девушка понимала, что ее попытки тщетны. Арчер, казалось, намерен был обыскать все комнаты в доме. И то, как скоро он найдет ее, – лишь вопрос времени. Килби шла по темному коридору, держась за стену, чтобы не заблудиться. К сожалению, ей уже не первый раз приходилось исчезать во время очередного дебоша, учиняемого напившимся Арчером. Если ей удастся ускользнуть от него до того, как он протрезвеет, она будет чувствовать себя в относительной безопасности.
– Черт бы тебя побрал, Килби, довольно этой ерунды! – зарычал брат снизу. – Немедленно покажись!
– Ни за что, – прошептала она едва слышно.
Она нащупала замок на двери, ведущей в спальню ее матери. Насколько Килби знала, уже тринадцать месяцев никто не входил в эти комнаты – с тех пор, как пришло известие о смерти ее родителей, утонувших во время путешествия на яхте. Даже Арчер, унаследовавший титул их отца и ставший маркизом Ниппингом, избегал этой части дома. Если Килби повезет, Арчер устанет от поисков задолго до того, как доберется до третьего этажа.
Она медленно открыла двери, молясь про себя, чтобы петли оказались смазанными. Ее молитвы были услышаны. Килби скользнула в узкий проем и осторожно закрыла двери, а затем прислонилась к ним. Она вдруг поняла, что ей не хватает воздуха, потому что ее начали душить слезы. В комнате все еще витал аромат духов, которыми пользовалась их мать. Килби показалось, что она ощутила, как материнские руки обняли ее, теплое тело, пахнущее духами, позволило ей почувствовать себя любимой и защищенной.
– Все будет хорошо, моя пчелка.
Килби вытерла слезы со щек. Сколько раз ее мама повторяла эти слова, неизменно добавляя придуманное специально для Килби нежное прозвище? Тысячу? Десятки тысяч? Когда Килби была ребенком, она свято верила матери, пока привычный счастливый мир не рухнул в то мгновение, когда поместья Элкин достигла весть о смерти ее родителей.
У Килби была младшая сестренка. При рождении ей дали имя Эвелина, но в семье все ласково называли ее Джипси. Когда девочке было всего два года, она, минуя внимательных слуг, уже вырывалась на волю и бродила по дому и его окрестностям.
Джипси была очень живым ребенком. У нее было лицо сердечком, обрамленное черными волосами, и смеющиеся голубые глаза. Но прежней озорной Джипси больше не существовало. Потеря родителей подкосила семилетнюю сестру Килби. Когда сообщили о смерти родителей, Джипси закричала. Несколько часов бедная девочка плакала и неистовствовала из-за жестокости, явленной судьбой. Потрясенная до глубины души внезапной потерей, Килби не могла найти слов утешения для своей младшей сестры. Прошло несколько часов, и она начала всерьез опасаться за Джипси. В отчаянии Килби послала за врачом. К этому времени громкий плач девочки превратился в хриплое, срывающееся шипение. Доктор, желая успокоить девочку, дал Джипси настойку опия. Он пообещал, что несколько дней отдыха восстановят душевное спокойствие малышки. Врач ошибся в своих прогнозах: с того дня Джипси не проронила ни слова. Килби испробовала все, от заманчивых обещаний до угроз, в надежде нарушить молчание сестры. Но проходили месяцы, и Килби понимала, что безмолвие, которое хранила Джипси, не просто упрямство. Со смертью родителей словно умерла и душа маленькой девочки. Теперь Джипси бродила, как призрак, по дому, не позволяя ничему, даже печали, трогать ее сердце.
Килби вздрогнула, когда Арчер снова выкрикнул ее имя. Он приближался. Наверное, он добрался до второго этажа. Глаза девушки уже немного привыкли к темноте и различали внутреннее убранство комнаты. Вытянув руку, Килби отошла от двери. Напрягая память и прокладывая себе путь на ощупь, она двигалась в поисках платяного шкафа, в котором ее мама когда-то хранила вещи. Бронзовые ручки зазвенели, когда пальцы Килби коснулись холодного металла. Она распахнула одну дверцу и скользнула внутрь. Шкаф был пуст, и девушка без труда поместилась в нем, закрыв за собой дверь и оставив лишь тонкую щель. Если Арчер решит проверить покои своей мачехи, Килби оставалось надеяться на то, что он ограничится беглым осмотром, как в других комнатах.
Килби откинула назад волосы и замерла, коснувшись согнутых коленей лбом. Ее нервы были на пределе от необходимости почти каждый вечер играть с братом в эти нелепые прятки. Что же ей делать с Арчером?
Он не всегда был злобным пьяницей, терроризировавшим и оскорблявшим ее, как сейчас. В детстве они были близки. Арчер был всего на два года старше Килби. Они гоняли по коридорам имения, затевая шалости на беду слугам.
Брат и сестра совсем не походили друг на друга внешне. У Килби были такие же прямые черные волосы, как у матери. Девушка считала свое лицо и осанку неприметными. Однако глаза делали ее внешность далекой от заурядной. В отличие от своих брата и сестры, унаследовавших голубые глаза родителей, глаза Килби со временем приобрели необыкновенный фиалковый оттенок. Когда однажды она спросила отца, почему у нее одной фиалковые глаза, маркиз сказал ей, что это дар ангела.
Арчера трудно было назвать необыкновенным. Он был примерно такого же роста, как и его отец, темно-русые волосы длиной почти до плеч завивались на концах, а глаза были немного светлее, чем у Джипси. У Арчера были узкие бледно-розовые губы, которые уже тогда выдавали его склонность к проявлению жесткости в суждениях и оценках. Отец всегда говорил, что Арчер унаследовал от матери самое лучшее. Первая леди Ниппинг умерла во время родов. Брат Арчера прожил всего три дня.
Объятый скорбью, лорд Ниппинг, не зная, как воспитывать маленького сына в одиночку, быстро нашел себе вторую жену. Спустя недолгое время после того, как были произнесены клятвы, вторая леди Ниппинг объявила о своей беременности. Килби не знала, что заставило отца жениться на ее матери, – любовь или необходимость. Ее родители редко говорили о прошлом. Но то, что лорд и леди Ниппинг были преданы друг другу до конца, не вызывало ни малейших сомнений.
Арчер был так мал, когда его отец женился во второй раз, что воспринимал мать Килби как родную. Тревожные перемены начались после того, как Арчера отправили в школу. Килби припоминала, как стала невольной свидетельницей разговора родителей о том, что Арчер плохо успевает на занятиях и нуждается в жесткой дисциплине. Выходки ее брата заставляли лорда Ниппинга ссориться с сыном, и это, в конце концов, привело к тому, что между Арчером и семьей выросла пропасть.
Сразу по окончании учебы Арчер, к огромному неудовольствию родителей, перебрался в Лондон. Лорд и леди Ниппинг всегда избегали столицы, предпочитая тихое уединение деревни. Они считали, что городской воздух в прямом и переносном смысле отравлен и что их дети только выиграют, если будут держаться вдали от городской суеты. Но неодобрение, высказываемое родителями, только подогревало желание Арчера.
Во время редких приездов Арчера в Элкин Килби замечала в брате перемены к худшему. Арчер больше не был частью их маленькой семьи, и она испытывала облегчение, когда он уезжал.
Смерть родителей заставила Килби обратиться за помощью к своему блудному брату. В семнадцать лет она была еще слишком юной, чтобы принять на себя заботы об онемевшей Джипси и о большом поместье. Килби думала, что новый титул обяжет ее брата измениться и проявить заботу о сестрах.
Увы, он лишь явил себя в худшем свете.
Хотя Элкин принадлежал Арчеру, он с презрением относился к поместью, считая его беспросветной глушью. Брат сообщил Килби, что остается здесь из чувства долга, но не намерен выказывать терпение, которым отличался его отец. Уединяясь в библиотеке, Арчер каждый вечер напивался до беспамятства и проводил ночи в пьяном забытьи.
Однако были вечера, как сегодня, когда в нем пробуждался дьявол.
В последнее время, когда прищуренный взгляд брата останавливался на ней, Килби испытывала приступ тошноты, – его преследования были невыносимы. Было очевидно, что ее брат строил большие планы в отношении своей старшей сестры, и Килби имела все основания сомневаться в том, что ее родители одобрили бы их. Они были бы на ее стороне!
– Довольно игр, Килби, моя милая сестра, – растягивая слова, позвал ее Арчер.
Поиски сестры привели его на третий этаж. Килби подняла голову, – от ужаса у нее пересохло во рту. Сквозь щель под дверью она видела отблеск свечи. Усилием воли девушка заставляла себя молчать.
– Послушай мои слова, фиалко-глазая сучка: довольно играть со мной в прятки, или пеняй на себя, – прогрохотал Арчер, и его голос гулким эхом разнесся по коридору. Килби услышала, как где-то вдалеке открылась и закрылась дверь. Девушка прикусила нижнюю губу. Учитывая нынешнее состояние Арчера, Килби боялась даже представить себе, что может случиться, если она отзовется.
– Ты меня слышишь? – Он выдержал паузу, и его вопрос повис в воздухе. – Ну что же, если ты не выйдешь ради меня, то, может, ты выйдешь ради нашей серой мышки.
О, бог ты мой, Джипси!
Неужели Арчер настолько подл, что вытащил Джипси из постели лишь ради того, чтобы добиться от Килби покорности? Нет. Она покачала головой, отказываясь верить. Ее брат блефовал. Даже он не мог быть настолько жесток.
– Не веришь? – спросил Арчер, словно прочитав ее мысли. – Давай посмотрим, заставлю ли я эту мышку запищать.
Килби прижала ладонь к губам и прикусила пальцы. Она раскачивалась вперед и назад, и каждая секунда тишины лишь усиливала ее страхи и нерешительность.
Вдруг она услышала плач, словно маленькому ребенку кто-то пытался причинить боль, и этот звук вонзился в ее сердце осколком стекла. Килби распахнула дверцы шкафа и выбралась наружу, заставляя себя не думать о том, каким способом Арчер выдавил из Джипси слезы. В это мгновение девушка ненавидела своего брата. Мысль о том, что он мог причинить страдание их бедной невинной младшей сестре, была выше ее понимания. Килби поежилась, представляя, какие коварные планы строит Арчер на ее счет. Ей хотелось оставаться в укрытии, сулившем безопасность. Но она должна была выйти. Килби прошла к двери и открыла ее. Какие бы чувства она ни испытывала, она не могла позволить брату причинить вред Джипси.
Открыв дверь, Килби увидела Арчера, который ухватил напуганную до безумия Джипси за тонкое запястье. Без сомнения, он слышал, как открывались дверцы шкафа. В доме не было никого, кто мог бы помочь Килби и Джипси. Слуги уже спали, и, кроме того, они получили строгий приказ не беспокоить хозяев. Девушка чувствовала себя одинокой и беззащитной.
– Я знал, что ты присоединишься ко мне, как только я найду нужные аргументы, – сказал Арчер, крепче сжимая тонкую кисть Джипси. Девочка вскрикнула от боли.
Килби вздернула подбородок.
– Отпусти ее.
Улыбка, которая тронула губы брата в ответ на ее резкое требование, заставила Килби сжаться от страха.
– С чего бы это? У меня сегодня игривое настроение, а что может быть забавнее компании маленьких сестренок.
Он взмахнул свободной рукой, приказывая Килби подойти.
Больше всего на свете ей хотелось вырвать Джипси из его цепкой хватки, но Килби сдержалась. Ее сопротивление лишь распалило бы Арчера и привело к тому, что он наказал бы бедное дитя еще суровее. Девушка скрестила на груди руки и смело посмотрела на брата.
– Чего ты от меня хочешь, Арчер?
Он подмигнул ей.
– Скоро увидишь, красотка Килби, – пообещал он ей. – Совсем скоро.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Лондон, 10 апреля 1809 года
Герцог Солити умер.
Естественно, его вдова решила устроить бал. По мнению эксцентричной герцогини это был самый подходящий способ почтить уход своего супруга.
Фейн Карлайл, маркиз Тэм, выплеснул остатки бренди в стакан и покачал головой, обескураженный и пораженный.
Ради всего святого, бал в честь покойного! Никто не заподозрил бы Карлайлов в заурядности. Герцогиня даже выразила желание включить покойного в список гостей, но Фейн воспротивился столь неслыханной дерзости, твердо отказав матери в ее просьбе. Он с легкостью представлял себе все это: герцог, великолепный в своем прощальном наряде, в центре зала, как было при жизни, в окружении двух любимых мастиффов абрикосового окраса, которые заняли бы место на страже его гроба красного дерева.
Пусть небеса уберегут его от прихотей матери!
Расположившись в самом дальнем углу зала, Фейн с мрачной задумчивостью наблюдал за гостями, появлявшимися в комнате и исчезавшими. По приказу матери, в центре зала на всеобщее обозрение был выставлен портрет герцога высотой в двенадцать футов. Картина была подарком герцогини на тридцатилетие их отца. Вокруг портрета были выставлены огромные фарфоровые вазы в черно-золотых тонах, набитые тепличными цветами.
Фейн отпил из стакана, не ощущая вкуса бренди. День выдался более чем ужасным. У Фейна до сих пор шла кругом голова, когда он вспоминал о том, как утром ему и его семье пришлось с медленной торжественностью двигаться в процессии по направлению к Вестминстерскому аббатству, где предстояло упокоиться герцогу Солити. Пока младшая сестра Фейна Файер рыдала, уткнувшись в его плечо, герцогиня сидела рядом с ним с бесстрастным выражением лица, напоминая статую из мрамора. Она скрывала свои слезы от посторонних. С тех пор как страшная весть о смерти герцога достигла их дома, герцогиня была безутешна. Она погружалась в забытье только тогда, когда их врач, под неусыпным контролем Файер, насильно вливал в нее успокоительную микстуру. Это происходило каждый вечер.
Фейн не мог узнать в этой молчаливой бледной женщине, сидевшей рядом с ним в траурном экипаже, свою безутешную мать, ему хотелось, чтобы она выказала былой задор, чтобы она дала понять, что не умерла вместе с мужем. Именно по этой причине Фейн согласился на проведение этого невиданного бала.
Он наблюдал, как какая-то леди упала на колени перед портретом герцога и начала плакать, уткнувшись в носовой платок. Фейн не видел ее лица и лениво размышлял над тем, была ли эта леди одной из любовниц его отца. Он обвел взглядом дюжину окружавших портрет герцога людей и решил, что большинство из них искренне скорбят. Если они и считали необходимым подойти к Фейну и завести какой-то разговор, то мрачное выражение его лица и гордая осанка их тут же останавливали. Это было к лучшему, так как герцогиня не простила бы сыну, если бы он повздорил с кем-нибудь из ее ненавистных гостей.
– Все еще предпочитаешь пить чай холодным, как я вижу, – прозвучал слева мужской голос, нарушая мрачные размышления Фейна.
Любой здравомыслящий человек отнесся бы с уважением к желанию скорбящего сына побыть наедине с собой. К сожалению, Фейну приходилось иметь дело с людьми, которых нельзя было назвать здравомыслящими.
Он потер правую бровь и бросил раздраженный взгляд на своего белокурого друга.
– Рамскар. Я как раз думал о том, как была бы шокирована герцогиня, если бы меня спровоцировал на ссору какой-нибудь глупец, затронувший меня из лучших побуждений.
Фаулер Ноден, граф Рамскар, едва улыбнулся, услышав угрожающие нотки в голосе своего друга. Рамскар отличался высоким ростом, хотя и был ниже почти двухметрового Фейна. Однако уверенная манера держаться и ленивое изящество давали понять постороннему наблюдателю, что графа не следует недооценивать. Фейн выжидающе наблюдал за Рамскаром, который вытащил из-за спины графин с бренди и взмахнул им перед Фейном, словно флагом.
– Твой стакан пуст, а слуги боятся близко к тебе подходить. Бичмор, Эверод и я тянули жребий. Я проиграл, – добавил Рамскар.
В выражении его лица была такая искренность, что Фейн лишь покачал головой. Из трех его ближайших друзей Рамскар был лучшим посредником. Герцогиня всегда называла его самым благоразумным. Под легкомысленной внешностью графа скрывалась чувствительность, а в умных карих глазах читалась честность. Глубина его натуры открыто проявлялась в редкие моменты, такие как этот.
– Никаких возражений с моей стороны, – саркастически улыбнулся Фейн, протягивая стакан.
В глубине души он приветствовал вмешательство друга, нарушившего его одиночество. Несмотря на то что в зале играла музыка, атмосфера была довольно гнетущей: гости взирали на портрет герцога, и в их взглядах читалась искренняя боль. Многие рыдали, уткнувшись в платки, особенно дамы, не сумевшие сдержать чувств.
Фейну не в чем было винить мать. Она и его сестра сделали все, чтобы восславить герцога, а не погрузиться в траур. Только так и можно было провожать человека, который, по мнению многих, получал все возможные удовольствия от жизни.
Рамскар вернул друга к настоящему, когда зазвенел хрусталем, наполняя стакан. Бормоча что-то себе под нос, граф нырнул во внутренний карман своего сюртука и извлек оттуда пустой стакан. Щедро наполнив его бренди, Рамскар поставил графин на пол между ними.
– Итак, каков твой план, Солити?
Фейн поморщился. Он еще не думал о будущем, однако герцогский титул теперь по праву принадлежал ему. С этого дня он уже не будет называться лордом Тэмом. Теперь он герцог Солити. С новым титулом он получал все положенные ему привилегии. И проклятия. Нетвердой рукой Фейн поднес стакан к губам.
Рамскар бросил на друга взволнованный взгляд.
– Ты же наследник рода, Карлайл. Наверняка ты ждал того дня, когда сможешь вступить в права наследования.
Взгляд Рамскара устремился на портрет герцога, возле которого остановились две молодые леди, желая почтить память усопшего. К сожалению, Рамскар терял всякое понятие о приличиях, когда дело касалось женского пола. Он отпил бренди, и его голодный взгляд скользнул по соблазнительным изгибам спины одной из скорбящих.
– Рам, мой отец умер восемь дней назад. Если его внезапная кончина взволновала меня сверх меры, то я готов попросить у тебя прощения, – сухо заметил Фейн.
Вдруг его внимание привлекло яркое пятно у двери. Он приглушенно выругался, узнав вновь прибывших.
Холт Кадд, маркиз Бичмор, и Таунсенд Лидсо, виконт Эверод, приблизились к ним с уверенностью, рожденной правами дружбы, которую они вели еще с детских лет. Титулы и благородное происхождение делали их достойной компанией для герцогского наследника. На протяжении многих лет друзья играли, дрались и учились вместе. Они были красивы, богаты и холосты. Эта четверка будоражила Лондон своей дерзостью и отвагой. Свет ласково величал их не иначе как «эти дикие аристократы». Их кутежи, беззаботность и отчаянная игра были предметом обсуждения во всех великосветских салонах.
– Раз уж мебель все еще на месте, мы решили, что можем подойти, – сказал Кадд, опираясь о стену своей мощной фигурой.
Кадду было двадцать четыре. Он был самым младшим в их компании и самым горячим. Когда-то Кадд отличался красотой. В школе он постоянно ввязывался в драки. В одной из потасовок ему сломали нос, и от его юношеской миловидности не осталось и следа. Однако лицо Кадда от этого нисколько не проигрывало. Маркиз с блестящими черными глазами и сломанным носом пользовался огромной популярностью у дам. Хотя его слегка вьющиеся темно-каштановые волосы можно было зачесывать назад, он носил их распущенными.
Беззаботность и дерзость Кадда, как магнит, притягивала неприятности.
– Что ты здесь делаешь, Карлайл? – словно напрашиваясь на очередную ссору, спросил он.
– Напиваюсь, – ответил Фейн, давая знак Рамскару наполнить опустевший стакан.
Весь прошедший час Фейн избегал бального зала. Мысль о танцах и выслушивании соболезнований претила ему. Мать и сестра были более терпимы к этому вздору.
– И довольно успешно, не спорю.
Конечно, такое язвительное замечание могло прозвучать только из уст виконта Эверода. Никто бы не назвал молодого лорда красивым. Более подходящим словом было «ошеломляющий». Эверод был еще выше Фейна и напоминал сурового средневекового феодала. У виконта были блестящие длинные черные волосы, спускавшиеся ниже его широких мускулистых плеч. И даже случайный наблюдатель сразу заметил бы глаза цвета янтаря. Окруженные зелеными ободками, они горели огнем, который мог обжигать то жаром, то холодом. Хотя галстук почти полностью скрывал его шею, друзья знали о том, что слева у Эверода тянется шрам до подбородка. Никто не упоминал об этом шраме, даже друзья виконта. Они лучше других знали, что под маской сарказма и язвительного остроумия скрывался крутой нрав. Не один раз отчаянное безрассудство Эверода проявлялось в самых горячих потасовках, и его друзья неизменно помогали ему.
Эверод склонился и схватил графин с пола до того, как к нему потянулся Рамскар. Виконт налил бренди в стакан Фейна. С молчаливого согласия графа Эверод наполнил и его стакан.
– Тост, – провозгласил Эверод, поднимая графин. – За герцога. Я желаю всем быть такими же удачливыми.
Он немного пошатнулся, поднося графин к губам, и отпил.
Кадд ткнул его в плечо и едва не сбил с ног.
– Черт подери! Имей хоть какое-то уважение.
– Руки прочь, – оскалился виконт, уязвленный тем, что удар Кадда застал его врасплох. Этих двоих связывали крепкие узы дружбы, но они были готовы к потасовке при малейшей провокации со стороны друг друга. – Я не хотел проявить неуважение. Герцог был лучшим из вельмож. Мне очень жаль, что его нет с нами. – Он кивнул в сторону Фейна, принося извинения, и в его янтарном взгляде читались невысказанные чувства. – Я говорил о том, как он умер. Может, у других не хватит смелости сказать об этом вслух, но в Лондоне нет мужчины, который не хотел бы попасть в объятия смерти так, как это получилось у него.
Проклятие! Герцогиня не обрадуется, если до нее дойдут эти слухи. Семейство Карлайлов приняло все меры для того, чтобы сохранить в секрете обстоятельства смерти герцога.
– Я не знаю, о чем ты говоришь, – непринужденно солгал Фейн. – Мой отец умер, потому что у него отказало сердце.
– Карлайл, перестань, не хитри, – отозвался Эверод, не сдаваясь. – Молва твердит, что старик был с молоденькой любовницей, когда его подвело сердце. Не надо на меня так смотреть. Честное слово, неужели ты думаешь, что тебе удастся всем заткнуть рты? Такие слухи не утихнут сами по себе.
– У многих все же достает ума держать свое мнение при себе, особенно в свете таких прискорбных обстоятельств, – пробормотал Кадд, бросая выразительный взгляд в сторону Фейна. – Тем более в присутствии Карлайла.
Зеленые глаза Фейна на секунду блеснули весельем. Хотя его семью и можно было считать немного странной, герцогиня все же не простила бы ему, если бы он затеял драку в такой вечер. Однако Фейн не мог не ощущать потребности выпустить пар. С тех пор как он узнал о смерти отца, он чувствовал себя на грани срыва. Темная туча ярости в сердце Фейна все росла и ширилась, грозя громовым взрывом.
– Эверод иногда бывает просто невыносимым, – сказал Фейн, не обращая внимания на протесты виконта. – Но, тем не менее, я с ним полностью согласен. Не могу себе представить более подходящей прощальной сцены для герцога Солити, чем последний вздох на прекрасном теле молодой любовницы.
Фейн отказался подтвердить или опровергнуть слухи, будоражившие свет. Он поднял стакан в сторону герцогского портрета, приветствуя его. Друзья присоединились к Фейну. Он устремил взгляд на свою руку, старательно сосредоточившись на бренди, и его глаза вдруг наполнились непрошенными слезами. Мужчины из рода Карлайлов никогда не поддавались эмоциям. Если Фейн и ощутил вкус слез, то только, потому, что в зале было душно. В комнате горело не меньше ста свечей.
– Герцог был большим ценителем красоты, и я уверен, что его последняя фаворитка не была исключением, – задумчиво сказал Рамскар. – Кстати, о красавицах. Никто из вас не знаком с леди Килби Фитчвульф?
Фейн едва не поперхнулся бренди. Ему стало интересно, изменилось бы почтительное настроение его друга, узнай он, что герцог в свой последний час был именно с упомянутой леди? Фейн поморщился. Вряд ли.
– Нет, я не имел такого удовольствия.
Это была не совсем правда, но Фейн не хотел открываться до конца. Хотя он и не был представлен Килби Фитчвульф, как Рамскар, он видел ее.
Фейн также встречал и нерадивую «дуэнью» этой девушки, леди Квеннел. В вечер смерти отца Фейн выслушал ее жалобные мольбы: она просила Карлайлов не поднимать шум в свете, открывая обстоятельства смерти герцога и имя его любовницы. Фейну плевать было на возраст, красоту и репутацию леди Килби Фитчвульф. Он согласился лишь потому, что не хотел допустить унизительного для его матери сравнения в свете. Герцогиня была не виновата в том, что какая-то выскочка легко согласилась на адюльтер, а герцог был настолько неразумен, что не смог сдержать свои низменные инстинкты.
Не осознавая, что бередит раны Фейна, Рамскар продолжил:
– Я был представлен ей несколько недель назад на карточном вечере. Кажется, она упомянула, что это ее первый сезон.
Фейн был очень удивлен, что его отец связал себя с Килби Фитчвульф. Леди Квеннел говорила, что ее подопечной всего девятнадцать. Выглядела она еще моложе. Если можно было верить словам виконтессы, все же вызывало удивление то, что его отец выбрал на роль любовницы столь юное и невинное создание.
– Может, она и была той молодой лисичкой, которую ублажал твой отец? – подмигнув, прервал его размышления Эверод.
Его друг, сам того не зная, попал в точку, хотя и сделал это с грубой прямотой.
Рамскар поморщился, услышав слова виконта.
– В это трудно поверить. Солити не был одним из тех, кто соблазняет юных цыпочек, только что покинувших пеленки. Когда ты увидишь леди Килби Фитчвульф, ты поймешь, насколько нелепы твои предположения.
Внешность бывает иногда такой обманчивой, хотелось сказать Фейну, желавшему предостеречь друга от ошибок. Фейн не удивлялся тому, что его друзья верили слухам о смерти его отца. В семье Карлайлов никто не сомневался в том, что герцог был в постели с дамой, когда испустил дух и рухнул на ее чудесный ковер.
Многие поколения хранили память о бесчисленных романах Солити, и отец Фейна не был исключением. Хотя Фейн не сомневался, что герцог обожал свою супругу, брачные узы не стали для него препятствием в поисках запретных удовольствий.
Герцогиня относилась к его неверности с завидным стоицизмом, хотя две или три дамы из армии любовниц отца все же заметно расстроили ее. Фейн не осуждал мать за то, что она искала утешения в объятиях юных ловеласов. Герцог знал о романах жены, но не пытался запретить ей совершать измены. Файер всегда выказывала беспокойство из-за странных, хотя и внешне гармоничных отношений своих родителей. Фейн же проявлял к этому полное равнодушие.
Возможно, причиной было то, что он мог понять безудержность отца и его предков, в то время как его сестре такое было не под силу. Говорили, что мужчины рода Карлайлов, носившие титул Солити, были прокляты. Семья, друзья и все прочие то и дело вполголоса твердили о проклятии Солити, существовавшем вот уже несколько поколений.
Истоки этого проклятия были стерты с течением времени. Некоторые утверждали, что Солити расплачиваются за совершенный одним из них грех. Люди с более развитым воображением говорили, что обиженная любовница наслала на их род проклятие с помощью черных магических сил. Фейн не верил в проклятие. Однако, к своему прискорбию, он не мог не заметить, что мужчины рода Солити умирали все как один молодыми. А когда человек начинал верить в то, что дни его так или иначе сочтены, он с бешеной силой бросался в вихрь земных удовольствий, самонадеянно требуя их сверх меры. Что же касается отца Фейна, то леди Килби Фитчвульф, несомненно, была в списке тех самых земных (и добавим, запретных) удовольствий.
– Мой отец не имел ничего против юных созданий, – ответил Фейн, поверив, что сумел спрятать грусть в самой глубине своего сердца – это помогло бы ему выдержать сегодняшний прием с равнодушным достоинством. – Однако я не могу не согласиться с Рамом. Погоня за невинностью вряд ли была интересной забавой для герцога.
Леди Килби Фитчвульф была воплощением невинности. Еще до того, как герцог соблазнил ее, Фейн издалека заметил эту девушку. Она была миниатюрной и изящной; ее черные длинные волосы, закрученные в косы, были затейливо уложены. Расстояние, разделявшее их, не позволило Фейну рассмотреть цвет ее глаз, однако он не мог не отметить свежесть ее юности. В тот вечер, когда он впервые увидел Килби, она оживленно разговаривала со своей собеседницей. Фейн, к собственному удивлению, провел весь вечер, ища взглядом эту миловидную лисичку в светло-зеленом платье.
Хотя леди Килби и заинтриговала его, он не искал с ней знакомства. В опровержение слухов Фейн мог бы признаться в том, что не испытывает никакого интереса к соблазнению молодых невинных созданий, мечтающих о замужестве. Он предпочитал иметь дело с леди, которые уже лишились девических грез. Временное помутнение, вызванное видением в зеленом платье, можно было позабыть, переключив внимание на более искушенную даму. Килби Фитчвульф была, по мнению такого опытного ловеласа, как Фейн, вне круга его скромных интересов. Во всяком случае, он так думал до тех пор, пока его отца не нашли мертвым в спальных покоях упомянутой леди.
– Фитчвульф, – задумчиво произнес Эверод. – Я полагаю, что знаком с ней. Она еще совсем дитя, прелестное, но, впрочем, имеющее слабость к седовласым господам. Я был ее партнером но время танца на одном приеме и едва вытянул из нее пару слов, а позже заметил, что она трещала, как сорока, с лордом Ордишем. Бог ты мой, да он ей в отцы годится!
