Текст книги "Ночь соблазна"
Автор книги: Барбара Пирс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
Глава 17
– Какая-то ты напряженная. Ты что, жалеешь, что тетушка не смогла поехать с нами?
При этом вопросе Роуэна Маура поморщилась. Ее волновало вовсе не его присутствие и не то, что они оказались вдвоем. Когда утром Роуэн появился к завтраку, такой заботливый и веселый, и предложил продолжить знакомство с парком – теперь уже верхом, – она внутренне содрогнулась. Поскольку накануне она рассталась с невинностью, теперь ей представлялась невыносимой даже мысль о том, чтобы усесться в седло, – это была бы пытка, слишком мучительная для нижней половины ее тела.
Пока Маура размышляла, под каким бы разумным предлогом отклонить его любезное приглашение, тетушка Жоржетта уже дала согласие от ее имени. Приглашение распространялось и на тетушку, но графиня отказалась ехать. Уоррингтону не становилось лучше, и она хотела отправиться в Ковент-Гарден[19]19
Главный лондонский цветочный и овощной рынок, находился на той же площади, что и Королевская опера; закрыт в 1974 г.
[Закрыть]: купить кое-какие травы, которых не было в ее собственном саду.
– Нет-нет. Долг тетушки – находиться у постели твоего отца, – сказала Маура, довольная тем, что можно перевести разговор на другую тему и не обсуждать ее напряженную позу. – Надо бы позвать врача. Однако тетушка настаивает на том, чтобы самостоятельно лечить графа.
– Ну что ж, хотя у ее настоек и жуткий вкус, я ни разу не болел, когда жил в Уоррингтон-холле. – Роуэн весело взглянул на Мауру. – Ты же не наябедничаешь Жоржетте, что я назвал ее настойки «жуткими», правда?
– Можешь на меня положиться, – заверила его Маура. – К тому же я думаю, что во всем доме вряд ли кто-то считает эти настойки такими уж приятными.
Роуэн захохотал, и ветер далеко разнес его веселый смех.
– Я рад, что ты приняла мое приглашение. Поначалу я опасался, что земля будет слишком сырой для прогулки.
При упоминании о вчерашней грозе Маура подумала о том, что произошло в беседке. При вспышках молнии она видела сцены их бесстыдного совокупления. Лицо Эверода дышало безудержностью первобытных инстинктов; он лихорадочно вонзал в нее свое мужское естество, пока ей не показалось, что она вот-вот умрет от наслаждения. Немного погодя звук дождя и раскаты грома стихли. Она была способна слышать только звон крови в ушах, шлепки влажной кожи о такую же кожу и хриплые крики, с которыми Эверод и она отдавали себя друг другу.
Роуэн посмотрел на нее и нахмурился.
– Если тебя беспокоит конь, дорогая, то можешь быть спокойна: я выбрал для тебя самого смирного мерина. Он не споткнется ни на подъеме, ни на спуске.
– Спасибо за заботу, Роуэн.
По внешнему виду Мауры никак нельзя было сказать, что она провела всю ночь в объятиях одного из пользующихся самой дурной славой les sauvages nobles. Перед отъездом в Лондон тетушка выбросила старый костюм Мауры для верховой езды и заменила его алым рединготом, полусапожками в тон и вычурной шляпой из черного атласа с приколотым спереди огромным черным пером.
Маура зевнула, прикрывая рот, затянутой в перчатку рукой.
– Ты плохо спала, любовь моя? – спросил Роуэн покровительственным тоном, от которого Маура сердито стиснула зубы. – Тебя беспокоила гроза?
– Не так сильно, как я побеспокоила Эббота и всю прислугу, – ответила она. Лошади шли шагом, голова к голове.
Наверняка тетушка Жоржетта не устояла перед искушением рассказать Роуэну о ее ночной проделке. Хорошо еще, что тетушка не ведала ни о том, что произошло в беседке, пока они с Эверодом пережидали там дождь, ни о самом присутствии Эверода.
– Мне не спалось, вот я и вышла в сад погулять. И попала под ливень, так что по всему дому потом остались мокрые и грязные следы, – призналась Маура, вновь огорчаясь из-за того, что все ее старания затереть следы лишь окончательно замарали пол от входа до самой спальни. – А ты разве не слышал, что Эббот учил трех горничных отчищать мраморный пол в холле? Как раз когда мы уходили.
Они добрались до вершины холма, и Роуэн натянул поводья. Маура последовала его примеру.
– Да, Жоржетта мне сказала, что ты обожаешь ночные прогулки, – произнес Роуэн, наклоняясь и поглаживая своего коня. – Еще она сказала, что ты потеряла туфельку.
«Ах да», – подумала Маура невесело. Как она могла забыть о туфельке? Положительно, ей недостает хитроумия, чтобы тайком бегать на свидания к любовнику. Да если бы она и не забыла о туфельке, все равно: как бы она объяснила грязь на полу и то, что ее плащ был весь испачкан землей?
И еще – утрату невинности.
– Прямо как в сказке про Золушку, разве нет? – осклабился Роуэн.
– Да, только моя туфелька была сафьяновая, а не хрустальная, – слабо улыбнулась Маура.
Не было у нее и злой мачехи и сестер, которые измывались бы над ней. Ее серьезные серо-зеленые глаза остановились на Роуэне. Он, конечно, воображает себя прекрасным принцем. Что ж, он действительно красив, да и в доброте ему не откажешь. Как жаль, что мужчина, к которому стремится ее душа, жаждет только ее тела, и ничего более.
Роуэн порывисто схватил ее за руку, отчего Маура невольно вздрогнула.
– В следующий раз, когда решишь побродить ночью по саду, пригласи меня, пожалуйста, с собой, – сказал он, глядя на нее с мольбой. – Мало ли каким проказам можно предаться под небом, усыпанным звездами?
Пока Роуэн любезничал в Гайд-парке с ее племянницей, сама Жоржетта заигрывала с опасностью в лице ее красавца пасынка, лорда Эверода. Она пришла к выводу, что встречи с бывшим любовником и нынешним врагом не избежать: он вознамерился разрушить ее планы.
Хотелось бы надеяться на то, что с годами Эверод стал мудрее. Быть может, каждому из них удастся добиться желаемого. Это могло стать предметом переговоров, и Жоржетта надела свое любимое платье, которое носила специально по таким случаям.
Платье было из бледно-зеленого муслина, а корсаж у него был вырезан ниже обычного, открывая взорам значительную часть груди. Когда Жоржетта хотела произвести особое впечатление своим нарядом, в прорезь на лифе продевался полупрозрачный шарф, который закалывался на плечах.
Десять лет тому назад Уоррингтон подарил ей две замечательные булавки, выполненные в форме листиков. Эти булавки, щедро унизанные бриллиантами и изумрудами, довершали ее наряд. Если Жоржетте хотелось расположить собеседника к себе, шарф, изображавший скромность, исчезал с ее груди. Муж полагал, будто она носит этот откровенный наряд только при нем. Иной раз, однако, Жоржетта желала и других мужчин.
Еще ни одному любовнику не удавалось удовлетворить все ее желания, а если и удавалось, то ненадолго.
Как Жоржетта и предполагала Дунли, слуга Эверода, не помешал ей войти. Едва отворив дверь, он чуть языка не лишился при виде ее великолепия и охотно поверил, когда она сказала, что Эверод ангажировал ее сегодня на весь день.
Поневоле напрашивался вопрос: чем же виконт занимается в дневное время?
Слуга двинулся было к лестнице – доложить его сиятельству, что дама прибыла. Вот это Жоржетте было ни к чему. Она остановила слугу прежде, чем он поднялся на первую ступеньку. Изобразив замешательство, запинаясь, графиня объяснила, что они с лордом оговорили все заранее. Подобно актрисе Ковент-Гардена, она должна сыграть свою роль, и этот замысел включает в себя элемент неожиданности.
Бедняга камердинер стал было робко возражать, но тут она вдруг уронила ридикюль. Не дожидаясь, пока Дунли его поднимет, Жоржетта наклонилась и дала слуге возможность полюбоваться ее грудью вблизи. Если ей нужно было чего-нибудь добиться, она без колебаний использовала свое тело.
Когда Жоржетта с извинениями мило улыбнулась слуге, Дунли сразу объяснил ей, в какой спальне находится лорд Эверод.
Какие все-таки восхитительные простаки эти мужчины!
Проснувшись, Эверод прежде всего заметил, что его правая рука испачкана запекшейся кровью. Эти небольшие пятнышки наглядно подтверждали, что часы, проведенные им с Маурой в беседке, не приснились ему. Были и другие свидетельства: следы девичьей крови Мауры обнаружились и на внутренней стороне его бедра, и на рубашке, которой он вытирал свой детородный орган после извержения семени.
Эверод поспешно отбросил рубашку и велел Дунли приготовить ванну. Лишив Мауру невинности, виконт не чувствовал за собой вины. Может быть, он и подвел ее к этому, но окончательное решение она приняла сама. На прощание она нежно поцеловала его в губы и пошла к дому. Ну, черт побери, если уж она сама не сожалеет об утраченной непорочности, он тем более жалеть не станет!
Эверод вышел из ванны освеженный и собрался выкинуть на сегодня Мауру из головы. Что-то он в последнее время совсем забросил клубы и друзей. Амурные похождения никак не влияли на его распорядок дня, и теперь он решил несколько дней не видеться с Маурой. Если ей будет так уж его не хватать, она сама, возможно, придет к нему.
Виконт мурлыкал что-то себе под нос, когда услышал тихий скрип двери. Вот уж кого он совсем не ожидал увидеть у себя в спальне, так это леди Уоррингтон.
– Черт возьми! Как вы сюда попали?
Мгновенно заметив, что из одежды на виконте одни панталоны, Жоржетта неторопливо вошла в комнату.
– Должна признать, что без малейшего труда. Дунли поверил, что ты нанял меня на сегодняшний день.
Она двинулась в глубь комнаты, обходя Эверода, но он повернулся вслед за нею, не спуская с Жоржетты глаз, словно вдруг обнаружил в комнате ядовитую змею.
– Нет, Эверод, честно: мне очень хочется узнать, чем ты занимаешься с женщинами, которых нанимаешь за деньги?
– В шашки играю, – насмешливо бросил Эверод, а про себя обругал последними словами камердинера, который впустил в дом единственную женщину, которую виконт готов был задушить собственными руками. – Дунли это даром не пройдет. Я хорошо плачу ему как раз за то, чтобы он не впускал в дом кого попало. – Виконт адресовал Жоржетте презрительную усмешку. – Если вам интересно, какого я о вас мнения, скажу, что уличных шлюх я ставлю выше вас, леди Уоррингтон.
Она вздохнула и покачала грудями, чтобы Эверод мог их как следует разглядеть.
– Тихо, тихо, милый мой. Если ты не забыл, вкусы у меня весьма извращенные: жестокость в мужчине только возбуждает меня. – И она хотела было погладить его, но Эверод перехватил ее руку.
– То-то и оно. Поэтому вы уйдете прямо сейчас. – И, преодолевая ее сопротивление, потащил Жоржетту к двери. – Я с большим удовольствием наподдам тебе под зад, и ты вылетишь прямо на мостовую.
Жоржетта впилась зубами в его руку и таким образом вновь обрела свободу. Она проворно подбежала к двери и захлопнула ее. Эверод немного опоздал: она уже заперла дверь на замок, а ключ опустила к себе за корсаж.
Его мачеха оперлась о косяк и злорадно засмеялась.
– Тварь продажная! – Эверод с силой ударил кулаком по двери рядом с ее головой. – Как тебе только удается так долго морочить отца? Я-то разглядел тебя насквозь, когда мне было пятнадцать лет!
– Уоррингтон меня боготворит. Я выполняю любой его каприз, и он обращается со мной как с королевой, – ответила Жоржетта, и ее голубые глаза загорелись торжеством.
– А ты тем временем тайком укладываешь в постель всякого мужчину, какого тебе заблагорассудится, – сказал Эверод дрожащим от отвращения голосом.
Лицо Жоржетты смягчилось, на нем промелькнуло что-то похожее на боль.
– Когда-то я захотела тебя, Эверод. Ты был таким красивым мальчиком! Когда твой отец привез меня в поместье, ты тоже на меня засматривался. Ты мечтал обо мне по ночам, оставаясь один в своей спальне? Поглаживал свой член, а яички тем временем становились твердыми в предвкушении скорого освобождения… и тебе хотелось, чтобы ты, а не твой отец драл меня в тот миг?
Эверод задрожал от ярости. По крайней мере, ему самому хотелось думать, что это была ярость. Когда он в последний раз стоял так близко к Жоржетте, она довела его до того, что он задрал ее юбки, пока она расстегивала его панталоны. Сгорая от похоти, она раздвинула бедра, и он предал своего отца, ни на миг не задумавшись о последствиях. Жоржетта умела вести себя так, что у мужчин ум заходил за разум. Не попадись они тогда на глаза Мауре и отцу, интересно, как глубоко запустила бы в его тело Жоржетта свои ядовитые когти?
Если знать, где искать, на его спине до сих пор можно было обнаружить слабые отметинки, оставленные ее ногтями, когда она извивалась и содрогалась в его объятиях. Его детородный орган зашевелился, когда Эверод ясно представил себе, как неистово он входил в нее. Напуганный тем, что может возбудиться, виконт отодвинулся от Жоржетты подальше.
– Что тебе нужно, Жоржетта?
Поверив, что ей удалось взять над ним верх, она перешла в наступление.
– Я предлагаю перемирие, Эверод.
– С чего бы это вдруг?
– А почему бы и нет? – Она изящно повела плечами. – Нам нет нужды лгать друг другу. Ты же знаешь, что, если бы Уоррингтон не узнал тогда о нашей взаимной любви, ты бы доныне приходил в мою спальню.
Эверод откровенно рассмеялся такой самоуверенности.
– Ты была моей первой возлюбленной, Жоржетта. С тех пор у меня в постели побывали другие – и красивее, и бойчее, и, уж конечно, умнее тебя.
Эверод тут же подумал о Мауре, вспомнил, как сладко и легко она вздыхала, вздрагивая в его объятиях. За одну ночь с Маурой он охотно отдал бы тысячу ночей с искушенной Жоржеттой, вместе со всеми ее макиавеллиевскими приемами соблазнения.
– Мне теперь трудно даже припомнить, чем ты вообще меня тогда привлекла.
– Ты об отце думаешь? – спросила Жоржетта, предполагая, что она понимает Эверода. – Мы были неосторожны. Он мог бы так никогда и не узнать о нашем свидании.
Бесстыдно придвинувшись к нему, она прижала нос к груди Эверода и глубоко вдохнула. Из горла у нее вырвался тихий возглас наслаждения. Он схватил ее за плечи и оттолкнул. И тут же почувствовал ее язык на своем соске.
– Нет, Жоржетта, – холодно сказал Эверод. – Я говорю не об отце, а о тебе и о том, что ты сделала со мной… и с моей семьей.
– Конечно, – отвечала она с печальной миной. – Ты во всем винишь меня.
Эверод зажмурил глаза, силясь не выйти из себя.
– Мне жаль тебя, Жоржетта. Просто не понимаю, как твоей племяннице удалось остаться такой бесхитростной, если ее воспитывала такая властолюбивая дьяволица.
– Только не трогай Мауру! – крикнула Жоржетта, отходя подальше от Эверода.
То была первая искренняя фраза, которую он сумел вытянуть из нее.
– А что? Или ты боишься, что я могу запятнать единственную живую душу, которая любит тебя искренне? Боишься, что я могу переубедить ее и она станет тебя ненавидеть?
Должно быть, он отчасти угадал. Томное выражение лица, с которым Жоржетта пыталась искушать его, напрочь исчезло. Перед Эверодом стояла леди Уоррингтон, враждебная и готовая к схватке.
– У меня свои виды на Мауру. И не смей мне мешать! Если ты встанешь на моем пути, я сумею тебе досадить – через Уоррингтона и любого, кто только подвернется!
Жоржетта пискнула: рука Эверода внезапно взметнулась и ухватила ее за горло. Он толкал ее, пока она не ударилась затылком о филенку двери. Ногти у нее были упрятаны в лайковые перчатки, так что все бешеные старания освободиться от его хватки ни к чему не привели. Эверод склонил голову набок и внимательно разглядывал ту, которую он считал воплощением зла.
Красота ее была смертельно опасной приманкой.
К счастью, ему она уже не страшна.
– Отцу надо было бы перерезать твою глотку, когда он оторвал нас друг от друга, леди Уоррингтон. – Виконт придвинулся ближе, удовлетворенный выражением страха, который он вселил в нее. – Если же он так глуп, что доныне любит тебя, значит, он заслуживает своей участи. Но вот что запомни: если ты еще раз попытаешься ко мне приставать или причинить зло мне либо моим друзьям, я приду по твою душу. И никто не сможет тебя защитить. Когда я сделаю свое дело, у тебя останется шрам под стать моему.
Эверод запрокинул голову, чтобы хорошо было видно ужасное напоминание о том, чего стоила ему любовь Жоржетты. Графиня бессильно всхлипнула. Не отпуская ее горла, Эверод бесстрастно запустил другую руку ей за корсаж, достал ключ и покачал им перед ее расширившимися глазами.
– Теперь можешь уходить.
Жоржетта вырвала ключ из его пальцев, обожгла виконта злобным взглядом и вставила ключ в замочную скважину. Еще мгновение – и дверь отворилась.
– Надеюсь, какая-нибудь из твоих шлюх наградит тебя французской болезнью[20]20
Сифилис.
[Закрыть], подонок, – сказала она, тяжело дыша от едва сдерживаемой злости. – И не смей приближаться к Мауре!
– Поздно! – пробормотал Эверод слишком тихо, чтобы Жоржетта могла разобрать. Прислонившись к косяку двери, виконт равнодушно смотрел, как леди Уоррингтон прошествовала вниз по лестнице, чтобы навсегда исчезнуть из его жизни.
– Маура моя, и делать я с ней буду все, что захочу.
Глава 18
Короткий стук в дверь.
Маура, свернувшаяся калачиком на постели, посмотрела в ту сторону. Кто мог ее побеспокоить? Тетушка Жоржетта велела ей спать до самого вечера. Даже камеристке приказано было не тревожить Мауру.
Здесь, в Лондоне, они ложились поздно, и такой распорядок дня сказывался на всех. Граф болел уже больше недели. Он по-прежнему жаловался на слабость во всем теле и тупую боль в груди. Из-за болезни он уже несколько раз пропустил их выезды.
Тетушка забеспокоилась. Опасаясь, что болезнь мужа свалит с ног всю прислугу, она целыми днями не выходила с кухни, варила одно из своих любимых лекарств – в таком количестве, чтобы хватило на всех домочадцев. Она велела отнести Мауре в спальню чашку чаю и один гренок с маслом и джемом, дабы ей легче было принять горький травяной отвар.
Маура разок-другой откусила от гренка и добросовестно выпила две ложки тетушкиного укрепляющего, потому что никакие отказы не принимались. Тетушка Жоржетта так или иначе всегда добивалась своего. Дверь задрожала от нового удара. Маура встала посмотреть, кто это такой храбрый нарушает категорические распоряжения тетушки.
Она отворила дверь.
На пороге никого не было. Маура удивилась, высунула голову наружу и окинула коридор внимательным взглядом. Там было совершенно пусто. Это что, шутка? Она зевнула, отступила назад в комнату и затворила дверь.
Но не успела девушка повернуться, как стук раздался вновь.
Резко распахнув дверь, Маура надеялась поймать шутника и открыла рот, едва сдержав крик: в дверном проеме стоял Эверод. Виконт мгновенно закрыл ей рот рукой и легонько толкнул назад, в спальню.
Маура не могла прийти в себя от изумления, пока он закрывал и запирал дверь. Он среди бела дня прокрался в лондонский особняк Уоррингтонов! Дерзость этого человека граничила с безрассудством.
– Как ты сумел пробраться в дом незамеченным? – спросила она шепотом.
Эверод снял шляпу и небрежно бросил на туалетный столик. За шляпой последовали перчатки. Ленивым взглядом он смотрел, как Маура пятится от него.
– Да на удивление просто: прошел через сад и вошел в дверь.
– Ты что, ума решился? Идти на такой риск! – стала выговаривать ему Маура. – А если бы тебя заметил кто-то из прислуги?
В янтарно-зеленых глазах зажегся огонек: она была полуодета. Ей ведь полагалось спать, вот она и была в одной ночной сорочке. Мауре вспомнилось, как совсем недавно он застал ее одну, одетую только в пеньюар.
По ее телу пробежала дрожь.
– Я вошел неслышно, как опытный взломщик, любовь моя, – сказал Эверод, подходя ближе; Маура отступала, пока не уперлась в один из столбиков своей кровати.
– Если бы тебя увидели, твой отец позвал бы констебля и тебя обвинили бы в посягательстве на чужое жилище, – настаивала она охрипшим от волнения голосом.
Эверод запустил пальцы в ее длинные волосы; Маура не отстранилась. Эверод наклонился и вдохнул аромат вьющихся локонов.
– Ну как можно говорить о посягательстве на чужое жилище, если со временем все это будет принадлежать мне?
Спорить с такой логикой было трудно. Сердечко Мауры забилось быстрее, когда она ощутила на своей щеке его губы.
– Для чего было рисковать столь необдуманно?
– Чтобы увидеть тебя. – Эверод улыбнулся, глядя в ее широко раскрытые глаза.
Маура толкнула его в грудь, но этот мужчина был слишком крепок, чтобы сдвинуть его с места так легко.
– Мы бы все равно увиделись на балу у лорда и леди Керстинг.
Эверод провел пальцами по ее соску, выступавшему под сорочкой.
– Да ведь там было бы совсем не то, что здесь, – промурлыкал он, прильнув к ее губам.
Его поцелуй был требовательным. Окончательно побежденная этим аргументом, Маура прижалась к виконту. Когда она осторожно прикоснулась к его языку своим, Эверод принял ее капитуляцию и весь погрузился в поцелуй. Он накрыл рукой ее левую грудь и сжал посильнее. На нежной коже еще оставались следы их предыдущего свидания.
Он оторвался от ее губ и наклонился ниже, к той части груди, которая не была прикрыта сорочкой.
– Назови меня по имени.
– Эверод, – нежно вымолвила Маура, инстинктивно поглядывая с опаской на дверь.
Виконт отвлекся от поцелуев и посмотрел на девушку с досадой.
– Нет, по имени. Так, как ты назвала меня, когда я дарил тебе наслаждение, – тогда я добился, чтобы твои сладкие уста произнесли его. – Он взялся за подол ее сорочки и стал заворачивать его.
– Таунсенд, – поспешно сказала Маура в надежде, что он перестанет искушать ее и отпустит сорочку.
Он сорвал сорочку через голову.
– Не надо!
На этот возглас Эверод ответил волчьей усмешкой. Маура скрестила руки на груди. Эверод вытянул сорочку в длину, потом скатал ее наподобие веревки.
– Как ты думаешь, кто победит в этой борьбе?
Он схватил Мауру за запястья, обмотал их тканью сорочки и закрепил узлом. Затем поднял ее руки над головой.
– А вот что еще важнее: ты и вправду хочешь сопротивляться мне?
Пропуская возражения мимо ушей, он привязал ее руки к столбикам кровати. Маура рванулась и убедилась, что узел завязан на совесть. Под жарким взглядом виконта она затрепетала.
– Таунсенд, развяжи! А вдруг кто-нибудь решит войти?
– Если только ты не ожидала моего визита…
– Ха-ха! У тебя и впрямь богатое воображение!
Усмехнувшись ее раздражению, Эверод погладил руками каждый изгиб ее тела.
– Ты была неодета, и из этого я заключил, что тебе полагалось спать. И я абсолютно уверен, что слугам строго-настрого запретили тебя беспокоить, – уверенно сказал он, показывая, что хорошо знаком с порядками в этом доме.
– Что ты делаешь? – возмущенно спросила Маура, повышая голос, когда он опустился перед ней на колени. Его губы приблизились к кустику волос на лобке.
– Все, что только пожелаю, – ответил Эверод, придерживая ее руками за бедра.
Маура вновь проверила узлы на прочность. Он ухитрился привязать ее, не причинив боли, но освободиться она сможет лишь тогда, когда это будет угодно Эвероду. Девушка облизнула пересохшие губы.
– Довольно игр, – простонала она, когда он запечатлел поцелуй на ее животе и поднялся. – Если ты думаешь оставить меня в этом крайне неподобающем положении, чтобы меня вот так и застала камеристка, то я…
Его проворные пальцы уже потянулись, чтобы развязать галстук, когда краем глаза виконт заметил на туалетном столике поднос.
– Помолчи! – Он развязал узел, и длинные концы галстука свесились на рубашку. – Что это у нас здесь? – Он взял в руки флакончик зеленого стекла, стоявший рядом с чайником.
Маура топнула ногой:
– То, что ты видишь. Тетушка Жоржетта боится, как бы вся прислуга не заболела тем же, что и твой отец. Она настояла, чтобы все пили ее укрепляющий отвар.
– Так, значит, она по-прежнему возится со своими колдовскими зельями, да? – заметил Эверод, быстро поставив флакончик на место. – А это что?
– Клубничный джем, дурачок! – Маура обхватила пальцами столбик кровати и потрясла его. – Если ты проголодался, я попрошу, чтобы принесли еще один поднос.
Под его пристальным взглядом ей стало не по себе. Эверод с кувшинчиком джема вернулся к ней.
– Зачем же поднос, когда передо мной такое соблазнительное пиршество?
Он поставил джем на краешек кровати. Не сводя с ее лица неповторимых янтарно-зеленых глаз, виконт снял кожаный ремешочек, который перехватывал на затылке его волосы. У Мауры непроизвольно напряглись и затвердели до боли соски, когда она вспомнила, как эти длинные волосы щекотали ее груди в прошлый раз.
Эверод тоже вспомнил, как она отвечала тогда на его прикосновения, и взял ее за грудь.
– Такая нежная! Ведь когда я кладу руки вот так, ты отвечаешь мне без обмана, правда?
Кажется, ее тело никогда не было равнодушным к его близости. К его прикосновениям. Когда его рука упала, отпустив ее грудь, Маура огорчилась.
– Отвяжи, и я тебе докажу! – Маура смотрела, как Эверод снимает и кладет на кровать сперва сюртук, а за ним и рубашку.
– Потом, потом, – сказал виконт и рассмеялся, когда она тихонько зарычала. Он ухватился за противоположный столбик и снял обувь.
– Из тебя получится отличная жертва, Маура. Какая жалость, что я не поклоняюсь какому-нибудь древнему богу – им как раз такие и требовались.
Эверод отстегнул от своих панталон подтяжки, панталоны свалились с талии и повисли низко на бедрах. В просвете между штанинами Мауре теперь стали видны заманчиво курчавившиеся темные волосы. Он возбужден, и ему больно, если судить по тому, как надулись спереди панталоны. Эверод, однако, раздевался не спеша, как будто весь день до вечера был в его распоряжении и он мог все это время играть с ней вволю.
– Ну если ты решил отложить сегодня жертвоприношение, то что же ты намерен делать? – спросила Маура, с любопытством переводя взгляд на кувшинчик с джемом, стоявший на кровати.
Эверод усмехнулся, взял кувшинчик и запустил в него палец, а затем поднес этот палец, обмазанный клубничным джемом, к своим губам.
– М-м-м… Честное слово, иногда я могу быть изобретательным. – Он запустил в джем всю пятерню.
– Эверод! – завизжала Маура, когда он покрыл липким джемом ее левый сосок. – Не надо этого, не надо! Ты слишком далеко заходишь!
– Ты поистине удивишься, каким дерзким я могу быть с покладистой дамой, привязанной к кровати, – парировал он с преувеличенной учтивостью.
Но виконт еще не закончил разукрашивать ее тело. Размазав джем и по правому соску, он снова окунул два пальца в кувшинчик и нарисовал замысловатый узор вдоль ее живота, до устланного курчавыми волосками лобка.
– Ну, довольно, – потребовала Маура, но ее строгий приказ был сведен на нет ухмылкой Эверода, с которой он потянулся к ее пупку, чтобы слизать улику.
– Нынче вечером из-за твоих мерзких проделок моему платью не потребуются ни ленты, ни булавки.
Эверод поднялся с колен, не обращая внимания на то, что ее перепачканные джемом соски оставили липкие следы и на его собственной груди.
– Джем очень вкусный. Попробуй сама. – Он водил пальцем по ее губе до тех пор, пока девушка не открыла рот.
Маура с закрытыми глазами смаковала сладкий клубничный джем. Посасывая липкие пальцы Эверода, она издала стон. Он расслышал этот призывный звук, и игривое выражение на его лице тут же сменилось серьезным. Он убрал пальцы и накрыл ее уста своими. Их языки начали свой нежный танец.
– Все-таки я привыкла к тому, что джем намазывают на гренок, – пробормотала Маура, с трудом прерывая поцелуй.
– Гренок слишком сухой, – отозвался Эверод, покрывая ее уста быстрыми легкими поцелуями. Он снова встал перед ней на колени. – И это скучно.
Он слегка укусил ее грудь, прежде чем накрыть своими губами сосок и окружающую его нежную кожицу. Маура слегка дрожала, ухватившись за столбик кровати, а Эверод вовсю слизывал языком клубничный джем с ее груди.
– Твое тело придает джему ни с чем не сравнимый вкус, – пробормотал он, а его губы и жаркое дыхание двинулись вниз. – У тебя местами солоноватый вкус, местами же бесспорно острый.
Виконт запустил пальцы в кувшинчик и поставил его на пол.
– У меня предрасположенность к экспериментам, и я буду искать до тех пор, пока не найду тот единственный вкус, который удовлетворит мой лютый голод. – Он осторожно, чтобы не спугнуть Мауру, положил руку повыше ее колена, и она почувствовала, к чему он стремится, еще раньше, чем Эверод развел в стороны ее нижние губы.
При первом же прикосновении прохладного липкого джема к тому комочку плоти, который прятался в ее женских складках, Маура выгнулась и ударилась затылком о столбик кровати. За пальцами Эверода последовал его ловкий язык, слизывавший десерт.
От нестерпимого желания тело Мауры трепетало, она выгнулась дугой навстречу Эвероду, утроба ее сжалась в сладостном томлении. Если раньше она ощущала лишь легкое возбуждение, то теперь из ее тела словно забил скрытый там горячий источник. Будь у нее свободны руки, Маура запустила бы сейчас пальцы в волосы Эверода и прижала бы его лицо к себе посильнее, чтобы он глубже проникал внутрь.
– Таунсенд! – прошептала она и вздохнула, когда его пальцы развели в стороны складки промежности, стремясь к ее женской глубине.
Эверод вытер свои влажные губы о плечо.
– Вкус острый и умиротворяющий, сладкий, медовый, – сказал он. Его большой палец в это время потирал промежность, доставляя Мауре мучительное удовольствие. – Amor Veneris, vel dulcedo, как назвал это потаенное женское сокровище Маттео Коломбо[22]22
Маттео Реальдо Коломбо – итальянский врач середины XVI в., профессор анатомии; открыл роль клитора в достижении полового удовлетворения.
[Закрыть]. Подобная красота вкупе с нежными возгласами наслаждения, издаваемыми женщиной, способна подвигнуть мужчину на поэтическую хвалу своему открытию.
С этими словами он поднял правую ногу Мауры и положил себе на плечо. Небольшое изменение в позе вынудило девушку шире развести ноги, и теперь Эверод обладал полной властью над тем наслаждением, какое он извлекал из ее тела.
Ах, это наслаждение!
Маура тщетно пыталась ослабить путы, связывавшие ей руки. Эверод лучше, чем она сама, понимал все секреты ее тела. Он облизал углубление возле ее бедра, и ее охватила дрожь. Он исследовал и дразнил языком нежную атласную кожу между нижними губами, доводя Мауру до грани безумия. Она готова была предложить ему все, что угодно.
– Все, что угодно, – произнесла она вслух, задыхаясь и всхлипывая.
Они оба понимали, о чем она просит, нет, умоляет его.
Только Эверод был в силах снять то напряжение, которое он сам сознательно создал в ее существе. Двигая бедрами в согласии с движениями его ищущего рта и умелых пальцев, Маура прикусила губу, чтобы не закричать, когда на нее накатила первая волна наслаждения. Эверод вздрогнул от этого приглушенного крика. Обхватив ее бедра обеими руками, он жадно приник языком к источнику этих восхитительных ощущений, упиваясь ее возбуждением, как ненасытный хищник.
Чтобы не упасть, Маура ухватилась за столбик кровати. Сдавшись на милость победителя, она закрыла глаза, позволяя волнам наслаждения раз за разом сотрясать ее тело.
Изнемогая от беспощадной атаки, Маура смутно, как во сне, видела: неутомимый воин Эверод встает и сбрасывает с себя панталоны.
Толстый стержень его подрагивает от непреодолимой жажды завоеваний.
Вместо того чтобы отвязать Мауру, Эверод повернул ее лицом к столбикам. Он пристроил ее правое колено на мягком матрасе, а сам тем временем направил свое вздыбившееся естество вдоль складок ее ягодиц, пока не нашел искомую жаркую расселину.
