Текст книги "Крылья любви"
Автор книги: Барбара Мецгер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
Глава 6
Не быть беременной? В таком случае не было бы и необходимости выходить замуж за лорда Ардета. Его теория интересна, но не имеет ничего общего с действительностью. Собственный опыт Джини свидетельствовал, что мужчины берут, а женщины отдают. Такова реальная жизнь, а не какие-то воздушные замки.
Джини взяла бокал с вином, который протянул ей граф, и спросила:
– А как насчет браков, заключаемых в интересах взаимной выгоды, или о династических союзах, единственная цель которых рождение наследников трона, титула или богатства?
Ардет сделал глоток из своего бокала, смакуя вкус вина после неимоверно долгого воздержания.
– В конечном счете все это ничего не значит. Элгин Маклин не увидит своего сына. А что вы скажете о французских Людовиках, английских Генрихах, египетских Рамзесах? Где они теперь? – Он мог бы в точности сообщить, где они, однако дело было не в этом. – Ваш собственный принц-регент не имеет наследника вопреки всем его политическим уловкам и маневрированию. Англия это переживет.
– А браки по расчету, при которых происходит слияние крупных состояний? Вы сами очень богатый человек. Разве вы не хотите, чтобы ваша плоть и кровь унаследовала эти средства?
Он пожал плечами.
– Я уже начал строить планы насчет своих денег. Основал благотворительный фонд для вдов и сирот тех солдат, которых мы не могли спасти. Намерен строить школы, больницы и так далее. Не беспокойтесь, вы будете хорошо обеспечены, как я и обещал. Денег достаточно, чтобы сделать много добра.
Джини была так поражена, что едва не уронила бокал с вином.
– Вы хотите пожертвовать всеми вашими деньгами?
– Только не вашу часть, но, в общем, да.
– Вы очень необычный человек.
Он рассмеялся скорее всего над самим собой, чем над чем-то еще.
– Вы даже наполовину не представляете, насколько это верно.
– Вы видите то, что другим видеть не дано. – Джини дотронулась до своего живота. – Вы говорите иначе, нежели другие люди, и думаете по-другому, чем все, кого я знаю. Женщины должны иметь право выбора. Деньги следует тратить. Наследники не имеют значения. Я знаю, что вы побывали в разных странах, но я не слышала о существовании подобных взглядов в каком-либо обществе. Кто же вы?
Ворон, который дремал, сунув голову под крыло, на одном из столбиков кровати, вдруг встрепенулся и заморгал глазами.
– Вестник Смерти, – пробормотал он и повторил: – Вестник Смерти.
Ардет поглядел на гремлина с угрозой, и тот, распушив перья, снова погрузился в сон.
– Этот паразит хотел сказать «чтец человеков», – попытался выйти из положения граф. – Я до чрезвычайности большой любитель читать философские сочинения. В результате я и решил стать человеком чести, как уже говорил вам. Тем, который пытается найти свою потерянную душу, если в этом есть какой-то смысл.
– То есть спасти свою душу, вы говорите об этом?
– Нет, моя душа была потеряна давно, вместе с песочными часами. Но я найду их. Тогда я обрету свободу, если смогу исправиться.
Джини он казался таким благородным, таким самоотверженным и честным, что ей даже трудно было поверить в это.
– Возможно, вы не всегда вели себя как джентльмен, оттого и должны искупать свою вину?
– Как джентльмен? Я им никогда не был. – Он посмотрел на свои руки, на пальцы с ухоженными, отполированными ногтями. В далеком прошлом руки эти сжимали палаш, боевой топор и булаву. – К моему великому сожалению.
– Вы отнимали у людей жизнь? – предположила она.
– Слишком много, чтобы сосчитать.
– Но вы и спасали людей. Я сама это видела.
– Немногих.
– Может, вы служили наемником в войсках разных стран, когда скитались по свету? И разбогатели, продавая свой меч за золото?
– Я начинал как воин, сражаюсь за землю, золото и влияние. Потом я сделался кем-то вроде сборщика налогов, обладая такой властью, которую трудно себе представить.
– Вы обладаете большой внутренней силой. – Джини ни разу не видела его слабым или нерешительным. Случалось, что он злился на ворона, но никогда не кричал на него и не бил шалую птицу, как сделал бы Элгин. – Я не могу представить себе человека, кроме разве что члена королевской семьи, наделенного столь значительной и явно врожденной властностью.
Небрежным жестом Ардет отмахнулся от этих ее слов и сказал:
– Мне не с кем сравнить тех, кому я служил.
Джини ему не поверила. Она читала книги о разных странах, об их правителях – царях, султанах, сатрапах. С ее точки зрения, граф Ардет был гораздо более величественным по сравнению с ними. Однако вспомнив о султанах, Джини вспомнила и о гаремах.
– Я хотела бы узнать о женщинах в вашей жизни.
Поскольку граф начал отвечать на ее вопросы, Джини вдруг обнаружила, что их у нее очень много.
– К моему сожалению, я сражался и за обладание молодыми девушками, причем обладал многими, хотели они того или нет. Но клянусь, я давно покончил с такого рода злодеяниями.
– А как относилась к вам ваша первая жена? И вы к ней?
– Она очень редко испытывала желание близости со мной. – Ардет не мог вспомнить даже цвет ее глаз, помнил только, что они у нее вечно были красными от слез. – Вы, наверное, хотели узнать, изменял ли я ей с другими женщинами. Сказать по правде, я не был для нее заботливым и верным мужем во время нашего очень недолгого брака.
– Что стало с ней?
Ардет не имел об этом ни малейшего представления, но ответил просто:
– Она умерла. – Он вернулся к окну и переменил тему разговора. – Позволю себе спросить, нравилось ли вам заниматься любовью с вашим Элгином?
– Помилуйте, это совсем не подходящая тема для обсуждения.
– А мои грехи?
Он был прав. Джини задолжала ему честный ответ и откровенное объяснение.
– Элгин любил меня не больше, чем я его. Я начала привыкать к нашему браку. Он – нет. – Джини не видела смысла особо углубляться в свое прошлое. Ее сейчас занимало будущее, и прежде всего эта ночь. – Вы сказали, что женщина должна полюбить, прежде чем… осуществить брачные отношения.
Ардет снова подошел к креслу у камина, в котором сидела Джини, и посмотрел на нее сверху вниз.
– Это не совсем то, что я сказал. Кажется ли вам – хотя бы в какой-то мере, что вы испытываете ко мне любовное чувство?
Джини не знала, что ответить. Немыслимо сообщить человеку, за которым она замужем меньше суток, что он то и дело ставит ее в тупик, мало того, ошеломляет, и что от этого у нее порой леденеет кровь! Вместо этого она сказала:
– Я не это имела в виду. Я просто хотела понять, удовлетворяет ли вашему условию взаимное влечение.
Он опустился на колени возле кресла и взял руку Джини в свою.
– Вы говорите о том, что испытываете ко мне бурную, неистовую страсть?
Джини вырвала у него свою руку с громким возгласом:
– Нет!
– Проклятие.
Он не казался разгневанным или разочарованным, и Джини позволила любопытству взять над собой верх.
– Боже правый, неужели леди испытывают бурную, неистовую страсть?
– Испытывают в объятиях хорошего любовника. Это именуется вожделением, и это одна из основных и наиболее распространенных эмоций смертных людей.
– Простите, что ввела вас в заблуждение…
Он рассмеялся:
– Я просто поддразнивал вас. Неужели вы считаете, что я верю, будто вы жаждете разделить со мной ложе, если вы от моего прикосновения шарахаетесь, словно пугливый жеребенок? Впрочем, я полагаю, что не отвергнул бы вас, если бы вы, обуреваемая страстью, умоляли меня о близости. Ведь я всего лишь человек, в конце концов.
Он снова усмехнулся, но Джини не была склонна к юмору в эту минуту.
– Я тоже давала обеты, – заговорила она, – понимая, что интимные отношения составляют неотъемлемую составляющую брака. Я намерена соблюдать свое слово также твердо, как вы свое.
– Без любви и влечения? Я не стал бы просить вас об этом. О чем я прошу вас, так это о помощи, но помощи не из чувства долга, послушания или добродетели.
– Но ведь вы граф, влиятельный человек. Чем я могла бы вам помочь?
– Вы можете помочь мне тратить деньги, например. Указать правильный путь для этого. – Он уселся во второе из двух кресел в комнате, которое стояло у письменного стола, заваленного его деловыми бумагами. – Видите, сколько всего предстоит уладить? Так давайте, леди Ардет, расслабьтесь, и потолкуем о том, что требуется. Ведь вы гораздо больше, чем я, знаете о школах и приютах для найденышей.
Несмотря на свои прежние, вполне искренние намерения, Джини почувствовала облегчение от того, что ее освободили от супружеских обязанностей, хотя Ардет был намного красивее Элгина. Ее, сказать по правде, влекло к нему, завораживало внешнее изящество в сочетании со скрытой силой. Она невольно подумала еще и о том, что спрятано от постороннего взгляда его одеждой, и о том, распространяются ли изысканные манеры графа на его поведение в постели, на большой кровати, которая занимала немалое место в номере. С нарочитой серьезностью принялась она читать документы, которые вручил ей граф. И вынуждена была признаться себе, что она в восторге от того, что может быть его советчицей в благотворительных и финансовых делах. Элгин ограничивался лишь тем, что иногда показывал ей какие-нибудь счета, и к тому же он все деньги до последнего пенса тратил только на себя.
После целого часа разговоров и принятия решений Джини ощущала себя кем-то вроде партнера, скорее даже не женой, а помощницей, достойной внести свой вклад в улучшение их совместной жизни. Возможно, ее муж настолько же сумасшедший, насколько филантроп, но Джини не могла припомнить, чтобы она хоть когда-то чувствовала себя такой удовлетворенной, такой нужной своим участием в важном деле.
– Это самый лучший способ провести первую брачную ночь, – заявила она, но тут же хлопнула себя ладонью по губам, сообразив, что сказала.
Но Ардет только рассмеялся и взял у нее лист бумаги с записями, сделанными ее рукой.
– Какой же я глупец, что почти забыл об этом. Ведь и в самом деле это наша первая брачная ночь, во время которой я должен был думать о своей очаровательной новобрачной, а не о сухих цифрах.
– Мне, наверное, пора идти. Если мы должны отплыть рано утром…
– Корабль поднимет паруса, когда мы будем готовы, не ранее того. Но погодите, я ведь хотел бы узнать, чего вы хотите для себя лично, поскольку уже знаю, какую часть моего состояния могу истратить на благотворительность.
Джини теперь уже представляла себе, насколько велико его состояние, и поняла, что он снова ее поддразнивает. За всю свою жизнь она не могла бы потратить даже десятую его часть.
– Что вам больше всего нравится? Драгоценности? Произведения искусства? Оранжереи, полные экзотических цветов? Скажите мне.
– Мне нравится идея превратить работные дома в учебные мастерские, где бедные люди могли бы обучаться какому-нибудь ремеслу по их выбору.
– Нет, я имел в виду, задавая свой вопрос, ваше желание получить что-то нужное и приятное вам самой, кроме, разумеется, нового гардероба, который обновить необходимо соответственно временам года и неизбежным переменам в вашей наружности. У нас теперь два дома… или, кажется, даже три? Полагаю, они битком набиты ценными предметами, и в каждом есть сейф, полный семейных драгоценностей. На что еще вы хотели бы потратить деньги теперь, когда у вас есть такая возможность? Ведь я подарил вам всего лишь простое золотое кольцо.
Джини намеревалась подарить ему свое тело.
– Я ничего не подарила вам, – сказала она.
– Само собой, подарили. Вы научили меня смеяться. Теперь ваш черед. Говорите.
Джини задумалась. Еще недавно она всего лишь хотела, чтобы ее вдовье содержание поступало регулярно, чтобы мясник не отказывал ей в кредите. Новая лента, которая освежила бы старое платье, была для нее редкой роскошью. Теперь она могла получить что угодно – все, что можно купить за деньги.
Ардет подбросил угля в затухающий огонь камина.
– Уверен, что вы о чем-то мечтали, подрастая, не правда ли?
О любви родителей, о дружбе с сестрой? Этого он не мог бы купить для нее.
– Я очень хотела собственного пони, но у нас с сестрой был один на двоих.
– Это проще простого. Я вообще намерен заполнить конюшни. Вы можете выбрать любое верховое животное по своему вкусу. Что еще?
– Ну… я когда-то мечтала о путешествиях, однако необходимость следовать за армией излечила меня от этого, как мне кажется. – Ардет понимающе кивнул. Джини продолжала: – Я думаю, что вы повидали очень много, посетили самые замечательные места на земле. Если бы это было возможно, я хотела бы увидеть великие пирамиды.
– О нет, они бы вам не понравились. Бесконечные песчаные бури и саранча.
– Тогда Альпы. Говорят, что они вызывают благоговение.
– Груды камня. Лавины.
– Индия с ее пестрыми базарами и торговлей пряностями.
– Хуже не придумаешь. Гибельные засухи сменяются не менее гибельными наводнениями. Африка тоже не лучше. Мириады насекомых и массовые эпидемии. Помимо всего прочего, посещение всех этих мест чревато серьезными опасностями. Ураганы, циклоны, кораблекрушения во множестве, не говоря уже о пиратах и мятежах.
Джини не удержалась от смеха.
– А как насчет Луны?
– Никто еще не удосужился умереть там. Пока. Вам будет куда безопаснее в Англии.
Она все еще посмеивалась, считая, что Ардет снова шутит.
– Как случилось, что вы объехали чуть ли не весь мир и нигде не нашли ничего, кроме смерти и разрушения? Неужели вы были так заняты, что не видели ничего прекрасного?
Ардет посмотрел на Джини. Огонь горел у нее за спиной, и оттого ее пеньюар сделался почти совсем прозрачным. Он видел волнующую форму ее округлых грудей, розовый цвет сосков. Золотистые волосы Джини закудрявились от жары в комнате и обрамляли ее прелестное лицо сияющим ореолом. Мягкие губы сложились в улыбку. Для него.
– Не думаю, чтобы я видел когда-нибудь нечто более красивое, чем вижу сейчас.
– О, вы не должны платить мне испанской монетой, как у нас иногда называют откровенную лесть. – Улыбка исчезла с губ Джини. – Это не входило в условия нашей сделки. – Она начала подниматься из кресла.
– Пожалуйста, останьтесь.
– Уже очень поздно. К тому же здесь слишком жарко для меня. – Половина существа Джини хотела остаться, чтобы слушать его забавные глупости, чтобы видеть восхищение в его черных глазах. Вторая половина, более разумная, хотела удалиться. Разум проиграл. – Быть может, вы могли бы открыть окно?
Вместо этого он щелкнул пальцами, из которых на мгновение вылетел огонь.
– Это всего лишь глупый салонный фокус! – воскликнул Ардет в ответ на то, что Джини шарахнулась от него в испуге. – Каждый на это способен, – добавил он, уже обращаясь к двери, которая захлопнулась за Джини. Потом он начал ругаться и делал это долго и громко на многих языках. И мог бы так ругаться всю ночь, не повторяясь, столько грязных проклятий и невероятных словосочетаний он знал. В конце концов, весьма немногие приветствовали его появление добрым словом.
Разочарование было для него новым ощущением, но он предпочел бы обойтись без него. Он пнул ногой кровать и снова выругался – от боли.
Его шумное негодование разбудило гремлина-ворона. Тот повернул голову и уставился на Ардета глазами-бусинками.
– Только посмей заговорить! – проворчал Ардет.
Глава 7
Остальная часть свадебного путешествия – окончание армейской жизни, избавление от отчаяния и возвращение к обычной жизни – прошла без особых происшествий.
Ардет занимался покупкой лошадей, своими документами и встречами с целой кучей курьеров, сборщиков необходимой информации и откровенных шпионов. Он планировал свой приезд в Лондон и вступление в столичное светское общество с той же тщательностью, с какой когда-то занимался подготовкой к осаде вражеских крепостей.
И не намеревался совершать ошибки. Слишком многое было поставлено на карту. К тому же он теперь нес ответственность за благополучное возвращение еще одного человека, то есть своей жены, в утонченную сферу аристократии, где ей предстояло существовать после его ухода.
Джини вовсе не стремилась попасть в высший свет, понимая, что никогда не будет там по-настоящему принята. Относительно обманутых надежд Ардета она решила побеспокоиться позже, потому что все время плавания страдала от морской болезни, во время поездки по сухопутной дороге ее тошнило, особенно по утрам, а когда они наконец прибыли в Лондон, у нее начались боли в сердце.
Боже милосердный, казалось бы, вполне достаточно уже того, что ей выпала участь выйти замуж за слегка помешанного незнакомца, но, как выяснилось, Ардет обладал еще более необычайными свойствами! Она замужем за неким монстром, капризом природы. Иными словами, она не могла выразить свои впечатления о нем. Ардет вовсе не казался злым, но был настолько странным, что оставался для нее непостижимым. Она всячески старалась отделаться от мысли, что он, возможно, и впрямь монстр, но для этого, слава Богу, Ардет был достаточно красив. Случалось, он изъяснялся в столь витиеватых и трудно понимаемых по смыслу выражениях, что Джини не могла себе представить обыкновенного человека таким благородным, таким мудрым и ученым. Она долгое время верила и в ангелов, которые нисходят на землю, чтобы творить чудеса, но отнюдь не такие, как женитьба на беременной вдове. Кроме того, ангелам не нужны деньги для сотворения чудес на благо человечества. И ни один ангел не стал бы извлекать из-за отворота сапога кинжал с целью нарезать бифштекс у себя на тарелке.
Ее разум склонялся к мысли, что ее муж: – какое несчастье, если она вышла замуж за такого человека! – колдун, чародей, который состоит в близкой дружбе с вороном. Но ведь колдуны – существа из старых сказок, не так ли? Старцы с длинными седыми бородами, на голове у них высокие остроконечные шляпы. Ардет слишком мужествен, чтобы относиться к числу подобных существ.
А может, он черный маг, продолжала рассуждать она, ведь он говорил, что убивал людей. Но нет, черный маг не стал бы венчаться у священника, под сенью креста. Джини окончательно отказалась от такого предположения, вспомнив рассказы о шабашах ведьм и черных колдунов, совершающих свои действа голыми при лунном свете. Она не могла представить себе Ардета голым и выбросила черную магию из головы.
Оставалось, выходит, лишь чародейство для развлечения, фокусы, которые показывают за гроши на каждой деревенской ярмарке. Бродячий фокусник мог научиться множеству разных «штучек», переходя из страны в страну, овладеть ловкостью рук, почерпнутой из разных источников, даже из книг. Джини слышала о факирах, которые спят на ложе из гвоздей; о шаманах, которые способны вызвать дождь, исполняя ритуальные танцы; о цыганках, предсказывающих будущее, и о медиумах, способных общаться с умершими. Джини не особенно верила всему этому, но сама не была достаточно начитанной и почти никуда не ездила, а потому предполагала, что нечто в таком роде может существовать. И к тому же слышала, как Ардет крикнул, что показал фокус. Выходит, ее муж – фокусник? И в то же время граф? В это было еще труднее поверить.
Если только он не извлек свое графство из шляпы, как фокусник извлекает из нее живого кролика или вынимает золотую монету из уха у зрителя. Его богатство тоже может оказаться призрачным. В таком случае досужие лондонские газеты очень скоро докопаются до того, что все его истории не что иное, как вранье, а сам он шарлатан и фигляр.
Приговаривают ли самозванцев к повешению? А как поступают с их вдовами? Джини предположила, что их отправляют на каторгу в Ботани-Бей, и это все-таки лучше, чем быть сожженной на костре у позорного столба.
В лучшем случае его родственники упрячут его в Бедлам, больницу для умалишенных, а ее проклянут за то, что она воспользовалась своим влиянием на несчастного безумца. Одному Господу на небе известно, что будет с ней тогда. Джини решила, что во всяком случае брак, заключенный с помешанным, признают недействительным.
При мысли об этом из уст Джини вырвалось то ли рыдание, то ли горестный стон.
Как будто самих по себе этих страхов было недостаточно, они еще усиливались в результате той полной изоляции, в какую она попала в лондонском доме графа. Ей не с кем было поделиться своими переживаниями. Она не могла говорить о своем муже ни со слугами, ни тем более со склонной к пересудам Мари, ни с преданным Кэмпбеллом, который был просто счастлив тем, что может возиться с лошадьми, и который не пожелал бы слушать ни единого критического слова о своем хозяине. Что касается прочих слуг, то все они благоговели перед графом, а Джини прямо-таки пугали своей невероятной корректностью. Вплоть до того, что она едва удерживалась, чтобы, здороваясь с дворецким, не сделать реверанс!
Правда, экономка оказалась дружелюбной, матерински заботливой женщиной, а не замороженной особой в жестко накрахмаленных юбках, но Джини и в этом случае не могла позволить себе быть настолько нелояльной, чтобы разговаривать с ней о мужчине, который ее спас, а теперь вот поселил в самом центре Мейфэра, в доме со вновь нанятыми слугами, новой мебелью и широкими возможностями приобрести новый гардероб.
Что касается последнего, то Мари очень скоро отыскала отличных модисток, а Джини очень скоро обнаружила, что графине вовсе незачем утомляться во время долгих примерок или дожидаться своей очереди в каком-нибудь из модных магазинов. Торговцы тканями и портнихи приходили к ней домой, готовые к услугам. Ради возможности одевать графиню, причем графиню обходительную, муж которой вовремя оплачивал счета, некий предприимчивый владелец модного магазина нанял молодую женщину того же роста и телосложения, что Джини, но, правда, не беременную, и теперь графине не приходилось стоять на примерках и терпеть уколы булавками.
Не только в соответствии с обстоятельствами, но и по собственному выбору Джини редко покидала дом. Она говорила себе, что слишком занята, помогая Ардету и создавая для него домашний уют. Истинной причиной ее добровольного затворничества был страх перед светским обществом. Если граф не мог быть отвергнут этим обществом как неугодная фигура, то она вполне могла бы попасть в такое положение. Ардет обнаружил бы, что в его кругах Джини «нежелательная гостья», что он женился на парии, которая не может блистать на балах и там, где он встречается с другими влиятельными лицами ради обсуждения своих благотворительных начинаний.
Что касается ее самой, Джини могла бы столкнуться с тем, что ей показывают спины и обмениваются на ее счет насмешливыми улыбками. Неизвестно еще, как повел бы себя Ардет в таких случаях. При его самолюбии он, чего доброго, ответил бы на оскорбления тем, что превратил бы какую-нибудь брюзгливую вдовствующую герцогиню в лягушку.
Подумав об этом, Джини рассеялась.
– Что вас позабавило, миледи жена?
Джини быстро встала, уронив на пол несколько свертков, которые она разбирала, но ковер был такой толстый, что ничего не разбилось.
– Простите, милорд, я не слышала, как вы вошли.
– Вам не кажется, что теперь вы уже могли бы называть меня просто Ардет или Корин?
– Но ведь вы называете меня «жена». И даже «леди женой»…
– Мне нравится, как это звучит. И нравится ваш смех. Ведь я говорил вам об этом недавно?
Надо же! Просто волшебство. Несколькими словами он прогнал все ее страхи. Комната стала теплее, а день светлее, потому что он улыбался.
– Нет, – ответила она и на тот случай, если бы он подумал, будто она ждет дальнейших комплиментов, и добавила: – Вы были слишком заняты, я вас почти не видела. – Эти слова тоже не были правдой, потому что Ардет постоянно был у нее на уме. – Не подумайте, что я жалуюсь, Боже упаси, ведь я никогда не ожидала, что вы станете плясать вокруг меня.
– А нам бы стоило поплясать. Стена бюрократизма пробита. Мои притязания на титул подтверждены. Далее мне предстоит войти в парламент.
– Никто вас не спрашивал о вашем происхождении?
Джини хотела сказать: «В здравом ли вы уме», – но не посмела.
– У меня есть доказательства законности моего рождения, если вас интересует именно это, а также доказательства прав на графский титул. Моя подпись подтверждена банками.
– В таком случае примите мои искренние поздравления.
– Я познакомился с министром иностранных дел, с министром внутренних дел и с премьер-министром. Его превосходительство принц устраивает грандиозный праздник в честь победы над Бонапартом. Я приглашен. Мне надо научиться вальсировать.
– Я думала, что все на свете уже давно научились вальсировать.
– Только не там, откуда я прибыл. Научите меня, леди жена.
– Я думаю, мне не стоит показываться на людях, пока… В память об Элгине, вы понимаете.
– Почти каждый из тех, кто будет там присутствовать, потерял кого-то из близких на этой войне. Они будут праздновать то, что более никто из молодых людей не падет жертвой.
– Но это не остановит возможные сплетни.
– Сплетни находят себе прибежище в любом темном углу, они как пыль. Так было при каждом дворе, который я посетил, так же, как в любой пивной, у любого колодца и в любом коровнике. Единственный способ бороться с этим – чистый воздух.
– И все равно я еще не готова выезжать.
– У вас нет для этого подходящего платья?
Приподняв темную бровь, он посмотрел на груды свертков и коробок, заполонивших маленькую заднюю гостиную. В углу стоял даже какой-то деревянный ящик.
– Это все не мое! Я никогда не стала бы тратить ваши деньги на такое количество безделушек.
Ардет заглянул в одну из коробок.
– Игрушки для бедных детей? Шапки и перчатки для обитателей работных домов? Мне помнится, мы собирались нанять склад для подобных вещей.
– Мы так и сделали. Но это все ваше. А еще – песочные часы.
Джини отвела его в смежную комнатку, где на полках стояли сплошь измерители времени. Одни крошечные, с количеством песка, достаточным для того, чтобы сварить яйцо всмятку или сделать шахматный ход, пока песок пересыпается из верхней половинки часов в нижнюю. Другие такие большие, что песка хватило бы на крикетный матч. Некоторые держатели стеклянных колб были деревянными, некоторые медными. Немного золотых или позолоченных. Одни колбы содержали белый песок, а в других он был такого мутного цвета, словно его только вчера достали со дна Темзы.
– Кэмпбелл нашел столяра, который смастерил полки, – сказала она Ардету. – Множество песочных часов прибывает ежедневно от наших агентов, число их увеличилось с того времени, как в Лондоне появились объявления о вознаграждении. У меня есть имена всех отправителей на тот случай, если один из них должен получить деньги, но это маловероятно, судя по вашему описанию. К некоторым грубо и неумело приклеены застежки, которые должны превратить часы в брошку, но Олив говорит, что они неправильные.
– Олив?
– Я подумала, что он может узнать тот предмет, который вы ищете, потому что сами отправили его на поиски.
– Я его отправил, чтобы хоть на время избавиться от несносного надоеды.
Ардет взял в руку самый маленький экземпляр из коллекции и удивился тому, какой он легкий, почти невесомый. Те, настоящие, хоть и маленькие, словно вмещали в себя вес всего мира, по крайней мере, так всегда казалось. Ардет положил часы на место.
– Я ценю ваше усердие, однако в нем нет нужды. Я бы узнал вещицу, будь она обнаружена. Я бы… как вам это объяснить? Я бы почувствовал себя по-особому в ее присутствии. Так мне кажется.
Еще одна абракадабра, решила про себя Джини, энтузиазм которой угас.
– А что нам делать со всеми этими? Полагаю, в школах и больницах часы уже имеются.
– Мы могли бы переплавить золотые оправы или вернуть сколько сможем, присовокупив в каждом таком случае несколько монет. Тем, кто прислал часы в подарок, надо отправить благодарственные письма. Однако довольно об этом. Нам надо обсудить вопрос о приеме у принца.
– Я бы предпочла не присутствовать на этом приеме.
– Я знаю, – только и сказал Ардет, снимая с полки еще одни часы, украшенные цветными стеклышками, вставленными в верхний и нижний ободки. Часы были вульгарно кричащими и вполне пригодились бы в борделе.
Лорд Ардет не стал ее упрашивать, но Джини сильно задело то, что он умолк и повернулся к ней спиной. Он сделал для нее так много, дал ей так много – и так мало просил взамен. Теперь он предоставил ей право выбирать самой, и был уверен, что она сделает правильный выбор.
«Может, все-таки лучше отправиться на празднество?» – сказала она себе.
Что, если его настойчивая просьба связана с необходимостью помочь ему освоиться в светских кругах, не допустить какого-нибудь опрометчивого поступка?
– Хорошо, я поеду.
– Благодарю вас, – проговорил Ардет, и лицо его озарилось улыбкой.
Джини приподняла руку предупреждающим возражения жестом:
– Но я не стану танцевать. Это показалось бы вызывающим нарушением правил приличия.
– Огорчительно. Я так мечтал потанцевать со своей женой.
Джини подумала, что и ей это было бы приятно, вопреки ее собственным умозаключениям, тревожным по своей сути. Безумие может оказаться таким же заразительным, как любая другая болезнь. Чувство влечения к лорду Ардету обернется последующим душевным страданием.
– Всем известно, что принц обожает многолюдные сборища, – заговорила она, – и я сомневаюсь, что там вообще найдется место для танцев. Кроме того, я слышала, что в комнатах обычно чересчур жарко для такого занятия, как танцы. Случалось, что леди падали в обморок от духоты.
– О, в таком случае мне там будет очень уютно! Я не понимаю английского пристрастия к холодным, сырым комнатам и каминам без огня.
– Но сейчас лето!
– И что из этого?
Джини не могла себе представить, что Ардету может быть неуютно где бы то ни было. Он всюду чувствовал себя в приятном возбуждении. Как, например, сейчас, когда он завел речь о своем плане устроить вечер с танцами у них дома.
– Мы наймем оркестр, подадим пунш с шампанским и омаров в тесте, сейчас они, кажется, в моде. Украсим бальную залу шелковыми гирляндами и цветами.
– Это было бы проявлением дурного вкуса, уверяю вас. Устраивать столь пышные увеселения так скоро после того, как мой муж… прошу прощения, так скоро после смерти Элгина – в высшей степени неприлично. Никто из приглашенных, я думаю, не явится.
– Понятно. Однако я и не имел намерения кого-то приглашать. Это бал только для нас двоих. Нравится вам такая идея?
– Как, устраивать праздник только для вас и для меня?
– Вы, в самом нарядном из ваших платьев, и я, изо всех сил старающийся вспомнить фигуры танца. Музыканты спрятаны за ширмой и не могут видеть мои промахи или глазеть на мою красивую жену.
– Которая беременна, хочу напомнить вам, если вы запамятовали.
– И тем она прекраснее.
– Такой бал для двоих – напрасная трата денег.
И самое романтичное из всего, что она могла себе представить. Джини почти чувствовала себя в кольце его рук. Они кружатся под музыку, вдыхая чудесный аромат распустившихся роз. И рядом никого, кто мог бы помешать их уединению. Но потом… потом они поднимутся по лестнице наверх, в свои спальни… и Ардет вспомнит о своем обете воздержания.
