Текст книги "Крылья любви"
Автор книги: Барбара Мецгер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
Глава 22
Графиня могла рассчитывать на благосклонный прием почти везде. А граф тем более был завидный гость. Как же иначе?
Однако приглашение Хоупвеллов, в имение которых они направились, кажется, имело в виду отнюдь не аристократа, пользующегося заслуженной известностью в светских кругах, и не его беременную супругу. Сплетни несутся быстрее, чем ливень с ураганом, они очень скоро достигают даже таких далеких от Лондона мест, а столичные скандальные листки по-прежнему остаются излюбленным чтением, попадая в эти края с опозданием всего на один или два дня.
Джини заранее известила письмом об их с мужем скором приезде, но вопреки этому обнаружила, что дом ее родителей готов к их приему не больше, чем к повседневному чаепитию в привычном для ее матери обществе местных дам с их шитьем и вязаньем. Она не ожидала, что по случаю возвращения «блудной дочери» будет зарезан упитанный баран, но черствые тосты и чуть теплый жиденький чай в компании брюзгливых старух не показался ей такой встречей, какой она ожидала.
Гостьи ее матери были все те же лицемерные ханжи, которые подливали масла в огонь, когда с ней случилась беда, и торопили события, понуждая ее как можно скорее выйти замуж за Элгина, а его – как можно скорее поступить в армию. В те дни, которые предшествовали ее первому замужеству, жены местной знати демонстрировали ей свое неодобрение, спешно покидая комнату, в которую она входила, словно боялись испачкаться в грязи.
Старая дева, сестра викария, тетушки виконта, которым он выплачивал ежегодное содержание, кузина банкира, еще две особы женского пола – жены крупных местных землевладельцев – спешили допить чай и уложить в рабочие корзинки свое вязанье, что, как известно, требует определенного времени и большой аккуратности – ведь нитки того и гляди перепутаются. Каждой из дам хотелось получше разглядеть загадочного графа и рассказать о своих наблюдениях всем соседям, Джини это понимала. По пути домой им еще надо сообщить торговцу льняным товаром, мяснику и их кухаркам, что лорд Ардет ужасна худой, ужасно бледный и ужасно неразговорчивый. И манеры у него неважные, потому что он позволил себе сесть, не обменявшись рукопожатием с каждой женщиной, которой был представлен. Видимо, слухи о том, что в него кто-то стрелял, справедливы.
Собирались они доложить всем и каждому также о том, что малышка Имоджин Хоупвелл подозрительно располнела, так что молва о ней, видимо, тоже верна. О Боже, Боже!
Ну что ж, решила Джини, снимая шаль. Им хочется на что-то поглазеть, так пусть увидят кольцо с огромным бриллиантом, которое подарил ей Ардет, ожерелье из редких черных жемчужин у нее на шее и платье из дорогого черного шелка от лучшей модистки в Лондоне. Пусть увидят, что она носит траур по Элгину, но при этом боготворит своего нового супруга. Она со всей любезностью подала ему чашку чая и придвинула блюдо с оставшимися бисквитами. Потом встала позади кресла, на котором он сидел, и опустила руку ему на плечо. На другом восседал Олив. Об этой птице дамы тоже теперь будут болтать не один день.
Единственной в комнате женщиной, близкой Джини по возрасту, была Мэри, жена ее брата Брайса, простенькая и непритязательная, полностью подчинившаяся воле свекрови. Она и Брайс, наследник, жили в доме, который сильно отличался в лучшую сторону от тех комнат при магазине ее отца-галантерейщика, в которых обитала Мэри в девичестве, так что особенно жаловаться ей было не на что. Она была одной из первых подруг Джини, которые повернулись к ней спиной. Теперь Джини сама повернулась к ней спиной, предоставив матери совершать обряд представления присутствующих графу, после того как сама она представила миссис Хоупвелл графа и мисс Хэдли.
После того как дамы с вязанием наконец-то – с явной неохотой – удалились, мать Джини тоже с неохотой велела Мэри послать служанку за чайником свежего чая. Затем она сообщила Джини, что ее отец, как обычно, объезжает верхом на коне свои владения. Джини считала, что первый визит дочери после трех лет разлуки – вещь не слишком обычная, чтобы вместо встречи скакать где-то по полям, и с новой силой ощутила жесткость его неприязни.
Брайс охотился, тоже как обычно.
– На ворон, – добавила Мэри.
Джини прикрыла Олива концом шали, которую она перед этим накинула на плечи Ардету. Теперь птице стало тепло и никто не услышит, как она ругается. Джини успела забыть, какой злобной может быть Мэри, и о том, что отец из экономии не разрешал топить печи в доме даже при наступлении первых заморозков.
Другой ее брат, как сообщила мать, изучает юриспруденцию в Лидсе. Он ухаживает за дочерью одного набоба, разбогатевшего в Индии и поселившегося недавно в этом городе. Мать Джини выразила надежду, что это ухаживание закончится выгодным браком. Что касается Джини, то она питала надежду, что их скоро проводят в отведенные им спальни, так как черты лица у Ардета выглядели более заостренными, чем обычно, а мисс Хэдли явно чувствовала себя неуютно. Холод в комнате объяснялся не только отсутствием огня в камине.
Ардету было зябко, он устал от поездки, но то был дом его жены, ее семьи, с которой она хотела бы сохранить добрые отношения. К тому же она считала, что здесь он быстрее окрепнет. А пока Ардет постарался как можно глубже втянуться в обтянутое вощеным ситцем уродливое кресло и найти наиболее удобное положение. Видит Бог, он сейчас не способен вступать ни в какие распри. Пулевое ранение заживало гораздо быстрее, чем у обычного человека, однако это происходило ценой больших затрат умственной энергии. Даже обычный сон приносил в этом отношении значительные потери. Он должен уберечь хотя бы остатки сил, чтобы защищать Джини. Во всяком случае, у него хватит энергии, чтобы разжечь огонь в камине, если это потребуется. Если бы не рука Джини у него на плече, он и здесь разжег бы хороший костер, начав с сожжения дурацкого неудобного кресла, в котором сидит. А пока он только полуприкрыл глаза и слушал. В конце концов, это ее компания, ее домочадцы.
Когда ее мать пересказала Джини все новости о соседях и о дальних родственниках, Джини в свою очередь поведала о Питере и его смертельно опасной болезни, а потом и о выздоровлении. Затем последовало повествование о родословной мисс Хэдли, и было установлено, что она гораздо древнее, чем родословная миссис Хоупвелл. Наступило неловкое молчание.
– Итак, Имоджин, ты снова дома, – нарушила это молчание миссис Хоупвелл. – Графиня. Кто бы мог подумать, что ты получишь более высокий титул, чем Лоррейн?
«В самом деле, кто? – подумала Джини. – Уж конечно, не Лоррейн».
Мать Джини взглянула на Ардета, потом на мисс Хэдли и, понимая, что громко спрашивать при людях о том, о чем она собиралась спросить, не следует, прошептала:
– И ты беременна?
– Да, – тоже шепотом ответила Джини.
– О, дорогая моя девочка, ты, кажется, немало страдала, не так ли?
Джини кивнула в сторону своего мужа.
– Особенно когда едва не произошло самое худшее.
– Так это не ребенок Элгина?
Ардет весь напрягся, а мисс Хэдли ахнула от такой бестактности.
Джини не собиралась отвечать на вопрос матери.
– Я имела в виду последнее несчастье. В лорда Ардета стреляли.
– Да, ты мне писала об этом. Ты считаешь разумным увозить так далеко из города тяжело раненного человека? У нас по соседству нет ни одного хорошего врача. Именно из-за этого Роджер и Лоррейн переехали с ребенком в Лондон.
– Ардет больше не нуждается в помощи врача. Ему нужен только покой.
– А долгое путешествие в карете? Какой уж тут покой! Ты никогда не была сообразительной, право! К тому же выйти замуж так скоро после смерти Элгина… Но мы не собираемся обсуждать это, не так ли?
Мэри подалась вперед, явно намереваясь поговорить о возмутительном поведении Джини. Огненный взгляд свекрови принудил ее к молчанию.
– Я не понимаю, чего ради ты так рано подняла его милость с одра болезни. Он вполне мог отдохнуть в собственном доме в Лондоне перед отъездом.
– Ему было небезопасно оставаться в Лондоне.
Миссис Хоупвелл стряхнула крошки с платья.
– О Боже, значит, все эти разговоры правда. И ты привезла сюда все твои несчастья! Я не знаю, что скажет на это твой отец. Я так хотела, чтобы вы приехали погостить, но это…
– Это я. А это мой муж. Папа должен принять это как данность.
А может, он и не собирался принимать, потому и не последовало приглашение занять спальни на втором этаже.
Им не пришлось долго ждать, пока они уяснят себе чувства сквайра Хоупвелла.
Отец Джини влетел в гостиную своей жены в грязных сапогах, не обратив никакого внимания на то, что она прищелкнула языком, призывая его к порядку. Толстобрюхий мужчина с обветренным лицом посмотрел на то, как Ардет пытается встать с кресла, и махнул рукой в знак того, чтобы тот не беспокоился и оставался сидеть. Он кивнул женщине средних лет, которая сидела в уголке, вытянувшись в струнку. Грозно осклабился на свою невестку и только потом посмотрел на дочь.
Джини не ожидала, что отец примет ее с распростертыми объятиями: он никогда не был ни сентиментальным, ни слишком импульсивным, но не ждала и того, что его первыми словами будут такие:
– Они говорят, что ты беременна.
Он произнес это отнюдь не шепотом.
– Да.
– Они говорят, что неизвестно, чей это ребенок.
– Они лгут.
– Они говорят, что ты застрелила собственного мужа.
– Кто-то другой прикончил Элгина до того, как я могла бы это сделать.
– Но это был твой муж. Не задирай нос, девчонка. Это пока еще мой собственный дом.
Джини кивнула в знак согласия, но гордо вскинула голову.
– И что ты этим хочешь сказать? Я – твоя дочь, и я привезла сюда моего мужа лорда Ардета. Он ранен.
– Какие-то чужие люди окружили мой дом. Я вынужден был сообщить им, кто я такой, прежде чем они позволили мне войти в мою собственную парадную дверь.
– Прошу прощения. Эти люди наняты для охраны.
Ардет хотел было заговорить, но Хоупвелл заговорил первым:
– Я не знаю, кто вы такой, сэр. Я хочу послушать, что скажет моя дочь.
– Вы никогда не прислушивались к ее словам прежде.
Все понимали, о чем упоминает Ардет, но никто не желал ворошить прошлое, касаться непонятного пока что будущего или полного загадок настоящего. Однако если бы Ардет бросил перчатку, Хоупвелл не отказался бы принять вызов. В самом деле, жена его в слезах. У парадной двери толкутся вооруженные люди, да и у черного хода они явно есть, а весь приход опять начнет перемывать косточки членам его семьи. Все это ему очень не нравилось.
– Полагаю, моя дочь не виновата в вашем ранении. Тем более что и вы в этом уверены и защищаете ее.
– Она моя жена!
В нескольких коротких словах прозвучали одновременно и намерение защитить и ее и себя, и стремление дать отпор в случае нападения. Ардет защищал бы Джини из последних сил и отплатил бы любому, кто попытался бы обидеть ее. Любой человек, даже этот не в меру разбушевавшийся сквайр, безошибочно угадал бы угрозу в его голосе и опасность в его пылающем взгляде. Все они, многочисленные и безымянные собиратели сплетен, были правы по крайней мере в одном: взгляд графа мог любого из них лишить мужской силы.
Хоупвеллу пришлось не по нраву, что его осадил, пусть и молча, человек более молодого возраста и к тому же больной.
– В этом доме Имоджин – моя дочь, – заявил он, а затем обратился уже к ним обоим: – Мне не нравится создавшееся положение и не нужен еще один скандал.
Прежде чем Ардет успел ответить, заговорила Джини, которая вовсе не хотела, чтобы эти два быка бодались до тех пор, пока не пустят друг другу кровь.
– Это положение не нравится нам еще больше, чем вам. Оттого мы и уехали из Лондона.
– Сплетни летят на крыльях, ты сама это знаешь. Мы с твоей матерью живем здесь, а не в Лондоне. И нам не безразлично, что судачат о нашей семье. У женщин, как известно, язык что помело. Говорят даже, что твой граф должен был к этому времени лежать в могиле.
Ардет впервые за все последнее время растерялся: кто должен лежать в его могиле, где она и существует ли она вообще?
Он молчал, и тогда Джини сказала:
– Мой муж силен и здоров. Сейчас он поправляется, спасибо за внимание.
– Мы слышали, что у него была и другая рана.
Джини про себя ругнула лондонского врача, которого их буквально заставила вызвать Лоррейн, чтобы тот проверил работу деревенского хирурга. Пользы от этого шарлатана не было никакой, но он явно наговорил чепухи каждому пациенту, у которого побывал после этого. Ардет впал в самое мрачное настроение, и Джини поспешила сказать:
– Он участвовал в сражениях. Хоупвелл покачал головой:
– Говорят, это выглядит так, словно ему хотели вбить кол в сердце.
Эти слова мгновенно вывели Ардета из мрачной задумчивости. Джини почувствовала, что он пришел в негодование, поняла это с той же уверенностью, как и свое собственное возмущение. Однако первый взгляд на тот ужасный рубец вызвал у нее примерно такую же мысль – правда, всего на мгновение, пока она не упала тогда в обморок. Чье бы то ни было подозрение, будто Ардет относится к разряду упырей, было омерзительным. Да, он человек со странностями, но это его собственные, личные странности. И он хороший человек. Она не раз в этом убеждалась.
– Я уверена, что такой образованный человек, как ты, папа, не может верить в невежественную чушь вроде вурдалаков и чудовищ-людоедов из старых сказок. Предрассудки и суеверия в наше время просто смешны. Ардет много времени провел в чужих странах, где не умеют правильно лечить, вот и все.
– Выходит, он потому и говорит на каких-то чудных языках.
Джини топнула ногой.
– Он говорит на иностранных языках, а вовсе не на каких-то тарабарских наречиях религиозных фанатиков. Он знает французский, немецкий, русский, итальянский, испанский…
Джини были известны и другие, но она не думала, что на ее отца произведет хорошее впечатление о хинди или китайском.
Она была права.
– Да-да, но какое отношение это может иметь к достоянию человека?
Сквайр Хоупвелл вполне обходился английским языком, ему этого было достаточно.
– Если вы желаете поговорить о моем денежном достоянии, сквайр, – вмешался Ардет, пока отец и дочь вообще не забыли о его присутствии, – то я готов показать вам свои чековые книжки и договор о средствах, причитающихся Джини как моей законной жене. Это право отца – убедиться в состоятельности претендента на руку его дочери. Я не могу называть себя «претендентом», поскольку мы yжe вступили в брак, но, к вашему сведению, леди Ардет уже имеет собственное состояние и различную недвижимость.
Сквайр немедленно изменился в лице и даже не дослушал эту часть информации. Он бросил на жену выразительный взгляд.
– Ну, как я полагаю, графиня всегда наша желанная гостья. Твоя матушка спустит с меня шкуру, если я не предложу вам лучшие комнаты.
– Ну а как насчет просто дочери? Разве дочь не всегда желанная гостья? – не удержалась от вопроса Джини.
Ардет не стал дожидаться ответа сквайра. Он встал и, опираясь на спинку кресла, передал Джини ее шаль, предварительно выпутав из нее спящего ворона. Взял Джини под руку и сказал:
– Я забыл сказать вам, дорогая, что получил приглашение леди Кормак погостить у них недельку и не обременять ваших родителей. Нам следует выехать вовремя, чтобы успеть переодеться к обеду.
Джини с радостью приняла эту спасительную ложь.
– О, дорогой, а я даже не посмотрела на часы. – Она сделала легкий реверанс родителям скорее из вежливости, нежели из почтения. – Так приятно было увидеть вас в добром здравии. Передайте Брайсу мой привет, а Джорджу мое пожелание поскорее найти богатую невесту.
Теперь уже миссис Хоупвелл бросила выразительный взгляд на мужа. Тот откашлялся и сказал:
– Но ведь я упомянул, что вы желанные гости.
– Отлично, мы заедем к вам на обратном пути в Лондон. Я заранее предупрежу письмом о приезде.
Хоупвелл поглядел на жену и кивнул со словами:
– Так будет лучше. Семья есть семья. Джини приняла это как признание.
– Да, семья. Разумеется, вы всегда желанные гости в Ардсли-Кип, как только мы там обоснуемся. Не так ли, милорд?
Ардет тоже протянул оливковую ветвь.
– Разумеется. К тому же мне очень и очень будут нужны и полезны советы по управлению имением. Я не научился занятию сельским хозяйством, пока изучал чужие языки.
– Мы можем заняться этим после того, как родится ребенок. Мой внук.
То был факт, которого никто не мог оспаривать.
Лоррейн ничуть не удивилась, обнаружив Ардета, Джини и мисс Хэдли у себя в гостиной.
– Я знала, что так оно и будет, – сказала она и велела пожарче растопить камины, приготовить более обильный обед, а также комнаты к приему гостей. – А как быть с вороном?
Ей сказали, что ворон будет находиться в спальне у Ардета, достаточно далеко от Питера, но его надо будет снабдить кормом и водой.
– Вином, – жалобно добавил Олив.
Олив и наполовину так не беспокоил Джини, как вдовствующая леди Кормак. Матушка Роджера и Элгина, к немалому сожалению Лоррейн, занимала в доме самые лучшие покои. Старшая баронесса до сих пор считала, что дочери Хоупвеллов заманили в ловушку обоих ее сыновей. Что касается Джини, то она от души надеялась, что ей больше никогда не придется общаться со старой ведьмой.
Но положение изменилось. Благодаря лорду Ардету внук старшей баронессы начал выздоравливать и одним веселым прыжком забирался на колени к бабушке. Вопрос о наследнике поместья Кормак-Вудс и титула барона был решен самым благоприятным образом тоже благодаря лорду Ардету. Леди Кормак-старшая более не нуждалась в ребенке Джини, чтобы удовлетворить стремления своего супруга к преемственности рода. Она могла позволить себе проявить великодушие, если не доброту.
Кроме того, принимая графа и его жену у себя в доме, который она по-прежнему считала своим – опять-таки к великому неудовольствию Лоррейн, – она тем самым наносила прямой удар миссис Хоупвелл, своему заклятому врагу в борьбе за верховенство во всей округе. Эта выскочка Хоупвелл, можно сказать, чувствовала себя королевой в их приходе, несмотря на то что у нее не было титула, равного титулу леди Кормак.
Жена обыкновенного сквайра возглавляла алтарный комитет при церкви, у нее в доме собирался кружок рукоделия, она главенствовала на благотворительном базаре во время майского праздника и руководила сбором пожертвований для богадельни. Кроме того, ее муж был членом местного магистрата, и торговцы отдавали ему лучшие товары за бесценок, чтобы заслужить его благоволение.
Но эта Хоупвелл не заполучила к себе в дом графа и графиню, они у нее не остались! А леди Кормак этого удостоилась.
К сожалению, после такого теплого приема Джини и Ардет обнаружили, что их поместили в крыле для гостей в разных комнатах через холл одна от другой. Несмотря на то что на помощь были вызваны еще несколько слуг, Лоррейн прямо-таки сбилась с ног в хлопотах: Питера нельзя было уложить спать в детской, пока ее как следует не проветрили и не освободили от всего, что имело отношение к перьям и пуху. Джини пришлось разделить спальню с мисс Хэдли и Мари, а камердинеру Ардета поставили кровать в комнате его хозяина.
Джини была расстроена. Если Ардет чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы переодеться к обеду, то он, вероятно, мог бы… Ладно, теперь уже время упущено.
– Все в порядке, моя дорогая, – обратился он к Джини, заметив ее огорчение. – Я еще не готов разделить с вами постель. – Оба понимали, что не уснут в эту ночь. – Кроме того, чем основательнее я отдохну, тем скорее мы отсюда уедем и тем быстрее сможем двигаться.
Джини молча приняла это как неизбежное.
Глава 23
Если Джини была разочарована, то Ардет и вовсе пал духом. Не потому, что слуга спал с ним в одной комнате, не потому, что они находились в сфере все еще возможной опасности, и не потому, что таким нелепым оказался визит в дом сквайра и миссис Хоупвелл. Нет, он был очень огорчен, что не мог заниматься любовью со своей женой.
Не потому, что не хотел этого, не потому что не должен был, а потому что физически не мог. Великие боги, неужели он ждал слишком долго? Ведь у него тело сильного молодого мужчины. А вдруг его мужская потенция как у старца? Чем дьявол не шутит!
Он выругался на гораздо большем количестве языков, чем те, о которых Джини упомянула своему отцу. Он всячески ругал дьявола, чьими проделками все это могло быть. Сей негодяй, действующий исподтишка, никогда не играл честно. Дать человеку полгода – и устроить ему ад на земле, превратив в евнуха. Этот сукин сын способен на все!
Но быть может, он просто ослабел после огнестрельного ранения? Да, скорее всего так и есть. Силы его на исходе, оттого и все тело стало таким вялым. Это логично, но такое правдоподобное объяснение уж точно не может сделать его счастливым. Необходимо излечиться, сказал себе Ардет. Пока еще не совсем поздно.
Или же… Нет, даже не смей думать об альтернативе. Ни о какой.
Проклятие, вот же он здесь, живой, каким никогда и не мечтал стать снова. Женатый человек. И на этот раз он любит свою жену, очень любит. Он даже совместил желание с догмой. Вожделение греховно, если оно удовлетворяет только одного из супругов. Доставить ей наслаждение – вот его долг. Ардет подумал, что это было бы восхитительно. Он подумал и о том, что такой слабый, как сейчас, не причинил бы ей боль.
Не причинил бы, разве что она сломала бы себе ребро, смеясь над ним.
Очаровательная Джини, такая милая, такая порывистая и по-своему такая наивная! Она заслуживала гораздо лучшей участи. Он думал о ней, лежа в темноте. О ее распущенных волосах и сбившихся юбках, о расстегнутом платье, о том, как он гладил бы и целовал ее тело. Потом он представил ее себе совершенно обнаженной…
Как жарко, как душно в этой комнате…
Ардет подумал о том, что вроде бы он близок к тому, чтобы отыскать свою подлинную суть. Он был настолько честен, насколько это доступно его пониманию, никому не делал зла, помогал людям чем и как мог. Старания улучшить жизнь людей приносили ему искреннюю радость. Он творил добрые дела не только ради собственного спасения. Он открыл для себя прелесть дружбы, семейной жизни, общения с детьми. Он не приблизился к тому, чтобы найти песочные часы, но, кажется, постиг чувства людей и проникся ими.
Он нуждался во времени, в том единственном, чего ему не хватало. Нет, время все-таки было второй вещью, которой ему не хватало.
Они провели в Кормак-Вудсе три дня. Ардет отдыхал, набирался сил. Джини играла со своим племянником и дважды повидалась со своими родителями и старшим братом. Лоррейн устроила званый обед, чтобы познакомить сестру и ее мужа с соседями, и никто не отказался от приглашения. Предполагалось, что семья соблюдает траур по Элгину, так что танцев после обеда не было. Мисс Хэдли играла на фортепиано, гости и хозяева пели хором. Джини расслабилась. Никто не задавал неприятных вопросов, не бросал на нее косых взглядов, дамы не перешептывались, прикрываясь веерами. Ардет стоял рядом с ней как преданный новобрачный; он был невероятно красив в вечернем костюме, а Джини думалось, что половина женщин в зале с удовольствием представляют его себе и без костюма.
Он был очень внимателен к ней и готов защитить ее от любого разговора, принявшего слишком личный или даже, не дай Бог, грубый характер.
Рядом с Ардетом и Джини стояли ее мать и сестра, мисс Хэдли, вдовствующая баронесса и даже сквайр Хоупвелл.
– Она ухаживала за ранеными солдатами, моя дочь, – говорил он каждому, кто соглашался слушать. – Она проявила настоящее мужество, моя девочка. И это она спасла жизнь своему мужу, без ее помощи он истек бы кровью, как говорит Кормак… Вы только посмотрите на моих дочерей, это две самые красивые девушки в графстве. – О своей невестке Хоупвелл даже не упомянул. – Они вышли замуж за настоящих мужчин. – Он не упомянул о злосчастном Элгине. – Женщины о таких могут только мечтать! Не говоря уже о древнем происхождении и титулах. Общее уважение. Земельные владения. Богатство. – Он не упомянул об экстравагантных привычках, необычных развлечениях и о тенденции как бы притягивать к себе опасности, скандалы и убийц. – Что еще может пожелать отец для своих дочерей?
В конечном счете прием принес добрые плоды. Все остались довольны.
Итак, они уехали на север. Экипажей стало меньше, при том, что сопровождающих кареты всадников было столько же, как и прежде. Продвигались они теперь куда быстрее, но, к сожалению, обычная утренняя тошнота повторялась у Джини по несколько раз в день, чему способствовали неровности дороги и не слишком хорошие рессоры экипажа. Приходилось делать остановки, во время которых, Джини справлялась с недомоганием, они любовались то старинной церковью, то живописными руинами времен римского владычества, то цветущими лугами. Сопровождающие кортеж всадники были уже менее настороженными после того, как миновали множество поворотов дороги. Никто не мог знать конечную цель их поездки, а дозорные из арьергарда неизменно сообщали, что никто их не преследует. Ехавший впереди всех на довольно далеком расстоянии Кэмпбелл тоже присылал известия о том, что путь свободен и безопасен.
Ардет не чувствовал себя таким слабым, как раньше, и меньше спал в карете. Он подумывал о том, что надо бы ему проехать перегон или два верхом, но Джини с этим не соглашалась. В результате случайного падения с лошади могли открыться раны. Более того, ни один конь не мог сравняться в скорости бега с его вороным жеребцом, и Ардет оказался бы беззащитным при нападении разбойника с большой дороги или, не дай Бог, притаившегося в придорожном рву наемного убийцы.
Помогая Джини подняться в карету, Ардет заметил с усмешкой:
– Ты ворчишь, как самая настоящая жена.
Она обернулась и ответила:
– А я и есть самая настоящая жена. – Затем добавила шепотом, чтобы ее не услышала мисс Хэдли: – Почти.
Взгляд, который она на него устремила, стоил многих томов. Первую главу можно было бы озаглавить примерно так: «Кто достаточно здоров, чтобы думать о верховой езде, тот выдержит и скачки иного рода». Заголовок, конечно, слишком длинный, но точный.
Ардет быстро поднялся следом за ней в карету.
– Ты права. Я еще не готов к столь энергичным упражнениям.
Они играли в карты, читали вслух, пели народные песни на разных языках, обсуждали планы постройки школы, в которой могли бы обучаться не только мальчики, но и девочки. Мисс Хэдли делала вид, что дремлет, и они могли разговаривать более свободно. Олив заскучал и перебрался на козлы к кучеру. Ветерок продувал его перья, и для ворона это было все равно что летать на свободе, не боясь ни стрелков, ни ястребов.
Одну из ночей этого путешествия они провели в гостинице, где оказалось много свободных комнат, в том числе для мисс Хэдли и слуг. Джини сняла дорожный костюм, переоделась в утренний туалет и расчесала волосы. Прочитала несколько страниц из книжки и напомнила себе слова отца о том, что она мужественная девочка. Собрав воедино все свое мужество, она глубоко вздохнула и постучалась в дверь комнаты Ардета после того, как услышала, что слуга пожелал ему доброй ночи.
– Тебе не понравилась твоя комната? – спросил он, отворив дверь и увидев, что Джини стоит в холле. – Ты голодна? Тебе нездоровится?
– Я чувствую себя хорошо. Пришла узнать, как ты.
Он поднял руку, чтобы продемонстрировать, что ему уже легче поворачивать плечо.
– Спасибо за внимание. Все приемлемо. Чувствую небольшую боль и некоторую неловкость.
Все ее мужество удалилось куда-то в шлепанцы и там осталось.
– Но может быть, ты нуждаешься в доброй компании? – осведомилась Джини.
– После всех этих дней, проведенных в карете, и ночей, когда тебе пришлось делить комнату с другими, я полагал, что тебе будет приятно одиночество.
– Я, по правде говоря, беспокоилась, не нужен ли тебе кто-нибудь здесь в комнате – на тот случай, если что-то потребуется.
– Я уже неделю не принимаю лекарств, могу зажечь свечи, управиться с одеялом и налить себе воды. Не беспокойся по пустякам, Джини. В няньках я не нуждаюсь.
– Разумеется. Извини, пожалуйста. Я не хотела быть ворчливой, а тем более назойливой. Ты ничего от меня не хочешь?
Он хотел, да еще как хотел!
– Нет, благодарю тебя.
– Твоя комната теплее моей.
– Вот как? Не хочешь ли, чтобы я растопил пожарче камин у тебя в спальне?
– Ты такой заботливый. – Джини едва не рявкнула на него. Право, он тупой, как спинка кровати. На ней полупрозрачный пеньюар, волосы распущены – ведь это ему нравится. Неужели он думает, что она пришла к нему попросить книжку или еще одно одеяло? Джини повернулась, чтобы уйти к себе в холодную одинокую комнату. – Думаю, мне пора. Ведь тебе нужен отдых.
Он не стал ее удерживать, и сердце у Джини упало вместе с остатком недавней ее храбрости. Ардет в очередной раз отверг ее.
Ардет тронул ее за плечо. Джини обернулась, обнадеженная. Он поцеловал ее – в лоб, а не в губы, потом осторожно и ласково коснулся ее живота.
– Прости меня, Джини. Я пока не готов разделить с тобой ложе, как бы сильно этого ни хотел. Поверь, я хочу. Не смей думать иначе. Я просто еще недостаточно окреп.
– Я могла бы… Элгин иногда хотел, чтобы я…
Он прижал палец к ее губам.
– Прошу тебя, не говори об Элгине в нашей спальне. Даже если это не наша собственная комната. Я не хочу видеть даже его призрак.
Джини резко повернулась.
– Ты полагаешь, последнее возможно?
– Я имел в виду метафорическое появление.
Джини с облегчением подумала о том, что ее муж не видит призраков. Никто бы не удивился, если бы дело обстояло иначе. Очень многие верят в привидения… Она принялась извиняться за свою настойчивость. Ардет – сильный мужчина, таким, как он, не нравится, если женщина проявляет инициативу.
– Тебе не за что извиняться, дорогая. Ты пришла ко мне в комнату, и это для меня большая честь. Милая, полная желания жена – это воплощенная мечта каждого мужчины. Но я хочу, чтобы наша первая брачная ночь, ознаменование нашего союза, стала бы настоящим чудом для нас обоих, когда это наконец произойдет. И пусть это произойдет в Ардсли-Кип. Там никто нас не потревожит, и нам не надо будет никуда уезжать с утра.
Он поцеловал ее долгим и нежным поцелуем. Он почувствовал, как она прильнула к нему. Он почувствовал ее мягкость и свою… мягкость. Он поскорее отодвинулся, чтобы она не заметила этого.
– Я уверен, что все так и будет. А теперь иди и ложись спать. Завтра ты и оглянуться не успеешь, как мы уже будем в Ардсли-Кипе.
– Надеюсь, – произнесла она и поднялась на цыпочки, чтобы коснуться его губ легким поцелуем. – Надеюсь, – повторила с мольбой и обещанием в голосе.
Теперь Ардету тоже оставалось надеяться, что его несостоятельность исчезнет еще до того, как кончится это долгое путешествие.
