Текст книги "Крылья любви"
Автор книги: Барбара Мецгер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
Глава 3
– Нет, вы не упадете в обморок. Я видел вас под огнем. Вы сильная.
Сильная? Джини не думала, что устоит на ногах. Ее мозги, как и все ее тело, превратились в бланманже. Видимо, понимая это, лорд Ардет подвел ее к скамейке неподалеку от штаб-квартиры. Она опустилась на скамейку, потому что почти не могла двигаться. Если бы она не упала в обморок, то вполне могла бы угодить под проезжающую мимо карету. Она осталась в чужеземном городе, и рядом с ней единственный… друг, высокого роста незнакомец с повелительной манерой общения и неведомым ей прошлым. У него, пожалуй, красивое лицо, смуглое, вдумчивое и очень серьезное, и он ничуть не похож на белокурого Элгина с его мальчишеской внешностью и готовностью расхохотаться в любую минуту. Возраст лорда Ардета было не так легко определить: судя по усталым глазам, ему можно было дать тридцать, а то и сорок лет, но кожа у него была свежая, гладкая, как у молодого человека лет двадцати. Он был загадкой, которую Джини не так уж стремилась разгадать. По отношению к ней он проявлял только доброту, но тем не менее она его все еще боялась. Что, если он не вполне в своем уме?
– Быть может, я неправильно поняла вас, милорд?
– Нет, ваш слух не обманул вас. Я делаю вам предложение выйти за меня замуж. Делаю не слишком изысканно, а, скорее, грубовато, однако это вполне реальное предложение брака. – Ардет расхаживал взад-вперед мимо скамейки. Ворон уселся на ближайший забор и наклонил голову набок с таким видом, словно был смущен не меньше, чем Джини.
– Я понимаю, что любой девушке хочется, чтобы за ней ухаживали, но у нас нет времени на баллады и букеты.
Баллады и букеты? Девушки? Он определенно провел слишком много времени за пределами Англии, решила Джини, если только не намерен запереться вместе с ней на чердаке родительского дома, где не будет свидетелей их безумного позора.
– Это самое лучшее решение вопроса, – продолжал Ардет. – Никто не посмеет пренебрегать графиней.
Джини больше не боялась бойкота образованного общества. Теперь она опасалась за собственную жизнь.
– Простите, милорд, но вы меня совсем не знаете.
– Как и вы меня. – Лорд Ардет небрежно отмахнулся от этого возражения. Свою первую жену он, кстати сказать, ни разу не видел до самого дня свадьбы. – Это не имеет значения.
Он хуже, чем помешанный. Обвенчаться с женщиной после двух дней знакомства? Как он может думать, что такой брак будет благополучным, что тут есть какая-то надежда на успех? Джини встала со скамьи, надеясь, что ноги готовы унести ее прочь отсюда. О своем будущем она позаботится позже.
– Благодарю вас за оказанную мне честь, милорд. Но боюсь…
– А вы не бойтесь. Я не сделаю вам ничего плохого. Никто не посмеет причинить вам зло, когда вы станете моей женой. Подумайте об этом, леди. Есть у вас иной выбор? Добьетесь ли вы сносного положения – при ваших-то обстоятельствах?
Он был прав, и Джини это понимала. Значит, выходить замуж? Она покачала головой.
Ардет наблюдал, как золотые отблески солнца вспыхивают в ее золотистых локонах, выбившихся из-под черного капора.
– Не говорите «нет». Сядьте. Выслушайте меня.
Джини послушалась и села, крепко сжимая в руках свой ридикюль, как будто набитая женскими мелочами сумочка могла послужить оружием и нанести ошеломляющий удар графу, если тот станет опасным.
– Я богат, – начал Ардет, как будто его одежда, не говоря уже о тех деньгах, которые он потратил на нужды Джини, не свидетельствовали о его богатстве и щедрости. – И я титулован. Лично для меня это ничего не значит, за исключением того, что благодаря этим двум обстоятельствам я буду принят в любых, в том числе и самых избранных, кругах общества. Точно такой же любезный прием встретит и моя жена.
Графиня будет принята если и не слишком доброжелательно, то, во всяком случае, терпимо – Джини понимала и это, поскольку таковы власть и обаяние титула и денег.
– Я не знаю, удастся ли мне сделать вашего сына наследником титула. Слишком многие знают историю вашего предыдущего замужества и могут сопоставить даты.
– У меня может родиться дочь, – заметила Джини ради того, чтобы в этом абсурдном разговоре прозвучал хоть один разумный аргумент.
– Нет, у вас родится сын.
Ворон и Джини одновременно кивнули. Одно из двух: либо этот помешанный верит, что он может читать по звездам, либо его сумасбродные высказывания помогают ему чувствовать себя всесильным.
Он продолжал так, будто в предсказании пола новорожденных или в сватовстве к брошенным на произвол судьбы вдовам нет для него ничего необычного:
– Подобные действия могут оспаривать, однако я полагаю, что вправе считать моим сыном ребенка, родившегося в то время, когда я состою в законном браке с его матерью и признаю этого ребенка своим. Кстати, надо будет заглянуть в свод законов. Во всяком случае, он может носить мое имя и пользоваться всеми вытекающими из этого привилегиями. Я, разумеется, положу на его и на ваше имя солидный капитал. На этот раз вы можете остаться богатой вдовой – и в очень скором времени.
– В скором времени? – Этот неизвестно откуда взявшийся граф не заглядывал в магический хрустальный шар, но опять-таки говорил совершенно уверенно. Джини видела, как он поднимал тяжело раненных солдат, как долгие часы оставался на ногах без пищи и отдыха, но ощутила душевную боль при мысли о его возможных страданиях. – Вас мучает какая-то изнурительная болезнь?
– Да. То есть нет.
Ворон на заборе громко каркнул. Граф посмотрел на него со злостью.
– Нет, у меня ничего не болит, но время мое строго отмерено.
Ардет спохватился, что время его и в самом деле убывает с каждым часом, и приказал ворону убираться прочь и продолжать поиски.
Джини тем не менее ничуть не разуверилась в его здоровье, во всяком случае, в силе его разума.
– Прошу прощения, а сколько же вам лет? – решилась она спросить.
– Вы имеете в виду годы или опыт? – Он повернулся и посмотрел на нее своими темными глазами, желая, чтобы она поняла, и зная, что вряд ли она сможет понять. – Теперь настал его черед покачать головой. – Мне исполнился тридцать один год, когда я перешел… – Он запнулся на секунду и продолжил: – То есть когда я отметил последний из дней моего рождения. Достаточно того, что я обладаю мудростью глубокого старца и знаю, что брак – самое разумное для нас обоих.
– Для нас обоих? Я не понимаю, какая вам от этого польза.
– Совершить доброе дело – высокая честь, хотя бы только в моих глазах. Оно в самом себе несет награду. Я не мог оставить без помощи беззащитную деву. Это значило бы отказаться от взятых мною на себя обетов.
– Так вы, быть может, святой человек? Монах? Праведник? – Джини решила, что это может объяснить его гуманные поступки, его бескорыстную помощь раненым солдатам, в то время как ни один из других джентльменов его положения не снизошел до этого. – Я не думала, что членам монашеских орденов разрешено вступать в брак.
– Я не принадлежу ни к одному из культов или конгрегации, но мои обеты не менее священные и не менее обязательные.
– По отношению к кому? Вы не давали мне никаких обещаний.
– По отношению к самому себе, как некая присяга рыцарству.
– О рыцарстве теперь можно только прочесть в книжках о прошлом, которые повествуют о рыцарях на белых конях.
– Вороных.
– Вороных? – переспросила удивленная Джини.
– Я всегда предпочитал вороных лошадей.
Разговор полностью вышел из-под контроля и понимания Джини. Она снова встала.
– Со мной все будет в порядке. Я буду отправлена в Англию, вы же слышали, что капитан сказал мне об этом. И сама устрою свою жизнь. Вы были более чем добры ко мне и с избытком выполнили обязательства, налагаемые на вас вашим, как бы это лучше сказать… вашим кодексом чести.
Он скрестил руки на широкой груди и стоял теперь перед ней, неподвижный, словно бронзовая статуя, если не считать развевающегося от ветра плаща у него за плечами ч трепещущей пряди темных волос на лбу.
– Нет. Брак – единственный способ спасения вашего будущего.
В. ответ на это Джини прищелкнула языком и заявила:
– Чепуха. Вы могли бы просто предложить мне стать вашей любовницей.
Она, разумеется, отклонила бы такое предложение, но подобные соглашения всегда были в ходу там, где в достатке имелись нуждающиеся женщины и богатые мужчины с потребностями иного рода. Джини молила небеса, чтобы ее положение не стало до такой степени отчаянным.
Выражение лица у Ардета сделалось еще более суровым и серьезным.
– Вы оскорбляете нас обоих, а заодно и память вашего мужа. Он женился на вас из соображений чести.
– Элгин Маклин женился на мне потому, что мой отец пригрозил пристрелить его.
– Я не допущу, чтобы вы стали шлюхой при каком-то мужчине! Я этого не позволю!
Джини почти ожидала, что он ответит ей с таким пылом негодования и что в глазах его вспыхнут искры, словно молнии в тучах, внезапно появившихся на небе в погожий день. Ей не хотелось, чтобы граф заметил, как ее напугал взрыв его гнева, и потому она подняла голову как можно выше.
– Вы не страж моей чести, милорд. Никто не возлагал на вас ответственность за мою нравственность. Вы имели основания давать клятвы и обеты вышним силам, но вы не давали их мне.
– Выбросьте из головы упоминание о моих обетах. Обычный здравый смысл требует, чтобы джентльмен оберегал тех, кто в этом нуждается. Брак – наиболее быстрый способ достичь этой цели.
Джини вовсе не стремилась стать объектом расхожего, но совершенно неуместного в данном случае девиза насчет того, что положение обязывает. Подумать только, быстрый способ!
– Здравый смысл также требует соблюдения годичного траура. Раз уж вы заговорили об оскорблении, то память Элгина будет оскорблена, а общество выразит свое возмущение, если я выйду замуж неприлично скоро после смерти мужа.
Джини полагала, что ежели граф так печется о благопристойности, то эти ее слова закончат нелепый и смешной разговор.
– Я не могу ждать целый год. И ваш сын тоже.
– Дочь.
Пусть он и граф, но Джини начинала уставать от его самоуверенности.
Он поднял черную бровь и скривился в улыбке.
– Но вы же не захотите, чтобы ваш ребенок столкнулся со сплетнями и пренебрежением общества?
– Я не хочу этого и для себя, но также и для вас, если вы все-таки добились бы исполнения вашего безумного плана. Вас, так же как и меня, основательно вымажет кисть, которую обмакнули в деготь гнусного злоречия.
На этот раз он улыбнулся по-настоящему:
– Поверьте, что мне случалось быть измазанным и кое-чем куда более гнусным.
– Вы не понимаете. С моей историей я никогда не буду признана достойной приличного общества.
– Вы достойны этого гораздо больше, чем я, миссис Маклин, однако я нисколько не боюсь встретиться лицом к лицу с вашим высшим светом.
– Я не боюсь.
Оба знали, что Джини говорит неправду.
– В таком случае оставьте ваши неубедительные отговорки, – сказал он. – Вы осведомлены о физической стороне брака, но я клянусь, что не стану навязывать вам нежелательную для вас интимность.
Яркий румянец мгновенно вспыхнул на щеках Джини. Она была настолько ошеломлена невероятным предложением графа, что до сих пор ни на минуту не задумалась обо всех вытекающих из него последствиях. Делить с незнакомцем его богатство и титул – это одно, а делить с ним постель – уже совсем другое. Какое несчастье, что она толком не задумалась над нелепостью такого предложения! Этот человек явно не в своем уме. Она не может воспользоваться преимуществами своей знатности, как это ни соблазнительно.
– Милорд…
– Ардет, – поправил он, – или Корин, если мы намерены вступить в брак.
– Милорд, – с нажимом повторила она, – вы находились в гуще сражения, вы переживали его последствия. Вы еще не в состоянии мыслить вполне ясно. Ни один разумный джентльмен не сделает подобного предложения, и ни одна порядочная леди не сможет его принять.
– Вы считаете, что у меня… ох, как это выражается сержант? Да, вспомнил! Вы считаете, что у меня труха в голове?
Что есть, то есть, но Джини была слишком воспитанна, чтобы высказать это мнение вслух.
– Конечно, нет. Разве что вы переутомили вашу голову, уделяя моему положению все свое внимание. Если оставить в стороне стремление успокоить вашу совесть, по каким бы личным причинам вы этого ни добивались, женитьба на обедневшей вдове с запятнанной репутацией, и к тому же беременной от другого мужчины, не принесет вам ничего хорошего. Вы пэр, вы богаты и вполне можете найти для себя невесту в самом высшем обществе, красавицу из всем известной знатной семьи и с хорошим приданым. К чему вам что-то другое?
Ардет посмотрел на сгущающиеся тучи, то ли ожидая возвращения своего ворона, то ли обдумывая ответ на заданный вопрос. Наконец он снова повернулся к Джини.
– Денег у меня достаточно, меня нисколько не привлекают ваши так называемые сливки общества. Красота увядает, но ваша как раз такого рода, которая с течением времени расцветает все ярче и становится все более привлекательной.
Джини снова покраснела до ушей. Сама она считала себя хорошенькой, но Элгин находил, что волосы у нее слишком рыжие и блестят, как медная проволока, что фигура у нее уж очень хрупкая, а нос коротковат. Он к тому же был влюблен в ее сестру Лоррейн, пышную белокурую богиню.
Ардет все еще смотрел на Джини, и взгляд его словно проникал сквозь ее черное платье, мало того, проникал в ее мысли.
– Ум женщины, ее сердце и душа – вот что главное. Я успел это понять и скажу вам, что вы настоящая леди. Помогая вам, я искупаю мои прошлые грехи, это воистину так. Вы спрашиваете, что я хочу получить взамен? Отвечу, что взамен я попрошу вас о помощи.
Джини рассмеялась невеселым смехом, пытаясь уловить, в чем суть его силы, его уверенности в себе, той ауры всемогущества, которая окружала его. Проходившие мимо солдаты старались держаться от него на расстоянии и опускали глаза; офицеры приветствовали его почтительным наклоном головы, также держась на определенной дистанции. Что касается женщин, то они глазели на него, облизывая губы, словно собаки в лавке мясника. Этот человек ни в чем не нуждался, и Джини сказала ему об этом.
– Нет. Я очень нуждаюсь в том, чтобы мне помогли вернуться в ваш мир. То есть в Англию. Я многого не знаю и не понимаю здесь.
Джини вспомнила, как он говорил майору лорду Уиллфорду, что его семья жила за границей. Это, видимо, объясняло некоторые не совсем обычные обороты его речи и его манеру держать себя.
– Вы очень скоро всему научитесь от джентльменов в кофейнях и клубах для мужчин.
– Напыщенные щеголи и бездельники не в состоянии помочь мне найти то, что я потерял. Вы другое дело. На вас – вся надежда.
– Здесь, в Брюсселе?
Джини была готова на многое в благодарность за то, что он уже дал ей.
– Надеюсь, что нет. Но если даже моя потеря находится здесь, мне придется оставить поиски, потому что дела требуют моего переезда в Англию. Мой вложения, мое имение, унаследованная собственность нуждаются в моем присутствии. Не говоря уже о геральдической палате, которая должна подтвердить мое наследственное право на титул.
– Но если вы уедете, как же вы найдете потерянное вами сокровище, если можно так сказать?
– Я не совсем понимаю, что мне в точности надо найти. Так, теперь все так же ясно, как небо в тучах!
– В таком случае чем я могу помочь?
– Тем, что позволите мне помочь вам, если это вам понятно.
– В качестве вашей жены?
– Лицензия на брак избавит от всех неприятностей. Все мое будет и вашим. Ваш дом, нет, даже несколько домов – нуждаются в женской руке. Вы сможете без счета тратить деньги на платья, меха и драгоценности. Лошади, яхты – словом, все, что пожелаете. Путешествия, если вам это нравится, благотворительная деятельность, если вам это по душе. Защита от оскорблений и средства для вашего сына. Первое место в местном обществе и гарантированное высокое положение в лондонском бомонде.
– Я занимала бы более высокое положение, чем моя сестра, верно? Ее муж всего лишь барон.
– Графиня уступает только принцессе, герцогине и маркизе, а многие ли из них имеют доступ к такому богатству? Или такого щедрого мужа?
– Это звучит так, будто вы торгуетесь.
– Но вы продали бы только ваше присутствие, отнюдь не ваше тело, клянусь. И лишь на короткое время:
– Как я могу отказаться? Понимаю, что должна, но ваше предложение слишком соблазнительно.
– Само собой разумеется. Я брал уроки у самого дьявола. – Он прижал руку к сердцу. – Я отдаю мою жизнь и все, что мне принадлежит, в залог вашей чести и вашему счастью.
Потом он опустился на колени у ее ног и поцеловал ей руку, скрепив таким образом их соглашение.
Эта минута могла бы стать самой счастливой в жизни Джини, если бы не червь сомнения, который тревожил ее душу.
Глава 4
Солнечный восход и волосы Джини. После долгого пребывания во мраке Ардета тянуло к этому, словно мотылька к пламени свечи или скрягу к золоту. Ему казалось, что он мог бы наслаждаться и тем и другим целую вечность. К несчастью, вечности в его распоряжении не было.
Намерение остаться здесь и по истечении отведенных ему шести месяцев укрепилось в нем теперь еще более, и не имело значения, сколь долгим будет этот срок. Со всеми ее бедами, страданиями и грязью жизнь все-таки лучше, чем любая иная возможность. Она… живая.
Точно так же рассуждал и гремлин. Даже сидя в полудреме на столбике большой кровати Ардета в номере лучшего отеля в Брюсселе, ворон бормотал:
– Живой… Будь проклят ад. Я живой!
Накинув на плечи одеяло, Ардет подошел к окну. Видимо, его тело не привыкло к прохладе. А может быть, ощущение холода возникло при мысли о том, что еще один день прожит, а песочные часы так и не найдены. Он понимал, что эта проклятая штуковина всего лишь символ, уловка дьявола, имеющая целью добиться, чтобы Ардет постоянно мучился тем, что теряет драгоценное время. Он никогда не найдет песочные часы, это даже не зависит от воли Сатаны. Но он может обрести собственную человеческую суть, и, возможно, этого достаточно, чтобы выиграть пари.
Сколь много жизней должен он спасти? Сколько страданий облегчить? Сколько денег пожертвовать голодным, бедным? А отчаявшимся – обещать и найти работу? Ардет не имел представления об этом, но уже сделал первые шаги. Еще один шаг вперед – женитьба на миссис Маклин. Ардет считан этот шаг правильным, полагая, что он оживит и усилит тепло, которое он чувствовал где-то поблизости от сердца. У него было сердце, которое билось и перекачивало кровь. Быть может, оно тоже согреется, быть может, начнет испытывать какие-то чувства…
Он испытывал влечение к этой женщине, это несомненно. Он относился к ней почти как к бездомному ребенку, который нуждается в спасении, не его тело, здоровое мужское тело, которого он лишился, умерев в тридцать один год, распознало в ней женщину, полную обаяния и вызывающую желание обладать ею.
Проклятие, подумалось ему, и почему его телу не вспомнились все его физические функции до того, как он сделал предложение о целомудренном браке? Неужто оставил свои проклятые мозги там, откуда явился? Ар-смерть ничего не чувствовал в течение столетий. А лорд Ардет чувствовал похоть, ярую и неистовую, как олень в охоте или мужчина, «постившийся» десятилетиями. Каждый раз, как он видел эту женщину, его охватывало желание. Счастье, что широкий плащ все скрывает. А она, боги великие, она хорошеет с каждым часом благодаря отдыху, хорошей еде, модной одежде и главным образом тому, что с лица ее исчезло выражение страха.
Нет, он не может взять назад свое обещание без того, чтобы в ее зеленых глазах снова не появился страх. Кроме того, осуществление брачных отношений было бы неблагопристойным в то время, пока она оплакивает своего мужа, хоть он и был одним из тех бессмысленных бездельников, которые только обременяют мир своим существованием. Миссис Маклин вполне заслужила время на траур, тем более что за эти месяцы она успеет привыкнуть к новому супругу, то есть к нему, Ардету. Но шесть месяцев – короткий срок.
И снова время, этот драгоценнейший предмет потребления. Он взглянул на свои новые карманные часы при первом свете дня, от всей души желая, чтобы стрелки их двигались как можно медленнее. Сегодня день его свадьбы. Только вот не будет брачной ночи, будь оно все неладно. Но женитьба на избранной им женщине тем не менее оставалась разумным поступком. Он должен отправиться в Англию, заявить права на свои владения и на свои счета. Но только женившись на Джини, он получит право защищать ее и доброе имя, которым она так дорожит. Дать ей имя и безопасное будущее – доброе и благородное дело и в равной мере акт самопожертвования. К тому же у него появляется возможность усыновить ее ребенка, который станет его наследником. Ведь именно этого хочет любой мужчина, не так ли? Он, правда, мужчина не такой, как все, даже наполовину не такой. И все же сама мысль о женитьбе на этой вдове была ему… приятной. Приятными были и давно забытые эмоции, которым он радовался, поскольку они не были связаны с таким огорчительным неудобством, как неудовлетворенное желание.
Он принялся покупать для Джини шляпки, шали и кружева, как только в городе вновь открылись магазины. Нет, твердил он себе, он вовсе не пытается купить ее привязанность. Это было бы унижением его достоинства и достоинства миссис Маклин. Он вовсе не хотел, чтобы женщина уступила его желанию из чувства благодарности.
Господь милостивый, ведь после того, как он произнесет обет верности перед алтарем, пройдут достаточно долгие шесть месяцев.
Ардет поплотнее закутался в накинутое на плечи одеяло…
Может, выдать ее замуж за какого-нибудь молодого офицера, парня хорошего происхождения, но с пустым карманом, который согласится взять ее в жены за хороший куш? Молодой человек поклянется заботиться о ней и после того, как истекут отведенные Ардету полгода. Да, только так, иначе Ардет вырвет у него печень и легкие! Подходящий брак по расчету может оказаться наилучшим выходом для всех участников соглашения.
Но тут недавний Вестник Смерти вспомнил улыбку Джини и понял, что не в силах отдать ее другому мужчине. Он мог добавить чувство собственности и ревность к списку своих возродившихся качеств, которые не сделали бы его лучше, чем он есть, зато определенно приближали к жизненно правдивому образчику рода людского. Ничего не попишешь, Ардет вынужден был признать, что миссис Маклин, сама о том не ведая, вынудила его чувствовать себя более живым. Даже ее имя возбуждало его. Имоджин Хоупвелл Маклин. Воображение. Надежда. Добро.[3]3
Первые два слова из полного имени героини романа созвучны в английском языке словам, обозначающим перечисленные далее общие понятия.
[Закрыть] Чаровница Джини. Она должна принадлежать ему, это очевидно.
Она нужна ему. Он нужен ей. Бывают и менее убедительные причины для вступления в брак.
Гремлин-ворон, видимо, придерживался той же точки зрения, потому что вчера он принес в клюве золотое кольцо и бросил его к ногам Ардета. Множество подобных сувениров было втоптано в грязь на поле битвы или украдено у мертвых.
– Я посылал тебя за песочными часами, несносное ты создание!
– Красивое для красивой, птичьи твои мозги! – крикнул в ответ ворон и захлопал крыльями перед носом у Ардета.
Никто не погнался за вороном с криком «Вор!», на кольце не было инициалов его владельца. А главное, те драгоценности, которые хранятся в замке графа, ныне именуемом Ардсли-Кип, пока недоступны.
– Полагаю, оно пригодится, Олив.
– Так возьми его.
Первая помолвка Джини была недолгой, всего три недели прошли после обручения до церемонии в приходской церкви их деревни, причем каждый прихожанин знал, что Элгин хотел жениться не на ней, а на ее сестре Лоррейн. Теперь все произошло еще быстрее, хоть и не так быстро, как хотелось бы его милости. Он торопился вернуться в Лондон и завладеть своим наследством, и Джини это понимала.
Собственно говоря, она и сама стремилась поскорее покинуть место кровавого побоища, пережитого ею позора и всяческих инсинуаций на ее счет.
Но даже граф Ардет не мог договориться о проведении бракосочетания в установленной законом форме в ближайшее время, ибо для этой цели надо было вызвать священника и получить специальную лицензию из Британии.
– Может, подождем до того времени, как вернемся домой? – предложила Джини.
– Нет, начнутся нежелательные толки. К тому же в Англии в связи с моим внезапным появлением и необходимостью подтвердить мое право на семейный титул начнутся, как я думаю, довольно долгие хлопоты.
Не говоря уже о его странностях и причудах, подумала Джини, но вслух ничего не сказала. Ардет, несмотря на жаркую погоду, не снимал свой плащ с капюшоном, носил на плече ворона и порой разговаривал сам с собой. Он мог одним словом и прикосновением погрузить в глубокий сон страдающего от боли раненого солдата, но, кажется, совсем не спал сам. Джини предпочитала не замечать эти тревожные проявления хотя бы ради того, чтобы не спятить.
– Я думала, что вы не обращаете внимания на сплетни.
– Не обращаю, когда сплетничают обо мне.
– Если вас беспокоит, что моя репутация пострадает, когда мы будем путешествовать вдвоем и останавливаться в одном и том же отеле, можно совершить церемонию в ближайшей церкви, а о частностях позаботимся позже, – предложила Джини, хотя, по правде говоря, она не имела сколько-нибудь точного представления о религиозных взглядах своего нареченного.
– Нет, все должно происходить как положено и ни у кого не вызывать вопросов. Я не потерплю никаких сомнений в законности нашего союза. Вы упоминали о том, что много пересудов может вызвать несоблюдение траура, а также о том, что новые пересуды начнутся, если ребенок родится слишком рано, чтобы его считали моим. Сплетен будет еще больше, если мы не обвенчаемся. Не следует создавать у кого бы то ни было впечатление, будто оба мы или один из нас не рад такому браку. Если бы я мог, то обвенчался бы с вами в самом большом из соборов Лондона в присутствии короля.
Король был почти таким же сумасшедшим, как лорд Ардет.[4]4
Королем Англии в 1815 г., когда и произошла битва при Ватерлоо, официально оставался Георг III, но с 1811 г., когда он заболел психически, при нем был назначен регентом принц Уэльский, в 1820 г. вступивший на престол как Георг IV.
[Закрыть]
Опасаясь, что несходство между ними приведет к тому, что Джини начнет сомневаться в правильности принятого ею решения, Ардет старался, чтобы у нее было поменьше свободного времени: просил ее почаще навещать раненых солдат, устраивал вызовы в консульство, а когда нашел портниху, которая возобновила свою работу, Джини то и дело приходилось проводить целые часы на примерках. Он покупал ей подарки – перчатки, книги, сладости, – словом, вел себя как и подобает нареченному, влюбленному в свою невесту. Он игнорировал возмущенные взгляды и хихиканье матрон, а также подавленные смешки солдат, а Джини, глядя на него, старалась вести себя точно так же.
Ни одна из офицерских жен не заходила к Джини поболтать, принести поздравления или выразить сочувствие. Когда Ардет встречался с банкирами, генералами, врачами и послами, он давал им свои советы, а между делом настраивал на одобрительное отношение к своей свадьбе и своему отъезду в Англию, но при этом не забывал позаботиться о том, чтобы Джини не оставалась в одиночестве. Он знал, что она легко поддается панике. А Джини больше всего страшило, что он так хорошо понимает ее, а она его не понимает совсем.
Его слуга Кэмпбелл не мог нахвалиться его милостью, но сержант не мог объяснить, откуда явился его новый хозяин, как он научился искусству лечить людей необыкновенными способами и чего ради знатный и богатый джентльмен полез в самое пекло войны. Солдат встретил графа несколькими часами раньше, чем впервые увидела его Джини, и лорд Ардет помог ему спасти лошадей, которые были первой любовью Кэмпбелла. Лорд Ардет добился увольнения Кэмпбелла с военной службы, и уже одного этого было бы достаточно, однако сверх того бывший сержант получил хорошо оплачиваемую должность и возможность вернуться в Англию. Там ему предстояло заняться графской конюшней, и прежде всего приобретением для нее лошадей.
Второй – после лошадей – любовью Кэмпбелла стала Мари, молодая француженка, которую Ардет нанял для Джини в качестве горничной. Мари была хорошо осведомлена обо всех новшествах моды и плюс к тому знала, как наилучшим способом скрыть растушую полноту талии Джини. Мари сочла было, что беременность хозяйки сулит некоторые преимущества ей самой, и, разумеется, гораздо охотнее предоставила бы свои услуги интимного рода хозяину, однако месье граф далеко не столь щедро расточал свои чувства, как тратил деньги. Такова жизнь, что поделаешь… Прежний наниматель Мари отправился вместе с частями идущей в наступление армии во Францию, и девица осталась в одиночестве, без какого-либо дохода. В Брюсселе она не могла рассчитывать на хорошо оплачиваемую должность, а британцы мало-помалу покидали город, так что Мари рада была и той работе, которую ей предложил месье граф. Она не слишком охотно принимала знаки внимания от Кэмпбелла. Простой сержант, превратившийся в слугу джентльмена, был для нее птицей не слишком высокого полета, но и он сойдет до тех пор, пока они не прибудут в Лондон, где она постарается найти кавалера получше.
Джини не наводила справки о том, какого характера должность исполняла Мари до того, как стала ее горничной, однако порой у нее возникали опасения, что эта особа не слишком порядочная.
Вечером накануне свадьбы Ардет сопровождал Джини на обед в иностранном посольстве. Она была разодета по последней моде – нарядное черное шелковое платье, отделанное дорогими кружевами, и единственная драгоценность – нитка жемчуга. Джини знала, что выглядит лучше, чем когда-либо, но и вполовину не так великолепно, как мужчина рядом с ней. Он уверенно представил Джини присутствующим сановникам и их женам как свою будущую новобрачную. Один его взгляд и властный жест ладони, которым он коснулся ее руки, продетой ему под локоть, предотвратил любое критическое замечание; никто даже не поморщился, когда кто-то нечаянно пролил вино поблизости от юбки Джини и Ардет буркнул: «Дерьмо!» Юбка, кстати сказать, ничуть не пострадала.
Джини оказывали почтительное уважение, подобного которому она никогда еще не испытывала – ни как младшая сестра признанной красавицы, ни как нареченная Элгина Маклина, ни как якобы его сестра, последовавшая за братом в поход. Да, быть графиней совсем иное дело. Положение обязывает, и Джини понимала, что присутствующие на обеде взвешивают каждое ее слово и каждое движение. Это ее пугало, как будто само то, что она выходит замуж за лорда Ардета, было недостаточно пугающим. И в день венчания Джини тоже наблюдала солнечный восход.
В день своей первой свадьбы Джини была одета в белое девичье платье. Ее старшая сестра Лоррейн заявила, что сама она уже достаточно взрослая, чтобы носить светлые тона, и потому ее поношенное платье из муслина перешло к Джини. В руке она держала увядший букет полевых цветов, которые нарвала сама. Много лепестков опало, пока она шла по улице к деревенской церкви следом за разгневанными родителями. Ее отец был настолько оскорблен поведением младшей дочери, что отказался запрягать лошадей, чтобы проехать столь малое расстояние. По мнению сквайра Хоупвелла, отбить у сестры жениха, целоваться с Элгином в коридоре бального зала и позорить имя семьи было достаточно скверно, не говоря уже о том, что Имоджин пыталась лгать и обвиняла дорогую Лоррейн.
