Текст книги "Очаровательная шпионка"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Глава седьмая

Рассказать ему все!

Искушение было сильным,и на миг Дорина почти поддалась ему.

Но как она может рассказать ему теперь, после этого вечера, когда он открыл ей свои секреты?! Если он узнает ее настоящее имя, то истолкует все самым превратным образом. Нет, нужно подождать другого случая.

Поэтому Дорина только загадочно улыбнулась и покачала головой.

– Вы правы, – тут же сказал граф. – Не мое дело спрашивать, особенно после того, как я столь чудовищно вас недооценил.

– Давайте не будем об этом, – быстро возразила Дорина.

– Но я должен об этом поговорить. Я не желал вам зла, но был неправ во всем. Для определенного сорта искушенных леди «Альгамбра» – это всего лишь хорошая шутка.

– Для таких, как леди Масгроув, Элси и, с вашего позволения, многих других?

Дорина не хотела произносить последних слов, но ее подстегнула внезапная вспышка ревности.

– Даю вам слово, – сказал граф, – что я не закоренелый бабник…

– Нет… конечно, нет… пожалуйста, забудьте, что я говорила это… я не имела права…

– Признаю, что я вел бурную жизнь, быть может, слишком бурную, но я не так плох, как вы думаете.

– Я ничего не думаю, милорд. Ровным счетом ничего.

– Вы даете мне понять, что я никогда не смогу стать для вас кем-то?

– Я… я не могу сказать, – запнулась девушка. – Пожалуйста, давайте не будем сейчас об этом говорить.

От слов графа у Дорины быстрее забилось сердце. В них слышался призыв к ее чувствам, почти признание, что он любит ее или может полюбить. Но она не могла ответить ему так, как хотела бы. Слишком много было между ними лжи, пусть и невинной. Любовь может процветать только в искренности, а это время еще не пришло.

– Боюсь, вы все еще обижены на меня, – сказал граф. – После того, что вы пережили той ночью, я не могу вас винить. Могу лишь надеяться, что время сотрет эти воспоминания и вы сможете по-настоящему простить меня.

– Но я уже простила. Отчасти я виновата сама: не нужно было отрываться от вас.

– Вы ни в чем не виноваты, – нежно сказал он. – Я должен был понимать, что нельзя вести вас туда. Дело в том, что… я стал легкомысленным… можно сказать, я жил легкомысленно. Боюсь, этот дом видел слишком много женщин, подобных леди Масгроув, Элси и другим.

– Вы не обязаны ничего мне объяснять.

– Но я хочу, чтобы между нами все было ясно. Разве вы не понимаете почему?.. Нет, нет, сделаем вид, что я этого не говорил. Это чересчур поспешно. Я только хочу, чтобы вы знали: все в прошлом. В моей жизни больше нет места таким леди.

Дорина не смогла сразу ответить. Она боялась, что, если заговорит, ее голос дрогнет от волнения. То, что она слышала, было так прекрасно, обещало столько надежды на радость в будущем, что она едва ли могла этому поверить, как бы страстно ни хотела.

– Я… я уверена, что вы приняли верное решение, милорд, – сказала она наконец. – Вы будете свободны и сможете сосредоточиться на своих великих изобретениях, понести их в мир. Вам не нужны помехи.

– Да, помехи. Вот кто эти ветреные дамы. Мне нужна женщина, которая относится к моим созданиям с таким же пылом, как я сам.

Больше он ничего не сказал, но его пристальный взгляд, прикованный к Дорине, дал ясно понять, что она – именно та женщина, о которой он думает. Девушке казалось, что она видит счастливый сон.

Но следующие слова графа потрясли ее до глубины души.

– А мне понадобится вся сосредоточенность и все умение, на какое я способен, чтобы победить Джона Редфорда.

Раздался легкий звон – Дорина слишком быстро отставила свой бокал вина и зацепила тарелку с супом.

– Джона Редфорда? – едва слышно произнесла она.

– Это мой главный конкурент и единственный, кого я боюсь. Вы так много знаете, должно быть, вы слышали и о нем?

– Я слышала это имя, – осторожно сказала Дорина. – Кажется, он тоже знаменитый инженер.

– Так и есть, а кроме того великий человек, – согласился граф с готовностью, от которой Дорина еще больше расположилась к нему. – Возьмите любое техническое достижение нашего века и увидите, что он стоял у его истоков.

– Он? Не ваш отец? – не могла не спросить Дорина.

Граф скорчил смешную гримасу.

– Нет, Редфорд всегда был на полшага впереди моего отца по части изобретательности и мастерства. Конечно, я не признал бы этого, будь папа жив. По-своему он тоже был великим человеком и внес важнейшие улучшения во многие идеи, первооткрывателями которых были другие. Однако он редко бывал первым, и ему всегда хотелось превзойти Джона Редфорда. Единственное, в чем ему это удалось, был его титул. Он так гордился, когда стал графом, а Редфорду не предложили ничего. И заметьте, до меня доходили слухи, что ему предлагали титул, но он отказался. Я рад, что отец так и не узнал этого. Это отравило бы победу, которая так много для него значила. Папа умер, и теперь я помышляю о том, чтобы превзойти Джона Редфорда вместо него. И сейчас… – его лицо как будто озарило сияние, – сейчас я, наконец, в шаге от этого. Вы не представляете, что это для меня значит!

– Неужели так важно быть первым? – спросила Дорина.

– В историю попадает имя первого человека, – просто сказал граф. – Джон Редфорд знает это так же хорошо, как и я. Подозреваю, он как раз поэтому внезапно залег на дно.

– Что вы имеете в виду? – в тревоге спросила Дорина.

– Такое впечатление, словно он исчез с лица земли. Люди, которые связаны с его бизнесом в Бирмингеме, разговаривают с заместителями, но только не с ним самим. Он как будто ушел в подполье, и я догадываюсь, что он очень близок к победе и хочет отсечь любые помехи. Если бы я только знал точный ответ!

Он смолк, когда Хенли появился в столовой, чтобы убрать тарелки из-под супа и подать следующее блюдо. Тем временем Дорина пыталась придумать, как отвлечь графа от этой опасной темы.

Когда они вновь остались одни, девушка сказала:

– Давайте планировать будущее вашего самодвижущегося экипажа. Вы решили, каким будет следующий шаг?

– Осталось преодолеть одну-две небольшие технические проблемы, но это не очень сложно. Рулевое управление требует некоторой доработки.

– Расскажите подробнее.

Дорина сказала это, только чтобы отвлечь внимание собеседника. Девушку не интересовало рулевое управление, но ей нравилось слушать графа, когда он говорил с таким азартом.

И тот говорил. В продолжение всего ужина он обсуждал свою работу с полным доверием, которое Дорина умела ценить. По правде говоря, она понимала не все, но знала, что может разобраться лучше любой другой женщины.

Граф умел хорошо объяснять, понятнее, чем ее дорогой отец, как пришлось признать Дорине. Многие вещи, недоступные раньше ее воображению, стали ясными. Весь чудесный мир инженерии и изобретений словно раскрылся для нее.

Потом граф сказал:

– Хенли, подай нам, пожалуйста, кофе в библиотеку. Потом все могут ложиться спать.

Когда они остались в библиотеке вдвоем, граф сам разлил кофе; разговор длился еще час. Речь шла исключительно о работе, ничего личного.

Поршни, горючее, зажигание, лошадиные силы – эти слова Дорина помнила впоследствии.

Но кроме того девушка запомнила ощущение некой панорамности: как будто она стоит на высокой горе и видит все вокруг, насколько хватает ее внутреннего взора. Ей хотелось оставаться на этой скале вечно.

Наконец граф смолк, глядя на Дорину в мягком отсвете камина.

– Я все время говорю, а вам и слова не даю вставить, – произнес он.

– Но мне нравится слушать, – сказала девушка. – Теперь я знаю гораздо больше, чем раньше. Вы все делаете таким понятным.

– Только для вас, – ответил он, вставая. – А теперь отправляйтесь в постель. Я не стану возражать, если завтра утром вы немного позднее возьметесь за работу.

– Я буду на месте в обычное время, милорд, – чопорно сказала Дорина.

Граф рассмеялся и протянул руку, чтобы помочь ей подняться.

Они вышли в холл и обнаружили, что только одна лампа освещает его слабым светом. Все ушли спать, и в доме было тихо.

Дорина пошла за графом по главной лестнице. Они поднялись на второй этаж, ее комната была слева, его – справа. Там, где коридор поворачивал, мерцал мягкий свет.

– Спокойной ночи, – сказала Дорина. – Вечер был чудесным. Я никогда еще не проводила время приятнее.

Подняв на графа взгляд, девушка увидела в его глазах странное выражение. Оно совсем не было похоже на то восхищение хищника, которое она заметила в «Альгамбре». Теперь в его взгляде были искренность и уважение, а еще нежность.

Дорина затаила дыхание. Такое испытание было для нее слишком…

– Спокойной ночи, милорд.

– Спокойной ночи… Дорина.

Она словно в тумане пошла к себе в спальню, сопротивляясь искушению оглянуться и проверить, смотрит ли граф ей вслед. Когда дверь ее комнаты была надежно заперта, Дорина подошла к зеркалу и внимательно посмотрела на себя.

Она все еще была в неприглядной одежде, которую проносила весь день, а волосы по-прежнему были безжалостно стянуты на затылке. В женщине, которая смотрела на нее в зеркале, не было ничего притягательного, ничего, что могло бы поманить мужчину.

Но тем не менее он хотел сблизиться с ней. Не потому, что она хорошенькая, а потому, что их помыслы встретились и объединились. Их сердца тоже медленно идут навстречу друг другу, хотя многое может еще случиться. Оба пока не готовы, но сближение должно произойти.

Быстро это бывает только во сне…

* * *

В последующие несколько дней граф часто брал Дорину с собой на завод, чтобы посмотреть на самодвижущийся экипаж и научить ее управлять им. Под его руководством девушка стала хорошим водителем, способным инстинктивно почувствовать, как поведет себя машина.

– У вас это получается само по себе, – сказал как-то граф, помогая Дорине спуститься. – Будто вы всю жизнь это делали.

«В каком-то смысле это правда», – подумала девушка. Да, она не управляла самодвижущимися экипажами всю жизнь, но атмосферой этого дышала с малолетства. Ей уже давно следовало все рассказать Джералду, но Дорина медлила с признанием, боясь его последствий и желая еще немного насладиться этой чудесной порой доверия графа. Однако пришло время решиться, невзирая на последствия.

По дороге домой она силилась придумать нужные слова. Когда экипаж остановился у порога, она подождала, пока они зашли в дом, глубоко вдохнула и произнесла:

– Милорд, я должна вам кое-что сказать.

– Секундочку… – он успел отвернуться к столику в холле, на котором лежало письмо, доставленное, видимо, в их отсутствие. Граф разорвал конверт, и по его лицу разлилось довольное выражение.

– Слава Богу! – сказал он, помахивая содержимым. – Я боялся, что не смогу их достать.

– Достать что, милорд?

– Билеты. Билеты в театр. Они, точно золотая пыль. Нет, нет… – граф заметил выражение лица Дорины и поспешил ее успокоить. – Это не как в прошлый раз. Это билеты в театр «Гейети», где выступают величайшие звезды и куда ходят члены августейшей семьи. У меня там ложа. Прошу, скажите, что разделите ее со мной.

– Но когда? – спросила Дорина, улыбнувшись его мальчишескому энтузиазму.

– Сегодня вечером. Скажите, что пойдете со мной.

– Да, – ответила она, не в силах сопротивляться ему. – Конечно, пойду.

– Будьте готовы выехать через час.

Дорина провела несколько приятных минут, просматривая свой гардероб, довольная, что представился еще один случай нарядно одеться. Сегодня вечером она вновь может быть прекрасной для него. Только для него.

Платье, которое выбрала Дорина, было из золотого атласа и тюля. Она дополнила наряд золотым ожерельем и серьгами. Девушка знала, что выглядит сказочно: небо и земля по сравнению с деловой особой, которой она только что была. И, когда она спустилась по лестнице, глаза графа сказали ей то же самое.

Он также был одет великолепно, в парадный фрак с галстуком-бабочкой. Сверкающий бриллиант украшал рюши на груди его вечерней сорочки, и мысли Дорины на миг перенесли ее в «Альгамбру», к мужчине, который приставал к ней, глупо хвастая фальшивым бриллиантом. Однако на этот раз девушка не расстроилась, а увидела забавную сторону давнего приключения.

– Что такое? – спросил граф, заметив ее улыбку.

– Ничего. Все хорошо. Это личное.

Напоминать ему об «Альгамбре» было бы не очень хорошей идеей.

– Мне бы хотелось, чтобы вы не утаивали от меня ничего личного.

– Это не существенно.

– Однажды я доберусь до сердца ваших загадок. Но пока оставлю все как есть.

Дорога до театра «Гейети» была короткой. Снаружи собралась целая толпа, гудящая от возбуждения в ожидании грандиозного события.

Посмотрев на плакаты, Дорина поняла, в чем дело.

«По многочисленным просьбам зрителей,– кричали рекламные надписи, – возвращение великой актрисы Лили Лэнгтри!ЕЕ ПЕРВОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ В ЛОНДОНЕ ЗА МНОГИЕ ГОДЫ».

– Лили Лэнгтри, – выдохнула Дорина. – Но разве она не… я хочу сказать… когда я… то есть?..

– Она была «близкой подругой и спутницей» принца Уэльского, – пришел на помощь граф. – Это очень вежливый способ описать их отношения. Надеюсь, я не оскорбил вашего чувства приличия?

– Да… нет… то есть…

Дорина отвечала рассеянно, потому что была испугана оговоркой, которую только что чуть не допустила. Произнеся «когда я», она намеревалась продолжить «когда я встречалась с принцем», но вовремя остановилась.

Принц Уэльский ценил богатый средний класс, состоящий из успешных предпринимателей. Поговаривали даже, что, когда, наконец, изобретут самодвижущийся экипаж, он станет первым его покупателем.

Принц давал несколько приемов для бизнесменов. На один из них пригласили Джона Редфорда, и тот взял Дорину с собой.

Девушка помнила, с каким восторгом впервые увидела наследника престола и невероятно красивую женщину рядом с ним. Кто-то шепнул, что это Лили Лэнгтри, любовница принца.

Все высшее общество знало, что принц, перешедший уже в разряд мужчин среднего возраста, был скандально известным женолюбом, несмотря на прелестную жену и большое семейство.

Дорина приблизилась к нему, как завороженная, присела в глубоком реверансе и была вознаграждена пятью минутами внимания наследника престола, в течение которых у нее было чувство, будто принц мысленно снимает с нее одежду. Это неприятно поразило ее; но все-таки его высочество был весьма обаятельным человеком.

Лили Лэнгтри тоже была очаровательна. Дорина заметила, что цвет лица «Джерси Лили», как ее все называли, недаром сравнивают с идеальным румянцем доярки. Казалось, ее не тревожит блуждающий взгляд августейшего любовника, быть может, оттого, что она к этому привыкла.

Вскоре после того вечера взор его высочества и вовсе покинул Лили, переметнувшись к графине Уорик, его «дорогой Дейзи». Лили отправилась в Америку, чтобы заработать на своей славе. Теперь она вернулась в Лондон собирать аншлаги на своих выступлениях.

Дорина с графом приехали последними; театр был набит до отказа. Кеннингтон повел девушку к одной из лож в первом ярусе, придержал кресло, пока она усаживалась.

– Мы как раз вовремя, – сказал он. – Представление вот-вот начнется.

«Это к лучшему», – подумала Дорина, потому что обращала на себя слишком много внимания. Хотя она никогда не вращалась в высшем свете, ей приходилось порой встречаться с завсегдатаями приемов и балов. Сейчас она заметила в партере несколько человек, лица которых были ей знакомы и которые могли узнать ее.

«Слава Богу, что театр освещается электричеством», – подумала Дорина. Через пару мгновений свет потушат, и темнота защитит ее.

Но прежде, чем это произошло, громко грянул оркестр, и публика встала, аплодируя.

Дорина взглянула на ложу прямо напротив себя и с ужасом увидела, что туда вошел принц Уэльский с леди Уорик.

Принц остановился, красивый и улыбающийся, с темно-рыжей бородой, только-только начинающей окрашиваться серебром. Его высочество находился в благодушном настроении. Он знал, что будущие подданные любят его и прощают ему его грешки, и радовался такого сорта событиям больше всех остальных.

Рядом с ним стояла «дорогая Дейзи» Уорик, увешенная бриллиантами, невероятно красивая и уверенная в себе.

Все, кто был знаком с принцем, старались поймать его взгляд. Он кивнул, создав ощущение, что отвечает многим сразу, но единственным, для кого он приветственно поднял руку, был граф.

«Господи! – подумала Дорина. – Он смотрит прямо на нас. Что, если он меня узнает?!»

Девушка опустила голову, стараясь не показывать лица. К ее облегчению, свет начал гаснуть, и все могли сесть.

– Видели, кто с ним? – прошептал граф. – Это «дорогая Дейзи», о которой вы, быть может, слышали.

– Кто же не слышал? – отозвалась Дорина. – Полагаю, невозможно, чтобы принц завел роман и об этом не писали в газетах и не судачили без умолку.

– Вы совершенно правы, – согласился граф. – Это один из минусов положения принца или даже обладателя обычного титула, как мой. Уверен, сегодня вечером добрых полдюжины людей в этом театре ломают голову, кто эта очаровательная неизвестная леди рядом со мной и как далеко зашел наш роман.

Дорина рассмеялась.

– Конечно же, они так не думают, – ответила она. – Они просто считают, что вы очень изысканны, и жалеют, что они не с вами, а с заурядными мужчинами, которые сидят рядом.

Граф засмеялся. Потом он сказал:

– Вы пришли сюда за хорошим настроением, выглядите вы прекрасно. Так что давайте просто отдыхать и не беспокоиться о том, что могут подумать о нас другие.

– Мне все равно не хватило бы самодовольства ожидать, что они вообще обо мне что-то думают, – парировала Дорина.

– В таком случае позвольте сказать, что вы выглядите очень привлекательно, – произнес граф. – Непросто найти кого-то, кто бы вас затмил.

Дорина улыбнулась и поддразнила его:

– Я рада, что вы сказали это прежде, чем поднялся занавес. Ибо когда появится Лили Лэнгтри, вы обо мне даже не вспомните.

– Значит, вы знаете, как она выглядит? – с любопытством спросил граф.

– Конечно. Все это знают, ведь ее лицо так часто используется в рекламе, – быстро нашлась Дорина.

В следующий миг поднялся занавес, и она смогла вздохнуть свободно.

Шоу было очень ярким и динамичным, наполненным чудесной музыкой. Все в нем было блестяще.

Первым выступал хор элегантно одетых юных леди, которые пританцовывали, посылая кокетливые взгляды его королевскому высочеству.

Слова песни были немного пикантными, но не выходили за границы пристойности.

После них на сцену вышел комик с вульгарными ужимками и очень вольной развлекательной программой. Бросив взгляд на ложу его высочества, Дорина отметила, что принц, по-видимому, не отличается тонким чувством юмора, ибо самые неприличные шутки вызывали у него громкий смех. Леди Уорик была другой. Она присоединялась к смеху принца только из вежливости. Леди явно была «на страже», держа под ревнивым наблюдением свою «собственность». Дорине было интересно, что она чувствует, вынужденная созерцать представление божественной Лили.

Наконец, после хорошо рассчитанной паузы, призванной разогреть публику, из оркестровой ямы грянули фанфары. На сцене раздвинулась пара сверкающих внутренних занавесей, чтобы явить залу высокую женщину с роскошными формами.

Под громкие аплодисменты она прошла к переднему краю сцены, грациозно покачивая бедрами. Потом она развела руки в стороны и подняла голову, чтобы весь театр мог видеть ее ослепительную улыбку.

Она медленно перевела взгляд слева направо, охватив весь зал, и дошла, наконец, до королевской ложи. Возможно, ее взгляд, задержавшийся на принце, был лишь игрой воображения.

В следующий миг она запела:

 
Мы не виделись с тобой так долго,
Сердце чудно бьется так в груди.
 

Весь текст был таким: провокационная песенка о старых добрых временах, о любовниках, которые снова встретились и делят наслаждение.

 
Помнишь, между нами было что-то?
Ты о том молчи, не говори.
Только мы об этом будем думать,
Только мы об этом будем знать,
Только мы вечернею порою
Будем друг о друге вспоминать.
 

Лили закончила петь, возмутительно подмигнув королевской ложе, и публика разразилась овациями. Принц хлопал в ладоши, откровенно любуясь актрисой. Леди Уорик тоже аплодировала, но смотрела при этом на принца.

«Джерси Лили» запела другую песню, еще более многозначительную, чем первая. Когда она закончила, аплодисменты загремели еще звонче, что она приняла изящно, рассыпая улыбки.

Причем было ясно, что большинство ее улыбок предназначается августейшему почитателю, который махал ей рукой и лучезарно улыбался.

– Его королевское высочество ведет себя безобразно, – сказала Дорина.

– Боюсь, он таков и есть, – согласился граф. – Но разве можно его судить, если женщины летят на него, как мухи на мед? А принца всегда интересуют новые победы.

В этот момент Дорина бросила взгляд через сцену и увидела, что принц Уэльский смотрит в их направлении, вооружившись биноклем.

Она быстро отвела взгляд, надеясь, что принц не успел ее разглядеть или не помнил по прошлой встрече. Слава Богу, представление продолжалось.

Но, когда занавес упал и объявили антракт, дверь в их ложу отворилась, и вошел лакей. Поклонившись графу, он сказал:

– Лорд Кеннингтон?

– Да.

– Его королевское высочество передает свои комплименты и надеется, что вы и ваша спутница присоединитесь к маленькому приему, который он устраивает за кулисами во время антракта.

– Мы с радостью придем, – сказал граф. А для Дорины добавил: – Вам понравится встреча с принцем.

– О нет, я не могу, – поспешно возразила Дорина. – Я всего лишь секретарь. Я не из тех, кто встречается с членами королевской семьи.

– Вы из-за этого переживаете? Глупости. Вы вправе встречаться с кем угодно.

Она поняла. Граф пытался загладить вину за «Альгамбру», показывая, как высоко он ее ценит. В любое другое время она бы торжествовала, но сегодня это было слишком опасно.

– Вы очень добры, но вы не можете представить принцу своего секретаря, – с жаром возразила девушка. – Он решит, что вы сошли с ума.

– Не решит, как только увидит вас. Не волнуйтесь, если он немного пофлиртует с вами. Он не желает зла. Кроме того, я буду рядом и позабочусь о вас.

Граф поднялся и предложил Дорине руку. Та неохотно оперлась на нее и вышла из ложи. Лакей повел их за собой по коридору, устланному красными коврами.

Дорина понимала, что неумолимо приближается момент, когда ее игра будет раскрыта. Граф узнает, что она его обманывала, скрывая, кто есть на самом деле. Он вышвырнет ее вон.

Когда они вошли, гостиная была переполнена и несколько человек перед ними ждали своей очереди быть представленными принцу. Это был ее последний шанс предотвратить катастрофу. Только крайние меры могли ее спасти.

Дорина качнулась в сторону, театрально опершись о графа, который повернулся к ней в тревоге.

– Мисс Мартин! Боже правый, что случилось?

– У меня так кружится голова, – прошептала девушка. – Здесь жарко… а-а-ах!

В следующую секунду она начисто «лишилась чувств».