Текст книги "Необычная невеста"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Ей нужен был другой конюх, и Эльмина вошла в помещение, надеясь обнаружить его там.

Работник, которого она искала, щеткой чистил ее Звездочку. Казалось немного странным, как здесь, в этой обыкновенной английской конюшне, служил конюхом самый настоящий китаец.

По крайней мере все считали его китайцем, да и звали его как-то по-китайски – Чанг, хотя в действительности мать у него была из Японии, а отец – голландец.

Правда, никто особенно не интересовался происхождением Чанга, и знала об этом только Эльмина.

Чанг унаследовал свою внешность, разрез глаз и цвет волос от деда, а он как раз и был китайцем.

История появления Чанга среди конюхов графа была столь же необычна, как и обстоятельства, сделавшие Эльмину своим человеком в конюшнях Фалькона.

Случилось это в прошлом году, после того как Мирабель уже провела в Лондоне около двух месяцев, наслаждаясь развлечениями своего первого сезона в обществе.

Ее младшие сестры—Дирдрей (которой еще только предстояло впервые выйти в свет, но не раньше следующего апреля) и Эльмина (так и не покинувшая пока классной комнаты) – присоединились к семье в родительском доме в Лондоне.

Так как Дирдрей вскоре должна была посетить некоторые зимние балы, ей разрешали спускаться вниз во время званых обедов в доме и ездить вместе с матерью на Роттен Роу.

Но Эльмина по-прежнему держалась в тени, обедала одна или с кем-то из учительниц, специально приглашенных к ней на время пребывания семьи в Лондоне.

Однако ей не составило большого труда убедить маму в необходимости посещать музеи и другие достопримечательности Лондона.

Таким образом она получила возможность отправляться в город в сопровождении старшей горничной, причем считала, что ей следует ходить пешком, и делала это к полному неудовольствию своей компаньонки.

Однажды, возвращаясь домой, они наткнулись на хромого подметальщика улиц.

Что-то в его облике тронуло Эльмину, может, его хромота вызвала жалость, но она остановилась и достала из кошелька пенни.

Взяв у нее монетку, этот человек сказал:

– Спасибо, леди. Сегодня утром вы катались в парке на великолепном жеребце.

Эльмина удивленно взглянула на незнакомца. Его внешность показалась ей странной, но она ответила:

– Рада слышать! Мой отец только что купил его, и мне кажется, когда он немного подрастет, он будет просто необыкновенный!

– Я уверен в этом, миледи, но скажите тому молодому парню, который его объезжает, чтобы не держал его на такой короткой узде. У него чувствительные губы; если вы посмотрите на них внимательно, то заметите болячки.

Эльмина еще больше удивилась и пристальнее взглянула на собеседника.

– Откуда вы все это знаете? – спросила она.

– Я смотрю здесь на всех лошадей, – просто ответил незнакомец.

– Но если вы так сильно интересуетесь лошадьми, почему вы метете улицы?

Ей вдруг показалось, что ее вопрос прозвучал довольно глупо.

– Меня выбросило из седла, и я сломал ногу. Она срослась неправильно, и теперь у меня одна нога короче другой.

Он скорбно вздохнул.

– Это не мешает мне ездить верхом, – объяснил он, – но никто не хочет держать калеку в своих конюшнях!

В его голосе отразилась целая гамма чувств.

– Главный конюх моего отца, – промолвила Эльмина, – сказал мне сегодня утром, что ищет еще одного помощника. Пойдемте со мной, может, вам удастся получить это место.

В раскосых глазах, уставившихся на нее, сверкнул огонек.

– Пусть удача сопровождает вас всю вашу жизнь!

Она почувствовала, что он мысленно переводит слова с какого-то языка на английский; вместе с тем его речь выдавала более образованного человека, чем можно было ожидать от любого англичанина в подобных обстоятельствах.

Игнорируя ворчание горничной, сопровождавшей ее, Эльмина повела Чанга, как назвался этот человек, смотреть конюшни.

Главный конюх графа в течение нескольких лет не раз убеждался, сколь эффективной была помощь Эльмины во всем, что касалось ухода за лошадьми, поэтому не мог отказать ей ни в чем, но тут почувствовал некоторое опасение.

И все же, не очень уверенный, что поступает правильно, слушаясь Эльмину, согласился дать шанс Чангу.

С этой минуты Чанг стал в конюшне незаменимым человеком.

Постепенно он поведал хозяйке свою необычную историю.

Чанг много путешествовал и объездил весь мир в том или ином качестве: был агентом у богатых торговцев, отправляющихся на Восток, охотился с господами на крупного зверя.

Он служил на торговом судне и умел ездить верхом на всех четвероногих – от «яка до слона», как говорил он с оттенком некоего самолюбия в голосе. Когда супруги Уорнборо собирались вернуться в поместье, ни у кого уже не возникало и тени сомнения, должен ли Чанг ехать с ними.

Обитатели Уорн-парка скоро привыкли к его странной внешности, и он с легкостью стал выполнять любую работу.

Чанг заменял камердинера, когда тот болел; если в доме не хватало лакеев, он помогал прислуживать за столом; ну а если требовалось что-нибудь совсем неординарное, то без Чанга просто не могли обойтись. Приди кому-нибудь в голову заглянуть в конюшни в любое время дня или ночи, он всегда мог увидеть там Чанга – казалось, он просто не уходит оттуда.

Как только Эльмина вошла в первое стойло, Звездочка потянулась к ней носом.

Лаская свою любимицу, девушка обратилась к конюху:

– Чанг, мне нужна ваша помощь.

Он улыбнулся ей, и его тонкие губы растянулись от уха до уха.

– Вам стоит только попросить, моя госпожа!

Эльмина пере вела дыхание.

– Я… меня… выдают замуж за маркиза Фалькона.

Рука Чанга, державшая щетку, замерла от неожиданности.

– У его светлости есть прекрасные лошади, – уже через секунду произнес конюх.

– Великолепные! Но я прошу вас рассказать мне, какой он человек.

Ей не пришлось напоминать Чангу, как когда-то они обсуждали маркиза, увидев его на охоте.

Потом они дважды следили за ним во время скачек, состоявшихся на землях Фалькона, хотя ни граф, ни графиня ничего не знали об этом.

В тех захватывающих скачках с препятствиями принимали участие молодые друзья маркиза, но фа-фа на них не пригласили.

Эльмина еще тогда подумала, что никто не может превзойти маркиза как наездника и никто так не чувствует лошадь, как он.

Лошадь и всадник составляли единое целое.

И все-таки она отметила, что борьба в этих соревнованиях была изначально несправедливой.

Маркиз не только являлся лучшим наездником, он к тому же владел и лучшими скакунами.

Было очевидно, что победит именно он.

Эльмина с Чангом удобно устраивались на небольшом травянистом холме, откуда открывался вид на скаковой круг, и буквально упивалась чудесным зрелищем.

Они обсуждали и осуждали стиль соревнующихся, их умение справляться с лошадьми и даже их внешность.

Одного только маркиза они не критиковали, хотя девушка все же чувствовала – Чанг о многом просто умалчивает.

Прошло довольно много времени с той поры как она ввела этого удивительного маленького человека в свой повседневный мир и успела крепко привязаться к нему.

Пожалуй, он стал ее единственным доверенным лицом, а во многом – и наставником.

Ее ничуть не удивило, что Чанг постигал учение Конфудия, знакомился с другими восточными религиями, хотя она не могла со всей определенностью сказать, какую из них он в действительности исповедует.

Иногда она ощущала, как он пользовался своими мистическими способностями, когда попадались слишком норовистые лошади, после чего они выполняли все его команды, и в общении с некоторыми людьми.

Она не сомневалась, что Чанг мысленно заставил ее проявить к нему интерес, когда она остановилась подать ему пенни.

Видимо, внутренний голос подсказал ему: эта девушка сможет помочь, в то время как другие люди от него отвернулись.

Теперь же она прямо и без всякого смущения просила его рассказать ей о человеке, за которого должна была выйти замуж.

Эльмина молча ждала больше минуты, прежде чем Чанг заговорил особым голосом, который появлялся у него, когда он смотрел, по ее собственному выражению, внутрь.

– Его светлость – человек, обладающий огромными возможностями, миледи. Но все дается ему слишком легко. Стоит только захотеть – и вот оно в его власти! О таких в Китае говорят: «Он только протянет руку, и прямо в нее падает персик!» Это нехорошо. Человек должен бороться за то, что он хочет, нет, не физически – он должен психологически завоевывать свою цель, это заложено в его инстинкте охотника.

– Спасибо, Чанг. Ты помог мне, а теперь очень важно поработать над моим джиу-джитсу. Мы расслабились в последнее время, и я не получала уроков уже целых две недели.

– Отлично, моя госпожа. Во сколько мне подойти наверх?

Эльмина вычислила, что мать, как обычно, отправится в пять часов отдохнуть перед обедом, а сестры тем временем наверняка примутся за письма своим возлюбленным, чтобы поведать им о последних событиях.

– Я буду готова в пять тридцать, Чанг, – сказала она. – У нас будет больше часа до моей ванны.

– Очень хорошо, миледи.

– Да, видимо, папа захочет покататься минут через двадцать.

За это время граф как раз сочинит письмо маркизу, хотя, несомненно, у него возникнет несколько вариантов этого послания, прежде чем он на каком-нибудь остановится.

– Какую лошадь приготовить для его светлости? – спросил Чанг.

– Думаю, нам обоим, и мне, и папе, необходимо встряхнуться, – улыбнулась Эльмина. – Оседлайте двух новых лошадей, которых мы объезжаем. Они не дадут нам ни минуты покоя, так что не удастся ни о чем ни думать, ни говорить.

Легкая усмешка тронула губы Чанга.

Эльмина чмокнула Звездочку в нос и поспешила назад в холл, чтобы терпеливо дожидаться там отца.

Передав Бартону письмо для маркиза, граф появился перед ней с хмурым лицом, поскольку его не покидало чувство, будто вокруг происходит нечто такое, чего он явно не осознает до конца.

Откровенно говоря, граф даже не в силах был понять, доволен он или оскорблен столь высокомерным и необычным поведением маркиза Фалькона.

Глава вторая

– Маркиз Фалькон, ваша светлость! – объявил дворецкий.

Леди Карстэйрс издала радостный возглас, и лишь дверь за слугой закрылась, она уже бежала через всю гостиную навстречу маркизу, широко распахнув руки.

– Олстон, дорогой мой! – воскликнула она. – Я так расстроилась, узнав о вашем отъезде в имение, но вы вернулись!

– Да, я вернулся, – в своей обычной манере, нарочито растягивая слова, сказал маркиз.

Он поцеловал поочередно руки, в порыве протянутые к нему, но проигнорировал зовущие красные губы, пересек комнату и, повернувшись спиной к камину, остановился.

Леди Карстэйрс не спускала с него настороженных глаз.

Ей показалось странным, что он не обнял ее, но она слишком хорошо улавливала нюансы в настроении мужчин, поэтому воздержалась от вопросов.

Она медленно и по какой-то замысловатой траектории приблизилась к нему, прекрасно зная, что платье при движении облегает тело в нужных местах и ни один мужчина не в силах устоять перед ней, созерцая плавные изгибы ее фигуры и попутно восхищаясь ее красивым лицом.

– Как вы могли уехать, не предупредив меня? – пропела она нежным, тихим голосом, который у всех без исключения поклонников неизменно вызывал желание взять ее под свое покровительство.

– В Фалькон прибывали новые лошади, – объяснил маркиз, – и я хотел удостовериться, что они столь же хороши, как и при покупке, а также проследить, чтобы их правильно разместили по конюшням.

– Нисколько не сомневаюсь в их совершенстве – все, чем вы обладаете, превосходно. Надеюсь, среди них найдутся совсем необычные экземпляры, и тогда вы позволите мне править ими в парке.

Маркиз отметил про себя, что она сказала «править»: ее не интересовали верховые прогулки, более того – они не доставляли леди Карстэйрс никакого удовольствия.

Правда, иногда она появлялась верхом, дабы похвастаться своими шикарными амазонками, в них она затмевала большую часть женщин.

Кроме того, ей нравилось, когда ее сопровождала целая армия поклонников.

Вместо ожидаемого ею ответа маркиз произнес:

– Мне необходимо кое-что сообщить вам, Сафайра.

Ему всегда стоило большого труда запомнить правильное произношение этого имени, ибо он был твердо уверен, что леди Карстэйрс крестили именем Сара.

Но, превратившись в признанную красавицу, царившую в обществе, она сочла свое имя слишком банальным и поменяла его на Сафайру (или даже Сапфайру) – и лишь потому, что обладала бесподобным по красоте сапфировым ожерельем.

В голосе маркиза леди Карстэйрс различила непривычные ноты, хотя ей могло это просто показаться.

С некоторым налетом театральности заломив руки, она воскликнула:

– О Олстон, о чем вы? Надеюсь, никакой беды не случилось?

– Все зависит от того, что называть «бедой», – ответил маркиз. – Я собираюсь жениться – такова суть дела!

Он не стал кривить душой, обыгрывать тему, похоже, ему хотелось в одночасье и прямо сказать ей все; у него не было ни какого желания подсластить пилюлю и по частям выдавливать из себя подробности.

В комнате воцарилось молчание.

Наконец леди Карстэйрс едва слышно повторила за ним:

– Жениться?

Она подняла к нему свои огромные голубые глаза.

– Но почему? И на ком? И почему я ничего… не… слышала… раньше?..

Ее голос постепенно обретал сильное звучание, и последнее слово она почти выкрикнула, поэтому маркиз поспешил ответить:

– Какое-то время мне удавалось этого избегать, Сафайра, хотя я понимал неизбежность моей женитьбы. Рано или поздно, но мне необходимо завести семью, чтобы иметь наследника.

– Конечно-конечно! – согласилась леди Карстэйрс. – Но почему сейчас… когда мы так… счастливы?

На слове «счастливы» голос ее задрожал, и она готова была разрыдаться, но маркиз успел ее опередить.

– Объясню вам причину, и тогда вам станет ясно, что нет никакого смысла устраивать истерику или поднимать шум из-за такого ординарного и совершенно естественного события.

– Но для меня оно неординарно и уж совсем неестественно! – горячо возразила леди Карстэйрс.

Она села на край дивана и, достав из-за пояса крохотный, обшитый кружевом носовой платочек, поднесла его к глазам.

Маркиз знал – его дама не позволила бы упасть ни одной слезинке или на худой конец моментально смахнула бы ее: ведь кончики ее длинных, таких же золотистых, как и волосы, ресниц были подкрашены специальной краской.

– Объяснение весьма тривиальное, – произнес он надменно, – и при сложившихся обстоятельствах у вас нет повода ревновать меня…

– Разумеется, я ревную! – прервала его леди Карстэйрс. – Вы прекрасно знаете, как я люблю вас. Олстон, я никогда в жизни никого так не любила! Как вы могли… так… поступить со мной?

– Если быть более точным, я поступаю так только с самим собой! – поправил ее маркиз, скривив губы. – Позвольте мне прояснить ситуацию, Сафайра. У меня нет никакого желания связывать себя узами брака. И уж если быть до конца откровенным, могу сказать вам правду: для меня это ужасная неприятность. Черт бы побрал эту женитьбу!

– Тогда зачем? Разве вы обязаны жениться?

– Это все королева, можете во всем винить ее.

– Королева? – несколько иным тоном промолвила леди Карстэйрс.

Помолчав немного, она спросила:

– Вы хотите сказать… вы полагаете, королева знает… о нас?

– Думаю, да, – небрежно ответил маркиз, – хотя сомневаюсь, чтобы премьер-министр ей об этом доложил.

– Вы хотите сказать, будто здесь замешан лорд Джон Рассел?

– Несомненно! – кивнул маркиз. – На самом деле именно он и настаивал на моей женитьбе!

– Как смеет он вмешиваться! Как смеет он совать нос в дела, не имеющие к нему никакого отношения! – негодовала леди Карстэйрс.

– Вот тут-то вы и не правы, Сафайра, – едва сумел вставить слово маркиз, – и если вы хоть на минуту прекратите возмущаться, я объясню вам, в чем, собственно, дело.

Леди Карстэйрс судорожно задышала, готовая в любой миг горько разрыдаться.

– Я не могу… вынести всего этого! Как смириться с мыслью… что вы женитесь… не на мне?

– А вот это-то совершенно немыслимо, разве что вы собираетесь стать женой двух мужей и допустить двоебрачие! – сухо отреагировал на ее слова маркиз.

– О Олстон, почему вы такой злой? Вы разбиваете мне сердце!

– Ничего подобного! – парировал он с легким раздражением в голосе. – И если вы наконец выслушаете меня, то все поймете.

– Я… слушаю!.. – запинаясь, произнесла леди Карстэйрс.

– На прошлой неделе Рассел послал за мной, – начал объяснять маркиз, – и сообщил мне, что я самый подходящий человек на должность главного шталмейстера Ее Величества!

Леди Карстэйрс бросила на него нежный взгляд и воскликнула:

– Ну конечно! Никто не потягается с вами на этой должности. Разве можно найти более опытного и знающего человека!

– Но его светлость лорд Рассел сказал также, – продолжал маркиз, как будто не слышал ее слов, – что он и Ее Величество королева предполагают назначить на эту должность женатого человека.

Леди Карстэйрс промолчала, и маркиз почувствовал, как она постепенно начинает осмысливать ситуацию.

– Вы знаете, лорд Рассел отличается крайней деликатностью, так вот, с присущим ему тактом он

объяснил мне, что я слишком молод, дабы занять место главного шталмейстера, тем более что я и не женат. Он даже намекнул на возможную ревность ко мне самого принца-консорта, если у меня не появится жена!

– Это меня не удивляет, – с явной лестью заметила леди Карстэйрс, как если бы она была актрисой и по ходу пьесы требовалась подобная реплика.

– Если учесть, сколь увлечена королева своим чопорным и скучным мужем, – изрек маркиз, – едва ли я мог бы предположить, что в ее сердце останется место для меня. Для нашей королевы ее супруг—свет в окошке!

– Мой дорогой Олстон, нет на свете женщины, будь она молочница или сама королева, которая не полюбит вас с первого взгляда, – торжественно заявила леди Карстэйрс. – Но вы действительно готовы пойти на подобную жертву и жениться?

– Говорю вам совершенно искренне: я хочу занять эту должность. Королевские конюшни находятся в плачевном состоянии, так как короля Вильгельма никогда особенно не интересовало разведение лошадей, и хотя принц-консорт осуществил радикальные преобразования внутри дворца, он тем не менее совершенный профан во всем, что касается лошадей!

В глазах маркиза вспыхнул огонь – он уже предвкушал, как возьмется за решение новой задачи, чтобы уничтожить «пыль веков».

Но самого важного, на взгляд леди Карстэйрс, вопроса маркиз все еще не коснулся.

Не выдержав, она едва слышно спросила:

– Кто же эта… везучая девочка, которая станет женой… самого… соблазнительного человека… в мире?

– Именно этот вопрос я долго задавал себе сам, – ответил маркиз. – Не боюсь признаться вам, Сафайра, каких трудов мне стоило найти на него ответ.

Он засмеялся.

– Как-никак, тот образ жизни, который я веду, не предполагает близкого знакомства с молодыми девушками на выданье, но только с очаровательными созданиями, такими, как вы!

Говоря эти слова, он смотрел на леди Карстэйрс, и, словно поддавшись ее чарам, его жесткий взгляд на мгновение потеплел.

– Вы очень красивы, Сафайра! – промолвил он. – И я понимал всю тщетность попыток найти женщину, обладающую хотя бы отчасти теми достоинствами, что есть у вас.

– О Олстон, если б я сама могла выйти за вас замуж! Возможно…

Она колебалась, продолжать ли.

– Я встретил Карстэйрс накануне своего отъезда, – перебил ее маркиз, – и он, похоже, прекрасно себя чувствует. Он к тому же сказал мне, что отправляется на скачки в Донкастер.

– И поэтому вы вернулись! – Леди Карстэйрс вскочила и подошла к маркизу.

Он обнял ее и долго разглядывал прекрасное лицо, обращенное к нему.

Затем привлек ее к себе и стал целовать.

Их поцелуй становился все более страстным, но тут маркиз сделал над собой усилие и, ослабив объятия, осторожно отодвинул молодую женщину от себя.

– Теперь выслушайте меня, Сафайра. Я отсутствовал в Лондоне в течение трех дней, и у меня накопилось очень много важных дел.

– Но мы пообедаем вместе завтра вечером? – спросила она.

– Да, конечно.

– О Олстон, это будет так не скоро!

– Я знаю, но вы должны быть очень осмотрительны, чтобы о нас не распускали сплетни. Вы же знаете, как много вокруг недоброжелателей! А мне совсем не хочется, чтобы про нас судачили ни в Букингемском дворце, ни в графстве.

– Я буду очень, очень осторожна, – пообещала леди Карстэйрс, – но я люблю вас, и когда вы где-то рядом, кроме вас, для меня никого больше не существует, мне трудно думать о чем-нибудь еще!

Все это маркиз уже слышал, и неоднократно.

Пожалуй, даже слишком часто, чтобы придавать этому большое значение, а потому он просто еще раз поцеловал леди Карстэйрс.

– Я вынужден оставить вас. Думаю, скоро вернется ваш муж, а сейчас неподходящий момент для шумного скандала.

– Ручаюсь, он никогда не устроит ничего подобного! – негодующе запротестовала леди Карстэйрс.

Но маркиз не слушал ее.

– Берегите себя, – сказал он. – Жду вас завтра вечером в половине восьмого.

Внезапно он задумался, а затем произнес:

– Полагаю, с моей стороны будет разумно пригласить еще кого-нибудь на обед.

– О нет, Олстон! – воскликнула леди Карстэйрс. – Нет! Нет! Я хочу побыть с вами наедине!

– Ну что ж, надеюсь, в дальнейшем у нас будет возможность как-нибудь по-другому устраивать наши встречи, – заключил маркиз, словно отвечая самому себе.

Сафайра прижалась к нему, он на мгновение задержал ее в своих объятиях и собрался покинуть комнату.

Но тут она сумела прийти в себя и, переведя дух, взмолилась:

– Вы должны поклясться мне, Олстон, самым святым для вас, что не позволите этому вашему ужасному браку ничего… изменить… между… нами!

В ее голосе зазвучали высокие ноты.

– Я не могу потерять вас! Я не способна перенести разлуку с вами! О, дорогой, любимый, замечательный мой Олстон, такого идеального возлюбленного, как вы, не было ни у одной женщины. Я скорее умру, чем останусь жить без вас!

Но и подобные речи маркиз слышал слишком часто, чтобы они хоть как-то затронули его чувства. Поэтому он просто сказал:

– Мы поговорим об этом завтра ночью.

И лишь когда маркиз сделал первый шаг к двери, леди Карстэйрс вдруг спросила:

– Но, Олстон, вы еще не сказали мне, на ком решили жениться! Я ее знаю?

– Возможно, встречали ее на каком-нибудь балу, из тех, что вы посещаете, – ответил он неопределенно. – Это дочь графа Уорнборо, его поместье граничит с моими землями.

Леди Карстэйрс озадаченно посмотрела на него.

– Не могу припомнить, чтобы я когда-либо встречала девушку по имени Уорнборо!

– Уорн! – поправил маркиз. – Говорят, она очень мила!

– Говорят?.. Вы хотите сказать, что вы с ней не знакомы?

– Насколько я знаю, нет. Я бы уже познакомился с ней на этой неделе, если б не получил ваше письмо, в котором вы сообщили, что будете одна.

– Да, мой дорогой, я совсем одна, если бы не вы… но я знаю, нам будет замечательно вдвоем!

Маркиз одарил ее улыбкой, но тут же заторопился.

– Мне действительно надо идти. В любом случае я уже опаздываю, и это плохо!

– Куда вы идете? – полюбопытствовала леди Карстэйрс.

– Во дворец, – ответил маркиз. – Но сначала мне надо повидать Рассела на Даунинг-стрит, я должен объявить ему, что теперь в полной мере отвечаю требованиям королевы и могу стать шталмейстером.

Не дожидаясь, пока леди Карстэйрс еще что-нибудь скажет или остановит его своими объятиями, он поспешил удалиться из комнаты.

Он спускался по лестнице с чувством удовлетворения: их беседа прошла значительно спокойнее, чем можно было ожидать.

Он прекрасно видел, как быстро любая женщина, на которую он обращал внимание, становилась собственницей по отношению к нему.

Это ему претило, но, к сожалению, ничего изменить он не мог.

Обычно все начиналось в тот момент, когда они узнавали или начинали подозревать, будто на горизонте появилась другая. Тогда встречам начинали сопутствовать слезы, упреки и дикие угрозы покончить с собой, если потеряют его любовь.

Поскольку ни одна из них никогда ничего подобного даже не пыталась совершить, а угрозы повторялись раз за разом, маркиз, таивший в себе циничное предубеждение, знал лишь одно: какой бы сильной и безграничной ни казалась любовь красавиц, с которыми он проводил время, все они по-настоящему любили только себя.

Так или иначе, для него не было ничего противнее сцен, подобных той, какую сейчас он избежал с завидной ловкостью.

«Это был гениальный ход, – довольно усмехнулся он, – сказать Сафайре, что я еще не встречался с девушкой, на которой собирался жениться; ведь даже ей окажется не под силу ревновать к некоему фантому».

Он часто думал, что женщинам, находившим его столь привлекательным, дабы вступать с ним в интимную связь, невероятно повезло, что он еще не был женат.

Многие молодые мужчины из высшего общества оказывались перед алтарем в результате непрерывного давления со стороны родителей, прежде чем им доставало здравого смысла, или воли, или желания постоять за себя.

Он же получил титул, едва ему исполнилось девятнадцать, и с того дня был сам себе хозяин – ему не приходилось ни перед кем отчитываться в своих действиях.

И свобода в отношениях с женщинами казалась ему поистине восхитительной – до сегодняшнего дня он не имел ни малейшего намерения вступить в брак, хотя бывали ситуации, когда ему приходилось оказывать упорное сопротивление, чтобы остаться холостяком.

Но такое случалось, разумеется, лишь когда речь шла о вдовах, поскольку ему хватало ума не проявлять интереса к девицам на выданье.

Он прекрасно понимал – подобное внимание расценили бы как серьезные намерения или по крайней мере увидели в нем надежду на возможность заключения брака.

Однако же, когда лорд Джон Рассел известил его о желании королевы, маркиз решил, что должность королевского шталмейстера могла бы компенсировать невыносимую тоску, сопровождавшую существование женатого человека.

Его супругой станет неопытная, неловкая и стеснительная молодая особа, с которой у него не будет ничего общего, разве что она родит ему наследника.

А впрочем, здравый смысл подсказывал маркизу, что рано или поздно ему все равно придется жениться, и если пилюля окажется подслащенной лошадьми из королевских конюшен, ее значительно легче будет проглотить.

Поэтому он стал рыться в памяти, дабы вспомнить, не встречал ли он каких-нибудь симпатичных

молодых девушек на балах и вечерах, которые посещал с завидной регулярностью.

И вдруг обнаружил, что единственными незамужними девушками, которых он мог вспомнить, оказались камеристки юной королевы.

Если даже не учитывать то обстоятельство, что они казались маркизу необычайно блеклыми и пресными, у него не было никакого желания слишком тесно сближаться с окружением королевы и принца-консорта.

Вечера, которые маркиз проводил в Букингемском дворце, где он старался бывать как можно реже, всегда вызывали у него страшное уныние, а статус будущей жены при дворе превратил бы их в основное времяпрепровождение.

«Одного придворного в семье вполне достаточно», – сказал себе Фалькон.

Он всегда где-то в подсознании лелеял мечту, чтобы его жена (если он решит обзавестись семьей) не покидала поместье, а в Лондоне бывала только по острой необходимости.

Отчаявшись самостоятельно найти решение, он посвятил в свою проблему самого близкого своего друга, майора Чарлза Мэрриотта, служившего в конной гвардии.

Тот сразу же отметил, что вряд ли во всем королевстве найдется более подходящая кандидатура на место шталмейстера Ее Величества, но добавил, что сам факт вынужденной женитьбы ради получения этой должности ужасает его.

– Ты постоянно испытывал крайнюю неприязнь к брачным узам, Олстон, – сказал он, – и не хуже меня знаешь, как уже через месяц или около того тебе надоедают даже самые блистательные красавицы. Неужели ты смог бы терпеть одну-единственную женщину всю оставшуюся жизнь?

– У меня нет иного выбора, – отрезал маркиз. – И хватит об этом, Чарлз, давай перейдем к делу! Ты должен посоветовать кого-нибудь из девушек на выданье!

– Если б я мог! – воскликнул майор. – Хотя нет– постой-ка…

Он потер лоб, словно это могло помочь мыслительному процессу, и вдруг промолвил:

– В прошлом сезоне я приметил одну довольно симпатичную девочку. Кстати, мне кажется, она немного похожа на Сафайру Карстэйрс.

– Ты хочешь сказать, внешне эта девочка похожа на Сафайру?

– Бледная копия.

– Кто она?

– Попробую вспомнить… О да! Это дочь Уорнборо, которого мы часто видим в Уайте. Ну, знаешь, у него еще такое красное лицо. Кажется, ты говорил, будто он твой сосед.

– Граф Уорнборо! – вскричал маркиз. – Его земли граничат с моими.

– Именно то, что тебе и нужно, – воодушевился Чарлз Мэрриотт, – лучше не придумаешь! По крайней мере ты точно знаешь, из какой она конюшни, без всяких там неприятных сюрпризов, вы ползающих наружу после свадьбы.

– Это, безусловно, хорошая мысль, – согласился Фалькон. – Могу признаться, мне даже импонирует Уорнборо. Он хороший наездник, а если честно – очень хороший, у него отличные гончие, иногда я охочусь с его сворой, когда нет желания куда-нибудь уезжать ради охоты.

– Значит, проблема решена! – подытожил Чарлз Мэрриотт. – Полагаю, нам следует выпить за это!

Несколькими днями позже маркиз увидел графа Уорнборо в клубе Уайта и не упустил возможности предложить ему породниться, раз уж их земли оказались по соседству.

На его взгляд, он облек свое предложение в весьма деликатную и изящную форму, так как граф улыбался и кивал ему в знак согласия.

Но прошло целых два дня, прежде чем он вспомнил, что должен также подтвердить свое предложение письмом.

Ответ графа, с которым нарочный возвратился из Уорн-парка, оправдал его ожидания.

А посему маркиз послал графу другое письмо, выражавшее сожаление по поводу своего вынужденного незамедлительного отъезда в Лондон.

Он также написал, что с удовольствием отобедает в Уорн-парке, когда вернется в поместье через две недели, и, в свою очередь, приглашал графа вместе с женой и дочерьми на обед в Фалькон несколькими днями позже.

Он возвращался в Лондон с чувством выполненного долга.

Теперь ничто не могло помешать королеве назначить его шталмейстером незамедлительно.

Ему и в голову не пришло подумать о Сафайре Карстэйрс, которую могли огорчить новости, пока он не увидел ее записку, ожидавшую его в Фалькон-Хаус на Парк-Лэйн!

Маркиз понял, что ему предстоит взять еще один барьер, прежде чем он выйдет на финишную прямую и позволит себе пуститься в галоп.

Но вот теперь, когда результаты превзошли все его надежды, Фалькон с чувством глубокого удовлетворения отправился на встречу с премьер-министром, по дороге уже размышляя над тем, сколько средств будет выделено ему на улучшение королевских конюшен, давно требующих немедленной перестройки.

Кроме того, он хотел бы увеличить число их обитателей.

По мнению маркиза, такие конюшни постыдился бы иметь и небогатый городской торговец, не говоря уж о правящем монархе.