Текст книги "Замок в ущелье"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
Глава третья
Леона подошла к умывальнику, и одна из служанок поспешила налить ей в тазик горячей воды.
– Может быть, вы желаете переодеться, мисс? – спросила миссис Маккензи.
– Думаю, да, – согласилась Леона. – Мой дорожный костюм слишком теплый, а день сегодня довольно жаркий.
– В полдень солнце ужасно печет, – подтвердила экономка. – Не желаете ли примерить одно из ваших новых платьев, мисс? – поинтересовалась она.
– Моих новых платьев? – удивленно воскликнула Леона.
Она заметила, что горничные еще не брались за ее сундуки и они стояли не распакованные.
Вместо ответа миссис Маккензи прошла через спальню и открыла дверцы громадного платяного шкафа. В нем висело с полдюжины платьев. Леона смотрела на них, не в силах вымолвить ни слова от удивления.
– Чьи это платья? – еле выговорила она, наконец.
– Это для вас, мисс, – ответила миссис Маккензи, весьма довольная произведенным впечатлением. – Его милость выписал их из Эдинбурга; это еще не все – скоро должны прибыть новые.
– Для меня? – Леона все еще не могла опомниться от потрясения. – Н-но… почему?.. И как его светлость… мог узнать мой размер?
Экономка улыбнулась:
– Его светлость сказал мне, мисс, что он хорошо помнит вашу матушку и что она написала ее светлости герцогине Джин о том, что вы очень похожи на нее, прямо в точности, как она, когда она еще была девочкой!
Леона припомнила, что в том, последнем, письме матери подруге ее детских лет действительно было что-то подобное.
– Но почему его светлость решил… сделать мне такой подарок? Это чрезвычайно любезно с его стороны!
– Его милость хотел доставить вам радость, мисс. Он хочет, чтобы вы были счастливы здесь, в замке Арднесс, раз уж ему суждено стать вашим вторым домом.
Леона не смогла подавить в себе внезапно вспыхнувший страх, что ее будущая жизнь уже окончательно решена за нее кем-то. Однако непреодолимая сила словно тянула ее к шкафу.
Платья были очаровательны. С полными кринолинами, о которых Леона всегда мечтала, и плотно прилегающими корсажами, подчеркивающими талию. Вечерние платья, необыкновенно изысканные и изящные, украшенные чудесной вышивкой или с большими кружевными воротниками, с широкими юбками, ниспадающими красивыми складками, с разбросанными по ним букетиками искусственных цветов.
– Это прелесть!.. Просто прелесть! – восхищенно воскликнула девушка.
– Его светлость так и надеялся, что вам понравится, мисс, – заулыбалась миссис Маккензи. – Он послал подробные указания лучшему портному Эдинбурга. Я уверена, что его светлость будет очень доволен, когда увидит вас в одном из этих платьев.
– Я тоже надеюсь на это, – сказала Леона.
Она сняла свое платье, отметив про себя, каким простеньким и старомодным оно выглядит рядом с новыми, подаренными герцогом. Леона выбрала чудесное дневное платье из плотного зеленого шелка с большим кружевным воротником. Сильно прилегающий лиф, застегнутый на маленькие пуговки, хорошо обрисовывал фигуру; вниз, от талии, платье расширялось, падая до полу пышными оборками. Платье было так красиво, что Леона не могла оторваться от зеркала, с удивлением разглядывая себя, не веря собственным глазам, может ли это быть, что у нее появился такой чудесный наряд и она так изящно и модно одета.
– В талии чуть-чуть широковато, мисс, – заметила экономка, – но это пустяки. Теперь я вижу, что надо сделать, и ушью остальные. К обеду для вас приготовлено удивительно красивое платье! Вы сможете надеть его сегодня вечером.
Недоумевая, не понимая, чем вызвана такая необыкновенная щедрость со стороны герцога, и в то же время немножко смущенная тем, как прелестно она выглядит в новом дорогом платье, Леона прошла через длинный коридор обратно, в большую, просторную залу, где герцог встретил ее по приезде.
Он уже ждал ее там, и девушке показалось, что в глазах его мелькнуло одобрение, когда он увидел ее в дверях.
– Я совершенно потрясена вашей добротой, ваша светлость, – проговорила Леона, делая реверанс. – Я только смею надеяться, что не разочарую вас своим видом.
– Вы выглядите очаровательно, – произнес герцог, – и, полагаю, до меня уже не один мужчина говорил вам об этом.
Леона смущенно улыбнулась:
– Мы жили за городом, очень уединенно, к тому же в последний год мама чувствовала себя очень нездоровой.
– Ну конечно! – воскликнул герцог. – А потому я уверен, что вам понадобится много новых вещей и развлечений, которые, смею надеяться, я смогу вам предоставить!
– Вы удивительно щедрый и заботливый человек! Благодарю вас.
– Я хочу, чтобы вы поняли, – ответил герцог, – что это теперь ваш дом, и вы займете здесь такое место, как если бы вы были моей родной дочерью.
– Но я думала, у вас есть дочь! – удивленно воскликнула девушка, припомнив, как мать говорила ей о том, что у герцогини двое или трое детей.
– Моя дочь умерла.
– О! Простите! Мне очень жаль.
– Она умерла два года назад. Она была младше вас и никогда не отличалась крепким здоровьем.
В голосе герцога прозвучало что-то такое, что – девушка была уверена – он тяжело переживал смерть дочери.
– Мне очень, очень жаль, – повторила она опять. – Но ведь у вас еще остались дети?
– Да. Сын.
Леона как раз собиралась спросить, увидит ли она его в замке, когда герцог сказал:
– Ланч уже ждет нас, а я уверен, что вы проголодались после поездки.
– Вы правы, ваша светлость.
Говоря это, девушка вспомнила крики детей, которых выбрасывали из родного дома, и почувствовала, что кусок застрянет у нее в горле. Ей хотелось бы поговорить о них с герцогом, умолять его быть милосердным, просить, чтобы он отдал необходимые распоряжения и нашел бы для них другой, новый дом. Но когда они пришли, наконец, в обеденный зал, девушка почувствовала, что не знает, с чего начать. Она прекрасно понимала, что если только осмелится поднять эту тему, он тут же прервет ее, заставит замолчать, как сделал это в первый раз. Однако девушка говорила себе, что она не имеет права трусить. Рано или поздно она все равно должна поговорить с герцогом об этих выселениях.
За ланчем, во всяком случае, это все равно оказалось невозможным.
Леона ожидала, что они будут завтракать вдвоем с герцогом, однако, к своему удивлению, обнаружила, что в обеденном зале их уже ожидает множество гостей.
Зал был огромный, парадный, гораздо просторнее и роскошнее, чем в замке Керн; за столом могли свободно разместиться человек тридцать, если не больше.
За завтраком, правда, их было только восемь. Здесь были две престарелые кузины, которые постоянно жили в замке, сестра герцога, приехавшая навестить своего брата, двое соседей, приглашенных к ланчу, и священник из рыбацкой деревушки, расположенной в устье реки.
«Может быть, мне удастся поговорить со священником», – подумала Леона, когда ее представили ему.
Но за завтраком, когда они уже уселись за стол, девушка обнаружила, что священник явно и откровенно боится герцога и готов без возражений согласиться с чем угодно, что бы тому ни взбрело в голову сказать или сделать. У Леоны было такое чувство, что, если бы герцог оказался против, святой отец не предложил бы изгнанным семьям пристанища даже во дворе за церковью. Как бы ни болела у нее душа из-за случившегося утром, Леона понимала, что сейчас не имеет никакого смысла заговаривать об этом с герцогом, – она только вызовет его гнев и раздражение, но ничего не достигнет. Она помнила, какой яростью исказилось его лицо и как холодно звучал его голос, когда она впервые попробовала заговорить об этом.
– Поскольку Леона Гренвилл будет жить теперь с нами, – объявил герцог своим кузинам, – нам следует узнать, не намечается ли в округе каких-либо празднеств и развлечений. В противном случае Шотландия может показаться ей невыносимо скучным местом.
– Уверяю вас, ваша светлость, – с жаром возразила Леона, – в Англии я жила в очень тихой, спокойной местности; мне нравится жить в деревне, я люблю такую жизнь, так что, пожалуйста, не беспокойтесь о моих развлечениях! – Взглянув на окна зала, через которые проникали яркие и теплые солнечные лучи, девушка продолжала: – Мне хотелось бы погулять по окрестным полям, найти цветок белого вереска – мама всегда говорила мне, что он приносит удачу; к тому же я надеюсь увидеть, наконец, живых лососей, плещущихся в речной воде, и тетеревов, взлетающих над равнинами, поросшими вереском.
– Все это я могу вам обещать, – ответил герцог. – Вы ездите верхом?
– Это мое самое любимое занятие, – воскликнула Леона.
– Вы можете выбрать любую лошадь в моих конюшнях, – сказал герцог, – а для прогулок по вересковым пустошам нет более надежного и выносливого животного, чем пони Арднесса, которые, смею вас заверить, пользуются широкой известностью.
– Я буду ждать с нетерпением, когда мне представится возможность выехать на одном из них, и я смогу всем рассказывать об этом, – вежливо ответила девушка.
Все были так добры к ней, так внимательны и предупредительны, что Леоне казалось, с ее стороны было бы величайшей неблагодарностью не оценить гостеприимства своих хозяев.
В то же время она не могла забыть лорда Страткерна, того чувства надежности и защищенности, которое она испытала в его замке. Леона не знала, чему это приписать, – огромным размерам замка Арднесс или тому, что, несмотря на всю доброту и щедрость герцога, она все же не могла избавиться от чувства страха перед ним, – но было здесь что-то, что заставляло ее чувствовать себя стесненно и неуверенно, постоянно держало ее в напряжении.
После завтрака герцог спросил свою гостью, не желает ли она осмотреть парадные залы, и прежде всего повел ее в Зал вождя, который здесь, в отличие от замка Керн, находился в нижнем этаже.
Леоне он показался одним из самых пышных и великолепных залов, какие ей когда-либо доводилось видеть.
– Здесь собирались воины нашего клана, когда нам грозило нападение хищных банд из враждебных племен, – объяснил герцог, – или когда на горизонте появлялись корабли викингов.
Леона подумала, что в этом зале свободно могут разместиться сотни воинов клана со своими семьями; стены его были увешаны трофеями, захваченными в кровопролитных битвах. Здесь было даже знамя, отнятое у англичан в сражении под Престоном.
– Великолепно! – воскликнула Леона, понимая, что герцог ждет от нее выражения восторга и восхищения.
– Это самый большой и прекрасный Зал вождя во всей Шотландии, – заявил герцог, – на его стенах вы можете увидеть гербы тех родов, которые веками были нашими союзниками. Наши предки носили титул графа, начиная с двенадцатого века, несколько позднее им был присвоен титул герцога, и всегда вождю Макарднов наследовал его сын.
– Прекрасная традиция! – заметила девушка. – А ваш сын, в свою очередь, будет наследовать вам!
– Без сомнения, будет! – ответил герцог.
Он провел Леону по другим залам замка, где были собраны реликвии прошлого, бесценные сокровища, копившиеся веками.
Затем он открыл тяжелую дубовую дверь, и девушка, подняв голову, увидела уходящие вверх пролеты каменной лестницы.
– Она ведет в башню, – объяснил герцог. – Думаю, вам интересно будет посмотреть, где мои предки днем и ночью держали часового, боясь быть застигнутыми врасплох викингами.
– А им когда-нибудь удавалось захватить замок? – поинтересовалась Леона.
– Только один раз. Тогда они продержались здесь два месяца, – ответил герцог.
На губах его появилась слабая улыбка, и он продолжал:
– По преданиям, многие воины кланов обязаны своим высоким ростом текущей в их венах крови викингов; без сомнения, среди Макарднов много людей со светлыми волосами, больше похожих на скандинавов, чем на шотландцев!
– Как только я вошла сюда, многие ваши слуги показались мне очень высокими, – согласилась Леона.
– Их отбирали по росту, – ответил герцог. – Вы позволите мне проводить вас наверх?
– С удовольствием, прошу вас.
Каменные ступени лестницы спиралью уходили ввысь; солнечный свет почти не проникал внутрь через узкие бойницы.
Герцог, поднимавшийся впереди Леоны, открыл еще одну тяжелую дубовую дверь на кованых железных петлях, и девушка, ступив на верхнюю площадку башни, была потрясена открывшимся перед ней видом.
На востоке простиралась безбрежная равнина моря; на севере, отчетливо вырисовываясь на фоне неба, тянулась высокая горная цепь; на западе виднелось глубокое темное ущелье, по которому вилась дорога, приведшая ее в замок Арднесс.
Пейзаж поражал своей красотой, и в то же время девушка, как и прежде, ощутила, что душу ее охватывает какой-то мистический ужас. Она оглядывалась, всматриваясь в открывавшиеся перед ней дали. Затем взгляд ее остановился на маленькой деревушке, примостившейся почти что прямо под ними, там, где река сливалась с морем. Отсюда ей видны были серые каменные стены причала, у которого покачивались на якоре одно или два рыбацких суденышка.
– Им, наверное, немало приходится трудиться? – спросила девушка, имея в виду рыбаков.
– Для того, кто хочет, работа всегда найдется, – ответил герцог.
– Но ведь занятие можно найти не только для тех, кто выходит в море на лов рыбы? – продолжала Леона.
Говоря это, она думала о людях, живших в ущелье. Они-то ведь умели только обрабатывать землю да разводить скот.
– Как видите, башня очень высокая, – заговорил герцог, словно не слыша ее слов, – так что наблюдатель всегда мог заранее предупредить вождя об опасности, откуда бы она ни надвигалась.
Леоне стоило большого труда подавить слова, уже готовые сорваться с ее губ. Она прекрасно понимала, что герцог знает, о чем она собиралась поговорить с ним, но не позволит ей выполнить свое намерение.
Снова он словно бы отстранил ее от себя своей властной рукой, и Леона чувствовала, что ей не удастся высказать ему все, что она думает по поводу выселений людей, как бы горячо она этого ни желала. Герцог необыкновенно интересно рассказывал ей о викингах, о том, как они тащили свои длинные, тяжелые лодки вверх по реке, и Леона слушала бы его с удовольствием, если бы ее не точила мысль о нищете и страданиях тех, кого она видела в ущелье. Она не могла отогнать от себя эти мысли, представляя, какой долгий, тяжелый путь предстоит этим женщинам, пока они доберутся, наконец, до берега моря; а ведь у них на руках еще и дети! Конечно, свои скудные пожитки они могут погрузить на тележку, но животных им придется гнать перед собой.
Но что она могла сказать? Как могла бы помочь несчастным?
Она почувствовала свою полную беспомощность, когда герцог, закончив свой рассказ о викингах, проводил ее вниз, пропустив вперед, чтобы закрыть дверь на площадку, а затем и другую, ведущую в башню.
Они завтракали довольно поздно, а в замке оказалось достаточно достопримечательностей, которые надо было осмотреть, так что, к удивлению девушки, время пятичасового чая подошло очень быстро.
Хозяин провел Леону в другую гостиную, которая была меньше и несколько уютнее, чем та, где он привык обычно принимать гостей.
Сестра герцога и обе пожилые кузины были уже там, разливая чай. Они уселись вокруг большого стола, стоявшего посреди комнаты, на котором Леона увидела все те восхитительные шотландские кушанья, о которых так часто рассказывала ей ее мать.
Чего тут только не было: оладьи, шотландские булочки, ячменные и пшеничные лепешки, большие лепешки, выпеченные из овсяной муки, пирожные с красной и черной смородиной, с имбирем, песочное печенье и многое другое, для чего девушка даже не знала названия.
– Вы совсем ничего не едите! – с упреком произнесла сестра герцога, обращаясь к Леоне. – Придется вам привыкать к нашей обильной шотландской пище. Не знаю, может быть, свежий воздух – причина того, что мы не страдаем отсутствием аппетита.
– Наверное, вы правы, – ответила девушка.
При этом она с ужасом представила себе, что будет с ее талией, если она будет съедать столько же, сколько остальные присутствующие.
– Думаю, вам захочется отдохнуть перед обедом, – предложила после чая сестра герцога.
– Мне хотелось бы написать письмо, – ответила Леона.
– В вашей спальне есть письменный столик и все принадлежности для письма, а если вам еще что-нибудь понадобится, обратитесь к миссис Маккензи, она принесет вам все, что нужно.
– Благодарю вас.
Леона вежливо присела, сделав общий реверанс, и вышла из комнаты.
Дверь оказалась довольно тяжелой, и ей не сразу удалось прикрыть ее за собой, так что выходя, девушка услышала, как сестра герцога сказала:
– Очаровательная, очень воспитанная молодая девушка. Я понимаю теперь, почему мой брат так доволен, что она здесь.
– Да, она просто прелесть! – заметила другая дама. – А как чувствует себя Эуан?
– Все так же, все так же, – с горечью ответила сестра герцога.
– Только не говорите о нем в присутствии его светлости!
– Нет, нет, что вы! – откликнулась та. – Я все время помню об этом после того, как вы меня предупредили…
В этот момент девушке удалось, наконец, закрыть дверь, и окончания разговора она уже не услышала.
«Интересно, кто такой этот Эуан»? – подумала она. Идя по коридору в свою комнату, она постепенно начала припоминать, что где-то ей уже встречалось это имя, и вдруг вспомнила! Оно стояло на самой вершине фамильного древа, висевшего на стене в Зале вождя. Леона заметила его, когда герцог с гордостью рассказывал ей о своих предках.
Генеалогическое древо Макарднов действительно могло поразить воображение: от его могучего ствола отходили многочисленные ветви, запечатлевшие все поколения этого древнего и славного рода на протяжении столетий; брачные узы соединяли их со многими именитыми семьями Шотландии. Здесь в хронологическом порядке значились имена всех графов, а затем и герцогов, веками передававших свой титул от отца к сыну, вплоть до последнего имени – Эуан. Леона знала, что он, как первый, а в данном случае и единственный сын герцога, носит титул маркиз Ардн.
Теперь девушка размышляла, что же могло с ним случиться, а если он болен, то почему его отец не желает о нем разговаривать. Это казалось неразрешимой загадкой; по крайней мере, Леона уже имела случай убедиться, как резко и бесцеремонно герцог может уйти от темы, которую он по каким-либо причинам не желает обсуждать.
– Ничего, в свое время я обо всем узнаю, – подумала девушка.
Войдя в свою комнату, она обнаружила, что у одного из окон действительно стоит письменный столик, которого она не заметила раньше.
Усевшись, она положила перед собой лист плотного пергамента и обмакнула в чернильницу хорошо отточенное гусиное перо.
«Уважаемый лорд Страткерн», – вывела девушка в верхней части листа.
Едва только Леона успела написать его имя, как перед глазами у нее ясно возник его образ: четкие, точно высеченные резцом скульптора черты его прекрасного лица, весь этот властный облик, так отличавшийся от гордой надменности герцога Арднесса и все же не оставлявший сомнений в том, что перед вами человек, привыкший повелевать и сознающий, что все его приказания будут немедленно выполнены.
В душе ее снова возникло то удивительное чувство, которое вспыхнуло в ней, когда глаза их встретились. Она ясно вспомнила, как на мгновение все в ней замерло от странного, неведомого волнения, и она могла только смотреть на него, не в силах даже вздохнуть.
Она показалась ему красивой, и он сказал, что всегда готов служить ей.
Леона ощутила непреодолимое, страстное желание немедленно увидеть его вновь, разговаривать, быть рядом с ним.
– Надо будет что-нибудь придумать, чтобы попасть в замок Керн, – решила девушка; она сомневалась, хватит ли у нее смелости просить герцога дать ей экипаж, чтобы съездить туда с визитом. Она не могла почему-то отделаться от неприятного предчувствия, что он непременно откажет ей; на первый взгляд для этого не было вроде бы никаких оснований. Какое ей, в конце концов, дело до их распрей и междоусобиц? Все это дела давно минувших дней!
Подумав это, Леона тут же спросила себя, так ли это? Может ли она быть уверенной в том, что вражда между ними осталась в прошлом; не является ли она в какой-то, возможно даже, значительной мере, частью настоящего, и не связано ли все это с расчисткой земель под пастбища и с выселением людей?
Леона пожалела, что лорд Страткерн не рассказал ей обо всем, не захотел доверить ей тайной причины своих разногласий с герцогом. Почему он не сказал ей сразу, чего ей следует тут ожидать, с чем она может столкнуться? И почему, спрашивала она себя теперь, он внезапно начинал говорить так холодно, словно бы отстраняя ее от себя, когда она задавала ему самые, казалось бы, простые и невинные вопросы?
«В этой стране на каждом шагу загадки, все так таинственно, так непонятно», – подумала Леона, и вновь ее поразило воспоминание о том, как гости герцога говорили о его сыне, опасаясь, почему-то, что он может их услышать.
Чистый лист бумаги лежал перед ней, словно в безмолвном ожидании, и девушка, вновь обмакнув перо в чернила, начала писать:
«От всей души благодарю Вас за вашу доброту и заботу обо мне. Во-первых, мне хочется поблагодарить Вас за то, что Вы спасли меня после несчастного случая, дав мне приют в Вашем замке, и во-вторых, за то, что Вы – первый, кто показал мне Шотландию, – родную землю моей матери, которую она так любила. Она оказалась именно такой, какой я ее себе представляла, только еще более прекрасной.
Я никогда не забуду Вашего чудесного озера и мелодии Вашей волынки. Мне трудно выразить это словами, но, слушая ее, чувствовала, что здесь – моя родина, и она зовет меня, будит мою шотландскую кровь, проникает в душу.
Я счастлива была бы вновь увидеть Ваше сиятельство и, надеюсь, такая возможность вскоре представится. Если по каким-либо причинам мне не удастся приехать к Вам в экипаже, возможно, в один прекрасный день я пересеку Вашу границу верхом. А пока, милорд, разрешите мне еще раз от всего сердца поблагодарить Вас за все, что Вы сделали для меня, и что, к сожалению, у меня не хватает слов выразить.
Время, проведенное мной в Вашем замке, было самым чудесным временем в моей жизни.
Искренне Ваша
Леона Гренвилл».
Она несколько раз перечитала то, что у нее получилось, и нашла, что письмо это совсем не выражает того, что она чувствовала на самом деле, чем было полно ее сердце. Огорчившись, Леона все же запечатала письмо и надписала адрес. Затем она дернула за шнур звонка.
Не прошло и нескольких минут, как на пороге появилась горничная Мэгги.
– Вы меня звали, мисс?
– Да, Мэгги. Мне хотелось бы отправить это письмо, но я не знаю, как это сделать.
– Все письма кладут на столик в холле, мисс.
– В таком случае, не будешь ли ты так добра и не отнесешь ли туда мое письмо, Мэгги?
– Ну конечно, мисс.
Уже взяв письмо, горничная обернулась:
– Что-нибудь еще, мисс?
– Думаю, я прилягу, отдохну немного, – ответила Леона. – Когда положишь письмо, возвращайся, пожалуйста, и помоги мне раздеться.
– Я сделаю так, как вы прикажете, мисс.
Когда служанка вышла, Леона, оглянувшись, заметила в углу книжный шкаф.
Она порылась на полках и выбрала книгу, которая показалась ей интересной. Когда Мэгги, вернувшись, помогла ей снять платье, Леона легла и, забравшись под теплое, стеганое одеяло, открыла книгу.
Девушка совсем не чувствовала усталости, но интуиция подсказывала ей, что и сестра герцога, и другие дамы надеялись, что она приляжет отдохнуть в своей комнате; возможно, им просто не хотелось утруждать себя, развлекая ее.
– Ну, что ж, я вовсе не нуждаюсь в их обществе, мне и одной не скучно, – подумала Леона, раскрыв книгу.
Но читать она не могла.
Вместо этого она попыталась представить себе, что подумает лорд Страткерн, когда получит ее письмо. Достаточно ли горячо она поблагодарила его, не слишком ли скупа была в выражении своих чувств? Поймет ли он, почувствует ли, насколько в действительности она ему благодарна за его доброту, внимание, заботу о ней?
– Я должна еще раз увидеть его! Должна! – прошептала Леона.
Он сказал, что напрямик до его замка всего лишь три мили.
Возможно, она слишком самонадеянна, – она, конечно, могла и ошибаться, – но Леоне почему-то казалось, что он будет совершать конные прогулки именно в том месте, где стоит каменная пирамида – его пограничный знак, в надежде, что там он может случайно встретить ее.
«Ах, если бы только я могла еще хоть ненадолго задержаться в его замке», – со вздохом подумала девушка.
Но она тут же упрекнула себя за недостаток благодарности и признательности к герцогу. Он так добр к ней, так щедр и внимателен! Он подарил ей все эти чудесные платья и изо всех сил старался быть учтивым, радушным хозяином, доставить ей удовольствие. Он потратил столько своего драгоценного времени, чтобы показать ей замок, даже водил ее в башню!
– Мама была бы в восторге, знай она, что я здесь, – сказала себе Леона.
Осматривая замок, девушка заметила на стенах несколько портретов герцогини. В лице ее, во всем его выражении было что-то общее с ее матерью – нечто очень доброе, нежное, милое.
Леоне было очень жаль, что герцогиня так рано умерла и она не успела с ней встретиться.
«Мы могли бы поговорить с ней о маме,» – думала она с грустью.
Внезапно сердце ее пронзила такая острая, мучительная тоска по матери, что Леона ощутила почти физическую боль.
Она хотела бы рассказать ей о лорде Страткерне, попросить у нее совета, как ей быть с выселениями, чем она может помочь, и ей хотелось также, чтобы мама успокоила ее, сказала бы, что замок Арднесс – самый обыкновенный, каких много в Шотландии, и ей нечего бояться – ничего страшного в нем нет.
– Я становлюсь слишком впечатлительной, – усмехнулась Леона, – и все же… что-то здесь не так… да, я чувствую – что-то здесь есть!
Девушка часто думала, что ее мать обладает даром предвидения, да и сама миссис Гренвилл признавалась, что иногда на нее словно нисходит озарение, будто открывается третий, внутренний глаз, и она видит и знает то, что не заметно другим людям.
Но говоря об этом, она сразу начинала смеяться над собой.
– Всему роду Макдональдов свойственны суеверия, они просто неотделимы от его истории, – говорила она. – Когда они жили еще в долине Гленкоу, они верили, что есть помешанные, безумие которых связано с луной, и в полнолуние они обретают нечеловеческую силу; они верили также в больших черных кошек, которые собираются в канун дня всех святых, чтобы вредить людям, приносить им несчастья.
Леона слушала, затаив дыхание, широко раскрыв глаза.
– Расскажи мне что-нибудь еще, мама!
Мать смеялась.
– Макдональды в те времена были свято уверены, что на окрестных холмах обитают злобные гоблины, а по берегам рек, среди ив и в дубравах Акнакора живут добрые феи и эльфы.
– Как бы мне хотелось увидеть хоть одного из них! – воскликнула тогда Леона.
– А когда надвигалась беда, – продолжала рассказывать ее мать, – по ночам на окрестных холмах видели великана, коровы бросали свои пастбища и, жалобно мыча, пытались взобраться на крутые уступы гор, а во тьме раздавались крики и стенания людей, которым суждено было вскоре умереть, хотя сами они в это время спокойно сидели у огня!
Леона вздрагивала, но требовала, чтобы мать продолжала рассказывать ей о суевериях и предрассудках Макдональдов, о тех приметах, в которые они верили.
– Существовали мужчины и женщины с «дурным глазом», – вспоминала миссис Гренвилл, – и были такие, которые могли видеть сквозь землю и за многие мили и знали, что происходит в это самое время где-нибудь за горами.
– А были ведь еще и люди, которые могли предсказывать судьбу, правда, мама? – спрашивала Леона, уже заранее зная ответ, но желая услышать обо всем этом еще раз.
– Да, был такой предсказатель, оракул, который клал в кипящую воду баранью лопатку и потом, когда оставалась только голая кость, он предсказывал будущее по каким-то еле заметным знакам, читая их, словно книгу судьбы!
– Это гораздо интереснее, чем гадания цыган по картам! – в восторге восклицала девочка.
– И к тому же намного правдивее, – соглашалась с ней мать, – вообще-то все верили в «третий глаз», хотя разумнее было не пытаться узнать о будущем, ничем хорошим это никогда не кончалось.
«Конечно, у меня нет «третьего глаза», – подумала Леона, в то время как все эти воспоминания проносились у нее в голове, – но ведь во мне все-таки наполовину шотландская кровь, так что, может быть, я более чувствительна ко всему и улавливаю то, что витает в воздухе и чего другие люди не замечают».
Она тут же посмеялась над собой:
– У меня просто разыгралось воображение, вот и все!
И все-таки, когда лорд Страткерн держал ее в своих объятиях, сопровождая в свой замок, после того как экипаж опрокинулся, Леона ясно чувствовала, что может полностью доверять ему и что он защитит ее от всего дурного.
Теперь, когда она думала об этом, она понимала, в какое необычное и не слишком приятное положение попала. Подумать только – молодая девушка, которая проводит ночь в замке наедине с молодым мужчиной! Однако в душе ее ни на миг не возникало ни тревоги, ни опасения, и она ни разу не ощутила неловкости.
В отличие от замка Керн, здесь, в Арднессе, Леона чувствовала что-то пугающее; она не могла определить, что это, и тем не менее всем своим существом ощущала какую-то неведомую, словно притаившуюся, опасность.
Девушка решительно взялась за книгу, пытаясь прогнать все эти непонятные страхи и заставить себя читать, отвлечься от окружающего.
Вместо этого она вдруг поймала себя на том, что вслушивается в тишину, царящую в замке, которую нарушало только пение птиц за окном, и оглядывает комнату, точно ожидая найти в ней кого-то, кто спрятался в дальнем углу. Однако спальня ее, очень просторная и поражавшая роскошью, во всем остальном была самой обыкновенной комнатой.
– Если бы только мама была здесь, – снова вздохнула девушка, – она бы наверняка разобралась, что меня мучает.
Все ее страхи, однако, рассеялись и были забыты, когда в комнату вошла миссис Маккензи, а за нею служанки внесли ванну, полную горячей воды, и Леона, вымывшись, надела одно из своих новых вечерних платьев.
Платье было самым красивым из всех, какие только у нее когда-либо были.
Широкая юбка, украшенная оборками, с громадным кринолином, подчеркивала ее тонкую талию, и Леона с удовольствием поворачивалась перед зеркалом, разглядывая большой кружевной воротник, расшитый бриллиантами; плечи ее были обнажены, и кружево держалось с помощью прелестных застежек в виде крохотных букетиков из розовых бутонов.
– Вы неотразимы, мисс! – воскликнула миссис Маккензи. – Вам следовало бы поехать на придворный бал, вместо того чтобы скучать за обедом с престарелыми родственниками!
– Я даже представить себе не могла, что бывают такие чудесные платья, – восхищалась Леона.
– Его милость будет очень рад, что вам оно понравилось.
