Текст книги "Зов любви"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Примите мои уверения в совершеннейшем почтении. Кристофер Дивар».
– Вот, видишь, мама! – с торжеством в голосе воскликнула Софи.
– Ну и змея! – восхищенно сказала мадам Стадли. – Да ведь лорд Ротвин будет ждать тебя!
– Знаю, знаю, – бормотала Софи. – Но я должна стать герцогиней!
– Конечно, ты должна. И речи быть не может о том, чтобы упустить такой случай!
– Значит, лорду Ротвину придется сообщить, что я не могу выйти за него замуж, – неуверенно сказала Софи. – Как он рассердится!
– Сам виноват! – хмыкнула мадам Стадли. – Перво-наперво ему не следовало уговаривать тебя бежать с ним.
– Нельзя, чтобы он оставался ждать меня возле церкви, – резонно заметила Софи и неожиданно вскрикнула. – Мама! А как же мое письмо к Джулиусу! Я велела Лалите отправить его.
Мать и дочь уставились на Лалиту, которая с трудом поднималась с пола. Волосы ее растрепались и неаккуратно рассыпались по израненным плечам. Лицо ее приобрело пепельный оттенок, глаза были полузакрыты.
– Лалита! Что ты сделала с письмом для мистера Вертона? – резко спросила мадам Стадли.
Прошла минута, прежде чем Лалита смогла ответить и сквозь слипшиеся губы выдавить из себя слова:
– Я отдала его кучеру… и он… уехал!
– Уехал? – взвизгнула Софи. – Надо его остановить!
– Ничего страшного, – успокоила дочь миссис Стадли. – Ведь в доме бабушки Джулиуса уже нет!
– А где же он? – изумилась Софи.
– В записке от мистера Дивара, кем бы он ни был, говорится, что Джулиус отправился в Гемпшир.
Софи облегченно вздохнула:
– Ну, конечно, как я могла забыть!
– Единственное, что мы должны сделать, – продолжала мадам Стадли, – это отправиться завтра поутру в дом его бабушки и забрать записку. Мы с легкостью принесем извинения, сказав, что ты изменила свои планы по поводу того, что предлагалось в записочке. В любом случае тебе придется разорвать ее в клочки и навсегда забыть, что ты ее однажды написала.
– Как ты умна, мама! – воскликнула Софи.
– Если бы я не была такой, ты бы никогда не оказалась в Лондоне в свадебный сезон, – ответила мадам Стадли.
– А как же лорд Ротвин?
– Ну… ему надо дать понять, что ты передумала. Поразмыслив секунду, миссис Стадли продолжала:
– Безусловно, о настоящей причине он не должен даже догадываться. Ты скажешь, что ты обдумала ситуацию и пришла к выводу, что не вправе нарушать слово, данное Джулиусу Вертону, и должна выполнить свое обещание.
– Да, кажется, так и надо поступить, – согласилась Софи. – Как ты думаешь, я должна написать ему?
– Полагаю, так будет лучше, – ответила мадам Стадли, но через секунду воскликнула: – Ах нет! Конечно нет! Писать записку было бы ошибкой. Никогда не доверяй ничего бумаге. Язык может лгать и лгать без конца, но невозможно обмануть дважды, если слова написаны черным по белому.
– Но я вовсе не желаю с ним встречаться, – с неожиданной тревогой в голосе сказала Софи.
– Но почему? – удивилась ее мать.
– Потому что… честно говоря, мама, я его побаиваюсь и не хотела бы ссориться с ним. Он властный и требовательный человек, и я боюсь, ему удастся выудить из меня правду. Иногда мне бывает затруднительно отвечать на его вопросы.
– Что касается меня, то я никогда не думала, что он подходящий муж для тебя, – заметила леди Стадли. – Ну что ж… если не поедешь ты, придется кому-то ехать вместо тебя.
– Только не тебе, мама! – поспешно вымолвила Софи. – Я много раз повторяла мистеру Ротвину, что ты будешь смертельно огорчена моим исчезновением.
Девушка ухмыльнулась и добавила:
– Это еще больше подогревало его.
– Не сомневаюсь в этом, – согласилась мадам Стад-ли. – Любое препятствие делает мужчин изобретательными.
– Тогда… как же нам сообщить ему о том, что побег отменяется?
– Придется это сделать Лалите, – решила мать. – Хотя она наверняка все перепутает.
Слова эти прозвучали как раз в тот момент, когда бедняжке удалось подняться на ноги, и она нетвердой походкой направилась к двери, держа в руках кружевное платье мачехи.
– Куда направилась? – грубо спросила мадам Стадли. Лалита молчала, пристально глядя на мачеху. Глаза ее были полны слез. Девушка была так бледна, что, глядя на нее, Софи с раздражением сказала:
– Лучше бы ты дала ей воды, мама! Она выглядит так, будто вот-вот умрет.
– Это лучшее, что она может сделать! – бросила безжалостная мачеха.
– Нет, надо поддерживать в ней жизнь, по крайней мере, до тех пор, пока она не встретится с лордом Ротвином.
– От этой девчонки одни беды и неприятности! – с неприязнью заметила мадам Стадли.
Она подошла к этажерке, где у нее стояла початая бутылка бренди, к которой мадам имела обыкновение время от времени прикладываться, слегка плеснула в стакан и протянула порцию горячительного напитка Лалите.
– На! Выпей! – грубо приказала женщина. – Хотя, по правде говоря, это слишком уж жирно для такого пугала, как ты!
– Нет, не надо… мне скоро станет лучше…
– Ты сделаешь так, как тебе говорят, – пригрозила девушке мачеха. – Или, может, еще палки захотела?
С трудом передвигаясь, как будто каждый шаг был для нее мукой, Лалита подошла к мадам Стадли и взяла у нее стакан. Она знала, что мачеха и сводная сестра внимательно наблюдают за ней, и выпила все до капельки, сразу же почувствовав, как огненная жидкость неестественным теплом стала растекаться по телу. Вкус бренди ей очень не нравился, но Лалита знала, что напиток, действительно, добавит ей сил и, может быть, слегка прояснит туманящееся сознание.
– Ну, а теперь, Лалита, слушай меня, и, если ты допустишь хоть малейшую ошибку, я изобью тебя до бесчувствия! – решительно пригрозила девушке мачеха.
– Я… слушаю, – прошептала Лалита.
– В карете, которая прибудет в девять тридцать, ты отправишься в церковь Святого Гроба Господня. Там ты увидишь лорда Ротвина и объяснишь ему, что Софи слишком честна и чиста, чтобы нарушить слово, данное жениху, что, дабы не разбить его сердце, она решила выйти замуж за мистера Вертона. Помолчав, мадам Стадли спросила:
– Все поняла?
– Да… – прошептала Лалита. – Но… пожалуйста, не заставляйте меня это делать…
– Смотри, я тебя предупредила, что тебя ждет, если будешь упрямиться, – снова пригрозила девушке мачеха и вновь взялась за палку.
– Не надо, мама! Перестань! Если ты начнешь бить Лалиту, она снова потеряет сознание и будет совершенно бесполезна нам. Я сама поговорю с ней. До приезда кареты у нас еще час времени.
– Ну ладно, – согласилась мадам Стадли. Вид у нее был такой, будто она сожалеет о том, что ей не удалось избитьдевушку еще раз. Внизу раздался стук в дверь.
– Это экипаж для меня, – сказала мадам Стадли. – Как ты считаешь, мне лучше отправиться на прием или остаться дома и ожидать известий о близкой кончине герцога? Софи задумалась на мгновение.
– Мама, я думаю, тебе лучше остаться. Если Джулиус узнает, что, получив известие осмерти его дяди, ты тем не менее отправилась на праздник, он решит, что ты бесчувственная женщина.
– Да, ты права. Мне бы следовало подумать об этом. Но все мое внимание поглощено мистером Ротвином.
Она рассмеялась и сказала:
– Ну что ж… придется мне остаться дома и поскучать. Но, по крайней мере, у меня будет возможность помечтать о будущем. Дорогая, я всегда желала видеть тебя в короне герцогини!
– Слава Богу, что записку о скорой смерти герцога мы получили вовремя! – удовлетворенно сказала Софи. – Никогда бы не простила себе, если бы я сбежала с лордом Ротвином, а потом узнала, что Джулиус стал герцогом.
– Все случилось на редкость удачно! – воскликнула мадам Стадли и, взглянув на дочь, распорядилась:
– Сними-ка это платье. Береги его. Это одно из лучших твоих платьев.
– Тогда я надену домашний халат, – сказала Софи.
– Да, пожалуй, – согласилась мать. – И забери с собой это пугало. Ее лохмы раздражают меня.
– Да, но в конце концов и она пригодилась нам, – рассудительно заметила Софи. – Кроме нее, мы никого не можем отправить к лорду Ротвину сдурными новостями.
– Боюсь, он сочтет их слишком дурными, – задумчиво произнесла мадам Стадли. – Давно мне не приходилось видеть более влюбленного мужчину.
– Ничего, переживет, – отрезала Софи.
Девушка вышла из комнаты, и за ней поплелась Лалита. Софи оказалась наверху значительно раньше своей сводной сестры.
– Давай-ка пошевеливайся, – нетерпеливо распорядилась хозяйская дочка, едва Лалита с трудом вошла в спальню сестры. – Ты же знаешь, мне трудно снять это платье самой.
Положив кружевное платье мачехи на стул, Лалита произнесла:
– Софи… не заставляй меня делать это. У меня предчувствие, что его светлость… придет в ярость. Он рассердится еще больше, чем твоя мама.
– Почему ты не называешь ее просто мамой? Тебе столько раз говорили об этом.
– Да… хорошо… я хотела сказать… просто мама.
– Неудивительно, что мама сердится на тебя, – съязвила Софи. – И если лорд Ротвин тоже даст тебе тумака, это будет как раз то, чего ты заслуживаешь.
– Больше мне не выдержать, – прошептала Лалита.
– Ты и раньше так говорила, – ухмыльнулась маленькая тиранка, но, взглянув в лицо сестры, произнесла уже более мягко: – Пожалуй, сегодня мама обошлась с тобой слишком грубо. Она такая сильная, аты еще очень слаба. Удивляюсь, как это она умудрилась не переломать тебе кости своей палкой!
– Боюсь… что она сломала мне ребро… – прошептала Лалита.
– Нет, вряд ли, – холодно рассудила Софи. – В противном случае ты не смогла бы ходить.
– Наверное, и правда, ребра целы, но… я не хочу встречаться слордом Ротвином. Он страшен в гневе.
– Ты никогда не видела его, откуда ты знаешь, как он сердится?
Лалита ничего не ответила. Раздраженная ее молчанием, Софи потребовала:
– Ну-ка рассказывай, я вижу, что ты что-то знаешь.
– Ну… я просто нашла в этом доме старинную книгу. Она называется «Сказания о знаменитых семьях Англии».
– Занимательное название. Почему же ты не показала книгу мне?
– Ты читаешь редко, а кроме того… я боялась расстроить тебя.
– Расстроить меня? – изумилась Софи. – Почему какая-то книга должна меня расстроить? Что ты там вычитала?
– Там описана родословная мистера Ротвина, названы его предки и сказано, что основатель династии сэр Генгист Ротвин был искателем приключений, разбойником и пиратом.
– Так, так, продолжай, – заинтересовалась Софи.
– Это был очень удачливый разбойник, но за ним утвердилась слава лютого и беспощадного человека.
Софи слушала с интересом, и Лалита продолжила свой рассказ:
– В книге говорится, что крутой нрав передается из поколения в поколение всем потомкам Генгиста Ротвина. Имя лорда Ротвина – Иниго – означает ярость.
– Полагаю, что я окончательно избавилась от этого господина, – неожиданно сухо заметила Софи.
– В книге приводится стихотворение, посвященное сэру Генгисту. Оно было написано в 1540 году, – продолжала Лалита.
– Что это за стихотворение? – спросила Софи.
На секунду задумавшись, Лалита слабым голосом прочитала:
Черные, как смоль, глаза,
Волосы воронова крыла,
Черный гнев.
Берегись, если Ротвин грозит отмщением.
– Надеюсь, ты не думаешь, что меня пугает эта чепуха! – ухмыльнулась Софи.
Глава 2
Подъезжая в наемном экипаже к церкви Святого Гроба Господня, Лалита мечтала только о том, чтобы чувствовать себя немного получше. Бренди, которое мачеха велела ей выпить, взбодрило Лалиту лишь на короткое время, и теперь, сидя в карете, девушка чувствовала неестественную вялость и слабость. Кроме того, у нее очень болела спина.
На прошлой неделе мадам Стадли зашла в спальню Лалиты, чтобы выразить свое обычное недовольство какой-то мелочью, и, обнаружив, что падчерица еще находится в ночной рубашке, избила ее так, что девушка потеряла сознание и пролежала на полу несколько долгих часов. Когда Лалита пришла в себя, сил у нее хватило только на то, чтобы доползти до кровати. Видимо, лежа на полу без сознания, она сильно продрогла, и уже будучи в кровати никак не могла согреться.
Лалита осознавала, что слабеет день ото дня и что болезнь, которая одолела ее после Рождества, отняла у нее последние силы, и она больше не может сопротивляться мачехе.
Частенько, лежа в кровати, она подумывала о том, чтобы обратиться к Господу с просьбой забрать к себе ее несчастную душу, но, вспоминая о своей маме, Лалита говорила себе, что мама не одобрила бы такой трусливой слабости.
Ее мама, маленькая, нежная, слабая, всегда восхищалась людьми стойкими и смелыми.
– Каждому из нас, – сказала она как-то Лалите, – суждено совершить в жизни какие-то важные дела, но самые трудные из них требуют не физической силы, а усилий ума и воли.
Раздумывая над этими словами, Лалита пришла к выводу, что позволить мачехе убить себя было бы самым простым и трусливым выходом из того невыносимого положения, в котором она оказалась после смерти папы. Прожив уже два года с мачехой, Лалита все еще не могла поверить в то, что ее каждодневная пытка является реальностью, а не ночным кошмаром.
Размышляя о своем детстве, Лалита вспоминала череду лет, напоенных светом солнца и радости. Семья Стадли не была безмерно богата, и они могли себе позволить далеко не все, о чем мечтали, но материальные затруднения не заслоняли собой той радости, которую все члены семьи испытывали от общения друг с другом.
Ее отца, крупного, доброго, великодушного и доброжелательного мужчину с хорошим чувством юмора любили и уважали все: родные, домочадцы и просто работники его поместья. Когда Лалита подросла, она поняла, что именно доброта и милосердие не позволили ему разбогатеть. Отец просто не мог подать в суд жалобу на арендатора-неплательщика и лишить его имущества, не мог он и выселить должника со своей собственной земли. Как бы стесняясь своего мягкосердечия, он частенько говаривал:
– Я чувствую, что должен дать ему еще шанс. Поэтому в доме никогда не было денег ни на ремонт, ни на новый инструмент, ни даже на безделушки для Лалиты и ее матери. Но мама никогда не сердилась и не расстраивалась из-за безденежья.
– Я счастлива тем, что у меня замечательные муж и дочь, – часто повторяла она девочке. – Я люблю вас больше всех на свете!
Дом, в котором обитали Стадли, служил надежным убежищем от житейских бурь уже пятому поколению этой семьи. Поместье располагалось в некотором отдалении от усадеб других богатых людей, и Стадли редко принимали участие в провинциальных празднествах и балах, но, несмотря на это, жизнь их была полна и разнообразна.
Земли, на которых раскинулось имение мистера Стадли, были весьма плодородны и могли давать превосходный урожай, но вот беда – соседей у них почти не было, и общение было ограниченным.
– Когда ты подрастешь, мы обязательно вывезем тебя в свет, в Лондон. Ты будешь веселиться на балах, на праздниках, будешь посещать великосветские приемы. Когда я была молода, такая жизнь приводила меня в состояние восторга, – рассказывала дочке мама.
– Мама, но мне очень хорошо здесь, с тобой и с папой, – отвечала ей Лалита.
– Наверное, все мамы хотят, чтобы их дочери имели успех в свете, – задумчиво размышляла миссис Стадли, – тем не менее после брачного сезона в Лондоне я вернулась сюда и вышла замуж за человека, которого знала с детства.
Улыбнувшись, она добавила:
– Но именно выход в свет, знакомство с интересными и влиятельными людьми убедили меня в том, что единственным человеком, которого я люблю и с которым хотела бы провести всю оставшуюся жизнь, является твой отец.
– Мама, – заметила как-то Лалита, – тебе повезло в том, что земли твоих родителей граничили с имением папы, поэтому у тебя поклонник был почти на пороге дома. У нас соседей нет, нет и кавалера для меня.
– Что правда – то правда, – согласилась мама. – Именно поэтому, Лалита, мы должны экономить каждый пенни, чтобы, когда тебе исполнится семнадцать с половиной лет, ты могла бы выехать в свет и покорить его.
– Мама, но я никогда не буду такой красивой, как ты!
– Ты мне льстишь, – отвечала миссис Стадли.
– Папа мне говорил, что никого милее тебя не было и нет.
–Если ты сможешь повторить то же самое, когда вернешься из Лондона, я тебе поверю, – сказала миссис Стадли.
Но для Лалиты лондонские брачные сезоны так и не начались.
Однажды холодной зимой ее мама скоропостижно умерла.
Для несчастной девочки и ее отца это горе было столь огромным и неожиданным, что им было даже трудно поверить в реальность случившегося. Совсем недавно мама улыбалась, ухаживала за ними, очаровывала своей добротой каждого, кому случалось с ней общаться. И вот от нее осталась лишь могила за церковной оградой, а дом стал пустым, холодным и неуютным.
– Как же это могло случиться? – спросила Лалита отца. А он все повторял и повторял:
– Я даже не знал, что она больна.
Прошло совсем немного времени после смерти мамы, как Лалита поняла, что папа ее потерян для полнокровной жизни.
В одну ночь он превратился из доброжелательного и благодушного человека в мрачного и грубого скрягу, который засиживался за бутылкой бренди далеко за полночь. Он потерял всякий интерес к жизни. Лалита старалась вывести отца из этой серой, засасывающей летаргии, но у нее ничего не получалось.
Однажды зимой, когда мистер Стадли возвращался из таверны, где он заливал свое горе, с ним произошел несчастный случай. Его разыскали только поутру. Всю ночь он провел на холоде, продрог и занедужил. Мистера Стадли доставили домой. Судя по тому, что болезнь затянулась более чем на два месяца, домочадцы пришли к выводу о том, что хозяин потерял волю и желание жить.
Вскоре после этого их навестила миссис Клементе якобы для того, чтобы помочь Лалите ухаживать за заболевшим отцом. Девушка припомнила, что однажды, год назад, отец, подоспевший к ленчу, сказал маме:
– Помнишь ли ты человека по фамилии Клементе, с лицом, напоминающим мордочку крысы? У него своя аптека в Норвиче.
– Ну, конечно, я его помню, – ответила миссис Стадли. – Мне он никогда не был симпатичен, хотя он, безусловно, умный человек.
– Я всегда оказывал ему поддержку, – продолжал мистер Стадли. – Так случилось, что мой отец вел дела с его отцом, а мой дед с его дедом.
– Да, но ведь несмотря на то, что Клементсы живут в Норфолке уже много лет, они ведь пришлые люди.
– Я знаю об этом, – сказал мистер Стадли. – Именно поэтому я считаю своим долгом помочь его дочери.
– Его дочери? – переспросила мама Лалиты. – Ах да, припоминаю, с ней, кажется, приключилась какая-то беда.
– Именно так, – подтвердил сэр Джон. – Когда ей было семнадцать, она сбежала с одним армейским офицером. Старик Клементе пришел в ярость и объявил, что не желает иметь с дочерью ничего общего.
– Да-да, я припоминаю, – перебила мужа леди Стадли. – Тогда мы с тобой были еще только помолвлены. Моя мама была глубоко потрясена тем, что столь юное создание пошло наперекор родительской воле. Впрочем, моя мама была очень строгих правил.
– Что правда, то правда, – улыбнулся сэр Джон. – Я долго не мог поверить, что она дала свое согласие на то, чтобы ты вышла за меня замуж.
– Зато, когда мы поженились, она была от тебя в восторге, – мягко поправила мужа леди Стадли. – Просто она поняла, что я счастлива с тобой.
Родители обменялись влюбленными взглядами, а Лалита спросила:
– Как же сложилась судьба дочери мистера Клементса?
– Именно об этом я и собираюсь вам рассказать, – ответил отец. – Она вернулась. Я видел ее сегодня утром, и она попросила меня помочь ей снять домик.
– Не думаю, что кто-нибудь захочет, чтобы эта особа проживала в нашем имении, – скороговоркой произнесла леди Стадли.
– А мне жаль ее, – не согласился с женой отец Налиты. – Человек, с которым она сбежала, оказался подлецом. Он так никогда и не женился на ней и после нескольких лет сожительства бросил ее в горе и нужде. Бедняжка была вынуждена работать прислугой, чтобы зарабатывать на хлеб себе и своему ребенку.
– Если бы мистер Клементе был жив и узнал об этом, он бы скончался от сердечного приступа, – заметила леди Стадли. – Он всегда был очень высокого мнения о себе. Некогда он даже в мэры баллотировался.
– Конечно, Клементсы не захотят иметь ничего общего с этой «паршивой овцой», но я не мог оставить ее без помощи.
– Неужели ты снял домик для нее? – воскликнула леди Стадли.
– Да, возле церкви, – тихо ответил отец Лалиты. – Домик маленький, но, думаю, ей с дочерью не будет в нем тесно.
– Джон, ты слишком мягкосердечен, – упрекнула мужа леди Стадли. – Местные жители вряд ли смогут хорошо отнестись к ней.
– Не думаю, что она захочет общаться с крестьянами, – ответил сэр Джон. – Она хочет во всем выказать собственное превосходство. Она все еще привлекательная женщина, а дочь у нее примерно такого же возраста, как наша Лалита, может, чуть старше.
Мистер Стадли помолчал и как-то неуверенно добавил:
– Она просила передать, что, если тебе нужна помощь по хозяйству, она будет рада услужить.
– Не сомневаюсь, что она будет рада, – съязвила леди Стадли, – но работы для нее у нас нет.
С тех пор и вплоть до смерти мамы Лалита больше не слышала о миссис Клементе. Та объявилась и предложила свои услуги, когда дела в доме мистера Стадли пошли под гору. Двое старых слуг стали так дряхлы, что не могли больше работать. Кроме того, зимой в имении мистера Стадли случилась эпидемия какой-то заразной болезни, и трое оставшихся слуг едва держались на ногах. А сэр Джон, казалось, оставался безучастным ко всему. Он или пил в глухом одиночестве дома, или отправлялся в близлежащие таверны, чтобы напиться там до бесчувствия, так что без помощи слуг не мог добраться до кровати.
Миссис Клементе предложила Лалите свою помощь, и девушка в отчаянии согласилась. Бывшая беглянка проявила железную волю. Она с такой твердостью управляла домом и мистером Стадли, что вначале вызвала восхищение Лалиты. Казалось, что только миссис Клементе в состоянии уговорить отца не только пить, но и есть. Именно миссис Клементе поярче зажигала огонь в кабинете мистера Стадли, именно миссис Клементе согревала его домашние туфли перед возвращением сэра Джона домой. Именно миссис Клементе заставляла сэра Стадли заниматься хозяйством.
После того как сэр Джон едва не умер вследствие несчастного случая и болезни, было совершенно естественно, что Лалита не отказалась от помощи более взрослой и опытной женщины. Тогда миссис Клементе сказала:
– Не волнуйтесь, дорогая, я побеспокоюсь о нем.
Лалита, совершенно сбитая с толку болезненными изменениями, происходящими с папой, вынуждена была принять предложение миссис Клементе и позволила ей руководить жизнью дома по ее, миссис Клементе, разумению. Пройдет много времени, прежде чем Лалита начнет укорять себя за то, что позволила этой женщине взять власть в свои руки. Но миссис Клементе, с ее мягким голосом, показным милосердием и состраданием, могла бы обвести вокруг пальца и более проницательного и умного человека, чем шестнадцатилетняя девочка, только что потерявшая мать.
Итак, миссис Клементе переехала в дом Стадли, и вместе с ней под одной крышей с Лалитой поселилась дочь новой экономки. Софи положила себе за правило быть с Лалитой столь же услужливой и доброжелательной, какой была миссис Клементе, и несчастной Лалите показалось, что в прелестной дочери новой экономки она обрела верного друга и наперсницу, чего всегда была лишена в жизни. Правда, время от времени Лалите казалось, что Софи довольно властное и своевольное создание, что она берет без спросу одежду, перчатки и ленты своей хозяйки. Но, всякий раз замечая это, Лалита говорила себе, что она слишком эгоистична, что у нее есть все, а у Софи нет ничего.
Только после смерти сэра Джона, когда погребальный ритуал был исполнен и друзья дома разъехались, миссис Клементе показала свое истинное лицо.
Дом был пуст, только Лалита в черном одеянии неприкаянно бродила по комнатам, думая о том, что после смерти мамы и папы она осталась в полном одиночестве. Неожиданно ей пришла в голову мысль, что нужно написать письмо брату мамы, ее дяде, который переехал из Норфолка в Корнуол. Много лет назад он купил имение в другом графстве и остался жить там даже после смерти своего отца. Мама всегда мечтала о том, что в один прекрасный день они соберутся и поедут навестить его.
– Вот увидишь, ты полюбишь Амброса, – говаривала покойная матушка Лалиты. – Он старше меня, и я думаю, именно он научил меня любить деревенскую жизнь так горячо, что даже сезоны в Лондоне не стали сильным искушением для меня.
Время шло, а они так и не выбрались в Корнуол: то случая не было, то денег.
Дядя Амброс почему-то не приехал даже на похороны миссис Стадли, хотя прислал погребальный венок и письмо, в котором говорилось о том, что он глубоко скорбит о кончине сестры.
«Я должна написать дяде Амбросу, – сказала себе Лалита. – Может быть, он позовет меня жить вместе с ним».
Едва Лалита расположилась за письменным столом в папином кабинете и выдвинула ящичек с бумагой, вошла миссис Клементе.
– Я хочу поговорить с тобой, Лалита, – властным тоном, которого она никогда не позволяла себе прежде, заявила экономка.
Миссис Клементе обратилась к юной хозяйке дома по имени, что покойная леди Стадли сочла бы невероятной дерзостью.
– Да, миссис Клементе, слушаю вас, – ответила Лалита.
– Хочу поставить тебя в известность, – отчеканила ее собеседница, – что мы с твоим отцом были женаты.
Бедная девушка решила, что она ослышалась.
– Женаты?!! – воскликнула Лалита. – Это невозможно!
– Мы были женаты, – яростно подтвердила миссис Клементе, – и отныне я буду зваться мадам Стадли.
– Когда же и в какой церкви вы были обвенчаны? – спросила Лалита.
– Если бы ты ясно понимала, в чем твоя выгода, ты бы не задавала мне слишком много вопросов, – отрезала самозванка. – Советую тебе смириться и осознать, что ты моя падчерица.
– Боюсь… что… я не верю вам, миссис Клементе, – спокойно ответила девушка. – Я собираюсь написать дяде Амбросу с просьбой позволить мне перебраться жить к нему в Корнуол. Дядя, очевидно, не знает, что папа умер, иначе он непременно бы написал мне.
– Я запрещаю тебе делать это!
– Запрещаете? Вы? – изумилась Лалита.
– Отныне я являюсь твоим законным опекуном, – настаивала экономка, – и ты должна слушаться меня. Ты не будешь общаться ни с дядей, ни с другими родственниками и знакомыми. Ты останешься жить со мной, и, надеюсь, не сомневаешься, что с этого дня хозяйкой в доме буду я!
– Но этого не может быть! – воскликнула Лалита. – Папа всегда говорил, что, если с ним что-нибудь случится, дом и имение перейдут мне.
– Полагаю, тебе будет трудно доказать это, – с дьявольской усмешкой заявила миссис Клементе.
Откуда ни возьмись в доме появился странный стряпчий, которого Лалита не видела никогда раньше. Он предъявил законной наследнице листок, который якобы представлял собой последнюю волю покойного. Завещание было написано дрожащей рукой и корявым почерком, каким после аварии и травмы мог стать почерк отца. А мог и не стать. Согласно этому завещанию все имущество отходило «любимой жене» сэра Джона, Глэдис Клементе. Лалита не получила ничего.
Девушка чувствовала, что-то здесь нечисто, но стряпчий показал ей бумагу и подтвердил, что такова была не только задокументированная воля мистера Джона Стадли, но и его искреннее горячее желание, высказанное в устной форме при свидетелях.
Лалита ничего не могла возразить, и, когда представитель закона ушел, она села и написала письмо дяде, как и собиралась поступить раньше.
Миссис Клементе, или, вернее, мадам Стадли, как она приказала величать себя, сцапала девушку уже на пороге дома, когда Лалита отправилась на почту. Именно тогда мачеха впервые избила ее. Мадам Стадли била ее до тех пор, пока бедняжка не попросила прощения и не пообещала никогда даже не пытаться писать дяде.
Новоявленная мадам Стадли была достаточно умна, чтобы не заводить знакомства с соседями. В положенное время они конечно узнали, что дом и имение отошли ей, потому что незадолго до смерти сэра Джона миссис Клементе вышла за него замуж. Впрочем, кем она была раньше, мало кто знал, и имя Клементе перестало употребляться, как будто никогда его и не существовало.
В шоковое состояние Лалита пришла, когда осознала, что и Софи именует теперь себя мадемуазель Стадли.
– Ты вовсе не моя сестра! – набросилась на юную самозванку Лалита. – Мой папа никогда не был твоим отцом! Как ты можешь называться его фамилией?
На помощь Софи пришла ее мать.
– Кто сказал, что твой папа не был также родителем Софи? – угрюмо поинтересовалась она.
Мадам Стадли говорила медленно, и Ладите показалось, что в это самое время в голове у нее зародилась чудовищная идея.
– Вы и сами знаете, что это не так, – ответила девушка. – Вы приехали сюда всего лишь год назад.
На сей раз Лалиту не наказали за то, что она пререкается, и девушка поняла, что мадам Стадли вовсе не слышала ее возражений. Препирательства прекратились на целый год. Каждый жил своей собственной жизнью, но Лалита понимала, что мадам Стадли выжимает из имения все до последнего пенни.
Арендаторам не было теперь никаких скидок. Фермы распродавались одна за другой. Дома переходили в собственность тех, кто мог за них заплатить. Садовники были уволены. Клумбы с цветами, которые так любила прежняя хозяйка имения, заросли сорняками.
Мало-помалу из дома стали пропадать самые ценные вещи. Сначала, якобы для того чтобы отреставрировать, из дома вывезли два зеркала времен королевы Анны, больше Лалита их не видела. Затем на аукцион в Лондон отправили портреты предков мистера Стадли.
– Вы не имеете никакого права продавать их, – заступилась за семейные реликвии Лалита. – Это собственность нашей семьи. Так как у папы не было сына, я бы хотела, чтобы их унаследовал мой сын.
– А ты уверена, что у тебя будет сын? – ухмыльнулась мадам Стадли. – Неужели ты воображаешь, что кто-нибудь захочет жениться на тебе? Или что я захочу обойтись без твоих услуг?
Завладев домом, мадам Стадли превратила Лалиту в бесплатную прислугу, и Лалита с ужасом представляла себе, что ей суждено прожить в таком унизительном положении до конца дней своих.
Прошлым летом Софи исполнилось восемнадцать лет, и Лалита была несказанно удивлена тем, что мадам Стадли даже не попыталась вывезти свою дочь в Лондон во время брачного сезона или хоть как-то развлечь ее. Софи была неописуема красива, и, не кривя душой, Лалита полагала, что девушки обворожительнее ее так называемой сестры быть не может.
Только после Рождества Лалита поняла, почему переезд в Лондон откладывался. Однажды в январе мадам Стадли как бы невзначай заметила:
– Софи уже семнадцать с половиной.
Лалита с удивлением взглянула на мачеху. Она прекрасно знала, что Софи восемнадцать, но к этому времени несчастная девушка уже выучилась не спорить, не противоречить, только ждать, что ей скажут дальше.
– Она родилась третьего мая, – продолжала мадам Стадли. – В этот день мы и отпразднуем день ее рождения.
