Текст книги "Новобрачная поневоле"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

БАРБАРА КАРТЛЕНД
НОВОБРАЧНАЯ ПОНЕВОЛЕ

Глава 1

1825 год

Его высокопреосвященство епископ Аксминстерский сидел возле окна в жестком дубовом кресле с высокой спинкой и смотрел в парк.

Сад вокруг дома был сильно запущен, но все же не лишен привлекательности.

Золотистые весенние нарциссы великолепным ковром устилали лужайку под высокими дубами.

Солнце отражалось в озере, раскинувшемся в том месте, где цистерцианские монахи расширили реку, когда строили свое аббатство. Епископ, красивый мужчина с чеканным профилем, размышлял о тех давних временах, когда Аббатство Вернем было в здешних местах большой силой.

Когда Генрих VIII издал указ о закрытии монастырей, имущество и земли аббатства были переданы сэру Ричарду Верну и значительно увеличили его и без того немалое состояние.

Епископ, высокородный Лоример Берн, мог проследить свою родословную до тех времен, когда Верны не только занимали важное положение при дворе, но и обладали большими поместьями. Они весьма почитались за щедрость и справедливость, с которыми правили своими владениями.

Епископ вздохнул. В этот момент в холле раздались голоса, и епископ быстро обернулся к дверям.

Голоса были уже совсем рядом, дверь распахнулась, и вошел тот, кого он ждал.

– Альварик! – Епископ поднялся с кресла.

– Здравствуйте, дядя Лоример. – Я так и подумал, что вы здесь. Спасибо, что приехали.

– Рад приветствовать тебя дома, Альварик, я долго ждал твоего возвращения.

Молодой человек весело засмеялся. Этот смех, казалось, рассеял мрак обшитой темными панелями комнаты с низким потолком и узкими окнами, пропускавшими очень мало света.

– Ваше письмо добиралось до меня полгода, – сказал он. – В конце пути туземным курьерам пришлось пробежать больше двухсот миль, чтобы доставить мне его.

– Я так и подумал, что тебя задержало что-то в этом роде, – ответил епископ. – Входи, мой мальчик, и садись. Я хочу посмотреть на тебя.

Племянник уселся в дубовое кресло, украшенное резной монограммой и короной.

Слабый свет просачивался сквозь давно не мытые окна; епископ внимательно оглядел племянника и остался доволен.

В свои тридцать два года Альварик, был исключительно красив и производил впечатление очень сильного и здорового человека. Об этом говорило его стройное тело, на котором не было ни унции лишнего жира, блестящие глаза и загорелая кожа.

Некоторое время племянник и дядя молчали, наконец епископ сказал, словно извиняясь:

– Когда ты получил наследство, единственное, что я мог сделать, – это просить тебя как можно скорее вернуться домой.

– Я постарался приехать как можно быстрее.

– Я понимаю, но твой путь домой занял слишком много времени, и сейчас, когда ты здесь, мне бы хотелось сообщить тебе новости получше.

Альварик, теперь одиннадцатый барон, удивленно поднял темные брови. Потом, скорее из вежливости, чем из любопытства, поинтересовался:

– Как умер мой кузен?

– Он погиб вместе с твоим дядей. Карета, в которой они ехали, перевернулась.

Лорд Вернем молчал, ожидая продолжения.

– Ты можешь узнать всю правду. Твой кузен Жервез, как всегда, был пьян, и по какой-то причине они с твоим дядей решили поздно вечером отправиться из Лондона в Вернем. – Епископ помолчал и продолжил. – Мой брат давно уже не интересовался ни домом, ни землей, и я могу только гадать, зачем он вдруг решил ехать сюда, – возможно, рассчитывал найти что-то, что можно еще продать.

– Продать?

– Я уже сказал, Альварик, мне бы хотелось порадовать тебя хорошими известиями, но, пожалуй, тебе лучше услышать правду от меня, чем от поверенных.

– Когда я девять лет назад уезжал из Англии, то и понятия не имел, что мой дядюшка проигрывает все, что не входит в родовое имущество.

– Это правда, – подтвердил епископ, – и Жервез не пытался остановить его. На самом деле, он тратил не меньше, чем его отец.

– Азартные игры?

– Прибавь к этому вино и женщин, причем самых дорогих.

– То есть вы хотите сказать, что я унаследовал только родовое имение, которое они не могли прибрать к рукам. Аббатство, насколько я вижу, просто разваливается, да еще, несомненно, осталось немало долгов.

– Горы долгов, – подтвердил епископ.

Лорд Вернем подошел к одному из окон и открыл его, заметив при этом, что защелка сломана.

Он широко распахнул окно и выглянул в сад, который во времена его деда был очень красив. Дальше виднелось озеро, в котором он поймал свою первую форель, и парк, где он учился ездить верхом.

Вернем был для него полон воспоминаний, и, живя за границей, он часто думал о нем, когда страдал от невыносимой жары. Когда по ночам ему не давали спать крики диких животных, он представлял себя среди красоты и покоя аббатства.

Никогда, даже на мгновение, он не предполагал, что может унаследовать его.

У его дяди, десятого лорда Вернема, был сын и наследник, который постоянно собирался вот-вот жениться.

Отец Альварика погиб при Ватерлоо, мать умерла за три года до этого, денег оставалось немного, и поскольку ничто не удерживало его в Англии, он решил уехать за границу.

Никто не жалел о его отъезде, разве что дядя Лоример, которого он всегда искренне любил. Он отправился навстречу приключениям со всем пылом и энтузиазмом молодости, его ничто не удерживало, не связывало, ничто не препятствовало его путешествиям.

Дядино письмо, грязное и измятое за долгие месяцы пути, которое настигло его в дебрях Африки, произвело эффект разорвавшейся бомбы.

Сначала он не мог поверить, что в результате двух неожиданных смертей стал главой семьи.

У его деда было три сына. Старший, дядя Альварика Джон, получил образование и воспитание, соответствующее его положению, которое он должен был занять после смерти отца. Второй сын, отец Альварика, стал военным, а третий, Лоример Берн – священником.

Такой традиции Верны придерживались в течение нескольких веков, и основная часть фамильного состояния всегда находилась в руках того, кому принадлежал титул.

– Что случилось с землей, которой мы владели в Лондоне? – спросил лорд Вернем. – Насколько я помню, нам принадлежат Вернем-сквер в Блумсбери и несколько улиц.

– Твой дядя ухитрился обойти закон и продал их.

– Разве это законно?

– Нет, но никто не стал вмешиваться, и я подозреваю, что если бы они тогда не получили эти деньги, то один из них отправился бы в тюрьму.

– Может, вы все-таки расскажете мне, что же осталось?

Лорд Вернем отошел от окна и снова уселся в кресло напротив своего дяди.

– Боюсь, то, что я должен сказать, окажется для тебя ударом, – поколебавшись начал епископ. – Не знаю, помнишь ли ты человека по имени Теобальд Мур? Его земли примыкают к аббатству с юга.

– Мур? – задумчиво повторил лорд Вернем. – Я, кажется, помню это имя. Он был другом семьи?

– Твой дед отказался принять этого человека у себя в доме, когда тот купил Кингсклер – поместье, которым предыдущие хозяева владели несколько веков.

– Я полагаю, дед считал его выскочкой, – улыбнулся лорд Вернем.

– Ты совершенно прав, – ответил епископ. – Мой отец очень настороженно относился к новым соседям, а Теобальда Мура, похоже, невзлюбил с первого взгляда.

– Что же случилось? – поинтересовался лорд Вернем.

– Как только твой дядюшка получил наследство, Мур стал его другом. Он чрезвычайно богат, и подозреваю, что мой брат с первого же дня знакомства стал брать у него в долг.

Епископ замолчал, словно ему было трудно говорить подобные вещи о своем родственнике. Потом продолжил:

– Не знаю, была ли щедрость Мура корыстной с самого начала. Но несомненно, что с годами у него появилась серьезная причина давать моему брату деньги, которые были нужны Жервезу для игры, и покупать все, что тот хотел продать.

Лорд Вернем обеспокоенно посмотрел на него.

– Картины! – воскликнул он.

– Теперь они все принадлежат Теобальду Муру.

Лорд Вернем снова вскочил на ноги.

– Черт побери, дядя Лоример! Извините за грубость, но это уже слишком! Это же семейные картины! Они принадлежат всем нам, а не кому-то одному, да и потом, большинство из них – портреты.

– Возможно, мы должны быть благодарны Муру, за то, что он сохранил всю коллекцию в неприкосновенности, – предположил епископ, хотя и не слишком уверенно.

– Что еще из наших вещей находится у него?

– Серебро.

Лорд Вернем сжал губы.

Серебро было тоже частью истории семьи Верное. Частично оно принадлежало еще цистерицанским монахам. Некоторые изделия были подарены Генрихом VIII и теми монархами, которым служили Верны.

Было там и предметы из походной шкатулки генерала Родерика Верна, которую он брал с собой на войну, сражаясь под началом герцога Мальборо, и изумительной красоты серебряный сервиз, подаренный Георгом II к свадьбе прапрапрадедушке Альварика.

Он помнил, как утварь из серебра украшала стол на Рождество и другие праздники, когда вся семья собиралась в большой столовой, где когда-то монахи вкушали свою скромную пишу.

Огромная люстра, украшенная гербом Верное, сияла и бросала отблески на кубки и чаши, блюда и вазы. Еще мальчиком он с восхищением смотрел на них, они, казалось, сверкали, как солнечный свет на глади озера.

Лорд Вернем прошелся по комнате, чтобы немного успокоиться. Потом сказал:

– Полагаю, не надо спрашивать, что случилось с гобеленами. Они были уникальны, и мне даже не верится, что они уже не висят на стенах аббатства.

– Я уверен, что о них хорошо заботятся, – отозвался епископ.

– Но они принадлежат этому Муру. Можно ли как-то опротестовать его право на владение всем этим?

– Ни один суд – медленно заговорил епископ, – не вернет их тебе, пока ты не отдашь долг, в залог которого были отданы все эти сокровища.

– И сколько же это? – спросил Альварик.

Прежде чем ответить, епископ мгновение помолчал.

– Более пятидесяти тысяч фунтов!

– Не может быть! – воскликнул лорд Вернем.

Потом он посмотрел на дядю и понял, что епископ назвал точную цифру.

Он глубоко вздохнул.

– Значит, это конец, – сказал лорд Вернем, – конец аббатству, конец всему поместью и, можно сказать, конец семье.

Он снова подошел к окну, словно нуждаясь в глотке свежего воздуха, прежде чем заговорил:

– Вы имеете представление о том, как невелико мое состояние. У меня достаточно денег, чтобы жить в достатке и оплачивать свои путешествия, но этого не хватит даже на год чтобы жить в этом доме, не говоря уж о большем.

Он помолчал и продолжил:

– Конечно, фермы должны давать какой-то доход.

– Они по большей части стоят пустые, – ответил епископ. – Твой дядя и слышать не хотел о ремонте, а когда арендаторы умирали или уезжали, некому было найти новых.

Многие дома стоят без крыш, и понадобятся исключительно хорошие фермеры, чтобы привести землю в порядок.

– Но я помню, говорили, что во всей стране нет ферм лучше.

– Да, во времена твоего дедушки.

Лорд Берн отвернулся от окна.

– Дядя Лоример, скажите, что мне делать? – спросил он.

– Иди сюда и садись, – ответил епископ. – Кое-что ты можешь сделать, но мне трудно говорить об этом.

– Почему? – удивился лорд Вернем.

– Я, кажется, уже говорил, что у Мура была цель, когда он начал ссужать твоего дядю деньгами для его безудержной игры, а также обеспечивать роскошную жизнь Жервезу.

– Похоже, он либо сумасшедший филантроп, либо просто дурак.

– Так-то оно так, если бы не одно «но», – ответил епископ.

– И что же это?

– У Теобальда Мура есть дочь. Епископ говорил тихо, но лорд Вернем вздрогнул, как от пистолетного выстрела.

– Дочь? – переспросил он.

– Она была помолвлена с Жервезом перед его смертью.

– Понятно! – медленно произнес лорд Вернем. – Значит, этот Мур хотел, чтобы его дочь стала хозяйкой аббатства Вернем. И, похоже, был готов дорого заплатить за эту честь.

– Он просто одержим этой идеей, – подтвердил епископ. – Эта страсть у него не менее сильна, чем страсть твоего дяди к азартным играм. Это мечта всей его жизни, и он не успокоится, пока не достигнет своей цели.

Лорд Вернем замер в неподвижности. Потом его темные глаза встретились с глазами дяди, и в них был невысказанный вопрос.

– Я видел Мура вчера, – спокойно продолжал епископ. – Он сообщил, что если ты готов жениться на его дочери, в качестве свадебного подарка он вернет все, что раньше принадлежало аббатству. Кроме того, он хочет восстановить дом, хозяйственные постройки и все фермы.

Лорд Вернем громко вздохнул.

– Насколько я понимаю, – продолжал епископ, – его дочь, Харита, сама располагает состоянием в триста тысяч фунтов, а после смерти отца унаследует все его богатство.

– Вы серьезно мне это предлагаете? – спросил лорд Вернем.

– Я лишь рассказываю о том, что готов сделать Мур, а он человек слова.

– Но эта девушка – она действительно может так быстро перенести свои чувства с одного мужчины на другого?

– Сомневаюсь в том, может ли она выбирать, что ей делать или не делать, – сухо отозвался епископ, – и к тому же если она согласилась выйти замуж за Жервеза, то, несомненно, посчитает тебя весьма приятной заменой.

Лорд Вернем еще раз прошелся по комнате.

На деревянном полу лежало лишь несколько сильно вытертых ковров, и его шаги звучали гулко и зловеще, как поступь могильщика.

– Это слишком! Такого нельзя требовать ни от одного мужчины! – воскликнул он. – Я был свободен. Был сам себе хозяин. Если говорить откровенно, как бы я ни уважал и ни почитал наш род, у меня нет ни малейшего желания исковеркать свою жизнь ради традиций.

– Я могу это понять, – сочувственно отозвался епископ, – но у нас есть еще и долг, Альварик. Что бы ты ни чувствовал, что бы ни думал, ты теперь лорд Вернем и глава семьи.

– Того, что от нее осталось.

– Есть более пятидесяти представителей семейства Верное, которые могут претендовать на близкое родство с нами, а кроме них еще великое множество других, которые имеют к нам отношение благодаря бесчисленной веренице браков и рождений.

– И вы считаете, что этот дом для них что-то значит?

– Так же, как для тебя и для меня, – ответил епископ. – Это колыбель их рода, и как бы ни сложились их жизни, они чувствуют эту связь. В роду Вернов встречались и слабые, недостойные люди, и такие, как твой дядюшка, пускавшие наследство по ветру, порочащие наше имя. Но ты сам знаешь, рассказы о мужестве и отваге многих Вернов передаются из поколения в поколение, и они будут вдохновлять тех, кто родятся после нас.

В голосе епископа звучала трогательная искренность, и, помолчав, племянник тихо сказал:

– Я понимаю, чего вы от меня хотите.

– Король Генрих Наваррский сказал, что Париж стоит мессы, – ответил епископ. – Я надеюсь, Альварик, когда ты хорошенько подумаешь, то придешь к заключению, что аббатство стоит женитьбы.

– От одной этой мысли я прихожу в ужас! – воскликнул лорд Вернем. – Это даже не брак по договоренности. Я прекрасно знаю, что подобные вещи нередко случаются в благородных семействах, а на Востоке ни одна девушка не видит жениха до свадьбы.

Он глубоко вздохнул и добавил:

– Но эта девушка, дочь Теобальда Мура, она же была помолвлена с моим кузеном.

– Жервез готов был жениться даже на дочери дьявола, лишь бы у нее было хорошее приданое, – насмешливо сказал епископ.

Лорд Вернем не мог удержаться от смеха.

– Вот за подобные высказывания я и любил вас всегда, дядя Лоример. Любой другой на вашем месте, даже если ему в голову пришла подобная мысль, облек бы ее в подобающую епископу форму.

Глаза епископа весело блеснули.

– Сейчас я разговариваю с тобой не как епископ, а как представитель семейства Вернов. Не стану скрывать, что не питал особой любви к Жервезу, и, если бы это не было очень не по-христиански, я бы сказал тебе, что от его смерти мир только выиграл.

– Даже так? – удивленно поднял брови лорд Вернем.

– Еще хуже! – коротко бросил епископ. – Найдется немало желающих рассказать тебе о поведении кузена, и мне нет смысла этим заниматься. Скажу только, что меня потрясло, как отец, кем бы он ни был, мог захотеть, чтобы его дочь вышла замуж за Жервеза.

– Что снова возвращает нас к Теобальду Муру, – сказал лорд Вернем.

– Бот именно!

– Вы, вероятно, хотите, чтобы я увиделся с ним?

– В противном случае тебе придется оставить здесь все как есть и вернуться туда, откуда ты приехал. В дебрях Африки тебе, несомненно, удастся забыть об аббатстве, и оно постепенно разрушится.

Епископ говорил ровным голосом, но от этого его слова звучали еще убедительнее.

Лорд Вернем снова поднялся и подошел к окну.

Он подумал, что нарциссы еще более золотистые, чем ему помнилось, и он был уверен, что там дальше, на берегу озера, цветут золотые калужницы.

В детстве он какого собрал их для бабушки и был горько разочарован, когда они завяли, едва он принес их домой.

Интересно, а форель по-прежнему плавает в тени старых ив? Когда-то, когда он был еще мальчиком, один из садовников научил его ловить рыбу. Это не раз пригодилось ему потом, когда он оказывался в отдаленных уголках земли и хотел поесть рыбы.

Но ни одна из рыб не могла сравниться с форелью, обитающей в реке Вернема, так же как ни один экзотический фрукт не мог быть вкуснее тех персиков, которые он тайком от садовника таскал из окруженного высокой стеной сада позади конюшен. Сейчас, наверное, этот сад совсем зарос сорняками, а в конюшнях нет лошадей, не слышно, как насвистывает грум, когда чистит черный, коричневый или рыжий бок.

Да, в конюшне и будет тихо, если только призраки лошадей жадно тянут морды из своих стойл за морковкой или яблоком.

И в длинной картинной галерее тоже одни призраки, там, где так хорошо было не только играть в прятки, но и кататься по сверкающему полу.

– Ступайте отсюда, мастер Аларик, – говорили горничные. – Пришли в грязных сапогах и все испачкали!

Но на кухне его всегда ждал пряник или большая гроздь винограда.

Когда он стал старше и начал ездить на охоту, повара срезали ломтики с висящих на потолочных балках окороков и упаковывали в серебряную коробочку, которую укладывали в специальный кармашек на седле.

Весь дом и сад были наполнены для него воспоминаниями.

Вон в той роще он застрелил своего первого фазана – он до сих пор помнил свой восторг! А вот то место в парке, где они вместе с егерем охотились с хорьками, а его любимый хорек застрял в норе, и он думал, что уже никогда его не увидит.

Все детство Альварика было связано с Аббатством, и, хотя у его родителей был собственный дом на другом краю деревни, именно Аббатство всегда притягивало его, а бабушка с дедушкой всегда были рады, когда он приходил сюда.

– Не позволяйте Аларику надоедать вам, – словно слышал он нежный голос матери.

– Аларик никогда не надоедает, – отвечала бабушка. – Он настоящий Верн, и дедушка только вчера сказал, что он лучший наездник во всей семье. Никто не может с ним сравниться!

С какой гордостью он ездил верхом по округе, чувствуя, что все это принадлежит ему просто потому, что он Верн.

Он старался быть приветливым с Жервезом, но кузен всегда отталкивал его.

– Тебе всегда достаются лучшие лошади, – со злостью крикнул как-то раз Жервез. – Бот поэтому ты всегда оказываешься впереди на охоте!

Настоящая причина заключалась в том, что Жервез был неважным наездником, но Альварик был слишком тактичен, чтобы сказать это.

– Следуй за мной, Жервез, – отвечал он, – и мы всех обгоним!

Но Жервез только злился. Он ничего не хотел делить со своим старшим кузеном.

Теперь лорд Вернем понимал, что это была еще одна из причин, почему он после смерти дяди уехал за границу. Ему было бы трудно не возражать против того, как Жервез обращается со слугами, арендаторами – людьми, всю жизнь прожившими в поместье, для которых это был родной дом.

Когда он стал старше, его стало все больше раздражать пристрастие дяди к азартным играм и его полное пренебрежение к аббатству. Он начал замечать, что многое требует ремонта. Пенсии старых слуг были далеко не такими щедрыми, как следовало бы. Коттеджи разрушались и пустели.

Ему ясно дали понять, что дела аббатства его не касаются. Он уехалза границу, но забыть Вернем не смог. Аббатство постоянно жило в его памяти, и он знал, что, если сейчас уедет, бросив все на произвол судьбы, воспоминания о нем будут преследовать его до самой смерти.

И все-таки внутри что-то яростно и упрямо протестовало против того, чтобы дать связать себя по рукам и ногам. Он не хотел жениться. В его жизни было много женщин, но рано или поздно все они надоедали ему, и он без особых сожалений расставался с ними.

Невыносимо быть привязанным к одной женщине, да еще к дочери человека, который, можно сказать, купил аббатство.

Ему становилось тошно от одной мысли, что кто-то приобретал одно сокровище за другим, снимал картины и гобелены со стен, доставал серебро из огромного сейфа, стоявшего в комнате дворецкого, забирал фарфор, хрусталь, произведения искусства, которыми бабушка окружила себя в спальне и будуаре.

С этой точки зрения у Теобальда Мура были, несомненно, очень сильные позиции, и свобода Альварика казалась небольшой ценой за все это.

– Ну что же, во всем этом есть по крайней мере одно утешение, – произнес он вслух, понимая, что ни он, ни его дядя уже долгое время не проронили ни слова.

– Какое же? – поинтересовался епископ.

– Здесь достаточно места для моих животных.

– Твоих животных? – удивленно переспросил епископ.

– Если быть точным, то двух гепардов, двух львов и большого числа попугаев.

– Ты привез их с собой?

– Я не мог их оставить. Я их приручил, и если бы теперь, после стольких лет, выпустил на волю, они бы неизбежно погибли.

– Ты полагаешь, они впишутся в английский пейзаж?

– Дядя Лоример, вы же сами знаете, что это будет не первый зверинец в Англии. Юлий Цезарь очень удивился, увидев, что древние бритты приобретают зверей для удовольствия. В течение веков представители знати держали диких животных. Есть даже сведения, что один из них получил в подарок медведя от сына Вильгельма Завоевателя.

Он улыбнулся и продолжал:

– Еще мальчиком я любил слушать историю про знаменитого белого медведя в замке Тауэр, которого перевезли туда из зверинца Генриха III в Вудстоке.

– Я забыл эту историю, – пробормотал епископ.

– Городским властям пришлось снабдить его намордником, железной цепью и крепкой веревкой, а чтобы какого оправдать свои расходы, они каждый вечер водили медведя на Темзу, и он ловил себе рыбу на ужин.

Епископ засмеялся:

– Теперь я припоминаю, что в Вудстоке еще в 1100 году держали львов, леопардов, верблюдов и рысей.

– Англия лишь следовала примеру Италии, – ответил лорд Вернем. – Если помните, дядя Лоример, зверинец во Флоренции был гордостью города, а папа Лев X поселил своих диких животных прямо в Ватикане.

– Я читал об этом, – сказал епископ, – и о том, что у Леонардо да Винчи тоже были животные, которых он так великолепно рисовал!

– Мне хотелось бы привезти их с собой еще больше, – заметил лорд Вернем. – Я собирался взять и страуса, но бедняги плохо переносят дорогу.

– А твоим львам и гепардам дорога не повредила?

– Когда я их видел в последний раз, они были в полном порядке, разве что немного возбуждены. Они едут в специальных фургонах, а на это, как вы понимаете, уйдет некоторое время. А сам я приехал почтовой каретой, поскольку знал, что вы меня ждете.

– Я получил твое письмо с сообщением, что ты высадился в Саутхемптоне, и ломал голову, почему ты сразу не приехал сюда.

– Мне нужно было проследить за выгрузкой своего семейства, – ответил лорд Вернем. – Я с нетерпением жду, когда смогу его вам представить. Уверен, что, по крайней мере, попугаи найдут вас, дядюшка, неотразимым, как святого Франциска!

Епископ снова засмеялся:

– Ты еще ребенком был полон всяческих сюрпризов, Альварик, и удивляешь меня до сих пор. Я почему-то не думал, что ты можешь держать диких животных в качестве домашних любимцев. Скорее уж представлял тебя охотящимся на них, как при жизни твоего отца.

– Может быть, общаясь с буддистами, я вдруг понял, что больше не хочу отнимать жизнь у живых существ. Иногда это бывает необходимо, потому что мое семейство хочет есть, а я не могу позволить им охотиться здесь, в Англии. Но убивать ради еды – это совсем не то, что убивать ради удовольствия.

– Ты снова удивил меня, Альварик.

– Это ни в какое сравнение не идет с тем, как вы удивили меня, – ответил лорд Вернем. – А теперь, дядя Лоример, как вы считаете, есть у нас шанс найти что-нибудь выпить? Меня после долгой дороги мучает жажда.

– Я совсем забыл, мой мальчик! – воскликнул епископ. – Мне следовало раньше сообразить, но я был так озабочен тем, что надо тебе сказать, и совершенно забыл обо всем остальном.

Он встал.

– Я действительно привез с собой вино, и мы найдем его в столовой, где мои слуги накрывают стол с холодными закусками. Я так и подумал, что ты будешь голоден.

– Еще как, – подтвердил лорд Вернем. – Я так благодарен вам, дядя Лоример.

Они вышли из комнаты и пошли в большую столовую по коридору, в котором не было ни мебели, ни картин. Лорд Вернем хорошо помнил длинный стол, который просто не мог бы поместиться в другом доме и за который усаживались когда-то пятьдесят монахов во главе с настоятелем.

Гораздо позднее была добавлена галерея менестрелей с изящной резной решеткой, скрывавшей музыкантов.

Огромный камин работы мастера XVII века был отделан великолепным мрамором.

Высокие стрельчатые окна украшали цветные витражи с гербом Вернов и некоторых родов, связанных с ними по линии брачных уз.

Но сейчас и епископа, и лорда Верна больше интересовала еда, аккуратно расставленная на одном конце стола на белоснежной льняной скатерти, и две бутылки вина в серебряном ведерке со льдом.

– Да, дядюшка Лоример, – пошутил лорд Вернем, – хотя вы и холостяк, но пользуетесь всеми удобствами семейной жизни.

– Не всеми, мой мальчик, только некоторыми, – возразил епископ. – Я думаю, мы оба немного успокоимся после еды. То, что нам пришлось пережить сегодня утром, вызывает ощущение по крайней мере беспокойства.

– Я очень благодарен, что вы сами мне обо всем рассказали, – проговорил лорд Вернем. – Вы правильно предположили, что мне было бы очень неприятно услышать обо всем этом от постороннего человека.

– Именно так я и подумал, – подтвердил епископ.

Он сел во главе стола, словно это по праву было его место, сложил руки в короткой молитве. Потом серебряным ножом начал резать прекрасную лососину, лежавшую перед ним на блюде.

– Прошу меня извинить, Альварик, но я должен напомнить – сегодня пятница, и я вынужден ограничиться рыбой.

– Должен признаться, я тоже неравнодушен к лососине, – ответил лорд Вернем.

– В это время года лосось особенно хорош, – епископ положил рыбу сначала племяннику, потом себе.

– Я открою вино? – предложил лорд Вернем.

– Да, пожалуйста, – согласился епископ. – Я подумал, что будет лучше, если мы сами будем обслуживать себя за столом. Невозможно разговаривать, когда или мой капеллан, или слуги слышат каждое слово.

– Вы правы. И уверяю, я научился прекрасно обслуживать себя сам, по крайней мере до тех пор, пока не обучал местных жителей в том месте, где останавливался, зачаткам этого искусства.

Он улыбнулся и добавил:

– Обычно это бывало нелегко.

– Но тебе такие испытания, похоже, пошли только на пользу.

– Никогда не чувствовал себя лучше! У меня была трудная, но интересная жизнь.

– Мне очень хочется обо всем услышать, да и тебе предстоит немало узнать о своей стране.

– Я тоже так считаю, но все, кого я спрашивал, рассказывают только о похождениях и сумасбродствах короля.

– Да, его величество всегда славился своим безрассудным поведением, – согласился епископ. – Но после того, как он наделал долгов в юности, потом всю жизнь было уже почти невозможно от них освободиться.

– Хотел бы я, чтобы мой дядюшка, останься он жив, мог бы сказать то же самое в свое оправдание, – вздохнул Альварик.

– Между их излишествами нет ничего общего, – возразил епископ. – Король строил дворцы, покупал картины и статуи. Он потратил целое состояние на Карлтон-Хаус, и еще одно на королевский павильон в Брайтоне. Но, кто знает, может, со временем окажется, что они стоят больше, чем он за них заплатил.

– А мой дядюшка просто спускал деньги за карточным столом, – горько подытожил лорд Вернем, – а в результате после него остался лишь долг, который мне придется платить за него.

– Вот именно, – согласился епископ. – Альварик, позволь мне выпить за твое здоровье и сказать, что в этой ситуации ты поступил не только как настоящий джентльмен, но и как истинный Верн.

Лорд Вернем знал, что у его дяди это высшая похвала, и, когда тот поднял бокал, сказал, пряча в глазах улыбку:

– Благодарю вас, дядя Лоример, но мне почему-то кажется, что вы не были бы так благодушны, если бы это вам, а не мне пришлось жениться на дочери Теобальда Мура.

– Это правда, – согласился епископ, – но, кто знает, она может оказаться лучше, чем ты ожидаешь.

– Я ничего не ожидаю, – сказал лорд Вернем, – но все равно, расскажите, какая она.

– К сожалению, я никогда ее не видел, – ответил епископ.

– Тогда я действительно получаю кота в мешке. Она может оказаться косая и щербатая. Об этом вы не подумали?

– Ну-ну, Альварик, – спокойно отозвался епископ, – ты уже начинаешь выдумывать бог знает что.

Кстати, этот Теобальд Мур, хотя и неприятный тип, имеет вполне приятную внешность.

Он посмотрел на племянника и добавил:

– Это удивительно, но он джентльмен и из хорошей семьи, я навел справки.

– Это обнадеживает, – отозвался лорд Вернем, и, несмотря на насмешку в голосе племянника, епископ почувствовал некоторое облегчение.

– Более того, – продолжал он, стараясь найти какие-то приятные моменты в этой ситуации, – Теобальд Мур, несомненно, обладает хорошим вкусом. Я вчера был у них в доме по его приглашению, и, хотя роскошь Кингсклера ошеломляет, там ничто не оскорбляет взгляда.

– Вы могли бы попросить разрешения познакомиться с его дочерью, – сказал лорд Вернем, снова наливая вино в бокалы.

– По правде говоря, я думал, что Теобальд Мур сам это предложит, но когда он этого не сделал,

мне уже было неудобно самому просить. Это походило бы на шпионаж в твою пользу.

– Именно этого мне бы и хотелось.

– Мой мальчик, я многое готов сделать для тебя, но ухаживать за девушкой тебе придется самому.

– Ухаживать! – фыркнул лорд Вернем. – Об этом не может быть и речи. Я просто поставлю подпись в нужном месте, и нужное мне имущество будет передано мне в обмен на мой дворянский титул, которого, как мне кажется, я вовсе не заслуживаю.

– Вздор! – резко оборвал его епископ. – В тебе есть все, что нужно пэру. Если, конечно, не считать того, что ты так возмутительно здоров!

Лорд Вернем расхохотался.

– Согласен с вами, дядя Лоример. Для дворянина непростительно быть таким здоровым, как я. Мне бы следовало быть бледным, с ввалившимися от ночных попоек глазами и зрением, испорченным за карточным столом. Я должен быть тощим от распущенного образа жизни и вялым от анемии.