Текст книги "Страсти Челси Кейн"

Автор книги: Барбара Делински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 33 страниц)

Джадд прислонил ее спиной к стволу ближайшего дерева.

– О чем это вы, Челси?

– Зря я сюда приехала!

– Вы правы, черт возьми! Но содеянного не воротишь. – Выругавшись вполголоса, он страстно приник к ее губам. Челси пыталась отвернуться, но Джадд придерживал ее голову обеими руками. Она что было сил сжала губы, но ему удалось раскрыть их, и она со стоном ответила на его поцелуй, поняв, что сопротивление бесполезно.

То, что случилось вслед за этим, было подобно удару молнии. Челси ощутила прилив горячего, всепоглощающего желания. Тело ее горело. Она прижалась к Джадду и принялась нежно гладить его голову и плечи. Он снял с нее шорты и трусики, расстегнул молнию на своих джинсах и, приподняв ее с земли, глубоко погрузил свой напряженный член в ее лоно.

Челси, извиваясь в его объятиях, выкрикивала его имя. Она снова ощутила радость жизни, которая еще минуту назад казалась ей беспросветной и лишенной всякого смысла.

– Держись ногами за мою талию, детка, – хрипло прошептал Джадд. – Вот так… так…

Челси висела в воздухе, опираясь спиной о ствол дерева. Джадд придерживал ее руками за ягодицы. Его упругий член ритмично двигался в ее теле, и вскоре она забилась в экстазе. Член Джадда, погрузившись в глубину ее лона, пульсируя, извергал семя.

– О Боже, – прошептал он дрожащим голосом, глубоко вздохнув.

Челси все еще обнимала его за шею, обхватив ногами его стройный стан. Будь на то ее воля, она никогда не выпустила бы Джадда из своих объятий. Дождь все не стихал, но теперь его тяжелые капли не казались ей такими холодными, как несколько минут назад.

– Челси?

– М-м-м?

– Я никак не предохранялся. Это ничего? До нее не сразу дошел смысл его слов.

– Ничего, – тихо отозвалась она.

Джадд помог ей натянуть шорты, застегнул молнию на джинсах и, обняв ее за плечи, подтолкнул по направлению к машине. Теперь Челси и не думала сопротивляться. Она чувствовала во всем теле уже не прежнюю усталость, но приятное изнеможение, какую-то сладостную истому. Весь недолгий путь до Болдербрука она провела на переднем сидении машины, тесно прижавшись к Джадду. Они бегом миновали двор, и Джадд прикрывал ее голову от дождя своей широкой ладонью. Он провел ее в ванную на втором этаже, снял с нее мокрую одежду и, раздевшись сам, встал вместе с ней под душ. Челси не сопротивлялась, когда он намыливал, ополаскивал и вытирал ее. Она слишком устала.

Время близилось всего лишь к шести часам пополудни, но, едва коснувшись головой подушки, она заснула, тесно прижавшись к Джадду.

Джадд не спал. Он не сводил с Челси пристального взора. Его приводили в восхищение гладкие, молочно-белые веки ее закрытых глаз, прихотливо изогнутая линия розовых губ, нежный румянец на щеках. Он прикоснулся к одному из ее локонов, и тот с нежным шелестом обвился вокруг его пальца. Джадд положил руку ей на плечо, и она, улыбнувшись во сне, придвинулась к нему еще ближе.

Он подумал, что со временем неизбежно привык бы к этому ее стремлению находиться в как можно более тесном физическом контакте с ним и стал бы воспринимать его как должное, но сейчас эта ее черта казалась ему необыкновенно трогательной. Он никогда еще, с тех пор как Лео заболел, не оставался с женщинами столь надолго. Обычно по окончании акта любви он стремительно выпрыгивал из постели и торопился домой, чтобы вовремя отпустить очередную сиделку. Но теперь какая-то неодолимая сила удерживала его возле Челси. Ему не хотелось уходить от нее. Он продолжал любоваться ее стройным телом, которое, несмотря на развитую мускулатуру, выглядело хрупким и чрезвычайно женственным, ее высокой, полной грудью с темно-розовыми сосками.

Ему нравилась ее мягкая, уютная постель и ее спальня. Он усмехнулся про себя, вспомнив, что представлял себе эту комнату сплошь белой и чрезвычайно унылой, после того как побывал в ее рабочей мансарде. Но если убранство и интерьер последней создавали впечатление открытости и простора, то здесь, напротив, царила атмосфера интимности и уюта. Красно-коричневые с золотом обои и подобранные в тон им обивка мебели, покрывало и ковер на полу рождали чувство защищенности, отгороженности от всего внешнего мира. Джадду подумалось, что Челси намеренно оформила свою спальню в подобном стиле. Какая-то часть ее существа настоятельно требовала такого вот надежного убежища.

Челси вздохнула, потянулась и медленно открыла глаза. Она с улыбкой посмотрела на Джадда и смущенно, шепотом спросила:

– Который час?

– Примерно около восьми, – ответил он, продолжая любоваться ею.

– Я заснула совершенно случайно, – сказала она, словно оправдываясь.

– Ты переутомилась, – сочувственно произнес он. Челси все еще выглядела усталой. На лице ее сейчас не было косметики, и под глазами отчетливо проступили небольшие темные круги. Джадд не знал, следовало ли ему приписать это тяжелой работе или тому приему, который оказали ей жители городка и который она столь болезненно переживала.

Она снова вздохнула и, виновато взглянув ему в глаза, проговорила:

– Прости меня. Я ужасно разозлилась и повела себя просто глупо. Со мной подобное случается нечасто, поверь.

Он не сомневался в правдивости ее слов.

– А что послужило причиной такого бурного взрыва негодования с твоей стороны?

Челси помолчала, собираясь с мыслями для ответа. Нахмурившись, она медленно произнесла:

– Не знаю, – но через минуту добавила: – Хантер сегодня был у меня на работе, и поначалу мы с ним так хорошо разговаривали, но потом я, похоже, наступила на его любимую мозоль, и он убежал, едва попрощавшись со мной, и я подумала, что никто здесь не видит во мне человека, никто меня не замечает, и разозлилась не на шутку.

Джадду нравился ее голос. Он звучал четко и очень ритмично. Надо же, а ведь она уверяла, что у нее совсем нет музыкального слуха!

– Я так люблю находиться среди людей, – продолжала она, явно не ожидая от него ответа. – Мне всегда это нравилось, с тех пор, как я себя помню. Я была единственным ребенком в семье и, не имея, как другие, братьев и сестер, всегда чувствовала себя бодрее и увереннее в компании друзей. Не то чтобы я ощущала себя несчастной, оставаясь дома одна. Хотя, по правде говоря, одну меня никогда не оставляли. У нас всегда были экономки, для меня нанимали нянек. Но с друзьями мне всегда было веселее и интереснее.

Джадд тоже был единственным ребенком в семье, но с остальным ему повезло куда меньше, чем Челси. Приходя домой из школы, он оставался один в полном смысле слова. Ни няньки, ни экономки у них не служили. Он с нетерпением ждал возвращения отца с работы. Позже он начал заниматься баскетболом, и с тех пор ему всегда не терпелось отправиться на тренировку. Там он чувствовал себя на своем месте, среди своих. Он хорошо понимал, что имела в виду Челси, рассказывая ему о своих проблемах.

– Я так люблю поговорить, – усмехнулась она. – Это у меня от мамы. Отец у нас всегда был очень молчалив. Он так уставал на работе, что дома отдыхал от общения, от разговоров, от всего. Он проводил с мамой очень много времени, но по большей части слушал, а говорила она. – Челси снова усмехнулась. Голос ее потеплел. – Бедный папа! – воскликнула она. – Когда мы с мамой начинали болтать наперебой, ему при всем желании почти не удавалось вставить ни словечка!

– Он еще жив?

– Угу.

– Он живет в Балтиморе?

– Да, временами. Но в последнее время его можно застать там все реже и реже. Он недавно оставил практику и теперь много путешествует.

Голос ее звучал теперь разочарованно и даже слегка обиженно. Она вздохнула.

– Я скучаю без него.

Итак, выходит, ее отец являлся вторым из тех трех человек, которых она за последнее время так или иначе потеряла.

– Это он советовал тебе не приезжать сюда? – Джадд вспомнил, что она кричала об этом сегодня под дождем на дороге, ведущей к ее дому.

– Да, он считал, что я должна остаться в Балтиморе.

– А кто здесь так недоволен твоим появлением? – Об этом она тоже говорила ему сегодня.

– Все. И никто. Я не знаю. – Она замолчала. Джадд ожидал, что вот-вот она заговорит снова, объяснит ему, что ее так тревожит, но похоже было, что ей просто нечего добавить к сказанному. Но через минуту она, вздохнув, перевела разговор на другую тему.

– Я, к сожалению, не знаю еще очень многого. Например, к чему все это приведет. Те отношения, как их ни назови, которые сложились у нас с тобой.

Он тоже не представлял, что из этого выйдет. Неведение его в этом вопросе было столь же полным, как и то, на которое жаловалась Челси.

– Не в моих правилах вести себя так, как минувшей ночью. И как сегодня. – Она издала сухой смешок. – Я не ожидала, что так получится. Я ведь приехала сюда вовсе не в поисках приключений.

Джадда несказанно обрадовало то, что Челси, если верить ее признанию, оказалась столь же беспомощна перед властной силой, бросившей их в объятия друг друга, как и он сам.

Она торопливо продолжала:

– Меня очень задело то, что ты не пришел сегодня ко мне в офис. Я не сомневалась, что ты захочешь увидеть меня и поговорить о том, что случилось, уверить меня, что все в порядке, и сказать, собираешься ли ты и впредь встречаться со мной. Я чувствовала себя очень неловко, ожидая тебя и не зная, как вести себя с тобой. А ты все не шел. Тут появился Хантер и разозлил меня еще пуще. Я умчалась из офиса, вернулась домой и выбежала под дождь. А потом встретила тебя на дороге.

Выпалив все это на одном дыхании, она, похоже, выбилась из сил. Но через мгновение голос ее зазвучал снова с еще большей страстью.

– Я не хотела бы чувствовать себя связанной с кем-то. Мне не нужны лишние заботы и переживания. Поверь мне, у меня и без того сейчас хватает проблем!

– Но ведь ты сама только что говорила, что тебе плохо одной, без друзей.

– Да. Но ведь мы с тобой – не друзья. Мы…

– Любовники.

– Любовники. А мне нужны именно друзья! Люди, с которыми я могла бы поговорить, и поехать вместе за город, и пригласить их на обед, и принять их ответное приглашение.

Я была совершенно уверена, что, приехав сюда, перезнакомлюсь с массой народа. Так оно и вышло, но никто из них, кроме Донны, не желает общаться со мной. Все держатся на почтительном расстоянии, точно я прокаженная! Знаешь, как мне обидно сталкиваться с подобным отношением к себе! Что они имеют против меня? Разве то, что я из большого города, что у меня есть деньги и что я купила долевое участие в местной гранитной компании – тяжкий грех или преступление?

Он едва не рассмеялся в ответ. Челси перечислила почти все, из-за чего жители Норвич Нотча сторонились ее. Оставалось добавить лишь одно, и он сказал:

– К тому же ты еще и красива. Это щекочет им нервы. Она протестующе помотала головой.

– Но я вовсе не красива. Во всяком случае, в строгом смысле этого слова. Уход за кожей, макияж – вот главные составляющие моей внешности, если уж быть до конца откровенной.

– Это ровным счетом ничего не меняет.

– И почему же это щекочет им нервы?

– Потому что они в сравнении с тобой выглядят очень тускло. Все без исключения. Мужчины зарабатывают недостаточно, чтобы дать своим женам возможность уподобиться тебе. Да даже и будь у них деньги, отсутствие вкуса все равно не позволит им потягаться с тобой. И вот, глядя на тебя, они понимают, что заведомо проигрывают тебе во всем. И им не остается ничего другого, кроме как держаться от тебя на почтительном расстоянии.

Челси внимательно взглянула на него и, волнуясь, спросила:

– И ты считаешь, что так будет всегда?

Джадд не был готов к ответу на этот вопрос. В Норвич Нотче к чужакам всегда относились настороженно-враждебно. Но случай с Челси был особым. Она обладала деньгами и, следовательно, властью. Она купила себе право участия в городской жизни, заплатив за него звонкой монетой. Никто не мог бы предсказать, чем это для нее обернется.

– Для тебя это так важно? – спросил он.

– Я умру, если весь следующий год мне придется прожить в одиночестве.

Джадд хотел было напомнить ей, что ничто не удерживает ее в Норвич Нотче, что она может в любую минуту вернуться к себе в Балтимор, но слова не шли у него с языка. Он почувствовал, что не готов к ее немедленному отъезду. Ему так приятно было лежать возле нее, прикасаться к ней, слушать ее голос. Пусть останется хоть ненадолго!

– Тебе в любом случае не грозит одиночество в течение этого года.

– Но никто не желает говорить со мной.

– Я желаю.

Она улыбнулась ему и недоверчиво спросила:

– Это правда?

Он снова залюбовался ею и снова едва не рассмеялся, так наивно, по-детски звучал ее вопрос.

– Конечно. Но в разумных пределах. Не больше трех фраз в минуту.

– Согласна, – кивнула она и тихо спросила: – А как насчет остального?

– Что ты имеешь в виду?

– Секс.

На сей раз он все же не смог удержаться от смеха. Ему так давно не было весело. С тех пор, как заболел Лео, он почти никогда не улыбался.

– Что же это так тебя развеселило?

– То, как ты выговорила это слово. Точно это какое-то заморское блюдо.

– Для меня это почти так и есть. Во всяком случае, наши с тобой отношения. Подобное происходит со мной впервые.

– Ты никогда прежде не занималась любовью со служащим принадлежащей тебе компании?

– Я не занималась этим с незнакомцами. – Она приподнялась на постели и оперлась на локоть. – Мы и парой слов не перекинулись до того, как стали близки.

– По-моему, мы успели о многом поговорить до того, как это произошло.

– Только о несущественных вещах.

– Выходит, работа для тебя совсем ничего не значит.

– Работа в данном случае – не тема для разговора.

Мы совсем не делились личными проблемами. Ты не сказал мне о своем отце.

Джадд нахмурился и отрывисто произнес:

– Что я могу сказать о нем? Он болен. Вот и все!

– А кто сейчас с ним?

– Милли Малоун.

– Она остается с ним на всю ночь?

– Иногда.

– Она ему нравится?

– Какое это имеет значение?

– Для меня – большое. Мне не хотелось бы, чтобы он страдал оттого, что ты остался у меня.

Джадд тяжело вздохнул и закрыл глаза. В его памяти пронеслись все эти полные страданий годы, когда он силился и не мог угадать, что понимает, думает и чувствует его отец.

– Страдать от этого он не будет, – сказал он наконец. Это было печальной правдой. Лео навряд ли сознавал, кто именно кормит, моет его и укладывает в постель. Страдал в этой ситуации, похоже, один лишь Джадд.

Сев на край кровати, он завернулся в простыню.

– Давай не будем об этом. Разговоры на подобные темы лишь бередят незаживающие раны.

– Но молчание не спасает от боли.

– Зато оно позволяет хоть на некоторое время забыть о ней. – Он взглянул на Челси, которая сидела, опираясь спиной о подушку, укрытая простыней до бедер. – Ты спрашивала, что означают для меня наши отношения. Они для меня – несколько часов забвения, избавления от непрекращающейся боли, которая гложет меня. Если тебя это устраивает, я буду очень рад. Если же нет, скажи мне об этом прямо, и мы расстанемся без взаимных обид и упреков.

Челси оглядела его мужественную фигуру и, проведя языком по пересохшим губам, едва слышно прошептала:

– Меня это устраивает.

Он дотронулся ладонью до одного из ее сосков, и из горла Челси вырвался хриплый стон. Закрыв глаза, она прижалась к нему и принялась гладить его грудь и живот. Рука ее замерла словно в нерешительности, и Джадд, схватив ее за запястье, потянул ее кисть вниз, пока пальцы Челси не сомкнулись вокруг его восставшего члена.

– Я слишком стар, чтобы ходить вокруг да около, – пробормотал он, развивая свою мысль. – Или слишком честен. – Наслаждение, которое он испытывал от прикосновения нежных пальцев Челси, было слишком велико, чтобы разговаривать, но он все же произнес прерывающимся голосом: – Я могу дать тебе вот это. Я могу удовлетворить тебя в постели. Но ничего другого не обещаю.

Прежде чем она успела ответить, он закрыл ее рот страстным поцелуем, раздвинув ее губы языком.

Она ответила на этот поцелуй с не меньшей страстью и приняла в себя его возбужденный член. Через несколько секунд оба они испытали восхитительнейший одновременный оргазм. Джадд давно не чувствовал себя таким счастливым. Он понял, что слова "Я могу дать тебе вот это", произнесенные им несколько минут назад, далеко не исчерпывали всей глубины сложившихся между ними отношений.

Возвращаясь домой под проливным дождем, он не сводил глаз с мокрого шоссе, то и дело ловя себя на том, что мысли о Челси Кейн вытеснили его привычную тревогу за Лео.

ГЛАВА XIV

Историческое общество Норвич Нотча располагалось в особняке, построенном во времена гражданской войны. Здесь по-прежнему царили дух и атмосфера богатого частного жилища.

Войдя в гостиную, Челси застала Маргарет и двух других дам членов Общества за разбором пожелтевших бумаг, которые они извлекали из коробок, стоявших на большом обеденном столе красного дерева.

– Это с чердака Швейной Гильдии, – вежливо ответила Маргарет на немой вопрос Челси. – Вы не представляете себе, как мы благодарны вам за то, что вы сохранили все это. Мы обнаружили среди старых бумаг поистине бесценные сокровища. Как обогатится наш архив! – Но прежде чем Челси успела поинтересоваться, что за сокровища обогатят исторический архив, Маргарет торопливо представила ее своим приятельницам, провела в соседнюю приемную и исчезла в кухне, чтобы заварить для гостьи свежего чаю. Вернулась она с фарфоровым чайником в руках и, подав Челси чашку, наполненную ароматным горячим чаем, снова вышла из комнаты. Через несколько минут она показалась в дверях, на сей раз с огромной кожаной папкой, которая видом своим и размерами напомнила Челси аккордеон.

– "Городской курьер Норвич Нотча" в ту пору также выходил раз в неделю, – сказала Маргарет. – Здесь подшивка более чем тридцатилетней давности. В тот год погибла Кэти Лав. Я полагаю, вы пришли к нам ради сведений о ней и о ее смерти.

Так оно и было, но Челси хотелось бы ознакомиться с периодической печатью городка и за другой период – ее интересовали события того времени, когда она появилась здесь на свет. Материалы эти наверняка имелись и в городской библиотеке, но там не было Маргарет, которая, как уже успела убедиться Челси, являлась весьма ценным источником информации. Если, конечно, воспринимать лишь сообщаемые ею факты, пропуская мимо ушей комментарии желчной старой леди.

Зная, что Хантер – ее ровесник, Челси могла бы под предлогом интереса к его судьбе выяснить кое-что и о своей собственной.

Маргарет опустилась в кресло-качалку, положив папку на колени.

– Итак, – произнесла она и умолкла столь многозначительно, будто это слово было единственным, чего ждала от нее Челси.

Челси успела уже достаточно хорошо узнать Маргарет, чтобы не поверить той притворной кротости, с какой пожилая дама опустила глаза. Маргарет Плам обладала поистине несгибаемым характером и железной волей. Она стоически занималась аэробикой, принимала деятельнейшее участие в организации благотворительных ужинов и распродаж и люто ненавидела Хантера Лава. Последнее настораживало Челси, у которой Хантер, несмотря ни на что, вызывал теплые чувства, но она напомнила себе, что и Эбби не всегда с приязнью относилась к тем молодым врачам, которым Кевин оказывал покровительство. И если бы внезапно выяснилось, что один из этих молодых людей является внебрачным сыном Кевина, Эбби наверняка не пережила бы подобного удара. Никто не мог бы поручиться, что Хантер и в самом деле сын Оливера. Но основания для подобных подозрений были достаточно вескими.

Челси поднесла чашку к губам и с удовольствием втянула расширившимися ноздрями изысканно-терпкий аромат горячего напитка.

– Манго? – спросила она.

– Абрикос.

– Запах восхитительный! – Она всегда любила чай, к тому же он зачастую помогал ей справиться с утренними приступами тошноты. Теперь, когда первая треть беременности осталась позади, приступы эти досаждали ей гораздо меньше, но чашка крепкого чаю по-прежнему придавала ей бодрости и сил.

– Мы все здесь любим чай, – отозвалась Маргарет. Положив ногу на ногу, она слегка покачивалась в кресле-качалке. На ней было темно-лиловое платье с высоким воротом, перехваченное в талии узким поясом. Наряд этот выглядел изысканно-старомодно, особенно в сравнении со свободной блузой и леггинсами, которые сегодня надела Челси. – Особенно зимой. Донна ведь рассказала вам о наших чаепитиях?

– Угу.

Церемонии эти, как стало известно Челси, совершались в городской библиотеке по средам с октября по май. Они являли собой неотъемлемую часть светской жизни Норвич Нотча. Хотя теоретически никому не запрещалось принять в них участие, на практике выходило так, что ни одна работница или жена рабочего не осмелилась бы претендовать на место за изысканным столом, уставленным блюдами с сэндвичами с огурцом, сырными крекерами и морковными пирожками. Таким образом, еженедельное чаепитие оставалось уделом и привилегией норвичских дам высшего света.

– Кэти Лав тоже приходила к нам на чай, – произнесла Маргарет, явно довольная необыкновенным эффектом произнесенных слов. Челси окаменела, не веря своим ушам.

– Но ведь она была всего лишь женой каменотеса! – воскликнула она, когда к ней вернулся дар речи.

– Нет, не только. Она прекрасно умела работать иглой и являлась одной из лучших мастериц нашей Швейной Гильдии. Ну, а раз уж она работала с нами, то мы с удовольствием приглашали ее и на чаепития. – В голосе Маргарет неожиданно послышались стальные нотки. – Это было, разумеется, до ее грехопадения. После того, что она себе позволила, нам больше не о чем было с ней говорить!

Челси молча прихлебывала чай, размышляя о судьбе несчастной Кэти Лав. Как знать, возможно, и ее родная мать столкнулась с подобным же бесчеловечным отношением к себе. У Челси никак не укладывалось в голове, почему женщина должна расплачиваться за содеянное, в то время как мужчина, согрешивший ничуть не меньше нее, выходит сухим из воды. В то же время она не могла не признать, что подобный феминистский взгляд на вещи она исповедует в значительной степени потому, что сама собирается рожать, не состоя при этом в браке, и вовсе не намерена нести какое-либо наказание за столь дерзостный поступок.

– А кто же отец ее ребенка? – спросила она Маргарет.

– Дьявол.

Челси сделала вид, что не расслышала ее ответа.

– Он что же, работал в каменоломне?

– Это был дьявол.

– Наверное, им оказался человек, пользовавшийся в городе определенным авторитетом, имевший к тому же жену и детей?

Маргарет, поджав губы, вперила в нее неподвижный взор, словно говоривший:

"Мне нечего добавить к сказанному".

В дьявола Челси не верила, но она сочла за благо не спорить с Маргарет, от которой надеялась еще немало узнать.

– Неужели за те пять лет, что Хантер прожил с Кэти, скрываемый ею от всех, никто не поинтересовался его судьбой?

– Нет. Его должны были забрать у нее. Челси внезапно почувствовала озноб.

– Забрать?..

– Усыновить. Она говорила, что откажется от ребенка в пользу усыновителей, которых нашла заранее. А оказалось, что она попросту лгала.

Челси, глубоко вздохнув, задала следующий вопрос:

– А что, так было принято? Женщины всегда отдавали на усыновление детей, рожденных вне брака?

– Нет. Низшие классы оставляли при себе законных и незаконных своих отпрысков. Но Кэти Лав – особый случай.

– В каком смысле?

– Ну, во-первых, она была уже немолода, но детей до этого не имела. Ее долго считали бесплодной. – Она перевела внимательный взгляд на входную дверь. Челси оглянулась, но, никого там не увидев, снова взглянула на Маргарет. – К тому же Кэти состояла в нашей Швейной Гильдии. Поэтому мы считали, что в некотором смысле она – не чета остальным. – Проговорив это, Маргарет без всякой видимой связи внезапно спросила: – Так откуда вы родом?

Челси нетерпеливо посмотрела на папку, все так же покоившуюся на коленях Маргарет. Ей так хотелось узнать, что стало с мужем Кэти Лав, почему жители Корнера не пришли ей на помощь и, главное, происходили ли примерно в то же время другие случаи добровольного отказа матерей от своих новорожденных детей. Ей хотелось внимательно ознакомиться с содержимым пухлой папки, а не отвечать на вопросы о себе. К тому же она нисколько не сомневалась, что Маргарет прекрасно известно, где она жила до приезда в их городок.

Но чтобы не быть невежливой, она ответила:

– Я из Балтимора.

– Вы родились там?

– Не в самом Балтиморе, но там находится дом моих родителей. – Находился, мысленно поправила она себя, и сердце ее внезапно сжалось от боли. После Дня труда в их старый дом въедет другая семья. На прошлой неделе она побывала там, чтобы разобрать кое-какие из своих вещей, хранившихся в их просторном подвале. Но ей придется съездить туда еще один или два раза, чтобы забрать все, чем она дорожила. Она встретила там Кевина, но откровенного разговора у них не получилось. И она не осмелилась сказать ему о ребенке.

Ей по-прежнему не хватало духу рассказать о своей беременности также и Джадду, и она откладывала это признание со Дня на день. Он приходил к ней по несколько раз в неделю и часто оставался ночевать. Он знал ее тело как никто другой, и вскоре те изменения, которые произвела в ее организме беременность и о которых никто из посторонних пока не догадывался, станут слишком очевидными. Для Джадда – в первую очередь. Ей непременно следовало поговорить с ним до того, как он сам обнаружит правду. Но у нее не хватало на это решимости. Она так боялась, что, узнав обо всем, он перестанет приходить к ней.

– Кто ваши родители? – спросила Маргарет. Челси глубоко вздохнула и медленно выпустила воздух сквозь сжатые зубы.

– Кевин и Эбби Кейн. Мама в прошлом году умерла. Отец – нейрохирург. Недавно он оставил практику.

– На кого из них вы похожи?

Челси улыбнулась. Она вспомнила, как Кевин отвечал на подобные вопросы, задаваемые ему новыми знакомыми во время их частых путешествий. Она слово в слово повторила то, что не раз слышала в таких случаях из его уст:

– Упрямством я вся в отца, а любопытство унаследовала от матери.

– Но на кого из них вы похожи внешне?

По-прежнему улыбаясь, Челси пожала плечами.

– Я всегда отличалась от них обоих. Я одевалась, причесывалась и вела себя совершенно не так, как они. Ведь мы принадлежали к разным поколениям. Между собой мы решили, что я – это я и никто другой.

– А вот Донна – вылитый Оливер. Вы заметили сходство между ними?

– Странно, но мне, наоборот, показалось, что она очень похожа на вас. Та же форма лица, те же очертания губ.

Маргарет польщенно улыбнулась.

– Она – замечательная дочь. Добрая, участливая, внимательная. – Нахмурившись, она приглушенным голосом добавила: – Как ужасно, что она лишилась слуха! Я до сих пор не оправилась после той трагедии. Она вам не рассказывала, как это случилось?

– Нет, – ответила Челси. – Мы об этом не говорили.

– Она внезапно занемогла. Врачи сказали, что это грипп. Высокая температура, боли во всем теле. А потом она перестала слышать. К кому только мы ни обращались, куда только ни возили ее – все понапрасну. – Еще несколько минут она продолжала хмуриться, предаваясь тяжелым воспоминаниям, затем, откинувшись в качалке, добавила: – Мы с ней прекрасно понимаем друг друга. Ни с кем другим у нас нет такой душевной близости, как с ней. Мы и думаем одинаково.

С последним утверждением Маргарет Челси ни в коем случае не могла согласиться. Чего стоила разница в отношении обеих женщин к тому же Хантеру Лаву! Донна была доброй, кроткой и терпеливой женщиной. Этим она нравилась Челси, да и всем, кто ее окружал, кроме разве что грубияна Мэтью, угодить которому, похоже, было невозможно. Маргарет же казалась начисто лишенной подобных качеств. Она была резкой, жесткой, непримиримой в суждениях. Многое в ней казалось Челси странным. Она не могла пока до конца разобраться в характере Маргарет.

– Итак, – произнесла пожилая леди, еще крепче сжимая в руках папку, – скажите же мне, какова цель вашего приезда в Норвич Нотч?

– Но вам это наверняка уже известно, – ответила Челси ледяным тоном. Этот глупый допрос начал не на шутку надоедать ей.

– Я хотела бы узнать об истинной цели вашего появления здесь.

– Истинная цель как раз и заключается в том, чтобы помочь вашей гранитной компании подняться на ноги и заработать на этом неплохие деньги.

– Ну что ж… – задумчиво протянула Маргарет. Будучи неглупой женщиной, она поняла, что надо изменить тактику разговора, и после непродолжительного молчания произнесла: – Знаете, они вас считают ведьмой.

Челси изумленно переспросила:

– Ведьмой?!

– Да, поскольку вы поселились в Болдербруке. Им кажется, что вы заодно с тамошними привидениями.

– Да нет там никаких привидений! – воскликнула Челси. Нелепые телефонные звонки продолжались, но она была уверена, что они – дело рук каких-нибудь юных озорников.

– А вы обратили внимание, что местные жители сторонятся вас?

– Я приписывала это тому, что я здесь всем чужая.

– И это тоже, безусловно, играет свою роль, – кивнула Маргарет. Воинственно выпятив вперед острый подбородок, она резко произнесла: – Вам не удастся ее заполучить, так и знайте!

– Что заполучить? – недоуменно спросила Челси.

– Гранитную компанию, разумеется. Мне все известно о заключенной вами сделке. О, мой Оливер предпочитает не беспокоить меня разговорами о делах. Он-то ни словечка не сказал мне о вас и ваших намерениях. Но другие не столь сдержанны на язык. – Она снова бросила исполненный тревоги взгляд в сторону входной двери. И опять, оглянувшись, Челси не увидела там никого и ничего. Недоумевая по поводу того, чем именно так обеспокоена ее собеседница, она, склонив голову, продолжала слушать Маргарет. – Гранитная компания принадлежит семье Пламов с незапамятных времен, – веско и безапелляционно произнесла та. – И вам не удастся прибрать ее к рукам!

На мгновение Челси мысленно перенеслась в гостиную их дома. Она словно воочию увидела перед собой искаженные злобой и алчностью лица Махлеров, наперебой уверявших ее, что она не имеет права владеть рубиновым перстнем – их семейной реликвией.

– До этого ведь может и не дойти, – как можно более мягко ответила она. Всеми работами в карьере и цехах по обработке распоряжался Джадд. Челси почти не сомневалась, что при его глубоком знании дела и организаторских талантах он сумеет добиться максимальной отдачи от рабочих и нового оборудования, и все заказы, которыми она снабдит "Плам Гранит", будут выполнены качественно и в срок. И ее это вполне устраивало. Ведь ей нужен был только год. К концу его она родит свое дитя и узнает все, что ее интересует.

Чтобы успокоить Маргарет, которая продолжала хмуриться, вцепившись в папку побелевшими от напряжения пальцами, она пояснила:

– Поверьте, у меня нет ни малейшего желания владеть гранитной компанией. У меня в Балтиморе есть свое дело, которым я вполне довольна и которое приносит мне неплохой доход. Я уеду отсюда, заработав деньги на модернизации "Плам Гранит", и компания снова окажется в полном распоряжении семьи Пламов.