Текст книги "Нежданно-негаданно (сборник)"
Автор книги: Айзек Азимов
Соавторы: Роберт Шекли,Бертрам Чандлер,Роберт Абернети,Мишель Демют,Дэнни Плектей,Синити Хоси,Горэс Файф,Хэл Дрейпер,Джек Водхемс,Величка Настрадинова
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
Адольфо Биой КАСАРЕС
ВСТРЕЧА
Словно собираясь куда-то, Альмейда надел синий костюм. Стоя перед зеркалом, завязал безупречным узлом галстук, который надевал только по торжественным случаям, и скрепил его зажимом в форме подковы. Резная деревянная рама придавала овалу зеркала таинственную и печальную глубину. «Таким вот и останусь, – подумал он, – на фотографии где-нибудь в спальне Кармен, на столике между ее портретом в манильской шали и фотографией ее племянника, голенького малыша на подушке».
Он услышал за спиной шорох и, обернувшись, увидел, как кто-то просовывает под дверь письмо. «А любопытства я, оказывается, еще не потерял», – с иронией подумал он, вскрывая конверт. Это был счет от портного. «Ну, уж это не повод для того, чтобы отложить самоубийство!»
И, как бы желая в последний раз проверить себя, подумал, глядя на свое отражение в зеркале: осталось ли для него в жизни что-нибудь привлекательное? Из того, что сразу пришло на ум, он выбрал только запах поджаренного хлеба и танго «Дождливой ночью». Обязательно надо было вспомнить что-то третье – он был суеверен. Напряг память и начал перебирать все, что приходило на ум, сначала без системы, потом в определенном порядке: люди («Лучше обойти стороной»), его давнишние привычки («Кто не осточертеет себе со всеми этими маниями?»), театр на Авенида де Майо; бильярд в центре, холостяцкие вечеринки, затягивавшиеся далеко за полночь, с сальными разговорчиками и анекдотами, обычно в каком-нибудь из ресторанов галереи Дель Онсе; летние сиесты в лесу близ Ла Платы; книги, в свое время доставлявшие ему столько удовольствия, вроде фантастики – рассказов о машине времени, в которой человек переносится в будущее, а оно оказывается весьма безрадостным. Где же он видел эти книги? Вероятно, в доме у Кармен или у одного из ее маленьких племянников, которым она сразу отдавала их, словно книги эти жгли ей руки.
Вдруг он вспомнил о грузовике, очертаниями напоминавшем белого медведя. Это было давно, еще в детстве. Грузовик принадлежал торговцам пушниной, и Альмейда, когда впервые увидел его, онемел. «Ну, вот и третий!» – обрадовался он, но сразу подумал: «Что из этого?» Попрежнему не отрывая глаз от зеркала, протянул руку, чтобы взять со стола револьвер, через мгновение бросил взгляд на стол и заметил там газету. Или, лучше сказать, заметил в ней объявление в черной рамке (как прежде печатали в провинциальных газетах объявления о смерти):
«Вы считаете, что жизнь загнала вас в тупик, что все против вас и у вас нет выхода, кроме самоубийства? Если вам нечего терять, приходите к нам». «Будто обо мне, – подумал он, – как раз мой случай».
Блажен тот, кто может свалить свою вину на ближнего; увы, у него такой возможности нет. Почему он не поговорил с Кармен, не внес во все ясность, как ему советовал этот левша Хоакин из «Тридцати трех»? Внести ясность! Несбыточная мечта! Кармен говорила: «Можешь во всем на меня положиться». Прекрасная, с нежными, тонкими чертами, всегда победоносно улыбающаяся Кармен, крошечная, но сложенная так пропорционально, что никому никогда не пришло бы в голову назвать ее карлицей, всегда, какую бы дверь он ни открыл, неизменно появлялась из-за нее и преграждала ему путь, легкая, как взмах веера, грациозная, как куколка… Альмейда решительно протянул руку за револьвером – ив этот миг здание содрогнулось от грохота. Он вспомнил: сегодня отдают последние почести скончавшемуся генералу. Пушечный залп словно предостерегал его от опрометчивых поступков, и он отложил револьвер, чтобы еще раз перечитать объявление. Он пробежал его глазами, ни на что особенно не рассчитывая, но когда дошел до номера телефона и до призыва:
«Звоните нам безотлагательно!», сказал себе: «А может, и в самом деле попробовать?» И просто из любопытствапосмотреть, не предложит ли ему жизнь в эти роковые для него минуты что-то необычное, – позвонил. Ему сразу ответили.
– Хотите договориться о встрече? – спросил усталый, спокойный мужской голос. – На этой неделе я занят… разве только вы придете прямо сейчас.
– Сейчас?.. Я могу, – заикаясь, проговорил он.
– Записывайте.
– Минутку.
– Авенида де Майо… – начал диктовать голос. Альмейда записал номер дома, этаж.
– Готово.
– Если не хотите ждать, не задерживайтесь, пожалуйста.
Он взял часы, монеты, лежавшие в пепельнице, кольцо для ключей, подаренные ему Кармен, и, наводя порядок на письменном столе, увидел свою чековую книжку. «Возьму и ее, – решил он. – Умирать, так хоть заплатив долг портному». Мастерская как раз была ему по пути.
Внизу его остановил почтительно-важный портье.
– Сеньорита Кармен оставила для вас конверт, – сказал он Альмейде. – Сейчас я вам его дам.
– Дадите потом, когда я вернусь.
Не успел портье рта раскрыть, как Альмейда уже шагал по улице. Когда он вошел в мастерскую, портной спросил его:
– Показать вам красивый материал?
– Спасибо, мне ничего нового не нужно, – ответил он. – Я пришел только заплатить. Вас это удивляет?
– Нет, сеньор, меня уже ничем не удивишь.
Выйдя на улицу, он увидел свободное такси, взял его и подумал: «Пока мне везет».
Заговорил с водителем об объявлениях, которые печатают в газетах.
– Как, по-вашему, стоит их читать? – спросил Альмейда.
– Моя жена всегда их читает, и вы бы только посмотрели, как ловко она приспосабливает их к делу. Стоит мне пожаловаться, что в доме полно барахла, так она мигом затыкает мне рот фразой из объявлений: «Чтобы иметь, надо беречь», или чем-нибудь в этом роде. А потом напоминает, что благодаря объявлению купила мне электростатический пояс, который я ношу и по сей день…
Таксист был так увлечен своим монологом, что, выехав на Авенида де Майо, при виде потока автомобилей на улице был немало удивлен. Катастрофы он избежал каким-то чудом, а его собрат, уступая ему дорогу, врезался в автобус. Эпизод завершился скрежетом металла и звоном разбиваемого стекла.
Когда Альмейда вылез из машины, он почувствовал, что еле держится на ногах. Сперва салют в честь умершего военного, теперь дорожное происшествие – нет, это уж слишком! После такой встряски у него просто не осталось сил сегодня вечером нажать на спусковой крючок револьвера… Но, с другой стороны, если он доживет до вечера, ему придется снова встретиться с Кармен.
В двенадцать ноль-ноль он уже разыскивал на Авенида де Майо дом, номер которого записал по телефону. Оказалось, что это совсем рядом с театром. «Как в насмешку, – подумал он, – все те же давно знакомые места. Надо вернуться домой». Нет, уж раз пришел, лучше узнать, что ему предложат.
Альмейда поднялся на пятый этаж и на медной дощечке, в которой ему почудилось что-то траурное, прочитал: «Доктор Эдмундо Скотто». Он вошел, и девушка в белом халате провела его в приемную или кабинет, где стен не было видно за книжными полками. За письменным столом, на котором рядом с огромными кипами бумаг виднелась чашка кофе с молоком, сидел старичок в пыльнике. Жуя, он сказал;
– Жду вас. Я доктор Скотто.
Прежде всего бросалось в глаза, что он совсем крохотный («Прямо как Кармен», – подумал Альмейда), но кроме того, он был очень худой и с нездоровым цветом лица.
– Я прочитал ваше объявление, и…
– Простите, что не угощаю вас, – перебил его доктор Скотто. – За кофе надо посылать в молочную на углу, но пройдет бог знает сколько времени, прежде чем его принесут.
На стене над головой врача висела темная картина, где был изображен не то Харон с пассажиром в лодке, не то гондольер, перевозящий больного или мертвеца по каналу в Венеции.
– Я пришел по объявлению, – сказал Альмейда.
– Вы извините меня, если я буду есть? – спросил доктор, отрезая себе кусок хлеба и обмакивая его в кофе. – Говорите, пожалуйста. Расскажите, что с вами.
– Это еще зачем? – огрызнулся Альмейда с необъяснимым раздражением, подогреваемым, быть может, тщедушностью доктора. – Вы даете, скажем прямо, до странности загадочное объявление, я (правда, не питая никаких иллюзий) прихожу к вам в приемную, и теперь вы мне говорите, что я еще должен вам давать объяснения!
Доктор Скотто сначала вытер платком мокрые от кофе усы, потом вытер лоб, вздохнул, раскрыл было рот, чтобы заговорить, но, увидев на подносе печенье в форме полумесяца, обмакнул его в кофе и стал есть. Наконец он заговорил:
– Я врач, а вы – мой больной.
– Я не болен.
– Врач, прежде чем назначить лечение, выслушивает больного.
– В своем объявлении вы сами ясно описали мое состояние. Что еще вы надеетесь от меня услышать?
Неожиданно встревожившись, врач спросил:
– Надеюсь, не денежные затруднения?
– Нет, другое. Женщина.
– Женщина? – Доктор Скотто моментально оживился. – Женщина, которая вас не любит?
– Женщина, которая меня любит.
– Тогда позвольте мне рекомендовать вам психоаналитика, – он стал писать на бланке рецепта имя и адрес, – чтобы вы не упустили единственной возможности быть счастливым, которая есть у нас в этом мире: возможности создать и упрочить семью.
– Я вас правильно понял? – медленно вставая, спросил Альмейда.
– Ну, не надо так, – и доктор, как-то съежившись, посмотрел на него. – Настолько… серьезно?
– Описать невозможно. Если я сейчас жив, так только потому, что прочитал в газете ваше объявление.
– У вас нет возможности укрыться на месяц у кого-нибудь из друзей? Время все улаживает.
– У меня есть друг, который без конца повторяет именно эту фразу, но ни вы, ни он не знаете Кармен.
– Кого? – спросил доктор, приставив ладонь к уху.
– Неважно, доктор. Если вам нечего мне предложить, я вернусь домой.
– «Время все улаживает» – неопровержимая истина, которая лежит в основе моей системы. Ближе к делу, мой дорогой сеньор: я вас усыпляю и замораживаю. Лет через пятьдесят или сто вы просыпаетесь – положение изменилось, горизонт чист. Подчеркиваю, правда, что в этом случае вы навсегда теряете свою пару. Ну-ну, не морщитесь, я ведь ничего вам не навязываю. Более того: чтобы доказать свое желание с вами сотрудничать, хочу упомянуть об одном из преимуществ моего метода замораживания во сне, которое вы, с вашим живым и пытливым умом, наверняка оцените. Я имею в виду возможность путешествовать во времени, узнать будущее.
– Это меня устраивает. Согласен проснуться через сто лет, если вы меня вот сейчас же, безотлагательно заморозите.
– Не торопитесь, сначала мы должны тщательно вас обследовать. Могу порекомендовать солидную лабораторию, где вам сделают все необходимые анализы и рентгеноснимки. Я должен убедиться, что вы здоровы.
Ассистент доктора провел его в небольшой кабинет и начал прослушивать. Альмейда старался сохранять спокойствие. «Если я не буду держать себя в руках, – подумал он, – они найдут у меня бог знает какие болезни». Чтобы успокоиться, он начал думать о зеленых лугах и деревьях – это ему всегда помогало.
Измеряя кровяное давление, ассистент доктора спросил:
– Какая у вас профессия?
– Преподаю в университете историю, – ответил Альмейда. – Древнюю, новую и новейшую.
– И теперь сможете добавить к этому будущую, – сказал ассистент. – Ведь, насколько я понимаю, вы собираетесь одним махом перескочить сразу в следующее столетие.
– Не ради того, чтобы увидеть будущее, а чтобы бежать от настоящего.
Его провели в другую комнату и уложили на стол. Доктор Скотто, ассистент и три медсестры стали вокруг. Перед тем как уснуть, он взглянул на календарь, висевший на стене слева, и подумал, что 13 сентября 1989 года пустился в самую странную авантюру в своей жизни.
Ему снилось, что он скользит вниз по заснеженному склону, а потом идет по узкой тропинке ко входу в какую-то пещеру; оттуда, из темноты, до него донесся смех.
– Я не сплю, – сказал он, словно оправдываясь, – и я не знаю ничего ни про какую лесную красавицу.
Около него стояли двое мужчин и девушка. Он сразу задал себе вопрос: говорили они о лесной красавице или же это ему приснилось?
– В ногах покалывает? – заговорил один из мужчин.
– А в пальцах рук? – обратился к нему – другой.
– Дать вам одеяло? – спросила девушка.
Они склонились над ним. Попытавшись подняться, он увидел на стене за их головами календарь – и в безутешном отчаянии упал на подушку.
– Спокойно, спокойно, – проворковала девушка.
– Слабость? – спросил один из мужчин.
– Тошнота? Головокружение? – спросил другой.
Отвечать он не стал. Или просто подвергли испытанию его решимость, или, еще хуже, эксперимент провалился: на календаре по-прежнему стояло 13 сентября.
– Мне нужно поговорить с доктором Скотто, – сказал он, не скрывая подавленности.
– Это я, – сказал один из незнакомцев.
– Нет, вы не доктор Скотто, – запротестовал Альмейда.
Вдруг он засомневался: с какой стороны, слева или справа от него, висел календарь, когда он засыпал? Сейчас календарь висел слева.
– Я хочу встать, – сказал он.
Альмейда поднялся на ноги и, отстранив незнакомца, сделал несколько неуверенных шагов по направлению к стене. И там, на календаре, прочитал дату: 13 сентября 2089 года. В это невозможно было поверить, но он действительно проспал сто лет!
Альмейда попросил зеркало и увидел, что его лицо бледнее обычного и борода немного отросла, но вообще он такой же, какой всегда. Однако он еще не был уверен до конца, что над ним не подшутили.
– А сейчас мы что-то выпьем, – сказала девушка, подавая ему чашку молока.
– Залпом, – сказал один из мужчин.
То, что он принял за молоко, оказалось чем-то совсем другим, по вкусу напоминающим нефть.
– Ну вот, первую чашку выпили, – сказал другой.
– Прежде чем приняться за вторую, вам лучше немного отдохнуть в комнате рядом, – сказала девушка.
– А потом мы побеседуем, – сказал один из мужчин.
– Надо вас подготовить, – сказал другой.
– Предупредить вас, – вставила девушка, – о том, что вам предстоит увидеть на улице.
– Вы еще к этому не готовы. Сначала вам лучше немного подкрепить свои силы, – сказал один из мужчин.
– А пока пройдите в соседнюю комнату, – сказал другой.
Девушка открыла дверь, но тут же повернулась к ним:
– Комната занята.
– Я знаю, – отозвался один из мужчин. – Они современники. Пусть поговорят, вреда не будет.
– Идите, – сказал Альмейде другой.
Он шагнул и остановился в дверях. Наверно, он еще спит. А если не спит, то как могло случиться, что посреди комнаты стоит и лучезарно улыбается ему…
После долгой паузы Альмейда проговорил, заикаясь:
– Н-не ожидал…
– Зачем ты скрываешь от меня свою любовь? – спросила Кармен, как всегда непринужденная и уверенная в себе. – Я написала это ужасное письмо, поддавшись настроению, в дурную минуту… Не знаю, как это описать тебе. У меня было чувство, что я задыхаюсь, что я больше не выдержу. Подумала даже о самоубийстве (какой ужас!) и тут увидела объявление доктора Скотто, пошла к нему и уговорила меня усыпить, и тогда оставила тебе это жуткое письмо, и ты прочитал его – и не рассердился, простил меня, захотел заснуть одновременно со мной, подумай только, мы спали вместе, любовь моя, и теперь ты убедился сам, как права я была, когда говорила: «Ты можешь во всем на меня положиться!».
Перевод с испанского Р. Рыбкина
Джек ВОДХЕМС
НЕ ТОТ КРОЛИК
Париж
Принимающая расслабилась в колыбели, отсоединив свое сознание от памяти и от посторонних мыслей. Она устремила пристальный взгляд в пустую приемную камеру, воспринимая ее во всех мельчайших подробностях, не допуская в свое сознание ничего, кроме непосредственных впечатлений. Она перестала думать и о прошлом, и о будущем – ощущала только настоящее, данную секунду, свое существование именно тут, в этом месте, именно сейчас, в этот миг.
И как раз вовремя. Отправляющая Внешней станции СВ Б ВИСИ была уже готова.
Принимающая плавно включила усилитель – слабая эмиссия ее мозга была уловлена, удвоена, усилена в десять… в сто… в тысячу раз.
Напряженные поиски вовне, соприкосновение, нащупывание и обретение – два сознания соприкоснулись и слились, воспринимая одно и то же. Такие же стены, такая же температура воздуха, такая же колыбель и ярко горящая единица на фоне мрака. Только в камере отправляющей стоял молодой человек. Принимающая увидела его, перестала видеть, снова увидела, попыталась замкнуться на нем, воспринять мельчайшие подробности, удержать их, воссоздать его таким, какой он есть. И принимающая уже восприняла его, и отправляющая начала отключаться, как вдруг зеленая единица замерцала, обратилась в зеленую паутинку. Глаза принимающей расширились и на краткое мгновение увидели что-то странное. Она увидела…
Принимающая испустила душераздирающий вопль:
– А-а-а-а-а-а!
ТИГииИииг
Трансептор пораженно тырился в обменную камеру. Он всклочился в своей уютнице. То, что он увидел, просквозило его до самых скуджей. И к тому же это неведомое нечто испускало звуки! Невероятно, немыслимо!
Сначала едва заметно, затем с нарастающей энергией трансептор принялся дрожиться и скроклить, требуя извлечения.
Париж
В приемную камеру вбежали наиболее смелые из ассистентов, схватили полубесчувственную принимающую, вытащили ее из колыбели и, не разбирая дороги, так как почти все время испуганно оглядывались через плечо, вынесли ее наружу, после чего стремительно захлопнули и заперли дверь.
Эта спасательная операция потребовала поистине беззаветного мужества.
ТИГииИииг
Завороженные ужасом, они не могли оторваться от видеощели.
– Что это может быть такое? – с почтительным страхом спросил Ракт.
– Не знаю, – ошеломленно ответил Вок. – На моем веку мне довелось повидать немало жутких феноменов, но… это уж нечто совсем непостижимое! А ведь оно… оно… живое!
– Гу-аакх, гу-аакх! – еле слышно прошелестел Ракт. Оно… оно настолько безобразно, что я испытываю дурноту.
Вока тоже подташнивало.
– А оно, оно не может выбраться наружу, не правда ли? Мы же задраили камеру. Если оно вдруг вырвется…
– Не надо! – взмолился Ракт. – О такой возможности даже подумать жутко!
Вок взвился в буквальном смысле слова:
– Только бы охранители поскорее прибыли. Что могло их так задержать? Когда они нужны, их вечно нет на месте!
Париж
На другом конце Галактики в Главном управлении европейского отделения Интерсода (Интерсол Пситор – «Безопасный, верный, сверхскоростной и единственный способ использования Ней») люди примерно так же реагировали на то, что находились в камере. И они тоже были более чем озабочены случившимся.
Лайонел Тэнвик, недавно назначенный директор отдела перебросок Интерсола (европейское отделение), с некоторым трепетом смотрел на солдат в стальных касках, которые против двери приемной камеры «Г» устанавливали полевой бластер. Чуть поодаль стояли вооруженные до зубов полицейские.
Бойлен Гульц, брезгливо сморщившись, отвернулся от смотровой щели.
– Б-р-р! – он вытер руки о плащ. – Какая гнусная тварь! Откуда она взялась, как по-вашему?
– Не имею ни малейшего представления! – раздраженно ответил Тэнвик. (Ну, как он мог это знать?!) – Просто появилась, и все тут.
– Ах, так! Но ведь вы ожидали обычного пассажира? Просто человека, ведь так?
– Да.
– И он не прибыл?
– Нет.
Какие бессмысленные вопросы задают эти сыщики!
– А пункт отправления этот пассажир покинул?
– По-видимому, там тоже произошли какие-то неполадки, сказал Тэнвик. – Но по сведениям нашего центра связи этот пассажир отбыл из пункта отправления.
– А не мог ли он прибыть куда-нибудь еще? На какую-нибудь другую станцию?
– Мы учли такую возможность, но пока ни одна из наших станций ни о каком непредусмотренном прибытии еще не сообщала. – Тэнвик покачал головой. – Нет, он исчез.
– Гм-м, – протянул Бойлен и снова поглядел на тварь. – А как принимающая? Все еще бредит?
– Ей дали снотворное, – ответил Тэнвик. – Как вам известно, все они отличаются крайне высокой чувствительностью и восприимчивостью, и нервный шок, конечно, был очень силен. Я думаю, мадемуазель Буанетт еще не скоро придет в себя настолько, чтобы связно рассказать нам, что именно произошло…
ТИГииИииг
Вок Рукукукек был чрезвычайно взволнован.
– Он повторяет только одно слово: «Нет!» И его дергает! Ууусликетский координатор Содружества Космоотправлений («СКО-служба псимгновенных путешествий») раздраженно защелкал. – Трансепторы ведь чувствительны до отвращения!
Ракт Кокикуткик, старший расследователь отклонений от законов и правил, спросил:
– И вы не можете добиться от него никакого вразумительного объяснения?
– Он увидел, не поверил, а оно стало реальным и прибыло. Это мы узнали из его фиксатора. Тот факт, что ему удалось материализовать свое жуткое бредовое видение, его потряс. Разумеется, это естественно, – проворчал Вок, который за истекшие несколько часов уже настолько пришел в себя, что был способен рассуждать здраво.
– Не может ли это… существо быть плодом воображения трансептора? Скажем, подсознание вдруг спроецировало вовне дьявольский образ, таившийся в каких-то темных его глубинах?
Вок слегка отодвинулся от ближайшего сопла нацеленного, но еще не активизированного кольца и поглядел в видеощель.
– Нет, – сказал он. – Что бы это ни было, оно живое. Из чего следует, что оно должно обладать обменом веществ и внутренними системами, обслуживающими различные части его организма. А столь сложный и притом действующий аппарат никто не способен вообразить!
– Но если это только кажущийся феномен, продукт воображения…
– Нет, это не привидение, – перебил Вок. – Оно не менее реально, чем вы или я. – Он немножко потрещал. – Нет, по-видимому, нам следует признать, что произошла замена. А это означает…
Париж
– Возможно, это лишь новорожденный детеныш, – воинственно заявил секретарь министра по коммуникациям. – Возможно, оно с секунды на секунду начнет размножаться делением… или рассыплется на миллионы спор, заражая всю поверхность нашей родной Земли. Оно опасно. Его необходимо немедленно ликвидировать. Это следовало сделать сразу же, как только оно было обнаружено.
– Мы не знаем, что оно такое, – спокойно возразил Бойлен Гульц. – Пока оно не проявляло ни малейшей агрессивности. Наоборот, оно, по-видимому, в высшей степени боязливо и робко. Когда мы попробовали к нему приблизиться, оно отступало как могло. Судя по всему, оно не располагает никаким оружием, если не считать способности поднимать оглушительный шум.
– Притворство! Военная хитрость! – сердито фыркнул секретарь. – Оно гнусно до крайности. Какое-то противоестественное чудовище. Эта уродливая бесформенная тварь, наверное, обладает неведомыми нам способностями. Мы не имеем права рисковать. Была совершена ошибка, и ее необходимо немедленно исправить.
Бойлен твердо стоял на своем:
– Это существо, каково бы оно ни было, на мой взгляд, отнюдь не расположено завоевывать планеты.
– Ах, так вы за несколько часов успели стать специалистом по этому чудовищу, господин Гульц? – раздраженно осведомился секретарь. – Но будьте добры объяснить, на чем вы основываете свое заключение? – Он нахмурился. – Для подобного промедления найти извинения нельзя. Вы обязаны были принять меры немедленно, едва оно появилось. Если вам необходимо исследовать эту тварь, то исследуйте ее дохлую, когда она никому не будет опасна.
– Подобная мера была бы опрометчивой и непростительной, возразил Бойлен, на этот раз более резко. – Это существо боится нас гораздо больше, чем мы его.
– Неужели? А на основании чего вы делаете такой вывод? Вы, разумеется, с ним уже побеседовали? Или вы полагаетесь на свой обширный опыт во встречах такого рода?
Бойлен сдержался и ответил спокойно:
– Я умею различать проявления страха. Поведение этого существа вполне согласуется с предположением, что оно насмерть перепугано. Оно пятилось от нас, оно испускало звуки, в которых явно слышался ужас, оно не пыталось нападать, а я, догадываясь, какой паникой оно охвачено, не пытался приблизиться к нему, чтобы не спровоцировать его на активное сопротивление, после чего мы вынуждены были бы прибегнуть к силе, что было бы по меньшей мере неблагородно.
– Неблагородно? Вы так на это смотрите? Вы, господин Гульц, по-видимому, совершенно серьезно ждете, что мы будем руководствоваться капризами вашей интуиции, – секретарь все больше терял власть над собой. – Если бы вы встретили эту тварь в темном переулке, вы убили бы ее на месте без малейших колебаний. Вы сразу же распознали бы в ней подлинное воплощение зла и коварства. Ведь так? Так почему же сейчас вы не хотите признать этого?
– Потому что наша встреча произошла при других обстоятельствах. Не в темном переулке, а на трансприемной станции Интерсола. Паническая поспешность с нашей стороны не нужна и непростительна.
Секретарь был оскорблен.
– Это не паника, а здравый смысл, – объявил он. – Вполне возможно, что ваша тварь воплощает самую страшную из опасностей, когда-либо угрожавших человечеству.
– Но вполне возможно и многое другое, – решительно ответил Бойлен. – Территория станции вам не подчинена. Интерсол – международная организация, и я здесь его полномочный представитель. Ответственность лежит на мне, и если вы не согласны с моим решением, вам придется обжаловать его в Арбитражном совете. А существо пока находится в приемной камере, где оно еще никому не причинило зла, следовательно, не причинит и в дальнейшем…
ТИГииИииг
– Гнуснейшее уродство, – объявил Вок Рукукукек, глядя в видеощель, – и тем не менее в нем как будто есть свои принципы и закономерности, которые пробуждают своего рода болезненное любопытство.
– Не кажется ли вам, что именно в этом и заключается его сила? – с тревогой осведомился Ракт Кокикуткик. – Вдруг оно излучает энергию, которая подчиняет сознание и истощает его, принуждая искать четкое объяснение тому, что на самом деле лежит за гранью вероятного?
Вок скрежещуще зашелестел.
– Нет! Вы воскрешаете первобытные суеверия! – язвительно заметил он. – Животное это фантастически безобразно, но чем больше я в него всматриваюсь, тем меньше отвращения испытываю. Мы можем предположить, что перед нами – какая-то форма разумной жизни, а в этом случае, Ракт, разве можно не испытывать сочувствия к существу, чье тело настолько неестественно?
– Мне оно не нравится, – уклончиво заявил Ракт. – И я считаю, что его следует уничтожить. В нем кроется зло. Подобное тело нельзя считать творением благого Фаблинга Даагира. И жалость, которую оно внушает, возможно, лишь ловушка.
– Нет, – ответил Вок, не отрываясь от щели. – Оно проделывало нелепейшие движения, стараясь избежать стражей, которые попытались вступить с ним в общение. Его вой производит жуткое впечатление, и все же я убежден, что оно не питает по отношению к нам никаких враждебных намерений.
– Это еще неизвестно! – предостерег его Ракт. – Его внезапное появление могло быть следствием множества зловещих планов, цель которых – нанести нам вред. И мы не имеем права ни на скидж ослаблять нашу бдительность, пока не узнаем, зачем оно явилось сюда.
– Разумеется, – ответил Вок. – Но что, если оно очутилось здесь не по доброй воле? Что, если это была случайность?
– Чах-чах! Боюсь, идея несчастного случая тут маловероятна. Не забывайте, что ваш пассажир исчез бесследно. Куда он делся? Ведь эта тварь его заменила! – тон Ракта стал зловещим. – Вашего пассажира могли захватить в плен, подвергнуть пыткам, даже вскрыть живьем! И эта тварь – разведчик, открывающий путь другим, но вооруженным, воинственным, беспощадным!
К Воку поспешно приблизился посыльный и вручил ему скробограмму.
– Не думаю, – сказал Вок. – Такой способ инфильтрации весьма ненадежен. Нет, это чистая случайность. Недаром ни с чем подобным мы никогда прежде не сталкивались.
Посыльный воспользовался удобным случаем и с боязливым, но жгучим любопытством рассматривал жуткое существо в обменной камере.
Вок простучал скробограмму.
– Драг-драг, Куууууг. О-о! – в его ритме появилась растерянность. – Эта случайность становится закономерностью. В Иллиииинихет прибыло еще одно чудовище…
Париж
– Началось вторжение! – объявил секретарь. – Это должно быть ясно даже малому ребенку. Они прорвались в наши транзитные коридоры и подменяют наших пассажиров своими. А для чего? Без сомнения, для того, чтобы каким-то образом взять над нами верх.
Замученный Лайонел Тэнвик пробормотал:
– Ничего не понимаю. Никогда еще за все время существования нашей системы перевозок ничего подобного не случалось!
Бойлен задумался.
– А ванкуверское существо сходно с нашим? – спросил он затем.
– Да. Абсолютно, – ответил Тэнвик. – То есть некоторые отличия есть, но общее сходство бесспорно.
– Вот видите! – сказал секретарь назидательно. – И это еще только начало! Теперь они станут появляться всюду, помяните мое слово – и на Земле, и на внешних станциях.
– После стольких лет тщательнейших исследований, после томительных веков передвижения с помощью механических средств, после смелых экспериментов… – Танвик грустно покачал головой. – Нет, это немыслимо! – и он с тоской подумал, что труд всей его жизни и еще многих людей разом превратился в ничто.
Словно подтверждая его неутешительный вывод, Бойлен сказал:
– Если система Интерсола перестанет действовать, они лишатся возможности производить подмен.
– Что?! – ошеломленно воскликнул секретарь. – Пойти на это мы не можем! Интерсоловская транспортная система… она… она жизненно необходима Земле. О том, чтобы лишиться связи с инопланетными поселениями, не может быть и речи.
– Только временно, – объяснил Бойлен. – На день—два. Чтобы спокойно разобраться в случившемся.
– Ни на единый час! – категорически сказал секретарь. Приостановка передвижения пассажиров и грузов пагубно отразится на экономике наших миров, не говоря уж о престиже. Инопланетные поселения возникли в расчете на эту прямую связь с рынками сбыта, с родным домом, с медицинскими центрами. Как почувствуют себя их обитатели, если вдруг окажутся в полной изоляции? Нет-нет, служба связи должна действовать непрерывно.
– Ну, а если эти существа будут все прибывать и прибывать? – раздраженно спросил Бойлен.
– Выполните мое первое указание! – властно сказал секретарь. – Уничтожайте их по мере появления. Когда они убедятся, что из их плана ничего не вышло, они оставят нас в покое.
– О, разумеется! – саркастически согласился Бойлен. – Ну, а о тех людях, которых заменили эти чудища, можно просто забыть? И долго ли просуществует система пассажирских перевозок после того, как туристы и переселенцы узнают, что им угрожает мгновенное отбытие в… в страну чудищ? – он мотнул головой в сторону приемной камеры.
– Еще неизвестно, туда ли они попадают! – возразил секретарь.
– Да, но согласитесь, что вероятность этого довольно велика.
– Не обязательно, – секретарь сказал это без всякой убежденности в голосе.
– И еще одно, – продолжал Бойлен. – Ведь все это может объясняться несчастной случайностью. И если мы начнем убивать их здесь, они убьют людей, оказавшихся там.