Текст книги "Красная луна"

Автор книги: Айви Девлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

27

Рене твердо решила, что мне лучше никуда не выходить, поэтому попросила меня помочь ей приготовить обед, а потом, когда она разговаривала по телефону, я принялась зачищать наждаком огромную доску. Я видела, как это делал папа, когда что-то строил. Доска становилась гладкой очень медленно, лишь иногда отлетали небольшие щепки, давая мне понять, что дело движется.

Я сидела в кухне и смотрела на улицу, на то место, где будет крыльцо. Видела я и лес.

Я видела лес, а Рене посматривала на меня. Когда я бросала взгляд через плечо на нее, она улыбалась, словно напоминая, что никуда меня не отпускает.

Словно знала, что лес меня зовет.

Хотя он меня не звал. Я не ощущала потребности пойти в лес. Мне просто хотелось этого, потому что я всегда туда ходила, когда мне было плохо, когда надо было подумать. То же самое делали мои родители, это они меня научили.

Но они уже не в лесу. Теперь они лежат на кладбище, на котором нет деревьев. В земле, на которой лес не растет уже давно.

Что было после того, как мама попросила меня сходить за грибами? Почему при мне не нашли никаких грибов? Где я была? Что видела?

Я всегда собирала грибы в маленькое лукошко, которое сделала мама. По цвету оно не отличалось от лесной подстилки. Когда я была маленькая, то повязывала ремень вокруг талии, а когда подросла, крепила его к штанам или обматывала вокруг запястья.

Оно могло упасть, его могло засыпать листьями, так что его никто не обнаружил. Но тогда оно все еще в лесу, и если я его найду…

Если я его найду, то пойму, где была, когда все это случилось.

Если я узнаю это, возможно, придет и что-нибудь еще. Может, тогда я, наконец, вспомню всю ту ночь.

Мне очень этого хотелось. А еще мне хотелось увидеть Бена. Я закрыла глаза, подумала о нем и почувствовала…

Лишь волнение. Глубокое и бесконечное. Я ощущала, как он старается его оттолкнуть, но оно не уходило.

Что-то было не так. Мне нужно было его увидеть, и я ждала, когда он это поймет, ждала, что он отреагирует, как обычно, хотела почувствовать себя прекрасной и желанной.

Но он об этом не думал.

Он паниковал.

Бен не хотел меня видеть, он не хотел, чтобы я шла в лес – сейчас, после того…

И тут все снова стихло.

Все переменилось, чувство паники превратилось в нечто более глубокое и первобытное.

Бен…

Он превратился. На миг я задумалась о том, почему он это сделал, а потом поняла. Ему было страшно. Потому что я уловила его страх, и это – мое присутствие – испугало его еще больше.

Я вспомнила, что он говорил про полнолуние, про то, что если менял облик прошлой ночью, он не мог стать человеком до рассвета.

Мне надо было как-то с ним увидеться. Поговорить.

И найти лукошко.

Я перевернула доску и принялась натирать ее наждаком с другой стороны. Я бросила взгляд на Рене – она на меня больше не смотрела. Хмуро уставилась на лес, продолжая тихонько разговаривать по телефону.

Я не стала спрашивать у нее разрешения выйти, поскольку знала, что не получу его. Я также подозревала, что ночью тоже не смогу сбежать, потому что она, скорее всего, не ляжет, будет караулить меня. Она знала, что я уже выходила ночью из дома, и видела меня с Беном.

И она прямо сказала мне, что не хочет, чтобы мы продолжали встречаться.

Когда она закончила переговоры по телефону, я спросила, куда мы поедем.

– Это будет сюрприз.

Я кивнула, словно это было в порядке вещей, как будто в том, что она мне ничего не говорит, не было ничего странного, и спросила:

– Можно… Ничего, если я сейчас пойду собирать вещи? Хочется заняться чем-то, чтобы не думать.

Рене подошла ко мне и взяла за руки:

– Разумеется. Я… Насчет того, куда мы едем… Пусть это будет сюрприз, потому что мне не хотелось бы… Хочу быть уверена, что ты будешь в безопасности. Понимаешь?

Нет.

Но я промолчала. Вместо этого я заговорила о другом.

– Папа тоже обрабатывал доски наждаком. – Я улыбнулась.

Рене тоже:

– Знаю. Давай я продолжу, а ты иди, собирай вещи. Через некоторое время зайду тебя проведать.

Я снова кивнула:

– Я оставлю дверь открытой, так что, если что-то понадобится, кричи.

– Отлично, – ответила Рене, и я тут же добавила:

– Погоди. У меня же нет чемодана. Дома есть, но Рон привез все вещи в коробках.

– У меня есть на чердаке, – сказала Рене. – Уверена, что найду его минут за пятнадцать.

– Хорошо. – Я помогла ей открыть ведущую на чердак дверь и проводила ее взглядом, пока она поднималась по лестнице.

А потом, когда бабушка поднялась на самый верх, чтобы найти мне чемодан, я бесшумно пошла вниз по лестнице. Очень быстро.

Я выбежала на улицу. Но не двинулась через двор. На чердаке было окно, которое как раз выходило на лес. И я знала, что Рене будет выглядывать, а я…

Мне надо было поспешить. Успеть попасть в лес.

Добраться до места, куда почти никто не ходил.

И я не побежала через двор. Прошла по улице до самого ее конца, обогнула стоявший там пустой дом с вывеской «НЕДВИЖИМОСТЬ СТИВА БРАУНИНГА» и оттуда уже бросилась в лес.

Рене расстроится, но, даже если она пошлет за мной Рона и всех наших полицейских, они меня не найдут. Там, куда я направлялась, не найдут.

Я не собиралась идти к себе домой. Я даже не собиралась пока разыскивать лукошко.

Мне нужен был Бен.

Я вошла в лес и подумала о нем. Только о нем, не задумываясь о том, куда я иду, не глядя на деревья, мимо которых проходила.

Я шла, куда вело меня сердце.

Забралась я довольно глубоко. Деревья вокруг росли очень высокие, и я казалась себе маленькой и незнакомой – именно такой они меня и видели.

Я шла, и в глубине леса, там, где я точно не бывала раньше, нашла Бена. Он сидел у одного из старых высоких деревьев, обхватив голову руками.

Он был босиком, ноги грязные, как будто он бежал.

– Эйвери, – проговорил он, когда я приблизилась к нему. Он, разумеется, знал, что я приду, найду его. Такова была наша взаимосвязь.

Бен показался мне таким же, как лес: прекрасным и непохожим на человека. Он был собой, и он выглядел таким одиноким, что я сразу направилась к нему, села и положила голову ему на плечо, вдыхая его теплый лесной аромат.

Он повернулся и притянул меня к себе, дотронувшись пальцами до моих волос. И замер, когда увидел кроваво-красную прядь:

– Это…

– Это появилось утром, когда я проснулась.

Какое-то время он молчал.

– Я не помню, что произошло прошлой ночью, – сказал он. – После того, как мы расстались, я… – Он сделал паузу. – Меня так влекло к тебе, что я чуть не пришел. Я хотел прибежать к твоей бабушке и найти тебя, забраться в дом и дотронуться до тебя…

От силы его чувств у меня перехватило дыхание. Я представила, как открываю глаза и вижу перед собой Бена. В комнате, в которой сейчас живу. В своей постели. Я придвинулась поближе к нему, у меня участилось дыхание. Бен тихонько вскрикнул и отстранился от меня.

– Я превращался, – сказал он с надрывом. – Я… меня так к тебе тянуло, что я испугался сам себя и сделал это, чтобы не прийти к тебе.

– Ты превращался? Ты же сказал, что в полнолуние не сможешь изменить свой облик до самого утра, что всю ночь будешь вол… – Я осеклась, вспомнив о том, что той ночью случилось. О смерти Тантосов, о том, как им выдрали глотки, о том, что на них, по всей видимости, напал зверь.

Волк, как было написано в газете, как говорила Рене.

Волк.

– Бен, ты правда ничего не помнишь? – прошептала я, но он не пошевелился.

И не посмотрел на меня.

28

– Бен, – снова сказала я.

Он покачал головой и ответил:

– Я не могу вспомнить события этой ночи, но Тантосам я ничего плохого не сделал – я на такое не способен. Ни в коем случае.

– Но хоть что-то ты должен помнить, – настаивала я. – Я чувствовала тебя, когда ты… когда ты был не человеком. Это другие эмоции, но они у тебя есть, значит, какая-то часть тебя должна была все это фиксировать. Видеть, что происходило.

– Эйвери, прошу тебя.

И я поняла, что он чувствует.

Страх.

Бен никак не мог перестать это чувствовать. Он боялся и прошлой ночью. Я все это ощущала, знала, что он убежал очень глубоко в лес, отчаянно жаждая чего-то, чему он – в своей животной ипостаси – даже не мог дать названия.

А потом все изменилось, перевернулось. Он сконцентрировался на охоте, он бежал. Жертва, преследование и простая радость, когда ты ее наконец поймаешь.

– Нет, – прошептала я, покрываясь мурашками.

– Такова моя природа, – тихо ответил Бен. – Я был в лесу, в этой части, где никто не живет. Когда я меняюсь, то убегаю как можно дальше. Туда, где нет людей. Где меня никто не увидит, потому что этого я допустить не могу.

– Тогда на кого ты охотился? Кого ты убил?

– Животное. Не помню какое. Когда я проснулся, тела рядом не оказалось… кто бы это ни был. – Бен сглотнул.

– Ты… все съел? – Я представила, как у него на зубах хрустели кости маленького зверька, и меня затошнило.

– Нет, когда я поем, то бегу дальше, – ответил он. – Слушай, я честно тебе говорю, что это просто не мог быть человек. Сюда люди не заходят.

– Я же пришла.

– Эйвери, ты тоже чуть больше, чем человек. – Он посмотрел на мои волосы. – Я чувствую, что ты – часть леса, и этот живущий в тебе лес знает куда больше, чем я. Больше, чем я даже понимаю.

Я закрыла глаза, но в лесу было тихо. Он молчал. Как будто ждал, что я буду продолжать задавать вопросы, которые мне задавать не хотелось.

Я вдохнула поглубже и отвернулась. Было проще спрашивать, не глядя на него.

– Бен, когда ты проснулся, там точно ничего не было? Совсем никаких намеков на то, кого ты съел?

– Точно.

– На тебе была кровь?

– Я…

– Была? – Мой голос дрогнул.

– Да, на руках, – тихо сказал он, и я наконец посмотрела на него.

– Как ты испачкал руки в крови? – спросила я, и на этот раз отвернулся он.

Он не ответил, но этого мне и не требовалось. Я поняла, что он не знал.

Он не помнил, что – или, хуже того, кого – съел.

Сердце у меня колотилось просто бешено. Надо мной качались деревья, словно их сердца бились в унисон с моим, и на их ветках дрожали листочки.

– Бен, а где ты был, когда убили моих родителей?

– Нигде. Я тогда только приехал.

– Ты вообще не выходил?

– Немного погулял по лесу, – очень медленно проговорил он.

– Ты превращался?

– Эйвери, – прошептал он, и я вдруг вспомнила мягкие серебристые волоски, указывавшие на то, что внутри него прятался волк.

Я уже знала ответ.

– Превращался, да? – сказала я дрожащим голосом, и он кивнул.

Потом встал и подошел ко мне, взял меня за руки, а когда я попыталась отстраниться, в его карих глазах появилась мольба.

– Я уверен, что не трогал твоих родителей, и никого другого тоже, – сказал он. – Неужели я мог бы это сделать после того, что случилось с моей семьей? Я себя знаю, и я не убийца.

– Но ты не помнишь, что делал прошлой ночью.

– Я был тут, – сказал он, – я уверен. Как и в том, что людей тут не было. Они сюда вообще никогда не ходили!

– Я же сейчас здесь.

– Эйвери…

– Что, если бы я пришла сюда прошлой ночью?

– Сегодня ты пришла, потому что чувствовала мои эмоции и потому что хотела меня найти, – возразил он. – А вчера бы у тебя не получилось. Но даже если бы ты пришла, я бы тебя узнал. Даже в обличье…

– Волка?

– Да, – ответил он.

Челюсть у него была напряжена – от гнева? Или страха? Этого я не могла понять, настолько спутались его эмоции.

Я вспомнила о Рене, о запланированных ею каникулах, о том, что завтра мы улетим отсюда, и Бен весь сжался.

– Ты уезжаешь? – спросил он. – Правда?

Я посмотрела на него.

– Да, – ответила я, – уезжаю.

Он сжал меня еще сильнее, глаза его загорелись, снова став серебристыми, глазами не человека, и он прошептал:

– Я же не смогу тебя чувствовать, а мне это так необходимо. Мне надо…

Я.

Я была ему нужна. Его мысли были полны желания. Он сожалел о том, что вчера убежал, а не пришел ко мне. Но за этим желанием, в глубине, таился страх. Он боялся, что я никогда не вернусь. Что он меня потеряет. Что у него не останется ничего, кроме воспоминаний обо мне, о том, как я выгляжу, как пахну. О вкусе моих поцелуев. О том, как я хотела его в ту ночь в родительском доме, в лесу и вчера в городе.

– Подожди, – сказала я. Я поняла, что есть способ убедиться в том, что Бен никого не убивал, даже несмотря на то, что он сам ничего не помнил.

Я рассказала ему о лукошке для грибов, о том, что взяла его с собой, а потом оно куда-то пропало.

– Мне кажется, что, если я его найду, я могу вспомнить, что произошло. А если я вспомню, то вся эта история закончится. Ты поможешь мне его отыскать? Найдем его вместе, и тогда… – Я смолкла, потому что почувствовала, как Бена захлестнул ужас, пронзил его до костей, до глубины души. – В чем дело?

Но как только я это произнесла, до меня дошло. Я буквально чувствовала вкус его вины.

– Ты его уже нашел, – сказала я. – Да?

– Когда я сюда приехал, я отправился в лес. От моей старой жизни ничего не осталось, а Луис… он хороший, но я его совсем не знал. Мне хотелось в лес. Так что я пошел. И…

Я догадалась, о чем говорила эта пауза.

– Ты превратился.

Бен кивнул:

– А потом я нашел на земле лукошко.

– У моего дома?

Он слегка поерзал.

– Вроде того. Оно лежало на земле и показалось мне… самодельным. Я вспомнил о своей семье. О том, что я утратил. И я забрал его себе.

Я просто дрожала.

– В нем были грибы?

– Несколько штук, – проговорил он, и я подумала о маминой просьбе. О своем последнем воспоминании и о том, что к тому моменту, когда я снова осознала себя, лукошко исчезло.

Исчезло, потому что его забрал Бен.

Бен «нашел» его.

Оно напомнило ему о его собственной утрате. Ему было одиноко и грустно.

И он злился.

Он там был.

– Нет, – сказала я. Мои глаза наполнились слезами, и я, дрожа, попятилась от него. – Когда мои родители погибли, ты уже был тут, в Вудлейке. Ты был тут, и ты в то время не был… ты превратился. Ты был расстроен, и ты не был человеком, а потом ты нашел мое лукошко. Ты был там, когда умерли мои родители. Ты…

– Нет, – возразил он, качая головой. – Нет, этого не может быть. Я нашел лукошко, когда уже стал человеком, не очень далеко от твоего дома, но я уверен, что я не…

– Уверен? – спросила я и уставилась на него, чувствуя, как он взволнован.

Он не был уверен.

– Я никогда никому ничего плохого не делал, – заверял Бен. – Да, я нашел твое лукошко, и прошлой ночью я перевоплощался, но я был здесь.

– Потому что ты даже не уверен в том, что смог бы контролировать животную часть себя, если бы я оказалась рядом, так? А если это была бы не я, а кто-то другой? Ты бы пожалел их?

– Да, и все не так просто! – ответил Бен. – Все не так, как кажется. Тебя бы я в каком угодно состоянии узнал. И ты это знаешь.

– Но не моих родителей. И не Тантосов.

– Прекрати, – сказал он и поцеловал меня, крепко прижав к себе.

Я была ему нужна, его страшно ко мне тянуло, он хотел, чтобы я принадлежала ему вечно. Когда я узнала, кто он такой, я убежала. Но я вернулась, и он все равно лелеял надежду, хоть и пытался запретить себе это.

А потом я сказала, что доверяю ему. Я призналась в этом, и сейчас я пришла к нему. У меня были к Бену чувства. И он об этом знал.

Но потом он уловил и мои более глубокие эмоции. То, о чем я боялась сказать.

То, в чем его подозревала.

И чего он не помнил. Я снова почувствовала его волнение. Он спрашивал себя: А может?..

Бен не был уверен. Он сомневался.

Я вырвалась, сделала шаг назад.

– Эйвери, – прошептал он, глядя мне в глаза. Его взгляд был полон чувств. Его глаза…

Стали серебристыми.

Шум.

Той ночью, когда умерли мои родители, я слышала шум. Я его вспомнила, услышала, я…

Я сидела на корточках за деревом, пряталась за ним, зажав рукой рот, чтобы не закричать, и видела серебристую вспышку, сопровождавшуюся ужасным звуком, звуком раздираемой плоти. Я слышала, как стонал папа, как кричала мама. Я закрыла глаза, но знала, что серебристый враг никуда не делся. Я слышала, как он наносил удар за ударом, не останавливаясь, до тех пор, пока не наступила полная тишина. Зловещая тишина. Тогда я выползла из-за дерева. Вокруг меня натекла лужа крови. Она хотела затопить меня.

– Нет, – сказала я, пытаясь отстраниться от Бена и от этого воспоминания.

Но я уже не могла ничего забыть, картина четко предстала перед моим внутренним взором.

Той ночью я была прямо на месте преступления, и теперь я понимала, что произошло. Я видела серебристую вспышку, она сверкала, она двигалась. Она вцепилась в моих родителей, я помнила серебристый блеск и кровь, это был не человек, люди так двигаться не могут, люди так не убивают и…

Серебристые вспышки.

Серебристые глаза Бена.

Бен не совсем человек.

И он не помнил того, что случилось прошлой ночью.

– Эйвери, – прошептал он, но нет, я уже не хотела его слушать. Не могла.

Я посмотрела на него и заставила себя вспомнить треугольник, который обнаружила у него на спине, когда мы впервые поцеловались, и шок, который я при этом испытала. Я заставила себя вспомнить и о том, что папа говорил мне о волках. Что их следует уважать. И не трогать их.

Ему стоило научить меня кое-чему еще. Он должен был объяснить мне, что волки – охотники. Так, чтобы я ни на минуту этого не забывала.

Нет, кричал мой внутренний голос. Нет, нет, нет, нет.

Лукошко, озлобленность Бена, которую я почувствовала в первую ночь, ночь, когда умерли мои родители, – теперь все складывалось в цельную картину, в ужасную, но правдивую картину. Его родственники были убиты, и он был в ярости.

Он сменил облик.

Я медленно сделала шаг назад, глаза у меня жгло от слез, сердце неистово колотилось от горя и страха.

– Эйвери, прошу тебя, – повторил Бен, но я не остановилась. Просто не могла. Мне нельзя было останавливаться. – Я люблю тебя! – крикнул он, и его голос дрогнул.

Я замерла.

– Я люблю тебя, – снова сказал он, а я не могла пошевелиться. Потому что знала, что он говорит всерьез.

Бен действительно меня любил… Но он не помнил, что делал прошлой ночью. Или в момент смерти моих родителей. Его чувства были похожи на клубок животных эмоций, который я не могла распутать. А он сам…

Боялся его распутывать.

– Я не убийца, – прошептал Бен, двигаясь по направлению ко мне – очень, очень медленно, давая мне время ощутить его любовь. Почувствовать, как сильно он сам верил в то, что сказал.

Или хотя бы хотел верить.

– Стой, – сказала я, и в моем голосе прозвучала сила, о наличии которой у себя я и не догадывалась, – моими устами снова заговорил лес. Огромный, невероятно сильный лес.

И Бен застыл, широко распахнув глаза. Я видела, как он пытался пошевелиться, но не мог.

Лес сдерживал его, потому что этого хотела я.

– Эйвери, – снова прошептал он, но я отвернулась от него.

Сначала я шла медленно, но постепенно ускоряла шаг и, наконец, побежала.

Не оглядываясь.

Я думала о родителях, о том, как они умерли, и по щекам ручьем лились слезы, а лес горевал вместе со мной, горевал очень сильно, и это первобытное мощное чувство меня потрясло. Я не могла сказать наверняка, была ли это ярость, чувство утраты, страх или все вместе. Понимала лишь то, что эти эмоции испытывала я сама.

Внутри я сдерживала бесконечно долгий крик, он родился прямо в глубине моего сердца, и я знала, о чем… или о ком был этот вопль. О Бене.

Мое сердце было полно Беном, и мне необходимо было об этом забыть. Необходимо.

Но как быстро ни бежала, я не могла перестать думать о нем.

29

Я прибежала к Репе, забыв, что бросила ее, когда она ушла на чердак, уверенная в том, что я жду, пока она принесет мне чемодан. Но, влетев в дом, я тут же вспомнила об этом: она сидела на полу и плакала, как будто наступил конец света.

И мне тоже хотелось разрыдаться, как она.

– Эйвери, – сказала бабушка, увидев меня, и в ее голосе я услышала возмущение, ужас и облегчение. А также любовь.

– Я… я, – начала я, а потом расплакалась.

Рене встала, подошла ко мне и обняла. Позволяла ли я ей сделать это хоть раз с тех пор, как не стало моих родителей? Я не могла вспомнить.

Она обнимала меня, прижимая к себе, и я тоже обхватила ее руками, радуясь тому, что она у меня есть. Сейчас я поняла, что она была у меня всегда. В детстве я ее обожала, а потом отвернулась от нее. Но сердце мое этой любви не забыло, и она вернулась ко мне, я ощущала эту любовь, когда бабушка меня обнимала.

– Бабуля, – сказала я и услышала, как у нее перехватило дыхание. – Случилось нечто ужасное, и я… – Я замолчала. Я не могла заставить себя произнести имя Бена или сказать ей нечеловечески ужасную правду.

Мне не хотелось думать, что это Бен разрушил мою старую жизнь, но я должна была все рассказать, несмотря на чаяния своего ненадежного сердца. Потому что мои родители заслуживали этого. Они не должны были умереть, и несмотря на то, что Бен любил меня, даже несмотря на то, что я полюбила его – чего не должно было произойти, ведь как я могла любить его, зная страшную правду? – я обязана была поведать все, что знала.

– Серебристые вспышки, – прошептала я, и Рене уставилась на меня.

– Что? – переспросила она.

– В ту ночь, когда умерли мама с папой, я видела серебристые вспышки. – Рассказать все будет непросто, но я справлюсь. Я должна это сделать. – Я видела… Это был не человек, – продолжила я. – Я считаю, что тот, кто зарезал Тантосов, убил и маму с папой. Я помню, что в газете говорилось, будто это волк, но мне кажется… – Я опять осеклась.

Надо было просто сказать: «Это сделал Бен». И все. Всего три слова, но они застряли у меня в горле. Они ранили меня в самое сердце, и я так и не смогла их выговорить.

Я не могла произнести эти три слова. Даже теперь.

– Серебристые вспышки? – прошептала Рене. – Как глаза волка? Волка, который не всегда бывает волком?

Я уставилась на нее. Откуда она знает?

– Я тут почти всю жизнь прожила, – сказала бабушка, словно услышав мой невысказанный вопрос. – Я знаю, о чем говорят люди. Знаю, что обитает в лесу.

– Папа в это не верил.

– Я в курсе, – ответила Рене. – Это я его так воспитала. Я говорила ему, что это всего лишь вымысел, потому что у меня не было другого выбора. А теперь я хочу знать… Эйвери, что ты видела?

И я ей рассказала.

Слушая мое повествование о том, что я видела – как серебряные вспышки, очень быстрые и очень жестокие, разодрали моих родителей, о том, что я спряталась и за всем наблюдала, – она побледнела.

– А потом, когда Бен… когда Бен сказал, что нашел мое лукошко, с которым я пошла за грибами, я… я поняла, что случилось.

– Нет, – простонала Рене и снова расплакалась. – Ты уверена, что Бен?..

– Да, – прошептала я, перебив ее. Я не дала ей произнести эти слова, потому что они были слишком тяжелы для меня, хотя и знала, что она собирается сказать. – Я в этом не сомневаюсь. Хотела бы я, чтобы это было не так.

– Но зачем ему было творить этот ужас?

– Его родственников – всю семью – убили, и он из-за этого очень переживает. И я не уверена, что он в состоянии держать себя под контролем, когда меняет облик. Бен говорит, что ни за что не причинит мне зла, но той ночи, как и прошлой, он не помнит, а когда он проснулся сегодня утром, руки у него были в крови.

Рене уставилась на меня:

– Кто убил его родителей?

– Он лишь сказал, что это были Охотники, люди, которые убивают таких… таких, как он. – Я осеклась. – Это правда? Или он… – Я не могла вслух предположить, что Бен лгал.

– Я слышала рассказы об Охотниках, которые посвящают жизнь поиску людей, которые… не просто люди. И знаю, что когда они их находят, то убивают.

– Откуда тебе это известно? – удивленно спросила я, но Рене покачала головой и ответила:

– Я же сказала, что прожила тут почти всю свою жизнь. Бен не… В лесу есть и другие, подобные ему, и я раньше… – Она замолчала, набрав полные легкие воздуха. – Надо позвонить Рону, – сказала она. – Надо, чтобы он приехал сюда сейчас же. Он сможет найти Бена и велит кому-нибудь присмотреть за нами, чтобы мы были в безопасности.

– Нельзя, – прошептала я. – Рене, он меня любит. И я… – Я осознавала, что собиралась сказать. Я это чувствовала. Но сказать такое, несмотря на все, что произошло…

Кем я после этого буду?

Я ожидала, что Рене передернет от злобы или отвращения, но она опустилась рядом со мной на колени и обхватила мое лицо руками.

– Он очень сильный, – сказала мне она. – Они все наделены большой силой. Эйвери, они прекрасны, они не похожи ни на что другое… ни на кого другого, и они могут заставить тебя поверить в вечность. Они могут заставить поверить во что угодно.

– Он не может. В этом все дело. Бен не в состоянии заставить меня думать то, что нужно ему. Он хотел, но ничего не вышло.

– А что он пытался… чего он от тебя хотел? – спросила Рене дрожащим голосом. – Вы…

– Нет, – ответила я, качая головой, но почувствовала, что мое лицо порозовело. Я не отважилась сказать бабушке, что хотела того, чего она боялась. – Он просил меня не ходить в лес.

– И все? – сказала Рене, а я закрыла глаза, и меня охватила тоска.

– Еще он не хотел, чтобы я ходила в родительский дом, – прошептала я. – Я однажды отправилась туда, а он… он меня остановил.

Он спас меня от дерева.

Или?

– И ты не пошла домой, да? Как он и хотел. – Рене говорила тихо, с пониманием.

Я покачала головой, и мои глаза снова налились слезами.

В сердце бушевали чувства. К Бену. И я…

Но надо было сделать это ради своей семьи.

– Звони Рону, – сказала я. – Расскажи ему, кто убил моих родителей. – Я сглотнула. – Расскажи ему… расскажи про Бена и про лукошко.