Текст книги "Сын пламени (СИ) "

Автор книги: Айше Лилуай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Айше Лилуай
Два осколка огня

Часть вторая. Сын Пламени.

Глава 1

 Хрустальный звон бубенцов в ушах… Чистый, как голос лесного родника. Тонкий, как звуки свирели. Смутно знакомый… Где она могла его слышать? Уже и не вспомнить. Уже почти все равно.

 Не было ни тревоги, ни страха. Не было отчаяния. Они как будто растворились в густом тумане, помутившем рассудок и отнимающем самое дорогое – жажду бороться дальше. Вся воля, как вода, утекла сквозь тонкие пальцы холодного безразличия. И не было сил… Не было сил уже даже просто на слёзы. Осталась только безудержная тоска.

 Но даже сквозь её обволакивающую пелену порой пробивались яркие искорки из прошлого. Пробивались, чтобы тут же погаснуть, лишь раздразнив. А она даже не успевала понять, что это было… Не успевала зацепиться. И тонула…

 Тело не болело, как в тот раз. Только затекли ноги, да железные цепи натёрли мозоли на запястьях. Тело не болело – болела душа. Оттого, что не видела света. И цели тоже не видела.

 Нет. Надо открывать глаза. Надо…

 Глубоко вдохнув, Тайша заставила себя вернуться в реальность и в который раз за четыре дня оглядела свою темницу, до сих пор не веря в то, что открывалось глазам. Опять в плену. Опять в плену у людей. Но как же всё изменилось с того раза! Тогда она лежала, связанная верёвками, на промёрзшей земле, возле зловонного болота, израненная и измученная, и только хмурые холмы защищали её от лютого ветра с моря. И вокруг были дикари в звериных шкурах, с безумными глазами, со свежей кровью на губах… А теперь…

 Теперь она, пусть даже прикованная цепями к стене, сидела в просторной комнате с двумя большими окнами, и два раза в день сюда приходил какой-то мужчина – приносил пленнице еду и поддерживал огонь в очаге, позволял уходить в смежную с темницей уборную специально для заключённых, а потом снова заковывал в кандалы. Всё это с самого начало удивило Тайшу – но не так, как сам тюремщик.

 Это был человек. Но уже не зверь, не хищник – даже дикарём его нельзя было назвать. Он умел говорить – просто, но складно. А значит, умел и мыслить. И хоть на лице его всегда застывало жёсткое, каменное выражение, ни о какой жестокости не было и речи.

 Выходит, люди всё-таки изменились! Но как? Ведь Сильфарин не возвращался на восток уже… сколько? Тринадцать лет? Да, и даже больше…

 Сильфарин! Воспоминание о нём подняло Тайшу со дна равнодушного безумия, вспыхнув яркой звездой, вернув тепло и свет в опустевшую душу – и тут же резануло по сердцу возродившейся острой болью. Резкой, как выпад ядовитой змеи.

 Как он мог тогда её оставить? Как мог убежать, даже не попрощавшись, лишь короткую, сухую записку оставив: «Я должен искать, чтобы найти». Нашёл ли?

 И где ты теперь, душа вечно юного Инзала? Где же? Знаешь ли ты, что кровь вумианов льется на белые камни, которыми выложен твой родной Алькаол? И блестит на холодных лезвиях в руках у людей. В руках у твоих сородичей, Сильфарин, Возрождённый!

 Только Тайша хотела снова закрыть глаза и забыться, чтобы убежать от горьких раздумий, как кто-то там, снаружи, щёлкнул ключом и снял с двери замок. Дверь скрипнула, отворяясь… Но вместо ожидаемого мужчины, ставшего уже всё равно что знакомым, в темницу вошёл молодой человек, которого прежде Тайша ни разу не видела.

 Вошедший был высок, строен и широкоплеч, и в его внешности было нечто притягивающее, что заставило пленницу приглядеться внимательнее к каждой чёрточке смуглого лица. На лице этом словно стояла печать невообразимых мучений, но их легкую тень едва-едва можно было уловить во взгляде жутких чёрных глаз: её заслоняла собою презрительная ненависть, тронувшая прямые брови и изгиб губ. На кого был обращен сей огонь? Вряд ли на Тайшу… Да и сама по себе эта ненависть была какой-то… странной. Она как будто зиждилась на страхе и почти детской растерянности… Или даже нет – на нежелании открыть свою душу и впустить в не спасительный свет Рунна. На стремлении обмануть самого себя.

 Пока она изучала лицо человека, он заговорил:

 – Приветствую тебя, Тайша.

 Она внезапно растерялась. Вопросов было много – но какой задать первым?

 – Почему я здесь? – выдавила, наконец.

 – Так нужно, – сухо отрезал человек.

 – Кому – тебе? – дерзнула Тайша.

 Он сжал кулаки и подался вперёд, грозно нависая над пленницей. Его волосы цвета вороньего крыла, доходящие почти до плеч, бросили тень на лицо, сделав черты еще более резкими. Но голос оказался на удивление спокойным:

 – Ты ведь не знаешь, кто я?

 – Нет, – внезапно для себя осознала Тайша. – А кто ты?

 Он выпрямился.

 – Вождь людей. Рагхан.

 Она была впечатлена и затрепетала, но не подала виду.

 – Ах, ты тот самый знаменитый сын дьявола… И зачем я тебе? Хочешь принести меня в жертву великому Аггелу Ганнусу?

 Молодой человек отрицательно покачал головой, отошел к окну и уперся руками в узкий каменный выступ.

 – Ты дорога ему.

 По спине пробежал озноб, а в следующее мгновение Тайшу бросило в жар. Дорога кому?.. Не было смысла спрашивать. Вспыхнувший ярким пламенем страх за Сильфарина так же быстро уступил место ярости.

 – Ты не посмеешь использовать меня как наживку!

 – Я уже посмел, – ровно отозвался Рагхан, не поворачивая головы.

 – Нет! Ты не добьёшься своего, дитя тьмы! Он не придёт! Ты не дождёшься, тварь! Тварь! Чудовище!

 – Чудовище? – Рагхан вернулся к ней, горько усмехаясь. – Ты права. Только не совсем…

 – Чудовище! – повторила Тайша, едва удерживаясь, чтобы не плюнуть ему в лицо. – Думаешь, мне не известно, как ты истязаешь вумианов и рельмов, взятых в плен?  Даже твои люди уже больше не звери, а ты…

 Она запнулась, когда Рагхан закрыл глаза и бессильно опустил плечи – столько в этом простом движении было обречённой скорби. Его руки метнулись к лицу, провели по коже снизу вверх, уцепились за волосы…

 – Он придёт, – прошептал вождь людей. – Я знаю, что он придёт… Ведь ты придёшь,… брат?

 – Что ты сказал? – Тайша даже не услышала собственного голоса. – Повтори последнее слово! Ты сказал… «брат»?

 – Нет!

 – Но ты назвал его братом!

 – Я ненавижу его!

 Он заскрежетал зубами и заметался по комнате, то бледнея, то вспыхивая. Тайша, сотрясаясь всем телом, молча наблюдала за ним, пока, наконец, вождь не бросился к дверям.

 – Как ты это сделал?

 Рагхан замер на пороге, не оборачиваясь.

 – Что сделал?

 – Превратил их в единое, разумное племя. В твой народ.

 Он вернулся. Подошёл, присел напротив Тайши на корточки. Вздохнул, чтобы успокоиться, заглянул прямо в глаза.

 – Я дал им имена. Уже тогда они перестали быть животными для меня. Я научил их языку. А потом… потом стало гораздо проще: сила слова очень велика. И мне не понадобился магический Свет, за которым охотится твой дорогой мальчик. Мне не понадобилась помощь моего бога, кем бы он ни был. Я всё сделал сам, вопреки воле того, кто создал меня. Я сам. Точнее, мы. Все мы. Изнурительным трудом люди вытащили самих себя из болота, в котором погрязли. Только трудом! Мы вместе осваивали жизнь – строили, шили одежду, приручали животных, учились вспахивать землю, сеять и собирать урожай. Мы вместе прошли через всё это. За тринадцать лет. Мы! Я и моё племя.

 Тайша дрогнула, глядя в чёрные глаза вождя, и почувствовала, как сжалось её сердце. Но не от страха, нет – скорее оттого, как трогательно, с какой теплотой и даже любовью говорил Рагхан о людях, что служили ему. Его лицо вдруг вспыхнуло, как у смущённого отрока, его голос задрожал, а Тайша… Тайша поймала себя на мысли, что помимо своей воли сочувствует ему. В этот момент она возненавидела саму себя – за то, что не могла больше ненавидеть человека, который был врагом для её Сильфарина.

 – Знаешь, каково мне было смотреть на их успехи? – Рагхан опустил голову, но она успела увидеть на его губах улыбку умиления. – Особенно в первое время. Никогда не понять ни тебе, ни… ни ему, что я тогда чувствовал! Вы, вумианы, считали людей зверями… Но видела бы ты, как радовались мы, собрав первый урожай! С каким наслаждением засыпали в первых построенных нами домах! Видела бы ты, прекрасная и вечно молодая дева, как постепенно преображались, превращаясь в красавиц, наши женщины, когда я стал учить их любви к их чадам. Как сияли счастьем и восторженно кричали мужчины, которым я давал имена, делая из серой особи личность – единственную, неповторимую. Как эти самые «звери» танцевали вокруг меня, пели, смеялись до слёз и резвились, как малые дети. Как дети… Они и сейчас такие – все до единого. Порой наивные, порой напористые, упрямые, дерзкие… И ещё не знают точно, чего хотят, ещё боятся сбиться с пути. Пока их нужно вести – и я веду. Ведь моему народу всего-то тринадцать лет. А я… я его отец, ты понимаешь?

 Рагхан поднял глаза. И Тайша сказала:

 – Да. – Только из внезапно осипшего горла не вырвалось и звука, и она просто кивнула.

 – Я верю, что ты понимаешь, – шёпотом произнёс вождь. – Мой тёмный господин хотел поработить их так же, как поработил меня. Но я поклялся себе – слышишь? – поклялся, что они не разделят мою участь. И мы с моим господином начали негласную борьбу за право быть предводителем людей. Я победил, Тайша. И завоевал их любовь и добился того, чего хотел. Потому что верил в них. Потому что был рядом. Потому что сам любил их, а сейчас люблю ещё больше… В то время как твой Возрожденный убежал на запад, искать Свет Рунна! Однажды мы оба сделали свой выбор. И я выбрал своё племя. Вот как мне удалось сделать из них единый народ.

 – Но, победив, ты выиграл свободу только для них – не для себя. – Горячая слеза обожгла Тайше лицо. – Почему?

 Он посмотрел грозно и мрачно.

 – Моя свобода дороже стоит. Возможно, когда-нибудь я расскажу тебе о цене. Но не теперь.

 Рагхан решительно поднялся и вновь собрался уходить.

 – Я хотела сказать спасибо! – крикнула Тайша напоследок. – Ты открыл мне свою душу и позволил увидеть в ней что-то хорошее. А это очень важно для меня… И ещё ты… очень добр ко мне, несмотря на эти оковы. – Она дёрнула рукой, и цепь громко звякнула. – В чём причина? Не ожидала, что…

 – Повезло ведь этому маленькому мечтателю, – глухо сказал Рагхан. – Он вырос вдали от мрака и холода, в тёплом и светлом городе, среди любви и домашнего уюта. Ты спасла его – и не от тех людей, что могли его убить. От моего господина. Он был свободен, весел и любим. У него было детство, была мать… – Молодой вождь отвернулся. – У меня никогда не было матери.

 – Но я не могу быть твоей…

 – Знаю, – перебил он. – Я просто хочу доказать самому себе, что достоин… что Сильфарин…

 Рагхан так и не смог договорить. Наверное, потому что сам не до конца понимал, что за сила заставила его прийти сюда и поделиться с этой совсем незнакомой женщиной своей болью и своей радостью. Махнув рукой, он стремительно покинул темницу и запер дверь.

 А Тайша, оставшись в одиночестве, вдруг горько разрыдалась. Затихла лишь на пару мгновений – и сорвалась. Металась в своих цепях, кусала губы и билась затылком о твердую стену, повторяя, словно заклинание:

 – Он убьёт его… Он его убьёт…

 Она сама не знала, откуда взялась эта уверенность.

 Он сидел за пустым столом, уронив голову на руки. И судорожно дрожал, уже не пытаясь выровнять дыхание. Зачем? Всё равно от Хозяина ничего не укроется. Он уже знает, что Рагхан не выдержал в темнице… И этой ночью Он снова придёт…

 Опять будет свет из глаз выпивать. До дна.

 И пусть пьёт! Пусть захлебнётся! Рагхан уже привык, и теперь его волновало другое – его собственная опустошённая душа, которая упрямо не хотела оставаться опустошённой. И тщетно пыталась вырваться к свету – против воли Эйнлиэта и против воли своего обладателя, покорного власти колдуна. Она была подобна раненой орлице, упавшей на каменистое дно глубокого и узкого ущелья. Не желая покоряться, она, не способная улететь, металась из стороны в сторону и в отчаянии билась о скалистые стены, чтобы в следующий миг вновь рухнуть на землю. Без сил. И знать, что ей никогда, никогда не выбраться…

 «Зачем все это? Зачем такая жестокость? Отец мой, ты послал ко мне это существо, чтобы оно учило меня… и оно сделало из меня монстра! Может быть, ты хотел этого? Я не знаю… Но если так нужно, чтобы я был злодеем… так пусть я буду им! И пусть никогда, никогда не дрогнет мое сердце! Пусть жалость к жертве и отвращение к самому себе не тронут его! Сделай меня вторым Эйнлиэтом. Сделай! Мне уже всё равно, слышишь? И пусть меня проклинают во всех уголках Вселенной – так и мне будет легче проклинать весь мир!»

 – Не этого ли ты хотел? – беззвучно прошептали губы.

 В дверь постучали, и Рагхан, резко выпрямившись, собрался. Перед своими подданными он должен выглядеть сильным и неколебимым.

 – Входи!

 В комнату ступил здоровенный детина с широким веснушчатым лицом и распухшим от чьего-то меткого удара носом. Он был ещё весь грязный, потный и залитый кровью после очередного приступа, но дышал ровно и вообще выглядел весьма и весьма довольным, только прижимал к порезу на щеке мокрую тряпицу.

 – Привет тебе, вождь! – пробасил детина, поднимая вверх свободную руку.

 – Здравствуй, Удно. Как вумианы?

 – Ещё двоих схватили, – доложил воин.

 – И что?

 – Всё как обычно. Как ты и велел.

 – Молодец. Ты хорошо мне служишь…

 Удно замялся, опустив глаза в пол.

 – Эээ… Вождь, а что ты там с ними делаешь?

 Рагхан отвернулся от подчинённого и незаметно вздохнул. Не хотелось быть грубым, не хотелось обижать этого славного парня, которого Рагхан создал когда-то как разумное существо. Удно был глупый, ранимый и наивный – сущий мальчишка. Зато силищу имел неимоверную.

 Не хотелось быть грубым…

 – Это тебя не должно касаться, – устало произнёс вождь.

 – Да, – смиренно выговорил воин. – А… там ещё оборотни вернулись… Которых ты за беглецом отправлял.

 Рагхан встрепенулся и быстро поднялся на ноги.

 – Веди, – бросил без лишних слов.

 У крыльца их уже поджидал Шильх – старый матёрый волк – в человеческом обличье. Завидев вождя людей, оборотень низко поклонился в пояс.

 – Ну что?

 – Мы поймали его, Рагхан. Парень был ранен в драке между Младшими Братьями и далеко не смог убежать.

 – Веди меня к нему.

 Шильх кивнул и поманил за собой вождя вместе с преданным Удно. По пути он объяснял последнему особенности устройства своей стаи. В общем-то, в этом не было ничего сложного. Есть один вожак – альфа. Храбрый Као. А остальные делятся на Старших – перворождённых оборотней – и Младших Братьев – тех, кого Старшие обратили, укусив и впрыснув в кровь свой волчий яд. Они в стае были почти на положении рабов, так что эта иерархия чем-то напоминала деление рас на Низших и Высших.

 – Не думал, что Младшие у вас так часто дерутся друг с другом, – заметил Рагхан, пока они проходили по слякотной тропинке между деревянными домами.

 – Это у них так бывает, вождь… Особенно у только-только обращённых. Они немного… безумны и не могут контролировать свою ярость – с новыми звериными инстинктами не справляются. Со временем всё налаживается…

 – Но этого обратили уже очень давно!

 Шильх нахмурился и громко хмыкнул.

 – Этот – исключение из всех правил. Странный он… и как будто постоянно борется против проклятия, что сидит внутри. Один только вожак с ним справляется. Да и то – с трудом.

 – Отпустили бы вы его, Шильх – подал голос Удно. – Раз он такой… Был бы себе волком-одиночкой.

 Оборотень скосился на Рагхана.

 – Мы бы с радостью. Вожак сам предложил так сделать. Да только вот твой вождь против. Зачем-то бедняга ему очень понадобился…

 Рагхан грозно сверкнул глазами и внушительно положил руку на плечо старого волка.

 – Ты позволяешь себе даже больше, чем дерзкий Као, Шильх.

 – Прости, вождь. Но мне, правда, интересно, зачем ты так прицепился к нашему Младшему…

 Опять, как и с утра, заморосил противный дождь. Бледно-серая пелена затянула низкое небо, и со стороны океана повеяло холодом. Недовольные непогодой женщины с громкими криками принялись загонять детей в дома…

 Рагхан думал, как лучше ответить, чтобы раньше времени не раскрывать своих и без того смутных подозрений.

 – Он лучше других чувствует Цаграта, – наконец молвил вождь. – Это ведь Цаграт его обратил, а он сейчас выполняет задание вместе с Као, и через этого Младшего я могу узнавать, всё ли идет по плану.

 – А почему бы тебе не использовать для этой цели обращённого вумиана Елисана? Его обратил сам Као, а наш вожак поважнее…

 – Елисан стал оборотнем только год назад, – раздражаясь, перебил Рагхан. – А все потому, что твой вожак слишком долго отказывался от своего яда – предпочитал сразу убивать.

 Шильх смолк: ему нечем было возразить. К тому же троица уже подошла к длинному деревянному сараю на окраине Балгуша : здесь и жили Младшие Братья, когда на небе не было луны. Это сооружение являло собой довольно плачевное зрелище: дверь была выбита и валялась на пороге, никем не убранная; стены изодраны были страшными когтями; протекла хлипкая стреха, повсюду валялись клочья серой шерсти, и в ноздри бил запах псины.

 – Войдем, – коротко пригласил Шильх.

 Но Рагхан остановил его, внезапно передумав брать с собой спутников.

 – Нет. Я один пойду. А вы возвращайтесь.

 Шильх и Удно только переглянулись и пожали плечами, смирившись с прихотью великого вождя. Уже не обращая на них внимания, Рагхан вступил во мрак сарая, и тут же со всех сторон воззрились на него горящие глаза Младших Братьев. Сперва могло показаться, что обращённые хотят наброситься, растерзать голыми руками, но молодому человеку хватило одного только ледяного взгляда в обе стороны, чтобы самые задиристые из них тихо заскулили и отступили еще дальше в темноту.

 – Где он? – не спросил – потребовал ответа.

 Один из Младших, кому хватило храбрости, вышел вперёд и медленно указал жилистой рукой в самый дальний угол жилища. И тут же отошёл, пятясь и наклоняясь почти до самой земли, а Рагхан в несколько широких шагов оказался возле неудавшегося беглеца, что скорчился на мокрой соломе.

 Присел рядом.

 – Тебе не уйти от меня…

 Оборотень глухо зарычал, но Рагхана это не отпугнуло. Он наклонился ближе, стиснул плечо, повернул лицом к себе…

 Ледяные волчьи глаза вспыхнули аметистом…

 – Тебе не уйти, провидец Альдер.

Глава 2

 Занималась заря. На небе проступающая сквозь сумрак голубизна гасила в себе бледные звёзды и серп луны, сливаясь к горизонту с розоватыми мазками пробудившегося солнца. Ветер разогнал зыбкий туман над поверхностью озера, тронул воду холодными ладонями, мелкую рябь пустил – и присел, притихнув, в зарослях камыша. На берегу юный пастушок пас овец, и тонкий голосок его свирели робко вплетался в негромкую и нежную мелодию утра. Худой старик-рельм в потёртой и заплатанной одежде собирал в лубяную корзину какие-то луговые травы.

 Подойдя в своих поисках к самой кромке леса, травник насторожился: чуткость умудрённой опытом старости подсказала, что за ним наблюдают. Незнакомец не заставил себя ждать – почти сразу же из-под темно-зелёной сени сонных елей выступил молодой свон. И слегка наклонил голову перед рельмом, окликнув кого-то:

 – Отец…

 Второй свон – крепкий и зрелый мужчина – встал подле первого, кивком поприветствовав старика. Тот даже растерялся от неожиданности: своны в «нижнем» мире, тем более в последние тёмные годы – большая редкость! Что заставило этих двоих покинуть Галь-та-Хур, знаменитую на полмира, но загадочную и недоступную «Звезду на камнях», оставалось неясным.

 – Не удивляйся, старец, – улыбнулся старший из свонов. – Кому приходится по-настоящему удивляться, так это мне и моему сыну: кажется, облик всего Амариса изменился с тех пор, как я последний раз покидал хребет Эвиля. – Он задумался, почесав подбородок и переглянувшись с юношей, которого назвал сыном. – Рельмы в Андагаэне… Уж не люди ли заставили вас бежать так далеко на запад, а, старик?

 Травник опустил голову и тяжело вздохнул.

 – Люди, люди… Кто ж еще?

 – Выходит, весь восток наводнили теперь эти дикари? – поднял брови молодой свон. – И погубили даже Аруман?

 – Ах, да что ты! – старик схватился за сердце и побледнел. – Не дай то Вардван! Слава небесам, Аруман еще стоит, и вождь Колириан по-прежнему восседает там на своем троне. И в стенах его замка растет и готовится принять груз отца юный Алиат. Но войско людей захватило и сожгло множество наших деревень, и повсюду, повсюду на востоке рыскают воины жестокого Кальхен-Туфа, нагоняя страх на жителей и почти каждый день забирая по одному рельму к себе в плен. Иные видели, как пленников этих угоняли к восточному побережью…

 – Постой! – нахмурился старший из сыновей Племени Белого Пера. – Войско? У дикарей? И ровно по одному забирают? И не убивают всех подряд? Ничего не понимаю…

 – И впрямь давно не покидали вы свою «Звезду», – горько усмехнулся травник. – Изменились люди… Стая кровожадных зверей превратилась в сильную армию новых Высших.

 – Высших?!

 – Да. Теперь они по праву Высшая раса – самая многочисленная раса Востока! Они даже выглядят теперь, почти как… – старик запнулся и скривился, словно от унижения. – … Как мы.

 Своны переглянулись изумленно и озабоченно.

 – Спасибо, старец, – сказал наконец старший, и оба поклонились. – Теперь извини нас за вмешательство и ступай себе дальше.

 – Пусть Вардван осветит твой путь, – добавил молодой.

 Удивленный столь почтительным обращением со стороны гордых жителей Эвильских гор, травник растеряно кивнул на прощание и продолжил поиски лекарственных травок, только когда своны взмыли в бледное осеннее небо и растворились в нём.

 – Эх, страшно… – вздыхал он. – Что сейчас в мире-то творится… Так и с ума сойти простому рельму недолго!

 – Отец, о чем ты думаешь? – рассекая низкое небо, спросил юноша.

 Лицо старшего свона стало еще мрачнее, чем обычно, с тех пор, как оба покинули отряд, отправляясь на разведку. Даже светлые глаза потемнели.

 – О том, что тринадцать лет – это очень много…

 – И что теперь будет? Думаешь, с дикарями драться было бы намного проще?

 – Конечно. Но… не торопись, Шагхара. Сейчас всё обсудим, поразмыслим хорошенько и решим, что делать дальше.

 – Да, отец.

 – Лучше давай пока опустимся ниже: они должны быть где-то неподалеку…

 Они опустились до самых макушек тесно растущих сосен и спустя некоторое время уже заметили спутников, которых оставили позади день назад. Добравшись до места, оба свона ступили на твердую землю. Рядом с тлеющими поленьями сидел, чуть сгорбившись, рельм средних лет и бесцельно водил по рыхлой земле длинной палкой. Завидев свонов, мужчина кивнул в знак приветствия и шепотом сообщил:

 – Они еще спят. Мы шли почти всю ночь напролет.

 Почтительно поклонившись товарищу, своны молча сели на сухое бревно возле костра и застыли так. Рельм не отрывал от них пристального и пытливого взгляда.

 – Разузнали что-нибудь, Норах?

 Сын Племени Белого Пера закрыл глаза. Глубоко вдохнул – и медленно выдохнул, освобождая грудь от давящей усталости и смутного беспокойства.

 – Чуть позже, Ругдур. Пусть сначала они проснутся…

 – Как угодно. – Рельм пожал плечами и наконец-то отбросил в сторону ненужную палку.

 Прислонившись спиной к стволу дерева, Норах склонил голову себе на грудь и задремал, а его сын, которому совсем не хотелось спать, принялся наблюдать за своими спутниками, ожидая пробуждения остальных.

 Сатир, неспокойно лежа на боку, беззвучно шептал что-то одними губами и то и дело лягался козьими ножками, словно во сне отбивался от полчища незримых врагов. Раздвоенное копытце его больно ударило Шагхару по голени; ругаясь, молодой свон нагнулся и отпихнул Низшего, но тот даже не обратил внимания. Ровно дышала крепко спящая Великая, подложив обе ладони под нежную щёчку и только изредка подёргивая от холода плечом. Чуть поодаль лежал на спине последний член отряда – совсем еще молодой мужчина с открытым лицом, отмеченным благородной, даже одухотворенной красотой, и прямыми, решительными чертами. Его каштановые волосы вились на лбу и возле высоких скул, и несколько жёстких тёмных волосков пробивались сквозь кожу на чистом подбородке, чуть приподнялись густые брови, на губах лежала легкая тень улыбки. И хоть руки спящего были скрещены на груди, словно закрывая душу от внешнего мира, он казался необыкновенно счастливым и умиротворенным. И весь облик его источал тепло и силу.

 – Эх, как крепко спит, – с легкой завистью пробормотал Шагхара. – Да с таким видом, будто лежит дома в теплой постели, а на дворе весна и нет никакого мрака. И никакой войны. Никакой крови…

 – Это он только во сне, разве не заметил? – отозвался Ругдур, тоже глядя на спящего. – Бог знает, что ему снится, да только реальность у него, бедняги, настолько ужасной оказалась, что тут любой сон покажется раем. Наступит утро – и он снова будет вынужден окунуться в наш жестокий мир, где только с мечом в руке можно выжить…

 – Грустно ты говоришь, Ругдур, – вздохнул юный Шагхара.

 – Говорю, что считаю правдой, дружок, – ответил рельм. – Не повезло нам с тобой жить в столь темное время, а ему-то как не повезло… Хотя, кто знает, может быть, дальше будет еще хуже и сейчас нам должно только радоваться?

 Шагхара не ответил – только плечами пожал.

 – Может быть, – сонно проговорил вновь пробудившийся Норах. – Да только не так это просто…

 По лицу Ругдура скользнула горькая усмешка. Он быстро и как-то нервно поднялся на ноги, расправил затекшие от долгого сидения плечи и широкими шагами обошел стоянку. Вернувшись, остановился прямо напротив свонов и как будто хотел что-то сказать, но тут проснулась Великая и громко ахнула, увидев солнце, успевшее уже подняться над лесом.

 – Уже так поздно, а мы еще спим! – Сайибик легко вскочила.

 – Тише, тише! – негромко рассмеялся Ругдур. – Мы, кажется, пока никуда не торопимся… Только ты со вчерашнего вечера все подгоняешь нас вперед.

 Норах насторожился и искоса глянул на немного обиженную словами рельма деву.

 – Вперед подгоняешь? – переспросил он, подняв брови и вопросительно, и насмешливо.

 – Что-то не так, Великая? – почтительно наклонил голову Шагхара.

 Сайибик тепло улыбнулась юноше, перед этим одарив недовольными взглядами старших мужчин. И любезно пояснила:

 – Надеюсь, ты-то понимаешь, что сейчас в любом случае опасно медлить. Враг, должно быть, уже следит за нами, и чем быстрее мы будем двигаться, тем лучше. – Она нетерпеливо толкнула в плечо сопящего рядом Улдиса, но тот не отреагировал.

 Зато разговоры разбудили человека.

 – Доброе утро, наставница… О, а вы уже вернулись? – Юноша сел, проведя рукой по лицу и откинув со лба прядь волос. – Быстро же вы…

 – Ты, видно, нас недооценил, друг, – ухмыляясь, важно заметил Норах. – На своих крыльях мы мчимся быстрее лучших коней, забыл?

 – Да-да, верю, – смеясь, отмахнулся Сильфарин, но смех его оборвался так же быстро, как и родился. – Быстрее всех, кроме одного единственного…

 Дальше он говорить не стал: тоска о потерянном друге омрачила пробудившееся сознание. Вместо этого просто спросил:

 – Так что вы обнаружили? Всё плохо?

 – Сейчас все расскажем, – пообещал Норах. – Только соню нашего растолкаем – и тут же начнём!

 В этот момент Шагхара, мстя за пинок, довольно сильно ткнул спящего сатира кулаком в ребра; тот охнул и тут же проснулся, ловко вскочив на ноги и глядя в глаза свона, где плескалось тёплое веселье.

 – Что такое? Нас атакуют? – протараторил Улдис и замотал из стороны в сторону своей рогатой головой.

 – О, да, конечно! Целое стадо взбесившихся кровожадных людей, – сообщил Сильфарин, вновь подхватывая озорной смех Шагхары.

 Сатир метнул на обоих юношей уничтожающий взгляд и погрозил кулаком.

 – Ну, всё, молодежь, – прервал их мрачный Ругдур. – Хватит уже дурачиться. А ты, Улдис, им только потакаешь…

 – Я? – Сатир изумленно вытаращил на рельма глаза. – Когда это я…

 – Норах, так что вы узнали? – громко перебила всех Сайибик. – Рассказывайте уже…

 И своны вкратце поведали друзьям о том, как удивили их маленькие поселения рельмов чуть к северо-востоку от места стоянки, как в нескольких местах довелось услышать это имя – Кальхен-Туф – всегда произносимое со страхом и трепетом, как этим самым утром старый травник рассказал о преображении людей…

 – Выходит, они обрели разум, но остались такими же жестокими, – подытожил Ругдур, по своему обыкновению хмурясь.

 – И души их все еще отданы тьме, – вздохнула Сайибик.

 Она смотрела вдаль и раскачивалась из стороны в сторону, обхватив руками колени. Читала. И остальные притихли, зная: в такие мгновения лучше Великую не отвлекать. Но Знаки быстро замолчали, видимо, так ничего и не прояснив, потому что Сайибик только опять вздохнула и встретила выжидающий взгляд Сильфарина.

 – Ну что? – едва слышно спросил он.

 Она только растеряно покачала головой, но Сильфарину этого было недостаточно.

 – Думаешь, этот Кальхен-Туф… – это он?

 – Не знаю…

 Молодой человек порывисто встал и перекинул через плечо широкий ремень, на котором болтались кожаные ножны с мечом.

 – Ты куда собрался? – всполошился Улдис. – Мы ещё не…

 – Я сейчас вернусь, – бросил Сильфарин, не оборачиваясь.

 И исчез в чаще.

 – Что с ним такое, Ругдур? – недоумевал Шагхара.

 Рельм пожал плечами: он и сам ничего не понимал.

 – А почему ты у меня-то спрашиваешь?

 – Мне кажется, ты его лучше всех знаешь…

 – Да уж. Если бы.

 – Вы видели, как изменилось его лицо, когда мы заговорили о Кальхен-Туфе? – не унимался Шагхара. – Он… Отец, ты видел? У него даже губы побелели! Неужели только я заметил?

 – Нет… – Сайибик спрятала лицо в ладонях. – Не только ты.

 Прозрачный воздух наполнился легчайшими хлопьями первого снега. Кружась на ветру, они падали на твёрдую землю, уже готовую к приближающейся зиме, и постепенно укрывали её осеннюю наготу тонким белым покровом. Мерно раскачивались лапы елей, медленно-медленно плыла по серому небосклону пелена тяжёлых облаков, лес притих… И только изредка над головой раздавались пронзительные крики поздних перелётных птиц, нагоняющие тоску и тревогу.

 Сильфарин без цели бродил между деревьев, проводя руками по шершавой коре, и старался ни о чем не думать – но не мог.

 Не мог он не вспоминать два чёрных омута, пустых и холодных, не мог не видеть снова и снова, как раскрылась перед ним израненная душа – словно ужасающий взор край, разорённый дьявольским пламенем, где истощённая, истоптанная сапогами земля стонет и выдыхает ядовитый пар, где чёрное небо раскрывает огненную пасть, чтобы проглотить всё живое…

 Эта душа не могла принадлежать мальчику. Нет, её захватила чья-то незримая тень, расправляющая огромные крылья над сжавшимся в комочек младенцем, готовая в любой момент протянуть страшную руку – руку, похожу на ту, из сна – и раздавить гулко бьющееся детское сердце.