Текст книги "Алуим (СИ)"

Автор книги: Айкон Дарий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

"Кто ты? Где ты?"

Крепко сжимаю кулак и движусь вперёд. Пока иду, смотрю только прямо, хотя периферическое зрение продолжает искать любое постороннее движение. Я до сих пор ещё не решил, чему больше верить: шестому чувству или зрению. Полагаюсь на всё сразу. Готовлюсь, чуть что, дать кому-нибудь в морду. И в то же время боюсь ощутить чужое касание из неоткуда. Боюсь чьей-то руки на своём плече. Вот уж когда приходит осознание, что все фильмы ужасов в детстве я смотрел зря. Шаг. Ещё шаг. Заглядываю в кухню. Никого нет. Вернее, никого здесь не вижу. В конце коридора – тоже. Но разве это повод для успокоения?

Тут гул начинает нарастать. Стремительно, со всех сторон. Воздух будто густеет, переполняется напряжением, обволакивает меня, щекочет, щиплет низкими разрядами тока. Каждой клеткой своего тела я чувствую приближение. Я не трус, но мне страшно. Ладонью вытираю пот со лба, оборачиваюсь. Что-то движется из зала. Точно. Я уловил. Но как же так?!

Быстрым шагом направляюсь в свою комнату. Прохожу мимо холодильника и поворачиваю налево. Дверь в комнату закрыта. Пытаюсь тихонько открыть, но всё равно раздаётся щелчок. Чёрт! Хотя, что я, в самом деле. Заскакиваю, снимаю с себя быстро пропотевшую футболку, бросаю на спинку стула, стоящего у окна. Окидываю взглядом комнату и вдруг понимаю, что оказался загнанным в угол. Возникло желание резко метнуться в комнату напротив и разбудить родителей. Но что я им скажу? Увидев мои глаза, они сразу поймут: в крови сына бродят запрещённые препараты. Выходит, встречи не миновать. Я уже интуитивно догадываюсь, но боюсь это озвучить даже в мыслях. Подхожу к дивану, постель я сегодня не убирал. Скидываю штаны. Ложусь. Укрываюсь одеялом по самый подбородок и смотрю в сторону дверного проёма. Настоящий мужской способ встретить неизбежное. Все мои действия происходят на автомате, но я почему-то знаю, что они должны быть именно такими. Чувствую непонятный гул, чувствую его всем телом. Чувствую приближение. Дыхание замедляется, я пытаюсь подготовиться к встрече. Глаза распахнуты, зрачки расширены на максимум, но что толку. Мне остаётся принять всё как есть и ждать.

Через приоткрытую дверь видна часть стены в прихожей, слабо освещённая бледной луной. Я всматриваюсь изо всех сил, это всё, на что я сейчас способен. Всматриваюсь и вижу мелькания, медленно выплывающие из-за угла холодильника. Легкие искажения пространства. Как пар над чайником искажает то, что находится позади него. Они играют светом, слегка искрятся. Они высотой в полный человеческий рост. И они движутся в мою сторону.

Треск в ушах быстро усиливается. И мне слышно, что шёпот действительно есть. Он женский, теперь я это знаю. Размытый, не разобрать ни слова. Странные звуковые волны всё приближающихся мельканий. Они просачиваются сквозь десятисантиметровую щель. Им нужен я.

Горло будто сдавило удавкой. Подбородок напряжён, язык с силой упирается в нижние передние зубы. Не могу издать ни звука.

Нечто вплывает в комнату и останавливается в полутора метрах от меня...

Глава 2.

Три часа дня. Секундная стрелка на круглом оранжевом циферблате только-только начала отматывать первую минуту. В комнате светло, не смотря на задёрнутые шторы. За окном ярко светит солнце, после полудня оно всегда прямыми лучами хочет ворваться на мою территорию. Слышу визг играющих во дворе детей. Слышу шум из кухни – отец уронил на пол крышку от сковороды. Ругается. Видимо, снова заляпал штаны жиром.

Хочу приподняться, но движения рук и ног скованны – тело всё ещё хранит память прошедшей ночи. Как давно я проснулся? Сколько я уже так лежу? Полчаса? Час? Я даже не знаю, много это или мало. Мне вообще сейчас сложно что-либо знать наверняка. Опускаю голову на подушку и возвращаюсь во вчера. Глубоко дышу. Вдыхаю через нос, выдыхаю через рот. Мне есть, что вспомнить. И есть кое-что, о чём забыть не получится никогда...

Нечто вплыло в комнату и остановилось в полутора метрах от меня. Тихо. Такая громкая тишина. Похожая на авиа налёт десятка бомбардировщиков. Сглотнул слюну. Руки сжали край одеяла. Ноги напряжены. В кончиках пальцев возникло странное жжение. Я здесь не один. Не один! Но встать и включить свет не хватит решимости. А у кого бы хватило? Сознание сомневается, взбудораженный мозг пытается анализировать. Но в темноте комнаты всё видно намного хуже. Я знаю одно – сгусток энергии с человеческий рост возвышается сейчас надо мной. И я уже понимаю, кто это. И я не хочу, чтобы она видела во мне такой страх.

Мгновения собираются в секунды, те неторопливо переходят в минуты. Время тянется медленно, наваливаясь на меня в виде усталости. Волнение и ожидание сжигают мои внутренние силы. Почему ничего не происходит? Я не знаю, что будет дальше, но уже хочу, чтобы что-то поскорее случилось. Даже если придётся кричать или прыгать в окно. Даже если...

В этот момент что-то меня коснулось. Коснулось моей правой ноги. Я оцепенел, лишь в голове зашуршала мысль "Хотел – получай". Тут же попытался отдёрнуть ногу, но не смог. Она онемела, словно бы я несколько часов пролежал в сугробе – ледяной холод проник до самой кости.Через секунду странная волна пробежала по моему телу. Волна неожиданного успокоения. Она началась именно с ног и пошла вверх, особенно ощущаясь в спине и затылке. Я больше не чувствую опасности. Я получил неизвестный наркоз. Веки тяжелеют, мышцы глаз расслабляются, расслабляются мышцы рук и ног. Стук сердца замедляется. Странно. Всё очень странно. Я засыпаю. И, может быть, увижу космос, в котором нет того бесконечного одиночества, охватившего всю Вселенную. Увижу большой красивый город, в котором кто-то ждёт меня и скучает. Увижу море и брызги, летящие мне в лицо. Услышу знакомый смех. Я действительно засыпаю. И нет никаких сил, чтобы этому воспротивиться. Да я уже и не стараюсь. Глаза закрываются. Ведь так я увижу больше...

Маленький круглый столик. Приглушённый свет. Лёгкая фортепианная музыка. Ароматы кофе и цитрусовых от двух горящих передо мной свечей. Я огляделся, пытаясь понять, что это за место. Отовсюду доносились голоса, но рассмотреть интерьер и присутствующих не получилось – в нескольких метрах от меня картинка начинал плыть. Тихий стук каблуков. С правой стороны – оттуда, где секундами ранее в комнате ощущалось присутствие – ко мне подсела Ира. В красном облегающем платье, с замысловатой причёской. Плечи открыты, пряди волос изящно обрамляют лицо. Красивая, спокойная. Руки сложила на столе, скрестив пальцы. На запястье браслет, который я подарил ей на нашу первую годовщину. Ира посмотрела мне в глаза и улыбнулась так искренне, так по-родному, что я сразу почувствовал себя лучше. Улыбнулся в ответ, уголки губ разъехались сами собой.

Ира чуть склонилась вперёд и что-то долго мне говорила. С интонацией, с расстановкой. Что-то очень важное. Но я совершенно не помню, что именно. Ни слова. Будто кто-то стёр запись в моей голове. Помню лишь ощущения. Её слова волновали и удивляли, как если бы мне открылись тайны бытия. Они трогали за живое и вызывали гнев, как если бы мне пришлось всю жизнь отбывать срок за чужие преступления... Эмоции сменялись одна за другой, но я молчал. Слушал, не желая прерывать. А Ира всё говорила, говорила. Что-то искреннее, трогательное, что не успела сказать мне при жизни. А может быть и нет. Кто-то начисто стёр эту запись. Но её слова проникали в душу.

Я так зациклился на том, о чём забыл, что на время даже перестал удивляться тому, о чём помнил. Ночью ко мне приходила моя умершая девушка. Умершая! Приходила!

"Вдумайся в эти слова, Влад!"

"Ты глуп и ведом..."

"Да пошёл ты!"

Снова слышу шум из кухни и ругань отца. Что он там такое готовит? Встаю. Нужно чем-то заняться, иначе голос меня достанет. Подхожу к окну, попутно надевая на себя синие спортивные штаны с полосками. Рукой убираю шторы и тюль в сторону. Щурюсь, несколько раз моргаю и смотрю вниз. Дневной свет и грохот кастрюль хорошо отвлекает от случившегося. Теперь нужно привести в порядок голову после таблеток, прекратить тормозить, вернуться в реальный мир. Вчера я и космическую станцию видел, и белого удава. И что из всего этого реальность?

– Влад! – доносится крик. Меня заметили парни со двора, сидящие на лавочках под деревьями и попивающие пивко. Артур машет мне рукой, приглашая идти к ним. Они ждали меня? Наверное, с самого утра обо мне говорят. Обо мне и Ире. Неподалёку вижу "девятку" Богдана, но самого его нет. Скорее всего, пошёл в киоск за чипсами. Ночевать будет у Катюхи. Тоже хочется пива. Спущусь, посижу с ними, погреюсь на солнце. Хватит пока что с меня этих снов и космосов.

Беру из шкафа любимую жёлтую футболку и иду в кухню. Там отец уже доедает обед. И это столько шума из-за обычной яичницы? Ну да ладно. Надо бы тоже чего-нибудь перекусить. Матери дома нет, она ушла в парикмахерскую. Когда же ещё, если не в воскресенье. Отец молчит, как бы оказывая мне услугу, не лезет в душу. Их с матерью на похоронах не было. Я уговорил, чтобы не ходили. Так мне было бы ещё тяжелее. Видно, что он хочет что-то спросить, но сдерживается. Его можно понять, они с Ирой давно нашли общий язык и вместе пытались то перевоспитывать меня, то порой даже подшучивать. Теперь ему долгое время будет не до шуток.

Открываю холодильник, беру большой отрезанный кусок ветчины, хватаю со стола хлеб и иду к входной двери. Сухомятка не лезет в горло, но я разделаюсь с этим бутербродом. А у пацанов во дворе найдётся, чем запить. Надеваю кроссовки и выхожу.

На скамейке сидят рыжий Олег, Артур и Бодя, наворачивающий чипсы. Вован стоит, курит. Ганс прохаживается из стороны в сторону. Санёк сидит на корточках. Всех их я знаю с самого детства, все копались в одной песочнице. Олег живёт со мной в одном доме, в последнем подъезде. Лет десять ходит на бокс. Так что дразнить из-за цвета волос его перестали ещё в шестом классе. Но он сам по себе спокойный. Санёк – "приблатнённый типочек". Это мы в шутку так его называем. Вообще он нормальный пацан, но перенял от старших братьев, отсидевших по два срока каждый, определённые манеры. Кепка – летняя, осенняя, зимняя – главный атрибут его гардероба. Считает большинство женщин продажными тварями, хотя сам только о них и говорит. Артур – младший брат Серёги Чёрного. Такой же смуглый, только повыше и пошире в плечах. Выглядит задумчивым. Частенько произносит умные вещи. Вован занимается баскетболом. Высокий, выше Богдана. Любит покурить травку, этим он мало отличается от большинства пацанов. Ганс – лучший друг Санька. Вообще, по паспорту его зовут Антон. Но я уже и не вспомню, как давно его стали называть Гансом. Крепкий, серьёзный, но без понтов. Когда пьяный, ему напрочь срывает крышу, поэтому последнее время пьёт только лёгкое пиво. Чаще ухмыляется, чем улыбается. Но если у Санька ухмылка малолетнего гопника, то у Ганса она всегда что-то в себе несёт. Богдан. Мой лучший друг. Мы с ним познакомились в секции таэквондо, когда нам было по девять лет. В первом же спарринге поразбивали друг другу носы. С тех пор и дружим. Помимо спорта он увлекается машинами. Обожает их. Я же этой его страсти не разделяю. А он не разделяет другим моих интересов – астрономии и философии. Но в остальном мы едины.

Рядом со скамейкой стоят три ящика пива. Один уже пуст, другие два накрыты мокрыми полотенцами. Пожимаю руку каждому из присутствующих и беру бутылку. Это без вопросов. Присаживаюсь рядом с Бодей, делаю глоток и сразу чувствую, что мне легчает. Нет, правда. Выпиваю полбутылки залпом. Слишком много во мне напряжения. Откидываюсь на спинку, смотрю на пацанов. Все, как один, начинают погружаться в молчание.

– Э-э-э, вы чего?! – говорю я.

– Не глупите, пацаны. – поддерживает меня Богдан.

Все, как по команде, делают по глотку из своих бутылок.

– Ну, так что там у тебя с разрядом? – спрашивает Олег у Вовчика. – "КМС"?

– Ну да. В пятницу же областной чемпионат выиграли, вот нам "кандидатов" и дали. Мне по итогам даже приз вручили как лучшему игроку. – видно, что Вован по-хорошему горд этим фактом.

– Красавчик. В финале побил свой недавний рекорд?

– Нет. – смущённо улыбается он. – Не в каждой же игре по тридцать два очка набирать. Я ж не Коби Брайант. Девятнадцать.

– Нормально. – подбадривает его Олег. – Коби тоже не в каждой игре тридцатку кладёт.

Олег больше всех из нас увлечён спортом, поэтому его интересуют любые события на эту тему. Своего "мастера" он получил ещё год назад. Саньку, который далёк от спорта, эта тема неинтересна. Он в два глотка допивает бутылку и встаёт с корточек, неторопливо осматриваясь по сторонам.

– О, а вон Витёк. Опять со своей "болонкой". – ухмыляется Санёк и вставляет сигарету в зубы. – И опять куда-то мимо. Хоть познакомил бы.

Все оборачиваются по направлению взгляда Санька. В дальней от нас стороне двора идёт мой бывший одноклассник Витя, держа под руку высокую блондинку. Отсюда лицо особо не разглядеть, но, вроде, симпатичная. В ярком цветастом платье, туфли на шпильке. Отличные ноги, всё при ней. Есть на что посмотреть.

– Болонка? – я улыбаюсь. Санёк в своём репертуаре.

После нескольких минут нахождения здесь ночные события кажутся бурной игрой фантазии. Передо мной реальные люди, они не прозрачные и уже не совсем трезвые. В моей руке реальная бутылка пива. И нас греет реальное солнце. Так что же произошло ночью? И как это вписать в тот шаблон мира, по которому мы все живём?

– Я бы этой сучке вдул. – продолжает Санёк. – Ноги бы подкашивались, когда бы от меня уходила.

Все, взглянув на него после этих слов, тоже улыбнулись. Санёк есть Санёк.

И тут начинает виснуть пауза. Замечаю, что пацаны мельком бросают на меня взгляд, но потом задумчиво отводят глаза в сторону. Вопросы уже летают в воздухе, остаётся лишь кому-нибудь их озвучить. Первым не выдерживает Вован:

– Влад, ну как ты там вчера... на похоронах?

– Вован, не сейчас. – произносит Богдан.

– Всё нормально. – говорю я, давая ему понять, что уже отошёл.

– Любил её? – спрашивает Ганс. – Честно.

– Не знаю. – замечаю, что мои глаза начинают нервно бегать. – Хотели летом на море поехать. Она ни разу в жизни на море не была. И в аквапарк тоже хотела.

Говорю это, чтобы уйти от прямого ответа, но дать понять, что Ира была мне не безразлична. В компании выпивающих парней сложно копаться в себе, да ещё обнажать чувства. Оказывается, я такой же, как она – держу свои переживания при себе.

– Да-а-а... – многозначительно произносит Ганс и, поочерёдно посмотрев каждому из присутствующих в глаза, прикуривает сигарету. – Вот так живёшь, никуда не торопишься... А потом оказывается, что ничего ты в этом мире увидеть и не успел.

Сплюнув, он подходит к ящику и достаёт шесть бутылок, пять ставит в центре компании, шестую открывает и делает глоток.

– Надо, короче, не булки мять, а ехать в Норвегию работать, пока возможность есть. – продолжает Ганс. – А то я тоже ничего в этой жизни не увижу.

– А что за работа? – интересуется Богдан.

– На нефтедобывающей платформе в Северном море. Ходить откалывать намерзающий лёд. Местные на такую работу не соглашаются, поэтому набирают иностранцев. Вахта – три месяца минимум. Сто десять евро в сутки, хорошее питание. Вообще, туда очень сложно попасть, но есть знакомый, который реально может помочь.

– Договорись за меня. – выпалил Бодя. Работа стропальщиком за небольшую зарплату его давно уже достала. Так на Хонду "Аккорд" не накопишь.

– Да это на первый взгляд кажется, что всё легко и прекрасно. Там такие погодные условия, что афигеть можно. Северное море, как ни как. Весь день в трёх тулупах и наморднике ходи да лёд стучи. И лишнего перекура тебе никто не даст. Если не выдержал и собрался домой раньше срока, то билеты на обратную дорогу покупаешь за свой счёт. Я и сам ещё сомневаюсь, но один раз попробовать можно. Летом всё-таки легче, чем зимой. Да и за десять тысяч евро...

– Ганс, узнай и на счёт меня. За такие деньги я выдержу. Мы с тобой оба крепкие. Сможем.

– Да всем куда-то ехать нужно. – поддерживает разговор Олег. – В нашей средней полосе ни работы нормальной, ни денег.

– Я, наверно, в Краснодар свалю. – размышляюще произносит Санёк. – Там у бабки моей дом большой. И тёлка меня там сисястая ждёт. Доярочка.

Все снова улыбнулись, хотя мы понимаем, что Санёк говорит серьёзно. Серьёзная несерьёзность. Такой вот он, Санёк.

– Ты умрёшь от нехватки вагинального сока в височных долях. – говорю я.

Раздаётся дружный смех.

– Чё? – непонимающе спрашивает он.

– Чё, чё? Бабы у тебя одни в голове, вот чё! – поддерживает мою мысль Ганс. – Ты только трахаешься и бухаешь.

– Да ладно тебе. – пытается возразить Санёк.

– Все мы только трахаемся и бухаем. – произносит Артур. И, чуть промедлив, добавляет: – Да, порой говорим о делах. Но только говорим. И всё. Собираемся что-то менять, но, опять же, только на словах и только с пивом в руке...

– Может, мы просто копим силы. – Санёк с обречённостью в голосе пытается оправдать свою и нашу слабость.

– Нет, Санёк, мы не копим силы – мы атрофируемся.

Наступило задумчивое молчание. Артур озвучил мысль, которую каждый из нас уже неоднократно слышал внутри себя. Мы тешим себя планами, а на самом деле лишь ждём какого-то чуда, прячемся от проблем в алкоголе и просираем свою жизнь.

Снова, как по команде,все делают по глотку из своих бутылок... Потом ещё... Потом открывают по новой бутылке...

Через три часа о грустном задумчивом молчании никто уже и не помнил. С появлением гитары, которую Вован оперативно «наколдовал», мы превратились в вокально-инструментальный ансамбль имени всех рокеров 80х-90х годов. Сидя в родных местах, вдыхая тёплый вечерний воздух, расслабившись пивом и горланя на весь двор песни, мы, слившись в единое целое, ощущали некий привкус желанных перемен. Привкус свободы, которую с детства грыз в нас червь сомнения.

Пацаны продолжали то и дело поглядывать на меня, словно оценивая по выражению лица, не слишком ли сильно мы все развеселились? Излишнее внимание делало меня твёрже, и я отказывался думать о том, почему я такой недочеловек.

На середине одной из песен Санёк прекратил играть и прижал ладонью струны. Он посмотрел на всех с таким видом, будто в его мозгу свершилось гениальное открытие.

– Мужики, я только что понял: Цой своими песнями превратил два поколения в депрессивных нытиков.

Ганс попытался улыбнуться, но у него не получилось.

– Это пиво, Санёк. Это всё пиво. – произнёс Вован.

– Ну, судите сами. Я смотрю в чужое небо из чужого окна. Я захожу на кухню, но вода здесь горька. Мы не можем здесь спать, мы не можем здесь жить. Мама, мы все тяжело больны. Перемен требуют наши сердца. Весь мир идёт на меня войной. И так далее. "Следи за собой" – хоть весь текст цитируй. А единственная радость в жизни – это пачка сигарет... Целые стадионы собирал. И все это слушали, слушали...

– Он пел о реальных вещах. Жизнь такая была. – вступился Богдан за творчество Цоя. – В любом случае, каждый сам выбирал, что слушать.

– Ну конечно, СССР – страна свободных. – неуместно съязвил Ганс.

– Мои братья "Кино" и "Сектор газа" сутками крутили. Ещё до первых "ходок". – продолжал Санёк. – Под гитару у подъезда орали. Да кругом все их орали. Теперь мы тут сидим, орём. Такие же недовольные жизнью.

– Преемственность поколений, мать её так. – констатировал Ганс.

– У меня на этаже до сих пор "Цой" и "Хой" чёрной краской написано. – улыбнулся Артур.

– Легче винить других, чем признать себя неудачником. – Богдан продолжал отстаивать своё мнение.

Олег кивнул, соглашаясь со словами Богдана. Он переводил взгляд то на Санька, то на Ганса, и сдержанно молчал.

– Нет, ну а чё? – Санёк не унимался. – Даже если забыть про Цоя, то всё равно большинство рокеров поют о том, что жизнь – дерьмо, что всё паршиво. "И не пройти нам этот путь в такой туман".

– Если на то пошло, то вообще все только и делают, что скулят. – я не смог оставаться в стороне. – В шансоне плачут о тяжёлой доле зеков. Рэперы жалуются на барыг и маленькие дозы. В попсе все пускают сопли из-за измен и неразделённой любви. И что? Люди любят страдать. Они не ищут решений проблемы. Они ищут тех, кому так же хреново, как им. И песни хотят соответствующие. А про "телик" я вообще молчу.

– Выходит, нас со всех сторон пичкают красиво поданными историями о неудачах.

Я заметил, что выпивший Санёк строит свою речь лучше, чем трезвый.

– Как же сильно вы нажрались. – со снисходительной улыбкой произнёс Артур. – Если вы не слушаете позитивные песни, то это не значит, что их нет.

– Парни, я даже не удивлюсь, если был реальный план по подавлению нации через систему образования. – вдруг выдал Ганс. Он перехватил эстафету Санька по умозаключениям. Слова Богдана, Артура и мои он просто проигнорировал.

– Что ещё за план? – спросил я. Пьяная философия порой бывает очень занимательной.

"Ты глуп и ведом..." – раздалось в моей голове.

"Заткнись".

"Ты глуп..."

"Заткнись, сказал!"

– Я на счёт женщин-учителей. Зарплаты им всегда платили самые смехотворные. Так? А какие за эти копейки у них нагрузки? Каждый день к тебе приходят сто оболтусов, и надо суметь занять их внимание, терпеть постоянные выходки да ещё чему-то учить. А тут твою жалкую зарплату ещё и задержали. Повесили дополнительные пары. Вася клей на стул подлил, испортив новую юбку. И это при том, что у Маши и Пети шмотки дороже, чем у тебя. И так в течение всей жизни. Естественно, что всё это бесит. Вот они и начинают выплёскивать накопившуюся злость на учеников. Вспомните: в школе училки всегда кричат, ругают, наказывают, всегда чем-то недовольны. Вызывают родителей и давят, давят. То есть различными способами гасят в тебе запал. Словно кому-то очень надо, чтобы ты был затюканным и покорным. Ну чему могут научить недовольные бабы?! Причём, всё давление идёт именно на пацанов. А на девок и не надо орать – они всё равно "не прорвутся".

Санёк согласно покачал головой. И даже стиснул зубы, сдерживая эмоции.

– Это только твои воспоминания. – серьёзно сказал Олег Гансу. – В школе надо было учиться, а не клеем дышать в туалете и деньги воровать из учительской. Тогда никто на тебя и не орал бы. Такой ты всем нужный, что правительственный заговор против тебя устроили.

Во взгляде Ганса мелькнула злость. На лице не дрогнул ни один мускул, но по глазам всё было видно. Олег медленно сжал кулак. В габаритах он поменьше Ганса, но мастера спорта по боксу такой пустяк испугать не может. Ганс, вальяжно развалившись на скамье, смотрел на Олега и тремя пальцами вертел крышку от пивной бутылки. Свинцовый кастет в правом кармане придавал ему уверенности. Я вдруг понял, что это не первая подобная ситуация между ними. Не припомню, чтобы они конфликтовали раньше. Видимо, я что-то упустил.

– Пацаны, прекратите. – произнёс Богдан. – Ну что вы, в самом деле? Хорошо же сидели.

– Покурить вам надо, успокоиться. – Вован полез в карман за бумажным свёртком.

Мог ли кто-нибудь знать, к чему приведёт эта вражда? Наверное, нет. В тот момент все мы лишь поняли, что пора допивать пиво и расходиться. Решение проблем снова откладывалось на потом.

– Ладно, поём ещё пару песен – и по домам. – сказал Санёк и стал подбирать аккорды.

Я смотрюсь в зеркало. Засевший в печёнках двор погружается в сумерки. Давно привычные и измозолившие мои глаза соседи разбредаются по своим квартирам. Песочница пуста, качели пусты, лавочки у подъездов заплёваны шкурками от семечек и горькой слюной курильщиков. В сумерках это разглядеть невозможно, но я знаю, что это так – многие годы наблюдений. Хорошо видны лишь бордюры, выкрашенные с приходом весны в белый цвет, и ограждения из приваренных друг к другу труб, выкрашенные под «зебру». Границы и запреты всегда хорошо видны. Их намеренно выделяют.

Я смотрюсь в зеркало. Окно в моей комнате – это и есть зеркало, из которого видно моё отражение. Я поворачиваюсь лицом к комнате и тоже вижу отражение себя. Тот же диван у стены с не заправленной постелью, стол с компьютером, стоящий в углу, шкаф, два стула, гантели. Две полки с книгами. На одной из них книги по астрономии, психологии и философии. На другой – об истории различных боевых искусств. Они уже несколько лет просто пылятся.

Я много лет смотрюсь в зеркало своего окна и отражаюсь во внутреннем убранстве комнаты. И там, и там меняется лишь оформление: скамейки, карусели, обои, ковры, заставка на мониторе компьютера... Но суть не меняется.

Помню тот январь, когда ко мне в гости впервые пришла Ира. Пройдя вслед за мной по прихожей, она остановилась на пороге моей комнаты и какое-то время с улыбкой смотрела в потолок. На нём, поверх обоев с множеством фосфорных звёздочек, светящихся в темноте, были наклеены картинки различных планет, вырезанные из старых журналов. Одни – с кольцами как у Сатурна, другие – яркой фиолетово-зелёной расцветки, третьи – с плеядой спутников. Над компьютерным столом "парила в невесомости" космическая станция "Мир", у окна – телескоп "Хаббл".

Да, мне тогда уже было почти девятнадцать, и это выглядело по-детски, но мне всё ещё было жаль расставаться с такой интересной частью своей жизни школьных времён. "Космическое" детство – это очень захватывающая, пусть и воображаемая свобода.

Ира разглядывала мой потолок, а я разглядывал её. Тогда, в шестнадцать, без кукольной чёлки она выглядела чуть взрослее своих лет. Голубые глаза, распахнутые в моё "небо", свободная светло-голубая кофта, через которую явно выделялись два бугорка, и светлые джинсы, подчёркивающие попу (согласен, грудь и попу подчеркнул в ней я сам). И никакой излишней косметики. Она действительно пришла в гости. Просто в гости к парню, с кем когда-то вместе ходила на занятия по астрономии (закончив девятый класс, я перестал на них ходить). Ира была самой красивой девушкой на тех занятиях. Красивой и немного застенчивой. Но с ней мы легко нашли общий язык, хотя отношения у нас начались лишь через три года после знакомства. Вообще, я со всеми легко нахожу общий язык, но домой-то к себе лучше звать самую красивую.

Сейчас даже стыдно вспоминать, но, всё начиналось с обычного животного желания затащить Иру в свою постель. Или не в свою, главное, добиться секса. Так бывает всегда и у всех, чего уж лукавить. Но это желание со временем дополнилось и другим интересом. Ира в моём представлении выпала из категории "тёлок" и попала в категорию "девушек". Я увидел в ней что-то близкое. И я знаю, что.

Или группа у нас собралась такая, или большинство интересующихся космосом любят поумничать, но во время занятий создавалось впечатление, что присутствуешь на консилиуме учёных, досконально изучивших все квазары, чёрные дыры, дрожь отдалённых звёзд и вообще десятки раз бывавших за пределами земной орбиты. Народ постоянно спорил, ругался, что-то кому-то доказывал. Меня всегда злили люди, с важным видом козыряющие знаниями, добытыми вовсе не ими, и которыми на практике они никогда не воспользуются. Порой даже хотелось побить этих глупых "ботаников". Но Ира оказалась другой. Ей не нужны были споры и громкие фразы. Она не стремилась выделиться на пустом месте и никогда никому не поддакивала. Ира приходила на занятия, чтобы с присущей ей сдержанностью эмоций обогащать свой внутренний мир, глубокий и чувственный. Безграничный. Помню, спустя полгода после начала отношений, мы лежали в моей постели, смотрели на те же светящиеся звёзды на потолке и разговаривали о своих детских фантазиях. Я сказал тогда:

– В детстве я часто представлял, что однажды буду летать по бескрайним просторам космоса и смотреть другие галактики, другие миры. Без скафандра, в открытом пространстве. Под музыку, заполняющую всё вокруг. Летать, изучать и верить, что встречу такую же блуждающую девочку, повидавшую тысячи неизвестных мне звёздных систем. Мы расскажем друг другу о самом интересном, а потом вместе полетим туда, где ещё никто и никогда не был.

Ира приподнялась, прикрыв грудь одеялом, и с серьёзным выражением лица спросила:

– Это тебе Альбина рассказала?

– Что? – не понял я.

– Вот это вот. То, что ты мне сейчас повторил.

Я уставился на неё своими зелёными глазами и не понимал, что я сделал плохого. Но по голосу Иры было понятно, что что-то сделал.

– Ладно, можешь молчать. Я поговорю с Альбиной.

– Да в чём дело-то?! – не выдержал я. – Причём здесь твоя Альбина? Я просто рассказал свои детские фантазии. И не было в них никакой Альбины!

– Да ты сейчас рассказал переделанные под себя... мои фантазии. – тут её голос затих, взгляд опустился. И я, наконец, понял, в чём дело. Ира решила, что Альбина рассказала мне те мысли, которыми Ира делилась только с ней одной. А я переделал их под себя, чтобы казаться героем её девичьих грёз. У меня внутри возникло странное волнение.

Ира заглянула в мои глаза. Мне почему-то показалось, что она видит сейчас две картинки. Первая – это я, сидящий рядом с ней на постели под искусственным свечением искусственных звёзд. Вторая – это я, летящий рядом с ней в безграничных просторах космоса в поисках неизведанного. Может, даже держимся за руки. Она ведь девушка.

В ту ночь мы стали намного ближе друг другу. И именно в ту ночь я понял, что для меня это слишком близкая близость. Ира лежала и ТАК меня обнимала, что в тишине будто бы звучал её нежный голос:

– Я буду любить тебя вечно. Ты и есть та самая моя мечта.

Но в свои девятнадцать я к подобному был не готов...

Я стою сейчас у окна и смотрю в сторону дверного проёма. Ира, когда уходила домой, всегда останавливалась в нём, оборачивалась и смотрела в моё «небо». Она была миниатюрной девушкой с огромным внутренним миром, который ещё задолго до нашего знакомства пересёкся с моим.

Я помню всё до малейших деталей. Я и сейчас её вижу. Её голубые глаза, распущенные чёрные волосы, фигуру. Но картинка расплывается и исчезает. Ира никогда больше сюда не придёт. Даже таким образом, как вчера. Её больше нет в моей жизни. Её больше нет. Лесенка вверх, лесенка вниз. Что-то в нашей жизни меняем мы сами, что-то меняется независимо от нас. Но даже если всё стабильно и до боли привычно, то это значит, что мы тоже меняемся. Превращаемся в предсказуемых шаблонных фигурок, которые не в состоянии на что-либо решиться. Спокойное моральное и физическое увядание – вот наша золотая середина.

Лесенка вниз, лесенка вверх. Ступени никуда не пропали. Многие люди просто отказываются их видеть. Но с завтрашнего дня я выхожу из их числа.