Текст книги "Приключения 1969"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)

Смеется Карпов. Все-таки шесть лет разницы, мальчишка еще, только-только двадцать пять минуло. Сам-то себе Величко в свои тридцать с небольшим стариком сейчас кажется.

Дальше надо было ползти. Те же самые зигзаги. В той же самой мокрой и скользкой траве. Только каждый – и со спины и сбоку – отовсюду исхлестан травяными прядями. Раздвигать головою мокрые жесткие стебли, царапающие лицо, – занятие не из лучших. Резкий запах сгоревшего тротила бьет в нос. Он чувствуется задолго до появления воронок. И что-то все чаще и чаще они попадаются. «Не нарочно ли выбирают передовые такой путь, чтобы полегче?» – даже забеспокоился старшина.

Нет, все нормально, если пригнуть траву вокруг пошире, все так же попеременно возникают слева две ярких звезды и ковш Большой Медведицы справа. А в свете ракет отчетливо видны теперь ориентиры, на которые разведчики намечали движение еще из своих окопов.

Где-то там, далеко позади, в глубоких, безопасных, кажущихся отсюда просто неуязвимыми окопах светит фонариком на ручные часы взволнованный майор Чекмазов. И сразу к светлому кругу наклоняются еще три головы. Непривычно молчаливый заместитель начальника разведки тут же опять вылезает на бруствер окопа и вглядывается во тьму, где ничего нельзя увидеть.

Длинная пулеметная очередь раздается на правом фланге. За нею еще одна. И тоже длинная.

– Ошалели, сволочи! – орет из тьмы невидимый человек. И пулемет умолкает, словно подавившись. А по траншее прокатывается сдержанный гул, не спит в ней, оказывается, никто, все ждут и костят сейчас на корки пулеметчика, из-за которого немцы могут всполошиться прежде времени.

– Костя, они уже под проволокой! – негромко говорит Чекмазов капитану Курочкину, начальнику артиллерийской группы поддержки пехоты.

– Расчеты к орудиям! – отрывисто бросает тот куда-то в темноту у своих ног.

И темнота отвечает ему хриплыми голосами телефонистов. Орудия к бою готовы.

Но еще некуда стрелять, еще незачем стрелять, по-прежнему спокойно на немецкой стороне, не чаще, чем прежде, вспыхивают тусклые шары ракетных всполохов. И дождь, нудный дождь, спасительный дождь расчеркивает наискосок эти шары.

А под немецкой проволокой, уже не замечая дождя, не чувствуя на себе мокрой одежды, затаились и группа захвата и группа прикрытия. Здесь осветительные ракеты не тусклые световые пятна, а яркие прожекторы, которые, несмотря на дождь, обнажают все перед позициями.

В десятиминутные перерывы между ракетами саперы в кромешной тьме осторожно орудуют ножницами, срезая нижние ряды проволоки. Верхние пока остаются на месте, чтобы наблюдатели противника даже при свете не заметили ничего подозрительного.

Коля-Вася первыми проползают сквозь проделанный ими проход и возвращаются обратно к разведчикам. Мин за проволокой нет, можно идти. И оба снова ныряют под заграждения.

Карпов и Величко, прижавшись к самым кольям, пропускают мимо себя всю группу. Как хочется заглянуть каждому в лицо, руку пожать, подбодрить! Но не видно лиц в темноте, говорить нельзя, руки жать некогда: сейчас начнется самое главное.

– Ну, будь жив, Саша, – больно стиснул лейтенант нервно дрогнувшими длинными пальцами руку старшины, – двигаем.

– Причешем сейчас фашиста, – соглашается бывший парикмахер Величко, ставя на боевой взвод гранату, – наведем перманент.

Оба отползают на фланги группы.

Только сверхнапряженный слух может уловить слабый скрежет ударных механизмов гранат – вся группа изготовилась к броску. До немецкого окопа не больше сорока метров.

– Вперед! – яростный шепот лейтенанта срывает всю разведгруппу с места.

«Эх, рановато чуть!» – досадует, вскакивая, Величко. Но теперь не остановишься. Теперь только вперед.

И нет совсем дождя, нет травы, нет земли под ногами, только ветер свистит в ушах, только бруствер вражеского окопа маячит впереди или мерещится всем: так долго к нему присматривались.

Ракета!

Конечно, топот двадцати пар сапог достиг траншеи. Но осталось всего метров десять.

Заклокотало, забилось сине-багровое пламя на рыльце пулемета. Ничего, осталось пять-шесть шагов.

Десяток огненных снопов выбрасывают алые языки из немецкой траншеи – умеют бросать гранаты разведчики.

Ах, земля, ты все-таки есть! Величко никак не может вытащить ног из опутавшей их проволоки. Он волочит ее за собою. И нет возможности шага сделать. Падая со спутанными ногами, старшина видит, что все, вся группа, так же как и он, завязла в нескольких метрах от окопа.

А ракеты уже стеною висят над немецким передним краем. Светлой, яркой стеною рассечена ночь.

Справа и слева бьют по немцам пулеметы прикрытия. Два пулемета. Только два! А по всей обороне противника двадцать-тридцать пулеметов уже мечут в темноту огненные струи.

МЗП – малозаметное препятствие, оно, конечно, оно; тонкие стальные нити, завитые в хитроумные петли, расстелены перед немецким окопом. Прямо в них и врезалась разведка.

– Коля-Вася! – рычит старшина. – Коля-Вася, саперы, боговы дети!

И когда Величко уже видит, как выскакивают из блиндажа и бегут на огневую те шестнадцать, которых они должны были блокировать на месте, не выпустить их из блиндажа, тут его осеняет:

– Коля-Вася, вынь мои сапоги!

Величко рывком выбрасывает перед собою прямо на проклятое эмзэпэ сложенную вдвое плащ-палатку и, вырвав ноги из сапог, босиком бежит по брезентовой дорожке.

– Коля-Вася!.. – Он больше ничего не может крикнуть, сознание застряло на этой фразе, а руки, тело, ноги действуют автоматически. Граната летит прямо к блиндажу, в окоп, в лицо первым из шестнадцати немцев.

Ледов, совсем еще юный разведчик Ледов, тоже босой, стоит уже рядом с Величко и лупит из автомата сверху вдоль хода сообщения, не давая тем из гитлеровцев, кто еще не вышел, выбраться из блиндажа.

Кто-то из группы обеспечения, волоча за собою портянки, взгромоздился на бревна наката и одну за другой швыряет в печную трубу три гранаты. Группа захвата уже на огневой. Никто из разведчиков не стреляет: не в кого, только немцы палят вовсю – в ночь, в поле, в белый свет. Им пока неясно, где противник. Ведь всего три минуты прошло после того, как командир группы скомандовал: «Вперед!»

Разведчики вытащили из-под бревен разбитой гранатами огневой точки трупы солдата и ефрейтора. Обыскивают, лихорадочно увязывают в плащ-палатку немецкое оружие, бумаги, пулемет. Но нет главного – живого гитлеровца, ради которого они прошли этот смертный путь. Одни трупы.

Каждый из разведчиков тоже может погибнуть сейчас или на обратном пути, но это уже бесполезно. Задача не выполнена.

– Вот он! – взвизгнул вдруг Ледов и бросился куда-то за немецкие окопы. – Стой, гад! Хальт! Хенде хох!

Величко огромными скачками обгоняет Ледова. Босые, разбитые в кровь ноги скользят среди луж. Сзади тяжело дышат разведчики – группа захвата, не стреляя, несется туда, где зайцем мечется уцелевший в схватке гитлеровец.

Он, пока его не обнаружил зоркий глаз Ледова, надеялся уползти незаметно. Но теперь, увидев, что его обнаружили, бежит не таясь и, только опасаясь пули в спину, то и дело меняет направление, скачет из стороны в сторону. Опытный, видать, вояка.

Но кто же будет в него стрелять, в благодетеля? Он им нужен живой. Это их мечта – «язык». Ради него они за месяц похоронили одиннадцать товарищей да трое остались лежать в фашистских траншеях. И вот он, «язык», бежит в полусотне метров от них. Без единого выстрела мчит за ним группа захвата. И одна у всех мольба – не наткнись, фриц, невзначай на шальную пулю.

Карпов, выхватив гранату, сбрасывает с нее оборонительный чехол и встряхивает ее над головою. И не швыряет никуда, бежит, зажав в руке, занесенной для броска.

– Колька, кидай! Кидай, Колька! – истошно, во все горло заорал сержант Киченко.

Только по этому обращению сержанта к командиру, которого он никогда раньше и за глаза не называл по имени, можно было понять, как он взволнован.

Еще не понял никто, что собирается делать лейтенант, но каждый уже отметил опасность, каждый считает секунды до взрыва, хотя все по-прежнему мчатся рядом, не отскакивают в сторону, ища себе спасения, а продолжают гнать немца.

Но вот в ярком свете ракет видна вертящаяся в воздухе граната. Она стремительно пролетает над головой бегущего немца, далеко опережает его и, не коснувшись даже земли, грохает метрах в двадцати перед ним.

«Ай да лейтенант! – восхищается Величко. – Рассчитал же! Риск, но и умное дело. Сейчас немец задержится на секунду – и все, достанем».

Ан нет, опытен стреляный волк! Ни на миг не замедлил свой бег.

Все уже идет не по плану, не так, как предполагалось, не те впереди, кому следовало, но разве можно до конца спланировать скоротечный бой в окопах противника? Теперь только ловкость и отвага каждого могут привести к удаче.

Но удачи нет.

Смелые, отважные, ловкие – они все равно не знают того, что известно немцу на своем участке обороны. Исчез он. Внезапно. Как провалился. Юркнул в какую-то щель, как мышь в нору, и нет его, растворился во мгле.

Уже справа и слева кинжальным огнем ударили вражеские пулеметы. Где-то совсем рядом слышны крики подбадривающих друг друга немецких солдат. Все. Пропала операция!

Величко в отчаянье цепким взглядом ведет от окопа к окопу, от бугорка к бугорку. Нет нигде ничего живого, все смели с лица земли автоматы разведки.

– А лейтенант где? – спохватывается старшина.

Вон он. Тоже крутит головой, ищет хоть проблеска надежды на успех так хорошо начавшейся и так нелепо провалившейся операции.

Да. Все. Быстрым шагом направляется к нему Величко. Не вздумал бы он задерживаться, с него станется...

– Отходим, – слышит старшина, еще не дойдя до лейтенанта. – Киченко! Саша! Бегом, собирайте людей!

Двое легко ранены. Их перевязывают на ходу. Им даже находят сапоги по ноге. Остальные же так и бегут босые, пытаясь на бегу, по пути отыскать свою обувь. Ну да где там! От тех сапог только клочья остались: саперы, подрывая толом проходы в проклятом малозаметном препятствии, и не подумали выуживать из стальных проволочных силков завязшие сапоги, времени не было.

– Ух, Коля-Вася! Придем – посчитаемся! – злится Величко. – Такие сапоги взрывать! Просил же я вас...

– Дядя Саша! – пытается развеселить угрюмого старшину по-прежнему улыбающийся Ледов. – Дядя Саша, хотите дамский пистолетик, вам, как парикмахеру дамскому, пойдет...

Вертит он перед Величко никелированной игрушечкой, смеется. Весело парню, не понимает еще мальчишка, что здесь война, не игра в казаки-разбойники.

Вяло махнув рукой, старшина ступает босыми пальцами в мягкую землю, разрыхленную взрывом. Но тут же отскакивает.

– Где взял? – вырывает он пистолетик из рук Ледова. – Где?

– Там вон, – растерянно хлопает ресницами мальчишка и показывает за окопы, откуда недавно выскочил немец, на которого рассчитывали как на последний шанс вернуться с «языком». Убитые там...

– Киченко, Сидякин, Поляков, за мной! – орет старшина. – Ледов, бегом!

Немалого чина офицер мог носить такой пистолетишко. Взводному он ни к чему, ротному да и батальонному тоже.

Втиснувшись в узкую щель, ведущую в землянку, разведчики лихорадочно переворачивают трупы гитлеровцев. '

– Оберстлойтенант! – сразу, едва лишь засветив фонарик, определяет Величко. – Подполковник по-ихнему. Важного гуся причесали.

Только глянули на документы – и снова радость. Новая часть. Таких еще не было перед фронтом дивизии.

В живых никого не оставила граната. Жаль. Знать бы, кто сидит в этом блиндаже... Ну да что без толку жалеть? Все, что можно, в охапку и назад, назад, скорее туда, где проход в этих проклятых эмзэпэ, где пулеметчики прикрытия, яростно матерясь, из последних сил удерживают щелку, через которую должны отойти неизвестно зачем метнувшиеся снова в пекло Величко и его группа.

Без сапог, босиком, по ржавым колючкам. О чертовы Коля-Вася!

Но злись не злись, а беги в чем есть. Все гуще, все злее бьют немцы по отходящей группе. Под шквальным огнем пулеметов от воронки к воронке пробираются разведчики. И только в низинке у ручья, на середине пути, забравшись в не поражаемое пулями пространство, они переводят дух. Хорошо еще, что раненых отправили до того, как начался этот адский огонь. Разве вылезешь теперь в поле?

Лежа на спине, закинув усталые руки за голову, Величко смотрит в небо. А неба и не видно: сплошной поток трассирующих пуль словно разноцветной крышкой прижал лощинку.

Где же артиллерия? Виталий где? Собираются они прикрывать наш отход или как? Лениво, очень лениво думает старшина обо всем этом.

Но где-то высоко в небе уже раздался тихий шелест, который не достиг лощины, оглушенной, слитным ревом пулеметов врага.

Небо шелестело над лощиной, над оставшимися целыми разведчиками, над ливнем немецкого свинца и разноцветного огня. По крутой траектории, будто колпаком накрывая поле боя, шли над ним снаряды батарей капитана Курочкина. Группа поддержки пехоты вступила в дело.

Сначала разведчики и не услышали даже, как за их спиной тяжко загремели снаряды, как поставленные артиллеристами, сосредоточенные, неподвижные, заградительные и прочие огни начали свою смертельную работу.

Пока немцы не перестроились и не накрыли нейтральное поле огнем с других высот, разведчики Карпова начали последний бросок. Теперь к своим. Величко опять шел замыкающим. Ему полагалось еще и смотреть, не собьют ли кого-нибудь пули в последние минуты.

Слабее стал бить противник, все это так, конечно, но ранили все-таки на ходу еще одного разведчика. А сержанта Киченко убила мина уже почти у наших окопов. Величко, схватив сержанта в охапку, так и добежал с ним до траншеи, думая, что несет живого товарища.

– Сашка, ты ранен? Куда? Давай перевяжем! – бросались к нему всюду, увидев окровавленную гимнастерку, друзья и товарищи, когда он, ссутулившись, шел ходами да переходами переднего края к месту сбора. Всюду друзья у старшины Величко.

– Не, это Киченко кровь, – устало отмахивался он, а дойдя до места, уселся прямо на дно траншеи.

Кто-то притащил котелок со спиртом и наливал каждому желающему по полной крышке. Кто-то свернул всем по самокрутке. Никого уже не видел Величко. Сидел, вытянув босые, истерзанные шрамами ноги поперек окопа, и не то думал о чем-то, не то засыпал.

– Спасибо, товарищи, за службу! – тихо сказал майор Чекмазов, подойдя к разведчикам.

Величко поднял голову.

– За что же спасибо, за неудачу?

– Это у меня неудача, – помедлив, ответил майор, – вы, Киченко, Ледов... вас благодарю.

На следующий день, когда разведка опять уходила в поиск к немецкому посту правее Медвенки, все той же богом проклятой Медвенки, майор Чекмазов, как всегда, опять шел с ними в траншеи переднего края. То, что с ним опять был незнакомый подполковник, никого не удивляло: не то что полковники, и генералы не раз наблюдали за действиями разведки. Никто, кроме Величко, в новой разведывательной группе не знал, как отчаянно нужен пленный, знающий, что творится там, за линией немецких окопов. Старшина Величко и этой ночью шел в поиск опять не в очередь. Не мог он оставаться в Ходоровке, не хотел: слишком много товарищей потерял он за последние дни под Медвенкой.

Все было сегодня, как вчера. Только не стало дождя, обсохла трава и тоненький, едва заметный серп месяца засветился на небе.

Все было как вчера. Только не было уже на свете сержанта Киченко, зарыты были за деревней Ходоровка трое парней, доживших всего до двадцати лет. И половина вчерашней поисковой группы лежала с забинтованными ногами – не так-то просто бегать босым по полю боя.

В поиск вел командир разведроты. Ему тоже было известно, как и майору Чекмазову, – оставались только сутки до предполагаемого удара противника.

Стемнело.

– Ну, пора, Сергей, – крепко сжал руку ротному командиру майор Чекмазов.

Коля-Вася первыми шагнули за бруствер.

– Я вам своих сапог до смерти не забуду, – ткнул одного из них в бок старшина Величко. – Чтоб нашли мне новые, да получше!

И вся группа тихонечко засмеялась. «Босоногая разведка» – навек теперь прилепилась кличка к вчерашней операции.

Снова Величко шел замыкающим. И час спустя все опять лежали в низине у ручья. Теперь им предстояло куда более опасное дело. Они нацелились туда, где обычно и не помышляли об успехе, там ночами всегда было много солдат в немецких траншеях, больше всего. Но, может быть, поэтому противник и не должен был ожидать ночного нападения, считая, что шансов у русских на успех разведки здесь нет. Сюда никогда не проникали поисковые партии. Именно на то, что так должен думать противник, и рассчитывали в штабе дивизии, планируя сегодняшний удар.

– Товарищ капитан, я пойду вперед с Колей-Васей, – попросил Величко.

И приглушенный смех прошелестел в нейтральной полосе над безымянным ручьем. Бедные Коля-Вася, долго им придется вспоминать взорванные сапоги старшины!

Теперь уже за Величко ползла группа. Но медленно сегодня шло продвижение. Уж очень часто взлетали ракеты над немецким передним краем. Часто, нервно стреляли немецкие пулеметы, совсем не так, как в предыдущие дни. И порою пальба охватывала чуть ли не весь передний край противника.

Не только опытным разведчикам, ротному командиру и Величко – всем, чем ближе подбирались к немецким окопам, становилось ясно – сегодня придется очень туго. Двоих уже оттащили назад к ручью.

Под проволокой лежали в непрерывном свете ракет больше часа: действовать было невозможно.

Коля-Вася еще и не взялись за ножницы, когда приполз связной от начальника разведки дивизии. Майор Чекмазов приказывал отходить.

И едва они успели вернуться в низину, в воздухе послышался гул снарядов, летящих с нашей стороны. Выглянув из-за бугра, Величко увидел, как по окопу, на который они нацеливались, ударил сосредоточенный огонь артиллерийского дивизиона. Это было непонятно. Сюда могли бить только по их просьбе, по сигналам ракетами, а они еще и не думали вызывать огонь.

Еще два сильных удара нанес дивизион, куда-то далеко влево от них, а затем стал бить в самый центр Медвенки.

Ох и всполошились же там немцы! Что же это такое делается?

Связной мог рассказать немного. Но и то, что он знал, не будь они сейчас на нейтральной полосе, вызвало бы бурю восторга.

Фельдфебель, тот самый, за которым вчера так неудачно охотилась босоногая разведка, приполз сегодня к нашим окопам и сдался.

«Язык» пришел сам. Сделал он это только из-за того, что вчера разведчики ворвались в немецкие окопы. Побоялся, верно, что расстреляют за брошенную им позицию и оружие, за убитых товарищей. Поэтому и перешел. Вот майор Чекмазов и отзывает разведчиков. Немец уже дает показания, и незачем лишний раз идти в огненное пекло.

Все было так, как рассказывал, отползая рядом с Величко, связной. Но было еще и то, что ему неизвестно.

Язык оказался ординарцем командира, только вчера ставшего на огневые позиции артиллерийского полка, того самого оберстлойтенанта, чей дамский пистолет так понравился Ледову. Ординарец обязан умереть за командира или уж, во всяком случае, вместе с командиром. Однако фельдфебель Гросс умирать не хотел. Ни вчера, когда бежал от разведчиков, ни в ту же самую ночь, когда вернулся и увидел трупы офицеров, за которых должен был сражаться, не щадя жизни. Поняв, что его дело плохо, фельдфебель решился. Ему не стоило больших трудов затаиться на день в укромном ответвлении перепаханной снарядами траншеи, а ночью переползти нейтральную полосу.

После первого же короткого, прямо в траншее, разговора майор послал связного к командиру разведроты с приказом отводить группу.

– Костя, прикрой отход разведки, – тут же решительно распорядился он.

Батареи капитана Курочкина открыли огонь по немецким позициям.

Ничего этого не знали разведчики, выходящие из боя.

По ним не стреляли, это было хорошо.

Двое ранены, но и это хорошо – только двое: сегодняшняя ночь стоила бы большой крови.

И была огромная радость: не зря, значит, билась вчера босоногая разведка.

Сергей Голяков
«Я – ИКАР!»

1

– Разрешите доложить, товарищ полковник? По вашему приказанию для выполнения специального задания люди подобраны.

Полковник Соколов оторвал взгляд от папки с шифровками, откинулся на спинку стула.

– Ну что ж, докладывайте.

Капитан Михайлов достал из портфеля несколько мелко исписанных листков.

– Командиром группы предлагаю назначить лейтенанта Харитонова Бориса Петровича. Двадцать шесть лет. Коммунист. Начало войны встретил на пограничной заставе. Был ранен. В сентябре сорок первого попал в плен. В тот же вечер бежал. Но через четыре дня после побега при переходе линии фронта был снова схвачен немцами. В ноябре сорок первого бежал из офицерского лагеря в городе Владимире-Волынском. Потом партизанский отряд полковника Медведева. Медведев аттестует Харитонова как инициативного, дисциплинированного бойца, способного выполнить любое задание командования. Там же вступил в партию. В военной разведке с октября 1944 года. Владеет немецким языком.

Полковник молча кивнул:

– Так, кто еще?

– Заместитель командира группы – Лобацеев Сергей Иванович. Двадцать пять лет. В армии с первого дня войны. Хорошо знаком с Харитоновым. Вместе бежали из лагеря для военнопленных. Отличный радист.

Командование первой чехословацкой дивизии в СССР рекомендовало включить в группу гражданина Чехословакии, подпоручика Пичкаря Дмитрия Васильевича. Двадцать шесть лет. Перед войной жил в Венгрии. В сороковом году арестован и брошен в хортистскую тюрьму за отказ служить в фашистской венгерской армии. Дважды бежал из тюрьмы. Ловили. После третьего побега пробрался через линию фронта к нам. Учитывая специфику района действия группы – очень ценный разведчик. К тому же хорошо знает радиодело.

Кроме того, в группу включена радистка Саратова Майя Дмитриевна. Двадцать лет. Комсомолка, москвичка. В начале войны ушла из школы на завод. Чтобы попасть на фронт, окончила училище радиоспециалистов...

Капитан назвал еще несколько фамилий разведчиков. Заключил:

– Всего в группе семь человек. Все в сборе. Готовы приступить к отработке боевого задания по получении приказа.

Полковник взял листки. Спросил:

– Где предполагаете организовать занятия с группой?

– В нашем доме в деревне Гженск...

Соколов сделал пометку в блокноте, взглянул на капитана.

– Люди, по-моему, стоящие. Будем надеяться, что не подведут. Состав группы я утверждаю. А теперь о самом задании. Прежде всего пусть товарищи хорошо поймут, что работать они будут вместе с чешскими партизанами. Мы знаем, что в районе действия группы существуют крупные партизанские соединения. Все попытки немцев ликвидировать их успеха не имели. Партизанское движение там сильное и, видимо, хорошо организовано. Нам очень важно установить с ними надежную связь, помочь, если потребуется, оружием, продовольствием, медикаментами. Полковник умолк, потом заговорил снова:

– Но главное, может быть, даже не в этом.

Соколов поднялся из-за стола, подошел к большой карте Европы, утыканной разноцветными флажками, и неожиданно спросил:

– Где, по-твоему, закончится эта война, капитан?

– Думаю, что в Берлине, товарищ полковник. Возьмем Берлин – и баста!

– Так-то оно так, – как бы размышляя вслух, проговорил Соколов. – Берлин – столица Германии. Падет столица – падет и дух армии. Но не надо забывать, с каким врагом мы имеем дело. Фанатизм Гитлера не знает границ. Он не посчитается с лишними жертвами. Прикажет драться до последнего. И вполне может так случиться, что даже с капитуляцией Берлина война все еще не кончится.

Поймав вопросительный взгляд капитана Михайлова, полковник продолжал:

– У немцев очень сильный плацдарм в Чехословакии. И они продолжают расширять его. По некоторым данным, немецкие инженеры спешно реставрируют довоенные чехословацкие укрепления на границе с Германией, строят новые опорные пункты в Татрах, Рудных горах. Ставка не исключает такого поворота событий, что именно здесь, где-то у Праги, а не в Берлине произойдет последнее сражение войны. А это значит, что нам важно иметь там свои глаза и уши, и как можно скорее.

– Ясно, товарищ полковник. Постараемся форсировать подготовку группы. Все ваши соображения я передам Харитонову и изложу в боевом задании.

2

«Совершенно секретно.

Боевой приказ.

Для выполнения особого задания в тылу противника назначается группа в составе семи человек.

Командир группы – Харитонов Б. П., псевдоним «Крылов». Зам. командира – Лобацеев С. М., псевдоним «Радий». Радисты – Пичкарь Д. В., псевдоним «Икар»; Саратова М. Д., псевдоним «Лера». Разведчики – Сопко И. Д., «Поль»; Веклюк М. П., «Бронислав»; Богданов А. Е., «Козырь».

Группе приказываю убыть в тыл противника авиадесантом в район города Ческа-Тржебова (Чехословакия) с задачами:

– Связаться с чешскими подпольщиками-патриотами в городе Ческа-Тржебова Дитром и Вацлавом и помочь им наладить радиосвязь с Центром.

– Разведать дислокацию частей противника в пунктах Ческа-Тржебова, Забржек, Моравска-Тржебова, Оломоуц, Басковице. Установить нумерацию частей, состав, организацию и численность войск противника.

– Выявить наличие и характер оборонительных сооружений противника, местонахождения аэродромов, количество и типы базирующихся на них самолетов в районе деятельности группы.

– Освещать переброску войск и техники противника по железным и шоссейным дорогам в направлениях: Усть – Ческа-Тржебова, Ческа-Тржебова – Моравска-Тржебова – Забржек.

– Обратить особое внимание на передвижение танковых и моторизованных частей противника.

– С целью получения документальных данных о противнике производить нападения на штабные машины, пленение отдельных лиц высшего и старшего офицерского состава, а также связных и посыльных.

Все полученные сведения группа сообщает в Центр по радио и добытые документы направляет в Центр со связниками, выделенными из состава группы. Пароль для перехода линии фронта: «Я от Крылова иду к Соколову. Доставьте меня в крупный штаб».

Пароль для связи с подпольщиками в Ческа-Тржебова: «Здрав Лаушман, котори вспомина ваши праце в Жупе и ваших зправ в «Выходической обзори» («Приветствует Лаушман, который помнит о вашей работе в Жупе и ваши статьи в «Западном обозрении»).

Все радиограммы направлять на имя Соколова. Радиосвязь круглосуточная.

Действующая армия. 20 февраля 1945 года».

3

Капитан Михайлов взглянул на часы.

– Пора!

Они поднялись с пустого ящика из-под снарядов, на котором присели перед дорогой. Михайлов протянул руку:

– Ну, лейтенант, как говорится, ни пуха ни пера. Удачи и попутного ветра. Первым делом береги людей. Напрасно не рискуй. Думаю, долго вы там не задержитесь. Воевать, по всему видно, осталось с гулькин нос.

Крылов улыбнулся.

– Вот я и боюсь, товарищ капитан: пока будем лететь до места, в Москве победный салют дадут.

Они обнялись.

Крылов повернулся, шагнул в темноту, туда, где уже рвал винтами сырой ночной воздух готовый к вылету самолет.

4

В пять часов тридцать минут утра 22 февраля 1945 года радиоцентр штаба Первого Украинского фронта принял сообщение:

«Группа выброшена в районе города Хрудим с ошибкой на 35 километров от намеченного места. Бронислав сильно побился. Принял решение уходить в лес в направлении города Высоке-Место.

К р ы л о в».

5

Крылов приземлился последним. Быстро погасил парашют. Огляделся. Большая поляна, поросшая жухлой прошлогодней травой. Метрах в трехстах угадывались очертания нескольких деревенских домов. Справа полоска леса.

Что за чертовщина? Крылов достал фонарик, раскрыл планшет с картой. Ничего похожего. Место выброски должно было выглядеть совершенно иначе.

Три короткие вспышки – сигнал к сбору. Когда подошли разведчики, оказалось, что нет Бронислава. Его отыскали не сразу. Бронислав лежал на земле без сознания, окровавленный, с поврежденным позвоночником. Его парашют накрыл верхушку единственной во всей округе сосны. По обломленным сучьям было видно, что Бронислав повис метрах в восьми над землей, Ему удалось ухватиться за ствол, но опереться на него он не мог – мешал укрепленный на груди вещевой мешок. Бронислав полоснул ножом стропы, но потерял равновесие и сорвался головой вниз.

При свете луны Лера присыпала рваные ссадины стрептоцидом, забинтовала голову.

В деревне громко залаяла собака. Одна, вторая, еще одна. Раздумывать было некогда. Крылов приказал группе двигаться к ближнему леску. До опушки Бронислава поочередно несли на себе Крылов и Икар, Остальные распределили между собой его груз: туго набитый вещевой мешок, рацию, комплект питания к ней. В лесу срезали две тоненькие осинки. Накрыли их плащ-палаткой. Уложили Бронислава на носилки.

К рассвету прошли километров пять. Шли молча. Треволнения первой ночи утомили разведчиков. А тут еще из-за ошибки летчиков пришлось двигаться почти вслепую, по незнакомой местности. Особенно доставалось Лере. Она с трудом тащила на себе тяжелую рацию. Товарищи несколько раз предлагали помощь. Лера хмурила брови: «Сама справлюсь».

Остановились на небольшой полянке. Первым делом радиограмма в Центр. Когда взошло солнце, запалили костер, согрели воды, перекусили. Брониславу в пути стало совсем худо. Нога раздулась, посинела, Из-под бинтов сочилась кровь. Временами он начинал бредить.

По карте Крылов определил: до ближайшего жилья километров шесть. Может быть, попытаться оставить Бронислава там? А если в деревне немцы? Все же решил рискнуть.

С Брониславом пошли Икар и Радий. Вернулись под вечер. Рассказали: по всей округе только разговоров, что о таинственном ночном десанте. Но точно никто ничего не знает. Одни считают, что высадился целый полк. По другим слухам, было всего несколько человек. Парашют Бронислава немцы не нашли. Видимо, еще затемно его кто-то снял с дерева и спрятал в надежном месте. Разведчиков чехи встретили как братьев. Долго расспрашивали о положении на фронтах. Интересовались, не нужна ли какая помощь, продукты. Бронислава взял к себе старик мельник Иозеф Новотный. У него самое безопасное место во всей деревне. Кроме того, он обещал вызвать из города своего сына-хирурга.

Отряд снова двинулся в путь. Как и прежде, последним шел Козырь, посыпая следы нюхательным табаком.

6

«27 февраля 1945 года. Соколову. Прибыли в район действия, в большой лес возле города Хоцен. В лесу много бежавших военнопленных. Местное население относится к нам хорошо. Сегодня с Икаром выезжаем в Ческа-Тржебова.

К р ы л о в».

7

Утро было свежее, безоблачное. В лесу еще царил полумрак, и голые стволы деревьев отбрасывали широкие блеклые тени.

Когда Крылов выбрался из землянки, Икар уже ждал его. На нем был обычный гражданский костюм, поношенная, с выцветшей ленточкой шляпа. Крылов был одет еще скромнее – серый вязаный свитер и грубошерстные, пузырившиеся на коленях брюки гольф.