Текст книги "Приключения 1969"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)
Улица Царя Самуила в кипени молодой зелени. По тротуарам молодые мамаши и старушки няни катят коляски с сонными младенцами. От вечера к вечеру пополняется племя влюбленных под шпалерами лип и в укромных расщелинах меж домами. Но если кому-нибудь пришло бы в голову подсчитать, сколько юных мамаш, нянь и влюбленных пар приходится на погонные метры тротуаров, то оказалось бы, что наиболее густо населен участок перед домом № 35.
Днем и ночью «няни» и «мамаши», «влюбленные» и «отдыхающие старички», сменяя друг друга, не выпускали из цепких взглядов подъезд дома. Более квалифицированные шпики тенями следовали всюду, куда бы ни шли Емил Попов или его жена Белина, а затем – и по пятам тех людей, с кем Поповы встречались. В слежку, помимо аппарата военной контрразведки полковника Недева, включилась группа министра внутренних дел Габровского, начальника отдела «А» – отдела борьбы с коммунизмом – Николы Гешева. Однако генерал Стоянов не спешил докладывать о подпольной радиостанции ни военному министру, ни тем более самому царю Борису. Он это с блеском сделает после того, когда мышеловка захлопнется.
Ищейки спешили по следу. Улицу Царя Самуила стала обходить санбригада по борьбе с грызунами и тараканами. Конечно же, не миновала она и дома № 35. На четвертом этаже, как сказали из-за дверей квартиры семейства Поповых, ни мышей, ни насекомых не водилось. Зато этажом ниже, в квартире торговца среднего достатка, работа для дезинфекторов нашлась. Они посыпа́ли порошками плинтусы и щели, а тем временем тщательно уточняли расположение комнат, совпадающее, вероятно, с планировкой квартиры Попова. Коридор. Первая комната обращена окнами к глухой стене соседнего дома. Здесь антенну не натянешь. Вторая комната. Кухня. Чулан...
Схему квартиры изучали в отделе. Скорее всего передатчик установлен во второй комнате. А прячут его в чулане.
Тюремный надзиратель капрал Гошо открыл дверь одной из камер в корпусе уголовников:
– Эй, Крючок, к коменданту!
Юркий серый человечек засеменил по тюремному коридору.
– Надо бесшумно открыть одну дверь, – сказал комендант Крючку, известному специалисту по ограблению квартир. – Посмотри замок, подбери отмычку.
Крючок зашмыгал носом.
– Знаю, знаю. За это неделю будешь получать двойной паек.
И вот в один из дней Крючок в сопровождении двух «приятелей» в штатском поднимается по лестнице дома № 35, ненадолго задерживается у замочной скважины квартиры на четвертом этаже.
– Это примитивно. Английский замок фирмы «Дональд и К°».
Тем временем в министерстве внутренних дел составляют тщательное досье на Попова.
Попов Емил Николов, 1910 года рождения. Из Велико Тырново, отец – учитель, был сподвижником Дмитрия Благоева, основателя и вождя Болгарской коммунистической партии, переводчика произведений Маркса. И сам Емил, когда еще учился в технической гимназии в Софии, вступил в Коммунистический союз молодежи. Задерживался за распространение антифашистских листовок. Участвовал в тайных собраниях... Образование – среднетехническое. Техник по монтажу и ремонту радиоаппаратуры. Но в настоящее время нигде не работает – болен туберкулезом.
Емил из дому почти не выходит. Зато его жена Белина и живущая в одной с ними квартире сестра Мария, по мужу Владкова, с утра до вечера в городе. С кем они встречаются?
Муж Марии, Иван Владков, писарь штаба военного округа. Через него проходят многие секретные документы.
Белина дважды виделась с Тодором Василевым, рабочим на железной дороге. Чем может быть интересен Василев? Перевозки военных грузов?..
А вот еще одно донесение агента, представляющее особый интерес: Белина под видом прачки регулярно посещает дом адвоката Александра Пеева. Однако, как установлено, белье она не стирает. Кроме того, за минувшую неделю она несколько раз встречалась в разных местах с женой адвоката Елисаветой Пеевой.
Генерал Кочо Стоянов перечитывает листки досье на Александра Пеева. Он взволнован. Он испытывает возбуждение – как гончая, которая взяла, наконец, след крупного зверя.
Александр Костадинов Пеев, сын мэра Пловдива, одного из известных богачей. Окончил военное училище. Еще во время Балканской войны за храбрость, проявленную при взятии Айваз-Баба – укрепленного форта Константинополя, – награжден орденом. После первой мировой войны ушел в отставку. Учился в Брюсселе. Получил степень доктора юридических наук...
Значит, человек смелый, культурный, с обширными связями в разных слоях общества. Но при чем тут подпольная радиостанция?
Следующий листок – из «Разузнавательного дела» охранного отделения: еще весной 1917 года Пеев стал одним из основателей социал-демократической организации в Карловской околии. Его юридическая контора превратилась в клуб партии. В девятнадцатом году избран депутатом парламента от коммунистов Карлово. Некоторое время издавал в Пловдиве левую газету «Правда». После разгрома коммунистов в 1923 году от партийной работы отошел...
Испугался или глубоко законспирировался?.. В последующие годы, помимо частной юридической практики, занимался археологией, театральной критикой. Даже пытался организовать сельскохозяйственный кооператив... Возможно, расстался с коммунистическими иллюзиями молодости.
Но вот еще одно донесение: в 1939 году туристом выезжал в Советскую Россию. После возвращения опубликовал серию статей об их Сельскохозяйственной выставке, о строительстве в СССР. Статьи – симпатизирующие большевикам.
Сын мэра – бравый офицер – известный адвокат – коммунист... Удивительная цепочка. Действительно ли существует связь между Пеевым и сигналами, что уносятся в эфир из дома на улице Царя Самуила?..
Генерал Кочо Стоянов лично знаком с адвокатом. Александр Пеев – олицетворение интеллигентности и добропорядочности: с мягкими внимательными глазами, с седыми висками, мягким зачесом волос. И голос мягкий...
Такой может обвести вокруг пальца кого угодно, но только не генерала Стоянова. Чем значительнее противник, тем более интересным предвещает быть единоборство. А если Александр Пеев действительно советский разведчик, то можно представить себе, какие у него обширные связи! Впрочем, на самом верху, во дворце и среди генералитета, знакомств у него вроде бы нет. Так что получаемые им сведения, надо надеяться, не представляют особой ценности: железнодорожный рабочий, писарь в штабе округа, какие-нибудь докторишки-инженеришки... Кажется, его брат Янко Пеев год назад уехал послом в Японию, а до этого был посланником в Албании, Румынии, Египте... Что ж, любопытно. Но самое главное и прежде всего: есть ли действительно связь между Пеевым и Поповым?.. Как это установить?
Доктор Отто Делиус- внимательно просмотрел досье, легким движением поправил очки:
– У вашего друга увлекательная биография... А что сообщают станции прослушивания?
– Рация выходит в эфир регулярно, через день, в 22.30. Позывные ВМП... – ответил Стоянов. – За сеанс передает по 200—250 пятизначных групп.
– А как часто жена Попова встречается с женой Пеева или бывает у них в доме?
Генерал Стоянов вопросительно посмотрел на Недева. Полковник достал агентурный бланк:
– Регулярно, через день... – он нахмурил клочковатые брови. – Черт побери, в те же самые дни, когда выходит в эфир рация!
– Отсюда можно предположить – пока только предположить, – что донесения составляет Александр Пеев, а жена Попова – связная, – продолжал доктор Делиус.
– Возьмем прямо на улице эту Белину, выпотрошим – и узнаем! – полковник Недев уже готов к действию. – При ней должна оказаться и радиограмма. Не на память же она заучивает текст.
– А если ничего не окажется? Только спугнем.
– Можем устроить автомобильную катастрофу. Обыщем в мертвецкой.
– А если радиограмма окажется зашифрованной? Так оно, видимо, и есть, если Пеев серьезный разведчик, – абверовец закурил, глубоко затянулся. – Нет, господа, наберемся терпения и выясним еще кое-что...
– Хорошо. А пока установим агентурное наблюдение за Пеевым и за всеми, с кем он вступает в контакты, – добавил Кочо Стоянов.
Так в сферу внимания контрразведки попали еще несколько десятков человек. В том числе даже те, с кем адвокат просто раскланивался на улице или случайно оказался за столиком в кафе. В список попал даже генерал Никифор Никифоров, выпивший чашку турецкого кофе в сладкарнице на углу против Городского сада. Впрочем, заподозрить в чем-то самого начальника судебного отдела военного министерства не было никаких оснований – и Кочо Стоянов самолично вычеркнул Никифорова из агентурного списка.
Александр Пеев принимал посетителей прямо на квартире, в своем кабинете. Кабинет достаточно полно характеризовал своего хозяина. Старая, красного дерева мебель. Шкафы и стеллажи, заставленные книгами: преимущественно тяжелые тома со сводами законов, книги по философии и истории. Много поэтических сборников. На полках – черепки древних амфор, старинное оружие, безделушки – в большинстве поделки народных умельцев. Стол завален ворохом бумаг. Лишь в центре освобождено место для чистых, не тронутых еще пером листков.
Принимая клиента, адвокат усаживал его в мягкое потертое кресло, к журнальному столику. Сам располагался напротив. Старое кресло, сосредоточенное внимание – сама обстановка кабинета располагали к доверчивой беседе.
Но на этот раз клиент оказался каким-то взвинченным. Хозяин небольшого магазина колониальных товаров с городской окраины, которого обижают завышенными налогами, и он намерен обжаловать их через суд. Однако вместо того, чтобы внятно отвечать на вопросы, он ерзал, бегал глазами по сторонам, словно бы оценивая каждую вещь на столе и полках, стыдливо уводил взгляд в сторону. Наверное, сутяга, и налоги справедливы, просто хочет урвать побольше. Симпатии он не внушал, профессионального интереса не вызывал, Пеев постарался поскорее отвязаться от него, переадресовав к другому адвокату.
И даже тени подозрения не шевельнулось в его душе после того, как захлопнулась дверь за посетителем.
4. ЗАПАДНЯ
Поздний вечер 16 апреля 1943 года. Отшумел легкий дождь. У здания военного министерства – часовые в набрякших шинелях. Из-за штор кабинета полковника Недева – полоски света. Полковник насупленно смотрит на Кочо. Стоянов поворачивается к доктору Делиусу. Лицо немца бесстрастно. Глаза мерцают за толстыми, высокой диоптрии, стеклами. Лицо матовое, под умелым налетом пудры. В белых артистичных пальцах – неизменный мундштук сигареты. Доктор легко затягивается и кивает.
Стоянов приказывает Недеву:
– Давай!
Полковник снимает трубку внутреннего телефона.
В казарме батальона службы безопасности взвывает сигнал тревоги.
Раздвигаются окованные ворота. Набирая скорость, крытые автомашины вылетают на вечернюю улицу.
По тротуару улицы Царя Самуила спешат запоздавшие прохожие. Машины останавливаются за квартал от дома № 35. Подхватывая полы шинелей, придерживая автоматы, из кузовов высыпают солдаты. Прохожие шарахаются в подворотни: «Снова облава!..»
За углом дома, в глухой темноте – автобус-пеленгатор. Оператор настроился на волну тайной радиостанции. Торопливо записывает точки, тире, точки. Он едва поспевает: радист той станции – высшей квалификации, ас эфира.
Солдаты окружили дом – мышь не выскользнет. Большая группа, предводительствуемая офицером, поднимается по лестнице. Офицер шепотом передает по цепочке:
– Ни в коем случае не стрелять! Брать обязательно живым!
У двери на четвертом этаже вперед выходит узкоплечий человечек – вор Крючок. Шмыгая носом, он ловко вставляет отмычку в замочную скважину. Придерживает ручку. Бесшумно открывает дверь.
Радист поглощен работой. Ключ, зажатый в правой ладони, торопливо стучит. Будто передался ему лихорадочный озноб, который трясет мужчину. Его болезненное лицо с злым румянцем на скулах и темными кругами под глазами сосредоточенно. Мозг весь во власти пятизначных цифр, которым испещрен лежащий под лампой листок. Рядом с ключом, у руки по давней привычке лежит многозарядный пистолет.
Под наушники, в разноголосицу эфира просачивается приглушенный шум из соседней комнаты.
– Что ты там, Белина? – не поворачивая головы, спрашивает радист.
Дверь распахивается. Мужчина поворачивается. Хватает пистолет.
В дверях – Белина и сын. За ними – солдаты.
– Руки! – командует из-за спины женщины офицер. – Движение – и мы всадим в них!
Радист оставляет пистолет. Поднимает руки. В наушниках, все еще прижатых скобкой к голове, писк, и треск, и сигналы далекой станции Центра...
В эти же минуты крытые автомашины останавливаются на улице Адольфа Гитлера, у дома № 33. Здесь живет Александр Пеев. Несколько десятков солдат перекрывают все входы и выходы. В дом входит начальник отделения «А» Гешев.
– Чему обязан? – поднимается из-за стола адвокат.
От Николы Гешева не ускользает движение руки Пеева, которым он хочет втиснуть в стопу рукописей на столе какую-то книгу.
– Вы арестованы! Вот ордер.
– В чем дело? Одну минутку... – Пеев начинает собирать бумаги.
– Ничего не трогать. Отойти от стола!
Гешев поворачивается к своим людям:
– Приступить к обыску.
Сам он подходит к письменному столу. Берет в руки книгу – ту самую, которую хотел спрятать адвокат. Это повесть Алеко Константинова «Бай Ганю».
Пеев зябко передергивает плечами. Это движение тоже не ускользает от внимания начальника отделения «А».
5. ЦЕНА МОЛЧАНИЯ
Арестованного вводят в кабинет следователя. Голая, казарменного вида, комната. Грязные, в потеках стены. Зарешеченное окно. Еще одна дверь. В нескольких метрах от стола привинченный к полу табурет. Впрочем, обстановка знакомая: как адвокат, Пеев не раз бывал на свиданиях с подзащитными в таких кабинетах. Только вот вторая дверь... Это непривычно. Куда она ведет?..
За столом – следователь в военной форме, в чине штабс-капитана. У окна еще двое. С одним он, кажется, знаком: сам командующий первой армией генерал Кочо Стоянов. Второй, полковник – мрачная личность. Тяжелоплечий, с длинными, как у гориллы, руками. Из-под густых бровей – угрюмый взгляд. От человека с такими глазами добра не жди!..
– Прошу садиться, – приглашает генерал Стоянов.
Адвокат внимательно смотрит на него. Голос молодого генерала ровен, манеры сдержанны. Конечно, рисуется, позер, но, пожалуй, не садист и не наркоман... Правда, других Пеев здесь совсем не знает, но это испитое, с оловянными глазами лицо следователя-капитана, эти спутанные брови и обезьяньи руки полковника... Стоянова же он видел и прежде, в обществе. И теперь, несмотря на абсурдность этого чувства, испытывает к нему симпатию.
Он садится. Все молчат.
Следователь поворачивает рефлектор лампы, и на Пеева падает яркий пучок света. Адвокат моргает. Полоса света отделяет его от остальных в этой комнате. Они как бы растушевываются в полумраке.
Только голос Стоянова от темного окна:
– Кажется, я имею честь быть с вами знакомым, господин Пеев. Это поможет нам понять друг друга. Итак...
Арестованный молчит. Свет бьет прямо в глаза, выжимая слезы. Он опускает веки.
– Итак, прошу вас, ничего не утаивая, рассказать о своей деятельности.
Молчание.
– В данной ситуации молчать неразумно, – в голосе Стоянова лишь легкая насмешка. – Мы все знаем. И о вашей коммунистической деятельности в Карловской околии и о поездке в Советскую Россию. И о том, чем вы занимались до сегодняшнего дня. В частности, в последнем нам неоценимо помогла обнаруженная на вашем столе книжка «Бай Ганю». Она служила кодом, не так ли? С ее помощью мы прочли и радиограмму, которую вы не успели дешифровать.
Генерал наблюдает, какое впечатление произвели его слова. Лицо Пеева побледнело. На виске напряженней запульсировала жилка. Значит, сердце в пятках.
– Итак, вы – коммунист, руководитель тайной резидентуры, работали на советскую разведку... Прошу не тратить время на экскурсы в историю, к этому мы еще вернемся. Прежде всего: состав группы, источники информации, шифр, цели, поставленные перед вами Москвой.
– Пожалуйста, отведите в сторону лампу.
– Извините, – Стоянов жестом приказывает капитану. Тот опускает рефлектор. Фигуры присутствующих снова объемно проступают на фоне зарешеченного окна и грязных стен.
– Цель передо мной стояла одна, – медленно, выговаривает Александр Пеев. – Надеюсь, господа, вам известны эти строки:
По всей Болгарии сейчас
Одно лишь слово есть у нас,
И стон один, и клич: Россия!..
– Хватит дурака валять! – рявкает полковник.
– Не надо горячиться, – сдерживает его Стоянов. – Если не ошибаюсь, это из Ивана Вазова... Продолжайте.
– К этим словам трудно что-нибудь добавить. Сердце болгарина, история нашей родины в прошлом и, я убежден, в будущем кровно слиты с Россией. Поэтому я делал все, что мог, чтобы отвратить непоправимое.
– Что именно?
– Не позволить царю Борису втянуть Болгарию в войну с Россией и помочь России победить фашистскую Германию.
– Дальше!
– Все. Я сказал все, что считал нужным. Больше не скажу ни слова.
– Вы уверены в этом?
Наступила пауза. Стоянов подошел вплотную к Пееву. Посмотрел на него в упор. Заложил руки за спину.
– Что ж, господин адвокат... – Он помедлил. – Прошу вас пройти туда.
Он кивнул на дверь в боковой стене, рядом со столом.
Пеев встал. Сейчас свет падал на лицо молодого генерала. И адвокат увидел, как помутнели глаза Стоянова и затрепетали ноздри. И он понял, что ошибся, когда испытал симпатию к этому человеку.
Полковник Недев открыл дверь и вошел первым. Александр Пеев за ним. Кочо Стоянов на мгновение задержался. Стряхнул невидимые пылинки с обшлагов мундира, вздрагивающими пальцами поправил волосы на затылке.
– А вы пока займитесь следующим, радистом, – приказал он капитану и переступил порог.
Радиста Емила Попова привести на допрос не смогли. Брошенный сразу после ареста в камеру, он разломал кружку для воды и перерезал себе на обеих руках вены. Охрана спохватилась, Попова отнесли в тюремный лазарет. Врач заверил, что арестованный выживет. Но он успел потерять много крови и теперь был в глубоком беспамятстве.
Схваченные одновременно с Поповым и Пеевым их жены, железнодорожный рабочий Тодор Василев, писарь штаба военного округа Иван Владков и еще несколько человек, несмотря на допросы под пытками, отрицали свою причастность к подпольной разведывательной организации.
Однако такая организация существовала. Об этом свидетельствовали те несколько радиограмм, которые удалось записать службе перехвата, а затем расшифровать с помощью кодовой книги – повести «Бай Ганю». Ключом к расшифровке послужил листок, обнаруженный в момент ареста на столе Александра Пеева.
Генерал Стоянов внимательно, слово за словом вчитывался в тексты радиограмм.
В той, что была найдена в кабинете адвоката, – она получена из Москвы – говорилось: «Донесение о планах германского командования чрезвычайно ценное. Объявляю благодарность Журину. Желаю дальнейших успехов. Сокол».
Уже этот текст настораживал. Планы германского командования? Благодарность Москвы? Стоянов понимал, что заслужить благодарность советского центра разведки не так-то просто.
Но следующие радиограммы ввергли генерала в смятение. Их было всего около десятка, перехваченных с первых чисел апреля по шестнадцатое включительно. Однако в них содержалось огромное количество самой разнообразной и строго секретной информации: о продвижении воинских эшелонов через Софийский железнодорожный узел; о состоянии подвижного состава и путей; о дислокации германских войск на Черноморском побережье и выходе в море военных кораблей с баз Бургаса и Варны; о переброске германских дивизий из Греции на Восточный фронт; об отношениях Германии с Турцией...
Особенно озадачили Стоянова три радиограммы – с донесением из самой Германии: «В Магдебурге, в зоне Среднегерманского канала, расположены крупные склады продовольствия и горючего», – эта была передана накануне ареста Попова. «Донесение Журина. Министр войны Михов сообщил членам совета, что во время посещения им главной штаб-квартиры Гитлера на Восточном фронте фюрер лично рассказал о подготовке небывалой по своим масштабам стратегической наступательной операции, которая начнется в середине лета. Танковые соединения Гудериана и Гота нанесут удар на центральном секторе фронта. К тому времени войска будут оснащены новым оружием. Детали плана уточняются». Это донесение было передано в Москву в самом начале апреля. И третье: «Журин сообщил, что царь Борис в сопровождении начальника генерального штаба Лукаша посетил ставку Гитлера. Подробности следуют». Радиограмма датирована 15 апреля, накануне ареста. Именно в этот день царь и генерал Лукаш вернулись из Германии. Значит...
Значит, подпольная организация располагает огромными связями, охватывающими не только военный аппарат, но даже и самые приближенные к царю круги. И это донесения за неполные две недели. А что содержалось в предыдущих радиограммах? Как давно уже действует в Софии разведгруппа?
И самое главное: откуда она получает информацию? О железнодорожных перевозках – пусть от рабочего Василева. О передвижении войск – от писаря Владкова. Но остальные? Из самого рейха, из дворца? И прежде всего: кто такой этот «Журин», сообщивший факты, которые представляют особую государственную тайну, и так оперативно получивший благодарность командования Красной Армии?..
К сожалению, доктор Делиус оказался прав: арестованные молчат. Радист в лазарете. И с адвокатом они тогда перестарались – он тоже не скоро придет в себя...
Кочо вспомнил, что произошло в той каморке за дверью комнаты следователя, даже уловил запах крови. Глаза его снова помутнели.
– Доктор Делиус! – войдя в комнату, доложил адъютант.
– Проси.
Стоянов провел ладонью по лицу, сгоняя оцепенение. Застегнул воротник кителя.
Абверовец, как всегда; был отутюжен, вычищен, элегантен. Сейчас, поутру – в светло-сером костюме, с неизменным белым уголком платка в нагрудном кармане.
– Какие новости? – спросил он, располагаясь в кресле, доставая мундштук.
– Все в порядке. Группа обезврежена. Рация прекратила работу.
– Та-ак... – многозначительно протянул доктор. – А кто такой Журин?
Из-за толстых стекол очков глаза Делиуса смотрели на генерала холодно.
«Он все знает! – с раздражением подумал Стоянов. – Он тоже ведет расследование, не доверяя нам. И получает все из первых рук. Кто работает на него? Недев? Или этот прохвост-следователь?..» Впрочем, возмущаться бессмысленно: Стоянову известно, что и за ним гестапо и абвер установили слежку.
– Кто такой Журин, мы пока еще не знаем, – ответил он.
– Не знаете? С-союзнички, нечего сказать! А вы знаете, что этот мифический Журин выдал противнику?
Стоянов никогда прежде не слышал от абверовца такого тона. В нем звучали злоба и презрение. «Как он смеет! Он ниже меня по чину!..» Но генерал охладил свой гнев: доктор Делиус – немец, представитель начальника гитлеровского абвера. И ссориться с ним неблагоразумно. Особенно сейчас.
Делиус резко поднялся, подошел к Стоянову. Под слоем пудры кожа в сети мелких дряблых морщин – как туалетная бумага.
– Хороши! Болтуны! И ваш министр и ваши члены военного совета! – гневно продолжал он. – Выдать операцию, подготовка которой требует всех усилий рейха!..
Делиус глубоко затянулся. Выпустил дым. Потом другим, озабоченным тоном сказал:
– У нас за такой просчет начальник контрразведки получил бы пулю в затылок... Не представляю, что скажут в Берлине.
Он снова помедлил. Потом, еще ближе подойдя к Стоянову, приблизил свое лицо к его лицу и тихо проговорил:
– Об этой радиограмме Журина я докладывать адмиралу Канарису не буду. И вам рекомендую из дела ее изъять и помалкивать. Достаточно всего прочего.
«Ага, струсил! – догадался Кочо. – Своя шкура дороже. Ну что ж... Устраивает. И ты теперь у меня в руках!..»
– Согласен, – ответил он.
– Сейчас главное – Журин, – снова взялся за мундштук Делиус и великодушно поделил ответственность. – Мы оба недооценили значение этой разведгруппы.
