Текст книги "Сподвижники Чернышевского"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

Г. Ионова
НИКОЛАЙ УТИН

Тень от зеленого абажура падает на лицо юноши, уютно устроившегося в глубоком кресле.

Тишина. Раскрытая книга забыта на коленях. Юный читатель не смотрит в нее. Его мысли где-то бесконечно далеко.

Бесшумно открылась дверь. С порога доносится шепот камердинера.

– Николай Исаакович! К вам братец Борис Исаакович пожаловали.

– Наконец-то!

Николай кинулся навстречу брату.

Они очень похожи. И все же бросалась в глаза разница между ними. Николаю всего 17 лет. Это худощавый стройный юноша среднего роста, с шапкой черных кудрей. Продолговатое лицо с тонкими чертами оживляли большие, слегка выпуклые черные глаза. В движениях – юношеская порывистость.

Борис Исаакович намного старше, он уже профессор Петербургского университета. Привычка читать лекции наложила отпечаток на его манеру держаться и говорить. Мягко улыбаясь, он с трудом усадил младшего брата.

– Я окончательно решил поступить на юридический, – горячо говорил Николай. – Мы накануне больших событий. Скоро России нужны будут не одни чиновники. Общественное поприще потребует многих просвещенных людей.

– Рад за тебя. Университет – это единственное место, где стоит сейчас учиться. Рад также и потому, что через тебя надеюсь ближе сойтись со студентами. Отстаю. Да и молодежь стала иной.

– Можешь не сомневаться!..

Николай взмахнул рукой, порываясь снова вскочить.

– Хорошо, хорошо, не сомневаюсь, – улыбался Борис Исаакович, сдерживая брата. – Вот принес тебе новый номер, – продолжал он, доставая из кармана тонкие листы «Колокола». – Могу по секрету сообщить свой план. Во время летних вакаций еду за границу под предлогом лечения и хочу непременно побывать у Герцена.

Теперь уже никакая сила не могла удержать Николая. Сорвавшись с места, он зашагал по комнате.

– Чего бы я не дал, чтобы побывать у него! Это мечта всей моей жизни!

– Положим, эта жизнь еще не так велика, – ласково усмехнулся старший, любуясь юношеской горячностью.

До поздней ночи просидели братья, увлеченные беседой.

В ту ночь на другой половине дома долго не спал их отец – банкир Исаак Осипович Утин. Перед ним вставали картины молодости. Он сумел нажить состояние на подрядах и откупах. Разбогатев, приобрел этот роскошный дом на Галерной улице. Здесь же, в разных квартирах, жили его дети. Он гордился, что сумел выбиться «в люди», но в душе постоянно жила тревога. Дети не оправдывали его надежд. Семья большая. Пять сыновей – Лев, Яков, Борис, Николай, Евгений и единственная дочь – Софья. Кажется, он не жалел денег на их воспитание. А в результате…

Старший, Борис, стал профессором Петербургского университета, но сколько волнений с ним было! Связался с участниками нелегального кружка. Каждую минуту отец ждал его ареста. Сыну грозила каторга, а может быть, и смертная казнь. Да и теперь – старик Утин чувствовал это – Борис продолжает увлекаться политикой.

Младших, Николая и Евгения, еще нужно поставить на ноги, но как это сделать, если их тоже тянет не в ту сторону? К тому же кругом так неспокойно!

Была весна 1858 года. Отовсюду шли слухи о крестьянских волнениях. В городах началось невиданное брожение умов. Неспокойно и в Польше. Каждую минуту там могло вспыхнуть новое восстание.

Старик тяжело вздыхал. Больше всего его волновала судьба Николая. В этом году он должен поступить в университет. Отец уверен, что Николая ожидает блестящая будущность. С его способностями, энергией он, несомненно, сделает карьеру.

А Николай всеми своими помыслами жил в ином мире. На всю жизнь врезались в память юноши впечатления детства.

Вот у Бориса собрались друзья. Позднее их стали называть «петрашевцами». Они увлечены горячим спором. Никто не обращает внимания на Николая, который забился в уголок большого кожаного кресла. Он помнит это кресло и запах теплой кожи, нагретой его щекой. Мальчик свернулся в комочек и слушает, затаив дыхание, долгие споры о социализме и будущем России, о необходимости создания республики. Он был слишком мал, чтобы понять все содержание этих разговоров, но горячее чувство возмущения несправедливостью, желание уничтожить всякое зло и добиться торжества правды глубоко запали в его душу. Он вырос, стал разбираться в вопросах, волновавших брата. Неясные мечты о борьбе за справедливость приобрели более определенную форму. Теперь он с нетерпением ждал поступления в университет. Казалось, именно там его ждет настоящее дело.

Университет бурлит

В аудитории собралась шумная толпа. Сквозь общий гул голосов слышались выкрики:

– Сходку, сходку!

– Пора, наконец, организоваться!

Перед собравшимися стоит на стуле худощавый юноша. Черные волнистые волосы, продолговатое лицо, слегка выпуклые глаза, сверкающие возбуждением. Горячая речь захватывает слушателей, зал наэлектризован. Оратор призывает действовать дружно, не отступать. Начальство будет вынуждено признать их права. Студенты должны сами решать все вопросы, касающиеся их жизни. Надо избрать свои органы самоуправления. И вообще студенческая корпорация – это сила, она еще покажет себя!

– Правильно, Утин! – восторженно откликаются голоса.

– Не отступать!..

– Мы – сила!..

Сходки стали постоянным явлением в столичном университете. На них обсуждались все вопросы, волновавшие студентов. Порой здесь говорились такие вещи, о которых не писал и Герцен в своем «Колоколе». Не дожидаясь разрешения начальства, юноши сами проявляли инициативу. Была создана библиотека, издавался студенческий сборник.

В 50-х годах в университеты хлынули разночинцы – сыновья мелких чиновников, учителей, врачей, ремесленников. Вся эта молодежь не имела никаких средств, и для помощи нуждающимся создавались студенческие кассы. Много изобретательности было проявлено студентами, чтобы найти средства для их пополнения. Ставились благотворительные концерты. Было начато чтение публичных лекций профессорами. Сбор от них шел в пользу студентов.

Николай сблизился со студентом Евгением Михаэлисом, братом Людмилы Петровны Шелгуновой. Его поразили широта познаний и интерес Евгения к общественным вопросам.

Михаэлис познакомил Утина с Чернышевским. Теперь Николай очень часто бывал в доме известного публициста. Серьезные разговоры в кабинете Николая Гавриловича сменялись шумным весельем в кругу гостей его жены. Ольга Сократовна была постоянно окружена молодежью. Она стремилась создать себе репутацию веселой и беспечной дамы. Никто не подозревал, что эта маленькая стройная женщина, красота которой приковывала общее внимание, была верным другом и помощницей своего мужа.

В квартире Чернышевского жил брат Ольги Сократовны – Алексей Студенский. Он тоже учился в университете. У Чернышевского Утин часто встречал артиллерийского офицера Вениамина Ивановича Рычкова, двоюродного брата Ольги Сократовны. В те дни Николай еще не знал, что судьба свяжет его с ними на революционном поприще.

Студенческое движение быстро расширялось. В 1859–1860 годах молодежь принимала деятельное участие в организации воскресных школ. Устанавливались связи с университетами других городов. Тайно работали политические кружки. В студенческие кружки шли женщины. Это была эпоха борьбы за устранение всякого неравенства, всех форм гнета. Вместе с главным вопросом русской жизни – уничтожением крепостного права – вставал вопрос и о ликвидации бесправия женщин. Добиваясь доступа в высшие учебные заведения, они сами проявили инициативу.

Как-то раз, явившись на лекцию, Николай увидел на скамье двух молодых девиц. Одна из них поразила его. Это была Надежда Корсини, дочь известного архитектора. Тяга к высшему образованию толкнула ее на смелый шаг. И вот она в аудитории. Вскоре там появились и другие слушательницы. Студенты держали себя по отношению к ним с большим тактом. Чтобы не смущать, старались не смотреть в их сторону. Пора доказать, что присутствие женщин на лекции – обыкновенное дело. Николай поступал так же, как и другие, но и не глядя на Корсини, он ощущал ее присутствие.

Надежда приняла участие во всей студенческой жизни. Николай познакомился с ней и вскоре почувствовал, что она выделяет его среди других.

Как-то само собой случилось, что они стали вместе преподавать в воскресной школе. В первый же день уроков Николай с волнением ждал ее. Они долго бродили по улицам города. Оба наслаждались петербургской весной, ощущая прилив светлого юного счастья.

Работа в воскресных школах сближала студентов Петербурга. Николай сошелся с Сергеем Рымаренко, который руководил организацией школ. Круг его знакомств простирался все дальше, за стены университета. А университет продолжал бурлить.

«Утинская партия»

Правительство готовило репрессии против университетов. В 1860 году попечителем Петербургского учебного округа вместо либерального князя Щербатова был назначен генерал Филипсон, служивший до этого в Генеральном штабе. Царь мечтал возродить военные порядки в университете, и потому на пост министра просвещения весной 1861 года был призван, неожиданно для всех, адмирал Е. Ф. Путятин. Меньше всего ожидал этого сам адмирал. Если бы год назад ему сказали, что он станет во главе российского просвещения, он бы просто рассмеялся. Но старые служаки привыкли безропотно выполнять царскую волю. Как иначе? Тем более что русским императорам всегда требовалась «твердая рука» в деле просвещения.

Уже в мае 1861 года университеты вкусили первые плоды «военно-морского руководства». Были изданы новые правила, ограничивавшие число студентов, освобождавшихся от платы за посещение лекций. Молодежь заволновалась. Однако до серьезных столкновений пока не дошло. Начались каникулы. Все разъехались на лето. Борьба развернулась осенью.

В конце августа к Николаю ворвался Студенский.

– Я только что приехал и – сразу к тебе! Читал новые правила? Сходки не разрешают, закрываются библиотека и касса. Лишают возможности поддерживать студентов, у которых нет средств для учения.

– Добавь к этому еще, что отменяются публичные лекции, отменены концерты. Правительство явно хочет закрыть низшим и средним сословиям дорогу к образованию. Мало того, вообще сама студенческая корпорация упраздняется. Нас лишили права самоуправления.

– Неужели потерпим это? Надо кликнуть клич…

– Правильно!

В день открытия университета собралась сходка. Громадный зал гудел.

– Не брать матрикулы!

– Отстоим самоуправление!

На кафедре Николай Утин. Его встречают овацией. В зале звенят его гневные, зажигающие слова.

– Перед произволом мы не отступим! Студенческая корпорация должна себя отстоять. Главное сейчас – не брать матрикулы. Эти книжонки должны служить удостоверением личности. В них вписаны новые правила. Кто возьмет матрикулы, тот признает эти гнусные правила, изменит товарищам. Сейчас надо немедленно избрать депутацию и вызвать попечителя. Пусть явится на сходку!

Депутация избрана. Во главе ее, разумеется, Утин. С ним его брат Евгений, затем Михаэлис и еще несколько человек. Попечитель Филипсон встретил депутацию надменно.

– Ко мне посылать депутатов? Как могли студенты позволить себе подобную дерзость!

Депутаты держались твердо и решительно.

– Передайте студентам, – наглел попечитель, – что я не оратор. Советую им заниматься науками а не сходками.

Слова эти подняли целый ураган гнева. Начались ежедневные сходки. Профессора кусали губы. Перед ними на скамьях сидели жалкие десятки «прилежных», а рядом, в свободных аудиториях, бушевали сотни «мятежных голов».

Душой движения был Николай Утин, энергичный, смелый, изобретательный. Сложившееся вокруг него боевое, решительное меньшинство в университете называли «утинской партией».

Эта партия не признавала компромисса. Она избрала курс на решительный конфликт. Пусть начальство одумается, а если не захочет отступить, тем лучше! Ведь закрытие университета – это настоящий политический скандал!

– Друзья! Мы не одни, – говорил Утин, – с нами вместе студенты всех городов. В Москве и Киеве, в Казани и Харькове люди протестуют против путятинских правил.

Начальство растерялось. Закрыть университет означало расписаться в своем бессилии. Что делать? Кто-то предложил запереть аудитории, в которых происходили сходки. Новый промах! Замки на дверях только подлили масла в огонь. Когда на другой день толпа студентов вышибла дверь актового зала и устроила там грандиозную сходку, начальство поняло свое поражение.

24 сентября 1861 года лекции были прекращены и университет закрыт. То была первая победа «утинской партии». Но на этом останавливаться нельзя. Утин и его друзья продолжали наступление. На следующее утро университетский двор был переполнен. Сходка. Начальство должно дать отчет, на каком основании прекратили занятия! Новая депутация к попечителю.

Филипсон бледнеет.

– Отвечайте, что меня нет. Еще не приезжал…

Произошло нечто необычайное. Все, как один, двинулись к дому Филипсона. По набережной, через

Дворцовый мост, мимо Зимнего, перекрывая весь Невский проспект, валила нестройная толпа.

– Куда?

– На Колокольную. Там попечитель…

Невиданное зрелище в столице! Тысячи любопытных теснились на тротуарах. Студенты шли медленно. У многих расстегнуты шинели. Фуражки небрежно сдвинуты на затылок.

В полиции переполох. На Колокольной улице шествие было встречено генерал-губернатором Игнатьевым. Возле него стоял обер-полицмейстер Паткуль. У дома попечителя сверкали штыки. Рота стрелкового батальона шла занимать караульные посты. Ее тут же завернули на Колокольную. При виде высшего начальства и солдат Николай Утин тотчас подозвал одного из студентов, шепнул ему что-то на ухо. Тот кивнул и моментально исчез.

В это утро Чернышевский был дома и работал в кабинете. Запыхавшийся студент торопливо сообщил о событиях этого бурного утра и что рядом на Колокольной студентов встретили солдаты. Чернышевский спокойно поднялся из-за стола.

– Не волнуйтесь. Отправляйтесь обратно, не теряя времени. Я буду вслед за вами.

Студент убежал. Вскоре вышел и Чернышевский. Он направился к толпе. Встревоженная Ольга Сократовна не раз выходила на улицу. Ведь его могли тут же арестовать.

Он вернулся невредимым. Столкновения не произошло.

Перепуганный Филипсон понял, что его карьере пришел конец. Как это он довел дело до таких скандальных событий? Из университета окольной дорогой он проскакал домой на дрожках задолго до прихода студентов. Теперь он делал все, чтобы избежать дальнейшего обострения. Умолял полицию и военное начальство не вмешиваться, уговаривал студентов успокоиться и разойтись. Он соглашался принять депутацию, но только в университете.

Студенты выдвинули контртребование: попечитель должен идти в университет вместе с ними. И вот вся толпа двинулась тем же путем обратно. Во главе ее теперь шел отставной генерал Филипсон! Он бледнел и краснел, но выхода не было. У Гостиного двора ему позволили сесть на дрожки. И так до самого университета. Под конвоем нескольких сот молодых бунтарей!.. На глазах всей столицы!.. Генерал готов был провалиться сквозь землю. Кругом раздавались насмешливые замечания:

– Взяли в плен попечителя!

– Генерал арестован!

Попав в свой кабинет, Филипсон снова обрел уверенность.

– Примут ли студенты матрикулы? – сухо спросил он депутатов.

– Если и примут, то мы не знаем, будут ли их исполнять.

Ответ звучал довольно дерзко.

– Прошу всех сейчас разойтись. На следующей неделе будут возобновлены лекции, – сказал Филипсон. Он спешил закончить неприятную аудиенцию.

Депутаты сообщили студентам решение попечителя. Это была уступка. Университетский двор опустел.

Университет в казематах

В ночь на 26 сентября полиция арестовала тридцать человек, попавших в список зачинщиков студенческих беспорядков.

«Утинская партия» поднимала на протест все столичное студенчество. Теперь уже шла речь о столкновении с правительством, а не только с университетским начальством.

Утром 27 сентября громадная толпа молодежи буквально осадила университет. Около здания оказались прижатыми батальон Финляндского полка, жандармы и полицейские. В зале Совета университета беспомощно отсиживались генерал-губернатор, обер-полицмейстер и министр просвещения.

За окнами колыхалась и шумела многоголосая мас-са людей, от которой теперь можно было ожидать всего. Молодежь учебных заведений столицы пришла на помощь друзьям из университета. Среди сюртуков и пальто там и тут пестрели военные мундиры. Это офицеры Артиллерийской академии пришли поддержать студентов, если правительство попытается применить силу.

Хозяином улицы стала протестующая молодежь. Генерал-губернатору докладывали, что на Литейном мосту двое офицеров останавливали каждого военного и направляли к университету.

Один офицер, присоединившийся к протестующим, по распоряжению генерал-губернатора был арестован. Двое солдат повели его. Однако, отойдя несколько шагов, он скомандовал:

– Налево кругом! Марш!

Солдаты не посмели ослушаться. Офицер ушел.

Власти были бессильны справиться с молодежью. Полиция могла лишь выхватывать отдельных людей. Было арестовано 38 студентов и несколько офицеров. Остальные разошлись лишь к трем часам дня.

Ночью патрули обходили весь Васильевский остров. Тревога охватила официальный Петербург.

– Что это – революция?. – шепотом спрашивали в Зимнем дворце.

Правительство решило во что бы то ни стало открыть университеты. Но сначала нужно было заставить студентов взять матрикулы. Мучили и уговаривали каждого поодиночке. Начальство не скупилось на обещания, лесть и угрозы. В результате из 1 500 студентов 500 человек попросили матрикулы.

Открытие университета было назначено на 11 октября. Теперь это был не университет, а что-то вроде тюрьмы. У дверей стояла вооруженная стража.

Напрасно профессора готовились в этот день к лекциям. Из тех, кто взял матрикулы, отважились явиться всего несколько человек. Зато явилось множество юношей, не бравших матрикул. Они пришли не для занятий. Их привело на университетский двор желание выразить громкий протест против путятинских правил.

Надолго запомнился Николаю Утину день 12 октября. Готовясь к нему, «утинская партия» много поработала. Протест необходимо было довести до открытого столкновения с властями. Николай и его друзья стремились объединить в этом деле студенчество всех университетских городов. С Москвой связь была постоянной. Там готовилось выступление примерно в те же дни.

Сходка на университетском дворе в то утро была особенно многолюдной. Студенты потребовали отмены новых правил либо окончательного закрытия университета.

В тот день пролилась кровь. В разгар сходки из-за ограды блеснули штыки. Солдаты набросились на безоружную толпу. Били прикладами, кололи. По официальным данным, явно приуменьшенным, раненых было двадцать человек.

«Третья кровь» – озаглавил Герцен заметку в «Колоколе», посвященную этой зверской расправе. Первой кровью царского «освобождения» были убийства в Варшаве, вторая кровь была пролита при усмирении крестьянских волнений. Обливая кровью улицы столицы, царское правительство вновь доказало свою несостоятельность во всех делах, в том числе в области просвещения.

В тот день Николай вернулся домой поздно. Несмотря на усталость, он и его брат Евгений долго не спали, обсуждая происходившие события. За один день они стали старше на несколько лет. Спать почти не пришлось.

Было около двух часов ночи, когда раздался резкий звонок. Послышались шаги, звякнули шпоры. На пороге появился камердинер. Свеча дрожала в его руке. За его спиной Николай увидел фигуры жандармов.

Во время обыска Николай сохранял полнейшее хладнокровие. К этому он уже был готов. На письменном столе не было ничего, кроме элегантных безделушек. Перевернув вверх дном всю квартиру, жандармы ничего не нашли.

Под утро Николая привезли в Петропавловскую крепость. Все помещения были переполнены. В ту ночь было арестовано 243 студента. Каждого вновь прибывшего встречали со смехом. Кто-то бросил крылатую фразу: «Петропавловская крепость превращена в Петербургский университет!»

На другой день эти слова повторял весь город.

Никогда еще эти мрачные стены не видели столь жизнерадостных заключенных. Их не пугали лишения. Прежде всего они были все вместе. Но главное – они стали героями дня. Им сочувствовала вся просвещенная столица.

Правительство вновь опозорилось, бросив в тюрьму сотни студентов лишь за то, что они требовали отмены университетских правил. За что, интересно, их будут судить?

В каземате собрался цвет молодежи. Вся «утинская партия» налицо. Вот и сам ее вожак, чернокудрый, неугомонный. Вот Михаэлис и Ген – лучшие помощники Утина. А вот завсегдатай сходок Михаил Покровский. Здесь же без умолку хохочет бесшабашный Евгений Утин.

Николая радовало мужество, с которым его товарищи переносили лишения. В камерах не умолкали песни. Студенты читали стихи, обсуждали события.

Все хорошо! Только сердце неустанно било тревогу. Николай ни на минуту не забывал, что здесь же, в крепости, томилась в одиночестве Надежда Корсини. Ее арестовали вместе со студентами.

«Утинская партия» не оставалась без дела. Николай и его друзья подготавливали товарищей к допросам. Следствие не дало никаких материалов для судебного обвинения.

Студентов продержали в крепости до декабря. Сам царь вынес им окончательный приговор.

Николай Утин, отнесенный было по степени «виновности» к первому разряду, вскоре оказался перечисленным во второй. «Высочайшее повеление» гласило: «Исключить из университета и отдать на поруки родителям». От старика Утина была взята подписка в том, что сын не будет «производить беспорядки или подстрекать к ним других лиц». Подписавший отвечал за нарушение своего обязательства по всей строгости законов.

Вернувшись из крепости, Николай не узнал родного дома. Отец угрюм и мрачен. Старшие братья встречают холодно. Исчез привычный ритм домашней жизни. Рассыпались уют и гармония большой семьи.

Начались столкновения. Старик требовал от сына прекратить «неблагонамеренный» образ действий. Это может погубить карьеру и его самого.

Николай возражал спокойно и убежденно;

– Поймите, для молодых людей дороже всего честное имя. Карьера? Для кого и зачем она? К тому же для меня она все равно недоступна. Единственная деятельность, к которой я стремлюсь, – получение кафедры в университете – теперь немыслима при моих отношениях с профессорами.

– Ты должен поступить на службу, – настаивал отец. – Если это не удастся, поезжай за границу. Хотя бы для того, чтобы поправить здоровье.

В глазах отца поездка в Европу – лучшее лекарство против вольнодумства.

– Лечение необходимо, – соглашался Николай. – Крепость испортила зрение. Нервы расстроены. Нужно подать прошение о заграничном паспорте. А пока буду заниматься. Хочу сдать экзамен за университет.

Николай смотрел на заграничную поездку иначе, чем отец. За границей Герцен и Огарев. Там ближе можно познакомиться с революционным движением, а может быть, и принять в нем участие. Новый генерал-губернатор князь Суворов решил по-своему;

– Николаю Утину заграничный паспорт не давать!

Расправившись со студентами, правительство тем не менее вынуждено было пойти на уступки. Были отстранены министр просвещения, попечитель учебного округа, столичный генерал-губернатор и обер-полицмейстер Петербурга. В Москве и других городах также произошла смена чиновников. Это был несомненный успех.

Вечером в шахматном клубе, куда сходился цвет литературного Петербурга, горячо обсуждались последние события. Один из посетителей, энергично жестикулируя, говорил:

– Нам нужно иметь оплот против правительства, а этот оплот можно найти только в такой корпорации, как студенческая. Мы видели, что она, состоя из горсти людей невооруженных, преследуемых, теснимых, разбила наголову нравственно и фактически правительство со всеми его войсками и штыками: министр, генерал-губернатор, граф Шувалов удалены, а все корпорация!

Оратор явно преувеличивал. Правительство не было разбито. Уступки лишь отчасти прикрывали новые репрессии. Всюду велась полицейская слежка. Жандармские агенты кружились вокруг Чернышевского и его друзей.

С этими зловещими переменами Утину пришлось столкнуться при первом же визите к Николаю Гавриловичу. Его появление у подъезда писателя было замечено сразу с двух сторон. Из окна – Ольгой Сократовной, сидевшей теперь неотлучно на посту с рукодельем, а из замочной скважины – шпионом. Он тайно скрывался в комнате швейцара.

– Положение серьезное, Николай Исаакович, – говорил Чернышевский, – за нами следят днем и ночью.

Долго оставаться было рискованно. Коротко сообщив новости и рассказав о настроении в университете, Утин откланялся.

Его провожал Студенский.

Несколько слов, которыми вполголоса они обменялись в подъезде, были подслушаны. К «делу» Чернышевского в Третьем отделении была подшита новая бумажка.

Полицейские гонения не были случайностью. В столице появились революционные прокламации. Их рассылали по почте, раскладывали на креслах в театре. О распространителях воззвания «К молодому поколению» складывались легенды. Рассказывали о каком-то господине, который ехал на белом рысаке по Невскому и под носом у полиции раскидывал направо и налево запретные листки.

Николай тоже внес свой вклад в это дело. Вместе с Евгением Печаткиным он выпустил и распространил прокламацию с протестом против высылки из Петербурга профессора Павлова, который пострадал за резкую критику правительства.

Земля и воля!

После ареста Утин почувствовал, что вокруг происходит что-то серьезное. К нему просматривались друзья.

Однажды вечером он зашел о шахматный клуб. Это было в начале марта 1862 года. В газетном зале его окликнул Александр Александрович Слепцов. Николай давно уже был знаком с ним. Оба принимали участие в создании шахматного клуба. Изредка встречались у Чернышевского.

Александр Александрович поднялся навстречу. Сначала речь шла о делах шахматного клуба и общих знакомых. Когда же они удалились в одну из уединенных комнат, Слепцов, наконец, заговорил о главном.

– Вы, по-видимому, догадываетесь, что я хочу говорить с вами о важном деле. Мне хорошо известно, что вы сторонник самых решительных мер в борьбе против нынешних порядков.

– Да, – подтвердил Николай, – я убежден, что революция не делается без крови. Она меня не пугает, а если придется умереть… потомки будут завидовать нашей участи.

– Я знаю, что вы думаете так, – просто ответил Слепцов, – потому и говорю без всяких подходов. Создано тайное революционное общество, и вам предлагают присоединиться.

Разговорились о вовлечении в организацию студентов и о том, какую работу прежде всего нужно выполнить молодежи.

На следующий день Слепцов рассказал Сергею Рымаренко о переговорах.

– Утин вполне подходит для четвертой пятерки» которую я сейчас подбираю. Он пользуется авторитетом среди студентов. Этот серьезный, энергичный человек, несомненно, будет полезен организации.

Было решено вовлечь Утина в организацию. Ему объяснили, как нужно создавать пятерки тайного общества, чтобы избежать провалов. Позднее Сергей Рымаренко не раз давал Николаю практические советы о приемах конспирации. Он требовал действовать очень осторожно, привлекать в организацию самых надежных людей. Сам Николай не должен подавать никакого повода к подозрению. Это особенно важно, так как Николай уже был арестован. За ним, безусловно, установлен тайный надзор. Поэтому нужно бывать в обществе, в театре – жить так, чтобы каждый его шаг казался на виду.

Начались дни лихорадочной работы. Перед Николаем раскрывались нити всероссийской организации «Земля и воля».

– Сейчас, – объяснял Слепцов, – необходимо завершить объединение в одно целое кружков и тайных обществ Петербурга, Москвы, Поволжья, юга и севера России. Почти везде у нас есть свои люди. В Москве инициатива принадлежит Юрию Мосолову и Николаю Шатилову. Это гимназические ученики Николая Гавриловича Чернышевского. У них уже сильная организация, она выросла из московского общества, которое называлось «Библиотека казанских студентов». Мосолов послал на юг молодого землемера Ивана Андрущенко с прокламациями и литературой. Москвичи не теряют связи с Саратовом. Сам Мосолов теперь создает кружки и заводит типографию во Владимире и Нижнем Новгороде. В Казани действует Умнов, в Вологде – Бекман. Люди не сидят сложа руки.

Николай внимательно слушал. Утина поразила широта замысла. Все кружки и тайные общества России должны были действовать на основе общей платформы. Ею служит изданное в прошлом году воззвание «Что нужно народу?». Об этой платформе уже знали многие. Она была напечатана в герценовском «Колоколе» в июне 1861 года. Это была платформа революционной партии.

«Очень просто, народу нужна земля да воля!» – отвечали составители воззвания на вопрос, поставленный заглавием.

Крестьяне требуют «всю землю» и «всю волю». Царский манифест 19 февраля обманул надежды. Революционная партия знает, что достичь цели можно только всеобщим вооруженным восстанием. Уже в 1863 году народ должен подняться против помещиков. То был срок подписания грабительских уставных грамот. К тому времени нужно успеть объяснить народу необходимость организованной вооруженной борьбы и подготовить восстание народа и армии.

Но в богоспасаемой империи путь к народу закрыт. Значит, надо добиться условий, при которых можно говорить с народом более или менее открыто. Такие условия может дать только широкая политическая кампания. Ее успех на первых порах зависит от многих условий, в том числе от участия либерального дворянства.

Адресная кампания! Вот что должно служить началом общего революционного подъема. Пусть она начнется на основе скромных, урезанных требований. И составители воззвания «Что нужно народу?» выдвигают эти требования. Нет, это еще не «вся земля». Предлагается передать крестьянам в собственность лишь тот надел, которым они пользовались у помещика до манифеста, а ведь манифест не дал даже этого надела. От него в виде отрезков к помещикам отошли лучшие куски. Выкуп земли должен производиться за счет всей нации. Помещики тоже должны принять участие в выкупе. Но народ, пишут составители воззвания, не хочет «обижать» помещиков. Пусть из государственных доходов они получат в течение тридцати лет один миллиард рублей. Этого им будет вполне достаточно. Лишь бы не повышались налоги.

Помещики недовольны многими нынешними порядками, но они до смерти боятся революции. Если так, то пусть они примут участие в мирной адресной кампании.

А как же обстоит дело с «волей»? Нет, пока еще составители воззвания не выступают за «всю волю». Это дело будущего. Крестьянин еще верит в царя. Его надо разубедить. И сделает это сам «помазанник божий». В воззвании предлагается просить «всей землей» царя созвать всенародный земский собор. Он должен решить вопрос о земле. Пусть крестьяне верят покуда, что царь пойдет на такой шаг по просьбе народа. Пусть помещики надеются, что они убедят правительство созвать собор во избежание революции. Революционная партия в чудеса не верит. Придет час, и царь откажется. Но будет уже поздно. Это будет гибель всех надежд на царскую милость. Крушение иллюзий – лучший пропагандист. Революционная партия призовет народ к вооруженной борьбе за созыв земского собора. Тогда-то революционная партия кликнет клич и поведет народ на битву за «всю землю» (ее надо отобрать у помещиков) и за «всю волю» (республика вместо монархии).