Текст книги "In a hundred lifetimes (ЛП)"
Автор книги: авторов Коллектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
На секунду ему даже взбрело в голову уволить стажера, но он быстро прогнал эту бестолковую мысль.
Забыть эти чертовы ночи в его квартире, забыть эти чертовы бессмысленные сны, забыть все это. Она вдвое моложе, она его ПА, в конце-то концов! Так что удивительного, что она не против того, чтобы ее клеил какой-то молокосос? Конечно, она только «за». И именно этого и следовало ожидать тебе, Малкольм.
Это же не было какой-то охуительной любовью? Не так ли? Все, что было – развлечение, интрижка на пару ночей. А интрижка на пару ночей не может разорвать ничьего сердца, ведь так? Выбросить из головы. Забыть.
– Нафлиртовалась? – буднично поинтересовался он, когда Роуз зашла в кабинет.
– Я просто стараюсь быть дружелюбной, – ответила она, не сводя с Малкольма какого-то странного взгляда.
– Блядистски дружелюбной, – кивнул он, вскинув брови, и отвернулся.
– Ты… ревнуешь? – уголок рта Роуз пополз вверх.
– Не обольщайся, – четко, почти по слогам, ответил он, бросив на нее испепеляющий взгляд. Улыбка погасла. – Позвольте принести свои охуенно глубокие извинения за то, что я не ссусь от восторга, когда мой ПА «старается быть дружелюбной» в рабочее время.
– Что, что, черт подери, в тебя вселилось? – воскликнула Роуз, обходя стол, за которым находилась стратегическая позиция Малкольма.
– Ничего, – бросил он, подняв какую-то наугад выбранную папку почти к самым глазам, когда Роуз остановилась всего в нескольких шагах. – Но я требую, чтобы в рабочее время ты была доступна, потому что именно это-то и есть твоя гребаная работа.
– Я в курсе своих обязанностей, спасибо, – язвительно ответила Роуз. – Единственное, что мне непонятно, почему ты считаешь, что у тебя есть право…
– Я твой босс, блять. Вот что дает мне право быть слегка раздраженным, когда ты попусту тратишь и мое, и свое время на чахлую палку, которую этот дохляк называет своим телом.
– Ты ревнуешь!
Презрительно фыркнув, Малкольм покачал головой.
– Роуз, у меня нет ни оснований для ревности, ни прав на тебя. Ты можешь спать с кем угодно и когда угодно, только не в рабочее время.
Когда губы Роуз, дрожащие так мелко, что этого почти незаметно (но он заметил), приоткрылись, Малкольм ненавидел себя, ее и всю эту идиотскую ситуацию.
– Все это было только? .. – спросила Роуз, как только к ней вернулось некое подобие голоса.
Нет.
– Конечно, – ответил Малкольм, выгнув бровь. – Только секс. Хороший секс, даже великолепный, но все-таки… просто секс. Ясно?
– Ты покупал мне конфеты.
Обида и замешательство, исходящие от Роуз, буквально наэлектризовали комнату. Внутренний голос твердил Малкольму остановиться, взять себя в руки, но у него не было на это сил. Не сейчас.
– Ты же играла в неприступность, – пожал он плечами. – Вот я и подумал, что это поможет тебя умаслить. Как видишь, сработало.
Ее рот немо открылся и закрылся несколько раз, прежде чем Роуз выплюнула:
– Больной ублюдок.
– У меня нет времени на твои истерики, – пробубнил он, притягивая к себе стопку документов.
– Да как ты смеешь!
– Вот видишь! – взорвался Малкольм. – Это никогда не вырастет во что-то большее, чем секс. Я сто двадцать часов в неделю работаю чертовой нянькой для кучки охуенно недоразвитых ебанатов, заминаю скандалы и отбиваюсь от журналистов, которые только и ищут, кого бы выпотрошить заживо и сожрать кишки прямо в сырую. Я не хочу большего. Мне не нужно большее. Я не могу позволить себе большее, потому что у меня нет на это ни единой гребаной минутки. Я не виноват, что ты сама себе что-то навоображала.
– Ты… Ты бездушен и не приспособлен ни к чему, кроме своего блэкбери и офиса. Ты не можешь даже слова сказать, не превратив его в оскорбление! – выпалила Роуз и, переведя дыхание, опустив глаза в пол, подняла взгляд на Малкольма и добавила: – Мне ничего не нужно. Не от тебя.
– Ты все еще на работе, – едко проговорил он, оперевшись о столешницу, когда Роуз сделала шаг к двери.
– Ты просто кусок дерьма.
– Никогда не утверждал обратного, – ответил он с убийственными хладнокровием и честностью, пытаясь отмахнуться от той части себя, что отчаянно силилась призывать его к рассудку и уберечь от саморазрушения. Но он не мог не спросить: – Опять все усложняешь, да?
Замерев на мгновение, Роуз обернулась и подошла к нему вплотную, сверкая глазами:
– Не смей. Не смей даже думать, будто знаешь хоть что-нибудь об этом. Ты не имеешь ни малейшего понятия ни обо мне, ни о людях, ни о сложностях. Потому что ты ничто. Ты иллюзия, оболочка. Для тебя нет ничего важного и реального, но и ты ни для кого не важен и не реален. Не знаю, почему я пыталась притворяться, будто это не так.
Единственное, что ему хотелось – бросить папку на пол, пересечь комнату и, взяв Роуз за руки, целовать ее пальцы, пока она не простит его. Но так не бывает. Она его ПА, и все это не больше, чем развлечение.
Тогда почему же она выглядит такой разбитой?
И почему у него самого такое чувство, будто он напоролся шеей на ржавый прут?
– Иди пообедай, – быстро произнес Малкольм, – и приведи себя в порядок. У нас еще полно работы.
Качнув головой, Роуз болезненно усмехнулась:
– Катись в ад, Такер, – и вышла вон, хлопнув дверью.
– Уже в аду, – пробормотал он, оставшись в пустынном кабинете.
Нервно проведя ладонями по лицу, он толкнул стол, с которого слетело несколько листов. Долго он, недвижный, рассматривал столешницу. Потом схватил пресс-папье и с яростью швырнул в пространство. С грохотом угодив в стену, моментально покрывшуюся паутиной трещин, пресс-папье рухнуло на пол. Малкольм смежил веки и сглотнул.
Сделал глубокий вдох. А когда распахнул глаза, снова оказался Малкольмом Х Такером, Малкольмом Хреновым Такером, готовым контролировать и оборачивать в свою пользу любую возникшую ситуацию.
И упаси Бог какого-нибудь засранца еще хоть раз пересечь черту.
*
Не дай мне отказаться от тебя. И, пожалуйста… не бросай меня.
Обхватив саму себя руками, Роуз сидела на капитанском кресле и плакала навзрыд.
Слушай, Роуз, я даже не знаю, кем стану. Он может быть отвратительным, ужасным человеком.
«Еще мягко сказано», – с хрипом выдохнула Роуз, пытаясь выбросить из памяти лицо Доктора, искаженное презрительной усмешкой, слова, произносимые его голосом.
Так больно, что Роуз с радостью бы больше никогда не появлялась на Даунинг-стрит.
Запомни, не имеет значения, кто я и кто ты. Я по-прежнему где-то там, и я люблю тебя.
«Пожалуйста, вернись».
========== Sad, beautiful, tragic aka Me, You, and Us ==========
Автор: clarabella_wandering
Ссылка на оригинал: http://tumblr.com
Рейтинг: G
*
У него болела голова.
Конечно, так было всегда, но сегодняшнее недомогание заявляло о себе куда сильнее обычного. Будто таким нехитрым способом организм пытался отвлечь от ощущения, что сердца – оба чертовых сердца – вот-вот разорвутся на части, а спасения или облегчения не найти ни в регенерации и смерти, ни во всей вселенной.
Головная боль силилась заглушить то, о чем каждым ударом талдычили сердца – жизнь без Нее не имеет ни ценности, ни малейшего смысла.
Так оно и было. И Доктор знал это. И весь проклятый свет знал это.
Он, Доктор, Сокрушитель миров (Она всегда поднимала взгляд, когда он называл себя так, потому что знала, что в этом прозвище неразрывно сплетены правда и ложь), Надвигающийся шторм беспомощно свернулся в Ее, их (спустя несколько месяцев, проведенных рука об руку, они уже спали вместе), теперь уже только его постели, вдыхая Ее и их запах.
В последний раз, уверял себя Доктор, в последний раз, а потом запереть дверь и никогда, никогда больше не переступать ее порога.
ТАРДИС стонала низко и протяжно. На памяти Доктора, это был первый раз, когда Старушка оплакивала кого-то. Но кто бы на ее месте поступил иначе?
Он, изо всех сил прижав подушку к животу, разбивался на тысячи частей снова и снова.
– Прости, – тихо повторял Доктор, – мне очень, очень жаль.
Горькая сонливость окутывала его, но сны не сулили облечения. Сначала они принесут Ее, а потом оставят после себя во сто крат более жалящую пустоту.
Мысли, роившиеся в хаосе, вдруг выкинули воспоминание о киберлюдях из параллельной вселенной.
– Почему без эмоций? – спросила тогда Она.
Сглотнув, Доктор чуть не до хруста вжал подушку в ребра.
– Потому что это больно, – отвечал он.
И во всем мире нет ничего больнее, чем потерять Роуз Тайлер.
*
На следующее утро Доктор проснулся с ноющей спиной и мертвой душой, не подававшей ни малейших признаков жизни. По его просьбе ТАРДИС перенесла все костюмы его из комода Роуз в общую гардеробную. Без жалоб, без шума. Когда с этим было покончено, Доктор в последний раз оглядел комнату и, судорожно сглотнув, захлопнул дверь.
Она была синей, а перед ней всегда валялся коврик для ног, потому что Роуз имела все основания предполагать, что об уходе за обувью Доктор не имеет ни малейшего понятия (и она была права). Поперек же двери выцарапаны несколько слов.
Доктор и Роуз Тайлер.
Тряхнув головой, дабы избежать очередного то ли вздоха, то ли всхлипа, то ли стона, Доктор направил звуковую отвертку на дверь, и та в мгновение ока исчезла где-то в недрах ТАРДИС. Коврик пропал тоже.
Как завороженный Доктор простоял несколько секунд, а затем, будто сам не свой, рванулся в консольную с твердым намерением забыть розово-желтое существо, которым полнились оба его сердца. Несколько движений над кнопками, и Доктор снова отправился в путешествие.
*
Воспоминания о ней являлись в даже в самые неподходящие и нелепые моменты. Девушка с пшеничными волосами и очаровательной, более чем очаровательной улыбкой. Когда к Доктору наведывались гости из прошлого, улыбка его замерзала, а глаза тускнели. Впрочем, длилось это оцепенение всего мгновение, никто даже и не успевал заметить того, что в это мгновение Доктор, очертя голову, летел в самый ад, ибо Она была похоронена во всем: в мыслях, в подсознании, во всей жизни.
Бывали и другие моменты. Иногда Доктора с такой силой захлестывало памятью, что он обрывался на полуслове и невидящими глазами таращился в пустоту. После этих вспышек он моргал и принимался объяснять свое временное отсутствие тем, что мысли его превысили некий лимит скорости, существующий в умах Повелителей Времени. Или выдумывал что-нибудь еще менее правдоподобное.
Взъерошив волосы, Доктор вываливал на Марту огромный объем информации о каких-то наносуществах, населяющих Якское созвездие. Давящаяся хохотом Марта перебила его на полуслове:
– Все это отлично, и ты обязательно меня туда отвезешь, но сейчас я бы не отказалась от картошки.
Вот так просто светловолосый лик снова оказался в его уме. Сердца оборвались, улыбка окоченела. Все тело напряглось, когда через каждую его клетку, словно ток, пробежали сначала Ее смех, а потом – о Боже – и ее крик.
– Доктор, ты в порядке? – обеспокоенно поинтересовалась Марта.
Откашлявшись, Доктор отважно растянул губы в достаточно убедительном подобии улыбки («Из тебя бы вышел хороший далек»):
– Что? Ах да. Да. Я в полном порядке. Так ты сказала, перекусить?
Марта кивнула.
– Очень кстати, потому что я знаю одну замечательную пироговую в Бонсайской Империи. Слетаем туда? – рука Доктора потянулась к одному из рычагов, но ладонь Марты оказалась быстрее. – Марта? – с еле заметным, но все же уловимым недовольством Доктор поднял глаза.
– В чем дело?
Ее голос полон участия и сострадания, но Доктору с трудом удавалось даже дышать, не то что замечать Марту или, тем более, ее интонации.
– Я не хочу об этом разговаривать, – бросил он, прекрасно, впрочем, сознавая, что Марта достаточно прозорлива («Я беру только лучших. У меня уже есть Роуз»), чтобы видеть правду сквозь притворство и маски на лицах.
– Это опять она, да? Роуз, – голос Марты выдавал обиду и замешательство, но Доктору было недосуг это заметить.
Рука Марты соскользнула с рычага, и Доктор не преминул воспользоваться этой оплошностью, чтобы дернуть за него и стремительно умчаться на противоположную сторону консольной.
– Так как насчет пирогов?
Моргнув, Марта потерла лоб ладонью:
– Хм. Да. Пироги.
Когда она отвернулась в поисках куртки, Доктор с облечением выпустил из горла шипящий выдох:
– Отлично. Тогда отправляемся.
Подальше от воспоминаний.
Подальше от нее.
*
Годы спустя, даже столетия спустя, на целую регенерацию позже, Доктор вдруг оказался лицом к лицу с Рори, руки которого немели под тяжестью самого огромного букета роз, какой Доктор когда-либо видел… в этой инкарнации.
Цветы были всевозможных цветов и размеров, среди прочих отчетливо выделялись красные, розовые и желтые.
Стиснув челюсти, Доктор преградил путь в ТАРДИС человеку с запрещенными цветами.
– Это еще, – каждое слово Доктор подвергал тщательной чеканке, – что такое?
Рори неуверенно сделал шаг к будке, но Доктор не двинулся с места.
– Э-э-э, розы для моей жены?
Доктор сверлил его пристальным взглядом:
– Знаю, что это розы. Вопрос в том, зачем ты пытаешься протащить их на борт моего корабля?
Рори непонимающе покосился на Доктора, тщась разгадать шутку.
– В подарок жене? – наконец произнес он.
Вокруг заливались птицы (ТАРДИС приземлилась в Мексике пятьдесят первого века), солнце палило нещадно, но глаза Доктора были темны ночной чернотой.
На его плечо легла рука, и он бросил отрывистое: «Что?».
Подняв хищновато-любопытный взгляд, Эми спросила:
– Что у вас тут происходит, мальчики?
– Доктор меня не пускает! – прокричал Рори в ответ.
– Чушь, – отрезал Тайм Лорд, по-прежнему не шелохнувшись.
– Почему ты держишь моего мужа на улице? – поинтересовалась Эми.
– Потому что, – бросив на Рори полный отчаяния взгляд, выдавил Доктор, – он нарушил правила.
– Что еще за правила? Я думала, правило только одно, – недоуменно покачав головой, Эми принялась перебирать собственные волосы.
– Никаких-роз-в-ТАРДИС правило, – вздохнул Доктор.
– Зачем вообще оно вообще нужно? – изумился Рори, голос его все еще доносился снаружи. – И вообще, я купил этот букет для Эми. Разве решение не за ней?
– В самом деле, Доктор, тебе не кажется, что это целиком и полностью мое право? – вздернув нос, Эми встретилась с ним взглядом.
Темная буря поднималась в тайных закоулках души Доктора.
– Нет, – твердо ответил он.
– Но…
– Эми Понд, хоть раз в жизни заткнись и делай так, как тебе говорят! – тяжело дыша, Доктор снова взглянул на цветы. – Мы с ТАРДИС не возьмем с собой ни единой розы, если они не соответствуют нашим стандартам.
Сузив глаза, Эми неотрывно наблюдала за Доктором, а Рори теперь взирал на цветы с некоторой холодностью.
– Глупые розы, – пробормотал он.
– Ты даже не представляешь себе, как ошибаешься, – автоматически отреагировал Доктор.
– Что? – воскликнула Эми, надвигаясь довольно угрожающе.
– Ничего. Мне жаль, Рори, но ты должен избавиться от букета. Любые другие цветы – пожалуйста, но только не розы. Таковы правила, – заключил Доктор и вытянул из внутреннего кармана звуковую отвертку с явным намерением что-нибудь немедленно починить.
– И кто она?
Эми Понд. Психолог мирового класса.
Рука, в мгновение ока оказавшаяся на плече Доктора, горяча.
– Доктор, – прошептала Эми, – кто она? Ей… ей нравились розы, да?
– Да.
Слова сорвались прежде, чем Доктор успел их осадить. Не нужно было даже смотреть на Эми, чтобы понять, что на лице ее сейчас царило выражение изумления. Шокированная, она молчала, поэтому Доктору пришлось обернуться с одной из самых своих фальшивых ухмылок:
– Розе нравятся розы.
Эми не сводила с него глаз.
– Мне пора. Надо… починить кое-что, – быстро добавил Доктор.
Слова эти, словно пробудили Эми ото сна. Сделав несколько шагов навстречу, она погладила пальцами щеку Доктора.
– Ты любишь ее. Эту Роуз. Ты любишь ее.
Со вздохом Доктора оставила последняя воля к сопротивлению, к тому же Эми почти лучший друг.
– Почему ты так думаешь?
Ее голос лучился теплом, когда она ответила:
– Потому что ты плачешь.
Отерев щеку ладонью, Доктор поднял влажные пальцы к самым глазам:
– А, – невесело усмехнулся он, – ни одной реки и ни одного пруда пролитых слез не достаточно, чтобы оплакать розу. Похоже на правду.
Скрывшись под консолью, Доктор оставил Эми наедине с ее мыслями.
*
Месяц спустя, на дрейфующем астероиде к нему взывал голос. Голос молодой, с лондонским акцентом и такой живой, такой яркий, что мог принадлежать только одному человеку.
«Восхваляйте его», – шептало все вокруг.
Обернувшись, Доктор обнаружил, что на него беспардонно уставилась дверь под номером одиннадцать, терпеливо ожидающая внимания.
«Восхваляйте его».
Шаг вперед. Любопытство снедало Тайм Лорда, когда он дрожащими пальцами взялся за ручку. За открытой дверью оказался Доктор, рожденный для войны, и ТАРДИС, прикрывающая его спину. Вздохнув и криво улыбнувшись, Доктор потянул дверь на себя, снабдив ее табличкой «Не беспокоить».
– Конечно. Кто же еще?
Он отбивался от страха, всеми возможными и невозможными способами цепляясь за свою небезупречную, но более или менее стабильную картину мира. Ничего не получалось.
Язык, выглядывающий между зубов, и жарко пылающая тоска наводнили мысли Доктора. Ведь если Доктор и верил во что-то, – только в одно, если быть точным, – то в Нее.
Позже, когда несчастное и древнее существо было мертво, Доктор бродил по коридорам ТАРДИС, никогда не покидавшей его, в поисках двери, которую он так долго старался избегать правдами и неправдами.
Доктор и Роуз Тайлер.
Ладонь его легла на ручку двери, а сердца колотились так яростно, что готовы были вот-вот лопнуть. Ему до смерти нужно было заглянуть внутрь, вдохнуть воздух, которым дышала она, вспомнить все то, что осталось позади, хотя бы на несколько минут воскресить все обещания, данные ими друг другу. Прижавшись к двери грудью, Доктор набрался смелости и собрался было отворить ее, как вдруг до слуха его донесся шотландский акцент.
– Доктор, куда ты пропал? Ты здесь?
Заметив его, Эми стремительно бросилась вперед. Пробежавшись глазами по надписи на двери, она вытянула лицо от удивления.
– Чего ты от меня хотела, Понд?
Благодаря ТАРДИС, свет в коридоре померк почти до минимума. Доктор был отчаянно благодарен Старушке, ибо последнее, что ему нужно – это сочувствие Эми, непременно бы выраженное ею, будь у нее возможность различить выражение его лица.
– Так это оно и есть? – спросила Эми.
– Что «это»?
– То, чему поклоняются Повелители Времени.
Взгляд Доктора скользнул по потолку, по синей двери, за которой до сих пор хранилось что-то вроде остатков его настоящей сущности.
– Не все, – ответил он просто, – только один.
И они ушли.
*
Теперь он был шотландцем, с акцентом и всем чем положено.
Клара в очередной была недовольна его поведением и пылала негодованием, щедро осыпая собеседника оскорблениями и обвинениями. Эти приступы всякий раз доводили Доктора до исступления.
– То есть я, конечно, знаю, что ты никогда не любил, и могла бы, если бы захотела, простить тебя. Но ты же просто больной! Пойми наконец, что иногда я хочу проводить время не с тобой, а с Дэнни! Смирись!
В такие моменты единственным, что не раздражало в Кларе была честность. Все остальное в ней было неважным, глупым и убийственно чужим. Словом, таким, что в несколько мгновений заволакивало глаза яростью.
– Откуда тебе-то знать? – проорал Доктор.
Клара замерла на полукрике так внезапно, что взметнувшаяся от активной жестикуляции юбка с хлопком опустилась на бедра.
– Знать что? Что ты идиот, каких свет не видывал? С чего бы начать? Во-первых…
– Что я никогда не любил, – терпеливо объяснил Доктор. – Откуда тебе знать?
Остановившись, Клара принялась ковырять ногти, беспокойно поглядывая на Доктора исподлобья. На секунду она даже забыла, как сильно он ее обидел.
– Я и не говорила, что ты не любил, просто… Понимаешь, ты же не мог… То есть ты же даже не понимаешь, что такое лю…
– Вопрос стоял иначе, – коротко оборвал Доктор. – Я спросил, откуда тебе знать, любил я или нет.
Упершись рукой в бедро, Клара недоверчиво сощурилась:
– Разве у тебя что-то было? Я имею в виду, разве ты любил кого-нибудь? Абсолютно, открыто и не стыдясь?
Долго Кларе пришлось рассматривать фигуру Доктора, возившегося с пуговицами сюртука и не поднимавшего глаз. В конце концов, ей удалось словить его взгляд, необычайно яркий и ясный. Невольно Клара поймала себя на мысли, что не видела таких светящихся глаз ни в его прошлом, ни в нынешнем теле.
– Да, – улыбка дернула уголки губ Доктора вверх.
Заинтригованная, Клара пожурила его, как напакостившего школьника, значительным покачиванием головы.
– Не тебя, – быстро поправился Доктор.
Вскинув брови, Клара строго выпрямила спину:
– Ну и что же в таком случае с ней случилось?
– Какая разница? Иди проведай Дэнни, – Доктор перескочил порог ТАРДИС, стоявшей в гостиной клариной квартиры. И совсем уже собирался захлопнуть дверь, но та запнулась о носок туфли, предусмотрительно подставленный Кларой.
– Расскажи мне. Если не расскажешь, можешь считать, что больше меня никогда не увидишь.
Вздохнув, Доктор закрыл глаза и сосчитал до трех.
Клара по-прежнему требовательно смотрела в глаза, так что Доктору не оставалось ничего иного, кроме как выйти в комнату и приземлиться на диван.
– Ее звали Роуз, – начал он. – Древнейшая история во вселенной: мы любили друг друга и путешествовали вместе. Однажды мы случайно – ну, почти случайно – сбежали во Францию тридцать первого века почти на полгода. Это было прекрасно. И она была прекрасна. Действительно шикарные золотые волосы и самая обаятельная улыбка из всех, что я видел.
– Наверное, она милая.
– Так и есть, – энергично подтвердил Доктор. – Я был совершенно опустошен, когда мы встретились. Но она все исправила, сделала меня лучше, сделала меня мной. Ну, не тем мной, которого знаешь ты, а тем мной… Настоящим мной. Ты даже вообразить себе не в силах, какой красивой она была. Пока мы были вместе, мы были непобедимы. Буквально. Мы были легендой.
Грудь Клары быстро опускалась и поднималась, но она не смогла бы ответить даже самой себе, отчего так ускорилось ее дыхание:
– И что произошло потом?
– Мы разлучились и все пошло прахом. Она застряла в параллельной вселенной, и я никогда больше не увижу ее. Прямо сейчас она живет с кем-то… вроде меня. А я один. Но все еще люблю ее. Конечно, время не стоит на месте, и я стараюсь двигаться вперед, во многих аспектах это даже неплохо получается, но глубокой ночью, когда миры безмолвствуют, мы со Старушкой не находим себе места от тоски.
Клара потянула Доктора в объятия, и ему действительно стало немного лучше. Впрочем, жест этот, по убеждению Доктора, был все-таки совершенно лишним.
– Спасибо, что поделился. Знаю, что не надави я на тебя, ты бы не стал рассказывать.
– Кажется, ты вот-вот опоздаешь на свидание?
Понимающе улыбнувшись, Клара спросила:
– Ты будешь в порядке?
– Я всегда в порядке, – кивнул Доктор.
Но Клара, быстро пожавшая его руку, так и не дождавшись ответа, уже выскочила через входную дверь, улыбаясь в трубку Дэнни Пинку.
Поднявшись с дивана, Доктор сделал пару шагов по комнате. Воспоминания роились в голове беспокойным вихрем. Роуз Тайлер – мир ли был пропитан ею или она миром, Доктор бросил попытки установить это уже давным-давно.
Главное, Роуз Тайлер – это его мир. В темные дни она – его беспощадные демоны, и чувство вины, и неправильности, и одиночества и всего того, о чем лучше не думать. В светлые – эссенция солнца; счастье в чистейшей его форме.
– Печальный, Красивая и Трагические, – пробормотал Доктор, захлопнув дверь будки. – Лучше известные как Я, Ты и Мы. Да, Старушка?
На осознание Доктором того, что он до сих пор верит лишь во одну вещь – в Нее, ТАРДИС отозвалась низким гулом.
========== Wildfire ==========
Автор: allegoricalrose
Ссылка на оригинал: http://tumblr.com
Рейтинг: G
*
Спустя века и тысячелетия вполне естественно забывать, не так ли? Со временем стираются детали, стираются люди… Чего, конечно, не произошло бы, попробуй Доктор остановиться и не бежать. Но он не может (Не теперь… не после…) и потому забывает. Даже не забывает – его мозг слишком хорош для этого, – это, скорее, похоже на припрятанные на чердак воспоминания. В его силах подняться на этот чердак, запыленный непроглядными облаками эмоций, но неподписанных коробок все больше и больше, и все труднее в их выцветшем нутре разыскать самые ценные, самые любимые воспоминания.
Кто он? Кто обитает в этом новом теле? Почему именно это морщинистое лицо?
Устал. Измаялся.
(Так давно без…)
(Странно, что отпечаток ее пальцев не теплится между сердец.)
Компаньоны: прошлые и нынешние. Какими там были их фамилии? А цвет глаз? А волосы? Светлые или темные? С какой они планеты? Из какого десятилетия двадцатого века они родом? Черт. Двадцать первого века, конечно.
(Роуз Марион Тайлер. Карие глаза, светящиеся на солнце и темнеющие в самые неожиданные моменты. Пауэлл Эстейт, SE15 7GO. Впервые он взял ее за руку пятого марта 2005, но она встретила его раньше – первого января того же года. Любимая еда – фиш-н-чипс. А когда она улыбается…)
Он изничтожает взглядом камин и старается не думать о пламени, пляшущем в ее глазах.
Огонь отражается в окне по правую руку, и этот бесконечный искристый вальс вполне неплохо отвлекает Доктора от волос, вздыбившихся на затылке, от молчаливых провалов в пульсе, от дыхания, переключившегося на обходную систему.
Каждой клеткой тела он чувствует ее присутствие (обонятельные центры безошибочно идентифицируют ее запах, слух мгновенно распознает ее дыхание, а мозжечок – ритм поступи), но глаза не поднимаются для очередного разочарования.
(Ее не может быть здесь, она…)
– Ты стал очень спокойным. Ни разу не шелохнулся за те три минуты, что я здесь.
– Я теперь старик.
– Ты всегда им был. И никогда не станешь.
Наверное, его новые нейроны появились на свет изношенными жизнью. Доктор тяжело вздыхает и гладит пальцами края кружки, остывающей на столе.
– Ты еще помнишь меня? – он небезуспешно притворяется, что не чувствует, как ее рука легла на плечо. – Прошло столько времени.
Он не отвечает, хмыкает и складывает руки на коленях.
– Дам подсказку. Стены между вселенными ослабли. Догадайся почему?
– Повелители времени.
На мгновение пальцы крепче сжимают его плечо, но быстро отпускают. Она опускается на колени против его стула. Наконец-то в поле видимости. Он прикрывает веки.
– Доктор.
(Открой глаза, безумец. Она…)
– Думаешь, я ненастоящая?
– Верно.
– Напрасно.
– Ладно.
– А что, если я тебя поцелую?
Его глаза распахиваются, а в ответ она улыбается.
(Язык, ее язы…)
– Нужно же было заставить тебя взглянуть.
(От нее нельзя отвести взгляда. Больше он не моргнет ни разу в жизни, если только она…)
– Сколько тебе лет?
– Слишком много.
– Когда мы виделись в последний раз?
(Слишком давно)
– Слишком давно.
– Не знаю, что и сказать. Мне… мне очень тебя не хватало.
Он провожает взглядом слезу, скатывающуюся по щеке.
– Ты немного перестаралась. Установи настройки пушки не позднее, чем на 2009. Больше ничего не могу посоветовать.
– Пушка? Сто лет не слышала о ней.
Его живот леденеет.
– Роуз?
– Да.
(Где он? Почему она здесь? Как ей?.. Почему?..)
– Как?
(Коснись ее. Дотронься до ее щеки. Коснись ее. Коснись ее.)
– Расскажу позже. Я… я теперь путешествую сама по себе. Уже несколько десятилетий, если честно. С тех пор, как вернулась домой. В смысле, в эту вселенную.
– Да?
– Так вышло. Я рада тебя видеть. Не знала, случится ли это вообще.
(Я люблю тебя. Я тебя люблю. Я люблю тебя.)
Он смотрит на нее, по-прежнему не мигая.
– Доктор?
– Роуз. Роуз, – он пытается сглотнуть, но горло сжато. – Роуз.
– Забавная штука – долгая жизнь, верно? Ты думаешь, что все пройдет. Думаешь, что все забудется, уляжется. И все эмоции, все воспоминания погаснут рано или поздно. Порой так и происходит. Но не всегда, да? Некоторые вещи только набирают силу со временем. Они горят, горят, горят и вовсе не думают потухать.
Он опускает руки на ее плечи.
– Я должен сказать кое-что.
– И?
– Я не мог тебя забыть.
– Вот и славно. Потому что я, видишь ли, так и не смогла тебя разлюбить.
– Роуз… Я развалина.
– Нет. Кроме того, это лишь до следующей регенерации.
– Во мне нет ни капли энергичности.
– Мне все равно.
– И бегаю далеко не так быстро как прежде.
– Мне все равно.
– На этот раз я шотландец.
– Мне все равно, – она мягко улыбается и гладит пальцами его ладони. – Мне нравится, на самом деле. Очень впору твоей ворчливости.
– И еще одно. Я по-прежнему тебя люблю.
– Отлично. Так, значит, с вопросами покончено? – она прикусывает губу, и этот жест тотчас разоблачает ее деланное спокойствие.
– Именно.
– У тебя здесь комната?
– Да, – он сглатывает, но не сводит с нее взгляд ни на секунду.
– И сейчас мы в нее отправимся, да?
– Если хочешь, – Доктор поглубже вдыхает тяжесть прожитых в одиночестве лет, и с выдохом отпускает ее всю, без остатка. – Пожалуйста.
– Allons-y?
– Буду откровенным, у меня пока нет запоминающейся фразочки для этого тела. Оно еще довольно необжитое.
Ее глаза темнеют, и отблески огня резко контрастируют с бездной расширенных зрачков. Там, на глубине, играет эта необъяснимая космическая тьма.
– Уверена, мы что-нибудь придумаем. Как насчет моего имени, выдохнутого со стоном?
– Или, например, «еще»?
– А как насчет «моя»?
Он, наконец, моргает, и Роуз берет его ладонь в свою, уводя в обшитый деревянными панелями коридор.
– По-моему, уместнее будет не «моя», а «твой», – тихо шепчет он и ускоряет шаг. – Как ты смотришь на небольшую пробежку? Как в старые добрые, а?
– Я всегда бегу с тобой.
(Больше он ее не отпустит.)
Комментарий к Wildfire
Год, ящитаю, нужно заканчивать пусть крошечными, но реюнионами, а не ангстом.
Всех и каждого с наступающим! Make tea not war! ;-)
========== it’s not lying, it’s pretending ==========
Автор: destroyablack
Ссылка на оригинал: http://tumblr.com
Рейтинг: G
*
«Доктор…»
С закрытыми глазами он вполне мог притворяться, что это она зовет его. Мог притворяться, что это ее голос отдается эхом где-то изнутри, в самом его существе, и что теперь, наконец, все снова в порядке.
С закрытыми глазами он мог сколько угодно врать себе, воображая, что это ее ладони. Приложив некоторое усилие, он может даже представить ее отпечатки пальцев и ее прикосновения. После нескольких попыток это тоже получается без проблем, даже несмотря на то, что у их рук нет ничего общего: ладони Клары – данность, все движения Роуз, даже самый крохотный поворот головы, – исцеление.
(Он, не раздумывая, отдал бы все – только бы снова почувствовать себя живым).
Он закрывает глаза во благо Клары. Он закрывает их, ибо знает, что подло использовать ее, чтобы оживить то, что кануло в Лету. Это мерзко – позволять ей притираться все ближе и ближе только потому, что в его мыслях ее нет и в помине. Он закрывает глаза, чтобы Клара не встретилась с невидящим взглядом, смотрящим сквозь нее. В конце концов, он тоже почти привязался к ней.
