Текст книги "In a hundred lifetimes (ЛП)"
Автор книги: авторов Коллектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
*
Последние несколько тысяч лет Доктору казалось, что он любил ее всегда. Удивительное дело, ведь каждый раз он думал, что с регенерацией это пройдет (и уповал на обратное, и молился: «Пожалуйста, не дай мне забыть ее. Только не ее»), но не проходило никогда. Ни разу.
Горе утихло. Чувство жгучего одиночества и нестерпимая боль утраты улеглись. Но любовь, ощущаемая ежесекундно, – не проходила и не ослабевала.
Именно поэтому Доктор, снова регенерировавший, стоял на противоположной стороне улицы и наблюдал за ней. Он даже не давал себе труда осмотреться; множество людей вывалило на улицу в этот первый погожий весенний денек, а значит, возможность скрыться была всегда.
Не от нее, само собой. Она не знала ни этого лица, ни этой версии Доктора. Как, впрочем, еще не знала никакой. Пока не знала.
Сегодня Доктор прятался от самого себя.
От того себя, что стоял сломленным и безжизненным изваянием, облаченным в коричневый костюм в полоску, в нескольких шагах справа. И от того же себя, только в синем костюме в ту же полоску, вытянувшимся слева.
От себя в бабочке, нервного и разбитого, устроившегося напротив обоих полосатых и его самого.
От того все еще горюющего себя, что, укутавшись в красный шелковый камзол, обретался ближе к ней, но дальше от него.
От себя симпатичного, по-прежнему одинокого, рыжего на этот раз, в оксфордах и пальто, небрежно опершегося спиной о двери здания.
Прятался ли он от будущего себя? Или же грядущее таилось от него? И скрывался ли кто-нибудь из них по-настоящему?
Неужели это Джек только что завернул за угол? Никогда раньше Доктор не мог ответить на этот вопрос, как, впрочем, и теперь. Как (он не сомневался в этом) не сможет ответить ни одна из его будущих инкарнаций – они никогда не станут всматриваться. Ни один он никогда не сможет оторвать взгляд от того, что происходило через улицу – там она. Она стояла, ходила, разговаривала, улыбалась. Больше в целом свете его не волновало ничто. Потому что там, на другой стороне улицы, билось сердце Роуз Тайлер, и это единственное, что имело значение.
В последние тысячелетия он буквально испещрил тайм лайн Роуз своими появлениями: безрассудные попытки увидеть ее хотя бы в полглаза. И еще раз. И еще. И снова, и снова, и снова… Отчаянная, фундаментальная нужда быть рядом и чувствовать ее, без устали гнала Доктора в Лондон начала двадцать первого века. Только бы видеть ее.
И надеяться, что она улыбнется. Всего раз. Лишь еще одну улыбку, подаренную ему. И озорной кончик языка в уголке рта или легко пробегающий по зубам. Горящие глаза и широкая улыбка, освещающая ее лицо, отданные ему и только ему.
Из множества дней, что множество его я провело у дверей «Henrik’s» Доктор выбрал этот. День, когда они впервые встретились. Сознание Нестин, «Забудь меня» и бег, и ладонь в его руке. И Роуз.
Роуз Тайлер.
Его Роуз.
Его.
Он мог посетить любую точку их общего прошлого-настоящего-будущего. О, он так и делал. Доктора ничуть не волновало, сколько раз он пересекал тайм лайн Роуз ради возможности просто взглянуть на нее. Он видел ее, впервые оседлавшую красный велосипед, на Рождество и колесящую на этом велосипеде еще на протяжении нескольких лет; он помогал ей с домашним заданием; наблюдал, как она впервые напивается с друзьями; как шатается по магазинам с Джеки; он был свидетелем ее разрыва с Джимми Стоуном.
Однажды он, в то время предпочитающий кожаные куртки, вернулся, чтобы поболтать с мистером Стоуном. Даже теперь костяшки на сжатом кулаке нового-нового-нового-нового-нового-нового (не слишком ли много нового?) Доктора слишком ясно помнили хрусткое ощущение челюсти Джимми Стоуна.
Оно по-прежнему, несмотря на все годы, несмотря на все то, что он видел и сделал, несмотря ни на что это ощущение вызывало у Доктора самодовольную ухмылку. Лицо его кроило самые невероятные гримасы, и он невольно задался вопросом, понравился бы он Роуз Тайлер теперь?
Он знал, что понравился бы.
Его сердца, вспыхнувшие этой уверенностью, ухнули, а глаза неотрывно следили за девушкой, спрыгивающей с автобуса. С каждым шагом волосы ее едва заметно подпрыгивали и развевались по ветру, подхватившему негромкий розовый аромат и донесшему его до Тайм Лорда. Доктор блаженно прикрыл глаза, вдыхая этот зеленый, незабываемый, до боли впечатавшийся в память запах.
Он любил этот день. По большей части потому, что этот день все еще, спустя все тысячелетия, спустя всех бесчисленных компаньонов, спустя бесконечное одиночество, спустя череду разбитых сердец, был до краев полон надеждой.
А Доктор любил надежду. Это хорошее чувство.
Она улыбнулась. И каждый он улыбнулся в ответ: и адресат улыбки, и он с бабочкой, и он в красном камзоле. И даже тот он, которым Доктор еще и не был. Быть может, будущего его (или ее?) здесь даже несколько.
Улыбнулись даже те он, что, выеденные горем изнутри и едва держащими себя в руках, были закованы в полосатые костюмы разных цветов. Каждый он, будущий, настоящий и прошлый, улыбался ей.
Почему все это не вызывало парадокс (или, вернее сказать, семь и больше)? Доктор не знал. Возможно, он был сильнее, чем всегда думал. Или, что гораздо более вероятно, Роуз сделала его сильнее. Она никогда бы не согласилась стать причиной разрушений, и он знал это.
Роуз ненавидела свою работу, но улыбка, которую она подарила в благодарность за открытую дверь ему, рыжему, в пальто и оксфордах, заставила сердца Доктора сладко заныть, а кровь радостно обжечь сосуды. Вся Вселенная засияла ярче.
Она вошла внутрь и скрылась от его взглядов. Доктор предоставил себе в коричневом бездумно бродить между вешалками «Henrik’s», хватаясь за самую малую надежду, самую невероятную возможность поймать ее взгляд, улыбку или отголосок ее смеха.
Хотя бы раз.
Доктор моргнул – боль, страдание и неизбывное горе услужливо вклинились в рассудок и пролились слезами. Даже теперь, спустя все это время. Доктор глубоко вдохнул и мог бы поклясться, что уловил еще один ее запах. Запах духов, которыми она пользовалась, пока они не начали жить вместе.
Глубже. Дышать ею.
Он наконец увидел ее этими глазами. И сейчас этого было достаточно. Доктор отвернулся, зная, что каждый он сделал тоже самое (кроме него в полосатых костюмах), и направился к ТАРДИС. Он увидит Роуз снова. Не только будущий он, встречающий этот, пенящийся надеждой день где-то рядом, нет, не только будущий – Доктор всегда найдет способ быть рядом.
Будь то ласковый взгляд с одной из далеких планет или пересечение ее тайм лайна. Он всегда найдет способ.
Умница ТАРДИС помогает избегать парадоксов на тайм лайне Роуз Тайлер, и Доктор бесконечно благодарен своему великолепному кораблю за это. За каждую посадку, за каждый успокаивающий гул, за каждый разделенный ими крик отчаяния.
На секунду закрыв глаза, Доктор видит Роуз. Она улыбается ему. Этому ему. Новому-новому-новому-новому-новому-новому ему. Слишком много нового? Боже, да какая разница.
Ведь они вместе: он и она сидят друг напротив друга, поглощая картошку; или бегут; или разгуливают по базару, по улицам, или по пляжу; или, лежа на лугу, считают звезды.
Рука об руку. Всегда.
Открыв глаза, эти новые глаза, только что наблюдавшие самую прекрасную улыбку во всех вселенных, Доктор утверждается в мысли, что это лучший способ начать регенерацию.
С улыбкой Роуз Тайлер.
Комментарий к Эти глаза
Торжественно клянусь, что в вырвиглазном стиле текста виновата праздничная невоздержанность.
========== This Moon is not my Moon, this Planet not my Home ==========
Автор: greenfairy13in-the-whoniverse
Ссылка на оригинал: http://archiveofourown.org/
Рейтинг: G
Саммари: Роуз, путешествующая между вселенными, встречает Двенадцатого в тот момент, когда он бросил Клару в эпизоде «Kill the Moon».
*
– Могу я присесть?
Голос, почти шепот, доносит до его слуха ветер. В его звуках и сломленность, и усталость. Все то, что Доктор чувствует сам.
Пробормотав что-то невнятное, он скользит вбок, уступая владельцу голоса немного места на скамейке. Он даже не смотрит на будущего соседа, неотрывно глядя на луну, утопающую в безнадежной черноте ночного неба.
Луна – яйцо! Кто бы мог подумать? Но эта луна – не его Луна, и эта планета, Земля, не его дом. Настоящий дом Доктора в тысячах милях отсюда, в бесконечной дали.
Он слышит тяжелый выдох, когда женщина устраивается на скамье, едва касаясь его бедра своим.
– Потрясающе, правда? – полу-спрашивает, полу-утверждает она, и Доктор закрывает глаза. Он знает этот голос. Этот голос – ядро самого его существа, этот голос пустил корни в тесном пространстве между сердцами.
– Я уже привык, – неохотно отвечает Доктор.
Он не смеет взглянуть на нее. И все-таки, чтобы снова ощутить, как самые несбыточные его надежды терпят крах, интересуется:
– Куда ты направляешься?
– Домой, – как всегда спокойно произносит она.
– И где же он? – с ворчливым недовольством осведомляется Доктор.
– Не «где», – мягко поправляет его собеседница, – а кто, – на последнее слово она с силой нажимает голосом.
– Кто? Звучит не как пункт прибытия, а как вопрос.
– О, у меня есть и вопросы.
И перед его закрытыми глазами встает ее невероятная улыбка, и кончик языка, выглядывающий между зубов.
– Старейший вопрос во вселенной, – шепчет она заговорщицки.
Дыхание Доктора замирает – так напряженно он ждет продолжения. Но она молчит.
– Какой же это вопрос? – не выдерживает он.
– Любишь ли ты меня?
Доктор выпрямляется на своей скамейке так, будто проглотил ледяную шпагу, и если бы не обходная дыхательная система дело наверняка кончилось бы обмороком.
Восстановив привычное хладнокровие и приготовив обычный саркастичный тон, он фыркает:
– Вздор. Замолчи, оставь меня в покое и возвращайся к своим гренкам с фасолью.
– Гренки с фасолью…
Он физически ощущает ее улыбку и огромную, безразмерную, как это чертово небо, печаль.
– А ты? Почему ты сидишь здесь в три утра?
– Я жду, – скупо выдает Доктор.
– Чего?
– Того, что кто-нибудь нажмет кнопку, – он медлит, – или не нажмет.
– Смешно, – ее голос легок, словно ветер. – Нажми кнопку, поверни руль в машине, и мир станет совершенно иным.
– Откуда ты знаешь? – спрашивает он, пожалуй слишком резко.
– Я только что заставила кое-кого повернуть руль в правильную сторону, – пожимает плечами она.
Доктор знает это, потому что чувствует, как рукав ее кожаной куртки скользит по его руке.
– Так почему ты ждешь, что кто-то нажмет кнопку, вместо того, чтобы сделать это самому? – интересуется она.
– Потому что это меня не касается, – вторит ей Доктор и тоже пожимает плечами.
– Но ты мог бы помочь?
– Мог бы. Но не стану.
– Почему? – теперь очередь ее голоса становиться резким.
– Ты что, не слышала? Это. Меня. Не. Касается. – Чеканит он почти грубо.
– Это неправильно!
– А я устал делать то, что правильно! – откидывается он на спинку скамейки, и в воздухе повисают звуки их возмущенного сопения.
Он слышит какое-то пищание и тут же ощущает, как она вскакивает со скамьи.
– Пора, – шепчет она глухо.
И Доктор, наконец, поднимает голову и пьет ее. Она – живительный родник, а он – путник, плетущийся по вязкой песчаной бесконечности пустынь. Солнце никогда не прекратит прожигать его кожу до самых костей, жидкое пламя никогда не остановит своей дьявольской пляски в его жилах. Когда же бушующая ненависть начала отравлять его существо?
Ему стыдно. Его Богиня вернулась, а он не достоин даже ее волоса. Раньше, давным-давно, он никогда не сбежал бы от трудного выбора. Сегодня же он повернулся к нему спиной. Давно ли он стал настоящим трусом?
– Доктор, – шелест ее негромкого голоса подобен молитве.
Никогда не молись мне. Все, что я могу – бросить тебя в одиночестве и темноте.
– Роуз Тайлер, – тихо отвечает он, когда женщина исчезает во вспышке, и пушка измерений снова раскидывает их так далеко друг от друга, как никто и никогда не был, – пожалуйста, вернись домой.
========== It smells like Roses ==========
Рейтинг: G
Снится, что мне не дожить до весны;
Снится, что вовсе весна yмеpла.
Стpах во мне оставляет следы.
Я дyмал, что стpах – это пpосто слова
Who will take your dreams away
Takes your soul another day.
What can never be lost is gone,
It’s stolen in a way.
В последнее время ТАРДИС кряхтела, словно престарелая леди. Поднималась с одышкой, с инфернальным воем летела сквозь вортекс и приземлялась с жалобным грохотом, призванным, видимо, пристыдить Тайм Лорда, безжалостно эксплуатирующего многострадальное судно. Он больше не звал ее ни «моей ТАРДИС», ни «лучшим космическим кораблем во вселенной», и за это старушка мстила почти сладострастно. Из шкафов его исчезали книги; кофе, приготовленный на кухне, всегда был ровно той омерзительной прохладности, что заставляла Доктора кривиться и неизменно сплевывать; профилактические учебные тревоги происходили только тогда, когда он погружался в недолгий и всегда беспокойный сон; горячую воду ТАРДИС считала буржуазным излишеством именно в те моменты, когда он стоял намыленным от макушки до пят в узкой душевой кабинке. Ах, да. Еще ТАРДИС была отменно послушной. Доктор перепробовал координаты всех (или почти всех) ненавистных кораблем мест, но она всегда доставляла его точно туда, куда следовало. Он даже пару раз слетал на Трензалор. Чтобы так, развлечения ради, положить пару увядших цветов себе на могилу.
Сегодня они с Кларой направлялись в Лувр. Не то чтобы Клара была необразованной, но Доктору всегда чудился в ней какой-то изъян. То недостаток импрессионистов, числящихся в любимых художниках, то переизбыток вульгарной бестселлерной «мудрости» в словах, то слишком низкий рост, то слишком детские повадки, то изрядно громкий голос, то запах духов, то цвет глаз, то кожа… Все в ней, ладно скроенной в целом, по отдельности было не то. Клара была воплощением всех, буквально всех, шаблонных представлений о приятной девушке. Настолько совершенным воплощением, что грудь Доктора часто щекотало отвращением, которое он азартно силился перебороть. Но Клара была рядом и за это Доктор, пожалуй, был ей благодарен. Во всяком случае, что-то же заставляло его вновь и вновь распахивать перед ней двери ТАРДИС?
В честь образовательной прогулки девушка принарядилась и даже вколола в мудреную многоэтажную конструкцию из волос жасмин, жухнущий прямо на глазах. Поморщившись, Доктор потер черствые, как и он сам, руки и прогнал беглую мысль о том, что все они, в сущности, похожи на это горемычное соцветие. Суховатые шейку и переносицу Клары уже прорезали тоненькие морщинки.
– Ну, как я выгляжу? – поинтересовалась она, описав кокетливую дугу по полу консольной.
Она снова надела красное платье. И красную шляпку, и красные туфли. Красное, красное, красное….
Умоляю, Клара, прекрати быть идеальной, побудь нормальной хоть секунду. Побудь обычной. Стань человеком. Стань одной из тех глупых, искренних и прекрасных людей, и дай мне вспомнить, за что я так любил их когда-то. Стань одной из тех, кого я так давно не встречал. Сделай это для меня, старого друга. Сделай так, чтобы я не оброс сброшенной шерстью, снова превращаясь в спятившее чудовище. Сделай так, Клара, потому что я хочу, чтобы меня ждали, а не боялись. Я хочу, чтобы глядя мне в глаза Земля улыбалась, а не стенала.
…красное.
– Как чили, – хмыкнул Доктор, не поднимая взгляда и принимаясь вводить координаты Парижа. Франция, Земля, Солнечная система.
Вскинув брови, Клара подплыла к пульту, и стоило ее ногтям коснуться панели в остром переливе, как ТАРДИС криво рухнула, по ротору стал подниматься едкий дым, с изумительной скоростью распространявшийся по комнате, верхний свет погас, и в кромешной тьме показывались только огни, окаймлявшие пандус.
– На выход, – быстро и кратко скомандовал Доктор, поднимаясь с пола.
– Но…
– Брось туфли! – добавил он, заметив, что Клара продолжала шарить под пультом в поисках слетевшей обуви. – Как знаешь, – пожал плечами Доктор и вышел наружу.
Громко откашливаясь, опешившая девушка выскочила из дверей и сразу же провалилась в сугроб по самые щиколотки.
– Не Париж, – расслабленно заложив руки в карманы брюк, объявил Тайм Лорд, первым покинувший судно. – Придется немного подождать, пока ТАРДИС вытянет весь дым. Он токсичен.
– Это очевидно, – подтвердила Клара, все еще давившаяся сухим кашлем, переступая с ноги на ногу в тщетной попытке остановить стремительно падающую температуру тела.
Расстегнув сюртук, Доктор небрежно набросил его на плечи спутницы и пристально всмотрелся в маячащее в нескольких десятках шагов озеро. Он уже видел его, не этими глазами. Озеро было горячим, незамерзающим. Над водой мутной пеленой висела дымка, напоминающая скорее кучевые облака, чем туман.
– Это птеродактиль? – испуганно воскликнула Клара, указывая на что-то черное, острохвостое, грациозно парящее на горизонте.
– Нет, – отрезал Доктор, плотнее сжимая челюсти.
– Все-таки больше похоже на медуз, – подперев подбородок указательным пальцем, заключила девушка. – Тебе не кажется?
– Нет, – процедил он так тихо и резко, что выпирающие желваки не дрогнули ни на секунду.
Клара снова помялась и, дабы избежать гнетущего молчания, постаралась переключить внимание отчего-то необычайно напряженного Доктора на прелести местного ландшафта.
– Какие горы! – немного перебирая с восторженной мечтательностью, начала она и не встретив сочувствия, продолжила с еще большим воодушевлением, – и эти каменные арки! Смотри, как красиво они поднимаются из озера и уходят вдаль бесконечным хороводом, напоминающим… – заметив, что последняя фраза вышла непозволительно фальшивой даже для нее, Клара обиженно поджала дрожащие от холода губы и раздраженно смахнула со лба склизкую прядь волос, начинающую покрываться ледяной коркой.
Планета была красива, не отдать ей должного было просто невозможно, однако красота эта заботила Клару все меньше и меньше, по мере того, как ступни в вытоптанной ямке, пощипывало холодом все сильнее и сильнее. Окинув взглядом Доктора, с похвальной мужественной хладнокровностью переживающего очевидный дискомфорт спутницы, девушка недовольно выпустила из ротика и ноздрей струи густого пара и, обхватив себя руками, сунула ладони подмышки.
– Любовь – это не обещание.
– Что ты сказал? – озадаченно переспросила девушка, не надеявшаяся на то, что Доктор сам предложит тему разговора и явно обескураженная внезапным выпадом.
– Это ложь, что любовь – обещание, Клара, – повторил Тайм Лорд, не отрывая взгляда от плавающих в небе фигур. – Обещание – это просто обязательство. Каждый волен давать и нарушать слово, когда вздумается. Но ни один смертный не властен провернуть такую штуку с любовью.
Доктор бледнел на глазах, все больше напоминая предыдущее свое лицо. Бросив взгляд на кулаки, выглядывающие из карманов, Клара обнаружила, что костяшки стали белее снега, безмятежно укрывавшего крошечную планету. Смотреть на него, слушать его было ужасно неловко – словно подглядывать в замочную скважину то, чего никому нельзя видеть.
– И что же тогда она?
Не обращая никакого внимания на вопрос, Доктор нахмурился своим мыслям и покачал головой:
– Всегда.
– Что?
– Что? – словно опомнившись, вздрогнул он.
– Так что такое любовь? – нетерпеливо произнесла Клара. Иногда Доктор казался ей едва ли более сообразительным, чем собственные ученики, бившие все рекорды по недалекости.
– Откуда мне знать? – провожая взглядом плывущее по небу и затмевающее закатное солнце существо, усмехнулся Доктор. – Возвращаемся.
Ворвавшись в консольную, девушка по-орлиному стремительно взобралась с ногами на капитанское кресло и окуклилась сюртуком с ног до головы.
– Что с тобой? – поинтересовалась она, подняв взгляд на зажмурившегося Доктора, только что закрывшего двери ТАРДИС и теперь упавшего на них лбом. Здесь, за дверьми, ему снова стала так мала и рубашка, и ТАРДИС, и эта вселенная, что хотелось выбежать, упасть в снег, и биться, и орать, и, разрывая сугробы пальцами, пытаться искать их, Роуз и его, следы, оставшиеся на пустой, почти необитаемой планете на долгие тысячелетия. Вместо этого Доктор прочистил горло и аккуратно расстегнул верхнюю пуговицу.
Помолчав пару минут, и снова не дождавшись реакции, Клара выскользнула рукой из теплого укрытия и, сорвав совершенно убитый цветок из-за уха, поднесла его к носу, но не почувствовав ровным счетом никакого запаха, швырнула бутон на пол.
– Так и думала, что нужно выбрать розу, они не вянут так скоро. Кстати, Доктор, – добавила она, обнаружив, что тот медленно, словно по обязанности, подходит к консоли, – давно хотела спросить, почему в ТАРДИС всегда пахнет розами?
Тайм Лорд дернул углом рта в гримасе, отдаленно напоминающей ухмылку – однажды, много жизней назад, его уже спрашивали об этом. Тогда он совершенно искренне объявил Тиган, что не знает ответа.*
– Откуда мне знать? – раздраженно повторил он. На этот раз, разумеется, солгав. – Переодевайся, одна небольшая авария не повод отлынивать от саморазвития.
Комментарий к It smells like Roses
*Отсылка к диалогу Доктора и Тиган в Castrovalva, 19х01:
Tegan: It smells like roses.
Doctor: Yes. I’ve never quite understood why.
______________________________________________________
Эпиграф:
Marianne Faithfull – Who Will Take My Dreams Away
========== Scared; Prison ==========
Автор: SilentStars
Ссылка на оригинал: http://whofic.com/
Рейтинг: PG-13
*
Когда мерцающая Богиня распахивает запертую дверь и приседает рядом, он сворачивается в клубок и так сжимает голову коленями, что дыхание становится хриплым и прерывистым. Одного мимолетного взгляда, брошенного вверх, прежде чем уткнуться обратно в коленные чашечки, более чем достаточно для того, чтобы подтвердить догадку.
– Доктор, – доносится легкий, неуловимый голос. А все, что он может – слабо улыбаться в колючие шерстяные складки своей изорванной робы.
Она приходит часто.
Она – угасающий луч мнимой надежды, прорезающей всемогущую тьму.
До боли нежные пальцы бережно убирают с его запыленного лба отросшие седые пряди, и он бездумно подается навстречу руке. Пусть она только иллюзия, плод истощенного тела и ума, но это первое прикосновение за многие месяцы.
Галлифрей исчез. Снова. Но в этот раз ему, по крайней мере, не нужно было принимать решений. Перед тем как приговорить его к заключению строгого режима на одной из забытых богом планет, они еще не решались нажать кнопку самоуничтожения… Но однажды их надрывающиеся крики вдруг смолкли в его уме. Снова. Он хорошо запомнил, когда это произошло – когда он слизывал конденсат с подоконника, дабы не регенерировать от обезвоживания. И цепь. Хорошо запомнилась черная цепь, которой он был прикован к белой стене.
Всюду, всюду белые стены.
Но Тайм Лорды наверняка найдут способ вернуться.
– Твои глаза никогда не меняются, верно? Можно сколько угодно экспериментировать с цветом, формой и разрезом, но в них всегда ты. Измученный и в то же время гонящийся за слабой искрой надежды, – тихо произносит видение, а он только глубже зарывает лицо в колени.
Ласковые пальцы призрака скользят по высохшему запястью и кандалы с отвратительным скрежетом обрушиваются на пол камеры. Он закрывает голову руками и падает вслед за своими оковами так быстро, что острые колени больно впиваются в грудь.
– Доктор, нам нужно идти. Можешь подняться? – голос его любимой беды тих, почти шепот. И дыхание греет впалую щеку.
Он скручивает свое тело сильнее, отчаянно жмурит веки и пытается не слушать. Доктор знает, что все это – лишь плод его фантазии.
– Ты пробыл здесь слишком долго, – бормочет она, опускаясь на колени.
Его бросает то в жар, то в холод, когда она гладит его по руке и кожа искрится под прикосновениями ее пальцев. Выгнать ее из черной дыры между сердцами – выше сил Доктора.
– Я не галлюцинация, – успокаивает она, – и мы обязательно выберемся отсюда.
Его Сирена льет подобные сладчайшие медовые речи каждый раз.
– Я не смогу тебя нести. Доктор, умоляю, встань. Или хотя бы взгляни на меня.
Он не дает себе труда пошевелиться.
– Чем мне доказать, что я реальна?
Его веки напряженно подергиваются – так плотно сжаты, – но он не сдается.
Она берет его за руку и прикладывает ладонь к своей щеке. Он думает, что должно быть выглядит полным идиотом: старик, протягивающий дрожащие пальцы в пустоту, только оттого, что его беззащитный ум постоянно рождает одно и то же видение.
Он открывает глаза.
– Но ты… – его голос, давным-давно неиспользованный, слишком скрипучий и сухой из-за обезвоживания, быстро погасает, не в силах породить ни звука. Широко распахнутые глаза сверлят неверием ее лицо.
– Мой Доктор потерял дар речи?
– Ты, – только и успевает выдохнуть он, прежде чем его сковывает приступ удушливого кашля.
– Конечно я, – подтверждает она, вынимая из складок плаща флягу. – Только один глоток, ладно? Если выпьешь больше, будет очень плохо.
Он не сводит взгляда с ее округлившегося живота, показывающегося под одеянием.
Через силу выдавив печальную улыбку, она вытаскивает пробку и, запрокинув его голову, прикладывает горлышко к сухим губам Доктора. Прохладная вода ласкает горло, и тело, несмотря на истощенность, поглощает влагу с беспримерной жадностью. И губы инстинктивно тянутся к фляге, когда она отводит руку.
– В следующий раз попьем, когда выберемся отсюда, хорошо? Мой… ты отвлекаешь охрану на лестнице, так что у нас есть только пара минут. Наша ТАРДИС стоит вниз по коридору. Мы должны идти сейчас, прошу тебя.
– Я спас их, – слышит он, как слова сами срываются с губ, – но…
– Знаю, – шепчет она, и карие глаза заволакивает слезами. Видеть их – худшая пытка и, в сущности, единственная пытка во вселенной, продирающая иссохшее тело насквозь. Куда там его неумелым тюремщикам.
Слезы не переставая струятся по ее плотно сжатым губам, когда он, кряхтя, пытается превозмочь атрофию мышц и предчувствие скорой погибели.
– Положись на меня, хорошо?
– Всегда, – выдыхает он скрипуче и, оторвав наконец взгляд от ее живота, ощущает как пол под ногами выписывает самые невообразимые узоры.
Медленное шествие по белому (совсем как в его кошмарах) коридору, во время которого он цепляется костлявыми пальцами за ее плечи и талию, превращается в воспоминание со стремительностью, едва ли сочетающейся со скоростью их передвижения. Двери ТАРДИС, синей, прекрасной и всегда надежной, подобны крыльям, распахнутым навстречу их ковыляющему силуэту. Возле консоли, угрюмо сложив руки на груди, их уже поджидает хмурый двойник Доктора в синем костюме.
Роуз тащит его к обтрепанному старому капитанскому креслу, и оно жалобно поскрипывает даже под его, смешным для взрослого человека, весом. Улыбаясь своей невозможной улыбкой, она нашаривает до сих пор не использованные ни разу ремни безопасности.
– У меня еще не совсем хорошо получаются посадки, – извиняется Роуз, – потряхивает.
– Так веселее всего, – одобряет он, едва прослеживая из-под закрытых век за ее ускользающей ладонью и словно не своими пальцами, пытающимися эту ладонь удержать. – Роуз и Аркитиор*. Мое начало – мой конец.
– Это совсем не конец, – тихо и слишком грустно произносит она, поглаживая его руку. – Поверь, тебе еще столько всего предстоит: столько дорог пробежать, столько знакомств, столько расставаний. Столько ладоней, которые нужно будет держать.
– Да?
Доктору тошно и тяжело от того, что о его будущем она говорит в единственном числе. «Тебе», а не «нам» сжимает его горло судорогой.
– Да, – заверяет Роуз, и он чувствует, как ее слезы разбиваются о его руку.
Его веки не выдерживают собственного веса и закрываются. Зачем ты пришла, Роуз? Не затем ли ты обрела плоть и кровь, чтобы поманить надеждой и отнять ее у умирающего? Доктор последний раз проваливается в черноту и падает до тех пор, пока всемогущую тьму горизонта не прорезает бледный луч света.
Комментарий к Scared; Prison
*Аркитиор – имя данное при рождении Сьюзан Форман, первой спутнице Доктора. Аркитиор в переводе с галлифрейского – роза.
========== Living is a Problem Because Everything Dies ==========
Автор: Weasleywasborninabin
Ссылка на оригинал: http://archiveofourown.org/
Рейтинг: G
*
Свой досуг Роуз часто занимала тем, что обдумывала то, что скажет Доктору, если когда-нибудь встретит его снова, но каждый раз приходила к одним и тем же выводам: во-первых, она, вероятно, никогда не найдет подходящих выражений; во-вторых, придумать слова, не увидев его воочию невозможно; в-третьих, их встреча, скорее всего, вообще не случится; в-четвертых, и это главное, даже если она найдет Доктора, он вполне мог не желать встречи, а то и вовсе не узнать ее.
Вернувшись в родную вселенную, Роуз первым делом отправилась в Кардифф, чтобы навестить Джека. Увы, все, что ей удалось обнаружить – Торчвуд, расформированный после какого-то национального кризиса, в котором, несомненно, были замешаны пришельцы, и огромного взрыва. Доктор не помог Джеку.
Несмотря на то, что ни Джека, ни других членов команды Торчвуда в городе не было, Роуз осталась в Кардиффе. То ли потому, что город стал ей почти родным, то ли потому, что они часто прилетали сюда на дозаправку, то ли потому, что именно здесь она надеялась встретить Доктора – Роуз не могла бы назвать точную причину своего поступка.
*
В 2011 до нее доходят странные слухи: якобы в торговом центре Колчестера завелись металлические мыши. Когда она приезжает на место, доброжелательная девушка-кассир радостно сообщает, что какой-то мужчина уже все уладил. Роуз старается не плакать, слушая восторженную собеседницу. Получается из рук вон плохо.
Всего через год она отправляется в Лондон только затем, чтобы увидеть, как Доктор зажигает Олимпийский огонь. Роуз не снимает капюшона и солнцезащитных очков, держит приличную дистанцию, но ей отчего-то кажется, что Доктор чувствует ее и угрозу, исходящую от ее одиночества. Угрозу, ставящую под сомнение их совместное будущее. Роуз бродит рядом, чтобы видеть себя и его ослепительно счастливыми. Ни Доктор, ни Роуз из прошлого еще не знают, что произойдет совсем скоро. Зато знает она, другая Роуз, это знание давит на нее с такой силой, что следующие несколько дней напролет она рыдает, едва успевая перевести дух. Впрочем, увидеть его с этим веснушчатым и смешным лицом в последний раз стоит всех слез.
Все вокруг кипит слухами, но они не те, они – просто яркие заголовки желтой прессы. Только однажды, в 2020, ей на глаза попадается газетная статья о буровой компании и бесследно исчезающих трупах. Побросав все необходимое в рюкзак, Роуз тут же срывается с места. Но застает только перешептывания о человеке в бабочке, спасшем всех от людей-ящериц. И Роуз знает, что снова разминулась с Доктором.
