Текст книги "Тень в пламени"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Глава 5. Тлеющие угли Стигии

Тени дико скакали по слизким стенам канализации под Яралетом. Валантиус и его люди крались с факелами через эти сырые пределы в мрачной тишине, тишина нарушалась только шарканьем их кожаных сапог о камни и приглушенным звоном их амуниции. Конан видел вонючие потоки, что медленно текли в тусклом свете. Он шел во главе группы с Валантиусом и его заместителями, снова облаченный в кофийский доспех.

– Есть три подземных входа в замок, – сказал Валантиус. – Один ведет непосредственно к донжону крепости, через него мы бежали во время переворота, он известен Тану и без сомнения заблокирован и хорошо охраняется. Но наше предприятие полностью зависит от него, так как мы не имеем никаких знаний о двух других.

Они подошли к перекрестку, где Валантиус разделил своих людей, он послал в один из тоннелей группу под командованием своего помощника, в то время как сам с остальной частью своих людей направился вместе с Конаном вдоль главного канала. Вот они свернули в небольшой боковой проход, который закончился, казалось бы, глухой стеной в арке. Валантиус дотронулся до края арки и раздался приглушенный щелчок, затем он повернул панель ребром к кирпичной кладке, и часть стены под аркой медленно сдвинулась внутрь.

– Заморийцы любят свои секреты и хитрости, – молвил Валантиус, когда прошел в темный коридор дальше.

Потушив свои факелы, группа на ощупь продвигалась вперед по этому новому проходу, который привел вскоре к другому тайному входу. Он выходил в дальнюю кладовую в южной башне замка. Лунный свет лился через зарешеченное окно высоко в стене. Складское помещение было пусто, и видны были признаки его разграбления. Валантиус пошел к лестнице, и группа бесшумно поднялась.

Они оказались в заброшенном помещении, наружная дверь которого висела полуоткрытой. Валантиус побледнел и тихо выругался, когда выглянул наружу.

– Клянусь всеми богами, что это за бесовщина?

Конан присоединился к Валантиусу у двери и взглянул на кровавую бойню за ней.

В лунном свете, залившем весь внутренний двор, на плитах, вымазанных кровью, Конан увидел множество трупов, которые были немногим больше, чем груда окровавленных костей. Его органы чувств ощутили вонь падали, которая висела как миазмы в этом месте, гораздо хуже, чем на поле битвы, как он знал. Крылатые дьяволы собрались на кровавое пиршество вокруг тел своих самых последних жертв. Некоторые из них кричали, как проклятые, и вяло отбивались, когда демоны жадно отрывали с них еще живых плоть, в то время как другие лежали, безвольные и смирившиеся, даже когда эти существа пожирали их. Демоны повернулись к двум мужчинам, замершим в дверях, их глаза вспыхнули злобой, измазанные когти и лица служили доказательством их ужасного пира.

Еще раз слепая необоримая ярость поднялась в груди Конана. Древняя и первобытная ненависть наполнила его, обнажив источник родового наследия, который его ум едва ли осознавал, но его кровь и душа вспомнили. Он бросился во двор с обнаженным мечом, а за ним Валантиус и его люди.

Крылатые обратились в бегство, а воздух наполнился их воплями. Конан, Валантиус и кофийцы стояли теперь неровным кольцом спина к спине, готовые биться с ними. Крылатые взбудоражились и закружились над ними; затем, один за другим, они нырнули к земле и быстро исчезли в темном колодце в центре двора.

Оставленные ими жертвы так и лежали, плача, стеная и рыдания, их тела были разорваны и окровавлены. Конан, Валантиус и кофийцы ходили по двору и освобождали их от мучений тем единственным способом, какой знали. Хотя это был акт милосердия, они чувствовали себя, как на скотобойне.

Когда их жестокая работа была закончена, они подошли к колодцу. Он был искусно построен из неведомого черного камня, и когда Конан взглянул в его глубины, он испытал странное головокружение, как будто посмотрел в огромную космическую бездну. Темнота в колодце излучала злобу, как будто бесчисленные бесформенные ужасы собрались там, за этой завесой тьмы.

– Под фундаментом Кофа еще тлеют угли древней Стигии, – молвил Валантиус. – Есть темные колодцы, что разбросаны по всему Кофу там, где господствовала древняя Стигийская империя, хотя некоторые говорят, что они еще более древние. Они, по-видимому, не поддаются разрушению. Мы запечатали их как можно лучше, как впрочем, и этот тоже был запечатан, когда я в последний раз видел его.

Прищуренные глаза Конана были полны огня, когда он окинул взглядом темные и пустые башни и зубчатые стены, которые возвышались вокруг них. Единственный свет лился из окон огромной башни, которая был построена у северной стены, и на ее крыше все еще вспыхивал жуткий яркий свет. Гробовое молчание сейчас нависло над этим местом. Казалось, что все, кроме крепости, было покинуто крылатыми.

Конан повернулся без единого слова и направился к лестнице, которая вела к бойницам.

– Давайте придерживаться нашего первоначального плана, – сказал Валантиус. – Иди с Конаном, Амальрус. Возьми своих людей к бойницами и найди вход в замок с верхнего уровня. Я встречусь с остальными, и вместе мы войдем в замок снизу.

Амальрус направился к бойницам, следом за ним десять человек, назначенных ему.

Валантиус взял оставшуюся часть своих людей и вместе они прошли через двор к северо-западной башне.

* * *

Когда Конан прошел вдоль зубчатых стен к сторожевой башне, он увидел бледную фигуру, смотрящую из узкого окна сторожки, которая быстро исчезла, едва заметив его взгляд. Дверь сторожки была усилена железными полосами, киммериец взялся за ручку в форме кольца и толкнул. Дверь распахнулась бесшумно, и Конан вошел в комнату с обнаженным мечом, готовый ко всему.

Полу-прогоревшие факелы мерцали в своих держателях на стенах. Их свет освещал тела восьми человек, облаченный в броню и пышные наряды офирских королевских гвардейцев, которые сидели, не шевелясь, за длинным столом, что занимал центр большой комнаты. Не обращая внимания на незваного гостя, они сидели в жуткой тишине, с немигающим взглядом и желтыми налитыми кровью глазами, словно были погружены в лотосовый транс. Конан заметил, как их грудные клетки медленно поднимаются и опускаются с каждым вздохом, и у каждого из них на лбу был грубо нарисован иероглиф тем, что на первый взгляд выглядело как засохшая кровь. Холодок пробежал по телу Конана, когда он стал свидетелем этой сцены. Он инстинктивно ощутил присутствие чего-то сверхъестественного и замер на мгновение, пронзенный суеверными предчувствиями своего народа.

Подошли Амальрус и его люди. В отличие от Конана, Амальрус не замер, когда увидел гвардейцев своего врага князя Тана, сидящих вокруг стола. Вслед за Амальрусом кофийцы прошли мимо Конана в комнату, остановившись вокруг стола с клинками в руках. Офирцы никак не отреагировали на приблизившуюся к ним смерть.

Конан собирался крикнуть предупреждение, когда легкое движение привлекло его внимание. Нечеткая фигура пряталась в тени у задней стены комнаты. Это была черноволосая женщина, которая стояла в темноте в светлом балахоне, схваченном поясом на талии. Конан догадался, что именно ее он видел у окна незадолго до этого.

Голос женщины зазвенел, произнося распоряжение на стигийском. При звуке ее голоса восемь офирцев поднялись в едином жутком движении. Стулья были откинуты, когда они встали, выхватили ятаганы и напали на кофийцев с демонической яростью. Кровавая карусель заполнила комнату, когда блеснула кофийская сталь и столкнулась с искривленной сталью офирцев.

Несмотря на их первоначальное преимущество, трое кофийцев рухнули на пол при первой атаке, такова была сверхъестественной скорость и сила нападения офирцев. Амальрус нашел брешь в броне противника и воткнул свой меч в живот таким ударом, который свалил бы нормального человека, но офирец лишь пошатнулся, когда Амальрус вырвал назад свое оружие, и снова яростно ринулся в бой, по-видимому, совсем не обращая внимания на жуткую рану. Не единого признака боли не отразилось в его немигающем взгляде.

Конан ворвался в бой, и два офирца повернулась к нему. Он не видел ничего иного, как попытаться парировать ядовитую сталь, искавшую его плоть. Схватив упавший стул свободной рукой, он ударил им в грудь офирца слева от него. Стул разлетелся в щепки от силы этого потрясающего удара, а офирец развернулся назад и опустился на одно колено. Конан парировал удар другого офирца, а затем опустил тяжелое лезвие ему на голову с громким проклятием, расколов и шлем, и череп. Конан повернулся к первому офирцу, который уже восстановил равновесие и снова бросился на него. На короткое мгновение их лезвия столкнулись, затем Конан отбил в сторону оружие своего врага и вонзил клинок через горло в его мозг. Офирец упал на землю мертвым. Один на один даже неестественная живучесть этого кошмарного дьявола не была способна противостоять бешеной злобе киммерийца.

Конан оглядел комнату. Схватка была короткой, неистовой и смертельной. Все офирцы лежали на полу, а из кофийцев только Амальрус остался стоять на ногах в залитой кровью кольчуге. Он выдернул свой меч из трупа своего врага и осматривал место бойни.

Двое мужчин проверили, чтобы убедиться, не остался ли кто-нибудь из кофийцев в живых, но никто из них не выжил. Единственный человек, кто еще двигался среди кучи мертвых в этой комнате, был одним из офирцев, который лежал, глядя вверх, имея раны, которые трижды бы убили нормального человека. Конан убил его там, где он лежал.

– Митра! – воскликнул Амальрус. – Это проклятое место. Давай присоединимся к Валантиусу. Мы не сможем продолжить.

Конан хмыкнул и хмуро покачал головой.

– Наша задача состоит в том, чтобы убить стигийца.

Он направился в дальнюю часть комнаты, откуда женщина выкрикивала свои загадочные команды. Сначала он не заметил никаких признаков ее пребывания здесь, ни каких-либо выходов или проходов, пока не почуял слабый след стигийских духов в воздухе у гобелена. Конан отдернул его в сторону и обнаружил пустую нишу, но с его знанием заморийских тонкостей, не заняло много времени, чтобы отыскать маленький камешек, установленный в стену, который он тут же нажал, и задняя часть алькова качнулась бесшумно внутрь. Конан вынул факел из ближайшего держателя и двинулся во мрак.

Амальрус выругался и последовал за ним.

* * *

В мерцающем свете факела Конан увидел узкую лестницу, убегающую по спирали и вверх и вниз в темноту. Это было вовсе не сознательное решение, что Конан решил пойти вниз, и вскоре он и Амальрус подошли к другому узкому проходу, хотя лестница опускалась ниже. Еще раз Конан ощутил запах стигийских духов. Он открыл тайный вход в конце короткого коридора, а за ним был гобелен, из-под которого лился тусклый свет. Конан отбросил факел и отодвинул гобелен в сторону.

Он оказался в большой, круглой зале с колоннами и высокими стенами, украшенными богатыми гобеленами. Факелы разгоняли тьму, но их тусклый свет не в состоянии был победить тени, которые таились под высокой сводчатой ​​крышей и за широкими рифлеными колоннами. Все это место источало скрытую угрозу, и разум Конана рисовал ряды врагов, скрывающихся в темноте. Непосредственно перед ним была спинка трона.

Конан и Амальрус осторожно вошли с обнаженными мечами. Когда они продвинулись вперед, они увидели высокую темную фигуру человека, сидящего на престоле, с безошибочными аристократическими чертами правящего класса Стигии. Он не носил ничего, кроме длинной красной шелковой набедренной повязки, несмотря на холодный воздух, а его кожа была обильно украшена татуировками с загадочными иероглифами и символами. Его темные мрачные глаза были открыты, затуманены, словно он наблюдал невидимые миры, его дыхание было невероятно медленным, его было почти невозможно обнаружить. По обе стороны от трона стояли маленькие медные курильницы, из каждой вверх поднимался спиралью дым тлеющих листьев черного лотоса, и Конан и Амальрус ясно ощутили его головокружительный запах.

– Это он, – сказал Амальрус, – тот, кто пришел в наш замок как Аталис.

Оба мужчины услышали шорох обутых в сандалии ног и посмотрели через всю комнату в тени за колоннами. Там они увидели скамью, на которой лежали алхимические принадлежности, горшки, урны, банки, мази, ножи, ступки, пестики и порошки. Тело офирца лежало неподвижно на соседнем столе.

Амальрус двинулся с мечом в руке через комнату.

– Некхем! О пробудись же, Некхем! – воззвала женщина.

– Это рабыня стигийца, – прошипел Амальрус. – Я сейчас заставлю ее замолчать.

– О, Некхем! Некхем! – звала женщина.

Конан повернулся к фигуре на троне, которая по-прежнему сидела в молчаливом созерцании. Его разум поплыл от пьянящей отравы лотосовых испарений, и символы на теле стигийца, казалось, начали корчиться и жутко извиваться перед его взором.

Амальрус достиг скамьи, где откинул в сторону гобелен, открывая съежившуюся черноволосую женщину. Она бросила что-то в Амальруса, который инстинктивно поднял руку, чтобы защититься. Это была небольшая керамическая урна, который отскочила от его руки и разбилась о его лоб, облив часть его лица и шеи вязкой жидкостью. Амальрус закричал, когда жидкость начал дымиться на его плоти. Он слепо ударил, но женщина метнулась в сторону, оставив Амальруса держаться за гобелен, шатаясь, в то время как часть его лица и шеи зашипела, задымилась, пошла пузырями и оплавилась.

Конан выругался и бросился к женщине, которая рылась в вещах на скамье, схватив еще одну из урн. Конан затормозил и намотал свой плащ на руку в качестве импровизированного щита, а затем двинулся с опаской вперед.

Амальрус рухнул на пол и перекатился на спину, его пальцы судорожно хватали руками воздух в агонии, прежде чем он задохнулся и умер, с половиной лица и шеей изъеденными мерзкой жидкостью. Даже его стальной шлем и доспехи на плече были разъедены.

– Некхем! – воскликнула женщина еще раз, а затем бросила урну в Конана.

Этот снаряд разбился о его руку в плаще. Он сразу же отбросил плащ, оставив его дымиться на полу, а затем в два шага подскочил к женщине, когда она уже потянулась за еще одной из смертоносных урн. Он схватил ее и оттолкнул подальше от скамьи, бросив на землю перед собой. Потом быстро схватил ее за руку и дернул, поставив на ноги.

Она была шемиткой с длинными темными волосами и оливковой кожей. Ее печальные тусклые глаза были подведены сурьмой по стигийской моде и сверкали огнем и силой отчаяния. У нее были прекрасные черты, ее тело упругим и стройным под бледной мантией, схваченной на талии широким парчовым поясом. У нее не было оружия, как он видел.

– Отпусти меня, – потребовала она, ее тон был не характерен для рабыни. – Ты не достоин даже касаться таких, как я, кто танцевал во дворцах Аскалона с Белит и Акури! К тому же, уже слишком поздно. Смотри, Некхем просыпается!

Конан повернулся, не выпуская женщину из рук. Стигиец поднялся с трона, его высокую фигуру окружали клубы дыма, и, когда он запел на странном диалекте, нефритовый нимб засиял над его поднятой рукой. Завитки лотосового дыма собрались вокруг его пальцев, корчась и извиваясь. Конан отбросил женщину в сторону, и направился через комнату. Стигиец выбросил руку вперед, прошептав команду, и сверкающее облако полетело прямо к киммерийцу.

Конан отпрыгнул в сторону. Но жуткое облако двинулось за ним, окутав его голову, забравшись, словно живое существо, в рот и ноздри. Конан дико атаковал стигийца, но его глаза заслезились, а перед взором витал нефритовый туман, стигиец отступил от его клинка, и удар пришелся мимо. Колдовской дым жег Конану рот и глаза, ноздри и легкие, а его разум наполнили чудовищные видения, его чувства закружились в призрачном вихре. Он упал на землю без сознания и замер неподвижно, с клочьями черного лотосового дыма, извивающимися из его рта.

– Некхем, – облегчение наполнило голос шемитской женщины, когда она пробежала через комнату и обвила руками высокого стигийца.

– Пусть этот человек будет третьим, – сказал Некхем, глядя вниз на лежащего киммерийца. – Я предпочел бы Валантиуса, но нет времени. Мы должны завершить ритуал.

Мой дух парил над темными заливами, и я слился разумом с демоном тьмы. Вскоре даже Тот-Амон и сила его Кольца перестанут быть угрозой, Кихия. Может быть, тогда мы обретем покой.

Потом он поднял ее за подбородок и поцеловал, прежде чем сжать в объятиях.

Глава 6. Тень в пламени

Когда перечеркнула тень звездное небо,

Там, где пылал безумный колдовской огонь,

Сражался с жуткой тварью я,

Явившейся из безымянной бездны.

Конан проснулся и обнаружил что все еще в шлеме и броне, но меч его исчез. Толстая цепь подходила к широкому железному ошейнику, укрепленная к большому стальному кольцу.

Над ним мерцали звезды, и теплый ветерок шевелил его волосы. Он был на верху самой высокой башни Яралета, и в центре площадки яростный колдовской огонь пылал в большой бронзовой чаше, установленной на железной подставке. Сквозь это болезненное сияние звезды, казалось, странно дрожали, а свет пламени был мертвенно-бледный, несмотря на свою яркость, как будто он частично горел в невидимых мирах. Рядом лежали двое, также прикованные. Поблизости стояли два офирца-стража, как молчаливые часовые, с выцветшими кровавыми иероглифами на лбу.

Из других пленников – одна женщина в одежде простолюдинки, которая лежала, свернувшись в клубок, спиной к нему. Немного дальше – высокий, гибкий человек в одеянии дворянина. Он сидел спокойно относительно женщины и киммерийца, его серые глаза выдавали стальной характер, который противоречил его слегка женоподобному виду с вьющимися черными волосами.

Конан встал, а молчаливые охранники, казалось, даже не обратили на него никакого внимания. Цепь была достаточно длинной, чтобы он мог стоять, но не более того, поэтому он сжал ее в своих огромных руках, ухватившись пальцами за звенья, и напрягся, но тяжелая цепь сопротивлялась всем его усилиям. После бесплодной попытки он выяснил, что не в силах порвать ее, и поэтому не стал больше тратить на это своих сил, киммериец уселся на камень, его голубые глаза тлели пламенем как у загнанного в ловушку волка.

Звон доспеха Конана и звяканье цепи привлекли внимание женщины, она повернулась и посмотрела на Конана, чье мрачное выражение немного смягчилось, когда он узнал ее.

– Нисса. Я видел, как тебя забрали. Я думал, ты мертва.

– Я так же думала про тебя, пока они не принесли тебя сюда, – сказала она. – О, Конан, было бы лучше, если бы мы были мертвы. Стигиец – это дьявол, я знаю это.

Меня принесли во внутренний двор, где я наблюдала сцену ужаса за пределами воображения. Затем охранники выбежали из башни с длинными копьями и отогнали крылатых существ. Они отвели меня в башню, где заключили в тюрьму вместе с другими, которые также были захвачены в плен.

Конан хотел сказать Ниссе о Валантиусе, который сейчас должен продвигаться из глубин крепости, если он и его люди до сих пор еще живы, но решил промолчать, не желая выдавать присутствие Валантиуса офирцам.

Здесь было небольшое помещение установлено на краю башни, и Конан увидел, как две фигуры выходят из двери. Стигиец подошел к большой бронзовой чаше, все еще облаченный только в длинную набедренную повязку, окаймленную серебряной нитью, следом за ним шемитка. Он нес длинный резной жезл, а символы на его смуглой коже таинственно блестели в свете неземного пламени.

При виде стигийца высокий дворянин встал.

– Некхем, освободите меня. С моей королевской кровью и вашей магией я могу стать королем Офира. Зачем тратить мою жизнь бесцельно, когда я могу помочь вам стать совместным правителем целого королевства?

Стигиец повернул свой мрачный взор на дворянина и проговорил мягким тоном:

– Не бойся, принц Тан. Твоя кровь не потратится впустую. Но ни мирская власть, ни армии всего мира не смогут защитить меня от моего врага. И не поможет сталь, интрига, хитрость или скрытность. Только глубокая мудрость темноты. Только мои мистические охранники и жертвы. И мне нужна еще одна жертва.

– Некхем! Освободи меня, сейчас же! – принц Тан протянул к нему свои цепи, но Некхем повернулся спиной к принцу и склонился над пламенем.

Стигиец широко развел свои руки и начал напевать на языке, неизвестном Конану. При звуках его голоса пламя начал мерцать. Не было никакого даже слабого ветра вокруг башни, но было нечто, что заставляло странное пламя извиваться и трепетать, как будто во власти шторма.

Конан посмотрел вверх и увидел ночь, усыпанную чужеродными звездами, как если бы здесь было два неба, и его кожа покрылась мурашками от сверхъестественного ужаса, который невозможно отрицать здравым умом, так он был прямо перед ним. Затем темная фигура пролетела через эти звезды, увеличиваясь с каждым мгновением, пока что-то огромное не зависло в темноте за пределами крепости, его жуткая фигура была видна в неестественном свете колдовского пламени, его рваные крылья били в знойном воздухе, как крылья гигантского кондора.

Ничего подобного Конан никогда не видел, он и не знал ничего, с чем можно было это сравнить. Его ум испытал ужас от осознания того, что такое существует, богохульство на лике творения, что отразило все разумные доводы и пригрозило отправить разум, который пытался познать все это, в кружащиеся заливы безумия. И тогда Некхем повернулся спокойно к существу, поднял свой посох и поманил одним словом, а порожденный ночью ужас опустился на крышу башни и сложил свои крылья.

Разум Конан был переполнен злобой от присутствия этого существа. Он рвал на себе цепи, как обезумевший тигр. Тем не менее, не в состоянии разорвать свои оковы, он бросился на одного из офирцев в отчаянной попытке схватить его оружие, но человек стоял невозмутимо, с пустым взглядом, в нескольких дюймах от рук киммерийца.

Некхем шептал и напевал перед жутким существом. Его высокая, темная и украшенная символами фигура была как осколок относительной нормальности перед тем, что казалось огромной черной раной в ткани мироздания, через которую изливалось живое безумие и обретало свою форму.

* * *

Тень замерцала в пламени, которое пылало в большой бронзовой чаше, тень, которая превратилась в темный призрак. Образ, который появился там, оказался смуглым человеком высокого роста, стигийцем как и Некхем, облаченным в вышитые золотом терракотовые одежды, украшенные ляпис лазурью. Его аристократичные черты лица были выгравированы злобой, и наглость настолько укоренилась в них, что он сам уже не замечал эти качества в своем внешнем виде. Темный образ человека в пламени шагнул вперед с циничным смехом, что был с оттенком безумия, и Некхем повернулся к фантому, его лицо приобрело пепельный цвет, глаза расширились от страха и узнавания.

– Тот-Амон! – воскликнул он.

– Некхем-Пта, – проговорил Тот-Амон, его образ был похож на тень грифа в пламени огня. – Прежде я думал, что ты давно мертв, сраженный проклятиями, которые я наслал на тебя после суда короля Ктесфона. Какая ирония, что этот твой ритуал позволил мне отыскать тебя.

Знай, что ты последний из тех, кто восстал против меня. Когда ты исчез, никто другой не осмелился бросить мне вызов. С помощью силы этого кольца я могу в единый миг исполнить то, что у других колдунов требует длительных ритуалов и многочисленных жертв. Смотри!

Образ Тот-Амона поднял руку, на одном пальце которой было надето любопытное кольцо, выкованное в виде змеи, свившейся тремя кольцами, кусающей себя за хвост. Сделана из темной меди, глаза ее – два желтых драгоценных камня, которые злобно поблескивают. Фигура Тот-Амона казалась несколько прозрачной, но кольцо выглядело как твердое тело, будто оно действительно существовало там, в мерцающем пламени, а не на пальце ее носителя, находящегося за тысячи лиг и больше к югу.

– Таму Котеф, Таму Черный! – произнес нараспев он, и сверхъестественный ужас обернулся на звук его голоса. Затем Тот-Амон стал торжественно напевать. – Змеиным Кольцом Сета, я, Тот-Амон, приказываю тебе. Убей всех на этой крыше, начиная с него! – и своим призрачным пальцем Тот-Амон указал на Некхем-Пта.

Некхем прыгнул вперед с отчаянным криком и ударил своим жезлом через пламя. Образ Тот-Амона дрогнул, и полупрозрачное пламя опустело.

Темная когтистая лапа метнулась в воздухе, и Некхем был пойман тем, кого назвали Таму Котеф. Он закричал и изо всех сил забился в тисках этого черного ужаса, а символы на его сумрачной коже начали мерцать, сверкать и исчезать один за другим, когда он вонзил свой жезл в темную массу, что стремилась поглотить его.

Женщина-шемитка, Кихия, взывала к стигийцу, а два офирца бросились вперед, обнажив свои ятаганы. Когда один из них пробегал мимо Конана, тот ударил его своим железным кулаком в лицо, сбив на землю. Конан тут же схватил оружие этого человека и начал наносить яростные удары по цепи.

Другой офирец бросился вперед, но был подхвачен Таму. Он полоснул его исступленно ятаганом, прежде чем был брошен в большую, черную пастью, которая открылась перед ним. Таму заскользил, как тень, к Конану и воздвигся над ним, как черная волна. Ледяные пальцы на большой черной руке обхватили Конана как жидкая ночь. Киммериец был стиснут в тисках, словно в объятиях питона, но гораздо более гибких, чем тело любого змея. Цепь натянулась, и Таму разорвал ее с видимой легкостью.

Конан был поднят к Таму Котефу. Его ятаган ударил вниз несколько раз, но край его лезвия скользил по плоти Таму, словно она была из жидкого гранита. Независимо от того, из чего состоял Таму, это было какое-то вещество неизвестное человеку.

Конан свирепо посмотрел в лицо этой чужеродной форме жизни, которая едва ли была таковой. Он взглянул в глаза, что смотрели на него с лишенной интереса космической злобой, находящиеся выше рта, что зиял огромной раной более глубокой темноты. Эти глаза намекали на обширные лишенные света глубины, заполненные подобными существами, само существование которых высмеивало бесполезность человечества. Взрыв зловонного дыхания захлестнул Конана, и его кровь застыла в жилах, когда он выругался и ударил.

Справа от себя Конан увидел жезл стигийца, по-прежнему воткнутый в плоть Таму. Перебросив свой ятаган из правой руки в левую, он дернулся вперед, и его стальные пальцы крепко ухватили жезл. Затем он ударил Таму мечом и жезлом. В отличие от лезвия, тонкий жезл пронзил эбонитовую плоть, и тошнотворный ихор потек из раны, светящийся в свете танцующего пламени. Он заструился как фосфоресцирующая желчь вниз по ужасному телу Таму.

Киммерийца подбросило в воздух. Он рухнул, отлетев на двадцать футов в сторону, покатился и ударился о внутреннюю стенку парапета, где и остался лежать неподвижно. Он потерял жезл, но его железный кулак все еще сжимал рукоять ятагана. Он зашевелился, застонал и с трудом приподнялся, встав не твердо на ноги, его голубые глаза наблюдали сквозь упавшие на лицо волосы за темной массой, наступающей на него.

Жезл упал рядом с Ниссой, и она подняла его.

– Конан! – крикнула она и бросила жезл киммерийцу.

Это был хороший бросок, и Конан выхватил жезл из воздуха с инстинктивной легкостью. Примерившись в поисках баланса, он занес руку и бросил жезл, как копье со всей силы своего мощного тела. Жезл разрезал ночной воздух и глубоко впился в тело существа. Истекая фосфоресцирующим ихором из своих ран и пронзенное колдовским жезлом, существо под именем Таму расправило рваные крылья, поднялось, воспарило и исчезло среди звезд.

Конан смотрел ему вслед с почти ошеломленным выражением на покрытом шрамами лице.

– Кром, так как мои кишки не размазаны по камням, – сказал он, – пора найти ключ, чтобы я смог снять эту проклятую цепь со своей шеи.

* * *

Кихия присела рядом с истерзанным телом Некхема.

– Все кончено, – выдохнул Некхем, а она взяла его за руку. – Я проиграл, а Тот-Амон выиграл. Обещай мне… не мстить. Возьмите то, чему я обучил тебя… и живи…

Свет потух в глазах Некхема, а огонь в большой бронзовой чаше мерцал, постепенно затухая, пока не осталось лишь привычное земное пламя. Кихия упала на стигийца, ее темные волосы опали как блестящий занавес, ее тело сотрясали рыдания. Потом она вдруг поднялась с раскрасневшимися глазами, с лицом испачканным сурьмой, и бросилась к парапету. Оглянувшись в последний раз туда, где лежал ее возлюбленный, она пробормотала что-то и бросилась через край.

Конан подошел к телу стигийца и снял ключи от цепей с пояса Некхема.

Он освободился от последних своих оков, затем вернулся, чтобы снять цепи с шеи Ниссы. Они взглянули на городской пейзаж Яралета, где увидели бледную фигуру, похожую на сокола, парящую над крышами, а дальше небо расцветало яркими красками на горизонте.

В это время пятнадцать угрюмых человек, израненных и окровавленных, поднялись на крышу крепости во главе с лордом Валантиусом, все, что осталось от первоначальных сорока человек, что проникли в замок. Четверо из них были тяжело ранены и шли поддерживаемые своими товарищами. Нисса отпрянула в темноту, когда появился Валантиус. Кофийский лорд заметил неподвижное тело стигийца, а затем взглянул на до сих пор прикованного принца Тана, который поднялся еще раз с щегольской бархатной шапкой на голове.

– Рад, что вы еще живы, – прошипел Валантиус. – Но это не станет облегчением для вас. Даже богатый выкуп как за принца не сможет возместить ущерб, который вы и этот проклятый колдун причинили. Вы отправитесь в подземелье, чтобы ожидать моего правосудия. И все, кто выступал против меня здесь, в Яралете, увидят его исполнение.

Некоторая покорность проявилась в высокой фигуре принца Тана, но стальное достоинство не покидало его серые глаза, когда он размышлял над словами лорда Валантиуса.

Валантиус обратился к Конану.

– Я рад видеть, что тебе удалось убить стигийца, – сказал он. – Когда я проходил мимо тел Амальруса и остальных, я подумал, что вы потерпели неудачу.

Сейчас остальные мои военачальники захватывают ключевые объекты в городе. Когда солнце поднимется, город вновь будет принадлежать моей семье.

Поэтому Конан я предлагаю тебе место в качестве капитана наемников здесь в Яралете. Помоги мне укрепить мою власть, и я хорошо вознагражу тебя. Ты будешь вторым по рангу среди моих верных капитанов и слуг.

Конан посмотрел беспокойно на Валантиуса и его людей, стоявших неровным полукругом около своего господина.

– Ха. Я сыт этим проклятым городом, – ответил он прямо. – Я просто возьму то, что вы обещали мне и уеду завтра же.

– Я понимаю. Но и ты должен понять, что я не могу позволить такому наемнику, как ты, уйти, зная, что лишь незначительное влияние я смогу оказать на город в ближайшие недели. Ты должен остаться здесь до тех пор, пока моя власть не станет прочной.