Текст книги "Всемирный следопыт, 1930 № 04"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Annotation

Всемирный следопыт – советский журнал путешествий, приключений и научной фантастики, издававшийся с 1925 по 1931 годы. Журнал публиковал приключенческие и научно-фантастические произведения, а также очерки о путешествиях.

Журнал был создан по инициативе его первого главного редактора В. А. Попова и зарегистрирован в марте 1925 года. В 1932 году журнал был закрыт.

Орфография оригинала максимально сохранена, за исключением явных опечаток – mefysto

С 1927 по 1930 годы нумерация страниц – общая на все номера года. В № 4 номера страниц с 241 по 320

ВСЕМИРНЫЙ СЛЕДОПЫТ

СОДЕРЖАНИЕ

ЧТО НУЖНО ЗНАТЬ ПОДПИСЧИКАМ

I. Гурт пропал

II. «Степь, ох, большой…»

III. В гостях у князя

IV. Коварный план

V. Захлеснутые стапидом

VI. Гурт в пути

VII. Два инвалида

VIII. Спасенный ковбой

VIII. Подозрительная щедрость

IX. Шкурка католи[14])

X. С колодками на ногах

XI. Загадочное исчезновение

XII. Джероуль заговорил

XIII. В страну, где живет Цека

XIV. Сказка наших дней

Х. Болезнь Льока

XI. Ожившие мертвецы

ХII. Второе рождение

XIII. Корень новой культуры

XIV. Борьба с волками

XV. Посвящение в охотники

XVI. Охота на оленей и людей

XVII. Грозное предзнаменование

XVIII. Шаги истории

1500 КИЛОМЕТРОВ НА СОБАКАХ

Очаги социалистического

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

ВСЕМИРНЫЙ СЛЕДОПЫТ

1930 № 4

*

Главлит № А– 62513

Тираж 125.000 экз.

Типография газ. «ПРАВДА», Москва, Тверская, 48.

СОДЕРЖАНИЕ

Обложка худ. А. Шпир – Монгольские ковбои. Рассказ Ю. Бессонова. – Тайга шумит. Тунгусский рассказ. Ал. Смирнова (окончание). – Город победителя. Этюд А. Беляева. – Листы из каменной книги. Палеоэтнографическая повесть. А. Н. Линевского (окончание). – Как это было: Лебединая песня. Рассказ К. Алтайского – 1.500 километров на собаках. – Очаги социалистического строительства СССР: Нефтяная промышленность. Очерк В. Климова-Верховского. Об’явления.

ЧТО НУЖНО ЗНАТЬ ПОДПИСЧИКАМ

ИЗДАТЕЛЬСТВА «ЗЕМЛЯ И ФАБРИКА»

О ЖУРНАЛАХ «ВСЕМИРНЫЙ СЛЕДОПЫТ» И «ВОКРУГ СВЕТА»

Для ускорения ответа на Ваше письмо в Издательство «Земля и Фабрика» каждый вопрос (о высылке журналов, о книгах и по редакционным делам) пишите на отдельном листке. О перемене адреса извещайте контору заблаговременно. В случае невозможности этого, перед отъездом сообщите о перемене места жительства в свое почтовое отделение и одновременно напишите в контору журнала, указав подробно свой прежний и новый адреса и приложив к письму на 20 коп. почтовых марок (за перемену адреса).

–

1. Так как журналы Изд-ва экспедируются помимо самого Изд-ва еще и другими организациями, принимающими подписку, подписчикам в случае неполучения тех или иных номеров следует обращаться в Изд-во лишь в том случае, если они подписались непосредственно в Изд-ве или в его отделениях. Эти подписчики получают издания в бандероли с наклейкой личного адреса.

Подписчики, получающие издания без адресных ярлыков, получают издания не от Издательства непосредственно, и Изд-ву они не известны. Этим подписчикам при неполучении изданий следует обращаться по месту сдачи подписки.

2. О неполучении отдельных номеров необходимо сообщить немедленно (не позднее получения следующего номера), в противном случае Изд-во высылать издания по жалобе не сможет.

3. При высылке денег следует точно указать: на какой журнал посланы деньги, по какому абонементу, на какой срок, а при подписке в рассрочку указывать: «Доплата».

4. При всех обращениях в Издательство, как-то: при высылке доплаты. о неполучении отдельных номеров, перемене адреса и т. п. прилагать адресный ярлык, по которому получается журнал.

ПРИЕМ В РЕДАКЦИИ:

понедельник, среда, пятница – с 2 ч. до 5 ч.

Непринятые рукописи, как правило, редакцией не возвращаются; просьба к авторам оставлять у себя копии. Рукописи должны быть четко переписаны, по возможности на пишущей машинке. Вступать в переписку по поводу отклоненных рукописей редакция не имеет возможности.

–

БЕРЕГИТЕ СВОЕ и ЧУЖОЕ ВРЕМЯ! Все письма в контору пишите возможно более кратко и ясно, избегая ненужных подробностей. Это значительно облегчит работу конторы и ускорит рассмотрение заявлений, жалоб и т. д.

АДРЕС

«ВСЕМИРНОГО СЛЕДОПЫТА»

Редакции

|| Москва, Центр, Никольская, 10. Тел.64-87

Конторы

|| Москва, Центр, Никольская. 10.Тел.47–09, 2-24-63

ТАРИФ ОБ’ЯВЛЕНИЙ В ЖУРНАЛЕ:

1 страница – 400 руб.,

1 строка—1 руб. 50 коп.

МОНГОЛЬСКИЕ КОВБОИ

Рассказ Ю. Бессонова

Рисунки худ. Апе

I. Гурт пропал　

В сизом мареве степи виднелись пасущиеся стада овец и коров. Черные невысокие пирамиды юрт, освещенные падающим за горизонт солнцем, были беспорядочно разбросаны на истоптанной желтой траве. Юрт было немного. Среди них светлозеленым пятном выделялась плоская палатка, небрежно натянутая на свежеостроганные приколыши. Около палатки притулился складной стул и были раскиданы пустые коробки из-под консервов. Коробки, освещенные закатом, горели как осколки солнца, упавшие в траву. Семен Прыжак, заведующий постройкой совхоза, спускался с холма. Два убитых тарбагана^[1]) с тупыми мохнатыми мордами висели у пояса, за плечами блестело черной сталью ружье. Прыжак обернулся и свистнул. Остроухая собака с волчьей продолговатой мордой и пышным, загнутым калачом хвостом подбежала к нему и, повизгивая, стала тереться головой о сапоги хозяина.

– Ну, будет, будет, – ласково сказал Прыжак, трепля рукой широкий лоб собаки. – Побаловалась, ну, и домой. Пора.

Он подошел к палатке, сбросил с плеча ружье и крикнул:

– Шагдур, иди-ка сюда!

– Я, – ответил голос из соседней юрты.

Полог входа раскрылся, и вынырнула широкоскулая, с оттопыренными ушами и узкими хищными прорезями глаз голова, ашугом и сам Шагдур.

– Что нового? – спросил Прыжак.

– Два гурта прибыл да малый два гурта. А большой гурт не видал.

– Не сбились ли они с дороги? Что-то долго их нет.

– Хто его знает, может и сбились, – ответил монгол, щуря глаза. – Степь большая, дорог нет, – кажной сам себе дорогу топчет.

– А где Осипов и Дамба?

– Пошли скотину глядеть, там, на пади, – Шагдур протянул руку в направлении чернеющего в степи стада.

– Ну, хорошо, – сказал Прыжак. – Иди отдыхай. А завтра утром приходите все втроем ко мне. Завтра решим, что предпринять.

Шагдур кивнул головой, но не ушел. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, и крутил рукоять ножа, болтающегося у широкого цветного пояса.

– Что тебе еще? – спросил Прыжак.

– Хозяин, – тихо сказал Шагдур и подошел почти вплотную к Прыжаку. – Дамба плохо работал, ох, плохо! Мне за него глядеть да глядеть. Какой он пастух, – он коня укрючить^[2]) не может… Эх!

– Ну, а зачем ты мне это врешь? – сказал брезгливо Прыжак. – Дамба хороший работник, я знаю, он и коня укрючит не хуже тебя.

– Хороший, хороший! – запротестовал монгол. – А кто с коня пал?

– Ну, ладно, иди спать. Завтра говорить будем, – оборвал Прыжак и шагнул в палатку.

Шагдур постоял нерешительно у входа, повернулся и побрел к своей юрте. Прошел несколько шагов, остановился и сказал:

– Хозяин, а прибавки не дашь?.. Ох, бедный Шагдур, денег беда нужно!

Прыжак ничего не ответил, и Шагдур понуро зашагал дальше.

Ночь выползала из-за потемневших холмов, сжимая со всех сторон заброшенный в степном бездорожье улус.

Прыжак зажег лампу, расстелил на столе план строящегося совхоза и углубился в работу. Под карандашом запрыгали цифры, таблицы, диаграммы. Карандаш намечал пунктиром пастбища, поля под запашку, под посевы культурных кормовых трав. Темными квадратами лежали на чертеже теплые дворы, ветеринарные лечебницы, маслозавод и другие службы…

Ширился чертеж, развертывался степной животноводческий совхоз. Жирной полосой пробежала узкоколейка по белому полю плана. Постройка совхоза подходила уже к концу. Он был расположен на территории Бурято-Монгольской республики. Прыжак же выехал вперед, к границе Монголии для осмотра пастбищ и закупки скота.

Около часа проработал Прыжак. Потом встал, разминая уставшие пальцы, отложил план в сторону и вышел из палатки.

Прямо над головой, на черном небе сверкали огромные холодные звезды.

Степь спала. Прыжак обошел улус, посмотрел свою лошадь, пасущуюся в треногах недалеко от юрт, прислушался. Ни един звук не нарушал тишины.

«Скоро гудки паровозов разбудят степь», – подумал он, входя обратно в палатку; посмотрел еще раз чертеж, бережно свернул его, потушил огонь и лег спать.

* * *

Утренний воздух был бодр, а освеженная росою трава пахла пряно и остро. Солнце, окутанное розовыми легкими парусами облаков, плыло низко наа степью. От земли поднимался зыбкий прозрачный пар, таявший в голубом безбрежии неба.

В улусе начиналась жизнь. Жены пастухов раздували очаги, сложенные вблизи юрт, доили коров и гонялись за телятами, беспокоящими матерей во время дойки. Мужчины праздно сидели у жилищ, поджав под себя короткие кривые ноги. Курили, щурясь смотрели на солнце и вели бесконечные разговоры. Сплетничали, рассказывали степные новости и весело улыбались новым группам пастухов, которые подъезжали, чтобы присоединиться к беседе. День длинен – торопиться некуда. Солнце греет. Хорошо отдыхать – лучше чем работать, а всего лучше сидеть, курить и слушать рассказы.

Женщины, медленно и лениво двигаясь, выполняли скучную каждодневную работу. Они бродили вокруг юрт, чинили их войлочные стены, собирали аргал^[3]).

Девушки – с выбритой ото лба до макушки головой и длинными, ослепительно черными, туго скрученными косами – расшивали украшениями праздничные терлики (халаты) отцов. Пестрые краснозеленые платья девушек напоминали фантастические китайские цветы.

Пастухи сидели, покачиваясь корпусом, обдумывали, чем бы заполнить день, и мечтательно посматривали в небо. Они оттягивали момент выезда в степь для осмотра стад. Мурлыкали:

У большой горы

Стоит два доцан

^[4]

),

Стоит два доцан

У большой горы…

Без начала и конца тянулась песенка, монотонная как сама степь – их родина.

Монголы не считали нужным помогать своим женам. Разве дело пастуха чинить юрту, шить одежду, вести хозяйство? Нет, это, дело женщин. Пастух должен хорошо укрючивать, хорошо знать степь, а потом он должен отдыхать и ездить в гости. Солнце греет, и торопиться некуда.

Временами пастухи поднимались, вскакивали на стоящих подле юрт лошадей и ехали в гости к очередному соседу.

Дамба сидел у своего жилища и пил чай из– деревянной чашки, держа ее на ладони. Пил медленно, смакуя каждый глоток, и когда намеревался налить уже четвертую чашку, услыхал оклик Шагдура:

– Эй, Дамба, хозяин звал! Скот искать надо. Большой гурт не идет!

Дамба не торопясь допил чай, сказал жене, чтобы она готовила к его приходу «жареху» (жареное мясо), и пошел к палатке Прыжака. Там уже собрались Прыжак, его помощник Осипов и Шагдур, Прыжак сидел на складном стуле, и рассматривал на карте извилистую линию монгольской границы.

– Вот, друзья, – сказал он, когда Дамба подошел. – Главный наш гурт, который ведет Кондауров, где-то застрял. Я думаю, он находится сейчас в районе Гнилой Пади, во всяком случае он мог свернуть в сторону только оттуда.

Прыжак задумался.

– Ты знаешь, где Гнилая Падь? – спросил он Дамбу..

– Знаю.

– Далеко?

– Конь добрый – близко, худой – шибко далеко.

Прыжак засмеялся:

– А сколько километров?

– Кто ее считал, – отвечал Дамба. – Однако три ли, четыре ли солнца ходить надо…

– Ну, так вот, – продолжал Прыжак, – ждать Кандаурова больше нельзя, может быть он действительно сбился с дороги, нужно екать, найти гурт и привести сюда.

– Можно, – сказал Дамба. – Пошто не искать!..

Он раскурил трубку, сплюнул несколько раз на траву и спросил:

– А куда ехать-то?

– К Гнилой Пади, я же говорил, – сказал, раздражаясь, Прыжак. – Эх, Дамба, какой ты непонятливый!

Дамба посмотрел на Прыжака, покачал головой и обиделся..

– Че непонятливый? Гнилая Падь– знаю.

Шагдур спросил:

– Когда ехать, хозяин?

– Сейчас. Собирайтесь и поезжайте– Ладно, – сказал Шагдур. – Идем.

– Шагдур, – остановил его Прыжак. – Ты будешь старшим. Смотри, чтобы скоро и верно все сделать. Если у Гнилой Пади скота нет – спроси в окрестных улусах и догони гурт обязательно. Когда найдешь скот, один из вас поведет его сюда, а другой пусть сразу едет ко мне. Понял? Через четыре солнца буду ждать.

Шагдур кивнул головой и сказал Дамбе:

– Хозяин говорит – я старший, ты слышал? Ну, иди укрючь коней. В полсолнца поедем.

II. «Степь, ох, большой…»

Дамба скакал на толстоногом укрючном коне вокруг табуна. Лошади скучивались, храпели, кидались от наездника в стороны. Привстав на стременах и накренив корпус, Дамба уже несколько раз объехал табун. Он искал лошадь, которую нужно было «заукрючить». Легкий и длинный «ургэ» с ременной петлей он держал, вытянув руку над головой своего коня. Уже три раза уходила от Дамбы намеченная лошадь. Она, казалось, чувствовала, что человек хочет поймать ее, и все время держалась в центре табуна. Достать ее ургэ, чтобы накинуть петлю, было невозможно. Дамба рассердился. Он ударил нагайкой своего коня, привстал выше на стременах и, вытянув ургэ, помчался за лошадью напрямик через табун.

Это была ошибка. Табун рассыпался по полю, перепутался. Дамба скакал за лошадью. Его конь хрипел, на вздрагивающей напряженной шее появились белые пятна пены. Скачка продолжалась недолго.

Дамба догнал лошадь, взмахнул ургэ. Петля свистнула, но, промахнувшись, Дамба только хлестнул лошадь по ушам и, потеряв равновесие, скатился с седла. Лошадь опрометью кинулась в сторону. Дамба встал, потирая ушибленное плечо.

«Эх, беда, опять с коня упал! – подумал он, оборачиваясь. – Хоть бы никто не видал».

Через поле размашистой рысью на гнедом жеребце спешил на помощь Шагдур. Его конь был украшен лентами.

– Как, Дамба, – закричал он, – жесткая земля?

Дамба не ответил. Он поднял ургэ и пошел по направлению к улусу.

Уже около юрт его догнал Шагдур. Он вел в поводу двух лошадей. Жеребец под ним от пота был шершав.

– Поедем, Дамба, вот твой конь, – сказал Шагдур, придерживая лошадь. – Не сердись. День долгий – успеем!

– Нет, нельзя! Скот русский. Хозяин совхоза ждет через четыре солнца. Зачем о чужом скоте думать?

– Ха-ха-ха! – засмеялся Шагдур. – А ты и поверил! Ха-ха! Меня хозяин старшим назначил, и я ему до головы гурт сдам. Шагдур чужого не любит.

Он хлестнул лошадь и выбросился вперед Дамбы, как будто боялся, что тот прочтет на его лице раздражение.

Дорога шла долиной, через пологие сопки и редкие заросли кустарника. Иногда встречались отдельные юрты, торчавшие в степи как огромные земляные комья, и покинутые места зимников со следами былых жилищ. Темнело. Степь стала пасмурной, синей и угрюмой.

Лошади сбавили рысь и мелко трусили по вившейся серой лентой узкой полосе степной дороги. Клубы желтой пыли катились вслед всадникам, неотступные и назойливые.

_{Дамба и Шагдур выехали в степь.}

Шагдур держался все время впереди Дамбы. Хмурый и сосредоточенный, он молчал. Только когда Дамба сильно отставал, Шагдур вскрикивал:

– Надо до солнца заехать в Большой Летник. Погоняй!

Дамба, раскачиваясь в седле, пел тоненьким голоском песню о том, как много в степи пасется коров и овец и как они красивы на сочной траве.

III. В гостях у князя

Когда Дамба и Шагдур подъезжали к Большому улусу, солнце уже садилось. В улусе сковали из юрты в юрту встревоженные и оживленные монголы. Около юрты, стоявшей на отлете, толпился люд. Монголы в длиннополых халатах заглядывали в ее открытый вход.

– Что у вас так весело? – спросил Шагдур, слезая с коня.

– Кривой Сохэ пропал! – крикнул жердеобразный монгол в лоснящемся от жира халате. – Гляди, – указал он на юрту, – совсем пропал!

Шагдур подошел к юрте. В ней лежал мертвый старик Сохэ.

– Эй! – закричал Шагдур подъезжающему Дамбе. – Кривой Сохэ пропал.

Дамба спрыгнул с коня и с любопытством стал разглядывать посиневшее лицо Сохэ.

– Пошто пропал? – спросил Дамба.

Ему тотчас же ответили несколько голосов.

– Тэмен^[5]) кончал… Эх, злой томен! Погнался за Сохэ, тот бежал и пал в яму. Яма ровная – для молока копал ее Сохэ– как нора. Тэмен кричал – не достать Сохэ. Ох, глубокая яма! Сохэ кричал – не уходит тэмен. Лег тэмен на яму – закрыл Сохэ. Темно. Лежал в яме Сохэ – дышать нельзя. Стал тэмена сгонять – тэмен не встает. Ударил тэмена ножом – тэмен пропал. Прибежал хубушка^[6]) Сохэ, кричит: «Тэмен тятьку давит!» Побежали. Тэмен лежит – пропал. Стянули с ямы. Сохэ лежит – пропал…

– А-а-а! – протянул Дамба. – Бедный Сохэ… Пропал… Хоронить надо…

По улусу долго еще ходили разговоры о смерти старика Сохэ, и долго толпились жители улуса у юрты покойного.

* * *

Шагдур и Дамба остановились у богатого и слывшего в улусе за очень знатного князя монгола Дакшина. Юрта его была чиста и просторна. Красный угол украшала божница с расставленными жертвенными чашечками, похожими на серебряные лилии, а сверху на них исподлобья смотрела косматая с оскаленной пастью голова Очирвани – последнего из тысячи будд, правителей мира.

Пастухи вошли и поздоровались, нараспев приветствуя хозяина:

– Мэнду мор!

Дакшин поднялся им навстречу и пригласил войти в юрту.

– Откуда едете? – спросил он, вновь усаживаясь. – Куда?

Шагдур рассказал о строящемся совхозе, о закупке в Монголии скота и о большом гурте, затерявшемся где-то в степях.

– Искать надо. Хозяин большого двора послал. Через четыре солнца, чтобы назад притти со скотом.

– А большой гурт? – спросил князь.

– Однако, тысяча, – ответил Дамба. – И ведет его Кондауров, тоже товарищ из совхоза – большого двора.

– Да? – удивился Дакшин, – тысяча? – и встал. – Пойду ламе скажу. Тысяча– много. А вы чаюйте пока, – сказал он.

Балма, жена князя, угощала пастухов. Они пили чай, грызли сухие пшеничные лепешки. Монголка безмолвно и поспешно отнимала у них пустые деревянные чашки, чтобы наполнить их вновь соленым мутным затураном^[7]), и так же торопливо и озабоченно протягивала гостям холодные куски баранины. Четырехугольные серебряные плитки с надписями молитв вздрагивали у нее на груди при каждом движении, на щеках горели, как маленькие ранки, две приклеенные красные мушки, и трехугольные массивные серьги украшали желтые лопухообразные уши. Это была знатная женщина, и одежда ее была ошеломительно пестра, как оперение попугая.

– Очень красивая, – сказал Дамба Шагдуру. – Смотри!

– Для такой жены нужно много золота, ох, много! – ответил Шагдур и задумался.

В юрту беспрерывно заходили обитатели улуса, расспрашивали пастухов о новостях из степи, о цели поездки и, узнав о совхозе, торопились уйти, чтобы скорее рассказать соседям о происшествии с гуртом Кондауроба и о больших домах, которые строит совхоз. Не прошло и часа, как весь улус знал о том, что в юрте у князя сидят два пастуха, которые едут в степь разыскивать потерявшийся скот…

IV. Коварный план

Вечером пришел Дакшин и передал пастухам, что лама их ждет к себе.

Лама был высок и тучен. Его дряблые бритые щеки висели над скулами блестящими кульками жира. Он сидел на седой шкуре степного волка, скрестив ноги, обутые в разукрашенные бисером и цветными шелками унты. Совсем нагой мальчик-монгол, прислужник ламы, стряпал в углу юрты на столе, около которого лежала грудой хозяйственная утварь и пельмени.

– Вы пастухи из совхоза? – спросил лама вошедших.

Те кивнули утвердительно головой и остановились у входа, ожидая приглашения войти.

– Садитесь же! – Монах подвинул свое грузное тело, освобождая пастухам место на шкуре рядом с собой.

– Слышал, – сказал, он, – люди говорят: большой совхоз строят, машины везут, скот покупают.

– Да, – сказал Дамба, – большой двор, хорошо! Машины из молока масло делают, хозяин говорит – все можно делать… Кость можно делать^[8]).

Лама засмеялся и, подражая ему подобострастно захихикал Шагдур.

– Врет твой хозяин! – сотрясаясь густым смехом, закричал лама – Врет!

– Врет, – подтвердил Шагдур.

Дамба обиделся.

– Че ему врать, пошто так говоришь? Хозяин не врет. Хозяин говорит – бедным пастухам хорошо будет.

– Обманывает он тебя, – вдруг перестал смеяться лама. – Обманывает. Ему работников нужно, а потом он вас всех обманет.

– Нет, – встряхнул головой Дамба, – сам видел. Завод большой! Железа много везут… дерева… Нет, сам видел.

– Завод монголу плохо, – сказал лама. – Монголу степь нужна, а не завод. Шум будет, ссора будет… Плохо монголу завод. Что в учении сказано? – повысил он голос. – Чему Будда учил? Худое это дело…

Дамба никак не мог понять, почему так сердится на совхоз лама.

Шагдур подвинулся ближе к монаху и что-то тихо на ухо говорил ему. Лама, раскачивая громадный отвисший живот, беззвучно шевелил толстыми, как разъевшиеся дождевые черви, губами и неодобрительно посматривал на Дамбу.

Кончив стряпать, голый мальчик стал варить в бурлящем на очаге чану пельмени. Принес араку.

Пили пахнущую простоквашей, теплую монгольскую «водку», ели пельмени и бараний жир. Шагдур быстро пьянел. Он хвастался, что лучше всех-в степи ездит на лошадях. И, желая угодить гостеприимному монаху, бранил совхоз и русских из совхоза. Дамба молча выпивал беспрерывно подливаемую ему в чашку араку (нельзя обидеть ламу – надо пить) и вслушивался в бессвязную болтовню Шагдура. Обидно было ему, что Шагдур поносит Прыжака, но он не мог найти слов, чтобы оправдать «хозяина».

– Вот такие из молока ладят, – встрепенулся Дамба, увидев роговые пуговицы на халате ламы. – Сам у хозяина видел… А ты говоришь – врет!

Лама и Шагдур опять засмеялись, и опять замолчал Дамба, придумывая, чем бы удивить ламу и восстановить честь Прыжака.

Пришли гости. Их было трое: два монгола – гололицых, похожих на китайцев, с длинной тонкой косичкой на макушке– и заросший до глаз бородой русский. Бородач был одет в потрепанный английский френч и остроконечную монгольскую шапку..

– Друг большого русского князя, – сказал лама. – Очень большой человек…

Пришедшие монголы сейчас же принялись за араку. Они пили ее, смачно чмокая, морщились, посмеивались своим мыслям и благодарили ламу за угощение, кивая удивительно круглой, как орех, головой.

Бородач почти не пил. Он говорил с Шагдуром о совхозе, о России, выспрашивая о месте постройки завода и о скоте, который гонит через степь Кондауров.

Опьяневшие гости обнимали Шагдура и Дамбу, визгливо пели о жгуче приятной араке и беспричинно смеялись, как веселящиеся дети..

Ай-хи, добрый у нас хозяин!

И добрая у него арака…

Ай-хи, хорошо!..

Мальчик-монгол давно спал, свернувшись клубком около стола; лама дремал, развалившись на шкуре и широко разинув гнилозубый рот, а попойка все продолжалась.

– Эй, Шагдур, – сказал Дамба. – Идем, пора. Завтра с солнцем дальше надо.

Шагдур посмотрел на Дамбу и не ответил. С горящими глазами и с красным от волнения лицом он слушал русского.

«О чем они говорят?» – подумал Дамба и насторожился.

– Тогда денег много будет… русский князь, что за границей живет, очень щедрый… – поймал он конец фразы.

И опять нагнулся к уху бородача Шагдур и, что-то поспешно шептал.

– Шагдур, отдыхать пора! – крикнул еще раз Дамба! – Идем! _

– Сейчас, – откликнулся Шагдур.

Он встал. За ним поднялся и русский. Все вышли из юрты.

Луна ползла еще низко над степью, но было уже светло, как в разгар полнолунной ночи.

Любопытство завладело Дамбой: «Какие деньги? Какой богатый князь?»

Он шел впереди, напрягая слух, чтобы не пропустить ни одного слова из разговоров русского с Шагдуром. Но они больше не говорили.

В юрте Дакшина спали. Шагдур и Дамба улеглись на приготовленные для них потники. Г дето далеко кричал бык, пережевывали жвачку загнанные на ночь в загон около юрт коровы. Звуки были знакомы, обычны, и Дамба задремал.

Его разбудил едва уловимый непонятный шорох. Приоткрыл глаза. Шагдур крался к выходу, он полз осторожно, пытаясь выбраться из юрты незамеченным. Дамба притаил дыхание. Когда Шагдур скрылся за пологом, Дамба приподнялся на локтях и прислушался.

– Ты, Шагдур? – спросил голос русского.

– Я, тише! – ответил Шагдур. – Разбудишь. Монгол слышит, как трава растет – тише!

– Да, да, – зашептал русский. – Вот деньги – задаток, а когда сделаешь – все. Завтра выезжай в степь. Как встретишь гурт, помни, сворачивай сразу на Новый летник. Люди русского князя будут там. Возьмут гурт ночью. Никто не узнает; ты уйдешь в степь. Нужно скот не подпустить к русской границе – веди стороной.

– Знаю, – ответил Шагдур. – А как Дамба помешает? Он любит русских, он– их товарищ. Ох, любит он хозяина совхоза.

– Лама задержит, – сказал русский. – Утром захромает его конь. Дамба останется здесь, а если уйдет…

Голос русского снизился, и Дамба не расслышал последних слов.

Опять зашуршала трава у входа, на момент юрта наполнилась лунным светом, и в нее вполз Шагдур. Он посмотрел на притворившегося спящим Дамбу и лег на свое место.

Мысли Дамбы были спутаны:

«Шагдур хочет гнать скот опять в степь… Шагдур обманет Прыжака… Они сговорились с богатым князем и ламой… Охромят моего коня… отобьют гурт… угонят от совхоза… будут кочевать в степи. Ай, что делать?…»

Дамба лежал с широко открытыми глазами, прислушиваясь к тишине спящего улуса. С каждой проходящей минутой росла тревога и поднималось озлобление против князя, ламы и подкупленного Шагдура.

«Они хотят заставить бедного пастуха работать на них, пасти их стада. Надо предупредить Кондаурова о готовящемся нападении и спасти гурт…»

Решение пришло как-то сразу.

«Ехать сейчас, пока здоров конь, пока спит Шагдур. Утром будет поздно».

Дамба нащупал свой нож. Он был на месте, у пояса, около туго набитого табаком кисета. Осторожно, чтобы не разбудить лежащего рядом Шагдура, Дамба прокрался к выходу и выскочил из юрты.

Шагдур не шевельнулся. Похрапывая, опьяненный аракой, он спал крепко. Дамба побежал к своей лошади. Она стояла, привязанная к изгороди загона, недалеко от юрты. В загоне толпились бараны. Они скрипели зубами, пережевывая траву, встряхивались и вздыхали.

Увидав хозяина, конь заржал, разбудив тишину. В улусе залаяла собака. Бараны кинулись в дальний угол загона. Дамба схватил уздечку и взнуздал коня; нагнулся, отыскивая в разбросанном сене седло. Лунный свет уродовал очертания предметов, и седла не было видно.

V. Захлеснутые стапидом

– Стой! – услышал он крик, поднял голову и увидел бегущего к нему Шагдура. – Стой! Куда ты…

Шагдур бежал, подобрав полы халата, и делал громадные прыжки. Дамба мигом вскочил на коня и рванул удила. Конь кинулся в сторону и поскакал от спящего улуса в степь.

– Стой! – ревел сзади разъяренный Шагдур. – Стой!

Дамба нагнулся над разметанной гривой лошади и сжал коленями ее скользкие бока. Трава, доходящая до брюха животного, захлестывала вокруг ног. Конь оступался в тарбаганьи норы, шарахался от уродливых ночных теней и нес Дамбу, все ускоряя бег.

Дамба уже хотел перевести лошадь в рысь, когда услышал позади окрики и конский топот. Его догонял Шагдур. Дамба опять погнал коня, но лошадь Шагдура была резвее, и окрики с каждым шагом становились все ближе. Дамба отдал коню поводья, пустил в дело нагайку, но преследующая лошадь нагоняла, и ее храп слышался совсем близко.

Дамба выхватил нож.

«Я буду защищаться, – мелькнула мысль. – Он убьет меня, если догонит…»

Запаленные лошади хрипели. Шагдур настигал. Он кричал совсем над ухом Дамбы:

– Стой!.. Худо будет… Стой!

Перевалили в скачке невысокую сопку, спустились в долину.

Дамба потерял надежду ускакать от Шагдура. Лошадь его бежала все медленнее, тяжело дышала, и ее мокрое от пота тело вздрагивало. Шагдур скакал уже рядом. Он угрожал Дамбе ножом и требовал, чтобы тот остановил коня.

Дамба, увертываясь от удара, круто повернул в сторону и… остолбенел: прямо на пастухов черной массой несся табун полудиких лошадей.

– Рагу^[9]) табун гонит! – закричал испуганный Дамба.

Живой лавиной скатились лошади с холма. Табуном овладел стапид^[10]). Животные неслись, ослепленные ужасом. Они сшибали друг друга, топтали и калечили тела обессилевших.

_{Лошади неслись в панике, сшибая друг друга.}　

Дамба забыл о преследовании, он увидел, как Шагдур повернул лошадь и погнал ее, думая уйти от табуна. Но Шагдур не успел. Табун обрушился на пастухов и увлек их с собой…

Топот лошадиных копыт разбудил степь. Земля стонала и пылила под ударами десятков ног. Шум бегущего табуна заглушал хрип и стоны раненых лошадей.

Дамба схватил свою лошадь за гриву, лег грудью на ее шею и старался удержаться на ее липкой от пота спине. Кругом скакали обезумевшие кони. Они налетали на лошадь Дамбы, сжимали ее со всех сторон, почти сваливали с ног.

Резкий удар в голову заставил Дамбу выпустить поводья, и тотчас же лошадь выскользнула из-под него. Он упал. Острая боль пронзила ногу, ударили в спину копыта. Дамба потерял сознание.

Табун промчался, оставляя за собой примятую, перемешанную с землей темную полосу травы…

* * *

Когда Дамба очнулся, восточный угол неба уже окрасился пурпуровыми цветами восхода, а розовые отблески лучей еще спрятанного за горизонт солнца румянили курчавые края облаков. Тянул утреник. Трава, мокрая от росы, стояла, опустив стебли. Дамба попытался, встать, но не смог. Жгучая боль в голени мешала каждому движению. Стараясь не опираться на поврежденную ногу, он нарвал жесткой травы и укутал голень поверх унта. Широкий монгольский пояс заменил ему бинт.

«Где теперь Шагдур?» – подумал Дамба.

Утро приходило радостно и величаво. Солнце встало над степью, разорвав в клочья прячущийся в низинах туман. Дамба лег на спину, смотрел в небо, следя за полетом птиц, парящих в утренней синеве, за причудливо меняющимися очертаниями облаков. Вглядывался в степь, ожидая путника или пастухов с гуртами скота, – только от них он мог ждать помощи.

Время шло медленно. Солнце поднялось в зенит и палило отвесными лучами. Трава, осушенная зноем, стала жесткой и серой. Проснувшиеся кузнечики трещали, свистели суслики, перекликались птицы. Но степь была чиста. На горизонте не показывалось ни всадника ни животного.

«Солнце идет к закату, – думал Дамба. – Никто не едет. Нужно есть – есть нечего. Однако, надо ползти…»

Дамба перевернулся на живот, подобрал валяющийся на земле, оброненный во время падения нож, сунул его за голенище и пополз. Нога вспухла, стала тяжелой и нестерпимо ныла. Бережно волоча ее, Дамба прополз несколько метров и остановился. Выступившие на лице крупные капли пота раздражали кожу, волосы взмокли и прядями спадали на лоб. Мучила жажда. Дамба спрятал голову в траву, защищаясь от солнца.

«Жара, трудно, – подумал он. – Буду ждать ночи – ночью легче».

Но тревога сверлила мозг, гнала вперед, и он полз без дороги, без определенного направления.

Примятая пронесшимся по степи табуном трава не встала, она темной полосой вела на север. «Кто-нибудь поедет по ней за табуном, – решил Дамба. – Нужно так и ползти. Скорей встречу…»