Текст книги "Техника и вооружение 2011 05"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Примечательно, что упор в усилении вооружения делался на «противопехотное» оружие. Пулеметы и осколочные гранаты АГС служили прежде всего для борьбы с живой силой, ведь уничтожение противника оставалось наиболее надежным средством наведения порядка и «насаждения народной власти» (как формулировались конечные задачи многих операций). Средств для этого не жалели: при штатном боекомплекте в 400–450 патронов у ферменных пулеметов, двух коробок у носового и стольких же – у кормового ПКТ в полет брали десяток патронных коробок, наваливая в них груды лент (сослуживец и товарищ уже знакомого нам Келя по 280-му полку борттехник Т. Осадчий на этот счет говорил: «Запас карман не тянет, а чувствуешь себя как-то спокойнее»). Пулеметы на практике выгодно отличались от НАР возможностью продолжительной работы, позволявшей сделать нужное число заходов на цель, раз за разом перезаряжая оружие, в то время как после нескольких залпов ракет опустевшие блоки оставались висеть бесполезным грузом. Иногда, когда целью оказывался особо «крепкий орешек» или предстояло работать вдали от базы, в грузовую кабину с собой даже брали запас НАР и несколько бомб, чтобы вновь вооружить машину, подсев неподалеку от места удара.

3* Донесения о «пусках ПЗРК» в 1980–1981 гг. звучали неоднократно, но поводом для них оказывалось применение душманами РПГ для поражения низколетящих вертолетов и даже заградительного огня, при котором самоликвидация давала разрывы гранат, очень похожие на вспышки зенитных ракет.

В двери «восьмерки» – АГС-17 и борттехник А. Ивановский, обязанностью которого было управляться с гранатометом в полете. Кандагар, лето 1980 г.

Установка гранатомета АГС-17 в двери Ми-8Т.

Автоматический гранатомет АГС-17 «Пламя» в двери Ми-8Т. Хорошо видны растяжки крепления установки к швартовочным узлам грузовой кабины.

В новинку многим летчикам было широкое использование бомбового вооружения. «Восьмерка» допускала применение широкой номенклатуры авиабомб калибром от 50 до 500 кг, с соответствующим прицелом бомбометания ОПБ-1Р, однако далеко не все экипажи имели практический опыт бомбометания. Между тем в арсенале вооружения вертолета бомбы являлись наиболее мощным средством поражения, а сложившаяся обстановка требовала самого широкого их использования. Не то чтобы противник располагал крупными силами, развитой инфраструктурой или боевой техникой, к чему готовились в боевой учебе дома, – сами местные условия требовали для выполнения буквально любой боевой задачи, связанной с необходимостью огневого воздействия, достаточно внушительных средств и нарядов сил.

Причинами являлись как особенности афганских ландшафтов (горной местности с большим количеством естественных укрытий и укреплений в виде пещер, расщелин, завалов камней и пр.), так и своеобразие местной архитектуры, где традиционные постройки (толстостенные дувалы, каменные крепости и даже обычные сельские дома с глинобитными стенами метровой толщины) больше соответствовали фортификационным сооружениям. Они служили надежными убежищами противнику: под прикрытием прочных стен устраивались огневые точки, «выкурить» которые было крайне непросто. Пулеметы и маломощные НАР в борьбе с такими объектами оказывались во многих случаях совершенно бесполезными.

Подходящим средством выступали бомбы, позволявшие уничтожать даже хорошо защищенные цели. По боевому опыту, в наставления по боевому применению внесли соответствующие дополнения для наиболее эффективного использования армейской авиации. Так, для поражения типовой цели – защищенной огневой точки в горах или отдельного дома – назывался необходимым наряд сил из шести Ми-8 с вооружением по четыре осколочно-фугасных бомбы ОФАБ-250 на каждом; чтобы уничтожить крепость или дувал с засевшим противником, следовало выделить четверку Ми-8 с парой фугасных бомб ФАБ-500 на каждом либо, учитывая ослабленные несущие свойства в жару и в высокогорье, – два звена с вооружением из пары ОФАБ-250 на вертолете (следует оговориться, что эти рекомендации были расчетно-нормативными для «гарантированного поражения» противника и соблюсти их, выделяя назначенное количество машин на удар, мало когда удавалось; обычно обходились более скромными силами, «действуя по обстановке»).

Работа вертолетов в качестве бомбардировщиков имела естественные особенности в тактике, тонкостях построения боевого захода и прицеливания. Пользоваться при бомбометании приходилось прицелом ОПБ-1Р – почтенных лет устройством еще военных времен, представлявшим собой перископическую трубу с визиром, устанавливавшуюся в полу у рабочего места штурмана (в походном положении она висела на стенке кабины). Летчики жаловались на неудобство в работе и невысокую точность прицеливания, позволявшего бомбить только с горизонтального полета. К слову, первые модели прицелов этого типа имели прототипом германский бомбардировочный прицел Лотфе FL 206 образца аж 1926 г., предоставленный для воспроизводства тогдашними немецкими партнерами, и мы скоро будем иметь возможность отметить столетний юбилей приспособления, бессменно остающегося на вооружении отечественной авиации.

Имели место и другие детали, которые следовало учитывать. Весьма существенным являлось соблюдение режимов полета при бомбовом ударе, что для вертолета с его небольшими скоростями и высотами было напрямую связано с безопасностью. Игнорирование этих моментов грозило попаданием под собственные осколки, разлетавшиеся у бомб достаточно далеко и сохранявшие убойную силу в сотнях метров. Так, у бомб-«соток» осколки долетали до высоты 600 м, а у бомб калибра 250 и 500 кг поднимались до высоты 900 м, что следовало принимать во внимание при организации удара (для сравнения: при стрельбе НАР типа С-5 из вертолетных блоков с пикирования безопасной являлась высота порядка 50–75 м). Бомбили обычно с установкой взрывателей на замедление, позволявшее уйти на безопасное расстояние от места удара. Однако бывало всякое…

При выполнении бомбометания 26 июля 1980 г. пара Ми-8 заходила на удар, держась на 50-метровой высоте. Ведущий отбомбился по цели, однако следовавший сразу за ним ведомый вышел прямо под разрывы и получил заряд осколков по полной мере: прошиты были баки, кабина летчиков, посекло даже фермы подвески. По счастью, осколки миновали летчиков, однако из атаки вертолет вышел с белесым шлейфом – керосин буквально лился наружу, убывая с таким темпом, что через пару минут на табло в кабине загорелся «аварийный остаток» и пришлось садиться здесь же, рядом с местом бомбардировки. Пока напарник осуществлял прикрытие с воздуха, сдерживая огнем зашевелившихся душманов, экипаж спешно латал бак, заклеивая пробоины.

Установка крупнокалиберного пулемета НСВ-12,7 «Утес» в двери Ми-8. На стенке впереди видна панель переговорного устройства, позволяющего борттехнику общаться с летчиками с «огневой позиции».

Доработка Ми-8 включала установку пулеметов, бронирование кабины и зеркал заднего вида у блистеров летчиков. 280-й ОВП, март 1981 г.

20 сентября 1980 г. вертолетчики Файзабада получили приказ на срочный удар по цели в соседнем кишлаке, где собрался душманский совет. Выполнять задачу ушло звено Ми-8, три из которых несли блоки, а на один решили подвесить бомбы. На беду, их запасы в эскадрилье были на исходе и пришлось подбирать все остатки. На Ми-8Т подвесили все, что было: две осколочно-фугасных ОФАБ-100-120, одну ОФАБ-250-270 и подвернувшуюся толстостенную ФАБ-250Т. Толстостенная бомба с прочной литой головкой из качественной стали предназначалась для поражения укреплений и защищенных целей, но не для применения с вертолета, имея даже иную, трехушковую, подвеску. Однако выбирать не приходилось, и мощную фугаску приспособили на вертолет. Бомбы бросали по одной в заходе, с высоты в 50–70 м, установив взрыватели на 12-секундное «маловысотное» замедление. С «твердолобыми» бомбами прежде иметь дело не доводилось, и когда до нее дошла очередь, борттехник решил выглянуть в дверь грузовой кабины – мол, если рванет лучше обычных, то и дальше будем такими работать.

После он рассказывал: «Рванула она сразу после удара о землю, прямо под вертолетом. Взрыватель оказался с дефектом или вооруженцы что– то там накрутили, но отойти мы не успели. Едва я высунул голову, чтоб вниз глянуть, как грохнуло… Вертолет подбросило, все в дыму и пыли, обернулся – господи, из чашки сиденья торчат двумя «розочками» клочья парашюта. Осколки прошли сквозь него насквозь. Один ушел в потолок навылет, а другой засел в коке двигателя, потом выковыряли – рваный кусок металла, грамм сто в нем было. Другие осколки наделали дырокв баках, редукторе, лопастях, хвост пробили, задели держатель и переднюю стойку, даже двигателю досталось. Кое-как баки позатыкали тряпьем и на последних каплях притянули домой. Всего потом насчитали 42 дырки, месяц возились с ремонтом».

26 июня 1981 г. при подрыве на собственных бомбах был потерян Ми-8Т из состава 280-го полка. Бомбили «зеленку» вдоль реки северо-западнее Кандагара, выполняя бомбометание с 50-метровой высоты. Вертолеты несли по паре ОФАБ-100-120 и паре ОФАБ-250-270, однако по ошибке при снаряжении бомб взрыватели оказались выставленными на мгновенное срабатывание (для этого достаточно было всего-то выкрутить один винтик…). При сбросе первая же «сотка» разорвалась прямо под вертолетом капитана Г. Говтвяна. Прошитая осколками машина «посыпалась» вниз на вынужденную, угодила при посадке в арык и подломила переднюю стойку. Все трое летчиков получили ранения, к тому же из ближних кишлаков к упавшей машине уже спешили душманы. На выручку летчикам пришли другие экипажи, однако изувеченную «восьмерку» пришлось сжечь на месте.

Имеющиеся на борту средства поражения обеспечивали непрерывность воздействия на цель в ходе атаки. Так, ракетами с безопасной дальности 1300–1500 м подавляли сопротивление, следом, часто в том же заходе, разрушали дувалы и укрытия бомбовым ударом, не прекращая поливать цель пулеметным огнем.

Вертолетчики 50-го полка за первый год войны израсходовали 56400 НАР и 1328 авиабомб, имея в среднем 537 вылетов на экипаж, 2088 использованных НАР и 49 бомб. Всего же за 1980 г. ВВС 40-й армии были израсходованы 634862 НАР (инженерный отдел штаба ВВС приводил несколько иную цифру-641000 подготовленных ракет, большей частью С-5 разных типов). Что же касается патронов, то их списывали валом, с усмешкой вспоминая о том, как еще несколько месяцев назад нужно было отчитываться за их расходование, предъявляя по счету стреляные гильзы. Показательно, что расход пулеметных патронов к ПКТ в отчетности по боеприпасам штаба ВВС даже не учитывался, в отличие от прочих, «подотчетных», средств поражения – по заявке просто подвозили требуемое количество боеприпасов.

Установка ферменных пулеметов ПКТ на Ми-8. Боекомплект ферменных пулеметов составлял по 450 патронов на установку.

Перезарядка ферменных пулеметов осуществлялась вручную с помощью тянущихся в грузовую кабину тросиков– боуденов.

Строго велся поначалу и учет настрела пулеметов, не допускалось использование выработавших ресурс стволов, благо устройство ПКТ предусматривало смену при перегреве и износе, для чего в комплектации пулемета имелся сменный ствол. Вскоре стало не до «бухгалтерии»: вертолетчики делали по пять-шесть вылетов в сутки, проводя на аэродроме и в воздухе по 15–18 ч, а основная нагрузка приходилась на отвечавших за подготовку борттехников и «агрессоров» (как звали вооруженцев). Внимание на ограничения уже не обращали, лишь бы пулеметы исправно работали. ПКТ оказался весьма надежным оружием, перекрывавшим все назначенные нормативы и исправно переносившим жару и всюду проникающую пыль, способную точить детали, словно абразив. Присмотра требовали лишь спусковой механизм и электроспуск, износ которых приводил к возможности случайного срабатывания, из-за чего неожиданная очередь могла прозвучать и при жесткой посадке. Случалось, переработка доходила до того, что начинали гнуться затворные рамы.

Об интенсивности расхода боеприпасов можно судить хотя бы по следующему примеру: 11 марта 1981 г. звено Ми-8 из Файзабада при выполнении рядового задания по сопровождению колонны израсходовало 806 ракет С-5КО, 300 гранат к АГС-17 и 14200 пулеметных патронов (более полусотни полных лент!). Вертолет командира звена капитана Сергеева вернулся с восемью пулевыми пробоинами. Повреждения, включая дыры в блоках, получили и другие машины.

26 мая 1981 г. комбинированным ударом атаковали базу, где остановилась на отдых банда. Дом с душманами и находившиеся рядом постройки две пары Ми-8Т и Ми-8МТ смели четырьмя фугасными «пятисотками» и 255 ракетами С-5КО. После этого на развалины со всеми, кто сумел уцелеть, обрушились 58 осколочных гранат из АГС-17 и шквал пулеметных очередей.

Одна только дюжина «восьмерок» Файзабадской эскадрильи 181 – го ОВП в «горячий» сезон расходовала ежемесячно пятитонный грузовик патронов. Под стать им была и «выработка» бомб и ракет, особенно возраставшая в дни операций, сменявших будничное сопровождение транспорта, поддержку войск и охоту за бандами.

Известность получила операция по штурму горы Сангидуздан, с давних пор имевшей мрачную репутацию разбойничьего гнезда – «Горы воров», пещеры которой облюбовали хозяйничавшие в округе банды. Первый раз, в мае 1980 г., засевших там душманов при поддержке гаубиц и реактивной артиллерии выбивали неделю, но вскоре те вновь вернулись в свои убежища. Повторный штурм горы, на картах значившейся как «отметка 2700», начатый 23 августа при поддержке усиленной вертолетной эскадрильи Ми-8 и звена Ми-24, завершился к концу дня. Дюжина «восьмерок» подвергла гору бомбардировке ФАБ-500 и выжгла укрытия зажигательными ЗАБ-100, пройдя по склонам ливнем из 2107 ракет. Сангидуздан удалось взять ценой гибели одного нашего радиста, находившегося при авианаводчике, и нескольких раненых.

Однако по мере использования вертолетного вооружения начали выявляться и его недостатки, особенно ощутимые в накаляющейся обстановке. Оценивший силу авиации противник стал уделять должное внимание ПВО. В душманских отрядах и в охранении баз мятежников все чаще попадались 12,7-мм пулеметы ДШК и еще более мощные 14,5-мм ЗГУ, способные поразить воздушную цель на высоте до 1300–1500 м и дальности в 1500–2000 м. При встрече с ними бортовые пулеметы «вертушек» уже не давали желаемого преимущества, уступая крупнокалиберному оружию по всем показателям – 50-граммовая пуля ДШК (не говоря уже о более тяжелой 14,5-мм) сохраняла убойную силу далеко за пределами дистанции прицельного огня. Даже если массивная пуля не пробивала броню, она выкалывала куски с ее тыльной стороны, и поток вторичных осколков летел в кабину.

Встреча со «сваркой», как прозвали крупнокалиберные пулеметы за характерные вспышки выстрелов, не раз оборачивалась трагично. В 280-м полку 23 июля 1980 г. погиб попавший под огонь ДШК экипаж замполита эскадрильи капитана Н.Г. Епифанова. В операции под Кандагаром летчики выполняли задачу по корректировке огня артиллерии и, кружа над селением Спинахула, попали под огонь замаскированного пулемета. Очередь с пары сотен метров пришлась прямо по кабине, поразив летчиков, машина резко пошла вниз и взорвалась на окраине кишлака.

Всего через неделю, 31 июля 1980 г., при высадке десанта южнее Газни Ми-8 капитана М. Грошева из 280-го ОВП получил очередь из ДШК в упор. Пули прошили баки, двигатели и разнесли электроарматуру. Штурман Сергей Антонов позже вспоминал: «Горели страшно, всем бортом: по грузовой кабине лился пылающий керосин, в спину дышало жаром, глаза ел черный дым. Я различал перед собой лишь линию горизонта, командира за тучей копоти уже не видел и только по движению ручки чувствовал – рядом живой. Машина последний раз нас выручила, продержавшись минуту, пока шли к земле. Садились вслепую, ткнувшись носом в валун. Взорвалась она, как только мы отбежали в сторону. В подбиравшей «восьмерке» нас не могли узнать – лица и руки были покрыты жирной гарью, так что блестели только глаза и зубы…»

Установка переднего ПКТ в кабине Ми-8. На рукоятках управления находятся кнопки электроспуска для стрельбы.

Эжекторно-выхлопные устройства раннего образца на патрубках двигателей Ми-8Т 280-го ОВП. Кандагар, март 1981 г.

21 апреля 1981 г. при ведении разведки вдоль границы у кишлака Баля– Мургаб вертолет пограничников попал под огонь, и одна из пуль, прошедшая в кабину снизу, перебила ручку управления и попала в лицо командиру капитану Г.А. Ткачеву. Управление падающей «восьмеркой» сумел перехватить штурман майор Ю.К. Аверченков, дотянувший вертолет домой.

В свинцовой метели на выручку иной раз приходила удача: майор В. Оболонин из 181-го ОВП в одном вылете весной 1981 г. чудом избежал двух «своих» пуль. Стоило летчику наклониться, чтобы осмотреться, как одна из пуль прошла у его спины, вспоров сиденье, а другая, направленная прямо в лицо, пробила стекло и засела в авиагоризонте, выбив его шарик наружу. Таким же счастливым оказался комэск 280-го полка майор В. Сидоров, которому при высадке досмотровой группы у каравана в Регистане пулей, прошившей кабину, «подстригло» волосы. Его штурман получил ранение в шею, а бортгехнику пришлось прикрывать отход, отбиваясь из ручного пулемета.

Громоздкая установка ферменных пулеметов сказывалась на летных характеристиках вертолета: объемистые коробки с патронами и сборники лент, стоящие поперек потока, ощутимо тормозили вертолет, «съедая» скорость и маневренность. Не очень удачным был и сам монтаж – на крайних пилонах с большим разносом от прицельной линии, сказывавшийся на точности огня (на Ми-8Т разнос пулеметов между собой составлял 5 м, а на Ми-8МТ даже больше шести).

Для кучности огня и удобства эксплуатации более выгодным представлялось размещение пулеметов у бортов, где к ним можно было организовать подвод лент из грузовой кабины, однако на «восьмерке» им мешало сплетение ферм подвески, из-за чего пулеметные установки и пришлось вынести подальше, на свободное место. Точности огня препятствовали также сами особенности динамики полета вертолета: характерным его свойством является полет с небольшим креном и скольжением, призванным компенсировать боковую составляющую тяги рулевого винта. К тому же пулеметы подвергались изрядным вибрациям, свойственным винтокрылой машине, что в сочетании с недостаточной жесткостью консольного крепления установки на крайних пилонах самым отрицательным образом сказывалось на кучности стрельбы.

Можно возразить, что в тех же условиях тряски и прочих помех работали и подвесные ракетные блоки, однако они, по определению, являлись оружием «залпового огня» и даже при прицельной стрельбе предполагали площадное накрытие цели; с учетом этого работала и система управления огнем, выпускавшая на «восьмерках» при одном нажатии на боевую кнопку разом не менее восьми ракет. Кроме того, ракеты не требовали прямого попадания (в отличие от пулеметов), и при достаточной мощности полуторакилограммовой боевой части их разрывы поражали цель, даже ложась неподалеку. Для стрелкового оружия точность, напротив, является определяющей для эффективности огня, однако пулеметы на фермах, в лучшем случае, могли вести «поливную» стрельбу в направлении цели.

Зарядка патронных коробок ферменных пулеметов Ми-8. 280-й ОВП, весна 1982 т.

«Восьмерка» замкомэска 280-го ОВП майора Н. Бабенко. За остеклением кабины хорошо видны передние бронеплиты, но по какой-то причине сняты зеркала заднего обзора у летчиков.

На лобовом остеклении этого Ми-8Т из 280-го ОВП при помощи карандаша-стеклографа нанесено подобие прицельной сетки, позволяющей штурману вести стрельбу. Кандагар. Весна 1982 г.

Не очень эффективной оказалась и фиксированная установка оружия, требовавшая наведения всей машиной и выдерживания направления на цель в течение всего огневого контакта. Более удобным оставался носовой ПКТ, позволявший вести огонь в довольно широком диапазоне передних курсовых углов, не меняя направления полета и не стесняя летчика в маневре. Еще одним доводом становилось чрезмерное время снаряжения пулеметных боекомплектов: на первый план выступала быстрота подготовки и снижение трудоемкости, в то время как для каждого из четырех «стволов» нужно было перебрать патроны, очистить их от смазки и сора и набить в бесконечные груды лент. В итоге кое-где наружные ПКТ стали снимать уже в 1981 г., а к 1984 г. на «восьмерках» их практически не осталось. Летом 1984 г. в 280-м полку, все еще продолжавшем летать на Ми-8Т, имелся всего один остававшийся вертолет с такой установкой. Видимо, последними такими вертолетами были несколько «пожилых» газнийских Ми-8Т, летавших с наружными пулеметами еще в начале 1985 г., тем более примечательных, что они считались «сильными» машинами благодаря хорошо отрегулированным двигателям.

Продолжение следует

В статьях цикла «Вертолетная война» использованы фото В. Максименко, А. Артюха, В. Паевского, Л. Мельникова, Д. Евсютина, С. Пазынича, Н. Гуртовото, Н. Лисового.

Отечественные бронированные машины 1945–1965 гг

М. В. Павлов, кандидат технических наук, старший научный сотрудник И. В. Павлов, ведущий конструктор

Продолжение.

Начало см. в «ТиВ» № 5–9,11,12/2008 г., № 1–5,7-11/2009 г., № 1-12/2010 г. № 1–4/2011 г.

Несмотря на отказ в принятии на вооружение танка «Объект 167» и предпочтение, отданное военным руководством и правительством СССР харьковскому опытному танку «Объект 432», коллектив КБ завода № 183 под руководством Л.Н. Карцева в инициативном порядке продолжил работы по дальнейшему совершенствованию своей боевой машины.

Для увеличения скорострельности 115-мм пушки У-5ТС еще осенью 1960 г. приступили к разработке механизма заряжания, установка которого также позволяла сократить численность экипажа до трех человек ^76*. В марте 1961 г. для этих целей предполагалось использовать пушку У-5ТС без каких-либо существенных изменений, применив выстрелы раздельного заряжания с частично сгораемой гильзой. ОКР получила наименование «Желудь».

В соответствии с тематической карточкой КТ2-035-61 две пушки У-5ТС, приспособленные для механизированного заряжания, Уралмашзавод (ОКБ-9) должен был представить заводу № 183 в I квартале 1962 г. Все доработки пушки У-5ТС, связанные с установкой автомата заряжания (стопорение пушки на угле заряжания, установка контакта (кнопки) «клин – открыт» «клин – закрыт» и изменения по неподвижному ограждению), были согласованы с Уралмашзаводом 17 апреля 1961 г.

Однако в июне 1961 г. на техническом совещании, проходившем на заводе № 183, выяснилось, что при установке механизма заряжания серийная пушка подвергалась более серьезным изменениям, чем предполагалось ранее. Это потребовало выпуска новых рабочих чертежей и технической документации. Кроме того, при создании выстрела раздельного заряжания со сгорающей гильзой выявились значительные трудности по обеспечению его нормального функционирования с оперенным бронебойно-подкалиберным снарядом. В результате Уралмашзавод не укладывался в заданный срок и мог изготовить пушку для механизированного заряжания не ранее III квартала 1962 г. Однако работы по механизации заряжания пушки У-5ТС по теме «Желудь» затянулись до конца 1963 г.

Проект танка с механизмом заряжания получил заводское наименование «Объект 167Ж».

Параллельно с работами по механизации заряжания 115-мм артсистемы в КБ завода № 183 велись аналогичные работы относительно 125-мм гладкоствольной пушки Д-81. В результате совершенствования конструкции танка «Объект 167» с учетом перспективных схем броневой защиты, выполненных филиалом ВНИИ-100, и установки более мощного вооружения в мае 1962 г. появился проект танка «Объект 167М» (в КБ завода № 183 он также обозначался Т-62Б).

В конструкции танка «Объект 167М» КБ завода № 183 воплотило все свои имевшиеся к этому времени наработки по совершенствованию различных узлов, агрегатов и систем, которые прошли отработку в опытных образцах. Созданию новой машины предшествовал неофициальный НТС на тему: «Каким мы видим будущий танк УВЗ», проведенный Л.Н. Карцевым в январе 1962 г. в заводском КБ.

Ю.П. Костенко воспоминал: «Все приняли без обсуждения новую принципиальную схему танка, созданную АЛ Морозовым: экипаж – три человека: командир, наводчик, механик-водитель; пушка с автоматом заряжания; приведенная толщина брони – 400 мм (по схеме НИИ стали); вместо одной центральной – две бортовые коробки передач ^77*. Остальное было отвергнуто. Так, вместо принципиального нового двухтактного дизеля с двухсторонним отбором мощности, который кроме танка, к установке в машины другого типа был не пригоден, было решено ориентироваться на проверенный жизнью и широко применявшийся в народном хозяйстве и армии четырехтактный дизель типа В-2. Поднять мощность этого дизеля можно было реально за счет установки на нем нагнетателя. Вместо ходовой части с принципиально новой мелкозвенчатой гусеницей было решено делать гусеницу, обязательно взаимозаменяемую с танками типа Т-54 (к тому времени в армии было уже около 30 тысяч таких танков). Ходовую часть делать с расчетом на то, что в дальнейшем вес танка будет увеличен до 40–42 т. Автомат заряжания делать бескабинным, обеспечив экипажу условия непосредственного общения в танке, что имело принципиальное значение для морально-психологического состояния экипажа в экстремальных ситуациях при эксплуатации танка и в бою. Практически это были неписанные ТТТ конструкторов УВЗ на новый танк своего завода».

76* Еще в 1956 г. Л.Н. Карцев предложил сократить численность экипажа танка до трех человек, но не получил поддержки ни в Министерстве транспортного машиностроения, ни в Министерстве обороны СССР.

77* Однако, несмотря на упоминание Ю. П. Костенко о бортовых коробках передач, в проекте танка «Объект 167М» была использована центральная коробка передач.

Проект танка «Объект 167М» (Т-62Б), 1962 г.

Продольный разрез.

Вид в плане.

Поперечные разрезы.

Согласно проекту модернизированный танк «Объект 167М», помимо установки 125-мм гладкоствольной пушки Д-81 (предполагалась также возможность монтажа 122-мм нарезной пушки Д-83), стабилизированной в двух плоскостях (стабилизатор «Ливень»), с механизмом раздельно-гильзового заряжания карусельного типа емкостью 21 выстрел (при общем боекомплекте 40 выстрелов), имел комбинированную защиту корпуса и башни. Угол наклона от вертикали верхнего лобового листа корпуса был увеличен с 60 до 68°, а сам он представлял собой пакет из двух 80-мм (наружного) и 30-мм (внутреннего) броневых листов, между которыми располагался 110-мм лист стеклопластика. Литая башня имела вставки из броневого алюминиевого сплава (как и в башне танка «Объект 432»), от которых впоследствии отказались (см. «ТиВ» № 3/2009 г.). На надгусеничных полках устанавливались бортовые решетчатые стальные экраны, а также узкие сплошные стальные экраны, защищавшие топливные баки и оборудование от кумулятивных средств поражения противника.

При стрельбе из пушки в дневных условиях применялись перископический прицел типа Т2С или телескопический прицел с приставкой «Обь» с радиодальномером, ночью – прицел «Луна II» или разрабатывавшийся бесподсветочный прицел «Ключ», а также выстрелы с частично сгорающей гильзой. Начальная скорость бронебойно-подкапиберного снаряда составляла 1800 м/с. Скорострельность за счет введения механизма заряжания достигала 8-10 выстр./мин. В составе силовой установки танка предусматривалось использовать дизель типа В-2 мощностью 551 кВт (750 л.с.) или 574 кВт (780 л.с.) с нагнетателем, усовершенствованные радиаторы, воздухофильтры, топливную и масляную системы, а также усиленные агрегаты трансмиссии.

Вариант машины с повышенным уровнем противорадиационной защиты имел обозначение «Объект 167Д».

Конструкция механизма заряжания «Желудь», предложенная КБ завода N«183, несмотря на меньшую емкость по сравнению с харьковским механизмом заряжания, была значительно проще и надежнее в работе. Кроме того, она обеспечивала возможность перехода (сообщения) членов экипажа из отделения управления в боевое и обратно. Откомандированный в КБ завода им. В.А. Малышева для ознакомления с механизмом заряжания Ю.П. Костенко (в тот период – начальник бюро вооружения и башни КБ завода № 183) так охарактеризовал конструкцию кабинного механизма заряжания танка «Объект 432», разработанную под руководством М.А. Набуговского: «При такой конструкции механик-водитель был изолирован от командира и наводчика, а пороховые заряды артиллерийских выстрелов в сгорающих гильзах располагались вертикально по периметру боевого отделения. Это была в прямом смысле «пороховая бочка». Наряду с этим, такая конструкция отличалась излишней сложностью и была нетехнологична. Меня очень удивило то, что Морозов согласился с таким решением. Был еще один вопрос. Набутовский, в погоне за снижением веса, заменил дублирующий ручной механический подъемный механизм пушки на гидравлический, подключив его к гидравлической системы стабилизатора пушки в вертикальной плоскости. Это оригинальное и красивое, с точки зрения экономии веса и внутренних объемов боевого отделения, конструкторское решение не выдерживало никакой критики с точки зрения особых требований по надежности к дублирующим приводам наведения. Весь смысл дублирующих приводов наведения пушки заключался в том, чтобы в условиях боя, когда в танке откажут и гидравлика, и электрика, но еще сохранит некоторую боеспособность экипаж, наводчик смог, используя только свою мускульную силу и механические приводы наведения, вести огонь из пушки. В этом плане гидравлический ручной подъемный механизм пушки противоречил здравому смыслу».

Другим принципиальным недостатком харьковской конструкции была зависимость закусывания снаряда от угла наклона погона башни к плоскости пушки: заряд тормозился фланцем, а снаряд шел по инерции дальше с некоторым углом, величина которого характеризовалась направлением его силы тяжести в данный момент времени. Это обстоятельство сказывалось на увеличении рассеивания (в тагильской конструкции механизма заряжания этот недостаток был исключен за счет принудительного досылания снаряда вплоть до полного закусывания в канале ствола ^78*). Впоследствии проявился еще один серьезный дефект – неулавливание поддона.

Работы по установке более мощного вооружения в КБ завода им. В.А. Малышева развернулись несколько позднее. Совместное решение ГКСМОТ и Министерства обороны о разработке нового варианта танка «Объект 432» с более мощным гладкоствольным орудием калибра 125 мм или нарезным калибра 122 мм было подписано 11 августа 1962 г. Срок выполнения – август 1965 г.